Глава II. Квалификация поведения субъекта

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 10Следующая ⇒

_ 1. Общие положения

_ 2. Поведение органов исполнительной власти

_ 3. Поведение законодательных органов

_ 4. Поведение судебных органов

_ 5. Поведение местных органов власти

_ 6. Поведение лиц или образований, осуществляющих элементы

государственной власти

_ 7. Поведение органов, предоставленных в распоряжение одного субъекта

другим

_ 8. Превышение полномочий или нарушение указаний

_ 9. Поведение под руководством или контролем субъекта

_ 10. Поведение в отсутствие или при несостоятельности официальных

властей

_ 11. Поведение повстанческого или иного движения

_ 12. Поведение, которое признается и принимается субъектом в качестве

собственного

_ 13. Возможность присвоения государству поведения частных лиц

_ 1. Общие положения

Первым элементом международно-противоправного деяния является квалификация соответствующего поведения данного субъекта в соответствии с международным правом. Этим определяется значение правил, устанавливающих порядок такой квалификации. Они определяют условия, при которых присвоение юридически обоснованно. Иными словами, условия, при которых поведение, будь то действие или бездействие, или серия действий или случаев бездействия, и квалифицируют поведение субъекта.

Как государство, так и международная организация являются единым субъектом международного права. Им как целому принадлежат права и в этом же качестве они несут международную ответственность. Однако реально, как и иные юридические лица, субъекты международного права могут действовать лишь через свои органы. Еще Постоянная палата международного правосудия отмечала: " государства могут действовать только посредством или через своих агентов или представителей" *(293).

В связи с этим возникает вопрос об определении того, какие лица должны считаться действующими от имени государства или международной организации. В своих замечаниях на проект статей ряд правительств указали на то, что основание для присвоения ответственности должно быть достаточно широким, чтобы государства не могли уходить от ответственности, опираясь на формальное определение своих органов*(294).

Ответ на этот вопрос, в первую очередь, призвано дать внутреннее право субъектов, но имеет значение и международное право, которое, в частности, определяет, какие органы официально представляют государство и международную организацию в международных отношениях. По этому вопросу правительства высказали различные мнения. Ряд правительств предложили вообще исключить ссылку на внутреннее право с тем, чтобы не создавать впечатление, будто это является решающим критерием. Ссылались, в частности, на то, что внутреннее право может не содержать исчерпывающего определения государственных органов*(295). Тем не менее, большинство правительств сочло необходимым сохранить ссылку на внутреннее право.

Общее правило: в международно-правовых отношениях субъекту присваивается только поведение его органов, а также иных лиц и образований, действующих по указанию, под руководством или контролем таких органов.

Это правило является общепризнанным, и его значение подчеркивается доктриной*(296). В первую очередь, субъекту присваивается поведение его органов. Поведение любого органа государства или международной организации считается деянием этого государства или организации независимо от того, какие функции этот орган осуществляет и какое положение в системе органов он занимает. Под " органом" понимается любое лицо или образование, которые обладают официальным статусом в соответствии с внутренним правом государства или правилами международной организации.

Это положение издавна утвердилось в международном праве. Отвечая на запрос подготовительного комитета Гаагской конференции 1930 г., правительства единодушно подтвердили, что действие или бездействие органов государства должны ему присваиваться*(297). Третий комитет Конференции единогласно принял проект статьи, предусматривавшей международную ответственность государства в случае любого невыполнения его органами международных обязательств*(298). В деле о расхождениях, касающихся иммунитета от судебного преследования специального докладчика Комиссии по правам человека, Международный Суд определил: " Согласно общепризнанной норме международного права, поведение любого органа государства должно рассматриваться в качестве деяния этого государства. Эта норма... носит характер обычая" *(299).

Рассматриваемое положение воплощено в Статьях об ответственности государств следующим образом:

Статья 4. Поведение органов государства.

Термин " лицо или образование" используется в широком смысле. Он охватывает любые физические и юридические лица, включая должностные лица, министерства, ведомства, департаменты, комиссии, осуществляющие государственную власть.

Изложенное выше общее правило относится mutatis mutandis и к международной организации, которой присваивается поведение ее органов. Международный Суд указал на ответственность ООН за поведение ее органов и агентов*(300). При этом не имеет значения характер органа или официального представителя организации.

Заслуживает внимания положение, согласно которому поведение органа рассматривается как деяние государства при условии, что он действует " в качестве такового", т.е. в своем официальном качестве. При этом не имеет значения то обстоятельство, что лицо использует свое положение в личных целях, злоупотребляет своими полномочиями. Эти положения нашли отражение в международной арбитражной практике.

Генеральная комиссия по рассмотрению взаимных претензий, учрежденная Мексикой и США в решении по делу " Малена" (1927 г.), провела четкое различие между деянием должностного лица, действовавшем в качестве частного лица, и другим его деянием, совершенным в официальном качестве, хотя и с превышением своих полномочий. Только второе деяние было присвоено государству*(301). Аналогичная франко-мексиканская комиссия в деле " Кэра" (1929 г.) исключила ответственность государства лишь в случаях, когда " действие не имело отношения к официальным функциям и фактически было лишь действием частного лица" *(302).

Следует при этом подчеркнуть, что поведение должностного лица в качестве частного лица необходимо отличать от его поведения в официальном качестве с превышением своих полномочий, в нарушение норм, регулирующих его деятельность. В последнем случае его поведение присваивается государству.

Приведенные положения касаются органов и должностных лиц международной организации.

_ 2. Поведение органов исполнительной власти

Высшие органы исполнительной власти являются официальными представителями государства в международных отношениях. Им принадлежит главная роль в осуществлении этих отношений. Поэтому их поведение имеет особое значение. Д.Б.Левин отмечал: " В наибольшем объеме международно-правовая ответственность возникает для государства за действия или упущения его органов, обладающих правом международного представительства" *(303). Это положение было подвергнуто критике П.Курисом, который счел, что едва ли есть основания выделять в этом отношении органы международного представительства, поскольку " объем ответственности в большей степени зависит от характера самого правонарушения" *(304). Последнее замечание справедливо. Однако оно не противоречит особому значению поведения органов международного представительства.

Международное право определяет круг должностных лиц, органов, которые считаются представляющими государство независимо от их статуса по внутреннему праву: глава государства, глава правительства, министр иностранных дел. В определенной мере это относится и к высшим должностным лицам международной организации.

В отношении международных договоров соответствующие положения закреплены Венскими конвенциями. Государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность договора было выражено в нарушение его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры. Исключение сделано лишь для случаев, когда нарушение было явным и касалось его нормы внутреннего права особо важного значения. Аналогичным образом решается вопрос и с внутренними правилами международными организации (ст. 46 Венской конвенции 1986 г.).

Такое положение обоснованно, поскольку согласно как международному, так и внутреннему праву лишь определенные органы могут выражать согласие на обязательность договора для данного субъекта. Иначе решается вопрос в случае международной ответственности. Субъект несет ответственность за поведение любого из своих органов, независимо от его уровня.

Для определения того, что является органом субъекта для целей права ответственности, решающее значение имеет внутреннее право государства или правила международной организации. Вместе с тем, согласно праву международной ответственности и независимо от внутреннего права субъекту может быть присвоено также поведение его органов, выходящее за пределы их компетенции, т.е. действия ultra vires.

В прошлом преимущественно в США была распространена концепция, согласно которой государству может присваиваться поведение лишь его высших органов*(305). Эта концепция нашла отражение и в международной арбитражной практике второй половины XIX в. - начала XX в. В соответствии с данной концепцией ответственность государства за поведение его низших органов возникала лишь при условии, что оно так или иначе было одобрено высшими органами. Объяснение видится в том, что международное право того времени редко достигало низших уровней управления, за исключением случаев нарушения прав иностранцев. Но для этих случаев был предусмотрен особый порядок. Свою роль в распространении рассматриваемой концепции в США сыграли и особенности американской правовой системы*(306).

Международная арбитражная практика XX в. довольно последовательно придерживается того, что государству присваивается поведение органов и должностных лиц на любом уровне. Учрежденная Мексикой и США в 1923 г. Генеральная комиссия по претензиям при рассмотрении дела Ропер не согласилась с позицией Мексики, утверждавшей, что государство не несет ответственности за действия полицейского, поскольку существует норма международного права, согласно которой государство не отвечает за поведение органов нижнего звена. Комиссия решением 1927 г. признала Мексику ответственной. При этом было указано, что " четко установленный общий принцип требует, чтобы каждый раз, когда то или иное государство не выполняет своих обязательств, принятых в рамках международного права, в связи с заслуживающим наказания поведением одного из его граждан (состоящих на его службе), независимо от того или иного положения последнего или его ранга в рамках внутреннего права, оно несло ответственность за противоправные действия своих чиновников" *(307).

В ходе Гаагской конференции по кодификации международного права 1930 г. было внесено предложение установить, что в случае действий или бездействия служащих низшего звена государство не несет международной ответственности, если оно признает неправомочным поведение виновного чиновника и накажет его. Однако это предложение было отклонено*(308).

В связи с действиями чиновников и государственных органов нижнего звена порой возникает вопрос о применении правила исчерпания местных правовых средств. Поэтому следует подчеркнуть, что это правило применимо лишь к иностранным физическим и юридическим лицам, находящимся под юрисдикцией государства. В соответствии с этим правилом они должны использовать все доступные местные правовые средства для защиты своих прав, прежде чем обратиться к отечественному государству с просьбой об оказании дипломатической защиты. Если же действия местных органов непосредственно нарушают международные права государства, то правило об исчерпании местных средств не применяется. В таком случае не возникает вопрос о дипломатической защите.

В качестве примера можно привести случай нарушения местными властями дипломатического иммунитета представителя иностранного государства. Это положение было подтверждено в 1956 г. Институтом международного права, который указал на существование нормы международного права, исключающей применение правила об исчерпании местных средств защиты в случаях, когда деяние посягает на личность, пользующуюся специальной международно-правовой защитой*(309).

Довольно часто возникает вопрос об ответственности государства за действия лиц из состава его вооруженных сил. В прошлом существовали разные подходы к решению вопроса. Окончательно он был решен IV Гаагской конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. Конвенция установила, что воюющая сторона, которая нарушит Положение о законах и обычаях сухопутной войны, " должна будет возместить убытки, если к тому есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее военных сил" (ст. 3). Тем самым установлено правило об ответственности государства за все противоправные действия вооруженных сил во время военных действий.

Государство несет ответственность за поведение не только органов исполнительной власти, но и иных органов, независимо от того, выполняют ли они законодательные, судебные или иные функции. " Иные функции", в частности, означает, что для целей присвоения не имеет значения, что поведение государственного органа носит коммерческий характер (acta jure gestionis)*(310). Так, заключение или осуществление соглашения о поставке товаров государству, в отношении которого Советом Безопасности ООН принято решение об эмбарго, будет квалифицироваться как противоправное деяние.

_ 3. Поведение законодательных органов

Законодательные органы занимают центральное положение в организации государства. Принимаемые ими акты выражают официальную позицию государства. Квалификация поведения законодательных органов государства является общепризнанной нормой международного права, подтвержденной обширной судебной практикой. Постоянная палата международного правосудия по делу о некоторых германских интересах в польской Верхней Силезии (1926 г.) определила, что " с точки зрения международного права... национальные законы... являются волеизъявлением и видом деятельности государств..." *(311)

Это положение практически единодушно поддерживается доктриной. П.М.Курис пишет: " Принцип ответственности государств за противоправное поведение законодательных органов является общепризнанным" *(312). Вопрос о присвоении государству поведения его законодательных органов довольно часто затрагивается авторами, исследующими проблему международной ответственности. Но обстоятельных исследований этого вопроса немного*(313). Между тем его значение существенно возрастает в условиях глобализации.

Интернационализация общественной жизни определяет тот факт, что международное и внутреннее право все чаще касаются одних и тех же вопросов. Отсюда растущее значение проблемы их гармонизации*(314). С другой стороны, такое положение расширяет возможности возникновения противоречий между национальным правом и правом международным. Приходится констатировать, что в целом правовые системы государств не готовы к новому уровню взаимодействия с международным правом. Причин тому немало, но, пожалуй, главная из них состоит в низком уровне международно-правового сознания парламентариев.

Это обстоятельство довольно часто отмечается специалистами. Американский профессор Р.Тернер констатирует: " К сожалению, Конгресс в целом понимает международное право не в большей мере, чем большинство американцев" *(315). Ситуация в других странах принципиально не отличается.

Известно немало случаев, когда издание противоречащих международному праву законов вызывало серьезные осложнения в отношениях между государствами. Особенно богата такими случаями практика конгресса США*(316). Достаточно вспомнить Закон о взаимном обеспечении безопасности 1951 г., который предусматривал финансирование подрывной деятельности против социалистических стран. Как известно, он вызвал весьма энергичную реакцию со стороны последних.

Социалистические страны не были единственным объектом международно-противоправных законов США. Начиная с 1950-х гг. экстратерриториальное применение американского законодательства об экспортном контроле было предметом постоянных споров между США и их союзниками*(317). Известный швейцарский юрист Л.Вильдхабер по этому поводу писал: " Во имя своих национальных интересов и продвижения своих экономических концепций Соединенные Штаты готовы... обязать весь мир уважать их антитрестовские законы" *(318). В конце концов другие страны вынуждены были в качестве меры противодействия принять законы, препятствующие экстратерриториальному применению законов США (так называемые " блокирующие законы" )*(319).

Американские законы установили экономическое эмбарго в отношении Кубы. Эти действия неоднократно осуждались ООН. Так, в 1994 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию 49/9 " Необходимость прекратить экономическое, торговое и финансовое эмбарго, установленное Соединенными Штатами Америки против Кубы". В резолюции была выражена озабоченность " продолжающимся изданием и применением Государствами-Членами законов и постановлений, экстратерриториальное действие которых затрагивает суверенитет других государств...". Ассамблея подтвердила свой призыв ко всем государствам воздержаться от принятия и применения указанных законов " в соответствии с их обязательствами по Уставу Организации Объединенных Наций и международному праву". Против резолюции голосовали лишь США и Израиль*(320).

Осуждение со стороны ООН не остановило США. Так, в 1996 г. был принят закон " Либертад", ужесточивший блокаду Кубы вплоть до распространения на иностранных бизнесменов уголовной юрисдикции США. С протестом против закона выступила Комиссия ЕС. МИД России протестовал против стремления США поставить свое внутреннее законодательство над международным правом*(321).

Случаи принятия законов, противоречащих обязательствам государства по международному праву, встречаются в практике и других стран. В 1966 г. Бундестаг ФРГ принял Закон об освобождении от германской юрисдикции на ограниченный срок, за которым последовали и другие акты, дающие возможность органам ФРГ осуществлять юрисдикцию в отношении немцев, " местожительство или обычное проживание которых находятся вне пределов действия Основного закона". ГДР неоднократно заявляла протест против такого рода нормативных актов. Так, на встрече с канцлером ФРГ в мае 1970 г. глава правительства ГДР заявил, что указанные акты представляют собой постоянное и серьезное нарушение общепризнанных норм международного права*(322).

Приведенные факты свидетельствуют о серьезном значении проблемы конфликта законов и международных обязательств, а следовательно, и о значении норм относительно ответственности за принятие и применение международно-противоправных законов. В принятом Третьей комиссией Гаагской конференции по кодификации международного права 1930 г. проекте содержалось положение, согласно которому ответственность возникает, когда ущерб порождается " как из того факта, что государство приняло законодательные постановления, несовместимые с его международными обязательствами, так и из того факта, что государство не приняло законодательных постановлений, необходимых для выполнения этих обязательств" *(323).

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что наступление ответственности за поведение законодательного органа связывается с элементом ущерба. Объясняется это тем, что Конференция рассматривала нормы об ответственности за ущерб, причиненный иностранцам. Возникает вопрос - является ли наличие этого элемента обязательным во всех случаях? Доктрине известны различные точки зрения по данному поводу.

Отечественные юристы в основном придерживаются той точки зрения, что государство при всех условиях несет ответственность за издание закона, противоречащего его международным обязательствам*(324). П.Курис считает, что " среди действий законодательного органа, порождающих международную ответственность государств, в первую очередь, следует указать издание закона или другого нормативного акта, противоречащих международным обязательствам государства" *(325). Аналогичные взгляды высказывают и другие юристы*(326). Э.Хименес де Аречага и А.Танзи считают, что издание закона, противоречащего международному праву, " влечет за собой международную ответственность этого государства" *(327). По мнению других авторов, ответственность наступает лишь в случае применения соответствующего закона, которое наносит ущерб правам другого государства*(328).

Ни практика государств, ни международная судебная практика не дают определенного ответа на этот вопрос. Думается, однако, что с точки зрения современного международного права сам факт принятия международно-противоправного закона представляет нарушение международных обязательств и, следовательно, порождает ответственность. В определенной мере это мнение подтверждается Статьями об ответственности государств и Комментарием к ним, в которых речь идет о поведении законодательных органов в целом без каких-либо оговорок. О том же свидетельствуют и приводимые в Комментарии выдержки из решений международных судов.

В приведенном выше документе Гаагской конференции 1930 г. говорится, что ответственность возникает, когда ущерб вытекает " из того факта, что государство не приняло законодательных постановлений, необходимых для выполнения этих обязательств". Это положение справедливо именно для случая, когда имеет место ущерб. Если же этот элемент отсутствует, то положение несколько иное. Как мы знаем, противоправным деянием является не только действие, но и бездействие, влекущее нарушение обязательства. Поэтому государство несет ответственность и за непринятие закона, необходимого для реализации обязательства. Но, как правило, такая ответственность наступает лишь в том случае, если принятие соответствующего закона прямо предусмотрено. Это мнение разделяется многими авторами*(329). Объясняется это тем, что государство может обеспечить выполнение обязательства и без принятия соответствующего закона. Представляется, что ответственность наступает и в том случае, когда принятие закона совершенно необходимо для выполнения обязательства, когда такое действие как бы презюмируется.

Ответственность наступает и в случае отказа государства отменить закон, если это предусмотрено обязательством или прямо вытекает из него. В консультативном заключении 1925 г. Постоянная палата международного правосудия высказала следующее положение: является само собой разумеющимся принципом то, что " государство, которое приняло на себя действительные международные обязательства, обязано произвести в своем законодательстве такие изменения, какие могут быть необходимы для обеспечения выполнения принятых обязательств" *(330).

Нередко высказывается мнение, согласно которому государство несет ответственность не только за законы, но и за иные акты своих законодательных органов, например, резолюций, обращений, в случае их противоречия международным обязательствам*(331). Действительно, в международной практике принято заявлять протест против принятия такого рода актов. В подтверждение зачастую ссылаются на протест Великобритании в 1919 г. по поводу принятия сенатом США резолюции с выражением симпатии к стремлению ирландского народа иметь избранное им правительство.

Случаи протеста на резолюции законодательного органа встречаются довольно часто, особенно когда они отражают официальную позицию государства по вопросу, затрагивающему суверенные права другого государства. Это имеет место и в том случае, если резолюция принимается не парламентом в целом, а его комиссией. В 1983 г. комиссия по иностранным делам сената США приняла резолюцию " о будущем Тайваня". В резолюции, в частности, говорилось, что будущее Тайваня должно быть решено путем, приемлемым для народа Тайваня и в соответствии с законами, принятыми конгрессом США. В ноте правительства КНР, направленной администрации США, был заявлен протест против подобной акции, которая была расценена как посягательство на суверенитет Китая и вмешательство в его внутренние дела. В ноте говорилось, что принятие резолюции о будущем Тайваня представляет собой грубое нарушение общепризнанных норм международных отношений*(332).

Резолюция парламента или его органа, несомненно, является актом государства. Если к тому же резолюция противоречит международным обязательствам государства, то налицо оба элемента международно-противоправного деяния. Тем не менее, пока она не претворяется государством в жизнь, юридическая ответственность не наступает. Речь может идти лишь о политической ответственности. Как уже отмечалось, даже принятие противоречащего международному праву закона не всегда порождает международную ответственность. Это положение подтверждается как международной судебной практикой, так и Комментарием к Статьям об ответственности государств. В них говорится об ответственности за законодательную деятельность.

Анализ дипломатической практики свидетельствует о допустимости протестов как против готовящихся законопроектов, так и против иных актов законодательных органов. Но такого рода упреждающие дипломатические действия еще не означают наступления юридической ответственности*(333).

Изредка высказывается мнение, согласно которому государство несет ответственность даже за высказывания депутатов в парламенте, если они содержат одобрение международно-противоправных действий*(334). Однако это мнение не находит подтверждения ни в доктрине, ни в практике.

_ 4. Поведение судебных органов

Дипломатической практике известно немало случаев, когда государство ссылалось на независимость судебной власти для того, чтобы избежать ответственности за ее поведение. Международной арбитражной практике XIX в. известны случаи признания подобных ссылок состоятельными*(335). В дальнейшем практика стала придерживаться правила: " Решение, вынесенное судебной властью, является действием органа государства" *(336). Признание иного положения означало бы снятие с государства ответственности за поведение важной отрасли его власти. Независимость судебной власти - принцип конституционного права, который определяет ее взаимоотношения с другими ветвями власти. Иначе говоря, речь идет о внутригосударственном распределении компетенции. В соответствии с принципом международной ответственности государство не может ссылаться на свое внутреннее право для того, чтобы избежать ответственности по международному праву. В международных отношениях государства выступает как единый субъект и несет ответственность за деятельность всех своих органов.

Надо сказать, что ответственность государства за действия его судов, находила признание не без труда. Весьма острое обсуждение имело место на Гаагской конференции 1930 г. Тем не менее Конференция признала, что международная ответственность государства вытекает из того факта, что судебное решение, не подлежащее апелляции, явно несовместимо с международными обязательствами данного государства. Как видим, признание ответственности государства за деяния судов было дано в весьма ограниченной форме.

Постепенно более широкое понимание такой ответственности получило распространение как в практике государств, так и в доктрине*(337). Д.Б.Левин писал, что " государство несет ответственность за любые решения своих судов..." *(338). Это положение нашло окончательное закрепление в Статьях об ответственности государств.

Чаще всего в международной практике встречается такая форма противоправного поведения судебных органов, как отказ в правосудии (denial of justice). Она активно обсуждается и в литературе*(339). Однако понимание такого отказа далеко не одинаково ни в международной практике, ни в доктрине. Многие авторы так или иначе придерживаются положения, изложенного в решении международного арбитража 1896 г. по делу Фабиани. Согласно решению, отказ в правосудии охватывает отказ судебных органов выполнить свою функцию, в первую очередь, вынести решение по делу или незаконно затягивать вынесение решения. Это положение практически дословно воспроизводится многими авторами*(340).

Некоторые авторы весьма широко толкуют понятие отказа в правосудии, включая в него медлительность при рассмотрении дела, несправедливые решения*(341). Нередко под этим понимают и очевидные недостатки в управлении судебными органами*(342). Такого рода толкования объясняются стремлением обеспечить судебную защиту иностранцам и их собственности, что имело особое значение для экономически развитых стран. При этом опять-таки нельзя не напомнить о правиле исчерпания местных правовых средств. Если же дело идет о международном обязательстве в отношении другого государства, то в этом случае любое поведение судебного органа, представляющее собой нарушение обязательства, порождает международную ответственность.

_ 5. Поведение местных органов власти

На местные органы власти распространяется общее правило - их поведение квалифицируется как поведение государства, которое несет ответственность в случае, если это поведение нарушает международные обязательства. Положение это нашло общее признание государств. В ходе подготовки Конференции 1930 г. по кодификации международного права правительствам был задан вопрос о том, возлагается ли на государство ответственность " за действия или бездействие органов, осуществляющих государственные функции законодательного или исполнительного характера (коммун, провинций и т.д.)". Все ответы были положительными*(343).

Эта позиция правительств неоднократно подтверждалась арбитражами. Франко-итальянская согласительная комиссия при рассмотрении дела о наследниках герцога де Гиза (1951 г.) определила, что " итальянское государство несет ответственность за выполнение мирного договора даже за Сицилию, несмотря на автономию, предоставленную последней во внутренних отношениях согласно публичному праву Итальянской Республики" *(344).

Сказанное относится и к федеративным государствам, что издавна подтверждается арбитражной практикой. Первым, очевидно, было арбитражное решение еще XIX в. по делу " Монтихо" *(345). В 20-е гг. прошлого века франко-мексиканская комиссия по взаимным претензиям в решении по делу " Пелла" подтвердила " принцип международной ответственности федеративного государства за все действия его отдельных штатов, которые дают повод к претензиям со стороны иностранного государства". При этом было особо отмечено, что эту ответственность " нельзя отрицать, даже если федеральная конституция лишает центральное правительство права контроля за действиями или права требовать от них, чтобы их поведение соответствовало нормам международного права" *(346).

Приведенных положений придерживается и Международный Суд ООН. В решении по делу германских граждан, осужденных и казненных в США без официального уведомления консульства ФРГ, Суд определил: "...Международная ответственность государства возникает в результате действий в этом государстве компетентных органов и властей, каковы бы они ни были..." Несмотря на то, что принятие требуемых Судом мер относится к юрисдикции губернатора штата Аризона, губернатор " обязан действовать в соответствии с международными обязательствами Соединенных Штатов" *(347).

Отмеченное положение является оправданным, поскольку субъекты федераций и по внутреннему праву не являются субъектами международного права*(348). Тем не менее известны предельно редкие случаи, когда федерация предоставляет своим субъектам право заключать под ее контролем соглашения с иностранными государствами по определенному кругу вопросов. Таково положение кантонов в Швейцарской конфедерации, которая фактически является федерацией. Прямую ответственность перед иностранным государством за нарушение такого рода соглашения несет соответствующий кантон.

Ответственность федерации за поведение ее субъектов может быть ограничена договором. Речь идет о получившей распространение " федеральной оговорке" *(349). Оговорка создает определенные привилегии для федеративных государств, давая им возможность принимать и выполнять не весь договор, а лишь те части, которые не затрагивают законодательную компетенцию субъектов федерации. Не случайно практика федеральных оговорок подвергалась критике в литературе*(350).

Идея федеральной оговорки возникла в США в 1915 г. в связи с разработкой Устава Международной организации труда и нашла отражение в Уставе МОТ и ее конвенциях*(351). США ссылались на то, что решение вопросов, которыми предстоит заниматься МОТ, относятся, в основном, к компетенции штатов. В дальнейшем федеральная оговорка стала включаться в многосторонние конвенции, в основном, по правам человека (Конвенция о статусе беженцев 1951 г., ст. 41; Конвенция об ограничении случаев безгражданства 1961 г., ст. 37).

В качестве примера современной федеральной оговорки можно привести ст. 34 Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия 1972 г.: " К государствам-сторонам настоящей Конвенции, имеющим федеральные устройства, относятся следующие положения:

а) в том, что касается положений настоящей Конвенции, выполнение которых является предметом законодательной деятельности центральной или федеральной законодательной власти, обязательства федерального или центрального правительства будут теми же, что и обязательства государств-участников, не являющихся федеративными государствами;

b) в том, что касается положений настоящей Конвенции, выполнение которых является предметом законодательной деятельности каждого из штатов, стран, провинций, кантонов, которые в соответствии с системой федерации не обязаны принимать законодательных мер, федеральное правительство доводит указанные положения до сведения компетентных властей штатов, стран, провинций и кантонов с целью их принятия" *(352).

Практика включения в многосторонние конвенции федеральной оговорки объясняется тем, что международное право все основательней затрагивает вопросы, которые принято считать чисто внутренним делом государства. В результате обостряется коллизия между внутренним и международным правом. Федеральная оговорка позволяет смягчить эту коллизию в наиболее сложных случаях, представляя определенный компромисс.

В плане международной ответственности федеральная оговорка является исключением из общего правила об ответственности федеративного государства, представляет собой " специальный закон" *(353). Она применяется исключительно между государствами, участвующими в соответствующей конвенции. Центральная власть не несет ответственности в случае непринятия субъектом федерации положений, относящихся к его законодательной компетенции.

_ 6. Поведение лиц или образований, осуществляющих элементы государственной власти

В современной жизни государств довольно распространена практика, когда негосударственные или " полугосударственные" органы осуществляют определенные полномочия государственной власти. Нередко бывшие государственные компании после их приватизации сохраняют некоторые регулирующие функции, например, в области энергетики и транспорта.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒