Путешествие к лесному человеку

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 10Следующая ⇒

Колеса поезда выбивали частую дробь. Я лежал на верхней полке, глядя на пробегающие за окном пейзажи. Был август. В это время бабушка всегда куда-то уезжала на несколько дней. Меня с собой не брала, на вопросы отвечала кратко: «Дела у меня, в гости еду». Поэтому ее решение в этот раз взять меня было полной неожиданностью.

В начале августа бабушка получила письмо. Прочитав его, она задумалась и сказала:

– Собирайся. Дня через два-три со мной поедешь.

– Куда, ба? – спросил я.

– В Новгородскую область, к одному удивительному человеку. Да ты сам увидишь, – ответила она.

Весь вечер я приставал к бабушке с расспросами. Она говорила, что поедем мы к человеку, который всю жизнь прожил в лесу.

– Кто он? – любопытствовал я.

– Друид, – ответила она, – вернее, я его так называю. Зовут его Федор Иванович. Лес его любит и слушается. В общем, тебе там понравится.

Из рассказов бабушки я знал, что друиды – это люди, придерживающиеся определенного духовного пути, получившего развитие у кельтских племен и в некоторых скандинавских странах.

Сейчас, лежа на верхней полке, я вспоминал бабушкины истории. Она сидела внизу у столика и читала книгу, время от времени делая пометки на полях.

– Расскажи про друидов, ба, – попросил я, спустившись к ней. Бабушка отвлеклась от своего занятия и улыбнулась.

– Долго же ты терпел, – сказала она, – думала, раньше спросишь. Ну, слушай. Давно это было, никто и не помнит когда, но существовала великая пустота, хаос. Миллионы и миллионы лет находилась она в вечном сне. Но что-то произошло, проснулся хаос, вздохнул, и зародилось внутри него напряжение. Напряжение переросло в желание, желание в нетерпение, а нетерпение в действие.

– Как это, бабушка?

– А вот так. Лежал ты на полке, в окно смотрел, да скучно тебе стало. Захотелось чего-то нового, вот ты и спустился и ко мне пристал. А почему?

Я задумался. Действительно, почему?

– Надоело, – начал я.

– Вот именно, – продолжала бабушка. – Скука – это и есть нетерпение. Оно заставило тебя искать чего-то нового, вот ты и спустился. Не может мыслящее существо однообразие переносить, ему созидать надо. Так и хаос. Вздохнул, и зародилось внутри него мыслящее начало, и начался процесс творения.

– Бабушка, ты мне Библию рассказываешь, – сказал я. – Только там написано, что это Бог был.

– Правильно, миленький, Бог. Только Богом его люди назвали. А тогда имени у него не было. Было нечто, хаос. Вздрогнул хаос, зашевелился, и появилась Вселенная. Как брызги, полетели звезды в разные стороны, закрутились планеты, и среди них наша Земля.

– А в Библии написано, что человека сотворил Бог по своему образу и подобию.

– Может, и Бог, – согласилась бабушка. – Но, думаю, не мог хаос свой образ знать, потому и упорядочил себя в человеческое тело, но это только облик, кукла. Человека же делает человеком истинная мысль, сознание и понимание окружающего. Поэтому человеком человек стал, лишь вкусив от Древа познания добра и зла. Во всех религиях есть понятие некоего древа, от которого произошли люди. Друиды считали, что первоначально хаос принял образ великого Древа мира, которое своими корнями охватило пустоту и сформировало землю, а верхушкой – небо. Из ствола же вышел человек как подобие Бога. Поэтому друиды поклонялись земле и растениям, понимали их душу и умели пробуждать пламя, скрытое в материи дерева.

– А чего его пробуждать? – сказал я. – Дерево и так в печке горит.

– Это не то пламя, а его видимый образ, – ответила бабушка. – Огонь ты видишь, тепло ощущаешь, но все это только внешние проявления той силы, что скрыта в дереве. Наука, кстати, тоже утверждает, что жизнь на Земле началась с растений. Вот и Федор Иванович – душу дерева понимает, поэтому лес ему и послушен. И деревья, и животные, и духи лесные.

– Бабушка, а какие духи в лесу водятся?

– Разные, миленький. Лешие, кикиморки, листосветы и многие другие. Все в этом мире взаимосвязано. Солнышко свою силу в минералы вкладывает. Минералы ее изменяют и растениям отдают. Растения, в свою очередь, в виде пищи и воздуха делятся с животными и людьми.

– Почему человек не может сам эту силу получать?

– Потому что человек только часть этого мира и зависит от него. Ты же не ешь землю?

– Не ем, – согласился я.

– Вот видишь, а растение «ест» и за счет этого живет. Ты же ешь землю уже в виде трав или животного, которое питается травой. Получается, что растение не только является первоисточником жизни на Земле, но и поддерживает ее, видоизменяя космические и земные силы в удобную для восприятия форму. Оно дает человеку и животным пищу и воздух, создает атмосферу, защищающую нас от космических лучей, поглощает вредные газы, своими корнями успокаивает земные недра, поглощая часть земного огня. Даже в смерти своей растение продолжает работать, преобразуясь в уголь, нефть, газ, торф. Оно согревает нас, лечит…

– Бабушка, а почему мы духов лесных не видим? – перебил я.

– Потому что они прятаться умеют.

– Зачем они прячутся?

– Ты в лес часто ходишь? – вопросом на вопрос ответила бабушка.

Я удивленно уставился на нее.

– Почти каждый день, ты же знаешь.

– А зверьков разных часто в лесу встречаешь – зайчиков, белок?

– Редко, – сознался я.

– А почему?

– Они скрываются.

– Значит, лесные жители умеют так схорониться, что, даже пройдя мимо, ты их не увидишь. Так как же ты хочешь увидеть существо, являющееся частицей этого мира и способное имитировать любую его форму, пока оно само не захочет показаться? В природе известно явление мимикрии – у хамелеонов, осьминогов и многих других существ. Оказавшись на каком-либо фоне, они способны полностью его повторить в цветной гамме, став невидимками. Лесные же духи могут повторить окружающую среду не только в цвете, но и в форме. Просто они умеют изменять структуру своего тела, потому и называются духами.

– Ба, а как можно изменить тело?

– Подумай. Ты же видишь примеры этого каждый день. Возьми воду – она может быть в виде жидкости, пара или льда. Так и лесной дух тело меняет, становясь то ручейком, то деревом, то еще чем-нибудь. Главное для человека – научиться мыслить и правильно задавать себе вопросы. Потому что правильный вопрос уже несет в себе ответ. Научишься – и лесных духов увидишь, и этот мир поймешь, и другие миры тоже. Я вот сижу и рассказываю тебе о лесных духах. А для тебя это все равно что сказка. Интересно, но запутанно. Веришь ты только потому, что мне верить привык и сам уже многое видел, чего другим не доводилось. Ты все поймешь, только когда сам с лесным духом встретишься, войдешь в его мир и поживешь его жизнью. Я же тебе все это рассказываю, чтобы дорогу скоротать и дать пищу для мысли.

– Бабушка, а лесные духи злые?

– Нет, миленький, не злые.

– А помнишь, дядя Вася рассказывал, как его с собаками леший четыре дня по лесу кружил, в болото завел так, что чуть не утонули.

Дядя Вася был наш сосед по квартире. Он занимался охотой и разведением охотничьих собак. Человек он был неприятный: жадный, любил выпить и никогда не упускал случая с кем-нибудь поссориться. Поэтому жильцы его не любили.

– Когда лесной дух свой дом защищает, – ответила бабушка, – он может и злым стать. А Василий Сергеевич – человек не добрый, природу не любит и охотой только ради выгоды и убийства занимается. Целый мешок дичи настреляет, потом на рынке сбудет. Плохих людей духи не любят, могут и в лесу закружить, и в болото завести. Сам знаешь, после того случая он больше на охоту не ходит и собак своих продал. Вот какого страха на него леший напустил! А человеку доброму нечего лесного духа бояться, ему он вреда не причинит и при нужде всегда поможет.

За разговорами время летело быстро, и я не заметил, как мы доехали до места. На станции нас встречал огромный старик. Он был такой большой, что бабушка едва доставала ему до плеча. А мне он и вовсе казался великаном. Седой дед с длинной бородой сначала показался мне суровым и жутковатым. Я спрятался за бабушку и потихоньку рассматривал старца из-за ее спины. Тот подошел к нам, наклонил голову и удивительно чистым и густым голосом сказал:

– Здорова будь, Анна Георгиевна. Никак мальчонка твой меня испугался? Неужто так пострашнел?

– Здравствуй, Федор Иванович, – улыбнулась бабушка. – Да кто ж тебя, медведя лесного, на первый раз не пугался? Тут взрослому жутко станет, не то что ребенку.

Они обнялись, и дед посмотрел на меня. Теперь он не выглядел страшным. В седой бороде появилась улыбка, а большие голубые глаза казались добрыми и спокойными.

– Иди-ка сюда, малой, – старик вытащил меня своей лапищей из-за бабушкиной спины и взял на руки. – Замену, что ли, себе готовишь, Анна Георгиевна? – пророкотал дед, разглядывая меня. – И то дело: нельзя память людскую без наследника оставлять. И так мало что осталось…

– Ну, до замены еще далеко, – отозвалась бабушка. – Хотя кто знает? Да ты поставь мальчонку на землю, испугаешь.

Дед хмыкнул, опустил меня и сказал:

– И то верно, ехать пора, лошадь застоялась.

Мы сели на телегу, и рыжая лошадка зацокала по дороге. Ехали мы часа два. Бабушка рассказывала деду Федору о жизни в Ленинграде, о своих больных и о разных других вещах. Старик слушал, кивал головой, упоминал о теплом ключе, хозяине леса и о том, что все уже приехали и ждали только бабушку. Вообще говорил он мало и односложно, а когда мы въехали на лесную дорогу, и вовсе замолчал.

– Что молчаливый такой, Федор Иванович? – спросила бабушка.

– О чем говорить? Это вы, городские да ученые, болтать привыкли, а я больше с лесом говорю, его и слушаю, он мне обо всем и расскажет, и без слов меня поймет. А слова что? Шум один, – ответил дед.

– Знаю я тебя и дружков твоих лесных, – засмеялась бабушка, – какие вы тихие да молчаливые бываете.

Дед что-то пробурчал и подстегнул лошадь.

Серый – загадочный дух леса

Жил дед Федор на краю лесной поляны в маленьком домике, так укрытом под ветвями большого дуба и ореховых зарослей, что, даже стоя рядом, заметить его можно было только случайно. Казалось, деревья и кусты сами оплетали и закрывали его. Мы подъехали к дому, дед увел лошадь, а бабушка села на скамеечку возле стены.

– Ба, а почему дверь открыта? В доме кто-то есть? – спросил я.

– Нет, миленький. Федор Иванович живет один. Всю семью его в войну убили. С тех пор здесь и обосновался. А дверь открыта потому, что не сможет дурной человек в дом войти, сторож здесь хороший.

– Какой сторож, ба, я даже собаки не видел? – недоумевал я.

– Собаки нет, а сторож есть, – сказала бабушка. – Да ты иди, погуляй, осмотрись, сам поймешь.

Я пошел прогуляться вокруг дома. Не успел отойти десяток шагов, как в кустах раздалось шуршанье, и оттуда высунулась, как мне показалось, собачья мордочка. «Ага, значит, собака все-таки есть! » – подумал я и пошел дальше.

Мордочка спряталась в зарослях и больше не появлялась. Я еще несколько раз оглянулся: вдруг собака выскочит и укусит! Но все было тихо. Внезапно я почувствовал, как воздух вокруг меня сгущается. Все становится нереальным и незнакомым. Домик, проглядывающий среди деревьев, исчез. Я стоял в густой тени, среди высоких деревьев, которых только что здесь не было, и не знал, куда идти.

Воздух продолжал сгущаться. Дышать становилось тяжело. Каждой частью своего тела я чувствовал давление. Сердце бешено заколотилось, появился страх, постепенно переходящий в ужас. Захотелось бежать сломя голову. До сих пор не пойму, почему я тогда не заорал и не бросился прочь. Видно, сказались бабушкины уроки поведения в лесу и мое общение с луговым духом.

Я сел на землю, постарался успокоиться и стал звать помощника. Землеройка появилась почти сразу, она подняла мордочку и тонко пискнула. Где-то сзади раздался звук, похожий то ли на хихиканье, то ли на бурчанье, и все прошло. Давление исчезло, страх пропал. Я сидел на тропинке, идущей вокруг дома, который все так же проглядывал сквозь крону деревьев.

– Хватит, Серый, совсем запугал мальца! – раздался густой бас деда Федора.

Он стоял рядом, усмехаясь в седую бороду.

– Ну, вставай, в дом пойдем.

Я поднялся. Ноги ощутимо дрожали, голова кружилась. Идти было тяжело. Дед хмыкнул, взял меня под мышку и понес.

Бабушка была уже в доме и раскладывала на столе продукты.

– Развел нечисти, – сказала она, – шагу ступить некуда. Не место им в нашем жилье, в лесу жить должны!

– Так здесь и есть лес, – усмехнулся дед Федор, опуская меня на пол. – А малец твой не пугливый, видать, хорошо ты его учила. Другой бы уже до станции добежал. Серый свое дело знает!

– Вот я и говорю, нечисти развел, только людей стращать! – Бабушка цыкнула в угол, где что-то шуршало.

Шуршанье прекратилось.

– В доме и то в каждом углу вертятся! От тебя, Федя, не только люди, но, наверное, и медведи шарахаются!

– Кому нужен, тот не шарахается, – усмехнулся дед. – А медведи меня любят. Ладно, хватит разговоры говорить, ужинать садитесь, поздно уже. Да и мальчонка устал.

Бабушка нарезала хлеб, и мы сели за стол. Дом был простой и чистый. Бревенчатые стены, дощатый пол без следов краски, стол, деревянные лавки, кровать, два сундука вдоль стены и тщательно выбеленная русская печь.

Пахло травами, смолой, дымком. И к этому примешивался незнакомый, едва уловимый горьковатый, но приятный аромат. Вся атмосфера дома создавала чувство уюта и покоя. Хотелось прислониться к теплой стене и уснуть. За ужином я откровенно клевал носом. Сказались дорога, новые впечатления, лесной воздух – я и не заметил, как погрузился в сон.

Проснувшись утром, я обнаружил себя лежащим на матрасе, набитом травами, которые источали тот самый горьковатый аромат, что так понравился мне вечером. Бабушка хлопотала у печки.

– Проснулся, миленький, – бабушка улыбнулась, – поднимайся, умывайся и завтракай.

Я встал и вышел во двор. Деда Федора нигде не было видно. Стояла такая тишина, что закладывало уши. Солнце еще только поднималось. На траве и листьях деревьев лежала роса. Было прохладно, тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Я поежился и пошел к умывальнику. Вода в нем была какая-то странная. Попадая на руки, она словно покрывала их голубоватой пленкой, будто масло. И эта необычная вода жгла, жгла не холодом, а жаром.

Тело мгновенно согрелось, сон как рукой сняло. Мир открылся во всех своих красках, точно с глаз сняли матовую пленку. Из кустов вновь показалась собачья мордочка. Но теперь я видел, что она была шире, чем у собаки, с остреньким мохнатым носиком и черными круглыми глазками.

Вслед за мордочкой явился ее обладатель: зверь, размером с небольшого медвежонка, с широкими задними лапками, на которых он и стоял, весь покрытый густой седовато-серой шерстью. И еще я заметил, что, когда существо вылезало из кустов, не дрогнула ни одна ветка, ни одна капля росы не упала с листьев. «Серый свое дело знает! » – вспомнил я слова деда Федора.

– Серый, – позвал я, – Серый.

Существо замерло. Посмотрело на меня бусинками глаз, едва видневшихся среди густой шерсти, смешно хрюкнуло и засеменило в мою сторону, быстро перебирая широкими лапками.

Серый казался толстым и неуклюжим, но умудрился одним неуловимым движением очутиться рядом. Он остановился и опять уставился на меня. Даже вблизи, на свету мне не удавалось четко рассмотреть ни его глаза, ни тело. Глаза выглядели очень темными без зрачков, они не отражали свет и поэтому казались провалами в какую-то черную бездну. Тело, покрытое шерстью, постоянно чуть-чуть менялось, контуры дрожали и расплывались. На нем невозможно было сконцентрировать взгляд.

Мы стояли друг против друга. Наконец Серый поднял переднюю лапу и потянулся ко мне. У него была совсем человеческая ладонь, без шерсти, с очень длинными тонкими пальцами. Они были настолько подвижными, что, казалось, не имели суставов. Одним из этих гибких пальцев существо прикоснулось ко мне. Я словно получил удар током и вскрикнул от неожиданности.

– Хватит, Серый, уйди! – бабушка стояла на крыльце и держала открытую ладонь в направлении Серого.

Существо заметалось и мгновенно исчезло, слившись с кустами, откуда еще некоторое время раздавались обиженные звуки, похожие на поросячье похрюкивание.

– Зачем ты его прогнала, ба, – заныл я. – Он хороший, смешной.

– Он смешной, а мне некогда, да и завтракать пора, – ответила бабушка.

Тайны теплого ключа

Мы пошли в дом. После мытья кожу слегка пощипывало. Казалось, что на ней лопаются малюсенькие пузырьки. За завтраком я спросил:

– Ба, какой водой я мылся? Она жжется.

– Непростая эта вода, а из Теплого ключа. Она любое зло отведет, любую боль исцелить может.

– Что такое Теплый ключ, ба?

Бабушка задумалась. Ее молчание длилось довольно долго, и я уже начал нетерпеливо ерзать на месте, когда она начала свой рассказ.

– Люди говорят, что после Великого потопа вода начала возвращаться на свое место: земная – в землю, небесная – на небо.

Ветхий Завет я хорошо знал и поэтому понимал, о чем говорила бабушка.

– Вышел Ной из ковчега, вывел на землю семью свою и всякую тварь живую. Страшной предстала перед ними земля – мертвой и разрушенной. Поднял Ной руки к небу и воззвал к Богу: «Господи, взгляни на нас, ты спас нас от бурных вод потопа в этом ковчеге не для того ли, чтоб погибли мы на мертвой земле от голода и страданий? Долгое время носили нас волны над бездной, люди и животные истощены и больны…» Услышал Господь мольбу Ноя и ответил ему: «Нет, не погибнете вы от голода и болезней. Ибо оставлю я вам малую толику вод небесных. Оживят они землю, исцелят страждущих, очистят мир от всякого зла».

Забили святые источники, ожила земля, излечились люди и животные. Теперь такие ключи Теплыми называют.

– Бабушка, а их много?

– Люди рассказывают, что много было, да мало осталось.

– Почему?

– Теплые ключи тайну имеют, – продолжала бабушка, – как только возьмут из них воду с корыстной целью, так и иссякнет ключ. Кроме того, каждый год такой ключ освящать надо.

– Ба, а ключ Бог освящает?

– Нет, миленький. Сначала семь страждущих в Святую ночь должны от него исцелиться, а потом Господь его и освятит, ведь для спасения жизни он их создал. Говорят, сам Купала из такого ключа родился, оттого его теплым богом зовут… Ну, ладно, хватит сказки рассказывать. Ты, миленький, пару деньков с Федором Ивановичем поживешь, мне уйти надо.

– Я с тобой, ба!

– Нельзя тебе со мной, мал еще, – сказала бабушка и стала убирать со стола.

Скоро вернулся и дед Федор. Он принес корзинку грибов, брусники, лесных орехов. «На-ка, внучек, орехов погрызи», – сказал дед, протягивая мне горсть. Их было так много, что не хватило и двух моих рук, чтобы удержать все, и половина рассыпалась по земле. Я попрятал орехи по карманам и подобрал упавшие.

Дед тем временем поставил корзинку на лавочку, подстелил листья лопуха и разложил на них бруснику и орехи. Потом пошел умываться. Умывался он медленно, получая огромное удовольствие от этой процедуры. Он тщательно втирал воду в руки, лицо, тело.

– Ну вот, теперь пусть ветер и солнышко водицу осушат, потом можно и за дело приниматься, – сказал Федор Иванович и уселся на лавочку.

– Уже вернулся, Федя? – Бабушка стояла на крыльце. – Хорошо, а то мне собираться пора. Ты тут мальчонку моего не обижай!

– Обидишь его, – фыркнул дед. – Да ты иди, Аннушка. Мы уж как-нибудь тут сами справимся.

Бабушка ушла в дом, а дед Федор повернулся ко мне.

– Ну, внучек, пора дело делать, – произнес он. – Возьми-ка орешки и поколи, серединку выбери, потом в ступе разотри да с ягодками смешай. Пускай на солнышке потомятся.

Дед пошел в дом и вынес большую деревянную ступку с пестом, миску, молоток и ножик. Я сел чистить орехи. Расколов несколько штук, я увидел, что они были еще неспелые, ядрышко совсем маленькое, а вокруг сочная белая вата.

– Федор Иванович, они еще зеленые, – сказал я.

– Это для взрослых я Федор Иванович, а для тебя дед Федя, – отозвался он. – А что орешки не поспели, так то и хорошо. Как поспеют, их только ребятишкам да бабам щелкать, а сейчас они самую силу имеют. Ты серединку-то ножичком выскабливай да и скорлупки не бросай, тоже в дело пойдут.

Я уже заканчивал чистить орехи, когда бабушка вышла из дома. Она была одета в чистое платье, в руках держала небольшой узелок.

– Ну, я пошла, – сказала бабушка. – А ты смотри, Федора Ивановича слушайся, не безобразничай.

– Иди, иди, Аннушка, – отозвался дед. – Мы уж тут поладим.

Бабушка ушла, а старик уселся рядом и принялся чистить грибы. Он внимательно следил за моими действиями и поправлял:

– Да ты не толки их, а растирай. И не торопись, лекарство спешки не любит. Растирай медленно, кругами, в одну сторону, чтобы сок дали.

Я измельчил орехи, выложил в миску и, высыпав туда ягоды, стал перемешивать.

– Вот и хорошо, – сказал дед. – Теперь мы их лопушком накроем и на солнышко поставим, пусть потомятся.

Он накрыл миску лопухом и пристроил на пенек, на солнце.

– Деда Федь, а что это за лекарство будет, от чего?

– Много от чего, – ответил он, – а сейчас, внучек, пойдем за водицей сходим.

Он уже закончил чистить грибы, вытер лавку и аккуратно собрал ореховые скорлупки. Дед взял два большущих деревянных ведра, и мы пошли за водой. Проходя мимо колодца, расположенного сразу за домом, я спросил:

– Деда Федя, куда мы идем? Вот ведь колодец!

– Колодец хороший, – согласился дед, – посуду помыть, скотину напоить, а себе мы водицу из Теплого ключа принесем. Она и силу добавит, и тело очистит, и хворь прогонит.

– Далеко до него?

– Нет, недалеко, километра полтора будет.

Я удивился. Полтора километра! В доме я переставлял пустые ведра и едва смог их поднять – такие они были тяжелые. Дед же нес их легко, играючи, как будто не замечая тяжести.

– Деда Федя, а у нас на даче ведра маленькие, железные. Да и у бабушки маленькие берестяные ведерки…

– Нельзя, внучек, святую воду в железе держать, осквернится. А в берестяном ведерке много не принесешь.

Мы вышли на маленькую полянку, поросшую сочной зеленой травой. С краю находился пригорок с рябиной.

– Ну, вот и добрались. Давай, внучек, посидим тут под деревцем. Место тут хорошее, и воздух живой, – сказал дед, усаживаясь на пригорок.

– Деда, а где Теплый ключ?

– Скоро увидишь, да ты отдохни, непоседа. Лес послушай. Лес, он торопыг не любит.

Я утроился рядом. Привычным жестом погладил верхушки трав и стал шепотом с ними говорить. Травинки обвивали пальцы, ласкались и тихонечко щекотали ладонь. Воздух в этом месте действительно был замечательный. Живой, чистый, прохладный. Он, казалось, сам лился внутрь, успокаивал и снимал жар знойного дня.

– Как здесь хорошо! – невольно вырвалось у меня.

– Да, хорошее место, – согласился дед, который все это время внимательно за мной наблюдал. – Рябинки его стерегут, воду кажут.

– Бабушка рассказывала, что есть люди, которые ивовой рогулькой воду ищут, – сказал я.

– Ивушка всегда к воде тянется, – кивнул Федор Иванович. – Но она любую воду показывает, а рябинка – только чистую или святую, смотря когда ветвь взята. Рябина вообще святое дерево, его всякая нечисть чурается.

– Бабушка говорит, что ты всякой нечисти развел, ступить некуда!

– Это она шутит! – засмеялся дед. – Ты, внучек, с моим Серым уже познакомился, разве он похож на черта?

– Не похож, – сознался я.

– Вот и я говорю, не похож. Лесовик – он существо чистое.

– Так Серый – лесовик?

– А кто же еще? Разве бабушка тебе не рассказывала?

– Нет, про Серого не рассказывала, она про лесного духа говорила.

– Так Серый и есть лесной дух, и не он один. Много их у меня.

Я задумался.

– Деда Федя, а нечисть, она какая?

Старик развеселился еще больше:

– Ну, уж не такая, как Серый! Да и нет у меня здесь ее. А коли доведется – покажу.

Молитва друида

Дед Федор оказался очень веселым разговорчивым человеком. Чувствовалось, что ему не хватало общения и теперь, найдя во мне благодарного слушателя, он с удовольствием рассказывал о лесе, деревьях, ду́ хах и о многом другом.

– Отдохнули, – сказал дед, – теперь можно и водицы набрать.

Он отошел на несколько шагов, опустился на колени, наклонил голову и что-то забормотал. Я тут же подобрался поближе, стал слушать.

– Землица теплая, землица-матушка, терпишь ты нас, неразумных, на теле своем, прощаешь всю боль, все зло, что мы тебе причиняем. Защищаешь и исцеляешь детей своих неразумных, кормишь и поишь…

Странно было видеть этого огромного, совершенно седого человека стоящим на коленях и творящим молитвы земле. Он казался лишним на фоне яркой зелени трав и цветов. И в то же время создавалось чувство, что без него ничего этого и не было бы. Что именно любовью и верой таких людей, сохранивших память и обычаи своих предков, держится этот мир.

Всем видом своего огромного кряжистого тела дед Федор создавал чувство стабильности и незыблемости мироздания, и от него веяло такой силой и покоем, что поневоле вспоминались сказки о Святогоре-богатыре, Микуле Селяниновиче, Илье Муромце и великанах из легенд разных народов. Даже стоящая рядом рябинка заметно наклонила свои ветки, закрывая от солнца и лаская листьями седую голову. Весь мир, казалось, замер, боясь нарушить молитву друида. А дед тем временем продолжал:

– Ты, творящая нас из тела своего, ты, наделяющая нас жизнью, любовью и разумом, ты, дарующая живой огонь и святую воду, ты, породившая теплого Купалу как хранителя мира живого, услышь слова одного из детей своих. Позволь взять от щедрот твоих, от крови твоей водицы святой малую толику, позволь испить от теплого ключа жизни…

Дед поклонился и коснулся головой земли.

Почти сразу раздался звук, похожий на журчание воды. Дед оторвал голову от земли, очертил руками по траве круг, потом свел ладони и вертикальным движением разделил круг надвое. Затем запустил пальцы в землю, поднял дернину. Под дерном оказалась деревянная крышка, закрывавшая небольшой сруб, в котором плескалась вода.

Вода действительно казалась живой, где-то в глубине угадывалось движение. Она то слегка приподнималась, то опадала, создавая иллюзию дыхания. Всю толщу воды заполняли едва заметные маленькие голубые искорки, а может, мне это только почудилось.

Дед взял берестяной ковшик, лежащий на полочке сруба, и начал наливать воду в ведра. Наполнив оба, он вернул ковшик на место, аккуратно закрыл крышку и расправил траву. Перед нами снова был зеленый пригорок. Незнающему человеку и в голову не могло прийти, что под тонким слоем дерна бьет Теплый ключ.

– Пойдем, внучек, – дед легко поднял ведра и широкими шагами направился к дому. Походка у него была легкая и размашистая, я едва успевал за ним. Во дворе нас встретил Серый. Он выглядывал из кустов и обиженно похрюкивал.

– Обижается, внимания ему не уделяют, – усмехнулся дед Федор. Он остановился, поставил ведра на землю и обратился к лесовику: – Не обижайся, Серый. Не с тобой одним общаться, надо и с людьми побыть. Ревнивый и игривый, как кошка. – Дед пожал плечами. – Кошка ты, – повторил он.

Серый тараторил в кустах, но весь не показывался.

– Деда Федя, а почему он из кустов не выходит?

– Лесной дух, когда видимым становится, солнца не переносит. А здесь, – дед нарисовал рукой широкий круг, – всегда тень держится. Видишь, кусты тут густые, и деревья над ними ветки протянули. Вот Серый в этом месте днем и отсиживается. Погоди, свечереет, не выдержит – к дому придет. Ну, пойдем, дел у нас еще много.

Как найти одолень-траву

Дома дед дал мне горсть сушеных луковичек и велел растереть их помельче. Я взял одну и стал рассматривать. На вид она была очень знакомая, но я никак не мог вспомнить, что это за растение. Федор Иванович внимательно наблюдал за мной. Я попробовал луковичку на вкус, понюхал и наконец изрек:

– Тимофеевка, да?

– Верно! Так ее люди зовут, да не всем известно, что корень у нее луковичкой и что у нее еще одно имя есть.

– Да, – обрадовался я. – Бабушка рассказывала, что ее одолень-травой тут называют.

– Молодец, и это знаешь, – похвалил дед. – Вот только одолень-травой она становится, когда взята на Аграфенину ночь[1], при красной луне и между младшими деревьями.

– Деда Федя, а какие деревья младшие?

– В лесу, внучек, осинка да ива младшими считаются. Они хозяевам леса путь указывают и силушку земную притягивают. Вот когда в Аграфенину ночь луна красным глазом землю между ними осветит, а тимофеевка ей серебряным светом ответит, она одолень-травой и становится. Тогда, внучек, она любое зло побороть может, потому что Аграфенину боль на себя приняла, злой стала. Сожми луковку пальцами, сам увидишь.

Я взял луковку и сильно сжал. Рука мгновенно стала тяжелой, онемела до самого плеча, ее заломило. Я вскрикнул и попытался бросить корешок, но пальцы не слушались. Рука опустилась вниз и не желала подниматься. Дед усмехнулся, взял мою ладонь и вынул луковку, затем двумя пальцами легонько стукнул меня по плечу. Руку сразу отпустило, она снова подчинялась моим командам, но еще долго ледяной холод сковывал движения.

– Видишь, какую силу одолень-трава имеет, – сказал дед Федор.

– Почему рука так замерзла? – спросил я, растирая онемевшую конечность.

– Потому что сила в нее вошла, – ответил дед. – А когда человек силу извне принимает, ему всегда холодно делается. Да ты не бойся, это скоро пройдет. Вот силушка по телу разольется, и пройдет.

Старик взял растертые луковки, высыпал в смесь брусники и ореха и продолжил все это смешивать.

– Деда, а почему, когда я луковки растирал, рука не болела?

– Потому, внучек, что пестик из ивы сделан, ива из воды рождена, вот вода силу одолень-травы и сдерживает.

Он переложил смесь из миски в глиняный горшочек, отнес в дом и поставил в печь томиться, а сам продолжал рассказывать.

Как-то очень быстро и незаметно дед Федор стал мне другом. Может быть, благодаря его простоте и своеобразной мягкости, может, еще почему, но не прошло и полдня, а я уже относился к нему, как к бабушке.

– Сейчас, внучек. Состав немножко в теплой печке потомится, потом мы в него медку добавим и в холодок деньков на десять поставим. А как настоится – сок чистотела в него пойдет, кора ивы и корешок рябинки. Это снадобье надо под дубом до полнолуния зарыть, потом процедить, и готово будет.

– Деда, а что им лечить можно?

– Много что, внучек. Такой состав кости быстро сращивает, спину правит, старому человеку сил добавляет, а молодому разум проясняет, с горячкой справляется и камни растворяет. Бывает, и раковая болезнь перед ним отступает.

Дед достал горшочек из печи, понюхал содержимое, подержал над ним руку, удовлетворенно кивнул, добавил в него немного меда и унес в погреб. Вернувшись, он налил еще меда на блюдечко, отрезал ломоть хлеба и протянул мне.

– На, внучек, покушай! Недавно борти[2]проверял, хороший мед в этом году. А я пойду скотину посмотрю.

Скотины у деда Федора было немного: лошадь Клава, коза Люська, две безымянные овцы и четыре курицы с петухом. У Люськи был маленький козленок Васька, который все время то вертелся под ногами, то забегал в дом, вскакивал на лавку, пытаясь что-нибудь стащить со стола.

– Вот я тебя, пострел! – Дед грозил озорнику пальцем. Васька тоненько блеял, будто смеялся, и удирал на улицу.

Мед действительно был замечательный – душистый, с легкой горчинкой, очень нежный. В нем, казалось, собрались все ароматы леса и луга. Я быстро вылизал блюдце, доел хлеб, вышел на улицу и стал ждать деда. Васька тут же подбежал и начал бодаться. Я погладил его по спинке, он обрадовался моему вниманию и весело заскакал по двору. Тем временем вернулся дед Федор. Он посмотрел на резвого козленка, улыбнулся и поманил меня пальцем.

– Пойдем, внучек, с сосной пообщаемся.

«…и дерево отпустило меня»

В десятке шагов от дома стояли несколько сосен. Дед подошел к самой большой, погладил ствол и, приложив к нему ладони, замер. Я подошел к другому дереву и повторил его действия. Сначала ничего не происходило. Сосна тихонечко шумела и поскрипывала. Потом я почувствовал какое-то движение под корой. Оно постепенно усиливалось и передавалось моему телу. Земля покачнулась, задрожала, я потерял чувство реальности. Мне казалось, что я плыву по воздуху, земля под ногами исчезла, словно я стоял на мягкой облачной массе и легкий ветерок нес меня куда-то.

Перед глазами сменяли одна другую картины. Я летел в солнечном свете над деревьями, слегка покачивающимися на ветру, и тело покачивалось в такт с ними. Их верхушки сменились широкой водной гладью изумрудного цвета, затем возникли пики гор, пески, не помню что еще. Я пребывал в чувстве невообразимого блаженства и легкости. Не знаю, сколько это продолжалось, мне показалось, что очень долго.

Вдруг все кончилось. Я все так же стоял, прижав ладони к дереву. Дед Федор был за моей спиной. Он смотрел на меня и улыбался. Тень от сосны все еще упиралась в большой пень. Значит, времени прошло совсем немного.

– Ну что, внучек, познакомился с сосной?

– А что это было, деда Федя?

Федор Иванович уселся на пенек, достал табак, газету и скрутил козью ножку. Не торопясь закурил, посмотрел на солнце и начал рассказывать:

– Мир, внучек, так устроен, что все друг другу помогают. Каждое деревце, каждая травинка, каждый зверек друг от друга помощь имеют. Что один не доделает, то другой за него закончит. Потому и мир держится. Вот пообщался ты с сосенкой – и как теперь себя чувствуешь?

Я прислушался к ощущениям. Тело переполняло чувство спокойной силы и радости. Оно было легким и послушным. Каждая клеточка, казалось, пела, чувствуя связь со всем окружающим миром.

– Хорошо, – неуверенно сказал я, понимая, что этим словом не могу передать всю полноту переполнявших меня эмоций.

– Вот и я говорю, хорошо, – дед глубоко затянулся. – А почему? А потому, что силы от одолень-травы слишком много взял по жадности своей.

– Я не жадный, – обиделся я.

– Всяк человек жадный, – отмахнулся дед. – Так вот, сосенка из тебя лишнюю силу забрала, оттого и полегчало тебе, и глаза прояснились. Сосенка, она всегда от человека лишнее заберет, а что ему нужно – не тронет.

– А бабушка под кленом сидит, – сказал я.

– Клен – дерево женское. С ним хорошо женщинам и детям общаться. Сила у него мягкая, воздушная, – ответил старик. – Да и дубков у вас, наверное, там нет?

– Нет, – согласился я.

– Потому с кленом и общается. Бабушка твоя большим могуществом владеет. Коль дубки были бы, к клену бы не ходила. Ну, пойдем, грибков поедим, солнце к обеду клонится.

После обеда дед Федор куда-то ушел, пообещав рассказать о деревьях вечером, а я поиграл с Васькой и отправился гулять по лесу. Минут через десять я каким-то непонятным образом снова оказался возле дома. Это повторилось второй и третий раз. В какую бы сторону я ни пошел – все время возвращался во двор. Поняв, что что-то здесь не так, я направился к орешнику, откуда сразу высунулась хитрая мордочка Серого.

– Так это ты, Серый, мне в лес ходить не даешь? – Я погрозил ему кулаком.

Серый ехидно похрюкал, посмотрел своими глазками и убрался. Оставив попытки уйти от дома, я подмел двор, побросал кусочки хлеба курам и пошел к сосне. Несмотря на все мои старания, сосна не отвечала.

Маясь от безделья, я опустился на лавочку и стал ждать деда. Он вернулся часа через два, притащил связку каких-то корешков, развесил их в тени и подсел ко мне.

– Молодец, внучек, двор прибрал, – похвалил Федор Иванович и погладил меня по голове. Голова буквально утонула в огромной ладони.

До вечера дед занимался домашними делами – убирался в избе, пропалывал и поливал небольшой огород, колол и складывал дрова. Я по мере сил помогал. Вечером я рассказал ему, как Серый не давал мне уйти в лес и как сосна не захотела отвечать. Он кивнул:

– Правильно, куда ж Серый тебя одного отпустит – заблудиться можешь. А сосна все лишнее уже взяла. Сейчас, внучек, к рябинке пойдем.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 Следующая ⇒