КАК ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ТЕЛЕВИЗИОННАЯ ПЕРЕДАЧА

Стр 1 из 31Следующая ⇒

Войдем в павильон студии телевидения. Три стены павильона глухие, без окон, задрапированы тканью для поглощения звука, чтобы не возникало эхо и голоса звучали бы естественно, как в обычной комнате. В четвертой стене большое, почти во всю длину стены окно. Там, за стеклами - аппаратная и режиссерский пульт, системы управления звуком и светильниками, которые свешиваются с потолка павильона и могут менять высоту, направленность и интенсивность освещения.

Пол павильона гладкий, чтобы можно было бесшумно прокатить по нему телекамеру на особых штативах или на операторском кране. Это специальный подъемник с креслом для оператора и камерой, способной показывать происходящее в павильоне с верхних точек. Еще одна тележка на колесах - так называемый журавль. Он, действительно, похож на «журавля», которым в деревнях достают воду из колодца. Только на конце рычага висит не ведро, а микрофон.

Итак, перед нами то, что называют «материальной базой телевидения» - павильон, камеры, микрофон, осветительные приборы. Здесь есть все необходимое для того, чтобы на экранах телевизоров возникло изображение и зазвучало слово. Стоит только направить объектив камеры на человека, сидящего за столом, как следует осветить его, включить микрофон - и телевизионная, передача началась. Изображение (т. е. свет, отраженный от лица человека) преобразуется в электрические импульсы, которые, пройдя через передатчик в эфир, будут в свою очередь преобразованы телевизором и снова станут изображением человека - на телевизионном экране.

Включение камер происходит в аппаратной. За окном, выходящим в павильон, установлен длинный пульт со множеством рычагов, ручек, кнопок. Перед пультом несколько экранов - точно таких же, как и в домашнем телевизоре, но изображения на эти экраны поступают не по эфиру, а по проводам, и аппараты эти называются не телевизорами, а контрольными мониторами. В буквальном переводе с английского слово monitor значит «предостерегающий», «наблюдающий».

Каждый из мониторов проводами соединен с одной из камер. Мониторы пронумерованы: те же цифры написаны и на камерах. На один из мониторов изображение поступает не с камеры, а с видеомагнитофона. Наконец, есть еще эфирный (или выходной) монитор. На нем можно увидеть то изображение, которое отобрано режиссером на пульте и в данный момент посылается в эфир (или на видеомагнитофон, если программа записывается на пленку).

Каждая из камер посылает на экран монитора изображение находящегося перед ее объективом человека или предмета. Камер в павильоне может быть две, три, пять и более. Кроме камер на тяжелых колесных штативах и операторском кране иногда используют легкую наплечную телекамеру, способную заглянуть в любой уголок студии, даже если здесь соберется целая толпа.

Для большей наглядности опишем сначала, как велись простые студийные передачи из Останкина в 70-е годы. (Небольшие региональные телестудии работают так и сегодня.) Представим, что в распоряжении режиссера всего три камеры, а за столом в студии - три человека.

Итак, сейчас начнется передача.

Камера 1 направлена на заставку, укрепленную на специальном пюпитре: «9-я студия»; на экране монитора 1 мы видим это изображение.

Камера 2 направлена прямо на обозревателя, сидящего за столиком. На мониторе 2 мы видим (анфас) его лицо, занимающее значительную часть экрана, т. е. крупный план.

Камера 3 стоит дальше от столика и чуть в стороне от камеры 2. Поэтому на мониторе 3 изображение обозревателя уже не анфас, а сбоку («в три четверти», как говорят художники); мы видим средний план, т. е. «поясной портрет». Иными словами, камера 3 дает изображение другой крупности и в другом ракурсе, нежели камера 2. Видим мы еще и двух человек, сидящих рядом с обозревателем, - участников передачи А. и В.

Тележка с «журавлем» установлена так, что микрофон висит перед ними - достаточно высоко для того, чтобы не попасть в поле зрения камер 2 и 3, но достаточно низко, чтобы микрофон улавливал звук и можно было говорить, не повышая голоса.

Отданы все необходимые распоряжения; прозвенели звонки, требующие тишины; в павильоне вспыхнуло табло «микрофон включен». По знаку режиссера, ведущего передачу, его ассистент нажимает на пульте кнопку с цифрой «1». И в тот же миг на экране выходного монитора появляется заставка с камеры 1.

Теперь мы видим одно и то же изображение на двух экранах сразу -на экране монитора 1 и выходного. Это же изображение приняли и воссоздали на своих экранах миллионы телевизоров, потому что на передатчик телецентра поступает (через центральную аппаратную, координирующую работу всех павильонов, а их в Останкине больше двух десятков) только то изображение, которое передано на выходной монитор. Другими словами, сейчас в эфир вышла камера 1.

Но вот режиссер дал новый знак, и ассистент нажал вторую кнопку. Автоматически от эфира отключилась камера 1 и одновременно включилась в эфир камера 2. На экране выходного монитора (и монитора 2) и на экранах всех телевизоров крупный план обозревателя, который предлагает вниманию телезрителей новую передачу.

Включена камера 3; на выходном мониторе (и на экранах телевизоров) средний план: обозреватель и его собеседники. Обозреватель представляет их.

Когда называется имя А., средний план сменяется крупным планом; камера 1, подчиняясь оператору, уже отъехала от заставки, стоявшей в другом углу павильона, и бесшумно подкатилась к выступающим. Это произошло, пока в эфире были камеры 2 и 3. За это время оператор направил объектив камеры 1 на А., «взяв» его крупный план. Режиссер увидел на мониторе 1 изображение А. за несколько секунд до того, как обозреватель произнес его имя. И в нужный момент ассистент включил в эфир камеру 1 - после среднего плана, показанного камерой 3.

Камера 2 тем временем направляется на В. По знаку режиссера на выходном мониторе появляется В. крупным планом - в тот момент, когда обозреватель представляет его. Голос обозревателя звучит «из-за кадра», а видим мы сначала одного, затем другого человека. Собеседники представлены. Обозреватель задает им первый вопрос. И снова ассистент режиссера нажимает кнопку, включающую в эфир камеру 3, снова на экранах телевизоров - средний план: три человека, сидящие за столиком.

Но вот после нескольких вопросов и ответов В. просит показать кадры, заснятые на пленке. Ассистент нажимает на соответствующую кнопку, и на мониторе видеоканала (и на эфирном мониторе) появляется новое изображение, получаемое уже не от телевизионной камеры, а с видеоленты, т. е. предварительно зафиксированное.

Процесс, который мы сейчас описали, - это телевизионный монтаж изображений - кадров. В результате телезрители видят на экране непрерывный их поток. Правда, за все то время, пока в эфир передавали кадры с видеоленты, ассистент режиссера не прикасался к кнопке: изображение было смонтировано создателями фильма.

Так работали в 50-70-е годы телевизионщики; сегодня прогресс техники предоставил в их распоряжение множество достижений, облегчающих, упрощающих описанный процесс - трансфокатор (прибор, позволяющий изменять крупность, не трогая камеру с места), электронные заставки, освобождающие камеру от показа рисованного (или написанного) изображения и многое другое. Но в принципе процесс остается неизменным: чередование включенных камер - как на московских, так и на региональных студиях, еще не имеющих всей современной техники.

Чем же эта телевизионная передача отличается от подобных произведений (сообщений) в других средствах массовой информации или видах искусства? Что в этой передаче характеризует специфику телевидения?

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И РАДИОВЕЩАНИЕ

Сравним нашу телепередачу с аналогичной радиопередачей. Кстати, в ряде стран практикуется одновременная трансляция подобных бесед на политические темы по радио и телевидению. На одной из германских телестанций такая передача называется «Утренняя кружка пива», и перед участниками стоят кружки с этим напитком. Радиослушатель, однако, не видит ни этих кружек, ни лиц участников, он довольствуется лишь звучанием их беседы. Совершенно ясно, что эмоциональное воздействие радиопередачи на человека значительно слабее, чем передачи телевизионной. Радио лишено зрительности, а между тем «глаз, называемый окном души, - это главный путь, которым общее чувство может в наибольшем богатстве и великолепии рассматривать бесконечные творения природы, а ухо является вторым...» Так считал великий художник и мыслитель Леонардо да Винчи, и современные исследования вполне подтвердили его мысль. Значительно больше половины объема информации поступает к человеку через зрение. Возможно, в случае политической беседы главное ее содержание все же поступает через слуховой канал. Но очень существенные компоненты теряются.

Когда вы читаете интервью, напечатанные в газете или журнале, вы, конечно, получаете какое-то представление о личности человека, у которого взято интервью. Но, во-первых, представление это может быть и неточным, так как то, что говорил этот человек, вы узнаете не непосредственно от него, а через интервьюера, изложившего его слова на бумаге. Во-вторых, даже и это представление относится больше к интеллектуальной составляющей личности человека; физическая же его индивидуальность скрыта от читателя. В радиопередаче дело обстоит почти так же. «Почти», а не «точно так же» потому, что голос - это все же часть физической сущности человека. Непосредственно, чувственно воспринимая, слушая живой голос, вы получаете некоторую информацию о физической индивидуальности человека: ведь тот или иной тембр голоса, богатство или бедность интонаций, манера говорить - все это само по себе сообщает слушателю дополнительные сведения о говорящем. Иной раз, независимо от содержания речи, независимо от того, что говорит человек, по тому лишь, как он говорит, можно понять не только, что он молод или стар, но и узнать, интеллигентный ли это человек, веселый он или скучный, добродушный или угрюмый. Можно судить о его отношении к людям, о степени его открытости, искренности, т. е. о духовных чертах.

Когда же перед вашим взором лицо этого человека со всеми оттенками эмоций, впечатление, которое на вас производит он и его рассказ, во много раз усиливается. Начинает работать психологический механизм, называемый учеными «фильтр доверия и недоверия». Если облик человека преодолевает этот фильтр, существующий в нашем сознании, воздействие речи усиливается многократно, начинает сказываться эффект внушения, действующий подчас сильнее логических аргументов.

Итак, главное, решающее отличие радиовещания от телевидения состоит в том, что радио воздействует только на слух человека, тогда как телевидение обращено и к его зрению.

Можно было бы назвать множество полностью провалившихся попыток механически повторить радиоспектакль на телевидении. Несоответствие внешнего облика актеров образам персонажей (при полном совпадении голосовых качеств) было бы одной из причин неудачи, притом причиной второстепенной, препятствием, которое можно в конце концов обойти. Ведь можно пригласить для исполнения радиопьесы по телевидению не тех актеров, которые участвовали в радиопередаче, а других, соответствующих по своим внешним данным требованиям драматурга, да и не так трудно придать зрительность, вещественность радиопьесе. Решающей причиной провалов было другое обстоятельство: хорошая радиопьеса обладает специфическими качествами радиодраматургии.

Законы радиодраматургии требуют, чтобы слова, произносимые в радиопьесе, не только выражали идеи и мысли персонажей, но и давали возможность слушателю представить себе зрительно материальную обстановку, в которой развивается действие. В телевизионной передаче надобность в этом отпадает, поскольку обстоятельства места, обстановки, физические данные персонажей познаются зрителем путем непосредственного, чувственного восприятия изображения.

Как только перед человеком появляется изображение, к тому же изображение движущееся, раскадрованное и смонтированное, оно по причинам психологическим и физиологическим становится доминирующим элементом передачи, а звук (речь, музыка, шумы) начинает играть подчиненную роль.

Но ведь радиопьеса была создана в расчете на то, что единственным компонентом передачи будет звук. Что же происходит? Поскольку драматургия радиопьесы предусматривала отсутствие зрительных впечатлений, поскольку радиопьеса была сконструирована в расчете на их отсутствие, сейчас, когда эти зрительные впечатления наличествуют и даже неизбежно становятся главными в восприятии, разрушается основа радиопьесы - ее драматургия.

Мы далеки от мысли отрицать значение слова, звука вообще в телевизионной передаче. Нет сомнения, что в телевидении слово, и произнесенное и непроизнесенное, т. е. то, которое написано в сценарии и адресовано к создателям передачи, играет огромную роль, гораздо большую, чем в кино (в некоторых видах телевизионных передач, в интервью, например, слово имеет решающее значение).

Даже при передаче музыки телевидение отличается от радио. Нужно быть очень квалифицированным зрителем, чтобы уметь отвлечься от облика исполнителя, от его внешней индивидуальности и оценивать одну только музыку. Собственно говоря, правильность этого положения подтверждается еще одним фактом: если бы музыку достаточно было только слушать, то при нынешнем уровне развития радиовещания и систем стереофонической записи давно бы закрылись все концертные залы.

Непременное, самоочевидное условие телевидения состоит в том, что у телевизора есть экран, заполненный движущимся изображением.

Воздействие телевидения на сознание через зрение не так мощно, как, скажем, кино или балета. Но все же наличие экрана означает, что основа телевизионной передачи - образ звукозрительный, воздействующий на сознание и через зрение, и через слух. Нужно помнить, что по причинам физиологическим и психологическим зрение - путь, по которому информация легче, четче и с меньшими потерями достигает сознания.

Мы не стремимся доказать, что радио из-за отсутствия изображения -«низшее» по сравнению с телевидением средство информации и художественного выражения. Прежде всего радио обладает почти безусловной, безграничной вездесущностью. Затем, что важнее, отсутствие зрелищности дает радио определенные преимущества перед телевидением: оперируя одним только звуком, радиовещание способно сильнее влиять на воображение, на творческую фантазию слушателя. Слово - великая сила, однако изображение ограничивает меру использования слова, заставляет принципиально по-иному употреблять его. Заметим еще, что телевидение, по причине все той же зрелищности, больше утомляет человека. Радиопередача, особенно музыкальная, не требует абсолютного сосредоточения слушателя у приемника, как того безоговорочно требует телевидение.

В силу очевидности не будем задерживаться на таких факторах, как отсутствие в радиопередаче многих важнейших компонентов передачи телевизионной: декораций, гримов, костюмов, мизансцен, ракурса, плана и т. п.

Все сказанное приводит к выводу, что существующее по сей день стремление поставить знак равенства между телевидением и радиовещанием, бытующее, например, у радиорепортеров, приходящих работать на телевидение, принципиально ошибочно. Оно приводит к резкому снижению степени воздействия телевизионной передачи на зрителя, ибо игнорирует основу природы телевидения - его зрительность. Опасность, создаваемая таким стремлением, тем более велика, что превратить телевизионную передачу в радийную очень легко.

Значит ли все сказанное об отличиях телевидения от радиовещания, что между ними нет ничего общего? Разумеется, дело обстоит не так.

В техническом аспекте радиопередача и телепередача одно и то же: по эфиру из вещательного центра передаются электромагнитные колебания, принимаемые одновременно в миллионах точек. В первом случае сигнал несет информацию только о звуке, во втором - о звуке и изображении. По этой технической причине программа радио и программа телевидения обращены к аудитории, одинаковой по своему характеру, и, следовательно, радиопрограммы и телепрограммы могут иметь общие цели и задачи.

Основная часть сходства радио и телевидения - это электронные средства доставки сигнала, общность аудитории, практически одинаковые условия восприятия.

Телевизионную передачу, как и радиопередачу, в большинстве случаев воспринимает группа из нескольких человек: три-пять человек около радиоприемника или телевизора составляют в совокупности по России аудиторию в 100-150 млн. человек (около всех радиоприемников или телевизоров). Все особенности телевизионной аудитории: и ее массовость, с одной стороны, и камерность обстановки, в которой воспринимается передача, - с другой, присущи и аудитории радио.

Особенности аудитории закономерно определяют общность содержания радиовещательной и телевизионной программ. Общественные функции телевидения совпадают с общественными функциями радиовещания.

Условия приема программ - серьезный фактор, влияющий на формы и жанры передач. Это относится и к радиопрограммам, и к телевизионным программам, к радиопередачам и телевизионным передачам. Условия, в которых равно находятся радиослушатели и телезрители, объясняют существование на телевидении многих публицистических форм и жанров, издавна существующих на радио, таких, как беседа типа описанной выше «9-й студии» или комментарий, обозрение, информационный выпуск и т. п.

Несмотря на всю важность одинаковых общественных функций радио и телевидения, различия в их выразительных средствах и, следовательно, в приемах и методах воздействия на аудиторию имеют чрезвычайное значение.

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ТЕАТР

Обратимся теперь к другому «родственнику» телевидения - к театру.

Беседа, подобная той, которую мы описали, могла бы происходить на сцене театра. Предположим, что в каком-то спектакле действуют два знаменитых путешественника и репортер, берущий у них интервью. Чем отличалось бы такое интервью (кроме, разумеется, того, что оно вымышленное, игровое) от телевизионного интервью? В чем выразилось бы сходство?

Сходство главным образом было бы в том, что зрители в театре, как и зрители прямой телевизионной передачи, находились бы в одном и том же времени с участниками происходящего интервью. Иначе говоря, зритель в театре и телезритель присутствуют при совершении события, видят его в то самое время, в ту самую секунду, когда оно происходит - в подлинном физическом времени (и пространстве). Это очень важно, очень привлекательно для зрителя.

У телевидения и театра есть еще одна черта сходства - зрелищность. Сидя перед сценой, как и перед экраном, мы видим и слышим происходящее, а не только слышим, как по радио. Значит, у театра экран заимствовал (сначала - киноэкран, а потом экран телевидения) зрелищную сторону действия: костюмы, декорации, освещение, грим и т. п. Из театра пришел на экран и видимый человек - актер, произносимое им слово и, разумеется, сама основа действия - пьеса, сценарий. Журналист, выступающий на телевидении, также должен обладать некоторыми актерскими данными, например исполнять заранее написанный текст в импровизационной манере, избегать скованности, «зажатости» в позах и движениях в кадре. При написании сценария он должен владеть общими законами драматургии (чему посвящен специальный раздел данного учебника).

И на сцене и на телеэкране общим является синтетичность средств воздействия на зрителя: тут и декорации (немаловажный элемент студийной передачи), и литературное слово, и актерское мастерство.

В этом состоит сходство телевизионного, экранного зрелища с театральным, сценическим с точки зрения зрителя.

Но существует еще и другая сторона вопроса, представляющая сейчас для нас гораздо больший интерес и гораздо менее очевидная. С точки зрения создателей телевизионной передачи (сценариста, режиссера, актера) существует еще целый ряд положений, сближающих театр с телевидением. И прежде всего это подлинность времени и пространства. В театре и в телевидении («живом»! ), в отличие от кино, время показа равно времени физического действия. Именно одновременность совершающегося действия и его показ телевизионными камерами не позволяют в данном случае «сжимать» и «растягивать» действие во времени и пространстве.

Театральный драматург может сократить время действия, прибегнув к воображению зрителя, допускающего на сцене театра целый ряд условностей. Так, например, если на сцене начинается урок в школе, который, как известно каждому сидящему в зале, длится сорок пять минут, драматург может, пользуясь способностью зрителя поверить в условность, через пятнадцать минут после начала урока заставить зазвучать звонок, оповещающий о его конце. И зритель легко соглашается на эту условность (это еще не самая большая из условностей театра).

В прямой трансляции настоящего школьного урока, если бы ее кто-либо задумал, такая условность (сокращение времени) подорвала бы доверие зрителя к подлинности происходящего. Следовательно, телевизионный сценарист не вправе пользоваться этим приемом (если речь не идет о записи и последующем монтаже, о чем должен быть осведомлен и зритель; тут «правила игры» иные). Пространственно-временная непрерывность - обстоятельство, если можно так выразиться, технологически общее для театра и прямого телевидения. Отметим, что телевидение обладает гораздо большими, чем театр, техническими возможностями в обращении со временем и пространством; действие может разворачиваться одновременно на многих площадках. И важнейшая из этих возможностей - использование видеомагнитной записи (ВМЗ), монтаж которой позволяет с легкостью преодолевать пространственно-временную непрерывность, подобно тому как это происходит в кино.

Выяснив черты сходства телевидения и театра, обратимся теперь к различиям между ними. Прежде всего, сидя в зале театра, вы видите реальное, объемное пространство сцены, реальных живых людей, реальные предметы, тогда как на экране телевизора перед вами - лишь изображение людей и предметов, лишь сочетания света и тени, а не та материальная среда, с которой мы имеем дело в театре. Конечно, огромное значение для зрителя имеет то, что, включая телевизор, он заведомо, с полной определенностью знает, что (если речь идет о прямой телепередаче) увидит изображение того самого человека, который находится перед камерой в этот момент. Но все-же перед ним не человек, а лишь оптический эффект; перед ним стекло экрана, а не реальность пространства сцены.

Теперь обратимся к зрителю в театре и в телевидении. Собственно, зритель играет роль только в театре, где его в определенном смысле можно назвать участником спектакля. Известно, что от зрителя, от его реакции во многом зависит ход спектакля; публика заставляет актера подчиняться своему смеху, аплодисментам или свисткам; зритель в театре может даже сорвать спектакль.

В телевидении же сценическое действие ограждено от такого вторжения зрителя. Единственное, что в его власти, - выключить телевизор. Но в этот момент он перестает быть зрителем, что к тому же и не влияет на ход передачи.

Таким образом, в телевидении (как и в кино) зритель лишен важного преимущества, которое предоставляет ему театр: положения активного участника игры. Иными словами, в телевидении, как правило, нет «обратной связи», т. е. воздействия зрителя на актера (если не считать таковой телефонную связь в некоторых передачах).

Здесь следует подчеркнуть различия в характере аудитории и условиях просмотра в телевидении и в театре. Телевизионная аудитория как количественно, так и качественно резко отличается от театральной. Ее эмоциональное состояние совершенно иное. Посещение театра для всех, даже для заядлых театралов, маленький праздник - и к нему готовятся! Посещение театра всегда приводит человека в определенное эмоциональное состояние, отличное от того, в котором он пребывал в течение дня. Придя в театр, вы попадаете в иную атмосферу, чем та, в которой живете. Уже в фойе вы вливаетесь в поток нарядно одетых, незнакомых людей, собравшихся в этом здании посмотреть спектакль и, в какой-то мере, себя показать. Ваше состояние резко отличается от того, в котором вы находитесь у себя дома, в кругу своей семьи, в комнате, где экран (а значит, зрелище) привычно располагается на тумбочке в углу, по соседству с домашними вещами. Телезрителя можно скорее сравнить с читателем, чем с театральным зрителем, - в том смысле, что он находится с глазу на глаз с предметом своего внимания.

Есть еще один фактор, разделяющий театр и телевидение, - способность телевизионной камеры (как и кинокамеры) «вырезать» часть пространства. Отсюда происходит еще одно очень важное отличие театра от телевидения - то, как мы видим происходящее действие. Трех человек, сидящих на сцене, мы видим, во-первых, все время в одной и той же крупности, т. е. одним и тем же планом, во-вторых, все время в одном ракурсе, с одной точки зрения. Трех человек, сидящих перед телевизионными камерами, мы видим на экране не так. Вспомните, как режиссер, переключая камеры, меняя точки зрения и крупность, показывал зрителю то одного человека, то другого, то сразу троих.

В театре вы видите все пространство сцены, и другой возможности видеть у вас нет.

На экране можно увидеть часть пространства (ту, которая «вырезана» камерой, ограничена рамкой экрана), т. е. кадр.

Камера имеет возможность приблизиться к человеку или удалиться от него, показать зрителю очень крупно (во весь экран) какую-либо мелкую, но важную для действия деталь, например игральную карту или иголку. Камера может показать человека спереди или сбоку, сверху или снизу. Перемещая камеру, можно показать на экране то, что невозможно увидеть из театрального зала.

Способность камеры менять ракурс и вырезать часть пространства означает возможность монтировать (т. е. собирать) и показывать на экране непрерывный поток изображений. Рама экрана, ограничивающая пространство, - важное средство воздействия на зрителя. Живописец выбирает ту часть пространства, которую он хочет показать, остальное отрезает рамой. Рама экрана, подобно раме картины, устанавливая границу изображения, одновременно позволяет выбрать именно ту часть пространства, которая нас интересует. Зритель в театре, в сущности, сам решает, какой участок сцены должен быть объектом его внимания. Режиссер лишь в большей или меньшей степени помогает зрителю сделать этот выбор с помощью различных приемов, световых эффектов, мизансценировки и т. п. Большая или меньшая степень внимания зрителя в театре обусловливается не только степенью участия в сюжете того или иного персонажа, но и местом актера на сцене.

Внимание телезрителя (как и кинозрителя) на том или ином объекте сосредоточивает телевизионный режиссер, ибо в поле зрения камеры находится не вся сцена (как и в поле зрения театрального зрителя), а лишь тот ее участок, который в данный момент заслуживает, по мнению режиссера, наибольшего внимания. Другими словами, независимо от воли зрителя телевизионный режиссер делает выбор, как бы вырезая из пространства наиболее существенное для зрелища (для зрителя) и переносит это на экран.

Собственно говоря, здесь мы вплотную подходим к проблеме сходства телевидения и кинематографа, а значит, продолжаем исследование отличия телевидения от театра, ибо почти все, что сближает телевидение с кинематографом, удаляет его от театра.

Главное отличие телевидения от театра состоит в том, что телевидение показывает зрителю не реальный мир, а лишь его плоскостное, двухмерное изображение на экране. «Вырезанное» камерой пространство, изображение которого передается на экране, может быть показано в разной крупности, с различных точек зрения и может быть смонтировано. Другими словами, телевизионный экран обладает некоторыми важными качествами киноэкрана.

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И КИНО

Из всех искусств кино ближе всего телевидению, что объясняется наличием экрана, т. е. двухмерного, заключенного в раму движущегося изображения, сопровождаемого звуком. На телевизионном экране, как и на киноэкране, посредством проецирования изображений воспроизводится образ окружающего нас материального мира.

Достоверность кино определяется тем, что всякий кинофильм представляет собой, в сущности, ряд моментальных фотографий. Телевидение технически представляет собой столь же точное изображение на экране людей и предметов, как и фотография, хотя изображение это не закреплено на пленке или на бумаге. Для того чтобы сфотографировать фигуру или предмет, нужно пропустить через систему линз, именуемую объективом, лучи света, отраженные от предмета. Физически до этого момента телевизионная камера и кинокамера работают одинаково. Изображение, подчиненное законам оптики, переносится в первом случае на пленку, установленную за объективом, во втором случае - на так называемую «мозаику», представляющую собой светочувствительную и одновременно электрочувствительную пластинку. Собственно говоря, слово «фотография» означает по-русски буквально «светопись». Только в силу привычности этого термина для определения зафиксированного на светочувствительной бумаге изображения мы не можем применить его к телевизионному изображению; а ведь, в сущности, изображение на телевизионном экране - это тоже светопись с точки зрения физики. Изображение в кино - в такой же мере результат действия прошедших через объектив лучей света и вызванных ими химических процессов, как изображение в телевидении - результат действия прошедших через объектив лучей света и вызванных ими электрических процессов.

Попытка исследовать специфику кинематографа не входит в нашу задачу. Кинематографические средства выражения рассматриваются здесь лишь для того, чтобы сравнить их с выразительными средствами телевидения и установить их общность.

Киноэкран фотографически точно воспроизводит движение, поэтому он может дать нам правдивое изображение того, что происходило перед объективом. Но изображение на киноэкране - непрерывный поток кадров - предварительно смонтировано. Поэтому киноэкран способен обусловить и то, как мы видим.

Выдающийся художник и теоретик кино Вс. Пудовкин в свое время писал, что кино можно считать искусством лишь постольку, поскольку в нем применяется монтаж. Как всякое определение оно содержит в себе некоторое ограничение, однако принципиальная истинность его несомненна.

Телевидение так же, как и кино, точно воспроизводит на экране то, что мы видим, это мы уже выяснили.

Телевидение так же, как и кино, точно воспроизводит на экране и то, как мы видим. Почему? Потому что телевидение, как и кино, обладает способностью к монтажу.

Подробно отличия телевизионного монтажа от монтажа в кино рассматриваются ниже; здесь следует отметить лишь то, что принципиальная способность телевидения к монтированию изображения и есть одно из главных обстоятельств, сближающих его с кинематографом. Различие состоит в методе, в способе монтажа. Если в кино непрерывность потока изображений на экране обусловлена тем, что кинопленку можно разрезать и склеивать, то в телевидении одно изображение непрерывно следует за другим благодаря тому, что в студии работают одновременно несколько камер, включаемых в эфир последовательно. Но с позиции зрителя различия здесь нет.

Наличие экрана дает возможность создателю телевизионной передачи, как и создателю кинофильма (равно как и живописцу), «вырезать» пространство, предложить вниманию зрителя ограниченный его участок. Из этого вытекает понятие плана, т. е. крупности. Как и кино, телевидение способно показать человека или предмет в разной крупности, в разных масштабах изображения. Не касаясь сейчас вопроса о значении плана для проникновения в психологию, внутренний мир человека, не останавливаясь на его роли в ведении рассказа, в обрисовке действия и т. д., скажем только, что возможность пользоваться планами разной крупности - еще одно важнейшее обстоятельство, сближающее телевидение с кинематографом.

Телевидение способно пользоваться всеми изобразительно-выразительными средствами языка кино.

Обилие очевидных качеств, сближающих телевидение с кинематографом, заслоняет в сознании многих не столь очевидные черты различия между телевидением и кино. Однако различия эти существуют, и пренебрежение ими приводит к плачевным результатам.

Прежде всего следует сказать, что, хотя все изобразительные средства кино являются также и средствами телевидения, приемы и методы их использования в телевидении обычно отличаются от приемов и методов кино. Но это еще не самое существенное отличие.

Когда в 1895 г. в кинематографе братьев Люмьер показывали кинофильм «Прибытие поезда», люди, сидевшие в зрительном зале, вскакивали с мест: им казалось, что паровоз едет на них. В реальности изображения паровоза никто из присутствующих не сомневался, ибо они видели фотографически точное изображение паровоза, а факт движения изображения заставлял их поверить в то, что перед ними настоящий, вещественный паровоз. Ведь до тех пор человек еще не видел движущейся фотографии, а коль скоро фотография двигалась, она для человека 1895 г. переставала быть изображением и становилась вещью.

Кинематограф как техническое изобретение завоевал право на существование единственно в силу того, что тогда, в конце XIX в., он вызывал чрезвычайно сильный и несомненный «эффект присутствия». Однако очень скоро этот эффект пропал - и безвозвратно. Но раньше, чем зритель перестал ощущать себя, сидя, в зале кинотеатра, присутствующим при событии, обнаружилось, что сила кино вовсе не в «эффекте присутствия».

Вначале никто не думал, что у кинематографа есть какие бы то ни было достоинства кроме возможности создать иллюзорный «эффект присутствия». Сегодня ни один человек не ощутит себя действительно присутствующим при тех событиях, которые происходят на экране. Лишь силой воображения, разбуженного талантом создателей фильма, зритель способен «отказаться от неверия», принять условность экранного изображения, забыть об эфемерности изображения на экране. (Ощущение это сродни тому чувству, которое вызывает у нас веру в реальность существования персонажей романа.) Все попытки снова вызвать в кино «эффект присутствия» имеют лишь временный и скоропреходящий успех: широкий экран, стереозвук, цвет - все эти технические усовершенствования не помогли кино как искусству подняться на новую ступень, не сделали его более реалистичным, более эмоциональным, более убедительным.

Сила киноискусства обнаружилась, к счастью, раньше, чем истощился интерес к кино как к балаганному аттракциону. И выяснилось, что вовсе не «эффект присутствия», вовсе не способность фотографически точно воспроизвести на экране изображение вещей и людей дают кинематографу право на существование. Сила кино, как оказалось, в самобытных выразительных средствах, какими не обладает ни одно из искусств. Кинематограф располагает своим языком. Несмотря на его близость к театру и литературе, несмотря на его связь с живописью и музыкой, кино есть самостоятельный род искусства.

Телевидение заимствовало у кино его язык. Но при этом прямое телевидение не утратило и никогда не утратит «эффекта присутствия», давно утраченного кинематографом. В самом деле, на киноэкране можно видеть те события, те предметы и тех людей, которые находились перед объективом в прошлом. Телевидение способно показать на экране образ настоящего. Такова основная природная особенность телевидения, отличающая его от кино. Благодаря ей телезритель может иметь дело не с прошлым, а с настоящим, и, следовательно, его чувства носят совсем иной характер - это переживание, одновременное с происходящими событиями.

Термином «одновременность» мы и будем пользоваться впредь для обозначения природной способности телевидения передать на расстояние звукозрительный образ события, действия - для его восприятия зрителем одновременно с этим самым действием.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒