Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Французский ключ и русская шпиономания
Раннее утро. Я бодро шагаю по замерзшей за ночь дороге, похрустывая тонким ледком, затянувшим лужицы. Лес отступил. Возле дороги – зябь, и борозды парят, пригретые солнцем. Удивляюсь: как тут стремительно сменяются времена года! Как быстро шагает весна! Еще несколько дней тому назад, казалось, зиме конца-краю не видать. Когда пошел дождь и снег превратился в синеватую кашицу, то я полагала, что еще долго буду месить ногами эту «шлепоялу». А вот сегодня совсем уже весна. В моей душе землепашца зазвенели какие-то струны, руки тянутся к плугу, и я жадно ловлю первую трель жаворонка. Весна! Перед тружеником полей – вереница дней, полных напряженного труда, беспокойных ночей, постоянной заботы и тревоги. И все-таки это радостная пора надежд на будущее! Вдруг... Что это лежит на дороге? Да ведь это большой новый разводной ключ! «Паровозный» зовут их у нас. Не иначе тракторист его обронил. Растяпа!
Я смотрела на ключ в раздумье. Потерян был он вчера – успел примерзнуть. За ним потерявший его не вернулся. Значит, на заметил. Не сегодня-завтра трактора выйдут в поле. Каково будет этому растяпе без ключа? И я сделала непростительную глупость: вместо того чтобы обойти стороной группу зданий, разукрашенных флагами и лозунгами, я направилась прямо туда, вошла в ворота, над которыми висел транспарант со словами «Добро пожаловать» под надписью с названием колхоза «Путь Ленина», вошла в здание правления и, протягивая ключ одному из тех, кто был в зале, сказала: – Вот ключ, утерянный, должно быть, одним из ваших трактористов. Я нашла его на дороге. Всякий добрый поступок должен быть награжден, но награда моих поступков, верно, на небесах, а на земле с добрыми поступками мне всегда не везло. Когда я повернулась и пошла к двери, один из присутствующих заступил мне дорогу, а другой схватил за плечо. Прежде чем я разобрала, в чем дело, набежала толпа правленцев – узнать их можно было по раскормленным рожам. О том, что допустила ошибку, я поняла лишь тогда, когда во дворе целая орава мальчишек стала кричать: – Шпиона поймали! Немецкого! Откуда-то появились два здоровых лба. Один отобрал у меня рюкзак, а другой крепко ухватил за ворот телогрейки. Через полчаса я услышала: – Ведите ее в Боборыкино в сельсовет и сдайте под расписку. Во дворе уже гудела толпа. В меня полетели камни, палки, комья грязи, и под свист и улюлюканье меня повели, причем двадцать мальчишек еще долго следовали за нами, продолжая швыряться камнями. До Боборыкина – большого села, которое могло бы сойти за небольшой городок, – было километров 6, но будь там все 60, я не успела бы опомниться – до того все это показалось мне глупо и неожиданно. Я знала из литературы и воспоминаний очевидцев прошлой мировой войны и войны гражданской, что когда на фронте дела плохи, то в тылу, как зараза какая-то, распространяется шпиономания. Но Боже мой, за тысячи и тысячи верст, в таком медвежьем углу? Может ли быть что-нибудь глупее? Qui pro quo (путаница (лат.)) встречается не только в оперетте! И вот меня доставили в Боборыкино, в сельсовет. Было уже часов 9, а то и больше, но в сельсовете еще никого не было. Только уборщица мыла полы. Один из моих конвоиров затеял с нею от нечего делать разговор. – Чтой-то ты, тетя Дуся, в воскресенье полы моешь? Ай вчера недосуг было, что ли? – И не говори, родной, – вздохнула старуха уборщица.— Вчера, чай, заполночь все заседали! Я было сунулась с уборкой, да какое там! Ведь приехал самый наґбольший начальник НКВД, из Томска. Ох и страшной, однако. О ем говорят, что ен не только тебя всего наскрозь видит, а и на семь пядей под тобой! Как глянул на меня – аж коленки у меня задрожали. Ты что, тетка, говорит, не знаешь, что теперь война и никаких воскресениев не положено? Велят – сполняй! И думать не моги! «Ну, – думаю – повезло! Попала как кур в ощип! Мало что начальник НКВД, а еще на семь пядей сквозь землю видит. Пропала моя головушка! » Сижу на ларе под окном и грустно смотрю в окошко. Солнце пригревает, весна... На волю бы! Но вот подъезжает бричка, запряженная крупным белым конем. Выскакивает какой-то тип в шинели и подобострастно помогает сойти другому – тоже в шинели, но в фуражке с красным околышком. Оба с портфелями. Слышу обрывки фраз: – Кого привели? Дезертира? Шпиона, говоришь? Ну, посмотрим. Входят, здороваются. Садятся. Тот, кто на семь пядей под землей видит, во главе стола, другой – догадываюсь, что это местный комендант или милиционер, – по правую руку. Мне указывают место напротив. Сажусь. Молчим. Да, у него пренеприятный, пристальный, будто сверлящий взгляд. – Итак, кто вы? Перед ним на столе лежит моя заборная книжка из Суйгинского леспромхоза. Скрывать нет смысла. – Керсновская Евфросиния Антоновна, сослана из Бессарабии, из города Сороки. Начальник – коменданту вполголоса: – Ваши – из Сорок? – Да! – Вы эту знаете? – Н-нет... Но я здесь недавно. Я не умею хитрить и обычно попадаю впросак: как только открываю рот – выдаю себя с головой. Но бывают моменты, когда в течение одной секунды принимаешь решение, до которого за целые сутки размышлений не додумался бы. Вот и теперь после сказанной комендантом вполголоса фразы «я здесь недавно» меня будто озарило. Словами не передать все, что я чувствовала в то мгновение. Наверное, нечто подобное испытывает игрок в покер, когда он все поставил на карту, а карта плохая и вся надежда на блеф. Смотрю в глаза начальнику и начинаю быстро и уверенно: – Меня взяли с сестрой и зятем Прокопенко. У сестры сын был семи лет, и сама она в положении. Поселили нас в деревне Малава. Взгляд начальника в сторону коменданта. Тот кивает. Продолжаю: – Зимой зятя как трудоспособного и меня как одиночку направили на лесоповал. Его там деревом убило. Опять взгляд, опять кивок. – А у сестры преждевременные роды, да еще близнецы. Одного родила, а с другим – неправильное положение. Ее повезли сюда, в Боборыкино, в больницу. Но умерла она. И оба младенца тоже. Опять взгляд и подтверждающий кивок. – Остался племянник, один-одинешенек, сирота. Меня отпустили. Я зятевы вещи взяла. Вот! Тут я показываю на сапоги и военного образца штаны, которые видны из-под юбки, и вытягиваю из рюкзака куртку и кубанку Иры. – Племянник, значит, в Гынгасе. Я за ним и пошла. – А кого вы в Гынгасе знаете? – Препелицу, учителя, и сына его Володю: они там в колхозе пасеку организовали. Они хорошие специалисты по части пчел. Опять взгляд, опять кивок. – Гарганчук с тремя сыновьями. Они слесари-механики на МТС. И еще Попеску Домника Андреевна с дочкой Зиной и сыновьями Яшей и Манолием. Взгляд. Подтверждающий кивок. До сих пор все идет как по маслу. И вдруг... Всегда бывает это «вдруг». – Малава... Это в каком районе? И правда, в каком районе Малава?! Если мне назначено там жить до самой смерти, то не могу же я не знать, в каком это районе?! А я не знаю. Где-то здесь стык трех районов: Шигаровского, Кожушинского и Пихтовского. Но где их граница? В Пихтовском? Шигаровском? В Кожушинском? Я растерялась. И невольно опустила глаза – непроизвольное движение растерявшегося человека. Но что это? Под ногами у меня бумажка – конверт, сложенный треугольничком. Бессознательно, совсем автоматически читаю адрес: «Иоган Штраус, деревня Ювала Кожушенского района». Ювала? -Малава?... И то и другое – чувашские названия. Должно быть, чуваши селились неподалеку; очевидно – тот же район. Подымаю взор и отчеканиваю, глядя в глаза начальнику: – Малава – Кожушинского района! Комендант кивком головы подтверждает. Я, будто невзначай, роняю шапку и вместе с шапкой подымаю конверт. Молчим. Пристальный взгляд действительно сверлит. Просто физически неприятное ощущение. – Вы – ссыльная. А вы самовольно отлучились с места ссылки, а это расценивается как побег. Признайтесь! Значит, все ни к чему. Карта моя бита. Признаться, как будто даже легче стало. Чувство какой-то пустоты. Все потеряно.
– Да! Бежала, – сказала я, твердо глянув ему в глаза. – Откуда? – Суйга. На Чулыме. – Так там же нет лесоповала! – Как так нет? Да мы там американским кроскотом (от англ. cross-cut sau – поперечная пила) такой лесище валили! Пила двухметровая, значит. А деревья... На вершину глянешь – шапка упадет! – Чулым... Суйга? – как бы про себя повторил начальник, бросив беглый взгляд на мою заборную книжку, где действительно эти названия упоминались. Не знаю почему, мне стало как-то спокойно: все стало на свое место: нечего ждать, не на что надеяться. И главное – не надо лгать. Судьба. – Вот что! – вскинул голову начальник. – Если бы вы отлучились дольше чем на три дня, то вас следовало бы судить за побег. Но я попрошу, чтобы комендант, учтя ваши побуждения, был к вам снисходителен! Возвращайтесь в Малаву, заявите о своем возвращении и впредь не самовольничайте. Послезавтра или, может быть, даже завтра начинаются полевые работы, и вам будет предоставлена возможность загладить свою вину. А теперь можете идти. Если бы рухнул потолок, если бы стол вылетел в окно, а оба начальника очутились на шкафу, то и тогда я не была бы более ошарашена, чем сейчас, когда услышала эти слова. – Что же, идите! – повторил он. Стены немного кружились, а пол колебался, как лодка на волнах. Тошнота подступала к горлу. Я сделала невероятное усилие, чтобы не упасть. Он ничего не понял! Он под побегом подразумевал самовольную отлучку из Малавы, то есть километров на 20! А о том, что я бежала из Нарымского края, он и не подозревает! Дрожащими руками я сгребла «вещи моего покойного зятя», сунула их в рюкзак и, пробормотав что-то непонятное, ринулась к двери. – Стойте! А ваша заборная книжка? Она может еще вам пригодиться. Стараясь овладеть собой, я вернулась к столу, взяла злополучную заборную книжку и нашла в себе силы извиниться за рассеянность, поблагодарить, поклониться и спокойно, хотя земля подо мной горела, вышла из помещения сельсовета. Призрак белого коня Спокойствия у меня хватило еще шагов на двадцать-двадцать пять, до поворота за угол, а потом... Боже мой! Откуда иногда силы берутся?
Подобрав юбки, я ринулась с такой быстротой, которой бы позавидовал любой спринтер на беговой дорожке! Куда девались и голод и усталость? Я неслась, как на крыльях, время от времени с ужасом оборачиваясь: мне чудился топот за спиной, и я ожидала, обернувшись, увидеть догоняющую меня бричку, запряженную белым конем. Так, преследуемая призраком белого коня, я оставляла за собой километр за километром. Давно скрылось в голубоватой дымке Боборыкино, а я, то переходя на гимнастический шаг, то опять бегом, все продолжала оглядываться. В чем же разгадка? Обрывки мыслей путались у меня в голове, и я никак не могла понять, что же все-таки произошло? Лишь постепенно положение начало проясняться, и все же я разобралась в этой загадке. Но лишь тогда, когда узнала, что та речка, вдоль которой я шла накануне, петлявшая справа от меня в глубоком и крутом овраге, загроможденном льдинами, называлась Суйга. А где-то южнее, по железной дороге неподалеку от Новосибирска была станция Чулым! Я – из лесозаготовки «Суйга» в бассейне реки Чулым; а тот начальник, который видит на семь пядей под землей, имел в виду эту речку Суйга, на которой расположена станция Чулым! Вот и попробуй доказать, что такого рода qui pro quo (путаница (лат.)) возможно только в оперетте!
Поликратов перстень? * * Поликрат – тиран острова Самоса на Эгейском море (VI век до Р.Х.). Его судьба счастливца отмечена в древнем сказании о его перстне (ср. балладу Шиллера «Поликратов перстень»)
Наконец успокоившись (или просто обессилев), я пошла шагом и вновь обрела способность рассуждать. Что это? Просто ли мне везет? Или жизнь – это цепь случайностей? Замечталась, прощаясь со своими штанами, о том, как собирала коноплю, из прядева которой эти штаны были сотканы, и повстречалась с Анной Пержовской. Анна привела меня в «божеский вид»: я была хорошо помыта, моя одежда выстирана и залатана. Будь я грязной и в лохмотьях, это сразу навело бы на мысль, что я – беглец издалека. И до чего же было удачно, что она мне сообщила все те сведения, которые мне так пригодились для мистификации. И то, что комендант был здесь недавно, еще новый человек, это ведь тоже везение! Даже конверт, попавшийся случайно мне на глаза, помог правильно угадать район, к которому относилась Малава! Везет, как Поликрату: того и гляди боги позавидуют. Впрочем – нет! Я так голодна, что позавидовать мне может разве что голодный волк зимней порой!
Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-29; Просмотров: 591; Нарушение авторского права страницы