Где границы нормы и как уберечь ребенка?

⇐ ПредыдущаяСтр 33 из 33

Родителям, которые хотят, чтобы их сын или дочь нормально и без потерь прошли этап «подросткового группирования», необходимо помнить следующее:

1. В нормальной гармоничной семье, где к увлечениям ребенка относятся с интересом, без излишней серьезности или, наоборот, сарказма, возможности для коррекции даже очень сильных «отклонений» весьма велики. Если подросток слишком много времени уделяет совершенно бессмысленному, на ваш взгляд, времяпрепровождению и это происходит в ущерб учебе, семейным отношениям и т. д., задумайтесь: что именно он там ищет? Может быть, он слишком мало развит интеллектуально и более умные развлечения ему просто не по зубам? Может быть, слишком не уверен в себе, и лишь затерявшись в толпе совершенно одинаковых орущих фанатов чувствует себя комфортно? А может быть, ему не хватает тепла и понимания в семье, и он ищет его среди «единочувственников»? Если вам трудно самим проанализировать этот вопрос, обратитесь за помощью к специалисту. Ответив на него, вы сможете совместно продумать и осуществить систему коррекционных мероприятий.

2. В норме подростковая реакция группирования исчерпывает себя приблизительно к окончанию неполной средней школы. Двадцатилетний рэпер — это уже нонсенс. Конечно, иногда в лесах ленинградской области встречаются двадцати пяти — тридцатилетние эльфы или гномы. Это толкинисты — поклонники многотомного «Властелина Колец» Дж. Р. Толкина. В тех же лесах и на реках встречаются и «старые туристы». Они ходят по азимуту, сидят у костров и задушевно поют туристские песни двадцати-тридцатилетней давности. Мне кажется, что в этом случае мы имеем дело не столько с индивидуальными психологическими проблемами и задержанной реакцией группирования, сколько с общей тоской данного (весьма, кстати, интеллектуально и эмоционального богатого) слоя по ушедшей юности.

3. Не стесняйтесь задействовать свой собственный интеллектуальный потенциал. Будите мозги своих детей, побуждайте их рассуждать над причинами и следствиями на материале их реальной подростковой жизни. Не бойтесь говорить правду, не бойтесь оказаться невежественными в каких-то вопросах. Если вы чего-то не знаете, почитайте соответствующие книги. Почему существует реакция группирования? Что это дает членам группы? Как это происходит у животных? В первобытных племенах? В Древней Руси? Как сейчас? В чем сходство и в чем отличие? Чем референтная группа отличается от объединений павианьей молодежи? В чем ее интеллектуальный, эмоциональный, социальный смысл? Почему люди пробуют наркотики? Что происходит потом? Кто в этом заинтересован? Что такое «иная реальность» и как ее достичь? Что делали для этого эскимосские шаманы? Тибетские ламы? Православные святые? Что делают современные кришнаиты? Баптисты? В чем состоит психофизиологическая суть слушания тяжелого рока, приема ЛСД, пения мантр, повторения православной «Умной молитвы»? В чем сходство и в чем различие? Обсуждайте все эти вопросы серьезно и заинтересованно, запрашивайте примеры у сына или дочери и сами приводите их из своей жизни. Честное слово, вам самим понравится. А как это будет для подростка полезно… Конечно, после ваших бесед он не перестанет быть «кислотником» или «меломаном», но будет хоть как-то осознавать и анализировать происходящее, и увести его «как телка на веревочке» будет уже гораздо труднее.

4. Если у ребенка в детстве были какие-то психоневрологические проблемы, то подростковый возраст для него — чрезвычайно ответственное время. В этот момент испытываются на прочность приобретенные механизмы адаптации нервной системы, и в этот же момент особенно велика опасность срыва. Родителям таких детей следует заранее позаботиться о том, чтобы у ребенка к этому моменту были устойчивые увлечения (кружки, секции, клубы — годится все), какой-то (пусть самый узкий, но относительно привычный и постоянный) круг общения, не особенно много свободного времени и родители в свободном доступе, то есть всегда готовые поговорить, обсудить возникшие проблемы, дать совет и т. д.

5. Если у ребенка отягощенная наследственность (алкоголизм, наркомания, асоциальное поведение, психические заболевания ближайших родственников), то на таких детей в подростковом возрасте тоже надо обратить особое внимание. Лучше, если этот период будет протекать под систематическим контролем специалиста, который будет регулярно встречаться с самим подростком и его родителями. Это позволит в самом начале заметить возможные отклонения. Справиться с ними «в зародыше» гораздо легче, чем иметь дело с запущенной формой. Кроме того, для этих детей справедливо все то, о чем сказано в предыдущем пункте.

Еще о Лене..

Самое главное, что я узнала из первой беседы с Леной, — что в течение пяти лет девочка занималась сначала в секции легкой атлетики, а потом баскетболом, имела первый юношеский разряд. В прошлом году во время тренировки в спортлагере повредила связку. О прыжках пришлось надолго забыть.

— И много по времени ты тренировалась, когда занималась в спортшколе? — спросила я.

— Еще бы, — усмехнулась Лена. — Шесть раз в неделю. Три четыре часа в день. Иначе никаких результатов не будет.

— А для тебя были важны именно результаты?

— Конечно! — широкие плечи взлетели к самым ушам в недоуменном пожатии. — А зачем еще спортом заниматься? Чтобы победить!

— И как же это ты все успевала?

— Да как-то так все получалось. Прибегала из школы, быстро делала что-то из уроков, потом сразу на тренировку, брала с собой спортивную форму и все рэперские приколы. После тренировки переодевалась и ехала на Елизаровскую. Там наши тусуются. Ну, потусовалась — и домой. Хорошо было…

— А теперь?

— Теперь не так все как-то…

Привыкшая в течение пяти лет к чрезвычайно жесткому режиму дня, к огромным физическим нагрузкам, не слишком развитая интеллектуально, но честолюбивая и целеустремленная девочка оказалась буквально выбита из колеи неожиданной травмой. Не заполненные никакой деятельностью временные промежутки вызывали иллюзию одиночества и покинутости. С родителями никогда особого контакта не было. За пять лет они привыкли к тому, что старшая дочка при деле, сама регулирует свой день, и фактически не обращали на Лену внимания. Одноклассники Лениных спортивных страстей тоже не понимали, хотя, может быть, девчонки и радовались втихомолку тому, что гордая, самолюбивая Лена, несмотря на все свои спортивные успехи, которые были гордостью школы, упала-таки «мордой в салат».

Оставалась только музыкальная тусовка. Но и там Лена чувствовала смутное неудовлетворение. Отношения на Елизаровской были поверхностными и неверными, как весенний лед. «Лезть в душу» не рекомендовалось. Те, у кого были деньги, могли чем-то угостить остальных, но никогда не раскрывали источников своих «доходов». Спрашивать считалось неприличным. В спортивном сообществе все было устроено иначе. Там — все на виду, и проблемы одного становились проблемой команды. Решали их тоже сообща, в раздевалке, методом мозгового штурма. К тому же — и это, по мнению Лены, было все же самым важным — в спортшколе занимались делом. А теперь у Лены этого дела не было. Она потеряла его вместе со своей референтной группой.

Однако сдаваться и жаловаться на жизнь не в характере Лены. Она сменила увлечение и занялась рок-н-роллом. Там — большие физические нагрузки, важна техника. Танцевала с такой же искренностью и самоотдачей, как и занималась спортом. Быстро пришел успех. Появились новые друзья. Вроде бы все складывалось хорошо… Но вот все опять рухнуло.

Мы анализировали с Леной каждую мелочь, не торопились. С трудом, но весьма уверенно шевелились Ленины слегка под заржавевшие мозги. С трогательным детским удивлением она встречала каждую новую мысль, каждый поворот проблемы. «Да, это все, конечно, была не дружба. Так, реакция группирования… Как у павианов», — с мстительной радостью повторяла Лена. «И я — павиан, — с грустью признала она в другой раз. — Это мне урок. Я же старалась им понравиться. Раньше это ведь я брала, помалу. Получилось — воровала. Чтобы купить кока-колы, чипсов — чтобы принять их как положено. Понимаете? А они…»

Но что же теперь делать? В спорт уже не вернуться, не нагнать. Лена всегда была ориентирована только на победу, процесс ради процесса — это не для нее.

— А что там у тебя с учебой? Мама жаловалась…

— Да, подзапустила, конечно. Вот смешно — тренировалась и все успевала. Теперь не делаю ни черта и ничего не успеваю…

— А что ты планируешь делать после школы?

— Не знаю, как-то не думала. Поступать куда-нибудь…

— Слушай, но ведь с такими оценками и с такими знаниями, как у тебя сейчас, никуда в приличное место тебе не поступить. На спортивные достижения тебе теперь надеяться нечего… Придется идти, куда берут — тебе оно надо? — Я сознательно играла на Ленином самолюбии. Девушка не особо одарена, но очень упорна. Почему бы и нет?

— Вы так думаете, да? — встревожилась Лена. — А если я нагоню? Позанимаюсь?

— Ну, не знаю, — я с сомнением покачала головой. — Смотря сколько уже упущено. Репетиторы вашей семье, насколько я понимаю, не по карману?

— Это — да, — кивнула Лена. — Бате восьмой месяц зарплату на заводе не платят. Он где-то по утрам газеты грузит, подрабатывает… Но я ведь могу сама…

— Ну, вообще-то сила воли у тебя, конечно, есть, — я решила не перегибать палку. — Но институт тебе, наверное, не потянуть. Если только хороший техникум…

— А почему не институт?! — норовисто выпятила губу Лена. — Что я, хуже других?

— Да я не знаю, — мямлила я. — Заниматься много надо, а ты же привыкла допоздна гулять, то есть этот… рок-н-ролл…

— Да ну его к лешим! — решительно отрубила Лена. — Тут поважнее дела есть. Я думаю, если я прямо сегодня начну и, как тренировки, по три-четыре часа в день, то все смогу нагнать. Васька мне, если что, поможет…

— Васька? — заинтересовалась я.

— Да из класса, очкарик, кличка — Знайка, все ко мне подкатывался… — Лена скорчила презрительную гримаску, сквозь которую медленно, но явственно проступили результаты психотерапии. — То есть он, в общем-то, нормальный парень, и жутко много всего знает, но только ростом мне вот посюда… — Лена черканула ладонью где-то в районе своего плеча. — Но я понимаю, что это неважно, то есть… то есть, если я попрошу, он со мной позанимается — я это хотела сказать…

— Ну вот и славненько, — порадовалась я. — Будешь ты у нас теперь, Леночка, при деле… А в какой ты институт-то собралась?

— А, неважно! — махнула рукой Лена. — А какие они вообще то бывают? Чего вы смеетесь-то? Ладно, ладно, я сама понимаю. Сначала нагоним, потом — разберемся…

— Слушай, Лена! — не выдержала я. — А ты в легкой атлетике чем занималась? Небось, с барьерами бегала?

— Точно! — изумилась Лена и даже открыла от удивления рот. — А выто откуда знаете?!

Сейчас Лена ходит на подготовительные курсы и готовится к поступлению в ЛИТМО. Зачем ей это надо — честное слово, не знаю. Но мама на Лену больше не жалуется. А рок-н-ролл Лена по-прежнему танцует. В свободное время.

Заключение. Работа как работа…

Психологом работать интересно. Только ответственность большая. И неудач много. Рассказала-то я больше про удачи, да еще, конечно, выбрала самые красивые. Все так делают. Я только старалась не врать. Вот, мол, поглядела я на эту семью (или на этого ребенка), и все мне сразу стало ясно — и что у них такое случилось, и отчего это произошло, и как им помочь. Я сама читала такие книги — и всегда удивлялась. То есть автора, конечно, понять можно — это он для престижа старается. И чтобы профессию свою не дискредитировать. Но только как он потом к себе в кабинет приходит? Там-то все не так легко получается, как у него в книжке. Так вот, раньше другим удивлялась, а теперь села сама за компьютер и вижу: тянет, ох, как тянет написать покрасивше да поглаже… «Взглянула это я, значит, на них, и все мне сразу…»

Бывает и так, конечно. Только очень редко, к сожалению.

В основном получается по-другому. Идешь ощупью, как в тумане, да еще по бокам то обрыв, то яма с водой какая-нибудь. А то и не с водой, а с чем-нибудь похуже. Но люди ведь тебе доверяют, идут следом, поэтому пробираешься осторожно, стараешься изо всех сил. Если удалось куда-нибудь дойти, тогда — праздник души, именины сердца. Заблудились по дороге — давайте еще раз попробуем, другим путем. Или уж давайте сами, без меня… Или другого проводника ищите…

Дети психологически беззащитнее, чем взрослые, потому что у них панцирь тоньше, защитных оболочек меньше. Взрослый, если не захочет, то в упор тебя не слышит и не видит, и хоть кол ему на голове теши… А ребенок, хоть и пытается закрыться, но целиком, как наши европейские ежи, еще сворачиваться в клубок не умеет. Есть такие среднеазиатские ушастые ежики. С виду ежи как ежи, только поменьше и в клубок не сворачиваются. Натянут на мордочку колючий капюшончик, и вроде как спрятались. Шипят, подпрыгивают, а брюшко-то открыто — хватай, кто смелый. Вот и дети так.

Поэтому каждое слово важно, каждый жест. Оно ведь все не только в сознании откладывается, но и в подсознании. То есть человек-то о нем забыл или не знает, что оно вообще есть. А там сидит себе какая-нибудь пакость этаким серым кардиналом и потихонечку всей человеческой жизнью управляет (помните даму, у которой «смотреть не на что»? ). Что бы там про Фрейда ни говорили, но в одном он прав — многие неосознаваемые гадости мы с собой тянем из детства. Родители постарались, или учителя, или еще кто.

Все мы своим детям добра желаем. Только не всегда знаем, как это добро до них донести. Да и жизнь по-разному оборачивается. Помните, Воланд у Булгакова говорил: «Люди то, они в целом хорошие, только квартирный вопрос их испортил…»

Квартирный вопрос, должна сказать, по-прежнему актуален. В самом деле, попробуйте сохранить психологическое здоровье, если в однокомнатной малогабаритной квартире пятнадцать лет живут муж, жена, их семнадцатилетняя дочь и пятнадцатилетний сын… Кроме того, часто встречаются «жертвы перестройки», живы еще «жертвы коммунистического режима» и всяких прочих обстоятельств. Теперь к ним добавилась еще и национальная вражда, о которой раньше в нашем городе никто и слыхом не слыхал…

Однако жить все равно надо.

И психолог становится в этой жизни, пожалуй, знаковой фигурой. Мелькают на голубых экранах телевизоров загадочные психоаналитики из «их» благополучной жизни, пестрят журналы не менее загадочными психологическими тестами.

Ответишь на десять вопросов, подсчитаешь двадцать плюсиков и минусов — и доподлинно узнаешь: «Можете ли вы преуспеть в бизнесе? », «Нравитесь ли вы женщинам? », «Хорошая ли вы жена? » и т. д. В газетах рекламируют себя какие-то чудовищные гибриды, готовые за один сеанс «изменить судьбу» и «откорректировать карму». Иррациональные психологи, магические психоаналитики, «творческий синтез учения К. Юнга и древней славянской магии»… Бог им судья и флаг им в руки. Всегда в смутное время находились те, кто обещает спасение прямо сейчас, без всякого труда и за умеренную цену.

Но ясно одно — слово «психология» у всех на слуху. Уходят в прошлое времена «кухонной психотерапии», которая заменяла советскому человеку и психоанализ, и исповедь. Все более модной становится американская «социальная улыбка»: «I am fine, everything is o’key». Но ведь на самом-то деле совсем не о’кей, и проблем выше головы, и нет больше сил таскать все это в себе, да и не во всем можно разобраться самому, без обратной связи. Мужчины чаще используют алкоголь или уход в работу, женщины ищут понимания, задушевной беседы. Дети всегда — страдающая сторона. Я работаю с детьми.

Точнее, с семьями.

В мечтах мне видится идеальный вариант. Молодые люди решили создать семью. Они приходят к психологу, говорят о своих ожиданиях, надеждах, опасениях. Если сложности велики, то будущие супруги посещают группу поддержки, где встречаются с теми, чьи проблемы схожи с их проблемами, вместе, при поддержке ведущего, ищут выход.

Затем начинается жизнь молодой семьи. Если все идет хорошо, то однажды они принимают решение зачать ребенка. И снова — посещение психолога. Он расскажет будущим родителям, как должны пройти грядущие девять месяцев их жизни, чтобы ребенок родился максимально здоровым физически и психически, подготовит отца и мать (обязательно обоих) к ожидающим их событиям и психологическим сложностям, которые чаще всего возникают в этот период.

Затем — рождение ребенка, счастливые хлопоты, но… молодая мать (и часто — молодой отец) безусловно нуждается в психологической поддержке. Так много всего нового, так много тревог, так много индивидуальных, зачастую интимных вопросов, ответы на которые не найдешь ни в одной книжке. Хорошо, если можно спросить у собственных родителей. А если нет?

Ребенок растет, и психолог наблюдает его так же, как участковый терапевт, отслеживает особенности сначала психомоторного, а потом интеллектуального и социального развития. Если все идет хорошо, дает родителям рекомендации по развитию различных психических функций, вместе с родителями определяет оптимальный возраст для начала посещения детского дошкольного учреждения, впоследствии определяет школьную зрелость ребенка и дает рекомендации по выбору школы. Если есть какие-то нарушения, то совместно с невропатологом вырабатывается система коррекционных мероприятий, проводятся занятия с ребенком и его родителями по программе раннего вмешательства. В дальнейшем — регулярные осмотры, беседы, ответы на вопросы и устранение неизбежно возникающих проблем. Особое внимание — подготовке к школе.

Главное, чтобы все это был один и тот же психолог. Он знает эту семью, этого ребенка, семья доверяет ему. Чтобы заговорить о главном, о действительно наболевшем, им не надо тратить время на «притирку» друг к другу, на установление контакта и наведение мостов. Психолог доступен, и семья знает, как и в каких случаях можно к нему обратиться. Подрастающий ребенок изначально формируется как психологически грамотный человек, умеющий в случае необходимости говорить о своих проблемах и, главное, работать с ними (как не хватает этого умения большинству взрослых людей! ).

Достоинств у такой, с позволения сказать, политики — масса, недостатков — практически никаких. Семья всегда знает, куда и когда она может обратиться со своими проблемами, сама выбирает время для этого, знакома с формами работы «своего» психолога, они не вызывают удивления, испуга, обескураженности. Психолог же может отследить результаты своей работы. Меня всегда удивляли рекламные объявления всевозможных экстрасенсов, в которых «вылеченные» ими персонажи потом являются к «кудеснику» только для того, чтобы сообщить, что «Вася бросил пить», а дела в бизнесе идут чрезвычайно успешно. Психологически это совершенно недостоверно. Если все стало хорошо, люди просто живут, а вовсе не бегут куда-то в этом отчитываться. О своих удачах я в основном узнаю в коридорах поликлиники или при случайных встречах на улице. Неудачи возвращаются ко мне в кабинет. Почему же так везет экстрасенсам? Может быть, они вместе с «коррекцией кармы» закладывают в мозг доверчивых посетителей установку «на возвращение»? В принципе, для человека, владеющего техникой гипноза (а тем более «исправляющего судьбу» за один сеанс), это не так уж трудно. Но хорошо ли это?

Если же психолог работает с семьей постоянно, то он доподлинно осведомлен о всех своих удачах и неудачах. Ответственность, конечно, больше, но ведь и результаты лучше.

Все это вместе называется «психологическим сопровождением семьи» и пока в нашей стране существует в основном лишь в мечтах. Правда, мечты эти вполне готовы к воплощению. Семьи, которые готовы работать со своими проблемами (а не доверять их эзотерическим магам), могут сегодня обратиться в одну из вполне официальных структур и выбрать своего психолога. Единственное, на что хочется обратить внимание уважаемых читателей, — выбирайте тщательно! Ведь психолог работает с самой тонкой структурой, какая у нас только есть в индивидуальном пользовании, — с психикой, по-русски — с душой. Не забывайте об этом, особенно если речь идет о психологическом здоровье вашего ребенка. Ведь дети, в сущности, так беззащитны перед лицом наших ошибок…

Автор благодарит всех читателей, которые оставались с ним до конца этой книги. Если в этой книжке вы не нашли ответов на какие-то вопросы, актуальные именно для вас, или у вас возникло желание поговорить с автором лично, что-то спросить, о чем-то рассказать, то вы вполне можете это сделать. Автор — существо совершенно не засекреченное. Работает в детской поликлинике № 47 Московского района города Санкт-Петербурга.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 28 29 30 31 3233