Глава 3.2. Реконструкция фонетики и фонологии

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 15Следующая ⇒

I. Возможность фонетико-фонологической реконструкции.— II. Внутренняя реконструкция.— III. Внешняя реконструкция.— IV. Фонетическая интерпретация реконструированной системы фонем.— V. Установление относительной хронологии фонетических изменений.

I. Реконструкция фонетической и фонологической системы праязыка предполагает установление того, сколько было в праязыке различных фонем и какие это были фонемы.

Любая фонема любого языка обладает целым рядом присущих только ей свойств: это и собственно фонетические признаки (как смыслоразличительные, так и несмыслоразличительные), и способность / неспособность выступать в определенных позициях (в начале и конце слова, в сочетании с другими фонемами), и поведение в определенных условиях, и влияние, которое она оказывает на соседние фонемы. Изменение этих свойств в ходе развития языка происходит неодновременно, например, в финском языке действует правило так называемой " слоговой градации": в начале открытого слога согласные выступают в " сильной" ступени, в начале закрытого слога – в " слабой", ср., например, ottavat `мы берем', oppivat `мы учимся' и otan `я беру', opin `я учусь'. Согласный k, некогда имевшийся на конце форм повелительного наклонения (и бывший его показателем), впоследствии перестал произноситься, но сохранил способность вызывать градационные чередования предшествующих согласных, ср. ota `бери! ', opi `учись! ' – не *otta, *oppi, как ожидалось бы в случае, если бы последний слог был открытым. Подобная неодновременность изменений дает возможность наблюдать пережитки более раннего языкового состояния на материале как различных языков-потомков, так и любого из них в отдельности.

Отметим, что реконструкция позволяет в ряде случаев установить не только наличие в праязыке какого-либо элемента, утраченного к рассматриваемому периоду, но и отсутствие в нем элемента, представленного в более позднем языковом состоянии. Так, в современных тюркских языках звук m может встречаться в начальной позиции, ср., например, тат. mi `мозг', туркм. me{n_}iz `лицо', кирг. mojun `шея' и т. д. Однако исконных слов, которые бы имели начальное m во всех тюркских языках, нет: m- в одних языках соответствует b- в других, ср. туркм. bejni `мозг', азерб. b{a: }niz `лицо', кумыкск. bojun `шея'. Предположение о развитии *m- > b- не позволяет выявить никаких закономерностей этого перехода, в то время как противоположная гипотеза дает возможность сформулировать следующие правила (см. [Дыбо А. 2001]):

- в азербайджанском переход *b- > m- происходит лишь в том случае, если в том же слоге представлен (на синхронном уровне) носовой: m{a: }n `я', min `тысяча', но b{a: }{n_}iz `лицо', bejin `мозг', bojun `шея';

- в туркменском языке переход *b- > m- происходит, если непосредственно за корневым гласным следует рефлекс старого носового (неважно, сохраняющий назальность или утрачивающий ее): men `я', me{n_}iz `лицо', maj (< *ba{n/}) `жир', но bejni `мозг', bujnuz `рог';

- в татарском правило такое же, как в туркменском, но действует после ряда других преобразований, поэтому этимологически тождественные слова могут иметь в татарском и туркменском различные рефлексы начального согласного: тат. mi < *mi{j~} < *bej{n_}i `мозг', m{o: }gez < *m{o: }{n_}ez < *buj{n_}uz `рог'.

Можно видеть, что правила перехода *b- > m- различаются не только с точки зрения условий, но и хронологически (в разных языках они действуют после разных других преобразований). Это является еще одним свидетельством отсутствия начального *m- в пратюркском.

Рассмотрим последовательно внутреннюю и внешнюю реконструкцию фонетики и фонологии праязыка.

II. Внутренняя реконструкция во многом совпадает с синхронным морфонологическим описанием соответствующего языка, — так получается, поскольку в результате фонетических изменений некоторые различия, бывшие в определенный период истории языка фонологическими, переходят на морфонологический уровень.

Так, например, в современном русском литературном языке существует " два разных е": в безударной позиции они не различаются, перед мягким согласным оба выглядят как [е], но перед твердым согласным одно из них переходит в [о], другое же сохраняется без изменения, ср. плеть — пл{е: }тка, но сеть — сетка (в действительности соответствующее синхронное правило устроено несколько более сложно). Отсутствие закономерности, позволяющей предсказать наличие данного чередования, заставляет предположить, что е{1} и е{2} развились из двух ранее различавшихся фонем, при этом сначала произошло позиционное изменение первого е в 'о перед твердыми согласными, а потом фонетическое совпадение обоих е. Свидетельства древних памятников подтверждают это предположение: первое е записывается в них буквой {EЭ}, второе — буквой {Ье} (ять). В некоторых говорах различие между фонемами, обозначавшимися в древнерусском буквами {EЭ} и {Ье}, сохраняется до сих пор: первая произносится так же, как е в литературном языке, вторая - как закрытое е или дифтонг ие.

В санскрите внешне одинаковые a различаются по тому, что одно из них вызывает палатализацию предшествующих заднеязычных, а другое — нет. Первое выступает, например, в редупликационном слоге в форме перфекта, ср.

Таблица 3.2.1.

Презенс (III л. ед. ч.)	Перфект (III л. ед. ч.)
dalati	dad{a_}la	лопнуть
patati	pap{a_}ta	летать
kasati	cak{a_}sa	идти
gadati	jag{a_}da	говорить

Как можно видеть по приведенным примерам, a в корне этим свойством не обладает (иначе было бы *casati, *jadati). Таким образом, можно предположить, что санскритское a наследует по меньшей мере двум разным праязыковым фонемам, одна (не менее, чем одна) из которых была, вероятно, переднерядной (поскольку вызывать палатализацию более свойственно переднерядным фонемам). И действительно, внешние соответствия подтверждают такое предположение: в древнегреческом языке, например, в редупликационном слоге перфекта выступает гласный e, ср. {ge/grapha} `я написал' перф. от {gra/phO}.

Внутренняя реконструкция дает возможность не только обнаруживать совпадения нескольких более ранних фонем в одну, но и выявлять случаи, когда одной фонеме предшествующего языкового состояния соответствует несколько различных фонем состояния последующего. Так, в современном русском языке к и ч, так же, как и г и ж, х и ш, безусловно, являются разными фонемами, ср. лук и луч, гнет и жнет, храм и шрам. Но эти фонемы способны вступать в чередования между собой, ср. рука — ручка, нога — ножка, муха — мушка, м{у/}ка — мучить, много — множить, сухой — сушить, влеку — влеч{е: }т, стригу — стриж{е: }т, могу — может и т. д. Можно заметить, что во всех случаях появления ч, ж и ш за ними следует либо передний гласный — и в мучить, множить, сушить, е в может, — либо элемент, выводимый из переднего гласного: [о] в формах влеч{е: }т, стриж{е: }т явно является " тем же самым" гласным (входящим в состав окончания III лица ед. ч. наст. вр. I спряжения), что и е в может, {0/} в формах ручка, ножка и т. п. чередуется в передним гласным е — ручек, ножек, мушек (ср. отсутствие перехода к в ч перед {0/}, чередующимся с задним гласным о: окно — оконце). Напротив, к, г и х выступают перед задними гласными: муха, влеку, много и т. д. Таким образом, налицо дополнительное распределение заднеязычных с шипящими[5]. Очевидно, когда-то на месте нынешних к и ч (а также г и ж, х и ш) была одна фонема. Для того, чтобы определить, какая это была фонема (иными словами, какой из ее рефлексов — к или ч — является первичным, а какой — вторичным), можно воспользоваться принципом, применяемым в морфонологическом описании: исходным считается тот вариант, который выступает в большем числе различных контекстов. В данном случае исходными должны быть признаны заднеязычные — они могут выступать перед непередними гласными и перед согласными (ср. кровь, мгла, сохнуть), шипящие же встречаются лишь в одном типе контекстов — перед передними гласными (формы типа жнец, шлем возникли либо в результате выпадения передних гласных, следовавших за шипящими, либо в результате заимствований). Такое предположение подтверждается и внешним сравнением: соответствия тех морфем, в которых заднеязычные к и г чередуются с шипящими, демонстрируют заднеязычные рефлексы, ср., например, снег, снежинка и лит. sni{e~}gas, лат. nix `снег', волк, волчица и др.‑ инд. v{r0/}ka- `волк' (соответствием *x является *s, ср. блоха, блошка и лит. blus{a\} `блоха').

Гипотеза о наличии в более раннем состоянии особых фонем, утраченных к наблюдаемому моменту, может основываться на параллелизме рядов чередований. Так, в готском языке так называеые " сильные" глаголы обнаруживают, в частности, следующие ряды чередований:

Таблица 3.2.2

Инфинитив	III л. ед. ч. презенса	III л. мн. ч. претерита
steigan	staig	stigun	`подниматься'
biugan	baug	bugun	`гнуть'
bindan	band	bundun	`связывать'

Эти чередования достаточно сходны и могут быть выведены из единого типа при предположении очень небольшого числа фонетических изменений. Во-первых, принимается гипотеза о переходе *e в i перед u, n, во-вторых, постулируется наличие особого звука — слогового *n, выступавшего в формах III л. мн. ч. претерита и перешедшего поздн{е/}е в un в позиции между согласными. Это позволяет описать приведенные ряды чередований как видоизменения одного прагерманского ряда:

Таблица 3.2.3

Инфинитив	III л. ед. ч. презенса	III л. мн. ч. претерита
*eR	*aR	*{R0}

R — сонант, в данном случае y, w, n; {R0} — сонант в слогообразующей функции, в данном случае — i, u и {n0} соответственно.

Данный пример иллюстрирует принцип, широко применяющийся в реконструкции, — принцип свед{е/}ния всего разнообразия фактов, наблюдаемых в языках-потомках, к минимальному числу праязыковых прототипов.

Этот же принцип использовал Ф. де Соссюр при создании теории, известной сейчас под названием ларингальной (см. [Соссюр 1878/1977]) Он заметил, что для описания морфонологии санскрита достаточно одного гласного и нескольких сущностей особого рода, названных им " сонантическими коэффициентами". Рассмотрим в качестве примера некоторые формы спряжения санскритских глаголов:

Таблица 3.2.4

III л. ед. ч. презенса	Причастие претерита	Инфинитив
ravati	ruta	rotum	`реветь'
jayati	jita	jetum	`побеждать'
bharati	bh{r0}ta	bhartum	`нести'
bhavati	bh{u_}ta	bhavitum	`быть'
nayati	n{i_}ta	nayitum	`вести'
tarati	t{i_}rta	taritum	`переправляться, спасаться'

Корни первой группы в индийской традиции называются ani{t.} (`без i' — имеется в виду то i, которое появляется в инфинитиве), корни второй группы — se{t.} (морфонологически sa‑ i‑ {t.}, `с i'). Морфонологически эта система может быть описана с использованием одного гласного (a), трех сонантов i (в неслоговой функции y), u (в неслоговой функции w) и r, — и одного " сонантического коэффициента" X: корни первой группы имеют структуру C‑ (V)‑ R- (R — любой из сонантов), корни второй группы — C‑ (V)‑ R‑ X‑; X после согласного перед гласным исчезает, X между согласными произносится как i, X после гласного удлиняет этот гласный.

Поскольку известно, что морфонологическая система обычно во многом совпадает с реконструкцией более древней фонологической системы, предложенная Ф. де Соссюром система морфонем, включающая один гласный и несколько " сонантических коэффициентов", была спроецирована на праиндоевропейский уровень.

Фонетическую интерпретацию для соссюровских " сонантических коэффициентов" предложил Г. М{е: }ллер (см. [M{o: }ller 1911]), выдвинувший гипотезу о том, что они могут быть согласными, подобными семитским ларингалам.

Добавим к перечисленным выше еще формы глагола `стоять': прич. sthita, инф. sth{a_}tum. Получается, что долгое a — это V (без последующего R) + X. Но существует три типа таких корней — с a: греч. {histEmi} (< *si‑ st{a_}‑ mi) — {stato/s} (ср. санскр. ti{s.}{t.}h{a_}mi, sthita), e: греч. {tithEmi} `класть' — {thetos} (ср. санскр. dadh{a_}mi, hita) и o: греч. {didOmi} `давать' — {doto/s}. Соответственно, ларингалов в праиндоевропейском должно было быть не меньше трех. Очень заманчиво сопоставить систему ларингальных с системой велярных согласных и предположить, что имелся ларингал *{h$} (после выпадения дающий e‑ огласовку), ларингал *h (после выпадения дающий a‑ огласовку) и ларингал *h{w} (после выпадения дающий o‑ огласовку). Однако следует отметить, что реконструкции многих словоформ, выполненные в рамках ларингальной теории, отражают скорее их морфонологическое представление, нежели реальное произношение в праиндоевропейском языке (см. ниже, Гл. 3.5).

Современная ларингальная теория — сложная и разветвленная область. В различных направлениях ларингалистики дискутируется вопрос о том, как реконструируемые ларингалы соотносятся с реально засвидетельствованными в хеттском языке ларингалами {h(} и {h(}{h(} (существует и такая гипотеза, согласно которой хеттские ларингалы представляют собой отражение праиндоевропейских просодических различий, см. [Герценберг 1989]). Согласно другой точке зрения, соссюровским сонантическим коэффициентам в индоевропейском соответствуют сверхкраткие гласные (обозначаемые символом {э} и называемые " {s^}va indogermanicum" ). Общепринятого мнения о фонетической природе тех сущностей, которые " ответственны" за количество и качество гласных в известных индоевропейских языках, в настоящее время нет.

III. При внешней реконструкции сопоставляются рефлексы праязыковых фонем в нескольких языках-потомках. Каждая фонема праязыка развивалась в языках-потомках по-своему, поэтому из каждой праязыковой фонемы получился особый ряд фонетических соответствий. Рассмотрим в качестве примера некоторые соответствия согласных между русским и латынью:

Таблица 3.2.5

Русский	Латинский
бер(у)	fer({o_}) `несу'
полн(ый)	pl{e_}n(us)
дым	f{u_}mus
два	du{o_}
тр(и)	tr(es)
кровь	cru(or) `запекшаяся кровь'

В скобки заключены части слов, не являющиеся этимологически тождественными; значение латинских слов указано в том случае, если оно отличается от русского.

Устанавливаются следующие ряды соответствий начальных согласных: b — f, p — p, d — f, d — d, t — t и k — k.

Можно предположить, что всякий обнаруженный ряд фонетических соответствий является рефлексом праязыковой фонемы. В данном случае это подтверждается сравнением с другими языками, различающими все эти согласные:

Таблица 3.2.6

Русский	Латинский	Санскрит	Древне-греческий
бер(у)	fer(o) `несу'	(bi)bh{a/}r(mi) `несу'	{phe/r(O)} `несу'
полн(ый)	pl{e_}n(us)	p{u_}r{n.}({a/}‑ )	{plE/r(ES)}
дым	f{u_}mus	dh{u_}m{a/}-	{thy_mos} `дух, душа'
дв(а)	duo	dv(i-)	{dy/o}
тр(и)	tr(es)	tr(i)	{tr(e~is)}
кровь	cru(or) `(пролитая) кровь'	krav(i/‑ ) `сырое мясо'	{kre/(aS)} `(сырое) мясо'

Из этого сопоставления хорошо видно, что ряды b — f и d — f, так же как и d — d, отражают разные праязыковые фонемы. Различие звонких, глухих и придыхательных распространяется также и на заднеязычные, при этом отражение придыхательных в санскрите и греческом регулярно: санскритскому звонкому придыхательному соответствует греческий глухой придыхательный и русский звонкий:

Таблица 3.2.7

Русский	Латинский	Санскрит	Древне-греческий
(до)стиг(аю)	-	stigh(n{o/}mi) `шагаю, поднимаюсь'	{stei/ch(O)} `ступаю, иду'
жур(авль), др.-рус. жер(авль) [ж < *g]	gr{u_}(s)	-	{ge/r(anoS)}

Еще один пример такого подхода — реконструкция в праиндоевропейском трех рядов заднеязычных на основании различия рефлексов в сатемных и кентумных языках (см. Гл....): ни один из индоевропейских языков (кроме, возможно, некоторых древних анатолийских языков) не различает рефлексы всех трех рядов (простых заднеязычных, палатализованных и лабиализованных), но соответствия типа:

Таблица 3.2.8

	Сатемный язык	Кентумный язык
	сибилянт	заднеязычный
	заднеязычный	заднеязычный
	заднеязычный	лабиализованный заднеязычный или лабиальный

дают основания восстанавливать в праиндоевропейском палатальные (ряд 1), простые (ряд 2) и лабиализованные (ряд 3) заднеязычные согласные.

Однако было бы ошибкой думать, что все различающиеся ряды соответствий отражают разные праязыковые фонемы. Важно знать, с каким типом соответствий мы имеем дело в каждом конкретном случае. Как уже обсуждалось выше (Гл. 1.3), в случае соответствия-совпадения в праязыке следует реконструировать две фонемы, в случае соответствия-дробления — одну. Действительно, если для некоторых рядов соответствий установлено правило распределения, то это значит, что в праязыке звуки, давшие такие рефлексы в языках-потомках, находились в дополнительной дистрибуции, то есть являлись представителями одной фонемы. Так, например, тот факт, что " грузинской аффрикате c в положении не перед согласным в сванском отвечает уже не {c^}, как это имеет место в ряде других случаев, а спирант {s^}" [Климов 1990, 27] служит основанием для того, чтобы в пракартвельском на месте этих двух сванских фонем реконструировать одну.

Ряды регулярных соответствий могут образовывать не только отдельные фонемы, но и группы фонем, ср. известное соответствие " полногласия-неполногласия" в славянских языках (типа рус. голова, болг. глава, польск. g{l~}owa).

IV. Во многих случаях данные языков-потомков позволяют сделать некоторые выводы о произношении фонем праязыка. Впрочем, важность фонетической интерпретации реконструированной системы фонем признается не всеми исследователями. Так, по мнению Ф. де Соссюра, " чтобы познать звуковые единицы языка, нет необходимости характеризовать их положительные качества, достаточно рассмотреть их как дифференциальные величины, сущность которых состоит в том, чтобы не смешиваться друг с другом... Это до такой степени существенно, что звуковые элементы восстанавливаемого языка можно было бы обозначить при помощи цифр или каких-либо других условных значков. В *{e(}k{1}w{o(}s бесполезно определять абсолютное качество звука {e(} и выяснять, был ли он открытым или закрытым, более продвинутым вперед или нет и т. п.; поскольку не установлено наличие нескольких разновидностей e, все эти тонкости не имеют значения; важно только одно — не смешивать этого звука ни с одним из прочих различаемых в этом языке элементов" [Соссюр 1931/1977, 258].

Мы не разделяем точки зрения Ф. де Соссюра, поскольку представление о фонетических характеристиках фонем праязыка имеет значение для фонетической типологии, играет важную роль при трактовке звуковых законов, позволяет надежнее обосновывать гипотезы о праязыковых заимствованиях, делает более наглядными связи реконструированных слов с родственными им словами других праязыков, что облегчает исследования дальнего родства (ср. замечание Г.А. Климова о том, что " на раннем этапе сравнительно-генетического исследования в поле зрения компаративиста обычно попадают случаи более простого соотношения фонетической субстанции. Так, в истории абхазско-адыгского языкознания фонологические корреспонденции абх. z — адыг. z, абх. m — адыг. m и абх. t — адыг. t не случайно были замечены раньше корреспонденций абх. {z^} — адыг. l, абх. {s^} — адыг. {l~}, а последние, в свою очередь, ранее соответствия абх. l — адыг. h" [Климов 1990, 28]).

При фонетической интерпретации реконструируемых фонем праязыка учитывается, какие рефлексы дали эти фонемы в языках-потомках, какие изменения производят они в своем фонетическом окружении. Так, праязыковая фонема, давшая в языках-потомках p и b, будет, скорее всего, интерпретирована как зубной смычный, гласный, вызывающий лабиализацию соседствующих с ним согласных, — как огубленный и т. д.

Но далеко не всегда фонетическая интерпретация является столь очевидной. Рассмотрим в качестве примера одно нетривиальное соотвествие между грузинским и занскими языками (к последним относятся два близкородственных языка — мегрельский и лазский):

Таблица 3.2.9

Грузинский	Занский
{z3}a{g}l	мегр., лаз. {z3^}o{g}or `собака'
saxl	лаз. oxor `дом'
ma{t.}{q.}l	мегр. mon{t.}{q.}or, лаз. mon{t.}{k.}or `овечья шерсть'
tapl	мегр., лаз. topur `мед'
txraml	мегр., лаз. txomur `гной'
ma{t.}l	мегр., лаз. mun{t.}ur `червь'
{c.}abl	мегр., лаз. {c^.}ubur `каштан'
an{c.}l	мегр., лаз. in{c^.}ir `бузина'
isl	мегр., лаз. isir `осока'
va{s^}l	мегр. u{s^}kur `яблоко'

По предположению А. Чикобавы [Чикобава 1942, 106 и сл.], соответствие груз. ‑ Сl- {~} зан. ‑ CVr- является результатом редукции гласного второго слога в грузинском: *{z3}a{g}al- > {z3}a{g}l‑, *saxal- > saxl‑. Причиной такой редукции А. Чикобава считал воздействие динамического ударения на первом слоге, которое якобы имело место на раннем этапе истории грузинского языка и вызывало ослабление, а затем выпадение второго безударного гласного: *{z3}а{g}al- > {z3}a{g}l- и т. д. Слабым местом данной гипотезы является то, что ни в одном исторически засвидетельствованном картвельском языке не наблюдается сколько-нибудь интенсивного динамического ударения. Кроме того, предложенное правило редукции не является всеобщим: оно вступает в противоречие, например, с фактом соответствия груз. ‑ Cal- — зан. ‑ Cul‑, ‑ Col‑:

Таблица 3.2.10

Грузинский	Занский
dedal	мегр., лаз. dadul `самка, курица'
mamal	мегр. mumul `самец, петух'
bal	мегр., лаз. bul `черешня'
tual	мегр., лаз. tol `глаз'
msxal	мегр. sxul, лаз. mcxul `груша'

Гипотеза А. Чикобавы не может объяснить ни случаи типа dadal {~} dadul и mamal {~} mumul, в которых редукции не произошло, несмотря на двусложность основ, ни то, что в примерах второй группы (Табл. 3.2.10) груз. ‑ l систематически соответствует зан. ‑ l, а не ‑ r, как в предыдущих примерах (Табл. 3.2.9).

Альтернативное объяснение соответствия груз. ‑ Сl- {~} зан. ‑ CVr- было предложено в классической работе [Гамкрелидзе, Мачавариани 1965, 74 и сл.]: Гамкрелидзе и Мачавариани обратили внимание на то, что качество занского " лишнего" гласного выводимо из контекста — это обычно тот же гласный, что и в предыдущем слоге, кроме тех случаев, когда o под влиянием предшествующего губного согласного переходит в u (tapl- {~} topur и т. п.). Согласно их предположению, в исходе пракартвельских основ первого типа было слоговое *‑ {l0}, которое в занском в позиции после согласного давало ‑ r- с предшествующим гласным " призвуком", и этот " призвук" впоследствии приобретал качество предыдущего гласного: *{z3}{1}a{g}{l0}- > *{z3^}o{g}{э#}r- > {z3^}o{g}or‑; *is{l0}- > *is{э#}r > isir- и т. п.

Выбор той или иной фонетической интерпретации может основываться на данных дистрибуции рефлексов соответствующей праязыковой фонемы в языках-потомках. Например, " при сопоставлении адыг. t{э}{zV}{э}n // каб. d{э}{zV}{э}n `серебро' с абх. a‑ ra{z3}{э}n той же семантики, принимая во внимание наличие в обоих адыгских языках запрета на анлаутное r корня наряду с допустимостью t и d аналогичного статуса в абхазском, следует констатировать большую давность формы с r (в пользу такого решения говорит и существующее предположение, согласно которому абхазско-адыгское слово восходит на правах заимствования к индоевропейскому обозначению серебра)" [Климов 1990, 96].

Большую роль при фонетической интерпретации фонем праязыка играет фонетическая типология — совокупность знаний о том, какие фонемы как имеют обыкновение развиваться, как могут и как не могут выглядеть фонетические системы (например, едва ли кто признает правильной реконструкцию, в которой будут передние гласные, но не будет задних, или будут широкие гласные, но не будет узких).

С этой точки зрения традиционная реконструкция праиндоевропейских смычных выглядит весьма уязвимой: ни в одном известном языке нет тройного противопоставления глухих, звонких и звонких придыхательных[6]; ни в одной системе нет лакуны на месте звонкого губного, как это получается в праиндоевропейском (где согласный *b если и имеется, то в очень небольшом числе корней, и практически не встречается в начале слова):

Таблица 3.2.11

p	-	bh
t	d	dh
{k$}	{g$}	{g$}h
k	g	gh
k{w}	g{w}	g{w}h

Нехарактерным является также запрет на сочетание двух звонких в одном корне (в праиндоевропейском не реконструируются корни типа *ged‑, *deg{w}- и т. п.).

Для устранения этих противоречий в 1972 году Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов (см. [Гамкрелидзе, Иванов 1972]), а в 1973 году независимо от них П.Дж. Хоппер (см. [Хоппер 1988]) выдвинули так называемую глоттальную теорию: в праиндоевропейском были противопоставлены не глухие, звонкие и звонкие придыхательные, а глухие, глоттализованные и звонкие (глухие и звонкие были факультативно придыхательными). При этом традиционно восстанавливавшиеся звонкие интерпретируются как глоттализованные (т. е. вместо *d, *g предлагается восстанавливать *{t.}, *{k.}). Для подобных систем (они есть в кавказских языках) характерно отсутствие глоттализованного губного, а также запрет на сочетание двух глоттализованных в одном корне.

При рассмотрении глоттальной теории следует, однако, помнить о следующем:

1. Ни в одном индоевропейском языке не сохранилось глоттализованных. На месте этих согласных мы встречаем либо звонкие (в большинстве языков), либо глухие (германские, армянский).

2. Ни в одном языке мира не засвидетельствовано озвончение глоттализованных в начальной позиции (а индоевропейские корни с начальными " глоттализованными" встречаются довольно часто, см. примеры выше). Таким образом, система, созданная для того, чтобы заменить типологически неоправданную реконструкцию на типологически оправданную, сама оказалась типологически неоправданной.

3. Лексические параллели между индоевропейским и картвельским (независимо от того, считать ли их родственными — ностратическими — словами или заимствованиями из одного праязыка в другой) демонстрируют соответствия картвельских глоттализованных индоевропейским глухим, а индоевроепейских " глоттализованных" картвельским глухим, например:

Таблица 3.2.12

	Картвельский (праформа)	Индоевропейский
		Праформа	Примеры
{p.}	*{p.}ir- `край'	*per- `передний край'	рус. перед
{t.}	*l{t.}w- `мочить'	*lat- `влажный, жидкий'	лат. latex `влага, жидкость'
	*ma{t.}l- `червь'	*mat- `личинка, червь'	рус. мотыль
{k.}	*{k.}wer- `круглый'	*k{w}el- `крутиться, вертеться'
	*m{k.}erd- `грудь'	*{k$}erd- `сердце'	рус. сердце, греч. {kardia}
{q.}	*{q.}ur- `ухо'	*{k$}le{u)}- `слушать, слышать'	рус. слушать, слышать
t	*tx- `проливать'	d{e_}- `жидкий, течь, капать'	ср. названия рек индоиранского происхождения — Дон, Дн‑ епр и т. п.
k	*kwal‑ /kwel- `холодный'	*{g$}el- `холодный'	лат. gelidus, нем. kalt

Возможно, что праиндоевропейская система была похожа на удинскую (удинский — один из лезгинских языков) и состояла из глухих, звонких и " сильных" согласных.

Таблица 3.2.13

p	{p_}	b
t	{t_}	d
k	{k_}	g

В удинском, правда, существует и {p_}; однако можно заметить, что в системах, где есть и сильные, и глоттализованные (например, в арчинском языке) лакуна обычно бывает именно на месте сильного: так, в арчинском имеются p, b, {p.}, но отсутствует {p_} (при наличии {t_} и {k_}). Так что отсутствие (или редкость) сильного *{p_} в индоевропейском неудивительно.

В подобных кавказских системах глухие обычно являются факультативно придыхательными; в индоевропейском, очевидно, имели факультативное придыхание и звонкие.

Такая гипотеза (ее выдвинул впервые В.В. Шеворошкин, а развил С.А. Старостин) корректирует " глоттальную" теорию, предлагая вместо глоттализованных восстанавливать глухие (сильные) со следующими правилами развития:

1) в германском и армянском: t(h) > th, d(h) > d, {t_} > t (заметим, что армянский язык географически примыкает к удинскому);

2) во всех языках, кроме германского и армянского, — озвончение сильных во всех позициях (такое развитие сильных встречается в лезгинских языках, например, в рутульском и табасаранском, а также в кабардинском).

Возможно, впрочем, что в праиндоевропейском было традиционно реконструируемое противопоставление глухих — звонких — звонких придыхательных, но система эта — очень неустойчивая, о чем свидетельствует ее практически полное отсутствие в языках мира, — быстро разрушилась в языках-потомках, заменившись различными более стабильными системами. Существует также предположение о наличии в праиндоевропейском такой же системы, как в санскрите, т. е. с противопоставлением глухих — звонких — глухих придыхательных — звонких придыхательных. Основанием для него служит некоторое количество примеров на соответствия санскритских глухих придыхательных глухим согласным в других индоевропейских языках[7], ср., например: др.‑ инд. {s/}a{n#=}kh{a/}- {~} греч. {ko/gkhE} `раковина', др.‑ инд. p{r0}th{u/}- {~} греч. {platu/S} `широкий', др.‑ инд. ‑ tha {~} греч. ‑ {te} (окончание II л. мн. ч.), др.‑ инд. {s/}aph{a/}- {~} д.‑ в.‑ н. huof `копыто', др.‑ инд. r{a/}tha- `колесница' {~} лат. rota `колесо'. Обычно эти ряды считают отражением праиндоевропейских сочетаний смычных с последующими ларингалами, но анатолийские языки (единственная ветвь индоевропейских языков, в которой сохранились ларингалы) не дают никаких оснований считать, что подобные сочетания в праиндоевропейском были возможны: в анатолийском ларингал не может следовать за смычным. Слабость гипотезы о четырехсерийной системе состоит, во-первых, в крайней малочисленности надежных сближений такого типа, а во-вторых, в том, что подобная структура является достаточно устойчивой и, соответственно, должна была бы сохраниться в большем числе языков-потомков.

V. Особую проблему составляет хронологизация фонетических изменений. При ее решении существенно представлять себе, что различная последовательность фонетических изменений может приводить к совершенно разным результатам.

Так, например, для славянских языков восстанавливается следующая последовательность фонетических изменений:

1) первая палатализация (развитие типа *peketь > *pe{c^}etь `печет'),

2) монофтонгизация дифтонгов (развитие типа *ko{i)}nа > *k{e^}na `цена'),

3) вторая палатализация (развитие типа *k{e^}na > *c{e^}na).

Расположить их в другом порядке нельзя: если поменять местами (2) и (3), то в слове *ko{i)}na палатализация бы не произошла ввиду отсутствия в нем гласного *{e^} (перед которым, собственно, и происходила вторая палатализация). Если первую палатализацию поставить после второй, то будет непонятно, почему перед одними и теми же гласными согласные ведут себя по-разному.

Следует, однако, учитывать, что история языка представляет собой последовательную смену синхронных состояний. При этом в каждом синхронном состоянии имеются:

1) остатки закономерностей предшествующего периода,

2) закономерности наблюдаемого периода (синхронные),

3) тенденции, которые могут стать закономерностями в последующий период.

Закономерности второго типа связаны с синхронно-морфонологическими требованиями, такими, как, например, запрет на чередования согласных в именной парадигме или запрет на падение/прояснение всех редуцированных не в последнем и предпоследнем слогах. Так, видимо, в русском языке времени перехода е в 'о действовал запрет на чередование е — 'о в префиксах, поэтому, например, слово нежить не превратилось в *н{е: }жить, хотя переход е в 'о перед ж происходил (ср. молод{е: }жь, {е: }ж и т. п.).

Существуют звуковые изменения, на определенном этапе развития языка имевшие чисто фонетическую обусловленность, но впоследствии ее утратившие и превратившиеся в морфонологические чередования. Таковы многочисленные случаи типа ранне‑ слав. *pek‑ {o#~} — *pek‑ etь > *pe{c^}‑ etь (рус. пеку, печет), *let‑ j‑ {o#~} — *letъ (лечу, л{е: }т) и т. п. Но при этом фонетические изменения нельзя считать единственным источником возникновения алломорфии; можно говорить еще как минимум о двух типах случаев (см. [Иткин 1998, 106-109]):

1) синхронному морфонологическому чередованию в истории соответствует морфонологически обусловленное звуковое изменение;

2) синхронному морфонологическому чередованию в истории не соответствует никакое звуковое изменение.

К случаям первого рода относятся, например, такие процессы в истории русского языка, как выпадение конечного ‑ л после согласной, происходившее только в формах прош. вр. (ср. пас, мог, сдох, но смысл, нагл, игл, дряхл и т. д.); переход ч в ш, происходивший перед суффиксами ‑ н(ый), ‑ ник, ‑ ниц(а) и т. д., ср. ску[ш]ный, двуру[ш]ник, яи[ш]ница, но не затронувший таких форм, как начну, качнуть. Ср. еще озвончение согласных перед гласными в польском языке, имевшее место в приставках, ср. zebra{c/} при рус. собрать, odebra{c/} при рус. отобрать, но не в корнях, ср. sen при рус. сон, otumani{c/} при рус. отуманить.

Случаи второго рода могут возникать благодаря:

а) грамматически обусловленной перестройке системы форм: так, чередование б + с в гребу/грести, скребу/скрести не наследует переходу б в с, а возникло вследствие перестройки древнерусских инфинитивов грети, скрети (где б > {0/} перед т) по образцу форм типа брести, плести;

б) проникновения в язык элементов другого (обычно близкородственного) языка: так, чередование о (под ударением) {~} ы (без ударения) в окончании прилагательных (ср. прост{о/}й, но сл{о/}жный и т. д.) возникло из-за конкуренции в русском литературном языке исконно-русского окончания ‑ ой и церковнославянского ‑ ый.

Учет такого рода фактов чрезвычайно важен для построения реальной картины исторического развития языков.

Библиография

Общие проблемы фонетической реконструкции обсуждаются, в частности, в [Гамкрелидзе, Иванов 1972], [Зализняк А.А. 1977], [Соссюр 1878/1977] [Тестелец 1995], а также в большинстве работ, посвященных как общим, так и частным вопросам компаративистики.

Проблемы исторической фонетики отдельных языковых семей рассматриваются, в частности, в работах [Фортунатов 1956], [Sihler 1995] (индоевропейские языки), [Sammallahti 1988] (уральские языки), [Zvelebil 1970] (дравидийские языки), [Дьяконов и др. 1987] (афразийские языки), [Nikolaev, Starostin 1994] (северно-кавказские языки), [Старостин С. 1982] (енисейские языки). См. также работы по реконструкции индоевропейского праязыка при Гл. 3.1.

Примером реконструкции фонетики по памятникам нефонетического письма может служить работа [Старостин 1989a].

ПРИЛОЖЕНИЕ

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒