Корбин: В случае если ты услышала о самолете, просто хочу, чтобы ты знала, что я в порядке. Я позвонил в штаб, и Майлз тоже. Пожалуйста, дай маме знать, если она услышит об этом. Люблю тебя.

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 4Следующая ⇒

Его сообщение наполняет меня еще большим облегчением, теперь, когда я знаю, со сто процентной уверенностью, что он в порядке.

- Это сообщение от Корбина, - говорю я Майлзу. - Он говорит, что ты в порядке. Если ты волновался.

Майлз смеется.

- Таким образом, он простил меня? - говорит он с усмешкой. - Я знал, что он не мог ненавидеть меня вечно.

Я улыбаюсь. Мне нравится, что Корбин хотел, чтобы я знал, что Майлз в порядке.

Майлз продолжает удерживать меня, и я наслаждаюсь каждой секундой этого.

- Когда он планирует вернуться домой?

- Не раньше, чем через два дня, - говорю я. - Как давно ты дома?

- Около двух минут, - говорит он. - Я только включил свой телефон, чтобы зарядить, когда ты позвонила.

- Я рада, что ты вернулся.

Он не отвечает. Он не говорит мне, что рад, что вернулся. Вместо того, чтобы сказать то, что может дать мне ложную надежду, он просто целует меня.

- Ты знаешь, - говорит он, потянув меня к себе на колени. - Я ненавижу причину, по которой у тебя, вероятно, не было времени надеть брюки, но мне нравится, что на тебе нет штанов. - Его руки скользят до моих бедер, и он тянет меня ближе, пока мы не находимся на одном уровне друг с другом. Он целует кончик моего носа, затем целует мой подбородок.

- Майлз? - я запускаю руки в его волосы и спускаюсь вниз по шее, затем останавливаюсь на его плечах. – Мне было также страшно, что это мог быть ты, - шепчу я. - Вот почему я рада, что ты вернулся.

Его глаза смягчаются, и беспокойная линия между ними исчезает. Я, может, ничего не знаю о его прошлом или его жизни, но я, безусловно, заметила, что он никому не позвонил, чтобы сообщить, что он в порядке. Это заставляет меня грустить за него.

Его глаза отрываются от моих и опускаются на мою грудь. Его пальцы хватаются за нижний край моей рубашки, затем медленно стягивают ее через мою голову. На мне сейчас нет ничего, кроме трусиков.

Он наклоняется вперед, обнимает мою спину и тянет меня к своему рту. Его губы мягко накрывают мой сосок, и мои глаза невольно закрываются. Мурашки бегут по моей коже, когда его руки начинают исследовать каждый сантиметр моей голой спины и бедер. Его рот проходит свой путь к другой моей груди, так же, как его руки скользят внутри моих трусиков на бедрах.

- Думаю, мне нужно сорвать их с тебя, потому что я уверен, что не хочу, чтобы ты двигалась с моих колен, - говорит он.

Я улыбаюсь.

- Я не против. У меня есть еще такие же.

Я чувствую, как он усмехается на моей коже, когда его руки тянут резинку моего нижнего белья. Он тянет одну сторону, но не в состоянии разорвать их. Он пытается порвать другую сторону, чтобы снять их с меня, но ничего не получается.

- Ты заставляешь трусы врезаться мне в задницу, - говорю я, смеясь.

Он разочарованно вздыхает.

- Это всегда так сексуально, когда они делают это по телевизору.

Я поправляюсь и сажусь прямее.

- Попробуй еще раз, - призываю я. - Ты можешь сделать это, Майлз.

Он хватается за левую сторону моих трусиков и сильно дергает.

- Ой! – кричу я, перемещаясь в направлении, в котором он тянет, чтобы уменьшить боль от резинки в моем правом боку.

Он снова смеется и прижимается лицом к моей шее.

- Извини, - говорит он. - Есть ножницы?

Меня передергивает при мысли о нем, использующем ножницы на мне. Я стремглав слезаю с него и встаю, затем стягиваю свое нижнее белье, пиная его от себя.

- Смотреть, как ты это делаешь, стоит моей неудавшейся попытки быть сексуальным, - говорит он.

Я улыбаюсь.

- Твоя неудавшаяся попытка быть сексуальным фактически сделала тебя сексуальным.

Мой комментарий заставляет его снова смеяться. Я иду к нему и поднимаюсь обратно на его колени. Он перемещает меня так, что я снова сижу верхом на нем.

- Мои неудачи возбуждают тебя? - спрашивает он, дразня.

- О, да, - мурлычу я. - Так жарко.

Его руки снова на мне, скользят по всей спине и вниз по рукам.

- Я бы понравился тебе в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет, - говорит он. - Я терпел неудачи практически во всем. Особенно в футболе.

Я усмехаюсь.

- Теперь мы разговариваем. Расскажи мне больше.

- Бейсбол, - говорит он, прежде чем прижимается ртом к моей шее. Он покрывает поцелуями путь до моего уха. - И один семестр мировой географии.

- Святое дерьмо, – стону я. - Теперь, это горячо.

Он перемещает свои губы на мой рот и оставляет мягкий поцелуй. Он едва касается своими губами моих.

- Я потерпел неудачу в поцелуях, тоже. Страшно. Девушка чуть не подавилась из-за моего языка однажды.

Я смеюсь.

- Хочешь, я тебе покажу?

Как только я киваю, он переворачивает нас на диване до тех пор, пока я не лежу на спине, а он на мне.

- Открой рот.

Я открываю его. Он опускает свой рот к моему и пихает язык внутрь, давая мне, вполне возможно, худший поцелуй, из всех, что у меня когда-либо были. Я нажимаю на его грудь, пытаясь вытащить его язык из моего рта, но он не двигался с места. Я поворачиваю лицо влево, и он начинает лизать мою щеку, в результате чего я начинаю смеяться еще сильнее.

- О, мой Бог, это было ужасно, Майлз!

Он убирает рот прочь и опускается на меня.

- Я стал еще лучше.

Я киваю.

- Это факт, - говорю я, искренне согласившись.

Мы оба улыбаемся. Непринужденный взгляд на его лице, наполняет меня таким количеством эмоций, что я не могу даже начать классифицировать их. Я счастлива, потому что мы получаем удовольствие вместе. Мне грустно, потому что мы получаем удовольствие вместе. Я злюсь, потому что вместе нам весело, и это заставляет меня хотеть гораздо больше этого. Гораздо больше его.

Мы спокойно смотрим друг на друга, пока он медленно не опускает голову, начав длинный поцелуй на моих губах. Он начинает оставлять нежные поцелуи по всему моему рту, пока поцелуи не становятся все более и более интенсивным. Его язык, в конце концов, разжимает мои губы, и игривость исчезает.

Теперь это довольно серьезно, когда наши поцелуи становятся все более быстрыми и его одежда начинает присоединяться к куче на полу, вещь за вещью.

- Диван или кровать? - Шепчет он.

- Оба, - отвечаю я.

Он угождает.

• • •

Я заснула в своей постели.

Рядом с Майлзом.

Раньше ни один из нас никогда не засыпал после секса. Один из нас всегда уходит. Столько, сколько я пытаюсь убедить себя, что это ничего не значит, я знаю, что он делает. Каждый раз, когда мы вместе, я получаю немного информации о нем. Будь то проблеск его прошлого или время, проведенное без секса или даже время, проведенное во сне, он дает мне все больше и больше о себе, понемногу. Я чувствую, что это и хорошо и плохо. Это хорошо, потому что я хочу и нуждаюсь в гораздо большей информации о нем, поэтому каждой частички, что я получаю, достаточно, чтобы удовлетворить меня, когда я начинаю беспокоиться обо всем, что не получаю от него. Но это также плохо, потому что каждый раз, когда я получаю немного больше информации о нем, другая часть его становится все более отдаленной. Я вижу это в его глазах. Он боится, что дает мне надежду, и я боюсь, что он, в конечном счете, просто полностью отстранится.

Все с Майлзом рухнет.

Это неизбежно. Он настолько непреклонен в вещах из своей жизни, о которых не хочет говорить, и я начинаю понимать, насколько он серьезен. Насколько сильно я пытаюсь защитить свое сердце от него, настолько это бессмысленно. Он собирается разбить его, в конце концов, но все же, я по-прежнему позволяю ему заполнять его. Каждый раз, когда я с ним, он наполняет мое сердце все больше и больше, и чем больше оно наполнено его кусочками, тем более болезненно будет, когда он вырвет его из моей груди, как будто оно никогда не принадлежало этому месту.

Я слышу вибрацию его телефона и чувствую, как он переворачивается и тянется к нему к тумбочке рядом с ним. Он думает, что я сплю, так что я не даю ему повода думать иначе.

- Эй, - шепчет он. Долгая пауза, и я начинаю внутренне паниковать, интересно, с кем он разговаривает. - Да, мне очень жаль. Я должен был позвонить вам. Я думал, вы спали.

Мое сердце сейчас в горле, ползет свой путь, пытаясь спастись от Майлза и меня и всей этой ситуации. Мое сердце знает по моей реакции на этот телефонный звонок, что оно находится в беде. Мое сердце только что перешло в режим борьбы или полета, и прямо сейчас, оно делает все возможное, чтобы улететь.

Я не виню мое сердце ни капли.

- Я тоже тебя люблю, папа.

Мое сердце скользит назад в мое горло и снова находит свой нормальный дом в груди. Сейчас оно счастливо. Я счастлива. Счастлива, что у него на самом деле есть, кому позвонить.

В тот же момент, я опять напоминаю себе о том, как мало о нем знаю. Как мало он показывает мне. Как сильно он прячется от меня, поэтому, когда я, наконец, сломаюсь, это не будет его вина.

Это не будет быстрым разрывом. Он будет медленным и болезненным, наполненный таким количеством моментов, что разрывают меня изнутри. Моменты, когда он думает, что я сплю, и он выскальзывает из моей постели. Моменты, когда я держу свои глаза закрытыми, но слушаю, как он надевает свою одежду. Моменты, когда я стараюсь сделать свое дыхание ровным в случае, если он смотрит на меня, когда наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.

Моменты, когда он уходит.

Потому что он всегда уходит.

Глава 28

Майлз

Шесть лет назад

- Что, если он окажется геем? - спрашивает меня Рейчел. – Тебя бы это беспокоило?

Она держит Клейтона, и мы оба сидим на больничной койке. Я в ногах кровати лицом к ней наблюдаю, как она смотрит на него.

Она продолжает задавать мне случайные вопросы. Снова играя адвоката дьявола.

Она говорит, что мы должны проработать эти вещи сейчас, чтобы не сталкиваться ни с какими вопросами воспитания в будущем.

- Это будет беспокоить меня только, если он будет чувствовать, что не может поговорить с нами об этом. Я хочу, чтобы он знал, что может говорить с нами обо всем.

Рейчел улыбается Клейтону, но я знаю, что ее улыбка для меня.

Потому что ей нравится мой ответ.

- Что делать, если он не будет верить в Бога? - спрашивает она.

- Он может верить во что хочет. Я просто хочу, чтобы его убеждения или их отсутствие делали его счастливым.

Она снова улыбается.

- Что, если он совершит ужасное, отвратительное, бессердечное преступление и отправится в тюрьму на всю жизнь?

- Я бы задался вопросом, где я облажался как отец, - говорю я ей.

Она смотрит на меня.

- Ну, на основе этого опроса, я убеждена, что он никогда не совершит преступление, потому что ты уже лучший папа, которого я знаю.

Теперь она заставляет меня улыбнуться.

Мы оба смотрим на дверь, когда она открывается и входит медсестра.

Она с сожалением улыбается.

- Пора, - говорит она.

Рейчел стонет, но я понятия не имею, о чем говорит медсестра. Рэйчел видит смятение на моем лице.

- Его обрезание.

Мой желудок сжимается. Я знаю, мы обсуждали это во время беременности, но я вдруг передумал, зная, что он собирается идти до конца.

- Это не так уж плохо, - говорит медсестра. – Мы сначала сделаем заморозку.

Она подходит к Рейчел и начинает забирать его из ее рук, но я наклоняюсь вперед.

- Подождите, - говорю я ей. - Позвольте мне сначала подержать его.

Медсестра делает шаг назад, и Рейчел передает мне Клейтона. Я держу его перед собой и смотрю на него сверху вниз.

- Мне очень жаль, Клейтон. Знаю, что это будет больно, и знаю, что это лишает сил, но…

- Ему всего день, - вставляет Рейчел со смехом. - Там еще почти ничего нет, что может лишить его сил.

Я говорю ей, чтобы помолчала. Я говорю ей, что это момент отца и сына, и она должна делать вид, что ее здесь нет.

- Не волнуйся, твоя мама вышла из комнаты, - говорю я Клейтону, подмигнув Рейчел. - Я сказал, что знаю, что это лишает сил, но позже ты будешь благодарить меня за это. Особенно, когда станешь старше и будешь встречаться с девочками. Надеюсь, что этого не будет, пока тебе не стукнет восемнадцать, но это, скорее всего, начнется в возрасте около шестнадцати лет. Так было для меня, во всяком случае.

Рейчел наклоняется вперед и тянет его на руки.

- Достаточно напутствий, - говорит она, смеясь. - Я думаю, мы должны пересмотреть границы разговоров между отцом и сыном, пока ему будут делать обрезание.

Я оставляю быстрый поцелуй на его лбу и передаю его обратно Рейчел. Она делает то же самое и передает его медсестре.

Мы оба смотрим, как медсестра выходит с ним из комнаты.

Я оглядываюсь назад на Рейчел и ползу к ней, пока не ложусь рядом с ней на кровать.

- У нас есть место только для нас, - шепчу я. - Давайте займемся любовью.

Она корчится.

- Прямо сейчас я не чувствую себя сексуально, - говорит она. - Мой живот дряблой, и мои сиськи налиты кровью, и мне очень нужно в душ, но слишком больно, чтобы попытаться принять его прямо сейчас.

Я смотрю на ее груди и тереблю воротник на ее больничном халате. Я смотрю вниз на ее рубашку и усмехаюсь.

- Как долго они останутся такими?

Она смеется и толкает мою руку.

- Что ж, а как чувствует себя твой рот? - спрашиваю я ее.

Она смотрит на меня, как будто не понимает вопроса, поэтому я добавляю подробностей.

- Мне просто интересно, если твой рот болит, как остальные части тела, потому что если это не так, я хочу поцеловать тебя.

Она усмехается.

- Мой рот чувствует себя прекрасно.

Встаю на локте, чтобы ей не приходилось поворачиваться ко мне.

Я смотрю на нее сверху вниз, и видение ее подо мной сейчас чувствуется по-другому.

Это чувствуется реальным.

До вчерашнего дня, действительно было такое чувство, будто мы просто игрались дома. Конечно, наша любовь настоящая, и наши отношения реальны, но пока я не стал свидетелем того, как она дала жизнь моему сыну вчера, все, что я чувствовал до этого момента, было детской игрой по сравнению с тем, что я чувствую к ней сейчас.

- Я люблю тебя, Рейчел. Больше, чем я любил тебя вчера.

Ее глаза смотрят на меня, когда она точно понимает, что я говорю.

- Если ты меня любишь сегодня больше, чем ты любил вчера, то я не могу дождаться завтра, - говорит она.

Мои губы опускаются на ее, и я целую ее. Не потому, что должен, а потому, что мне нужно.

• • •

Я стою за пределами больничной палаты Рейчел. Она и Клейтон в комнате, дремлют.

Медсестра сказала, что он почти даже не плакал. Я уверен, что она говорит это всем родителям, но я все равно ей верю.

Я достаю телефон и пишу Яну.

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒