Влияние Востока и религия Гесиода

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 65Следующая ⇒

В эпоху переселений, прервавших торговые связи и снизивших уровень материальной культуры во всем Эгейском регионе, на Ближнем Востоке уцелело созвездие небольших государств, сохранивших и развивавших наследие цивилизации бронзового века. Между этими государствами сохранялось равновесие сил, пока все они в VIII в. не были захвачены Ассирийской державой. Центром цивилизации остался Египет, хотя он лишился всех своих владений. В Палестине в XI в. достигло расцвета независимое царство филистимлян, а в X в. – Израильское царство под властью Давида и Соломона. Финикия в этот период сохраняла первенство в мореплавании и торговле; финикийские мореплаватели бороздили не только Восточное Средиземноморье, но и проникали далеко в его западную часть. В Сирии процветали царства Хама и Дамаск, а севернее возродилась неохеттская культура в юго‑ восточной Малой Азии. К этой группе малых независимых государств принадлежал и Кипр с его греческими и финикийскими поселениями; он продолжал торговать, как и в позднебронзовый век, с прибрежными областями Киликии, Финикии и Палестины.

Из иероглифического и линейного письма, использовавшегося в течение бронзового века и позже, в этом оазисе культуры развился финикийский алфавит. Изобретение алфавита явилось революцией в средствах сообщения, сделав возможным искусство письма в той форме, в какой оно известно сегодня, так как и римский, и славянский, и греческий алфавиты современной Европы произошли от финикийского алфавита. Финикийцы и народы Сирии также славились вышивкой ярких гобеленов, обработкой бронзы, резьбой по слоновой кости и изготовлением печатей, скарабеев и фаянсовой посуды. Когда культура Ближнего Востока снова начала проникать в Эгейский бассейн, важную роль посредника при этом, естественно, играл Кипр. Хотя сообщение с Эгейским бассейном в течение темных веков прервалось, греческое население Кипра сохранило многие особенности минойской и микенской цивилизаций. Измененная форма минойского линейного письма, созданная около 1500 г., была в употреблении приблизительно в 700–200 гг. (от периода 1050–700 гг. до нас не дошло ее образцов, вероятно, из‑ за использования недолговечных материалов). На кипрских мастеров долговременное влияние оказал микенский стиль изящной керамики, традиции эпической поэзии увенчались в VIII в. сочинением «Киприй», продолжалось употребление аркадо‑ киприотского диалекта греческого языка. Этот форпост греческой нации подпал под могучее влияние восточного искусства, не теряя собственного своеобразия. В этом отношении он являлся предтечей греческих государств.

В течение IX в. постепенно возобновились контакты между Ближним Востоком и Эгейским бассейном. Основные маршруты проходили от Кипра через Крит, Феру и Милос к юго‑ восточному побережью материковой Греции, следуя путем, по которому распространялась культура Востока в среднебронзовый век. Менее важный маршрут пролегал через Родос. Сперва контакты были нерегулярными, но они способствовали распространению идей цивилизации, которые столетием позже привели к возрождению греческой культуры.

Одним из самых ранних заимствований стал финикийский алфавит, приспособленный для передачи греческих слов. Сперва символы для «кси», «фи», «хи» и «пси» в нем отсутствовали – образцы этого этапа в развитии алфавита найдены на Крите, Фере и Милосе. Когда с этим алфавитом познакомились в Греции – вопрос крайне спорный. Скорее всего, это произошло около 825 г., но никак не раньше 850 г., когда финикийский алфавит в своей окончательной форме появился на Кипре, и никак не позже 750–700 гг., когда в Аттике был изобретен символ для «хи»; зрелый образец письменности на черепке из Эгины датируется примерно 720 г., а на Искье найдена еще более ранняя чаша с длинной надписью. В рамках этого периода – 850–750 гг. – мы склоняемся к более ранней дате, поскольку символы, очень похожие на знаки древнейшего греческого алфавита, появляются в финикийской надписи в Моабе, относящейся примерно к 850 г. Алфавит быстро получил широкое распространение. Каждое государство, в свою очередь, изобретало собственные знаки для передачи гласных и согласных, отсутствующие в финикийском алфавите. Между 825‑ м и 725 гг. появилось сразу несколько греческих алфавитов, и особенности каждого из них повторялись в заморских колониях, куда, вероятно, алфавит попал во второй половине VIII в. и позже (рис. 8).

В 850–750 гг. в Греции спорадически появляются предметы роскоши с Ближнего Востока. Изделия из слоновой кости работы финикийских и сирийских мастеров, относящиеся к IX–VIII вв., особенно часто находят на Крите, Родосе, Самосе, в Спарте и Афинах. Такие же поделки разных стилей, созданные во внутренних областях Малой Азии, попадали через Ионию в Коринф. Под влиянием финикийцев в Спарте начали мастерить глиняные маски, пользуясь иглами из слоновой кости, чтобы накладывать краску на веки. Эти предметы по‑ прежнему были редкими и попадали лишь в немногие материковые государства, но они открыли дорогу более массовой торговле.

Подобные достижения стали возможны благодаря более спокойным условиям жизни на Крите, Родосе, в Спарте, Коринфе и Афинах. Самые ранние храмы, уцелевшие от железного века, построены в Дрере на Крите, в Спарте и Перахоре (юго‑ западная Мегарида) между 850‑ м и 750 гг. В IX в. влияние греческих государств друг на друга проявлялось медленно. Например, афинская геометрическая керамика проникла в Беотию, Коринфию и Арголиду вскоре после 900 г., но прошло значительное время, прежде чем она распространилась в Спарте, на Крите и Родосе. Впоследствии в каждом государстве возник собственный стиль геометрической керамики, но, например, в Афинах и Беотии он по‑ прежнему отличался своеобразием. Влияние Коринфа, наиболее широкое, простиралось до Эгины, а на западе до Перахоры, Антикиры и Итаки; этот город уже начал морскую торговлю, и, предположительно, где‑ то с 800 г. коринфяне, вероятно, селились на Итаке. Аргосский стиль керамики распространился до Тегеи в Аркадии, а спартанская керамика напоминает критскую и сделанную на острове Фера.

Во второй половине VIII в. были установлены прочные контакты с заморскими странами, что привело к революции в греческой керамике. Роскошные ближневосточные гобелены с их яркими цветами и фантастическими узорами вдохновили гончаров на разработку «восточных» стилей, в которых аскетичные линейные орнаменты геометрического периода сменились многоцветной раскраской и причудливыми украшениями. Новый стиль появился сперва на Крите, в Коринфе и Лаконии, а позже в Афинах и Ионии. Он ознаменовал не только возрождение греческого искусства, но и полное восстановление связей с Востоком; и его первый расцвет совпал с началом колониальной экспансии, которая со временем превзошла достижения минойской и микенской колонизации.

Начало нового развития греческого искусства обязано в основном гению дорийских государств – Крита, Коринфа и Спарты; в последующий период лидировать будет Коринф. Ионийцы же, отставая в керамике, были пионерами в литературе. «Илиада» и «Одиссея», без сомнения, стали первоисточником, из которого развились почти все формы последующей греческой поэзии. Но что было более важно в конце IX и VIII вв., они раскрыли народам материковой Греции всю красоту позднемикенской цивилизации в ее материальных достижениях, религиозных представлениях, идеалах поведения личности и концепции вселенной. Влияние этих ионийских эпических поэм на население материковой Греции было более революционным и более долговечным, чем влияние восточного искусства. Некоторая разница между ионийским мировоззрением и мировоззрением жителей материка в конце IX в. видна в произведении «Труды и дни» Гесиода, беотийского поэта, которого Геродот считал почти современником Гомера. Пользуясь гомеровским стилем и применяя гекзаметр на прозаический лад, Гесиод писал о насущных проблемах жизни в бедной деревушке Аскра. Мелкий арендатор, всего‑ то и владеющий, что упряжкой волов да парой рабов, должен упорно трудиться, чтобы обеспечить себе средства к существованию. Он должен разбираться во временах года и соблюдать календарь удачных и неудачных дней, на которые суеверия накладывали различные табу. Поэма появилась по частному поводу и преследовала моральные цели. Гесиод упрекает своего нечестного брата, который, сговорившись с «жирующими на взятках царями», надеялся отсудить несправедливо большую долю их наследственной земли. Поэт напоминает, что за всеми людскими поступками наблюдает Зевс, и справедливость в итоге торжествует; только лишь честный труд приносит надежное благополучие. Поэтому и в общественной жизни справедливый город не страдает ни от войн, ни от голода, а на несправедливый город обрушиваются катастрофы. Эти простые и искренние верования подкрепляются пересказом басен, мифов и пословиц, столь дорогих сердцу крестьянина‑ пахаря и столь далеких от утонченного ионийского эпоса.

В «Теогонии» («Происхождение богов») Гесиод описывает различные поколения богов и их браки с мужчинами и женщинами (эта часть иногда выделяется в отдельную поэму «Эои»); а в «Списках» он приводит генеалогию греческого народа от его прародителей Девкалиона и Пирры. В этих поэмах Гесиод обращается к общим, а не местным представлениям о богах и греческой нации. По всей видимости, он собственноручно собирал сведения о божественных и человеческих генеалогиях, которые были в ходу у различных ветвей греческого народа, но возможность для этого представилась лишь с повсеместным развитием путешествий и торговых путей в греческом мире. Вполне вероятно, что Гесиоду пришлось систематизировать местные предания, оставшиеся в народной памяти, в тех случаях, когда они противоречили друг другу; но его собственная вера и доверчивость, а также уверенность, с которой он ведет повествования, служат гарантиями того, что предания записаны им точно. Своими поэмами Гесиод заложил основы теологии и истории.

Изложенное в «Теогонии» мировоззрение более примитивно, чем в гомеровских поэмах (пересказанные в ней легенды более грубы, а в ее основе лежит бесхитростная вера в верховенство Зевса), но ее космогония служит необходимой основой для понимания греческой религиозной мысли. В начале всего был Хаос; затем из него выделились Земля и Тартар, а их отпрыски образовали материальную вселенную. Впоследствии Земля и Небо породили богов, а Ночь – Смерть и Судьбу с ее прислужницами мойрами, «карающими мужей и богов за проступки». Затем боги создали человечество. Согласно этой космогонии, материальная вселенная первична. Небесные боги и силы Тартара вторичны, и ни те ни другие не превосходят друг друга силой, за исключением последних, когда они (например Смерть и Судьба) персонифицируют законы, управляющие материальной вселенной.

Основной принцип материальной вселенной – уважение порядка. Если отдельные элементы обратятся друг против друга, во вселенной наступит хаос. Сообщество богов соблюдает этот же принцип: «они разделили свое богатство и свои силы», и каждому досталась соответствующая доля (moira), преступать которую не позволяют мойры. Небесными богами правит наследственный монарх – первым был Крон, вторым – Зевс. За время их правления на земле сменились четыре поколения людей. Нынешнее поколение – пятое, железные люди, которым «не будет передышки ни ночью ни днем от труда, от горя и от несчастий». Человек подчинен законам материальной вселенной, небесным богам и силам Тартара; и в конечном счете он будет уничтожен Зевсом за преступления против Зевсова правосудия.

В поэмах Гесиода нет разногласия между справедливостью Зевса и людскими представлениями о справедливости. Гесиод уверен, что праведник в итоге победит, а праведный город не подвергнется бедствиям. Такова, утверждает он, воля Зевса, а Зевс держит в своих руках жизнь всех людей. Для греческих мыслителей последующих времен такое представление не всегда оказывалось приемлемо. Пытаясь согласовать справедливость Зевса и земные представления о справедливости, они были вынуждены вносить в космогонию Гесиода поправки.

Поэмы Гесиода и более поздние сочинения гесиодовской школы, возможно, своим содержанием частично обязаны жрецам храма Аполлона в Дельфах. Пророчества жрицы‑ пифии, считавшейся устами бога, в какой‑ то степени основывались на знаниях, накопленных жрецами как по духовным, так и мирским вопросам. Престиж оракула возрос благодаря поддержке, которую он оказывал дорийцам во время их вторжения, вследствие чего поклонение Аполлону Пифийскому имело большое значение в дорийских государствах. В частности, Спарта считала, что завоеванием Амикл с помощью Эгеидов и своему государственному устройству с двумя царями она обязана ответам дельфийского оракула; каждого царя Спарты представляли два спартанца, избранные пифиями, которые советовались с оракулом и хранили его ответы. Слава оракула в материковой Греции к началу VIII в. считалась бесспорной. Он был оплотом ортодоксальной версии религиозных и моральных предписаний и способствовал взаимодействию между греческими государствами, явившемуся результатом более устроенной жизни.

Еще один религиозный центр возник на западе Пелопоннеса – в Олимпии, главном святилище Зевса. Какое‑ то время после дорийского вторжения этот культ имел лишь местное значение, но на Олимпийские игры, основанные в 776 г., вскоре стали прибывать представители многих греческих государств. Эти игры проводились раз в четыре года в честь Зевса Олимпийского. Религиозное перемирие служило защитой участникам игр на их пути к святилищу и обратно. Список победителей, ведущийся с 776 г., представляет собой самую раннюю на материке запись общегреческого значения. Вероятно, в этот период практиковались и местные культы, такие, как амфиктиония северных греческих племен, собиравшихся в Анфеле около Фермопил, праздник Памбеотия, проводившийся около Коронеи, и поклонение Посейдону в Калаврии, в котором участвовали несколько государств, прилегающих к Сароническому заливу, а также Орхомен.

Заморские ионийцы проводили праздник Аполлона на Делосе. Мессенийцы впервые послали туда хор примерно в 750 г., и гимн по этому случаю сочинил Эвмел из Коринфа. В этом «Гимне Аполлону» явственно проявляется соперничество между Делосом и Дельфами. Гимн состоит из двух частей, первоначально самостоятельных, которые восходят, видимо, к VIII в. Обе части этого гимна, а также некоторые из «Гомеровских гимнов» были сочинены, вероятно, для праздничных состязаний, а не в качестве прологов к устному исполнению эпических поэм. В подобном состязании, проходившем в Халкиде на Эвбее, участвовал и выиграл приз Гесиод.

Возвышение полисов

С постепенным восстановлением внутренних связей из тьмы эпохи переселений возникает новый политический мир. За исключением Аттики, великие государства микенского периода были уничтожены навсегда. В эпоху переселений и позже эолийцы и ионийцы не сумели восстановить обширные державы и крупные племенные государства, охватывающие несколько населенных центров, которые процветали в материковой Греции во время Троянской войны. На азиатском побережье каждое поселение было изолировано, и его жители образовывали одиночную и самообеспечивающуюся общность; они могли удерживать свои земли, лишь сосредоточившись вокруг хорошо укрепленного города и отражая нападения врагов.

В таких условиях в Малой Азии возникло несколько полисов, поначалу неспособных наладить связь друг с другом и, как показало время, неспособных также завоевать существенные территории внутри страны, чтобы слиться в одно крупное государство. Для каждого поселения укрепленный центр, полис эпических поэм, получал новое значение: он становился средоточием общественной и политической жизни. Именно в этом смысле следует воспринимать полис, изображенный на щите Ахилла, где показаны сцены свадебного пира с музыкой, танцами и толпой зрительниц, а также старейшин, вершащих суд в присутствии собрания граждан. Подобные эпизоды более уместны для мира, в котором жил сам Гомер, чем для столицы владений Ахилла, так как в IX в. ионийские и эолийские полисы на побережье Азии уже достаточно окрепли. Острова же, имевшие небольшие размеры, также служили пристанищем только для одной общины. Лишь на немногих возникло несколько независимых общин: например, на эолийском Лесбосе имелось пять полисов, а на ионийском Кеосе – четыре. То, что они уцелели как независимые государства в классическую эпоху, свидетельствует о духе партикуляризма, присущем всем ветвям эллинской нации.

Так было положено начало эолийским и ионийским полисам. В первую очередь своим возникновением они обязаны раздробленности микенских государств, а далее сказались географические условия в районах, где селились эмигранты. Однако эти полисы имели много общего с Микенской эпохой. Для них была характерна межнациональная терпимость, и граждане каждого из них происходили от различных корней. В них сохранялись культы, диалекты и системы фил, созданные их предками на материке в позднебронзовый век. Невзирая на всю свою предприимчивость и энергию, они были лишены той сплачивающей и исключительной солидарности, которая возникла при различных условиях в дорийских государствах Крита и Пелопоннеса.

В материковой Греции и в южной части Эгейского моря период 850–750 гг. был отмечен, как мы видели, возобновлением связей с цивилизацией Ближнего Востока и ростом контактов между греческими государствами, возникших благодаря более стабильным условиям жизни. При этих благоприятных обстоятельствах в дорийских государствах получила развитие политическая форма, обеспечившая их первенство в архаический период и в некоторых случаях продолжавшая существовать и в классический период. Крит, посредник между Ближним Востоком и материковой Грецией, в Античности славился своей самой древней politeia – этот термин означал и сообщество граждан, и форму государственного устойства. Критяне утверждали, что дорийцы, покорившие Литт, сохранили там законы, установленные Миносом, и что эти законы были позаимствованы у Литта и другими дорийскими общинами острова. Там, как и повсюду, дорийские завоеватели первоначально селились в деревнях (komai); коренных жителей они превратили в сервов и сохранили свое деление на три дорийские филы, которые подразделялись на startoi (эквивалентные фратриям) и gene. К концу темных веков были выработаны четкие основы законодательства, общего для всех дорийских общин на Крите, которое просуществовало в неизменном виде до III в. Характерной чертой критского законоустройства была ориентация граждан не на свою семейную группу, а непосредственно на государство. По достижении 17‑ летнего возраста юноши рекрутировались сыновьями ведущих семейств в отряды (agelai). В этих отрядах они проходили серьезную спортивную подготовку, учились охотиться и проводили потешные бои под аккомпанемент флейты и лиры; дисциплину в каждом отряде поддерживал отец того юноши, который набирал отряд. Те, кого не допускали в отряд, оказывались исключенными из привилегированного сообщества и пользовались урезанными правами. Те же, кто хорошо зарекомендовал себя в отряде, в 19‑ летнем возрасте допускались в мужской союз, который назывался andreion или hetairia; члены такого союза вместе питались и всегда сопровождали друг друга в походах. Также в 19‑ летнем возрасте юношей ожидала помолвка. Невеста переселялась к мужу по достижении зрелости, и вместе они вели хозяйство; но уже с ранних лет мальчики присутствовали на собраниях союзов, к которым принадлежали их отцы, и до вступления в agela проходили суровый курс обучения.

И отряды, и союзы содержались за счет общины. Члены каждого союза получали от государства достаточно средств, чтобы прокормить свою семью, и готовились исключительно к политической и военной государственной службе. Семейная жизнь сводилась к минимуму, женщины в основном жили обособленно от мужчин. Прежняя племенная система с ее филами, фратриями и gene утратила всякое политическое значение в гражданском сообществе, но продолжала существовать, и в ее рамках сохранялся наследственный принцип получения гражданства. Сыновья совместно наследовали городской дом, а наследницу выдавали замуж за члена ее филы, если не было близких родственников. Но любой политически значимый вопрос, например принятие в привилегированную семью, должен был решаться с одобрения мужского союза и гражданского собрания.

В противоположность привилегированной общине, известной как «класс воинов» (to machimon), в непривилегированную общину, «класс земледельцев» (to georgoun), входили сервы и рабы, имевшие различное положение. Сервы были прикреплены к земле: klarotai, вероятно, к klaros, то есть к первоначальным владениям привилегированной семьи, mnoitai – к общинным или государственным землям и aphamiotai – к прочим семейным землевладениям. Кроме того, народы, покоренные дорийцами уже после того, как те поселились на Крите, называли perioikoi, и они платили дань завоевателям. Этот класс имел некоторые гражданские права, например право владения и наследования собственности. Он стоял на более высокой ступени, чем купленные рабы (chrysonetoi), являвшиеся личной собственностью владельцев. Граждане боеспособного возраста в среднем государстве исчислялись лишь сотнями, но их сервов и рабов было намного больше. Поэтому граждане обладали монополией на любое оружие, военную подготовку и политическую власть и жили в тесном соседстве в городских домах, из которых и состоял их «город». Об их положении красноречиво говорится в критской пиршественной песни Гибрия: «Мое богатство – копье и меч, и крепкий щит защита моему телу; с ними я выхожу на пахоту, с ними собираю урожай, с ними я выдавливаю сладкое вино из винограда, с ними я законный хозяин сервов».

Эти маленькие привилегированные общины не могли обойтись без надежного и консервативного государственного устройства. В эпоху вторжения каждой группой дорийцев правил наследственный царь, пользовавшийся поддержкой старейшин или глав кланов, из которых состоял совет (boule или gerousia). При отсутствии царей граждане выбирали из состава некоторых фратрий (startoi) десятерых вождей (kosmoi), которые командовали войсками и исполняли другие царские обязанности. Этих вождей переизбирали ежегодно, по их именам назывался год, и по окончании года службы они могли быть отозваны. Десятеро kosmoi, составлявших комитет с секретарем, возглавляли социальную систему, а ее основой являлись agelai и andreia. Из бывших вождей народ избирал Совет тридцати старейшин – эта должность была наследственной, старейшины издавали указы и были неподотчетны. Народное собрание, проводившееся в центре города (agora), избирало вождей и советников. Функция собрания как совещательного органа состояла лишь в том, чтобы одобрять совместные решения вождей и советников; но, если вожди и советники расходились во мнениях, собрание выбирало между двумя контрпредложениями.

При таком устройстве исполнительная власть и совет обладали широчайшими полномочиями. Народное собрание не имело права определять политическую линию, а электоральная система была подчинена интересам олигархии заслуженных государственных деятелей. Уцелевший наследственный принцип избрания вождей и советников из определенных фратрий свидетельствует о том, что эта система возникла на раннем этапе политического развития. Одно и то же устройство и одна и та же организация общества были приняты во всех дорийских полисах на Крите, количество которых доходило до сотни; распространялась она, вероятно, постепенно, так как, по крайней мере в одном полисе, еще в конце VII в. существовали цари. Таким образом, Крит превратился в сообщество маленьких независимых дорийских общин, которые частенько воевали друг с другом, но никогда не подстрекали сервов своих врагов на восстание; они понимали, какую угрозу их общим интересам несет подобная политика, которая в конечном счете привела к гибели дорийских государств на материке.

Своим происхождением дорийский полис на Крите и на материке, вероятно, обязан условиям темных веков. В эпоху завоеваний дорийские пришельцы обладали обширной племенной организацией, которая в аналогичном виде существовала и у покоренных ими народов. Но с ухудшением общей обстановки и прекращением контактов далекие горизонты завоеваний были забыты. Каждая группа завоевателей, селившаяся сообществом родственных семей в деревне (kome), становилась независимой и изолированной общиной, озабоченной тем, как удержать в повиновении своих сервов. Когда обстановка улучшилась, независимые общины вследствие общих интересов объединялись не в прежние племенные организации, а в небольшие группы соседних деревень. Такая группа и становилась примитивным полисом. По словам Аристотеля, «содружество нескольких деревень образует полноценный полис, который уже настолько велик, что обладает практически полной самодостаточностью».

Всеми перечисленными характеристиками полис обязан обстоятельствам своего возникновения. От составляющих его элементов – komai – он унаследовал важность родственных отношений, и поэтому гражданство в полисе обычно передавалось по наследству от обоих родителей. Четко сохранялось различие между хозяином и сервом, класс полноправных граждан обладал в общине привилегиями. Основой самодостаточной экономики было сельское хозяйство, классу граждан гарантировалось достаточно свободного времени, чтобы упражняться в мирных и военных искусствах.

Эти особенности столетиями существовали во многих полисах, и они же представлялись образцом для политических теоретиков IV в. Когда несколько деревень полностью объединялись в полис, создавалась чрезвычайно сплоченная и практически неуничтожимая община. Более того, она была заряжена мощным патриотизмом и созидательной энергией. Дорийский полис обладал подавляющим превосходством как над разобщенными и самостоятельными komai, так и более рыхлыми ионийскими и аркадскими государствами. Наиболее ярко это проявилось при создании и экспансии Спартанского государства.

Спартанцы в V в. считали, что их государственное устройство происходит от критской politeia. И действительно, сходство между ними столь очевидно, что нет причин в этом сомневаться. Спартанская система образования также была нацелена на то, чтобы оторвать ребенка от семьи и связать его судьбу с государством. В 7‑ летнем возрасте мальчики расставались с родным домом. Они были распределены по отрядам (ilai, bouai и agelai), которые находились под надзором государственного чиновника (paidonomos) и возглавлялись одним из мальчиков (bouagor); в этих отрядах мальчики приучались к физическим лишениям и суровой дисциплине, а их преданность отряду закалялась в состязаниях с другими отрядами. В возрасте от 18 до 20 лет они проходили военную подготовку и состояли в тайном обществе (crypteia), которое терроризировало сервов. Далее до 30‑ летнего возраста они жили в казармах в условиях военной дисциплины и только после этого считались закончившими курс обучения (agoge).

Членство в мужском союзе (andreion или syssition) должно было подтверждаться ежедневными голосованиями, причем в союз допускались лишь те, за кого проголосовали единогласно. Удачливый кандидат становился полноправным гражданином – «равным» (homoios); неудачливый или «низший» (hypomeion) имел урезанные гражданские права и лишался права голоса. Браки могли заключаться в 20‑ летнем возрасте, но до 30 лет мужчина не мог обзавестись своим домом. Но и потом до 60 лет он продолжал столоваться в своем союзе. Девушки также были организованы в отряды. Они жили и питались дома, но наравне с мальчиками обучались спорту, танцам и музыке и свободно общались с молодыми людьми, пока не надевали брачное покрывало, после чего вели жизнь затворниц. Благодаря такому образу жизни достигались высокие стандарты физического совершенства. Новорожденных младенцев осматривали старейшины филы и хилых бросали в ущелье на горе Тайгет. На каждом этапе длительного обучения будущий гражданин подвергался тщательным осмотрам и проверкам. По завершении воспитания из него навсегда получался настоящий спартанец – храбрый, дисциплинированный и преданный.

Прежняя структура фил, фратрий и геносов продолжала функционировать в таких культах, как поклонение Аполлону Карниосу, но она утратила какое‑ либо политическое значение. Условием получения гражданства оставался наследственный принцип: гражданами могли стать лишь сыновья граждан. Но семейная солидарность была ослаблена государственным законодательством, допускавшим отчуждение собственности по завещанию и признававшим за отцом право избавиться от наследницы: Спартанское государство подавляло всякую иную преданность, кроме преданности себе. Элитная группа «равных» должна была хранить сплоченность, чтобы не лишиться власти над подчиненным классом. Каждое семейство владело наследственным наделом (klaros), продавать который считалось позором. В поместьях трудились лишь илоты, прикрепленные к земле как государственные сервы, и освободить или казнить их можно было лишь по государственному указу. С илотов хозяин земли ежегодно взыскивал фиксированный оброк, а остальной частью урожая они могли распоряжаться по своему усмотрению. Несмотря на суровую долю и ограниченные права, илотов набирали в войска, отличившись в которых они могли получить свободу. Но опасность восстания сохранялась постоянно. Чтобы предотвратить ее, государство ежегодно объявляло илотам войну, и тогда члены криптии могли безнаказанно убить любого подозреваемого.

Эта социальная система еще не существовала в эпоху вторжения. Первые страницы истории спартанских дорийцев отмечены кровопролитной борьбой, вероятно, между разными племенными группами; в ее ходе некоторые недорийские племена были допущены в привилегированный круг, чтобы укрепить общину свободных граждан. Некоторый свет на этот период проливает археология. В Амиклах, где в позднемикенский период было основано святилище Аполлона, не наблюдается сколько‑ нибудь длительного перерыва в отправлении культа, а переход от микенской к протогеометрической керамике был постепенным. В окрестностях самой Спарты возникли новые поселения и святилища; во всех этих местах ранние образцы керамики не отличались единообразием, а внешние контакты осуществлялись с Амиклами. Но в середине IX в. важным центром становится святилище Артемиды Ортии, где наблюдается преемственность стиля керамики, общего для акрополя, святилища Афины Халкиокос, героона, Менелайона и для Амикл. Поэтому вероятно, что в середине IX в. обстановка в достаточной степени стабилизируется. К этому времени относятся также первые контакты Спарты с Критом, а через него – с Ближним Востоком.

Переход от внутренних конфликтов к упорядоченному сообществу в Античности приписывался усилиям Ликурга, автора реформы, известной как Eunomia, – она касалась как социальной системы, так и политического устройства. Время этой реформы также продолжает оставаться предметом дискуссий. Почти все древние авторы определяют его X или IX вв.; современные авторы помещают реформу в промежуток от конца IX до VI вв. Поскольку считается, что Ликург жил до перехода на ежегодную систему датировки в 757 г., мы можем лишь привязать время его жизни к эпохе правления тех или иных царей; но и цари эти в первоисточниках называются разные. При решении этой проблемы будем придержииваться мнения Фукидида как наиболее авторитетного историка: «Нынешняя политейя лакедемонян была установлена за четыреста с небольшим лет до окончания войны», то есть по нашему летоисчислению в последней четверти IX в.

Что касается сущности реформы, то она в античное время не вызывала никаких споров. Реформа затрагивала социальную систему и политическое устройство, по всем признакам тесно взаимосвязанные. Фигура самого Ликурга не менее легендарна, чем фигура Гомера. Кроме его реформы, о нем известно лишь то, что в Спарте в его честь был учрежден религиозный культ и что дельфийский оракул провозгласил его божественность. Некоторые исследователи сомневаются, существовал ли Ликург на самом деле, но это вопрос второстепенный. Другие сомневаются в том, что такая реформа могла быть проведена одним человеком; однако тот факт, что фундаментальные реформы в небольшой общине может осуществить один государственный деятель, наглядно продемонстрировали Солон, Клисфен, Тимолеонт и другие знаменитые личности. Учитывая это, можно согласиться с древними авторами, которые на основе местных спартанских преданий пришли к выводу, что коренные преобразования в 825–800 гг. были проведены одним человеком – Ликургом.

Цели реформы государственного строя были следующие: ограничить права двух царей (согласно спартанским преданиям, двоецарствие было основано близнецами Эврисфеном и Проклом), изменить состав совета (Gerousia) и наделить некоторыми правами народное собрание. Два царя сохраняли верховное командование во время войны и свою роль при отправлении религиозных культов, но в отношении текущей политики они являлись простыми членами совета. В прошлом, вероятно, совет состоял из глав 27 фратрий. Теперь их число увеличилось до 30, включая и царей. Советники избирались с одобрения народного собрания, причем быть избранными имели право лишь «равные» в возрасте 60 лет и старше, и эту должность они занимали пожизненно. Совет обладал исключительным правом вносить предложения в народное собрание и распускать его. В народном собрании участвовали все «равные»; оно отныне должно было собираться в установленное время в установленном месте. Его избирательные полномочия были четко определены, а решения по предложениям, внесенным советом, окончательны. Ликург также основал эфорат, состоящий из пяти эфоров, которые ежегодно избирались с одобрения народного собрания из числа «равных». Первоначально эфоры не обладали ведущим положением в государстве. Они всего лишь надзирали за работой социальной системы: инспектировали физическое состояние мальчиков, вершили суд в случаях неповиновения и возглавляли шествия на Гимнопедиях (национальном спортивно‑ музыкальном празднике). Вступая в должность, эфоры давали народу клятву «сбривать усы и соблюдать законы» – в ней выражается самая суть социальных и гражданских обязанностей в Спарте. Ликург своими реформами уничтожил все преграды племенных привилегий и предрассудков в гражданском сообществе. В agoge и в народном собрании все спартанцы были равны перед государством вне зависимости от своей знатности и богатства, и согласно новому государственному устройству их голос был решающим в кардинальных вопросах избраний должностных лиц и ратификации законопроектов, как бы ни была велика власть Герусии.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒