ГЛАВА 21. ПОГОСТИЩЕ, ПРОДОЛЖЕНИЕ

Онзадумался, тяжело положив взлохмаченную голову на руки, локтями упёртые в стол.Сергей и Даша безмолвствовали.

—А я всю нерастраченную силу души бросил на приход, развалины своивосстанавливал, воскресные школы для взрослых и для детей устроил, брошюркудаже для начинающих прихожан накрапал, выкладывался весь… Хорошо у нас было наслужбах! Зимой мороз тридцать градусов, а в храме отопления нет, окна плёнкойдля парников затянуты, рука к чаше примерзает, когда причащать идёшь! А люди вхраме стоят и молятся! Службы у нас долгие были, всё выслуживал, как положенопо уставу, не сокращал! Бывало, на улице потеплеет, уже пятнадцать градусовмороза, а в храме ещё тридцать, стены-то толстенные, промёрзли, какморозильник, холод отдают! Пока исповедовал причастников, люди из храма наулицу в пятнадцатиградусный мороз погреться выходили! И ведь ехали в наш храм! Даже из тех сёл, где свои храмы тёплые, не закрывавшиеся, службы короткие, всёкомфортненько! А приезжали к нам мёрзнуть! Всё потому, что Дух был! Дух верынастоящей, дух подвига, дух молитвы! А люди это чувствуют! Ради этого Духа и вхрам-то идут, те, кто понимает, конечно… А те, кому в тепле под красивое пениес соседками поболтать охота о том, как попы на их копейки жируют, те к нам неездили, понятно, им себя верующими чувствовать везде удобно было. Хорошие быливремена! Голод, нищета, разруха начала девяностых, деньги в бумажкипревратились, попы — в попрошаек с протянутой рукой, бегающих по новым русским: «Подайте на машину кирпича да пару кубов бруса! » А Дух был! И сколько людейтогда к вере приходило, и сколько попов тогда сердцем горели Богу послужить! Потом погасли многие, зажрались… Жрать друг друга начали… Меня вот тоже Мишка, мой однокурсник по семинарии, сожрал. Подожди! Надо выпить за его здоровье!

ОтецВиталий снова налил себе водки, чуть расплескав на стол, вытер пролитоерукавом, зажмурился, залпом выпил, посидел, сморщившись, выдохнул.

—Фу, гадость эта водка, никогда её не любил… Ну, дай Бог здоровья, покаяния испасения рабу Своему, протоиерею Михаилу! — он широко перекрестился. — А товедь тоже спился, бедный, хуже меня…

Онои понятно, с сильными мира сего: мэрами, генералами тусоваться — это ж какуюпечень надо иметь! Банкеты, дни рождения, мероприятия всякие! И везде надослова всякие льстивые от лица Церкви говорить, тщеславие начальничков ублажать! Чтоб милостивые были, чтоб спонсоров на пожертвования напрягали, льготы тамвсякие от них поиметь, участки земельные, санатории не для простых… Да и своёначальство епархиальное такого попа ценит, который с миродержателями в дружбе, наградки там внеочередные подкидывает, на грешки глаза закрывает… А страшно-товедь — что любить всё это начинаешь больше, чем Бога, славу человеческую, достаток, удовольствия, кресло, на котором задница пригрелась… И ради креслаэтого, ради славы да богатства совесть начинаешь продавать потихоньку, идти накомпромиссы с дьяволом, всё под предлогом-то благим: мол — интересы Церквизащищаю! А Дух Божий отходит, и дух лукавый заползает в душу, и порабощает…Глядь, а ты уже — законченный фарисей, «сребролюбец и лицемер» — всё, какГосподь в Евангелии обличал! Дообличался — распяли! И сейчас распнут! Всё те жепопы, архиереи, богословы, монахи… Не все, конечно! Много есть и рабов Божьихсреди духовенства! Но их и жрут, и гнобят свои же, те, кому задница на креследороже Царства Божьего! Те держатся, смиряются, несут свой Крест ради служения, которое избрали и которому все силы отдают, вот как сосед мой, игумен! А ясломался… Эх, офицер! Как жаль, что ты не поп! Сейчас бы дал тебе епитрахиль давыплакал бы все, что на душе скопилось!

ОтецВиталий, уронил голову на руки, затих, лишь плечи его слегка вздрагивали.

—Свинья я, свинья, офицер! Какой великий дар мне дал Господь — священство! Я жеэтими погаными руками своими на престоле хлеб и вино в Тело и Кровь Самого Богапрелагаю! Касаюсь его святыни пальцами, трясущимися от пьянства! Стыдно, фу, как стыдно мне, офицер, горько! Тошно мне от самого себя, офицер, от немощимоей душевной, от лени, от себялюбия, гордыни оскорблённой, от обид — как так, меня, такого хорошего, сожрали! Приход разрушили, загнали в глухомань, унизили! Дал Бог испытанье, а я не вынес, не смирился, молитвой в себе скорбь непобедил, а запил… Тьфу, дерьмо я, а не пастырь Божий! А я ж Его люблю! Люблю иоскорбляю, всей жизнью своей оскорбляю, всей мерзостью своей греховной… Вот, офицер, считай, что исповедался тебе… Да жаль, что ты не поп с епитрахилью…

Дашатихонько встала, осторожно обошла вокруг стола, бережно положила свои тонкиедевичьи руки священнику сзади на плечи и благоговейно, как икону, поцеловалаего поникшую голову.

—Батюшка, миленький! Господь вас обязательно помилует и спасёт!

ОтецВиталий замер, затем медленно поднял голову, повернулся и посмотрел на девушку.Лицо его, залитое слезами, улыбалось!

—Я верю в это, девочка! Это не ты, это сейчас Ангел Божий через тебя сказал!

Онокинул окружающее почти совсем трезвым взглядом, остановившимся на окне.

—Ребята! Ночь на дворе, а я вас заболтал совсем! Сегодня в Колонтаево вам непопасть, я не смогу сейчас машину повести, а сами вы по темноте дороги ненайдёте. Эх! В этой халупе даже положить вас негде… А, есть, придумал! Я дамвам одеяла и провожу до края кладбища. Там, с другой стороны от входа, вывыйдете на поле, пройдёте вдоль опушки метров сто пятьдесят, там сенной амбарсо свежим летним сеном. Там спать одно удовольствие, ночи сейчас тёплые, да и водеяла завернётесь — не замёрзнете! А утром раненько я вас разбужу ибыстренько, до службы, подброшу к повороту на Колонтаево, а сам вернусьслужить! Ну, как вам этот план?

—Отлично, батюшка! Сто лет не спал на сеновале! — вставая, потянулся Сергей.

—А я вообще ни разу не спала! Как здорово! — радостно отозвалась Даша.

—Ну, пойдёмте! — священник открыл стоявший в углу сундук, вынул из него двасвёрнутых рулонами старых байковых одеяла, похожих на армейские, вручил ихСергею. — Тут недалеко!

Онивышли на улицу.

Светилаполная луна, в её свете очертания храма, деревьев, надгробных памятников икрестов казались фантастическими декорациями какого-то великого вселенскогодейства, загадочного, полного тайн и неожиданностей.

Священникуверенно шёл впереди по петляющим, сменяющим друг друга кладбищенскимтропинкам, ведя за собой Сергея с Дашей, словно уверенный проводник в неведомомтаинственном мире. Минут через пять кладбище закончилось и перед взоромвышедших на открытое пространство открылось поле, обрамлённое справа уходящей кночному горизонту опушкой редколесья.

—Идите прямо вдоль опушки вон туда! — священник указал рукой. — И прямо в тотамбар уткнётесь, двери в него всегда открыты, сена там под потолок! Спокойнойночи!

—Спокойной ночи, батюшка, благословите! — Даша сложила ладошки подблагословение. Отец Виталий, осенив её крестом, благословил.

—Отец, Виталий! И меня благословите! — Сергей, слегка сконфузившись, тожеподставил руки, повторив движение девушки.

—Бог благословит тебя, офицер! Помолитесь обо мне…

—Обязательно, батюшка! — горячо откликнулась Даша. — Мы всегда будем молиться овас!

—Ну, прощайте! — махнул рукой священник и посмотрел долгим, каким-то умилённымвзглядом вслед уходящим. Вскоре Сергея с Дашей не стало видно.

Неторопясь, отец Виталий вновь прошёл по лабиринту кладбищенских тропинок мимостаринных и современных надгробий, держа путь на сверкающий в лунном светесквозь листву золотой крест на куполе храма. Тихая улыбка не покидала его уст.Он подошёл к своему домику, взошёл на крыльцо, открыл дверь и шагнул в комнату.

—Здравствуй, поп! — приветствовал его сидящий за столом Якуб. Магомед, сидя налавке напротив него, поигрывал тонким клинком кривого ножа. Эдгарс шагнул заспину священнику, отрезая ему путь на улицу, и прихлопнул плотнее дверь.

—Привет, бандиты! — с улыбкой ответил отец Виталий!

—Зачем «бандиты», — изобразил на лице удивление Якуб, — может, мы хорошие люди!

—По рожам видно, что бандиты! — насмешливо отозвался священник. — Надо-то чего?

—Надо? Надо нам парня с девкой, которые у тебя в гостях находятся! Где онисейчас?

—Каких парня с девкой? — попробовал изобразить неведение священник.

—А тех, чья сумка с женской одеждой лежит у тебя в машине за воротами! — сказалЯкуб, вставая. — Тех, кто вот из этих двух стаканов пил! — он указал пальцем настаканы с остатками сока, из которых пили Сергей с Дашей. — Скажи мне, где они, тогда останешься живой! — Якуб распахнул полу куртки, демонстрируя торчащий запоясом пистолет.

—Ну уж это — фиг твоей бандитской морде! — словно выплюнул Якубу в лицо отецВиталий.

—Ты зря так говоришь, ты умереть хочешь, да? — поднял брови Якуб.

—Всю жизнь к этому готовлюсь!

—Умирать мучительно будешь, поп! Всё равно всё расскажешь!

—Давай, пробуй! Я жил как свинья, может, даст Господь, умру как христианин!

—Собака ты, кафир, поганый пёс, а не человек! — взъярился бешенством Магомед. —Лучше скажи «Аллах Акбар», а то я тебе голову резать буду!

—Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех животдаровав! — перекрестился священник на иконы в углу.

—Давай скотч, латыш! — злобно прошипел Якуб.

ГЛАВА 22. ЛЮБОВЬ

—Серёжа! Как ты думаешь, отец Виталий до сих пор любит свою жену? — Дашазадумчиво смотрела на освещённое луной сквозь слуховое оконце сенного амбаралицо Сергея.

—Не знаю, может быть! Но мне кажется, Бога он любит больше!

—Наверное, это очень больно, когда тебя бросает жена! — девушка накинула одеялона плечи, сидя на самом верху кипы сена, где Сергей устроил себе и ей поспальному месту.

—Больно. Но ничего, пережить можно! Я вот пережил! — Сергей грустно улыбнулся.

—Ты был женат, Серёжа? И тебя тоже бросила жена? — поражённо воскликнула Даша, глядя на Сергея, словно увидела его в первый раз.

—Тебя это удивляет? — посмотрел на неё Сергей. — Да, Дашутка, я был когда-тоженат, недолго, правда, а потом моей жене надоела жизнь с нищим воякой, которого всё время не бывает дома, которого могут выдернуть из постели срединочи и отправить на неделю в командировку без связи с домом. Быть женойвоенного, особенно спецназовца ГРУ, — это особое призвание, я не один такой, изнаших ребят офицеров, жена которого ушла искать себе более спокойной иобеспеченной жизни! Они свободные женщины, имеют право…

—Имеют право? — ещё более поражённо отреагировала девушка. — А как же любовь? Разве можно уйти от человека, с которым тебя соединяет любовь, даже если онвоенный и бедный?

—Как видишь, можно! — Сергей положил руку под голову и посмотрел на звёздноенебо сквозь слуховое окошко. — Не только военных бросают, священников, вон, тоже… А может, там и любви-то не было, со стороны этих жён … Как это понять?

—Что понять?

—Ну, понять, есть она — любовь эта, или только так — самообман какой-то?

—Да как же, Серёжа! Как это можно не понять? — Даша в волнении сбросила с плечстесняющее её движения одеяло. — Да это же вот здесь! — она постучала себякулачком по груди против сердца. — Это же вот здесь всё горит, всё взрываетсяот счастья, всё светится в тебе и вокруг, когда ты рядом с тем, кого ты любишь! Как это можно не понять? Когда ты любишь, всё понятно, всё ясно и просто —люблю, и всё!

—Это к кому ты такие чувства испытывала, Дарья? — поражённый её страстной речью, спросил Сергей, приподнявшись на локте и с удивлением разглядывая вдохновенное, взволнованное лицо девушки.

—К тебе, Серёжа… — потупила глаза Даша. — Прости, я не хотела тебя смущать, этосамо вырвалось! Я просто не могу понять, как можно бросить тебя… Ты на меня несердишься?

—Я, я… — растерялся Серёга, не зная, как отреагировать на это обвалившееся нанего признание девушки и на пронзившее его в ответ сильнейшее чувство нежности, трепетной радости, пылкой привязанности, которому он усилием воли доселе недавал даже заявлять о себе в его, словно запакованном в бронежилет, подчинённомрассудку, солдатском сердце. — Я, кажется… да нет, не кажется… — я тоже люблютебя!

—Правда? Правда, Серёжа? — Даша вся вспыхнула счастьем, словно в полночномсенном амбаре вдруг засияло ослепительное солнце. — Серёжа! — она полуприкрылаглаза длинными пушистыми ресницами. — Можно я тебя… поцелую?

—Можно, конечно… — Сергей подскочил на колени и протянул к ней руки. Девушкавпорхнула в них, обхватила его за шею и нежно-нежно поцеловала… в щёку.

Серёгаосторожно обнял её тонкие, вздрагивающие плечи, бережно прижал к себе еёлёгкое, гибкое тело, зарылся лицом в её благоухающие сеном и каким-то забытымженским ароматом волосы и замер, боясь потревожить неловким движением тохрупкое, звонкое, воздушное состояние восторженного счастья, охватившее ихобоих.

Прошлокакое-то нераспознаваемо долгое или короткое время.

—Серёжа! — тихим горячим шёпотом проговорила Даша прямо в ухо Сергею. — Насмогут убить… Если ты хочешь… ты можешь сделать со мной это, ну… что мужчиныделают с жёнами…

—Очень хочу! — ответил Сергей, ещё сильнее и ещё бережнее прижимая её к себе. —И обязательно всё это сделаю! Только сначала мы выберемся из этой кошмарнойпередряги, я куплю тебе красивое белое платье и надену тебе на пальчик колечко, и, если ты захочешь, мы обвенчаемся в какой-нибудь красивой светлой церкви! Апотом мы приедем домой, и вот тогда я всё, что ты сейчас имеешь в виду, сделаю, мы вместе это сделаем и будем делать это долго, долго! А сейчас я не хочукрасть у тебя всю ту красоту, которой ты достойна — и церковь, и колечко, иплатье, и настоящую первую брачную ночь!

—Я люблю тебя, Серёжа! — сжав изо всех своих слабеньких девичьих сил шею Сергея, проговорила девушка, вся растворяясь в охвативших её волнах неведомого ей ранеечувства. — Я так люблю тебя!

Сергейпроснулся ещё до рассвета. Он лежал на пахучем сенном ложе, бережно обнимаясвернувшуюся у него на груди, укутанную двумя одеялами Дашу. Она тихо, по—детски безмятежно спала, обняв его за плечо рукой и разметав по одеялурассыпавшиеся пряди пшеничных волос.

—Прямо дежавю какое-то! — подумал Сергей. — Кажется, это так называется! Несколько дней назад я проснулся в палатке, так же, как и сейчас, ощущая насебе это тёплое, беззащитное существо. Но сколько же всего прошло за это время! Целая жизнь! И если в прошлый раз этот сопящий во сне ребёнок воспринималсямною лишь как досадное недоразумение, ненужное искушение и без тогопотрёпанного жизнью мужика, зато теперь здесь на моей груди спит драгоценноесокровище всей моей жизни, смысл этой жизни, её радость и наполнение! Наверное, это есть то самое, что называют — Божий дар!

Господи! Я не умею молиться, я не умею правильно разговаривать с Тобой, я не ходил вцерковь, меня этому никто не научил! Я никогда ничего не просил у Тебя, нотеперь я в первый раз сам обращаюсь к Тебе с просьбой, первый раз прошу того, чего никто мне больше дать не сможет, это я теперь понимаю, никто, кроме Тебя!

Господи! Прошу Тебя об одном — сохрани от злых людей эту чистую, добрую девочку, сохраниеё вообще от всякой беды, от всякого зла! Если можно… Ты знаешь, Господи, я непривык получать такие подарки, я всё привык зарабатывать тяжёлой работой, но, если можно, подари мне счастье быть всегда рядом с этой девочкой, любить её, беречь, охранять, заботиться о ней! Она ведь тоже мало видела в своей короткойжизни радости, простой человеческой искренней любви! Я готов ей дать этулюбовь, я хочу ей дать свою любовь! Я готов ей отдать свою жизнь, если этосделает её счастливой, я готов, если надо, пожертвовать собой, мне не жалкосвоей жизни, жизнь солдата всё равно недорого стоит! Но, если можно, если Тывидишь, что я смогу сделать жизнь этой девочки счастливее, то сохрани и менядля неё, сохрани нас друг для друга! Я обещаю всегда верить в Тебя, я обещаюузнать всё, что нужно знать о Тебе, я обещаю Тебе жить так, чтобы заслужить тотдар, который Ты уже дал мне, и тот, о котором я сейчас прошу Тебя! Я верю, чтоТы можешь сделать все, о чём я Тебя прошу, и я прошу Тебя — сделай это, пожалуйста, Господи!

—Ты о чём думал сейчас? — спросила Сергея незаметно для него проснувшаяся Даша.

—Ты знаешь, чудо моё, я пробовал молиться! То есть я, наверное, молился, яразговаривал с Богом! Мне кажется, Он слушал меня! Это мой первый опытразговора с Богом, наверное, я что-нибудь неправильно говорил! Но я просил Егоо нас с тобой, чтобы нам быть вместе всегда и любить друг друга! Об этом можнобыло просить?

—Конечно, можно! Серёжа, Бога можно и нужно просить обо всём добром, правильном, хорошем! — девушка погладила тонкими нежными пальчиками его заросшую щетинойщёку. — Он любит всё хорошее, все, в чём проявляется любовь, и исполняетпросьбы о хорошем, если просишь его от чистого сердца! Ты такой колючий!

—Я побреюсь, когда-нибудь, — улыбнулся Сергей и поправил рукой спадающие ей налицо волосы. — Закрой глаза!

Девушказакрыла глаза и замерла. Сергей, слегка приподнявшись, бережно поцеловал еёзакрытые веки, лоб, кончик носа, легонько коснулся губами её губ.

—Теперь я знаю, что такое счастье, — он вновь откинулся головой на сено. —Теперь мне не страшно будет умереть за него!

—Не надо умирать, Серёжа! — девушка сверкнула на него испуганным взглядом. — Ненадо умирать для счастья, надо жить для него! Живи для меня, пожалуйста, живи! Серёжа, я теперь больше не смогу без тебя! Сделай, пожалуйста, так, чтобы тыжил и был всегда со мною!

—Я честно постараюсь всё для этого сделать, слово офицера! — Сергей ещё разпоцеловал Дашу в кончик носа. — А ты молись, чтобы у меня всё получилось, ты желучше меня знаешь, как это надо делать!

—Я всё время молюсь об этом! — девушка прильнула к нему и прижалась к его груди.— Серёжа! Я молилась, чтобы ты полюбил меня, и мы были вместе, с того момента, как ты вошёл в палатку утром и отдал мне свою одежду, а потом кормил менямакаронами с тушёнкой… Я уже тогда почувствовала, что ты мне родной!

—У тебя хорошо получается с молитвами, — улыбнулся Сергей, — давай потихонечкувылезать отсюда, батюшка, наверное, уже встал и ему пора нас везти, чтобыуспеть к началу службы.

Ониспустились с сеновала, свернули одеяла, весело отряхнули друг друга отприставших к одежде травинок, затем направились в сторону кладбища.

—Посмотри, как красиво здесь! — сказала Даша Сергею, когда они вошли накладбище. — И совсем не страшно! Здесь свой какой-то особый мир, какая-тоособая тишина…

—Стоп! — Сергей остановился. Его тренированное годами боевых действий звериноечутьё вдруг подало слабый, но ощутимый сигнал тревоги. — Так, солнышко моё! Сейчас ты подождёшь меня здесь, вот на этой лавочке в кусте сирени! Сидитихонечко и молись, хорошо? Ни звука не издавай и ничего не предпринимай безменя, что бы ты ни услышала! Поняла?

—Да, поняла, Серёжа! — кивнула девушка, послушно садясь на скамейку, спрятавшуюся в разросшихся кустах сирени. — Но ты недолго, да?

—Так быстро, как смогу! И вот ещё! — Сергей достал из кармана куртки пистолет, привычно проверил патроны в магазине. — Вот это я оставлю тебе! На всякийслучай!

—Ой, я его боюсь, Серёжа! — боязливо покосилась девушка на пистолет.

—Не надо бояться оружия, радость моя, убивает не оружие, убивает человек! — онпосмотрел девушке в глаза. — Пообещай, ради меня, сделать всё точно так, как ятебе скажу!

—Обещаю, Серёжа!

—Смотри! Держать его надо вот так, — Сергей показал ей, как должен пистолетлежать в руке. — Возьми! Вот так, держи крепко, но слишком сильно не сжимай, вот так, умничка! Теперь смотри! Если вдруг кто-то появится из тех, ты ихузнаешь, я думаю сразу, просто направь пистолет в сторону противника и нажимайсюда, на спусковой крючок! Пистолет дёрнется в руке в момент выстрела, но ты небойся, держи крепко и жми смелей! Здесь восемь выстрелов, ты сможешь защититьсебя!

Сергейвзял пистолет у Даши, передёрнув раму затвора, дослал патрон в патронник иснова вложил его девушке в руку.

—Серёженька, мне страшно! — посмотрела на него полными тревоги глазами девушка.

—Не бойся ничего! Я позову тебя, когда увижу, что всё в порядке! Помни, всякий, кто будет приближаться и не позовёт тебя моим голосом, — враг!

—Я поняла, Серёжа, ты можешь идти спокойно! — Даша тряхнула головой, словноотгоняя страх. — Я сделаю всё так, как ты сказал!

—Ну, пока, счастье моё! — Сергей, нагнувшись, поцеловал её в лоб. — Я скоро, молись!

Имягкими неслышными шагами разведчика направился по тропинке в сторону храма.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 Следующая ⇒