Глава десятая В сундуке с фотомоделью

Вранье для родителей, надо сказать, выдумал тоже не Блинков-младший. И опять это было самое правдивое вранье.

Николай Александрович до вечера сидел в редакции. Он ждал, когда «Ананасы в пиве» вставят в оригинал-макет. Так называются газетные полосы, которые печатают на компьютере в единственном экземпляре.

С оригинал-макета снимают фотопленку, с пленки делается форма — такие металлические пластины, на которых вся газета оттиснута наоборот, как в зеркале. А с формы печатается тираж, все сотни тысяч экземпляров. Но это уже не в редакции, а в типографии. Блинков-младший и попросил показать ему типографию.

Николай Александрович чувствовал себя победителем, а победители — щедрые люди. Он договорился с курьером, который отвозил в типографию оригинал-макеты, чтобы он взял с собой Блинкова-младшего. Отпросить его у родителей Николай Александрович вызвался сам.

— Родители, Дмитрий Гавриловский, это святое. Нельзя, чтобы они волновались из-за тебя, — сказал он, тыча в Блинкова-младшего пухлым пальчиком, с таким неприступным видом, как будто из-за него родители не волновались никогда. А маме он сказал по телефону:

— У парня дебют, пускай дождется тиража. Это на всю жизнь запоминается — первая твоя газета с печатного станка… Когда напечатают, тогда и напечатают. Ничего, если поздно. Газеты же ночью повезут на почту. Попросится к водителю попутной машины, и вся недолга.

Короче говоря, без пяти двенадцать Блинков-младший уже переодевался в обшарпанной гримуборной «Пиррова пира». Никого, кроме Нины Су и фокусника, там пока что не было, но буквально повсюду — на подоконниках, на стульях и даже на полу — валялись кожаные ошейники с шипами, блестящие лакированные фуражки и какие-то цепи с кожаными треугольничками.

Свои пачкающиеся типографской краской газеты Блинков-младший завернул в куртку и спрятал ее в тумбочку от хозяек всех этих ошейников и цепей. А то придут на работу, возьмут каждая по газетке, и ему ничего не останется.

В двенадцать он лежал в сундуке фокусника, и Нина Су дышала ему в самый нос запахом клубничной жвачки. Ему Нина Су дала мятную, чтобы обоим было приятно.

Как это часто бывает не только в фокусах, но и в жизни, волшебный сундук оказался без секрета. Четыре оклеенные разноцветной фольгой стенки откидывались на петлях, как борта грузовика, чтобы почтенная публика могла убедиться, что стенки не двойные, а тонюсенькие, фанерные, и сундук абсолютно пуст.

Фокусник с Блинковым-младшим поднимали эти откинутые стенки, скрепляли их обычными дверными крючками, и Блинков-младший залезал в сундук. Это было самое сложное, потому что его переодели в гусарский мундирчик лилипута. Мундирчик резал ему под мышками и вообще где только можно. Залезть на столик, где стоял сундук, было маленьким подвигом, перекинуть ногу через стенку сундука — невыполнимой задачей. Блинков-младший бревном падал внутрь. Прямо на невесть откуда взявшуюся гладкую и упругую, как резиновая кукла, Нину Су.

Фокусник закрывал крышку, и становилось темно.

Теперь надо было поменяться с Ниной Су местами. Блинков-младший лежал опять же бревном, а фотомодель из-под него так потихоньку выдавливалась, выдавливалась и, наконец, оказывалась на бревне. Это был драматический момент. На первой репетиции Блинков-младший даже закричал. Ему показалось, что еще минута — и он так и погибнет под фотомоделью. Хорошенькое будет сообщеньице в «Желтом экспрессе»: «Нина Су насмерть задавила восьмиклассника»! Но фотомодель поднажала и, сам не поняв, как, Блинков-младший провалился в глубокий треугольный ящик.

Секрет был не в сундуке, а в столике. В тоненьком, хрупком, на блестящих металлических ножках. По диагонали между двумя ножками было вставлено зеркало. В нем отражалась третья ножка и кулиса, точно такая же, как задник сцены. Публике казалось, что она и видит задник и все четыре ножки. Как будто под столиком пусто и нет этого треугольного ящика за зеркалом.

Они репетировали до часа ночи. Блинкову-младшему надо было разучить свою роль, которую фокусник написал сам и скромно этим гордился. Слова были глупые или непонятные. Вдобавок Блинков-младший оказался больше лилипута, и они с Ниной Су застревали, когда менялись местами в сундуке.

Блинков-младший все время думал про идиотскую рекламу, где молодой человек выскочил из лифта, потому что ему не понравился запах пота от девушки, а потом девушка попрыскалась дезодорантом, и у них сразу наладилась личная жизнь. Этот молодой человек был, во-первых, дурно воспитан, во-вторых, ничего не понимал в девушках. Зачем вообще девушка такому придурку? Если ему так нравился дезодорант, мог бы купить себе дезодорант и нюхать на здоровье.

— Тело должно пахнуть телом, — сообщил Блинков-младший Нине Су, а Нина Су засмеялась и сказала:

— Ну, ты знаток!

За кулисами собралось полно народу. Хозяйки цепей и ошейников, от которых Блинков-младший прятал свои газеты, станцевали канкан и ходили, как боксеры, накинув махровые халаты с капюшонами, чтобы не остыть. За ночь им надо было несколько раз выйти на сцену. А индийский факир пришел с улицы в парчовых шароварах и голый по пояс. Он так и ехал в машине из другого клуба. У факира был мешочек с битыми стеклами и жестянка с бензином для зажигалок «Зиппо». На стеклах он лежал, а бензина помногу, по полжестянки за раз, набирал в рот и прыскал им, подставив горящую свечку.

Нину Су очень долго упаковывали в ящик. Репетировала она в купальнике, а на сцену должна была выйти в серебристом платье до пят, но с разрезом до пояса. Это платье надо было скатать вокруг тела валиком, чтобы не измять его в ящике и чтобы Блинков-младший в нем не запутался. А еще к платью полагался веер из страусиных перьев, который один занимал полсундука. Веер засунули в картонную трубочку, и он стал не больше зонтика.

Нина Су с веером сидела в ящике, как летчик в готовности номер один, оставив открытым треугольный люк. К люку с обратной стороны специальными зажимами крепилась алмазная корона вице-мисс «Керосинпром». На голову вице-мисс напялила старые колготки, чтобы не рассыпалась прическа. Ее голые коленки упирались в подбородок.

Фокусник нахлобучил Блинкову-младшему седой парик с косичкой и треугольную шляпу, мазнул ему под носом — запахло эфиром — и сказал:

— Придерживай.

Придерживать надо было закрученные кверху седые усищи. Блинков-младший потом, когда клей высох, посмотрелся в зеркало и себя не узнал.

В довершение всего фокусник продел ему в колечко на поясе огромную шпагу. Если упереть ее острием в пол, эфес доставал Блинкову-младшему до кончика носа. Лилипуту, сказала Нина Су, шпага была выше головы. Считалось, что это смешно.

— Классический сюжет, — объяснил фокусник Блинкову-младшему. — Щелкунчик превращается в прекрасную принцессу.

— У Чайковского — в принца, — поправил Блинков-младший. Он прикидывал, как бы случайно не проколоть этой шпагой Нину Су, когда будет падать на нее в сундук.

Фокусник задумался.

— Нет, — решил он. — В принца — не поймут. У нас тут не Большой театр.

И убежал подсматривать из-за кулисы.

— Георгий Козобекович здесь! — вернувшись, объявил он почтительным голосом.

Тут раздались аплодисменты, и со сцены прошел индийский факир. От него воняло сгоревшим бензином, как от выхлопной трубы.

— По машинам! — скомандовала себе Нина Су, выплюнула на пол жвачку и захлопнула люк.

Фокусник вышел на сцену первым. Само будто бы превращение Блинкова-младшего в прекрасную принцессу занимало не больше минуты, и сначала надо было разогреть публику всякими платочками из кулечков и шариками из носа. Потом включилась кассета с барабанной дробью, публика более или менее притихла, и фокусник стал рассказывать, какой замечательный фокус сейчас увидят уважаемые господа и дамы.

На словах «эксперимент, опровергающий закон сохранения веса, роста, возраста и пола» Блинков-младший вкатил столик с сундуком. Он катился легко, как пустой. Единственная хитрость была в том, чтобы не вставать ни за зеркалом, ни перед зеркалом, а то секрет фокуса тут же раскрылся бы. И подъезжать со столиком надо было на точное место, чтобы публика увидела в зеркале что ей положено, а не, допустим, ноги фокусника или собственные лица. Это место фокусник заранее показал ему из-за кулис да еще и уронил на него целую связку своих разноцветных платочков. Но Блинков-младший все равно проехал чуть дальше, и пришлось незаметно потянуть столик назад. Тогда он понял, что волнуется.

Из-за кулисы казалось, что на сцене полумрак, и, наверное, так и было. Но маленькие прожекторы, освещавшие сцену, били в самые зрачки, до дна. Блинков-младший ослеп сразу же, как только посмотрел навстречу этим прожекторам в зал. Перед ним колыхалась черная пелена, курящая, гомонящая и звякающая стеклом и металлом.

— А вот и наш Щелкунчик, — кажется, уже второй раз сказал фокусник. Ничего смешного в этом не было, но черная пелена одобрительно захихикала.

— Честь имею! — спохватился Блинков-младший и потащил из кольца на поясе длинную шпагу лилипута.

Шпага не вынималась — ему не хватало размаха рук.

— Крутая у тебя заточка, — сказал фокусник, черная пелена ржанула. — Где взял?

— На улице нашел… — начал свою реплику Блинков-младший. Черная пелена заулюлюкала, захлопала, и конец ему пришлось выкрикивать: — … В милицию несу сдавать, честно!

Потом фокусник спросил, зачем ему заточка, а Блинков-младший ответил, что у него назначена стрелка с крысиным королем. Фокусник: «А где? », Блинков-младший: «В сундуке. Мне братва его упаковала! »

У черной пелены явно были не все дома. Все эти глупости она встречала с восторгом дошколят, вопящих «Раз-два-три, наша елочка, гори! » Блинков-младший сначала думал, это из-за того, что он все никак не мог справиться со шпагой. Справился и погрозил шпагой фокуснику. Веселье в зале продолжалось.

Наконец, они с фокусником откинули стенки сундука, показали, что там пусто, собрали сундук, и фокусник подсадил Блинкова-младшего на столик. Он ринулся к уже открывшей свой треугольный люк Нине Су как к самому близкому в этой бесильне человеку.

— Молодец, — шепнула фотомодель и влажно чмокнула Блинкова-младшего в щеку. — Да куда ж ты шпагу в ящик тащишь, идол! Оставь в сундуке!

Блинков-младший провалился в ящик, люк над ним закрылся и почти сразу же грохнули откинутые стенки сундука. Зал взревел!

В амальгаме зеркала лилипут проскреб себе дырочку для подглядывания. Что лилипут — это точно, потому что Блинков-младший шею себе свернул, пытаясь пристроиться к дырочке то правым, то левым глазом. И так, и сяк было неудобно, а Нина Су вообще не смогла бы смотреть в эту дырочку, потому что не так свободно помещалась в ящике.

Когда Блинков-младший все же примостился к лилипутьему глазку, оказалось, что почти весь обзор ему закрывают откинутые вниз стенки сундука. Между ними оставалась только узкая щелка, зато прожекторы больше не слепили, и Блинков-младший хорошо видел носки лаковых туфель фокусника, край сцены и сразу за ним — круглую коротко стриженную башку. Судя по тому, что в рот ей вставлялась то рюмка, то вилка, у башки имелась как минимум одна рука и туловище, но ничего этого не было видно.

Фокусник успел объявить, что Нина Су — вице-мисс «Керосинпром», фотомодель позапрошлого месяца и до сих пор не замужем. Над головой у Блинкова-младшего загрохотало: Нина Су била чечетку. Блинков-младший почти не боялся, что незамужняя вице-мисс провалится к нему на шею. Как-никак сундук был ее с лилипутом собственностью, и она молотила ногами очень бережно.

На сцену полетела оставленная Блинковым-младшим в сундуке шпага. Мелькнула рука и красное лицо фокусника. Он подобрал шпагу и отошел. Что-то он там показал с этой шпагой, потому что зал опять заржал, а башка салютнула рюмкой. Веер из страусиных перьев медленно, как парашют, упал к самому подбородку башки.

— Да здравствует наш генеральный спонсор Георгий Козобекович! — выкрикнула Нина Су и швырнула на сцену свое серебристое платье.

Таковы законы шоу-бизнеса, — сжав зубы, сказал себе Блинков-младший. — В конце концов, она кормит свою безработную маму и сестрицу Суворову.

Заиграла музыка, вице-мисс «Керосинпром» спрыгнула со столика, и напротив щелки, в которую смотрел Блинков-младший, замаячили ее стопятнадцатисантиметровые ноги. Она танцевала по всей сцене, но всякий раз возвращалась к башке, очень этим довольной. У башки обнаружилась вторая рука, с бокалом, и она знай себе чокалась бокалом о рюмку, надо полагать, за здоровье Нины Су.

Блинков-младший не все видел и пропустил что-то важное. Музыка играла все та же — что-то из «Человека-невидимки», — но вместо длинных ног Нины Су в щелке вдруг завихлялись короткие и толстые. Столик с Блинковым-младшим в секретном ящике кому-то помешал, и его оттолкнули прямо на толстые ноги. Похоже, это произошло неслучайно. С ногами мелко сводили счеты. Стойко приняв удар, ноги переадресовали столик в кулису. Блинков-младший не знал, что там за этой кулисой — артисты выходили на сцену с другой стороны.

Толчок был такой сильный, что столик отодвинул кулису и поехал дальше. Сразу же стало ясно, почему башка торчала у самого края сцены. Там была оркестровая яма, и в ней-то за длинным столом Блинков-младший увидел уже не одну башку, а все, что положено иметь генеральным спонсорам: руки с волосатыми пальцами, брюшко, лежавшее на коленях, сотовый телефон, лежавший на столе, и пиджак бутылочного цвета. Шея в комплект не входила.

Столик со спрятанным Блинковым-младшим медленно катился по бровке оркестровой ямы и в любой момент мог туда свалиться. Генеральный спонсор и ухом не повел, как будто здесь каждый день разъезжали столики. Блинкову-младшему оставалось либо сейчас же вылезать из ящика и раскрыть секрет фокуса, либо вместе со столиком падать в оркестровую яму. Секрет в таком случае все равно раскрылся бы, но с человеческими жертвами.

Увы, даже финансово одаренные подростки не всегда принимают разумные решения. Вместо того, чтобы пулей выскочить из ящика, Блинков-младший оцепенело ждал. Самое интересное — столик в конце концов остановился. Это лишний раз доказывает, что и неразумные решения могут оказаться верными, если человеку везет.

Картина в смотровой щелке изменилась. От генерального спонсора осталась одна рука, лениво гонявшая вилкой маслину по блюдцу. Остальное заслоняла спина, которую Блинков-младший узнал сразу. Эти покатые плечи в белом смокинге, эту бороду до ушей, настрадавшихся от бабки Пупырко. Мало того, из-за спины князя Голенищева-Пупырко-старшего виднелась развернутая газета, которую Блинков-младший тоже узнал сразу. Он бы ее узнал, если бы и не сидел так близко, что мог прочитать заголовки.

Старший князь читал «Желтый экспресс» со статьей «Ананасы в пиве». Этого номера не было еще нигде. Ни в ночных киосках, ни тем более у подписчиков. Его только полтора часа назад отпечатали.

Музыку выключили, и стало слышно, что князь Голенищев-Пупырко-старший читает вслух.

— «…грезится шум, невнятный и жуткий, как возня крыс в корабельном трюме. Это, с треском взламывая рачьи доспехи, хлюпая и причмокивая, грязные бизнесмены пропивают науку», — закончил он и медленно сложил газету.

— Идиот, — с чувством сказал сварливый толстый голос, и рука с вилкой наподдала заметавшейся по блюдцу маслине.

— Журналюги, — как бы извинился за авторов статьи князь Голенищев-Пупырко-старший. Как бы ему и говорить-то неудобно в приличном обществе о таких мелких и пакостных людишках.

— Ты идиот, — уточнил толстый голос, маслине просто некуда было деваться. — Проблемы решают либо цивилизованно, либо нецивилизованно. Если цивилизованно, то тихо гадят и шумно помогают. А если нецивилизованно, то наоборот. Сажают бригаду в джип «Чероки», приезжают и первым делом стреляют клиенту в пол. Чтоб понял и проникся. И уж потом честь по чести спрашивают, какие трудности, может, надо чем помочь. А ты ни нагадить исподтишка не сумел, ни напугать как следует.

Вилка пригвоздила маслину, исчезла и вернулась пустой.

— В общем, отходи от этого дела. Не справляешься, — приговорил генеральный спонсор.

— А кредит? — беспомощно спросил князь Голенищев-Пупырко-старший. — Я же, Георгий Козобекович, и свои деньги вложил в «Сильный хмель», и кредит потратил. За пивзавод внес предоплату, мебель заказал…

Грянула музыка из «Красных дьяволят», и объявили, что после пятнадцати лет эмиграции в «Пирров пир» приехал артист нелегкой судьбы Аркадий Птичкин. Ничего новенького артист нелегкой судьбы за это время не выучил — все те же куплеты из «Красных дьяволят». Блинкову-младшему они и так не нравились, а тут он прямо возненавидел Аркадия Птичкина, который пятнадцать лет где-то колбасился и нате, приехал именно к разговору князя Голенищева-Пупырко-старшего с генеральным спонсором. Индийский факир был в сто раз лучше. Пил себе бензин и помалкивал.

Князь Голенищев-Пупырко-старший горбился, горбился, и ходуном ходил краешек его бороды. Что-то князь говорил, но Аркадий Птичкин, конечно, его перекрикивал. А генеральный спонсор подложил себе на блюдечко маслин и приканчивал, приканчивал их одну за другой.

Вообще-то, хотя Блинков-младший не слышал ни слова, все было ясно, как в балете: князь уговаривает, а этот Козобекович не соглашается. Ну и наплевать бы на них, если бы эти чужие неприятные люди, разговаривая о пиве и о кредите, не решали судьбу старшего Блинкова.

И ведь вряд ли они хотя бы мельком подумали об этом. Вот что самое страшное.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒