Окказионализмов в газетном дискурсе

Исследование механизмов окказионального словообразования в аспекте функционирования не может рассматриваться вне текстового процесса, так как, с одной стороны, производное окказиональное слово именно в тексте проявляет свой конструктивных характер, с другой стороны, оно служит для создания семантических и стилистических связей между лексическими единицами текста. Наиболее интересны в плане реализации разноаспектных словообразовательных возможностей окказионализмы, формирующие публицистический дискурс.

Используя определение дискурса, данное Ю.С. Степановым [Степанов 1995: 44], определим интересующую нас область функционирования окказиональных дериватов. В нашем случае газетный дискурс представляет собой заголовок с представленным в нем окказиональном знаком (опорный концепт) и последующим контекстом, реализующим информацию, который несет производный знак. Данный дискурс является особым миром, так как отражает особые ментальные структуры в правилах словоупотребления.

Рассматривая данный тип дискурса с позиций психолингвистической теории понимания текста, необходимо отметить, что в организации композиционно-речевого единства всего текста он играет ведущую роль. Так, связь с текстом отражают следующие функции заголовка, свойственные ему как элементу газетной речи [Кайда 1989: 63, 91]: 1) назывная (заголовок называет текст); 2) информативная (сообщает о чем-либо); 3) аппелятивная (является первой фразой, которая устанавливает контакт между автором и читателем); 4) эмотивная (в нем отражается отношение автора к сообщению); 5) рекламная (призван привлечь внимание к тексту).

Рекламная функция заголовка во многом определяет, прочтет ли читатель данную публикацию, или же не обратит на нее внимания. Поэтому в заголовке активизируется «эффект новизны» [Кожина 1993: 186], который проявляется в необычности, свежести словосочетаний, семантики слов, использовании новообразований. Являясь первой проверкой взаимопонимания автора и читателя, заголовок сам по себе выразителен, содержит интригу. И в этом смысл заголовка как коммуникативной единицы дискурса. А его особые функции – передача стилистической и эстетической информации – прослеживаются уже на первом этапе знакомства, потому что стилистическая информация подчеркивается оригинальностью внешнего облика заголовка, а эстетическая – связана с передачей авторской оценки как результата объективного анализа исследуемого явления [Кайда 1989: 91-92].

Заголовки, основным структурным элементом которых является окказионализм, реализуют фатический (оценочный) тип газетного дискурса, поскольку окказионализм «перетягивает» на себя основные функции заголовка, давая нам первоначальное представление о произведении, создает информацию об авторской концепции, передает авторскую оценку описанного и корректирует читательское понимание текста [Корытная 1998: 149]. Окказионализм в структуре заголовка подготавливает восприятие текста: авторский акцент на инновации делает его загадочным и интригующим для читателя. Заголовок как «узел» пересечения встречных процессов производства и понимания текста выводит в плоскость рассмотрения окказиональные слова газетного дискурса как единицы ментального лексикона во всем многообразии присущих ему функций (идентифицирующей, регулятивной, синтезирующей и прогностической).

Ведущая и координирующая роль – у прогностической функции окказионального слова, а объяснение соответствующих процессов лежит в плоскости рассмотрения психологической структуры значения слова [там же: 150].

Как это следует из функционального анализа окказиональных дериватов, анализируемый тип дискурса – жестко регламентированное образование с точки зрения лексического наполнения и семантико-синтаксических структур окказионализмов, входящих в его состав. Поскольку газетный заголовок – именной, это акцентирует внимание на одном из элементов содержания текста, корректирующих читательское восприятие речевого произведения с опорой на ассоциативные возможности окказионального слова. Их нормативность связана прежде всего с реализацией той семиотической формы в дискурсе, развертывание которой невозможно без использования текстообразующих средств определенной концептуальной и коммуникативной направленнности [Антипов 2001: 67]. Пропозициональная структура дискурса и его коммуникативные рамки выявляют механизмы речевого употребления грамматики языка, одновременно ориентированной и на систему, и на реализуемый образец, что обобщает уже на этапе речепорождения возможную трансформацию языковых структур, хранящих информацию о мире и языке.

Все формальные воплощения дериватов существуют для того, чтобы обеспечить оптимальное функционирование в тексте. Словообразовательные окказионализмы, возникая как синтаксические дериваты, являются порождением дискурса, существуют в нем и подчиняются законам его построения [Катышев 1998: 83]. Они выполняют не только собственно номинативные функции, но и служат задачам коммуникации, а значит, выступают в виде «определенным образом оформленной единицы в соответствии с ее коммуникативным заданием» [Кубрякова 1981: 179]. Поэтому инновации подчинены нуждам коммуникации и с этой точки зрения выполняют следующие функции [Катышев 1998: 83]:

1) способствуют устранению избыточной информации, посредством чего знакомые сущности выражаются более компактно, – ср.: «Кровавая подстава» – «Все мои ереванские собеседники – независимо от их должностей и политической принадлежности твердили: “Его подставили”»;

2) содействуют перемещению информационного фокуса, благодаря чему наиболее значимая информация занимает место в конце словосочетания, – ср.: «БАБские штучки» – «Это чуть ли не единственный шанс БАБа сохранить себя во власти. Нетрудно заметить, что при подобном сценарии выигрывает Березовский! »;

3) удобно для введения и припоминания как темы сообщения, так и отдельных его эпизодов (см. [Кубрякова 1981: 181]), – ср.: «Мисс Фламинго: ампутанты» – заголовок легко распадается на две части: тему сообщаемого («Мисс Фламинго») и приписываемые ему признаки, рему («ампутанты»). При продолжении повествования, рематический элемент, о котором уже сообщалось, переходит в класс известного, старого названия. Теперь именно рема становится темой дальнейшего высказывания: «Прекрасные “ампутантки ” (тема) из России остаются редкостным товаром».

Вторая функция словообразовательных окказионализмов является наиболее значимой тогда, когда необходимо избегать выделения старой информации; эта посылка удовлетворяет принцип «фокуса в конце», согласно которому коммуникативно более важная единица словосочетания занимает место в конце высказывания.

Возможность третьей функции обусловлена тем, что синтаксические дериваты характеризуются смысловой неопределенностью, и поэтому способны вбирать в себя некоторый объем как предыдущей, так и последующей информации.

Таким образом, с точки зрения выполняемых функций в высказывании трактовка синтаксических дериватов свидетельствует о нетранзитивности отношений производности [Катышев 1998: 84]. Производное выступает как «форма производящего, которая призвана кодифицировать внутрисловными средствами наличие и общезначимость тех его семантико-синтаксических свойств, которые определяют функционирование производящего в тексте» [Гинзбург 1979: 31].

При этом порождение слова из предтекста выполняет две основные функции [Земская 1992: 165]: 1) номинализации (свертывания пропозиции): «ЧуМММа все еще поражает мозги»; «СМИ недавно оповестили о начале новой кампании по выцарапыванию средств АО “МММ”»; 2) создание текстовых номинаций: «Вечная мерзота»; «“ – Ты в этом году лето застал? – Нет. Я в этот день работал”. Так шутят норильчане о своем климате».

Создание номинаций неузуального словообразования объясняется задачами категоризации – придания необходимой номинации семантического ранга определенной ономасиологической категории.

Кроме перечисленных функций, важны также следующие текстово-стилистические свойства окказиональных дериватов, обусловливающие введение производного знака в текст [Кубрякова 1981: 182]: 1) стремление избежать повтора мотивирующего слова в составе придаточного предложения; 2) попытка избежать синтаксического усложнения текста и его громоздкости, обойтись без вставочных конструкций. Ср.: «Но сенсация в другом: петь она будет в сопровождении первого гей-хора Америки» // «ГЕЙниально! А.Пугачева стала Гейшей! »; «В “КОСОВОронку” войны может затянуть всю Европу» // «Натовцы расширили перечень своих целей в Югославии: население Косово покидает свой край».

Особые выразительные возможности окказионализмов могут выступать в качестве «семиотической провокации», обусловливающей два вида использования неузуального словообразования: 1) использование в тексте отдельных неузуальных слов и 2) включение в текст целых «каскадов» неузуальных слов, или «словообразоваельных кустов» [Земская 1992: 196]. Ср. «словообразовательный куст», включающий четыре однокоренных деривата: «Можно и такое: “Ванечка, давай с тобой спейджеруемся” – ну, это когда уж совсем невтерпеж», «“Поздравляю, ты стал пейджерастом! ”, - поздравляют человека с покупкой пейджера», «А ну-ка, пейджерни-ка! », “Сидит миленький в «джакузи», пейджерок висит на пузе”.

Как прием художественной выразительности, включение в текст неузуального каскада слов служит целям создания комического эффекта.

Производное слово, выступая в качестве единица текста, приобретает способность хранить информацию, связанную с формированием его структуры на основе отражения разных словообразовательных значений и служить передаче этой информации одновременно. С лексической точки зрения можно говорить о диффузности значений, со словообразовательной – о совмещении значений. При этом совмещенными оказываются разные словообразовательные значения.

Благодаря тому, что каждое производное слово выражает словообразовательное значение и является его носителем, оно способно к выполнению и языковых функций, которые обычно осуществляются по отдельности, – функции выделения (именования предмета), функции характеристики (предикации) [Кубрякова 1981: 196]. В производном знаке эти функции слиты воедино: оно именует, и называя, характеризуя. Поэтому можно определить два основополагающих принципа функционирования окказионального производного слова в тексте: 1) синтаксическая деривация является средством создания окказиональной модели дискурса; 2) указание на условия использования мотивирующего слова в тексте и неподобие его в этом отношении другим словами является одной из основных функций производного окказионализма в дискурсе (ср. [Гинзбург 1979]). Производное окказиональное слово вводится в текст как емкий по своей семантике знак, за которым легко узнаются типы отношений и ситуаций, в нем обобщены отраженные знания, т.е. языковая личность «при необходимости разворачивает этот знак в определенную цепочку знаков» [Кубрякова 1981: 183]. Правомерно и обратное: введение в текст окказионального деривата создает возможность свернуть ненужные детали описания, произвести своеобразный отбор релевантных для изображения данной ситуации черт, необходимых для создания суггестивных эффектов художественной выразительности. Все это служит реализации общей метаязыковой функциональности окказионализмов. Формируемые на их ассоциативной основе метатексты раскрывают интерпретационные возможности семиотического кода [Якобсон 1985: 23]. Метатекст – это «продукт интерпретации субъектом языковой действительности, объективирующий определенные участки знаний о языке» [Ростова 2000: 66]. Кроме того, метатексты выступают в роли «организаторов композиции текста, способа аргументации позиции говорящего, выполняя дискурсивные, модальные функции» [там же: 54]. Например, в газетно-публицистической речи метатексты ориентированы на такие функции, как текстообразующая, тектокомментирующая и эстетическая [там же: 69]. Однако ключевой их функцией является все же композиционная – организация содержания текста. Именно с реализацией этой функции связана метаязыковая специфика окказиональных дериватов, представляемая следующим образом в метатексте [там же]:

1) Метатекст как способ вхождения в тему. Метатекстовый компонент не только вводит в тему статьи, но и мотивирует выбор заголовка, осуществляя переход от названия к содержанию: «“Скупоголизм”: “Миллиарды мужчин не земном шаре в той или иной степени заражены “вирусом скупости”, или, как его еще называют психологи, “скупоголизмом”». Подобным способом образовано большинстов анализируемых метатекстов.

2) Метатекст как способ раскрытия темы. Здесь метатекст организует композицию статьи, вводит новую информацию, дает разноаспектную характеристику описываемому, направляет и удерживает внимание адресата: «“Кровники Басаева”: “Новая война только укрепит дух террористов. Ведь до недавнего времени они почти полностью были поглощены внутренними разборками. Сам Шамиль Басаев имеет больше сорока “кровников”, – людей, для которых нынешняя война – оттяжка расплаты за чеченскую кровь”».

Как композиционный компонент публицистического текста, метатекст образует побочные предикативные линии, раскрывает объемность, многомерность создаваемых образов за счет реализации мотивационных отношений. Мотивация окказиональных наименований приводит в действие ассоциативные связи слова, дает их оценку. Не редко можно встретить авторский комментарий. При этом объектом рефлексии всякий раз становится необычное (окказиональное) слово или словосочетание: «Ледовое полюбище или ледовое побоище – кому как больше нравится. Примерно так можно обозвать безобразия, потрясавшие притомскую набережную в воскресенье, накануне дня святого Валентина». Некоторые газетные заголовки, относящиеся к рубрикам газеты («Опохмелиоз» [МК], «Ку-Ку» [МК], «Телохранение» [КП]), на первый взгляд, не являются метатекстами, так как не содержат развернутых суждений о языке. Но в связи с тем, что производное слово является миниконтекстом, в котором реализуется образное видение мира, этот тип заголовка отнесен нами к специфическому виду метатекста – «метатекст – речевой жанр»: в данном случе использование окказиональных дериватов в определенных композиционных формах публицистического текста реализует метаязыковые функции исходя из особых коммуникативных возможностей слова как речевого жанра (М. Бахтин).

Таким образом, метаязыковая специфика окказиональных дериватов, являясь эксплицитной формой развития языковой способности индивида, отражает когнитивные и коммуникативные возможности системы знаков и аспектов организации семиотического кода в структуре дискурса. Поэтому трактовка внешнего контекста функционирования данного класса знаков не может не быть обоснована единством жанровых моделей получения информации о внутренней форме окказионализмов не только в «естественных» метаязыковых, но и в «экспериментальных» высказываниях.

Эксперимент

Психолингвистическое моделирование окказиональных дериватов как единиц внутреннего лексикона языковой личности позволяет интерпретировать процесс осмысления иерархической структуры производного слова в различных ее аспектах. Формальные и содержательные характеристики данных единиц раскрывают значимость фонологических, морфемно-словообразовательных, семантико-смысловых аспектов деривации как процессов формирования наивной картины мира в индивидуальном языковом сознании. Поэтому единицы языка реально хранятся в памяти человека, определенным образом организуются и упорядочиваются на основе тех связей, которые существуют между ними в процессе формирования ментального, внутреннего лексикона человека.

Ментальный лексикон – это «система, отражающая в языковой способности знания о словах и эквивалентных им единицах и выполняющая сложные функции, связанные как со словами, так и со стоящими за ними структурами репрезентации энциклопедических знаний» [Кубрякова и др. 1996: 97-99]. По определению А.А. Залевской, лексикон – «лексический компонент речевой организации человека, динамическая функциональная система, самоорганизующаяся вследствие постоянного взаимодействия между процессом переработки и упорядочения речевого опыта и его продуктами» [Залевская 1999: 154], это необходимая часть «единой информационной базы человека», или его «информационного тезауруса», который определяется как «полный объем хранимых памятью человека энциклопедических и языковых знаний, включая эмоциональные впечатления и накладываемую на имеющиеся знания выработанную в социуме систему норм и оценок» [Залевская 1985: 155]. И поскольку экспликация знаний о мире происходит с помощью языковых средств, внутренний лексикон является «средством доступа к продуктам переработки многогранного (чувственного и рационального, индивидуального и социального) опыта взаимодействия человека с окружающим миром» [Залевская 1990: 43].

Методика эксперимента. С целью выявления мотивационных стратегий и прототипов, в которых проявляется ассоциативная природа языковых норм, был проведен эксперимент по идентификации носителями языка окказиональной лексики. Как известно, обращение экспериментальному материалу «неологии» (ранее не встречавшейся человеку в его речевой практике лексики) имеет особые перспективы: процесс идентификации таких слов представляет своего рода «замедленную прокрутку» языковых правил, ответственных за создание когнитивных и иных эффектов, что позволяет охарактеризовать отдельные этапы этого процесса в наиболее адекватном виде: 1) эксплицировать некоторые процессы и механизмы понимания слова, не осознаваемые человеком; 2) верифицировать модели доступа к слову в процессе чтения [Cазонова 2000: 40]. Кроме того, в задачи эксперимента входило определение 1) роли факторов узуальной и окказиональной словообразовательной нормы, 2) их функционального соотношения в процессах восприятия лексики и 3) степени того влияния, которое оказывает ассоциативное поле этих норм на дискурсивную деятельность говорящего.

Слова эксперимента отбирались по принципу разнообразия семиотических моделей, отличающихся различным характером нормативности и функциональной нагруженности, что обусловлено выполнением главного условия эксперимента – созданием эффекта произвольности языкового знака, стимулирующего обращение реципиентов к семиотическому коду, когнитивным моделям, а не к правилам коммуникативной компетенции. Поэтому в качестве ключевых параметов оценки экспериментального материала использовались параметры системной (естественной) мотивированности знака, психологически реальные во внутреннем лексиконе языковой личности и представляемые в метаязыковых контекстах ассоциаций выражение деривационного уровня единиц внутреннего лексикона [Антипов 2001: 102; 2002]. Факторы коммуникативной (дискурсивной) мотивированности дериватов также учитывались в ходе исследования, однако они рассматривались в качестве подчиненных свойств языковой формы, на которые влияют когнитивные функции знака.

Экспериментальный список составили 20 слов-стимулов, представляющих собой окказиональные дериваты, взятые из газетных заголовков (газет «Московский комсомолец» и «Комсомольская правда» 1999-2001 гг.).

Эксперимент проводился в два этапа: на первом этапе эксперимента были получены ассоциативные реакции слов-стимулов, на втором – жанровые высказывания со словами экспериментального списка.

Общая схема первого этапа ассоциативного эксперимента: информантам предъявлялся список слов и предлагалось записать первые приходящие в голову ассоциации без ограничения на форму и количество реакций. На втором этапе эксперимента, обозначенном нами как «жанровый креатив», испытуемым было предложено составить газетные заголовки со словами-стимулами. Для проведения этого этапа эксперимента нами было избраны дериваты с семиотически усложненной организацией, максимально соответствующей факторам окказиональной нормы. Поэтому список слов был сокращен вдвое.

В эксперименте участвовали студенты КемГУ в возрасте от 18-23 лет, для которых язык стимулов является родным. Второй этап эксперимента в силу специфики задания проводился среди студентов отделения журналистики. Общее количество информантов составило 79 человек.

Разные задания эксперимента отражают комплексную природу ассоциаций, что позволяет определить основные мотивационные стратегии и прототипы как функции словообразовательных норм. Их выявление осуществлялось через обобщение индивидуальных стратегий реагирования, прослеживающихся у реципиентов уже после третьего-четвертого стимула. Это дало возможность составит интегративные поля концептов для каждого стимула [Денисова 2002], в которых отражаются мотивационные стратегии, ассоциативные модели (схемы) и прототипы мотивационных решений.

Мотивационные стратегии. Полученные реакции неоднородны с точки зрения осознания внутренней формы дериватов, что выявляется и в степени функциональной нагруженности компонентов формальной структуры (регулярность / нерегулярность, устойчивость / неустойчивость ассоциаций), и в широте ассоциативного толкования (актуализация / деактуализация системных, семантических связей лексемы).

Слово-стимул входит во внутренний лексикон через призму уже сформированной языковой способности, вступая/не вступая в процесс вербализации единиц памяти. Ситуация столкновения с «новым» словом ставит перед языковой личностью задачу осознания правил функционирования дериватов в системе знаний, которые составляют информационную память индивида о языке, его когнитивно-дискурсивную способность, некоторую систему личных речевых действий, формирующих навыки овладения инновацией (умение или склонность, творческое стремление или способность) [Антипов 2001: 103]. Большинство реципиентов, вводя слово-стимул в свой внутренний лексикон, используют прежде всего знания о формальной, словообразовательной, ономасиологической и семантической структуре языковых единиц определенных сфер категоризации.

Можно выделить две основные стратегии идентификации окказионализма в зависимости от характера мотивационного прототипа – ассоциативной опоры, мотивировавшей идентификацию стимула [Залевская 1990: 85]: 1) стратегия опоры на формальные мотивирующие элементы; 2) стратегия опоры на значение. Опираясь на выделенные школой А.А. Залевской идентификационные стратегии и эталоны осознания значения словесных новообразований [Сазонова 2000; Тогоева 2000], рассмотрим мотивационные прототипы ассоциаций языковых норм окказионализмов.

1) Стратегии опоры на формальные мотивирующие элементы:

а) Опора на фонетический образ слова (модель поисков доступа). Звуковые ассоциации являются распространенным явлением в ассоциативном эксперименте, так как играют большую роль, связанную с отражением определенных ситуаций. Сюда относится звуковое уподобление реакции стимулу: пересечение начальных, средних, и конечных элементов слова, а также произвольное пересечение звукобукв.

Эксперимент показал, что при идентификации визуального стимула активация фонологических репрезентаций осуществляется практически сразу.

Данные эксперимента подтверждают гипотезу В.Д. Марлена-Вильсона, который полагает, что слова в ментальном лексиконе упорядочены по их начальным сегментам, то есть имеет смысл говорить о когортной модели (или модели поисков доступа). Доступ к слову осуществляется путем последовательного перебора списка слов, организованных по их начальным фонемам. Таким образом, слово-стимул, его фонетическая форма, активируют в памяти человека все слова, содержащие эту последовательность фонем. Поиск слов осуществляется по всем направлениям одновременно: перебор кандидатов на распознавание проходит благодаря опознаванию и начальных, и конечных, и средних элементов слога. Ср.: Анти-Лолита – АНТИ-Набоков, АНТИ-Саша, АНТИ-Алсу, АНТИ-проституция; ЛОЛИТА, шарЛОта; лолиТА, шарлоТА, пОЛИТикА, пОЛИция.

Сужение когорты слов происходит за счет сопоставления членов когорты с сенсорной информацией, пока не остается одно слово, соответствующее сенсорному сигналу – наиболее близкое по субъективным причинам стимулу.

Факт опознания словообразовательное модели символа являются одним из факторов, который обеспечивает сужение когорты (ср. АНТИ-Лолита и остальные ассоциации).

б) Опора на графический образ слова (модель прямого доступа). Большое значение для процессов и механизмов идентификации слова имеет неверное опознание значения стимула, то есть графическая «подмена» стимула словом, близким ему по графической форме, что приводит к идентификации не самого стимула, а его «графического двойника». Например, сКуранты – прейскуранты (справочник, цены); Курсанты (военнослужащий, обучение).

Поскольку экспериментальные данные являются окказионализмами, не представленными в ментальном лексиконе, то при идентификации слова происходит ошибочный доступ к слову, орфографическая репрезентация которого наиболее близка к графическому образу визуального стимула, что иллюстрирует концепцию логогенов Дж. Мортона. Каждому слову (морфеме) соответствует один логоген – набор признаков, центральный компонент системы распознавания слова. Для окказионализма же логогена не существует, и в результате визуального анализа стимула реализуется доступ в логогены, которые имеют сходный набор признаков.

в) Опора на морфологические компоненты слова. Мотивирующими элементами идентификации слов могут быть простые цепочки графем, фонем в начале, середине, конце слова. Но идентификации слова могут служить и значимые (морфологические) компоненты, так как входящие в состав стимула морфемы встречаются и в других словах ментального словаря, поэтому система репрезентации лексических единиц использует преимущества этого свойства.

Особенно актуальны следующие схемы идентификации инноваций: опознание мотивирующей основы и опознание словообразовательной модели.

Эти схемы существуют в тесной взаимосвязи, так как их реализация обеспечивается одним и тем же механизмом морфологического анализа слова.

Подавляющее большинство ассоциативных реакций и субъективных дефиниций свидетельствует о том, что опознание окказионализма происходит путем поиска его мотивирующей основы. Например, скупоголизм – скупость, скупиться, скупердяйство, скупой. Может быть мотивирован и суффикс мотивирующего: скупоголизм – алкоголизм – эгоизм.

Выделение морфологических компонентов слова в качестве опоры для идентификации предполагает наличие у носителя языка морфологического знания.

Стратегии на уровне идентификации словоформы, без обращения к значению слова, включает исходное слово в соответствующий этому уровню контекст поверхностного (лексического) яруса индивидуального лексикона [Залевская 1990: 11].

К разряду лексических импликаций (к связям импликативного типа отнесены все случаи, в которых предъявление стимула обусловливает актуализацию у испытуемых некоторого ассоциата) мы относим всевозможные случаи автоматизированного включения исходного слова в состав производного слова. Воспроизведение привычной последовательности слов осуществляется на основе предшествующего опыта индивида, актуализирующего наиболее вероятный минимальный контекст поверхностного яруса лексикона.

Идентификация на уровне форм соответствует минимальной интеллектуальной активности и «поверхностным реакциям», так как это происходит без осмысления значения слов [там же: 133].

Отнесение морфологических особенностей языка к числу признаков, лежащих в основе группировки единиц поверхностного яруса лексикона, не означает, что морфема трактуется как одноплановая единица, которая не может служить основанием для связи по линии значения. Наоборот, морфема является связующим звеном между поверхностным и глубинным уровнем значений, которые выделяются в большинстве моделей лексикона человека [там же: 138].

Однако принцип установления связей на уровне форм является основанием для группировки имеющихся в лексиконе единиц и играет соответствующую роль при их идентификации или поиске.

2) Стратегии опоры на значение слова. Связи между словами могут актуализироваться и на уровне идентификации значения слова – через связь между воспринимаемой словоформой и некоторой единицей глубинного яруса идиолексикона языковой личности, отражающий многогранный опыт индивида на семантическом ярусе индивидуального лексикона [там же: 111].

Принципы организации единиц глубинного яруса представлены как мотивирующие актуализации аспектов значения слов-стимулов [там же: 140]: референта (КОСОВОронка – Косово, Югославия); наглядного образа (КОСОВО – взрыв, трупы, рана); эмоционального образа (КОСОВО – безвыходность, смерть, горе); оценочности (Анти-Лолита – послушная, правильная, скромная); стилистического компонента (подстава – обман, предательство); сочетаемостных потенций (пейджераст – PEPSI, пейджер, MTV).

Актуализация исходного слова может быть более или менее эксплицированной. Наиболее типичное разъяснение слова-стимула через синоним (Анти-Лолита – девочка), что позволяет рассмотреть тенденцию осознания значения воспринимаего слова через соотнесение его с близкой по значению единицей лексикона.

Выделяются также следующие случаи идентификации значения: через отнесение к классу (кровник – родственник); через уточнение, атрибут (сКуранты – большие, кремлевские); через противопоставление (БАБ – ДЕД); уточнение через субъект или объект действия (ЯВЛение – приход); через адвербиальную характеристику (КУ-КУ – весело, «с приветом»); через связь, которая опирается на подразумеваемую дефиницию (КУ-КУ – сумасшедший).

Данные стратегии идентификации представляют эксплицированное разъяснение, уточнение значения исходного слова с помощью актуализированной ассоциативной реакции.

В основе установления связей по линии глубинного яруса лексикона лежит обращение носителя языка к фонду своих знаний о мире, откуда черпаются соответствующие средства осознания значения идентифицируемого слова, так как именно отнесение к классу и иллюстрирование общих понятий конкретными примерами входят в число основных принципов упорядочения разносторонней информации об объективном мире в памяти человека [Залевская 1979: 60]. В основе этой разновидности стратегий положен, также как и в стратегиях первой группы, принцип совпадения элементов, но не формальных, а содержательных.

В ходе выполнения задания испытуемый сначала идентифицирует предъявленное ему слово. В зависимости от того, какие параметры слова-стимула попадают в центр внимания участника эксперимента, актуализируются различные типы ассоциативных связей и продуцируются соответствующие ассоциаты. При этом ассоциативный процесс может реализоваться на разных уровнях: 1) идентификации словоформ без обращения к значению слова (лексические импликации); 2) идентификации значения слова через актуализацию связи между воспринимаемой словоформой и некоторой единицей глубинного яруса идиолексикона испытуемого (семантические импликации). В зависимости от этих двух стратегий, предъявленное в изолированном виде, то есть вне контекста, слово оказывается включенным в соответствующий уровню идентификации этого слова контекст поверхностного / глубинного яруса лексикона человека.

Все переплетение и пересечение разнообразных связей и оценок, набор стратегий поиска единиц разных ярусов, вместе с набором правил сочетаемости единиц в рамках отдельных ярусов и подъярусов хранится одновременно в памяти. Элементы, являющиеся точками пересечения наибольшего числа связей, составляют ядро лексикона – самую активную его часть, а сам внутренний лексикон представляет собой «чрезвычайно сложную систему объемных многократно пересекающихся полей, с помощью которых упорядочивается и хранится в более или менее полной готовности к употреблению разносторонняя информация о мире.., о языковых особенностях обозначающих его вербальных единиц…» [Залевская 1990: 156].

Восприятие словообразовательной формы. Представляя свои ассоциативные реакции на инновации, языковая личность не может обратиться к денотативному содержанию звуковой оболочки слова, поэтому ему приходится осуществлять некоторые мыслительные операции, стимулируемые в первую очередь семиотической структурой слова. Внешняя форма инновации является важнейшим условием восприятия слова-стимула, позволяющим индивиду систематизировать деривационную информацию своего внутреннего лексикона в соответствии с идентификационными параметрами словообразовательных моделей окказионализмов:

1) Аффиксация. Слова, образованных аффиксальными способами (суффиксальным, префиксально-суффиксальным и префиксальным) доказывают, что носитель языка прежде всего обращается к мотивирующему слову и форманту, при этом ведущую роль играет формант как маркер отношений, производности и иерархии языковых категорий: «формантный компонент структуры дериватов оказывается тем перцептивно “выпуклым звуковым сигналом”, который предотвращает коммуникативную неудачу “общения” с “экзотикой” мотивирующего и, извлекая информацию о семиотике словообразовательной модели, направляет осознание внутренней формы слова даже в случае своей “неузуальной фонемной структуры”» [Антипов 2001: 105].

Актуализация семантики форманта подключает действие модели словообразования, причем ее конкретной семантической разновидности – лексико-словообразовательного значения.

Проанализируем в этом аспекте окказионализмы, образованные суффиксальным способом.

1. Пейджераст – лицо, увлеченное тем, что названо производящей основой. О влиянии словообразовательной формы на осознание семантики деривата свидетельствуют: а) реакции, в которых формант выступает в качестве маркера отношений производности, закрепленного за значением лица: человек с пейджером, владелец пейджера, распространитель пейджера, любитель пейджера, коллекционер сообщений пейджера, человек, злоупотребляющий пейджером, заведующий пейджинговой связью и др.; б) реакции, в которых выделяются компоненты производного слова: пейджер, сообщение, реклама, оператор, телефон и др.; в) реакции, выражающие свое отношение к слову-стимулу, в основном пейоративной окраски: некрасивый, гадкий, плохой, извращенец, дурак и др.

Предыдущая 23 24 25 26 27 28 293031 32 33 34 35 36 37 38 Следующая