Какою мерой мерите, такою отмерено будет вам.

Кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

«Стюардесса»^*

Забытая сигарета медленно тлела и думала о том, как несправедлива к ней судьба.

-…ведь я такая красивая, дорогая, а кончаю жизнь никому не нужная и всеми забытая.

Она вспоминала свою жизнь…

- Ведь я была первой среди сестриц, - с гордостью думала она, - а потом жгучий поцелуй! Ах, как было хорошо!

Потом их оторвали друг от друга; и снова мимолётная встреча, и так много, много, много раз. Она чувствовала, как сгорает от любви. Она думала, так будет продолжаться вечно. Но их разлучили. Всё же, как было прекрасно! Взгляд её ушёл вверх… О, Боже!? Там наверху её сестра.

- Обманщик!, - закричала она, - бессовестный лгун!, - она была возмущена до самого фильтра, - так подло, так подло, - повторяла она.

Когда рядом оказалась её сестра, всё ещё блаженно улыбающееся в ожидании поцелуев, старшая была уже в агонии.

- Вы так глупы, наивны, вас обязательно обманут, - жарко шептала она.

Её слова были еле слышны, да и кто будет прислушиваться к умирающей старухе?

- А может быть это наша судьба?, - была её последняя мысль.

^*марка сигарет в СССР июнь 1992.

S.- Дай мне шанс умереть…

Он никого и никогда не любил, но об

этом так никто и не узнал, потому что перед

тем, как сказать это, он вдруг умер.

Он родился в обыкновенной семье, отец пил, мать плакала и болела. Сначала он пытался понравиться людям, и может от того, что не смог сделать это, стал много думать. Потом он пошёл в армию, и там улыбался в глаза тем, про которых знал всё, но молчал, чего не могли сделать они…Когда к нему подходили делиться своим горем или счастьем, он делал внимательное лицо, и ловил себя на мысли, что не слышит. Впрочем, он заметил это и у других. Может быть, там он понял, что тяжело заболел.

Вернувшись домой, он попытался держаться на плаву, но прошедшие годы, а главное мысли, которым он посвящал слишком много времени, сделали своё дело.S. устроился на работу. Вставал в шесть утра, приходил домой в пять, скучно бычился в телевизор, ложился спать, а утром снова шёл на работу. По выходным ему хотелось дико напиться, что он и делал, но скука не проходила. S. почувствовал агонию: «Для чего я здесь, зачем всё это? Все только и делают, что притворяются, даже те, кто с презрением говорят: «Мы делаем, только то, что нам по душе, не то, что Вы! », - они такие же лгуны, может быть даже хуже».

Он вдруг понял, что никого и никогда не любил- маска. А потом он умер. И никто этого не заметил, потому что тело продолжало двигаться, причёсываться и только улыбка стала появляться всё реже, напоминая скорее гримасу уставшего.

А вдруг нас много таких?, - думало тело, и в ужасе ёжилось от мурашек по коже.

- А помнишь?!, - весело говорили друзья и смеялись над чем-то, хлопая его по плечу.

- Помню…, - отвечало тело и делало гримасу. По утрам оно вставало и плелось на работу: «Как странно- думало оно- Он уже умер, а его всё ещё вспоминают, вот бы с ним познакомиться. Хотя, зачем мне это? »- и улыбнулось.

14.11.91.

Верность.

Мартин не любил шумных компаний и вообще стеснялся людей. Он любил одиночество и не понимал, о чём так подолгу говорят между собой люди. Другое дело на работе, здесь он никогда не терялся и был полным хозяином положения. Его уважали и ценили, как специалиста. Он знал все тонкости своего дела. Мартин работал в морге.

Он любил эти неподвижные тела, их, как ему казалось многозначительное молчание. Мартин мог назвать всех, кто здесь и почему. Это Густав, а это Пат.

- Привет, Пат, как ты тут без меня, наверное соскучилась? , - он целовал её в холодные губы, потом в грудь

- Милая, как хорошо, что ты здесь! - Мартин медленно прилёг рядом и непрерывно, что то шепча ей на ухо, стал раздеваться.

- Ты очень красивая, - сказал он, закончив ЭТУ пляску, и начал ей рассказывать, как плакала её родня, мать, показывая, какое у неё было лицо, и…смеялся

- Правда смешно, Пат?, - спрашивал Мартин и снова безудержно смеялся.

- Извини мне пора, пока, Пат. До завтра.

Он обманул её, его смена заканчивалась, и Пат уберёт отсюда сменщик, старый проспиртованный старикашка. Мартин всегда так поступал. Ему было стыдно конечно, и когда его совесть слишком напоминала о себе, он брал лопату и шёл на кладбище. Ему нравился стук металла о гроб…

- Как долго я тебя не видел! - восклицал он при этом, разрывая одежду, обнимал и целовал без остановки.

Была у него конечно и постоянная подруга. Он перетащил её домой, где специально для этого установил большую холодильную камеру. Мартин тщательно скрывал от неё свои похождения, всякий раз придумывая различные оправдания. Может расстаться с ней? - думал порою Мартин, но сразу отбрасывал эту мысль. Это ведь так приятно, когда тебя кто-то ждёт!

10.12.91.

Извращенец.

Очень многие люди мечтают, чтобы их

носили на руках, и они этого добиваются,

когда их несут на кладбище.

Эта мысль вот уже как два месяца засела в его черепной коробке, вытесняя под вечер все остальные. Мысль о самоубийстве. Она не давала ему спать. Он мечтал, как все будут плакать, и испытывал странно-приятное чувство, когда представлял эту картину. Все будут спрашивать: «Как, почему? Ведь он только вчера был такой весёлый, улыбался? ».

Он думал - какую смерть предпочесть: вскрыть вены и уснуть? - наверное это больно. Повеситься? - нет это не подходит. Топиться тоже не хочется, холодно, лёд кругом, могут и не найти, а ещё хуже всего подумают, что случайно, а ведь надо, чтобы все знали -сам, сам! Может выброситься из окна? – жутко. Так он и засыпал. Просыпался и шёл по своим делам. А вечером он снова придумывал и видел свои похороны. Вот его выносят, все плачут! Вот он такой молодой и вдруг… А что же он напишет в последней записке: Прощайте - нет- до скорой встречи. Может о нём напечатают в газете?! Усталость брала своё и он засыпал. Слёзы от умиления сползали по его счастливому лицу.

26.11.91.

Встреча.

Он бежал по льду, хрипло дыша, падая, вставая, задыхался и снова падал. Пуля попала ему в висок, отколов часть черепа, и обожжённый мозг разлетелся по одной, ему ведомой траектории. Кто- то поскользнулся на нём и, мерзко выругавшись, побежал дальше туда, откуда прилетела пуля. Потом наступила одинокая, холодная ночь с мокрым снегом.

26.11.91

Трус.

И цели ты своей никогда не достигнешь, потому что у тебя её нет.

Жванецкий

Он любил смотреть, как они двигаются, а ещё больше ему нравилось дотрагиваться до них и разговаривать с ними. Когда они его хвалили, он смущённо потуплял глаза, испытывая огромное чувство удовлетворения, но такое случалось всё реже и реже, что-то сломалось в нём.

Он по-прежнему смотрел, как они двигаются, но уже не мог заговорить с ними. В душу закрался страх, непонятный, но знакомый со школьных лет.

- А, и так сойдёт, - решил он, -В конце концов, я не виноват, природу не переделаешь, каким я создан, таким и останусь…- и сплюнул от досады.

26.11.91.

***

Он стоял перед окном, по которому, не переставая, барабанили капли.

- Ну и что дальше? - задал он себе вопрос, который задавал по сто раз на дню. Рука прикоснулась к бутылке, она была такая же холодная, как и его внутренний мир, мозг медленно отметил это и подал сигнал к глотку.

- Моей силы воли хватит только на то, чтобы не расплескаться, - мрачно пошутил он вслух. Он раскрыл окно и со злорадством плюнул в мокрую пасть. Нате! Он почувствовал дикую ненависть к себе. Гад.

Ноябрь 1992.

Повторение.

Он родился для того, чтобы давать людям счастье, и со временем, как это часто случается, стал убийцей. Убийцей времени. Жизнь текла, а он всё убивал и убивал, и ничего с этим поделать было нельзя. Каждый миг не повторим, - говорил, -он себе, - не повторим, не повторим, – шептали секунды. Тогда он перестал носить часы, ушёл в себя и больше не возвращался.

13.07.94.

КОЛЬСКИЙ ПОЛУОСТРОВ.

Попутчик.

Возвращался я как-то в очередной раз из Мурманска в Москву. Холодно. Дождь всю дорогу. В конце августа, осень уже полностью вступила в свои права на этой территории нашей родины. Озёра, реки, просто болотца бесконечной вереницей мелькали за окном. Ещё этот край богатый рыбой и зверем, а также полезными ископаемыми, кишит тюрьмами, колониями, их там тоже – как грязи.

Ехал я в последнем вагоне, ну и как обычно прицепили к нам в хвост, аккурат за нами, спецвагон. Достался мне в попутчики парень. Здоровый кабан, метра под два. Сел он, кажется в Оленегорске, уже под шафе, всю ночь колобродил, то накурит в туалете, то повздорит с соседями, проводницу раз сто послал, удивляюсь её терпению, в общем, бухал крепко, достал всех. В тамбуре петарды давай взрывать. Тут даже мои железные нервы не выдержали, вышел я к нему, и пока он ухмылялся с высоты своего роста, левой ладонью саданул ему со всех сил по печени. Сложился он пополам, упал на колени и замычал как телёнок маленький. За мной проводница выскочила. Пригрозила обоим, что полицию вызовет, ну и он как бы успокоился, а может пить устал, да и уснул.

Утром остановка. Народ вышел воздуха глотнуть, косточки поразмять. Солнышко выглянуло, никак всё ж ближе к экватору, за ночь то порядочно отмахали. Ну и тот за нами вывалился, глаза красные, рожа опухшая.А тут как раз этих перегружают – жуликов. К нам спиной оцеплением, толи полицейские, толи спецназ от уголовно-исполнительной системы стояли, разве ж поймёшь, у правоохранительных органов в последнее время форма каждый год меняется. Автоматы у них точно были. И чувствовалась в воздухе какая-то нервозность. Что-то у них не заладилось, и собак почему-то не было, обычно ж с собаками. Ну, народ у нас ужас как любопытный. Стоят, наблюдают, практически никто даже за вермишелькой, будь неладен этот китайский яд, в киоск не побежал. А тех выводят и на корточки на перрон. Только и слышно: « Один! Пошёл! Есть! Один! Пошёл! Есть! » Спецавтомобиля не видать, наверное, не успел подъехать, или сломался по дороге. Так-то их обычно в машину сразу. Тут этот ухарь, сосед который, как заорёт благим матом: «Мишка, беги, я прикрою! » - и петарду под ноги, тем с автоматами. Один развернулся, передёрнул затвор, да как дал короткую, в ответ…Попутчику точно в лоб попал, до сих пор помню чёрно - красный сгусток крови, на асфальте. А одна пуля досталась девочке, лет четырнадцати, в живот. Мучилась она страшно. Мать кричала, потом стихли обе. Скорая то быстро приехала, будто за углом стояла, ждала. Не знаю, жива, осталась или нет. А ещё одна стерва свинцовая, в ногу проводнице нашей попала, кость перебила, она белая, как лён, но молодцом держалась, охала только. Долго нас тогда на станции продержали.

Что с тем служивым, дальше было, тоже не ведаю. Как не искал в интернете, нигде про это не писали. По радио и телевидению не говорили. Вот такой попутчик бл***.

2015г.

Шутник.

Шёл я по этапу. Закинула меня судьбинушка на крайний север. Одно радовало, что крайний север был Кольским полуостровом. Его ещё дедушка Хрущёв* называл – еврейским. В относительной близости течёт тёплое течение Гольфстрим, поэтому зимы там не так суровы, да и лето, всё ж иногда, да задержится на пару недель, лаская лучами бледные зэковские косточки.

Мне навсегда запомнились глаза мальчишки. Было в них удивление, страх и дикая тоска безысходности одновременно. Было ему лет двадцать, не больше. Он всю дорогу молчал, сторонясь остальных. Оно ведь как, человеческое существо уйдёт в себя, пообщается само с собой, а потом всё равно наружу просится. Не может человек без разговора с другим человеком, если он конечно не сумасшедший или старец, заточивший себя добровольно в келью, ну те – один с дьяволом, другой с Богом на ты, им не скучно. Вот и этот малый, на одной из бесконечных остановок поведал нам такую историю.

Первого апреля в одной из социальных сетей, написал он своей знакомой девушке, поможешь, мол, истратить миллион. Та ему в ответ – долларов. Он – нет рублей. Ну и слово за слово. Она – откуда взял? Он ей, да вот отделю сейчас зёрна от плевел, то есть головы от тел, скину их в реку, приеду, расскажу. Я честно не знаю, откуда у молодёжи юмор такой, чего они смотрят, во что играют? Мы так, моё поколение, не шутили. Та не одна дома была, с подружками сидела, косы друг, другу заплетали, писали, читали, пили чай естественно вместе, короче общий разум, по отдельности видимо никак. Ну, он к ней приехал, а ему толи премию квартальную, толи долги, на работе, за полгода выплатили, в общем, накрыл он охренительную поляну на всех.

А недели через две нашли два тела в реке, и что примечательно, без головы, оба. Кто-то вспомнил, позвонил, нашли, взяли. Три дня его мутузили менты. Попал он под конкретный пресс, они это знатно умеют, ну не выдержал измывательств, и на третий день взял их висяк на себя. До того его сломали, что даже на суде, когда ему родственники убиенных плевали в лицо, молчал. Да и много ли скажешь с переломанной челюстью?

Дали ему пожизненно. Вот и пошутил бл***.

2015г.

Квадрокоптер.

Внедорожник, переваливаясь с боку на бок, медленно двигался посреди умирающей деревеньки, коих навалом осталось, после развала союза, на Кольском полуострове. Нехотя он остановился, надменно пялясь на разваливающиеся деревянные строения, своими дорогими фарами, цена которых наверняка превышала годовой бюджет, данной административной единицы.

- Димка, куда ты меня затащил? – Ольга, недовольно наморщив носик, открыла дверь, и начала искать глазами, хоть что – то напоминающее асфальт, среди, превратившийся в сплошную жижу земли, после проливного дождя.

- Оль, прикольно же. – Дмитрий, слегка нервничал, хотя старался и не подавать виду – Сейчас найдём местного аборигена, он покажет дом моей прабабки. А вон, кстати, и человек.

По дороге, если её можно назвать таковой, шёл мужичок, в фуфайке, резиновых сапогах по колено, который с любопытством разглядывал, невесть откуда взявшуюся в этой глуши иномарку.

- Здорово, мужик – Поздоровался Дмитрий, когда местный поравнялся с машиной.

- И вам не хворать – Бойко ответил тот.

- Не подскажешь, где тут дом бабы Дарьи? А то плутанули немного.

- Это какой, Румянцевой? Так, тот сгорел незнамо сколь лет назад.

- Нет, Федотовой.

- А, Федотовский. Так, вон он, с синей крышей. Проехали вы его. А вы кто будете?

- Я внук, дед, вернее правнук её, а это подруга моя. – Показал Дмитрий на Ольгу.

- Значит, погостить приехали. – Проявил логику мужичок, и продолжил.- Так тут у нас ни телевизора, ни радива. Тихо тута. – Он озадаченно смотрел на молодёжь. – Свет есть, токо его вышибает постоянно, зараза.

- Да у нас всё есть, дед. Батя предупреждал. Мы бензиновый генератор с собой привезли. Спасибо – И кивнув мужику, Дмитрий стал разворачивать авто к указанному дому. Мужик, глядя им, вслед перекрестился, и пошёл, дальше по своим делам.

Довольно долго проковырявшись с навесными замками, сначала у ворот, потом в сам дом, Дмитрий торжественно пригласил Ольгу в жилище.

- Прошу вас, моя королева, в мой родовой замок.

Ольга, стараясь не запачкать свои белые кроссовки, на цыпочках ступила на крыльцо.

- Что за глушь? Сотовый вообще не ловит, про интернет, я уж и не говорю.

- А я предупреждал. Прикинь, какой крутяк? Никого. Все где-то там. Ну, улыбнись, Оль! Только ты и я, до воскресенья. Смотри, какая красота вокруг.

Ольга, критично поглядела на покосившийся сарай во дворе и резюмировала.

- Здесь только фильмы ужасов снимать. Вечера на хуторе близ Диканьки, блин.

- Оленька, хорошая ты моя, всё снимем. Не зря же я квадрокоптер взял. Такой материал отснимем, все закачаются.

- Угу.- Ольга достала жвачку.

- Проходи, давай в дом. Я пойду поленницу найду. Сейчас печку затопим. Два часа в инете сидел, теперь всё знаю. Где заслонку открывать, как дрова зажигать.

Языки пламени весело плясали в зёве печи. Ольга, с Дмитрием приняв энную дозу спиртного, по щенячьи повизгивая, мутузили друг друга подушками, на разложенном диване.

- Слушай, как они здесь живут? Скукота же страшная. – Ольга, прекратив дуэль, подошла к маленькому окну, к тому же находившемуся нижней частью, чуть ли не на уровне коленей. Строение с годами постепенно уходило в землю, без должного внимания со стороны людей.

- Да здесь населения, то две кошки, три доярки.

- А прабабка твоя где?

- Так убили её, брат двоюродный.

- Да ты что?

- Здесь прям и убил. Во дворе. Дрова колол, а потом этим же топором и её. А затем в поленницу, по частям и сложил.

Жуть, какую то, Дим рассказываешь. Придумал чай? – Поёжилась Ольга.

- Нет. Правда. Его потом в дурку отправили. Невменяемый он, с детства. До этого не трогал никого, а тогда не знай, что на него нашло.

- Спасибо, за замечательный рассказ. Раньше не мог. Поехали отсюда, мне страшно.

- Куда я пьяный поеду? Я по такой дороге, и в таком виде никак. Брось.

- Как я теперь во двор ходить буду?

- Я твой верный рыцарь, и готов сопровождать тебя куда угодно. – Дмитрий театрально встал перед Ольгой на одно колено, и, протянул руку, склонив голову. – Разрешите, мадам, проводить вас на дальняк*?

- Дурак, ты.

Порядочно захмелевшие молодые люди, пьяно хихикая, шли по деревне. Дмитрий откопал, где то на чердаке пару весьма сносных резиновых сапог, и они населфившись, в доме, во дворе, решили прогуляться по населённому пункту в поисках других видов. Дмитрий несколько раз запускал квадрокоптер в небо, но так как координация заметно страдала, он был недоволен отснятым материалом, и всё тянул Ольгу на край села. Ольга щёлкала фотоаппаратом, всё, что ей казалось достойным внимания.- Навозную кучу. Бабку, выглянувшую из-за занавески сиротливо стоящего на отшибе домика. Ржавый топор возле старого колодца. Быстро темнело.

- Это тебе почище ночного клуба – Крикнул Дмитрий замешкавшейся позади Ольге. – Где ты там? – Он в очередной раз поднял в небо квадрокоптер пытаясь запечатлеть закат над сопками. Сзади послышалось тяжёлое дыхание. Дмитрий хотел повернуться…

Андрей, рос малоразговорчивым, но добрым малым. С головой у него только не очень было. Жил бы так и жил, никому не мешал. За тарелку супа, да за хлебушек, кому огород вскопает, кому дров наколет, опять же воды в баню натаскает. Безотказный. Да так вот случилось, что возьми, да и заруби он сестру топором. Милиция то приехала, спрашивает: «За что ты её? ». А он спокойный, плечами пожимает, а руками показывает. Порубил, мол.Ему с тех пор прозвище и дали – Андрей – поруби. Руки у самого дрожат, переживал, небось, что сестру порешил. Ну, ясно божий человек, не в тюрьму ж его. Отправили в психушку – лечиться. Прожил он там практически половину своей жизни, а в один прекрасный день светила медицинские решили, что больше не опасен Андрюшка для общества. Толи старый он уж очень стал, ухаживай за ним. Выпустили его. Вернулся он в родную деревню. Пенсию ему назначали. Почтальонша её себе забирала, она ж и подкармливала, чтоб с голодухи не помер.

Дмитрий хотел обернуться, но что, то тяжёлое и ржавое вошло в его голову, и он провалился в вечное безмолвие.

*Туалет (фр. toilettes) — помещение для справления естественных нужд.

Внучка.

Телефон звонил не умолкая. Жерар лежал под одеялом, и ни зачто не хотел вылезать из под него. Гудки прекратились, но только он прикрыл веки, как звонок вновь безжалостно разорвал тишину. «Кому я так срочно понадобился? » - Раздражение нарастало. Он уже давно жил один. Получив тяжёлое увечье на производстве, и ставочередной жертвой испытаний новых технологий компании, Жерар само удалился от суеты общества и вёл замкнутый образ жизни. Врачам хватило умения, только на то, чтобы особо не заморачиваясь оттяпать ему левую ногу и, пожелав удачи выписать его ко всем чертям. Компания, проведя внутреннее расследование, пришла к выводу, что виноват в случившемся он сам и отказала в страховой выплате. Знакомый адвокат, полистав заключение комиссии, честно признался, что тягаться с огромной корпорацией бессмысленная трата времени и денег. Жена ушла через неделю, наплевав на двадцать лет совместной жизни. Дочь уже взрослая, родила ему внучку, сейчас живёт с пятым или десятым сожителем, кто их считает. Друзья исчезли сами по себе. Да и были ли они, друзья? Жерар развлекал себя тем, что по вечерам спускался, если работал лифт, вниз, на улицу, садился где-нибудь в углу, за столик уличного кафе и, заказав себе бутылку недорого вина, наблюдал за вечно спешащими туда-сюда прохожими.

- Да, Жерар слушает. – На том конце послышался взволнованный голос дочери. Она что-то быстро говорила, постоянно всхлипывая. – Мари, я ничего не понял. Успокойся и скажи, что произошло? Он тебя ударил?

- Папа^/, у Натали ….., нужна срочная операция. Нужны деньги, папа^/! Препарат стоит шесть тысяч евро, папа^/. У меня нет таких денег. Я знаю, у тебя есть, папа^/. Должны быть! Она умирает, папа^/! Счёт идёт на секунды. Потом будет уже слишком поздно!

Жерар переваривал слова дочери. Деньги. Ну да у него есть деньги. Он их копил несколько лет, отказывая себе иной раз в лишнем бокале вина. Экономя на воде, электричестве, при своей крохотной пенсии он умудрялся это делать. Но это почти всё, что у него есть!? Сначала он копил на хороший, дорогой протез, но с годами пришёл к выводу, что это ему уже, ни к чему. Потом он мечтал совершить круиз по миру, на большом белоснежном лайнере, но как-то всё откладывалось на потом, и вот теперь, прощай мечта? Всё это в одно мгновение промелькнуло у него в голове. Он вспомнил редкие посещения к нему дочери с внучкой. Маленький беззаботный человечек, с быстро топающими ножками, по его маленькой квартирке. Её искренний детский смех. Постоянные вопросы: «Деда, а это что? Деда, а это кто? Деда, а это зачем? Деда, я тебя люблю! » Натали быстро забиралась ему на колени и, крепко обнимая его маленькими ручками за шею, целовала его в небритые щёки. « Деда, щекотно! » - смеялась Натали. И вот сейчас этот жизнерадостный комочек, совсем маленький, умирает? О чём он вообще сейчас думал, какой лайнер? Дурак!

- Куда надо приехать, чтобы подписать чек? - Прохрипел он в трубку.

Жерар спешно оделся, взял костыли и вышел на лестничную площадку девятого этажа. Лифт не работал. Когда же наладят эту чёртову коробку? Он запрыгал на одной ноге, по лестнице. Жерар очень спешил, и вот, на очередной ступеньке он не рассчитал прыжок, поскользнулся и кубарем полетел вниз, чувствуя, как хрустят сломанные рёбра. Он пришёл в себя только через несколько минут, от того, что кто - то лизал ему лицо. Этим кто-то оказался соседский мопс.

- Анри назад. Фу. – Послышался голос хозяйки.- Отойди от этого алкаша.

Жерар хотел ответить, что он не алкаш, и лежит здесь только потому, что нуждается в помощи, чтобы подняться, но взглянув на хозяйку, которая надменно посмотрев на него, брезгливо поморщила нос, удалилась, промолчал. Он с трудом поднялся. Слава Богу, костыли целы. Ощущая сильную боль, сломанных рёбер Жерар продолжил свой путь. Наконец он выбрался из подъезда. Недалеко находилась автобусная остановка, он направился к ней. На удивление, в час пик, остановка была безлюдна. Жерар целый час тщетно простоял в ожидании автобуса, думая, что те застряли из-за аварии где-то в пробке, плюнув, попытался вызвать такси, но телефоны не отвечали. В растерянности он застыл на месте, не зная, что предпринять. В кармане загудел и задёргался телефон.

- Алло.- Ответил Жерар, чувствуя, как тысячи иголок, атакуют его левый бок, когда он подносит трубку к уху.

- Папа^/, ты где? Натали стало хуже! Врачи без денег отказываются начинать операцию.

- Я на остановке, автобуса всё нет, ни в одном такси телефон не отвечает, у тебя всё время занято.

-Папа^/, - Закричала Мари, - Какое такси? Неужели ты не смотришь телевизор? Сегодня всеобщая забастовка наземного транспорта по всей стране, папа^/, ничего не ходит.

- Но как, же так? Мне нужно…

- Папа^/, метро рядом, иди туда. Папа^/, быстрее, прошу тебя.

- Да, хорошо. – Жерар опустил трубку в карман: « Где ж оно рядом? ». Он не ездил на метро много лет. Просто некуда было. Жерар конечно помнил, в какой стороне находится станция, но для него одноного и кажется сломанными ребрами, это был весьма далёкий путь.

Вспотевший, со сведённой от судороги челюстью, которую он крепко сжимал от нарастающей боли, Жерар остановился перед входом в Метро. Казалось, весь Париж собрался здесь. Люди, недовольные друг другом, толкались пытаясь побыстрее протиснуть свое тело вперёд, тут и там, то и дело возникали словесные перепалки. Жерар с ужасом смотрел, на то, что ему предстояло преодолеть.

Вместе с толпой он протиснулся в метро. Кое - как, заплатив за проезд, и протиснувшись через турникет, он, наконец, оказался на эскалаторе. Только первая ступенька поехала вниз, как молодой африканец вырвал у него из рук один из костылей и, показав безупречно белые зубы, скрылся в толпе. Эскалатор унёс Жерара под землю. Дальше было ещё хуже. Он всё никак не мог попасть в вагон электрички. Его постоянно отталкивали, то выходящие, то входящие люди, попутно посылая Жерара на всех языках мира, а если звучала французская речь, то это были советы сидеть дома и не мешать другим. Наконец он оказался внутри. Мари звонила каждые пять минут. Потом звонки прекратились.

Жерар вышел на той станции метро, которую ему назвала дочь. Народу здесь было ещё больше, чем на той станции, где он садился. Он несколько раз пытался пробиться к эскалатору, но каждый раз его грубо отталкивали, а какой-то мальчуган, лет четырнадцати, толи еврейчик, толи арабчёнок, поставил ему подножку и, когда Жерар упал, дал ему пинка под зад, под весёлый гогот, находившейся с ним компании малолеток. Никто не заступился, и не пришёл ему на помощь. Жерар сидел и плакал, прислонившись к холодной стене. Мимо проносились люди. Им не было никакого дела до его слёз.

Вдруг Жерар увидел пустой, стоящий эскалатор, видимо выведенный в ремонт, отгороженной строительной лентой, с аншлагами - «Закрыто». Через минуту он уже прополз под ней. Встал своей ослабевшей ногой на ступеньку, взялся руками за поручни, и начал прыгать по лестнице вверх.Работница метро что-то кричала, ему вслед, но он её не слышал. Он только повторял как мантру: « Натали, Натали, я иду к тебе. Только не покидай нас. Деда скоро будет». Толпа с безучастным любопытством смотрела на грязного, одноного полоумного старика, который причудливо прыгал вверх по неработающему эскалатору, надрывно вскрикивающего, после каждого прыжка. Дежурная включила двигатель. Ступени понеслись вниз. Жерар упрямо пытался преодолеть едущую ему навстречу лестницу, но силы были не равны и он спустился под ноги возмущенной и красной от ярости смотрительнице станции. В очередной раз зазвонил телефон.

- Ты бессердечная скотина. Услышал он из трубки – И не надо мне врать, что ты где - то в метро и вот - вот будешь возле больницы. Забудь меня и больше никогда, слышишь – никогда не смей мне звонить.

Жерар хотел возразить, оправдаться, но дочь продолжила.

- Надеюсь те деньги, которые ты пожалел, для своей внучки, принесут тебе только несчастье. Натали умерла. Её Больше нет! Слышишь ты? - И бросила трубку.

Жандарм, прибывший на вызов, в это время закручивал назад руки, нарушителю общественного порядка, застёгивая тому наручники на запястьях.Жерар желал себе только смерти. Смерть же измываясь над ним, стояла в стороне, и ждала своего часа. «Вот кода ты намучаешься, вдоволь настрадаешься. А потом, оправившись, почувствуешь вкус к жизни. Вот тогда и я жду тебя в своих объятьях, старик.»

⇐ Предыдущая 1 2 3 45