А. Христианское понимание бытия

Человеческое бытие вне веры

Что означают в Новом Завете слова “мир”, “мир сей”, “век сей”? В Новом Завете может совершенно так же, как в гносисе, идти речь о “мире сем”, о его князьях, князе или боге. Но не следует недооценивать различия. И там и здесь человек мыслится подвластным миру и его силам, но среди, этих сил одна не играет в Новом Завете никакой роли: это материя, материальное и потому чувственное тело человека. Нигде нет жалоб на то, что человек, его душа, его Я, пленены материальным, телом; нигде нет жалоб на господство чувственности над духом. Поэтому нет и сомнения относительно человеческой ответственности и вины. Бог неизменно считается творцом мира, а значит, и телесного существования человека; Он рассматривается как судья, перед которым человек должен держать ответ. Поэтому роль сатаны как господина этого мира должна быть своеобразно ограниченной; или же, коль скоро сатана считается господином, богом этого мира, то “мир сей” должен находиться в своеобразном диалектическом отношении к миру как творению Бога.

“Мир сей” есть мир тленности и смерти. Как творение Бога он по сути своей не таков; только вследствие грехопадения Адама смерть вошла в мир (Рим 5: 12). Следовательно, причина тленности и смерти не в материи, а в грехе. Дело не в том, что трагический рок, как в гносисе, обрек чистую, небесную душу на изгнание в тело, а в том, что смерть есть плата за грех (Рим 6: 23; ср. 1 Кор 15: 56). Правда, Павел приписывает грехопадению праотца людей, Адама, последствия, подобные тем, что приписываются этому событию в гносисе. Однако Павел все же явно хочет сохранить индивидуальную ответственность человека, когда говорит – вразрез с учением о первородном грехе – что ко всем людям со времен Адама пришла смерть, “потому что...все они согрешили” (Рим 5: 12). Значит ли это, что через Адама в мир вошла только возможность, но не необходимость смерти? Но, как бы то ни было, столь же мало согласуется с представлением об Адамовом грехе постоянно повторяющееся утверждение о том, что источник греха, а с ним и смерти – это “плоть” (sarx) (Рим 8: 13; Тал 6: 8 и т.д.). Но что такое “плоть”? Это не телесность и не чувственность, но сфера видимого, наличного, доступного распоряжению, измеримого, а поскольку видимого, то и преходящего. Эта сфера овладевает человеком тогда, когда тот полагает ее в основание своей жизни, живет “в соответствии с ней”, т.е. поддается соблазну жить из видимого, доступного распоряжению, вместо того чтобы жить из невидимого и недоступного. При этом безразлично, предается ли он манящей возможности такой жизни по легкомыслию или от жадности или же обдуманно и расчетливо основывает свою жизнь на собственных достижениях, на “делах Закона”. Ведь “плоть” охватывает собой не только материальные вещи, но и всякое творчество, всякое дело, где важно достичь чего-то, что может быть предъявлено и продемонстрировано, – например, исполнение Закона (Гал 3: 3). К “плоти” относится всякий социальный статус, всякое преимущество, которым человек может располагать в сфере видимого и доступного (Флп 3: 4 и сл.).

Павел видит, что человеческой жизнью движет “забота” (merimnan) (1 Кор 7: 32 и ел). Каждого человека его забота направляет к определенной цели. Природный человек заботится о том, чтобы обеспечить свою жизнь, и соразмерно своим возможностям и достижениям в видимом “надеется на плоть” (Флп 3: 3 и сл.). Сознание безопасности и надежности находит выражение в “похвальбе”.

Такое сознание, однако, не соответствует фактической ситуации человека, ибо у него нет никакой возможности. В результате он как раз теряет свою “жизнь”, свое подлинное существование, подпадает под власть той сферы, которую мнит доступной распоряжению и в которой он собирается добиться для себя надежности. Именно такое отношение человека к жизни придаёт тому миру, что мог бы стать для него творением Божьим, характер “мира сего” – мира, противостоящего Богу. Именно такое отношение порождает “власти”, от которых человек становится зависимым и которые, став по отношению к нему властями, могут быть представлены в виде мифических величин.

Видимое и доступное распоряжению преходяще, и поэтому тот, кто живет из него, подвластен тлению и смерти. Живущий из доступного ставит себя в зависимость от него. Это проявляется уже в том, что всякий, ищущий надежности в доступном, приходит в столкновение с другими людьми, ибо вынужден принимать меры безопасности против них либо обеспечить свое существование за их счет. Так рождаются, с одной стороны, зависть и злоба, ревность и споры и т.д., с другой – соглашения условности, общепринятые суждения и критерии. В результате всего этого складывается атмосфера, засасывающая каждого из нас, направляющая наши суждения, постоянно оправдываемая и заново воссоздаваемая нами. Отсюда вырастает и гнетущее людей рабство страху (Рим 8: 15). Этот страх заставляет каждого цепляться за себя и свое достояние в подспудном ощущении того, что все, в том числе собственная жизнь, ускользает у него из рук.

Человеческое бытие в вере

Подлинная жизнь человека, напротив, – это жизнь из невидимого, недоступного распоряжению и, следовательно, отказ от всякой добытой собственными усилиями надежности. Именно такова жизнь “согласно духу”, жизнь “в вере”.

Подобная жизнь становится возможной для человека в результате веры в “благодать Божью”, т.е. веры в то, что именно невидимое, неизвестное, недоступное встречает человека как любовь, приносит ему его будущее, означает для него не смерть, но жизнь.

Благодать, т.е. милость Бога, – это милость, прощающая грехи, т.е. оно освобождает человека из плена его прошлого. Стремление же к надежности, заставляющее цепляться за доступное, за проходящее и уже прошедшее, есть грех, потому что означает закрытость для невидимого, для приносящего себя в дар божественного будущего. Если человек, раскроется навстречу благодати, ему будет прощен его грех, т.е. дано освобождение от прошлого. Именно это и называется “верой”: свободное раскрытие навстречу будущему. Такая вера есть одновременно и покорность, ибо здесь человек отворачивается от самого себя, оставляет всякую надежду, отказывается от попытки самому добиться возрастания своего значения, своих жизненных успехов. Это – отречение, от упования на самого себя и решимость надеяться только на Бога, “воскрешающего мертвых” (2 Кор 1: 9) и “называющего несуществующее, как существующее” (Рим 4: 17). Это – радикальная самоотдача Богу, в которой человек уже ничего не ожидает от себя, но только от Бога, а вместе с ней – освобождение от всего доступного распоряжению в мире, то есть размирщение, свобода.

Размирщение представляет собой, по существу, не аскезу, а соблюдение дистанции по отношению к миру. При этом всякое участие в мирском совершается с позиции “как если бы не” (oV mh) (1 Кор 7: 29–31). Верующий – господин над всеми вещами (1 Кор 3: 21–23); он обладает “властью”, которой хвалятся также гностики, однако о нем сказано: “Всё мне позволено (я властвую надо всем), но ничто не должно обладать мною (иметь власть надо мной)” (1 Кор 6: 12; ср. 10: 23 и сл.). Верующий может радоваться с радующимися и плакать с плачущими (Рим 12: 15), но он не подвластен более никаким внутримирским установлениям (1 Кор 7: 14–24). Все внутримирское отодвинуто для него, стало безразличным, потому что само по себе не имеет никакого значения. “Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя” (1 Кор 9: 19–23); “умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке” (Флп 4: 12). “Для меня мир распят и я для мира” (Гал 6: 14).

Сила новой жизни верующего обнаруживается именно в его, немощи, в страданиях и смерти (2 Кор 4: 7–11; 12: 9 и сл.). Ибо именно тогда, когда он осознает свое ничтожество, когда он сам по себе ничто, он может иметь все и быть всем от Бога (2 Кор 12: 9 и сл.; 6: 8–10).

Но существовать так – значит существовать эсхатологически, быть “новой тварью” (2 Кор 5: 17). Апокалиптическая и гностическая эсхатология демифологизируется в том смысле, что время спасения для верующих уже наступило, будущая жизнь уже стала настоящим. Радикальнее всего этот вывод сделан у Иоанна, полностью устранившего апокалиптическую эсхатологию. Суд над миром – не предстоящее космическое событие, он состоит в том, что Иисус пришел в мир и призвал к вере (Ин 3: 19; 9: 39; 12: 31). Кто верит, тот уже жив, он уже перешел от смерти в жизнь (Ин 5: 24 и сл. и т.д.). Внешне для верующего ничего не изменилось, но его отношение к миру стало другим: отныне мир не может причинить ему вреда; вера означает победу над миром (1 Ин 5: 4).

Не только мифологическая эсхатология еврейской апокалиптики, но и гностическая эсхатология оказывается преодоленной: верующий не обретает новую “природу”, речь также идет не о том, что его предсуществующая “природа” теперь освобождена и он отныне уверен в вознесении своей души на небо. Его бытие в вере – не данность, не состояние, в котором он мог бы быть уверен, так что следствием стал бы либертинизм; и не состояние, которое пришлось бы боязливо охранять, так что следствием стала бы аскеза. Жизнь в вере – вообще не состояние, поддающееся однозначному описанию через индикатив; но вместе с индикативом тут же выступает императив. Другими словами, решение веры совершается не раз навсегда, но должно подтверждаться в конкретной ситуации, где оно совершается вновь и вновь. Именно в подлинно новом свершении решение веры отстаивает себя. Свобода означает не освобождение от требования, предъявленного человеку. Она означает свободу для покорности (Рим 6: 11 и сл.). Вера – не захват, а захваченность и потому постоянный путь между “еще не” и “уже да”, постоянная погоня за целью (Флп 3: 12–14).

В гносисе спасение понимается как космический процесс; участие в нём спасаемого осуществляется внутри мира; внемирное бытие верующего должно быть сведено к внутримирной данности. Это происходит в демонстративном проявлении “свободы”, “полновластия”, в духовно-мистических феноменах, и прежде всего в экстазе. В Новом Завете же принципиально отсутствуют какие-либо явления, в которых внемирное сводилось бы к внутримирному. Хотя Павел знает экстаз (2 Кор 5: 13; 12: 1 и сл.), он борется как раз против его оценки как доказательства “духоносности”. Нигде в Новом Завете не упоминается обучение душевным переживаниям; нигде не говорится об экстазе как высшей точке и цели христианской экзистенции. Не психические явления, а позиция веры определяет христианскую жизнь.

Правда, Павел разделяет распространенное убеждение в том, что “дух” обнаруживает себя в чудесах, и считает анормальные психические феномены проявлением духа. Однако, наблюдая за мистической практикой коринфской общины, он осознает двойственность духовно-мистических явлений и, рассматривая “дары духа” с точки зрения их пользы “к назиданию” (1 Кор 14: 26), ломает представление о “духе” как силе, действующей по типу природной. Павел может представлять себе “дух” как нечто таинственное в человеке, обладание которым гарантирует воскресение (Рим 8: 11), может говорить о “духе” как о некоей сверхъестественной материи (1 Кор 15: 44 и сл.). Однако очевидно, что по сути он понимает “дух” как заключенною в вере фактическую возможность новой жизни. “Дух” действует не как природная сила и не становится достоянием верующего, но представляет собой фактическую возможность жизни, подлежащую осуществлению в результате решимости. Отсюда парадоксальное наставление: “Если мы живем духом, то по духу и поступать должны” (Гал 5: 25). “Водительство духом” (Рим 8: 14) – не естественный процесс, а исполнение императива: не жить “по плоти”; ибо императив образует единство с индикативом. Человек не в состоянии избежать решения: “Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять желаний плоти” (Гал 5: 16). Так демифологизируется понятие “духа”.

Из перечисления плодов “духа”: “любви, радости, мира долготерпения, благости, милосердия, веры, кротости, воздержания” (Гал 5: 22–23) – становится ясно, что вера, освобождая человека от мира, вместе с тем делает его открытым для человеческого существования вместе с другими. Когда человек свободен от страха, от судорожного цепляния за данное, за наличное, он открыт для других. Павел характеризует веру как “действующую любовью” (Гал 5: 6). Именно это и значит быть “новой тварью” (ср. Гал 5: 6 и 6: 15).

Б. Событие спасения

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒