Своеобразие Исламского толкования Евангельских текстов о Духе Истины.

Итак, повторим: все, что имеет начало в Отце и совершается через Слово Божие, приходит к своей завершенной полноте силою Духа Святого. К прискорбию, это Христианское представление о Боге и созданной Им вселенной ошибочно кажется мусульманам неким «троебожием». Ислам полагает, что Божественное будто бы возможно выразить в каких-то тварных категориях, например, в категории численности, и как бы «сосчитать» Божественную природу – либо один, либо более одного. Но Бог неопределим в категории числа, и признаваемое Христианами Триединство, строго говоря, не является ни «тройственостью», ни «одиночностью» в человеческом понимании этих чисел. Церковь учит о Божественном как о Единстве в Трех Лицах, как об Отце, Спасителе и Утешителе, как о Безначальном, Его Слове и Его Духе.

Дух Божий, Святой Дух Истины, являет Себя Параклитом, что традиционно переводится на русский язык как Утешитель. Более справедливым переводом было бы «Проситель» либо «Ходатай» (от греческого π α ρ α κ λ η σ η, «просьба», и π α ρ α κ α λ ω, «просить, умолять»). Являя Себя Утешителем, Дух Святой говорит об утешении человечества, говорит о том, что оно уже исцелено от неизбежности греха и смерти. Более того, являя Себя «Ходатаем Нового Завета» Дух Божий как раз и завершает само это спасение и исцеление тем, что на Жертвенной Крови Спасителя устанавливает Новый Завет – завет любви – между Богом и человеком. Господь Сам как бы выступает гарантом этого нового договора и Ходатаем о его (договора, завета) силе и действенности перед Самим Собой. Напомним, что таким же образом устанавливался и Ветхий Завет, когда Господь во время Авраамова жертвоприношения «клялся Собою и не раскаялся».

Философски развитое, Богопознание в рамках Ислама так и не сформировалось. Верующие мусульмане остались скованными представлениями об ограниченном, «строго монотеистическом», Боге. Скованные земной формальной логикой чисел («либо один, либо более одного»), мусульмане вынуждены отрицать само единение людей с Господом, потому что осуществляется оно, это единение, именно через воплощение и Вочеловечение Слова Божия и через нисхождение Его Духа, Духа Истины.

«Кто же он – этот Утешитель? – спрашивают и отвечают сами себе мусульмане: – Получается, что утешитель должен быть, во-первых, человеком (как Иисус или Моисей), во-вторых, Пророком (тоже как Иисус или Моисей)».

Нет, никак не получается. По горькой мусульманской логике вся миссия Иисуса (Безгрешного Исы), весь ее вселенский Богооткровенческий смысл должны были свестись к каким-то расплывчатым предсказаниям о грядущем Мохаммеде. Мохаммед, независимо от того, считать или не считать его Пророком, был, прежде всего, смертным человеком. Исходя из одного этого факта, мы можем привести мусульманам сразу семь контраргументов, но сначала приведем саму Евангельскую цитату об Утешителе полностью и без сокращений:

«И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет». (Ин.14. 19-17).

Во-первых, «даст вам другого Утешителя». Мохаммед не может быть назван Утешителем, так как лично он, человек Мохаммед, никого не смог утешить (в мистическом значении этого слова). Мне возразили, что принесенный им Коран как раз и утешил человечество до конца света, в отличие от Библии, значение которой, якобы, оказалось преходящим. Это замечание можно было бы принять как предмет исламской веры, как некую аксиому, однако, даже по этой, мусульманской, аксиоме «утешает» скорбящее во грехах человечество все же не человек Мохаммед (ведь по Исламу, он не является сочинителем Корана! ), а Сам Господь ЧЕРЕЗ Своего пророка. Значит Утешителем можно называть лишь одного Бога.

Во-вторых, «да пребудет с вами вовек». Мохаммед не пребывает с нами вовек, поскольку он уже умер. Мне возразили, что он пребывает с верующими духовно. Однако так можно сказать о каждом из пророков без исключения, а это лишает самого Мохаммеда богословской уникальности и делает бессмысленным сказанные якобы только о нем слова. Мне возразили, что поскольку «Параклит» (Утешитель) правильнее переводить как «ходатай, проситель», то Мохаммед получает искомую уникальность как «Ходатай Нового Завета». Однако Исламское богословие совершенно не в состоянии объяснить, в чем же скрывается эта мистическая новизна Корана по сравнению с Библией. Ислам, также, не понимает, в чем мистическая новизна Нового Завета по сравнению с Ветхим. В Исламе нет откровения о Вечной Жизни для исцеленного человечества. Более того, самого термина «Новый Завет» в исламском богословии нет. Так, навязанное исламскими богословами толкование вовсе не истолковывает евангельские слова в новом ключе, а лишь превращает их в бессмыслицу и в набор громких фраз.

В-третьих, «Духа истины». Мохаммед, будучи человеком из плоти и из костей, отнюдь не является бесплотным Духом. Мне возразили, что раз Евангелие специально не уточняет, что дух будет именно бесплотным, значит можно предполагать и дух, облеченный в смертную плоть, то есть смертного человека. Эта явная смысловая натяжка дополняется еще и столь же искусственным аргументом, будто всякий дух, будучи лишен плотского языка, вообще не может проповедовать, не будучи облечен в плоть, и что для проповеди, дескать, и ангелы принимали человеческий облик. Ислам, видимо, не в силах предположить, что Дух Божий способен говорить прямо в совести и сердце человека.

В-четвертых, «Которого мир не может принять». Напомним, что в евангельском контексте «мир» – это люди за пределами Церкви, т.е. люди невоцерковленные, не-христиане. Однако именно этот невоцерковленный мир как раз и принял Мохаммеда с готовностью, раз ныне насчитывается около миллиарда мусульман.

В-пятых, «потому что не видит Его и не знает Его». Мир не видит и не знает Его, но вовсе не потому, что Дух Истины бесплотен, нет! Речь в Евангелии идет не о телесных очах, а о том, что погрязший во грехе мир весьма далек от высшей Святой Духовности, от живой близости к Богу. Мохаммед же наоборот был близок к миру и к людям уже именно тем, что он был не Духом, а человеком. В категориях невидимости и непознаваемости крайне трудно говорить о смертном человеке.

В-шестых, «а вы знаете Его». Двенадцать апостолов «всем сердцем, разумением и душою» знали Бога, но, естественно, ничего не знали о Мохаммеде, так как до его рождения оставалось еще полтысячелетия. Как же понимать эти слова Иисуса в рамках исламской логики? Мне предложили встречное толкование текста: дескать, Пророк Иса уже и сам знал, что после него придет Мохаммед, и апостолам успел об этом рассказать. А вот всему миру об этом еще не поведали, поэтому мир о Мохаммеде еще не знает. Вот когда расскажут, тогда и узнает. Аргументация просто поражает своей наивностью! Вселенское, миростроительное, значение слов Христа насильно сводится здесь к бытовому, примитивному.

В-седьмых, «Он с вами пребывает и в вас будет». Между тем, Мохаммед в апостолах не пребывал, да и позднее в них не появился по двум объяснимым причинам: в апостольские годы он еще не родился, а, родившись, пребывать в других людях так и не смог, потому как остался плотским человеком. Приведенное выше «наивное» толкование на эти Евангельские слова абсолютно не ложится уже хотя бы потому, что бытовую мысль «про него еще не все знают, но скоро узнают» никак не следует выражать такими словами, как «в вас пребывает и в вас будет».

Таким образом, насильственно навязанное толкование каждого отдельного слова этой короткой Евангельской фразы легко опровергается словами самой же Евангельской фразы.

Выслушав доводы христиан, мусульмане утверждают: - «Итак, если Иисус имел в виду эллинское философское учение о трех ипостасях божества при единой сущности Бога, то его слова означают: если вторая ипостась не уйдет, то третья не придет, значит, вместе они не присутствуют, а значит ни одно из них по отдельности не является Богом вездесущим! Дальше продолжать? »

А.(В.)Полосин (именно он сделал это заявление на интернет-форуме А.Кураева) имеет в виду следующий фрагмент Евангелия:

«Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден». (Ин.16.8-11).

Этот довод мусульман напоминает расхожий довод иудейского Талмуда. Талмуд учит, что поскольку Бог заполняет Собой всю вселенную, то Ему (Всемогущему?! ) пришлось бы потесниться, чтобы дать Сыну место, если бы Он предвечно родил от Себя Сына. Слабость этой аргументации очевидна: Бог мыслится талмудистами не как дух, а как некая материя, имеющая объем и распределенная в пространстве, а ведь материалистические категории пространства-времени в адрес Бога неуместны. Полосин возразил мне, что мусульмане не столько имеют в виду объем или телесное присутствие, сколько напоминают нам о вездесущии Бога, включая в это вездесущие и «пространство души человека». Не будем спорить о неудачном термине: вряд ли душа имеет протяженность по длине, ширине и высоте, что обычно зовется «пространством». Полосин утверждает:

«Если святой дух не придет до ухода Иисуса, значит, на тот момент он в этом пространстве не присутствовал. А значит, речь идет не о Боге вездесущем».

Приходится напоминать, что вездесущие Бога категорически нельзя понимать так, как понимали его пантеисты. У пантеистов Бог оказывался разлитым в созданном Им же Самим материальном мире. Христианское богословие учит не о мире как о специфическом «носителе» или «сосуде» для Бога, но о Боге как о Создателе мира. При этом не Бог «содержится» в мире и пространстве, а созданный мир не может полноценно существовать, если удаляется (духовно, а не пространственно! ) от своего Создателя и оказывается ВНЕ Бога. Так о диаволе Иисус говорит следующее: - «И во Мне не имеет ничего», - то есть все существование диавола по сути есть квази-существование, паразитирование разрушения и смерти на том, что реально создано и живет. Человек также был удален от Бога и поэтому стяжал удел страданий и смерти. Христос восстанавливает единение человека с Богом, а дело Спасения довершается даром человеку Духа Святого. Странно, что о таких элементарных вещах приходится напоминать бывшему православному иерею, который в своем мировоззрении более склоняется к рационализму и пантеизму, чем к богословию. Мне неизвестно, какова точка зрения Ислама по этой проблеме – имеет ли шайтан какой-либо удел в Аллахе и присутствует ли вездесущий Аллах в «пространстве» шайтана? Полагаю, что Ислам просто не ставит перед собой такие глубокие задачи.

Любопытно, что в Исламе бытует еще как минимум одна, не менее экстравагантная трактовка Иисусовых слов об Утешителе.

По версии мусульман, переписчики Евангелий по ошибке либо из желания сэкономить чернила пропускали в слове π α ρ α κ λ η τ («Параклит») гласные буквы. Экспериментируя, мусульманские филологи подставили сюда другие гласные, и после замены всех трех (! ) гласных букв из слова «π α ρ α κ λ η τ » получилось слово π η ρ ι κ λ υ τ («Периклит»), то есть «желанный, милостивый». При весьма вольном переводе «найденного» слова на арабский язык получается прилагательное «Ахмад» («благословенный, достойный хвалы»), из которого путем словообразования (приставка плюс беглые гласные) «воссоздается» искомое существительное «Мохаммад» («тот, кого хвалят, благословляют»). Это-то и считается у мусульман желанным пророчеством о Мохаммеде. Приходится возразить, что представить себе такую греческую скоропись, когда в важном ключевом слове пропускаются сразу все гласные буквы, крайне проблематично, а вот наличие хотя бы одной из этих гласных вполне показывало, какое именно слово подразумевал переписчик. Упомянутые исламские филологи так и не смогли обнаружить где-либо греческий текст Евангелия, в котором хотя бы раз было написано слово «Периклит». Мусульманские филологи, придумавшие свою оригинальную версию, видимо полагали, что греческая письменность подобна арабской и использует при письме только согласные буквы (т.н. «консонатная письменность»).

Мы видим, как для обоснования своей версии исламские филологи прибегают к помощи гипотетических ошибок и описок. Вряд ли ошибки и описки могут служить серьезной базой для мало-мальски логичной научной конструкции. Тем не менее, исламские ученые всерьез воспринимают свои построения хотя бы как версию.

Заменив лишь одно ключевое слово, исламским филологам приходится подняться в своем «анализе» на уровень выше, то есть во избежание смысловых противоречий переработать уже целую фразу. Дабы Параклит/Периклит хоть немного соответствовал Мохаммеду, приходится специально редактировать греческий текст, уверенно объявив его малоудачным переводом с арамейского. Во-первых, допускается умеренная правка текста, когда во фразу «Которого мир не может принять» вводится дополнительное слово «сейчас». Рождается искаженный смысл: «сейчас мир принять не может (но скоро сможет и примет)». Во-вторых, дозволяется и более серьезное редакторское вмешательство, когда понятию «дух» искусственно придается несвойственное значение «человек, в котором дух». Странно, что такой подгон Евангелия под контекст Корана считается в исламской науке серьезной «реконструкцией».

Итак, для обоснования своей «реконструкции» исламским филологам пришлось объявить греческий текст Евангелий литературно слабым переводом. Общим местом в исламской науке стало утверждение, что подлинных слов Иисуса якобы никто вообще не записывал.

Выхватывание слов из контекста, коллекционирование орфографических ошибок переписчиков приводит исламскую филологию в тупик, поскольку отредактированная в желаемом ключе фраза вступает в противоречие с остальным евангельским текстом. В ответ на это исламская наука выдвинула теорию о том, что первоначальный смысл евангельских текстов в принципе не может быть восстановлен. Ведь никто якобы не знает, как и в каком порядке звучали слова, кто их записывал, кто переводил, была ли сказана фраза о Параклите вообще, была ли сама беседа за Тайной Вечерей, были ли вообще все евангельские события!

Фактически, такой подход делает неактуальным любые исследования, даже сам поиск желанных Исламу пророчеств о Мохаммеде. Остается лишь удивляться, почему исламские ученые настойчиво ищут эти пророчества (в полемических, по их словам, целях) в таком, по их мнению, заведомо недостоверном источнике.

Опережая наше удивление, исламские полемисты поднимаются на высший (уже четвертый) уровень своих рассуждений и подвергают критике весь свод Библейских Писаний. По их мнению, ни одно из них не избежало искажений, все книги были так или иначе испорчены, искать в них пророчества о Мохаммеде стало неблагодарным делом. Иными словами, Библия в глазах исламской науки становится виновной в том, что ни одна из ее книг ни прямо, ни косвенно не соответствует… тексту Корана. Несмотря на свои же неутешительные выводы, официальный Ислам не оставляет надежды на некий загадочный «скурпулезный анализ» библейских текстов, который, якобы, еще будет способен «пролить свет» на искомое «пророчество». Вероятно, отдельно взятые мусульмане просто готовы признать, что Библия, как источник нравственности, имеет гораздо более высокий авторитет, чем Коран, и достоверность Корана остро нуждается в мощной нравственной поддержке.

Исламские богословы не замечают заведомую ущербность этой «четырехступенчатой методики». Каждый последующий уровень сводит на нет все наработки предыдущих уровней. В самом деле, какой смысл в «находке» слова «Периклит» («милостивый»), если из-за него надо отредактировать целую фразу так, чтобы вполне сгодилось даже первоначальное слово «Параклит» («утешитель, ходатай»)? Какой смысл в редактуре одной-единственной фразы, если «недостоверным» приходится объявлять весь текст целой книги? Как можно искать (хотя бы в «полемических» целях) пророчество о Мохаммеде в книгах, только что объявленных недостоверными? Мусульманская наука утешает себя финальным выводом: раз Мохаммед уже пришел, а Коран уже ниспослан, то и нет надобности искать старые пророчества о них. Так, ссылки на достоверность Корана и правоту Мохаммеда приходится искать… только в самом Коране.

Таким образом, попытки «найти» в Библии «пророчества о Мохаммеде» приводят к богословской растерянности, осознанию своей философской слабости и утрате богословского фундамента. Мы убедились, что «скурпулезный анализ» библейских текстов в работе исламских ученых сводится к следующим моментам: а) часть прямых и недвусмысленных фраз объявляется аллегорией и иносказанием; б) часть ключевых слов заменяются на другие с заранее подобранным смыслом («Параклит» на «Периклит» и т.п.); в) в законченные предложения вставляются новые слова, что в корне меняет смысл всей фразы; г) ряду простых и понятных слов искусственно придается неожиданно новое значение («дух» в значении «смертный человек»).

Занимаясь сравнением Православного учения с Исламскими верованиями, всегда следует помнить о, мягко говоря, своеобразном отношении Ислама к Библейским, в частности Евангельским, текстам. Весьма показательно высказывание о Евангелии от Иоанна, сделанное Али (Вячеславом) Полосиным на интернет-форуме диакона Андрея Кураева:

«Это Евангелие составлялось для других целей, а именно попытаться отождествить невыполненную при Иисусе миссию последнего Пророка для всего человечества с самим Иисусом путем перенесения на небо части функций последнего Мессии и путем отложения остальных функций на второе пришествие Иисуса же». (http: //www.kuraev.ru/forum/view.php? subj=47613& fullview=1& order=asc).

Не могу судить, являются ли эти слова частным мнением бывшего православного священника, сравнительно недавно перешедшего в Ислам, или официальным вероучением всего Ислама. Отметим лишь, что Полосин, выступая как мусульманский теолог, полагает миссию Иисуса невыполненной, вследствие чего христианским богословам, начиная с самого Апостола Иоанна, якобы пришлось часть функций Христа «истолковать» в мистическом плане, а часть «отложить» на Второе Пришествие.

Приходится напоминать, что эсхатология Ислама также признает второе пришествие Иисуса. При этом именно в Исламе, где образ Иисуса лишен Божественной природы и иерархически снижен до уровня «предтечи» Мохаммеда, второе пришествие Иисуса лишается малейшего богословского «миростроительного» смысла. Добавим, что само понятие Мессии Ислам склонен понимать в приземленном, политически-бытовом смысле, то есть не как Царя Небесного (Царя «не от мира сего»), а как земного правителя («князя мира сего»? ), устанавливающего крепкое правоверное мирское государство.

В понимании исламских законоведов, «миссию последнего Пророка для всего человечества» выполнил как раз Мохаммед, и выполнил именно тем, что, отринув «Царство Небесное», установил политически крепкое царство земное. Посмотрим же, что представляет собой это царство мира сего на примере законов и практики самого Ислама.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: