Ф. Коплстон// Практикум по философии: Социальная философия.- Мн.,2007. С.333-339.

1) Каковы основные направления развития философии XIX - первой половины XX в.:

Именно это намеревались продемонстрировать неопозитивисты Венского кружка и их единомышленники в 20-е гг. XX столетия, разра­батывая критерий осмысленности, так называемый принцип верифи­кации, который эффективно исключил бы метафизические проблемы и утверждения из класса осмысленных проблем и утверждений. В «Материализме и эмпириокритицизме» (1909) Ленин утверж­дал, что феноменализм Махай Авенариуса неизбежно ведет к идеализму и, стало быть, к фидеизму. Ведь если вещи сводятся к ощущениям или чувственным данным, они должны зависеть от сознания. И поскольку они едва ли могут зависеть просто от индивидуального человеческого сознания, они должны относиться к божественному сознанию.Исторически феноменализм Маха и Авенариуса был частью той линии мысли, которая вылилась в неопозитивизм Венского кружка в 20-е гг. XX в. Вряд ли можно сказать, что она вела к возрождению идеа­лизма, а тем более теизма. Из этого, однако, не следует, что точка зрения Ленина совершенно безосновательна. К примеру, поскольку Авенариус не собирался отрицать некоего существования вещей до появления че­ловека, он заявлял, что ощущения могли бы существовать до сознанийкак возможные ощущения. Однако если сведение вещей к ощущениям не приравнивается к утверждению, с которым не стал бы спорить даже самый решительный реалист, а именно к тому, что физические объекты в принципе могут быть ощущаемы при наличии какого-либо ощущаю­щего субъекта, то становится непросто отвести заключение, подобное тому, какое делает Ленин.Несмотря на то, что Шопенгауэр все время поносит Фихте, Шеллинга и Гегеля, его система в некоторых важных отношениях несом­ненно принадлежит движению немецкого спекулятивного идеализма. Действительно, воля занимает место фихтевского Я, гегелевского логоса или идеи, а различение феномена и ноумена и теория субъективной и феноменальной природы пространства, времени и причинности базиру­ется на Канте. И вполне обоснованным будет охарактеризовать систему Шопенгауэра в качестве трансцендентального волюнтаристического идеализма.

2) Как формируется проблематика позитивизма и материализма:

Маркс ссылается на анализ Фейербахом рели гии как самоотчуж­дения человека и спрашивает, почему оно происходит. Почему человек создает иллюзорный мир сверхъестественного и проецирует в него свое собственное истинное Я? Ответ в том, что религия отражает или выра­жает искажение, возникающее в человеческом обществе. Политическая, социальная и экономическая жизнь человека не способна реализовать его подлинное Я, и он создает иллюзорный мир религии, ища здесь свое счастье, так что религия есть опиум, который человек дает сам себе. В той мере, в какой религия не позволяет человеку искать счастья там, где его только и можно найти, она действительно заслуживает критики. Но критика религии имеет мало ценности, если она оторвана от по­литической и социальной критики, так как она нападает на действие, игнорируя причину. Кроме того, критика сама по себе в любом случае неадекватна. Мы не можем изменить общество, просто философствуя о нем. Мысль должна перетекать в действие, т.е. в социальную революцию. Ибо философская критика поднимает проблемы, которые могут быть решены только таким путем. Говоря языком Маркса, философия долж­на быть преодолена, и это преодоление является также ее реализацией (Verwirklichung). Она должна оставить уровень теории и проникнуть в массы. И когда она делает это, она уже больше не философия, но при­нимает вид социальной революции, которая должна быть делом самого угнетенного класса, а именно пролетариата.

3)В чем заключается эпигонский характер стремлений сохранить старую метафизику:

Для оправдания претензии философии на то, чтобы быть чем-то большим, нежели простой служанкой наук, она должна быть метафизической. Если мы допускаем, что те аспекты мира, в которых он рассматривается конкретными науками, являются единственными аспектами, в которых его можно по праву рассматривать, то философия, если она вообще должна продолжить существование, обязана заниматься либо логикой и методологией наук, либо анализом обыденного языка. Ведь очевидно, что она не может конкурировать с науками на их собственной территории. Чтобы иметь собственную об­ласть, отличную от анализа языка наук или обыденного языка, она должна рассматривать сущее просто как сущее. Но если она ограничи­вается, как у Николая Гартмана, исследованием категорий различных уровней конечного бытия в их явленности в опыте, решающий вопрос о бытии или экзистенции сущего просто оставляется без внимания. Однако в той мере, в какой этот вопрос не исключается как бессмыс­ленный, для такого игнорирования не может быть оправдания.

4) Каковы характерные черты философии жизни:

эмпирической науки и убежденные, что научная картина мира требует завершения в метафизической рефлексии. Они не считали, что действенная система метафизики может быть выработана априори или безотносительно к нашему научному знанию. И на метафизичес­кие теории они обычно смотрели как на гипотетические и обладающие большей или меньшей степенью вероятности. Поэтому в их случае мы можем говорить об индуктивной метафизике.Конечно, индуктивная метафизика имеет своих заметных представи­телей. Прежде всего, возможно, это Анри Бергсон. Но, вероятно, лишь немногие будут готовы утверждать, что немецкие индуктивные метафи­зики второй половины XJX столетия были на одном уровне с великими идеалистами. И одним" из слабых мест индуктивной метафизики вообще является то, что она обычно оставляет неисследованными и неустанов­ленными базисные принципы, на которых она основывается.

5)Каковы основные идеи философии С. Кьеркегора? Как он повлиял на формирование философии экзистенциализма:

С одной стороны, объяснение Кьеркегором точки зрения веры и энергичный протест против того, как спекулятивная философия, главным образом гегельянство, затемняет различие между Богом и человеком и рационализирует христианские догматы, превращая их в философски доказуемые выводы. В гегелевской системе «качественное различие между человеком и Богом пантеистически упраздняется». Эта система действительно открывает привлекательную перспективу «иллюзорной земли, которая может показаться глазу смертного более надежной, чем вера». Но этот мираж разрушает веру, и его претензия на то, чтобы представлять христианство, фиктивна. «Полная антисократичность современной философии состоит в том, что она хочет заставить себя и нас верить в то, что она и есть христианство». Иными словами, Кьеркегор отказывается признать, что в этой жизни может быть более высокая точка зрения, чем позиция веры. Хвастливое превращение веры в спекулятивное знание — иллюзия.Кьеркегор был прежде всего и главным образом религиозным мыслителем. И хотя для его современников он во многом был гласом вопиющего в пустыне, его представление о христианской религии оказало мощное воздействие на влиятельные движения современной протестантской теологии.С другой стороны, можно представить себе возможность того, чтобы его сочинения вообще способствовали отходу людей от христи­анства. Вообразим, как человек говорит: «Да, я понимаю, о чем идет речь. Кьеркегор совершенно прав. Я и в самом деле не христианин. И, кстати говоря, не хочу им быть. Прыжки, страстное объятие объективных недостоверностей — это не для меня».Не так уж удивительно поэтому, если в развитии современного экзис­тенциалистского движения мы обнаруживаем некоторые кьеркегоровс-кие темы отделенными от их первоначального религиозного окружения и нашедшими применение в какой-нибудь атеистической системе. Известно, что так обстоит дело в философии Сартра. Конечно, у Карла Ясперса, который из всех философов, обычно классифицирующихся как экзистенциалисты, ближе всего Кьеркегору, религиозный контекст понятия существования во многом сохранен. Однако философия Сартра напоминает нам о том, что понятия подлинного существования, свобод­ной самореализации и страха могут быть изъяты из этого контекста.

6) Как проявляются метафизические черты в философии феноменологии и экзистенциализма:

Подлинным основателем феноменологического движения был, однако, не Брентано или Мейнонг, а Эдмунд Гуссерль (1859-1938). После получения докторской степени по математике Гуссерль посещал лекции Брентано в Вене (1884— 1886), и именно влияние Брентано подвигло его к тому, чтобы посвятить себя философии. Он стал профессором фило­софии в Геттингене, а впоследствии — во Фрейбурге, где одним из его учеников был Хайдеггер.Всвоих«Логическихисследованиях» Гуссерль четко заявил, что логика несводима к психологии Логика имеет дело со сферой смысла, т.е. с тем, что имеется в виду (gemeint) или интендируется, а не с последовательностью реальных психических актов. Иными словами, мы должны проводить различие между сознанием как комплексом психических фактов, событий или переживаний (Erlebnisse) и предметами сознания, которые имеются в виду или интендируются. Последние «являются» сознанию или для сознания: в этом смысле они — феномены. Первые же не являются: они переживаются (erlebt) или испытываются. Это, очевидно, не означает, что сами, психические акты не могут быть сведены к феноменам при помощи рефлексии; но в таком случае, рассматриваясь именно в качестве являющихся сознанию, они больше не представляют собой реальных психических актов.В чистой математике, к примеру, имеется созерцание сущнос­ти, дающее начало положениям, которые являются не эмпирическими обобщениями, а принадлежат другому роду, роду априорных положений. И феноменология в целом есть описательный анализ сущностей или идеальных структур. Может существовать, к примеру, феноменология ценностей. Но может быть и феноменологический анализ фундаменталь­ных структур сознания, допуская, конечно, что эти структуры «сведены» к сущностям или eide.Гуссерль настаивает на воздержании от суждений (так называемом epoche) относительно онтологического или экзистенциального статуса или соотнесения объектов сознания. Утверждается, что посредством этого воздержания существование «заключается в скобки». Предполо­жим, к примеру, что я захотел проделать феноменологический анализ эстетического опыта прекрасного. Я прекращаю все суждения о субъ­ективности или объективности прекрасного в онтологическом смысле и направляю свое внимание исключительно на сущностную структуру эстетического опыта в качестве «являющегося» сознанию

 

6.3. Марксизм как великий проект модерна.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: