Решение о том, какую роль принять

Является ли ошибка или точка “застревания” логичной, естественной, синтонной для обучаемого?

Да — фасилитация.

Нет — инструктаж или консультирование.

“Застревает” ли обучаемый таким образом, как, по вашему представлению, другой обучаемый, имеющий сходный опыт и способности, не застрял бы?

Да — фасилитация или консультирование.

Нет — инструктаж.

Таблица 5.2

Супервизор как фасилитатор

l Дает уместную эмоциональную поддержку.

l Дает супервизируемому возможность работать со своими чувствами, когда клиент или случай вызывают у него неприязнь и/или отвержение.

l Дает супервизируемому возможность работать со своими чувствами в ситуации, когда он сознательно чрезмерно идентифицируется со своим клиентом.

l Исследует неосознанную идентификацию супервизируемого с клиентом.

l Работает вместе с обучаемым над его трудностями, связанными с агентством/организацией.

То, что происходит между супервизором и терапевтом, очень значимо; осадок от плохой супервизии — нечто большее, чем просто личная реакция. Стерильные супервизии, осуществляемые теми, кто утратил творческий дух, влияют не только на их злополучных супервизируемых; они влияют также на клиентов и профессию в целом. Бесплодный или травматический супервизорский опыт, деморализующий клинициста на той самой стадии, когда формируются его взгляды на клиента и профессию, ведут к унынию и цинизму по отношению к тому и другому. Начинающий терапевт, встретившись с хулиганом или обвинителем в образе супервизора, скорее усомнится в себе и своих профессиональных перспективах, чем в компетентности своего супервизора. Никто не поддерживал его в системном взгляде на вещи, и он этого взгляда не имеет. Супервизия включает в себя большее, чем просто передачу технической информации или клинических навыков: она является для обеих сторон интеллектуальным и личностным вызовом, глубоко затрагивает их внутренние ценности, требует ясного мышления и практической мудрости. Она испытывает нас на человечность, чувство юмора и смирение.

В опросе Кейдашина (1993) комментарии обучаемых в основном касались экспрессивных аспектов отношений между супервизорами и супервизируемыми. Последние отмечали, что их супервизор поддерживает их личностно и в практических решениях, дает им свободу и автономию в принятии решений. Они ценили супервизоров эмпатичных, заботливых, заинтересованных в их профессиональном росте и внимательных в отношении рабочего стресса.

Ниже приводятся несколько примеров их комментариев.

l Она чувствительна к рабочему стрессу и заинтересована в моем благополучии.

l Он внимателен к тому, чтобы признавать мои сильные стороны и опираться на них.

l Ее сильная сторона заключается в способности позволять сотрудникам функционировать автономно, а также поддерживать их в их решениях.

l Он всегда готов оказать уместную поддержку, но в то же время с ним я чувствую себя безопасно, могу проявлять независимость.

l Она дает мне понять, что уважает мои мнения и чувства.

l Он обладает способностью устанавливать отношения открытости и доверия, способствующие честному исследованию вопросов и проблем.

Триумф Тельмы

В начале сессии Тельма сказала Соне: “Не знаю, почему в последнее время мне доставляют такое удовольствие эти случаи с сексуальным абъюзом”. К счастью, Соня хорошо знает Тельму и уверена в ее базовом психическом здоровье. Столь же удачно то, что Тельма тоже хорошо знает Соню и уверена, что та заставит ее стыдиться. Тельма знает, что Соня будет вместе с ней исследовать то, что стоит за словами Тельмы.

Они обсудили высказывание Тельмы и его возможный смысл в контексте ее долгой работы в сфере социальной защиты детей — жертв абъюза и ее прежней должности директора клиники для взрослых жертв сексуального насилия.

Позиция фасилитатора не означает работу “на эмоциях”, хотя иногда работа может быть и такой. Главный смысл супервизии состоит в том, чтобы обучаемый после супервизорской сессии знал больше, чем до нее. Дидактический инструктаж — не единственный способ помочь человеку узнать то, что ему нужно узнать. В терапевтической ситуации терапевт и есть терапия; личностное знание супервизируемого является частью его клинической мудрости.

Тельма призналась, что ее саму в юности дважды пытались изнасиловать, но она раньше никогда не говорила об этом ни на терапии, ни на супервизии. Хотя оба раза благодаря своей находчивости и силе ей удалось ускользнуть от насильников, этот опыт до сих пор оказывает определенное влияние на некоторые сферы ее жизни. Она описала Соне эти сферы.

Параллели между “разрешенными” проблемами терапевта и “неразрешенными” проблемами клиента могут иметь лишь поверхностный характер. Однако из-за внешней дезориентирующей схожести терапевту может понадобиться определенное время, чтобы осознать: клиент лишь внешне напоминает терапевта, каким тот был, и путь клиента к восстановлению — иной, чем тот, который прошел терапевт. Вы можете вспомнить рассказанный в главе 1 случай, когда Сол ошибочно подтолкнул Триш применить к своим клиентам решения, которые оказались действенными для нее самой. Сходство между проблемами клиента и бывшими проблемами терапевта может помешать адекватному разграничению этих проблем. То же самое можно сказать и о решениях — о потенциальных решениях проблем клиентов и уже состоявшихся решениях проблем терапевта.

После долгих размышлений Тельма с облегчением заключила, что ее “наслаждение” в работе с этими клиентами не было вуайеристического толка. Она наслаждалась тем, что помогала этим клиентам оправиться от своей травмы; она идентифицировалась с ними, давая отпор их проблемам так же, как когда дала отпор нападавшим на нее. Она была очарована не патологией насильника и не страданием жертвы, а способностью ее клиентов переписать свою жизнь заново.

Если, в отличие от Тельмы, супервизируемый имел проблемы, сходные с проблемами клиента, но не разрешил их, задача супервизора будет иной. В таких случаях супервизор и терапевт могут затратить определенное время на решение вопроса о том, не следует ли терапевту прекратить работу с этим клиентом, или же супервидения будет достаточно, чтобы позволить терапевту дистанцировать собственные проблемы от клиентских. Супервизор при этом попеременно действует из ролей консультанта и фасилитатора, но не пытается разрешать исходную проблему терапевта, что является прерогативой терапии. Если супервизор приходит к выводу, что личностные трудности терапевта в работе с конкретным клиентом непреодолимы, он может рекомендовать направить этого клиента другому терапевту, а самому терапевту — обратиться за персональной консультацией или терапией.

В тех случаях, когда супервизируемый зашел в тупик, причина не всегда связана с недостатком технического знания. В частности, терапевт может быть введен в заблуждение дуалистическим процессом мысли, что выражается, например, в утверждениях типа “или-или”, которые Тэмми делает в случае “Угрызения Честера”, приведенном в предыдущей главе: “Я не знаю, достаточно ли Честер раскаивается или ему следует сделать больше. Еще примеры: “Я не знаю, конфронтировать ли клиента с его тревогой или подтолкнуть группу сделать это вместо меня”, “ Должен ли я согласиться с Клайнтом, что суицид — это правильно, или я должен попытаться остановить его? ” Хокинс и Шоэт (1989) высказали мысль, что супервизору следует избегать ловушки, в которую он попадает, когда принимается помогать супервизируемому в выборе между двумя альтернативами. Первая стадия супервизорской интервенции должна заключаться в привлечении внимания к процессу — в указании на то, что обучаемый свел многочисленные возможности всего лишь к двум. Супервизор начинает с того, что привлекает внимание к происходящему “здесь и сейчас”, не поддаваясь соблазну ограничить актуальное содержание рамками дилеммы типа “или-или”.

СЕМЬ “ПРЕДПИСАНИЙ”

ДЛЯ СУПЕРВИЗОРА

В РОЛИ ФАСИЛИТАТОРА

Супервизия может проникать очень глубоко: супервизируемый приходит с реальными вопросами, раскрывающими его хрупкость и человеческие слабости. Супервизору необходимо создавать климат доверия, в котором готовность его подопечного включаться в учебный процесс возрастает. Обучаемый может быть честен в такой мере, в какой супервизор эмпатичен; доверяться постольку, поскольку тот заслуживает доверия. Чем более открыт и прям во взаимодействии супервизор, тем больше уважения и способности оценить проявляет супервизируемый. Соединяя воедино результаты опросов и других работ по супервидению, мы получаем следующие рекомендации, которые, похоже, являются общепринятыми:

1. Уважайте смысловую систему супервизируемого. Один из лучших путей выразить уважение в супервизорских отношениях — это пользоваться смысловыми системами супервизируемого и, исходя из них, работать над формированием альтернативных смыслов. Решения, полученные при полноценном участии супервизируемого, более устойчивы, чем решения, которые попытался “навязать” супервизор.

2. Создавайте атмосферу доверия. Мы начинаем доверять, когда с нами обращаются заслуживающим доверия образом. Такое обращение включает выполняемые обязательства и удержание баланса между тем, что по справедливости причитается другому, и тем, что по справедливости причитается себе. Это означает надежность и уважительность, заботу о чувствах обучаемого и манеру действий, сообразную с этими чувствами. Если доверие в отношениях нарушено, результатом будут переживания уязвленности, гнева, предательства и утраты безопасности. В связи с этим в начале супервизорского процесса желательно предотвратить нереалистические ожидания, неизбежно ведущие к разочарованию (см. главу 2, раздел, посвященный контракту).

3. Формируйте навыки отношений. У вас должно быть достаточно мужества, чтобы “взглянуть в лицо” отношениям — таким, какие они есть, не оставляя залежей межличностных “неоконченных дел”. Способность договариваться об отношениях не только облегчает супервизорские сессии, но также дает супервизируемому адекватную модель поведения. Когда о расхождениях говорится открыто, вы оба становитесь ближе к тому, чтобы оценить приподнятую атмосферу доверия, уважения, сотрудничества и взаимности.

4. Выслушивайте. В опросе Кейдашина (1993) многие обучаемые в числе важных качеств называли готовность супервизора слушать. Слушание обозначало для них уважение и принятие. Супервизируемые говорили следующее:

l Одно из преимуществ моего супервизора — его способность вы­слушивать и ценить мое мнение.

l Умение слушать и не жалеть времени на то, чтобы слушать не прерывая.

l Она прислушивается к моим рекомендациям.

l Хорошо слушает. Понимает запросы и пытается их выполнить либо объясняет, почему не сделает этого.

l Она — тот человек, с которым я могу говорить, зная, что меня будут слушать.

5. Проявляйте организованность. Не следует начинать сессии с пресловутого: “Ну, о чем бы ты хотел(а) поговорить сегодня? ” Вы должны помнить, что говорил и делал супервизируемый на прошлой сессии. Заведите обыкновение прослушивать или просматривать записи. Составьте определенную форму, по которой ваши супервизируемые будут делать записи по супервизии. Сами тоже записывайте супервизорские случаи. Спрашивайте о том, что произошло с клиентом (называя его по имени) со времени вашей последней супервизорской сессии и включил ли супервизируемый предложенные вами интервенции в свою работу. Даже когда у него есть неотложный вопрос для обсуждения, вы должны обеспечить непрерывность по отношению к предыдущей работе: собирайте “катамнез”.

6. Будьте доступны. Непосредственная доступность — еще одно качество супервизора, о котором позитивно отзываются обучаемые. Недостаток доступности был одним из наиболее часто признаваемых самими супервизорами упущений (согласно опросу Кейдашина), когда они отвечали на вопросы о слабых сторонах супервизорского процесса. Супервизоры говорили, например, следующее:

l Я перегружен обязанностями и не могу быть более доступным.

l Слишком занята другими вещами, чтобы уделять много времени супервизии.

l Слишком занята терапевтической работой с клиентами и рассматриваю ее как высший приоритет.

l Перегружен и склонен заниматься многими делами параллельно, из-за чего не удается сохранять последовательность в супервизиях.

l Когда накапливаются другие административные обязанности, я перестаю быть доступной для супервизий.

Невозможно не посочувствовать этим перегруженным мужчинам и женщинам. Но как бы ни был загружен супервизор, его доступность очень важна для супервизируемого: “Мой супервизор уделяет мне время для обсуждения любых моих вопросов”; “Он всегда при необходимости находит время для краткой консультации”; “Всегда доступна и готова
помочь”.

7. Открывайте себя. Смутность облика может подходить для психоанализа, “притягивая перенос”, но для супервидения она неуместна. Не обращайтесь с супервизируемым так, как если бы вас здесь не было, иначе очень скоро он пожелает, чтобы вас действительно здесь не было или, хуже того, свяжет с вами такие мистические представления, что вы завладеете всеми его помыслами. Быть слишком закрытым с супервизируемым неправильно, но чрезмерная болтливость с ним — это тоже не вполне честно. Он ожидает, чтобы вы делали свое дело.

СУПЕРВИЗИЯ ИЛИ ТЕРАПИЯ?

Печальный друг

В течение последних нескольких сессий Соня неоднократно просила Текса принести на супервизию аудиозаписи его терапевтических сессий. На этот раз она снова спросила о них. Глаза Текса наполнились слезами. Он сказал: “Еще и это! ” — и добавил, что сейчас чувствует себя “размазанным”. “И вообще я думаю, что больше не могу заниматься этой работой, — заявил он. — Я не создан для нее”. Несколько реплик Сони помогли ему прийти в себя, после чего она спросила, что именно беспокоит его в работе.

Текс пожаловался, что ему “слишком тяжело” работать более чем с одним человеком одновременно. “Мне следует бросить вызов их убеждениям, но как раз этого я не делаю”, — заявил он. Когда в кабинете кроме него находится более чем один человек, Текс чувствует себя подавленным. “Слишком многое нужно держать в голове и делать, когда в комнате со мной находятся более одного человека”, — это было сказано с особым ударением.

Соня спросила, если ли у него соображения о том, почему он так подавлен и чувствует себя неспособным бросить вызов убеждениям клиентов. Текс ответил, что предположение у него есть: он боится потерять клиентов, если будет бросать им вызов. “Как будто в конце концов я за это поплачусь”. Если присутствуют более одного клиента, то всегда имеется какой-то конфликт. Текс ощущает, что ему трудно быть с человеком, уважать его и его историю и при этом так же уважать другую сторону. Но если он бросает вызов одному из клиентов перед другим, то это как объединение с тем, первым.

Он стал размышлять, что лучше: больше быть “внутри” ситуации или отстраниться и быть любознательным. После некоторых Сониных вопросов он сказал, что, пожалуй, мог бы задавать клиентам больше вопросов, если бы был не столь вовлечен, — был бы способен смотреть со стороны и интересоваться — “как репортер или кто-то в этом роде”. Текс отметил также, что ему легче работать с клиентами, которые ему не нравятся, потому что с ними он может быть более отстраненным. Но, к сожалению, большинство клиентов ему нравятся.

С.: Если бы Текс сидел в том кресле, что бы ты ему сказал?

Т.: Я бы сказал, что ему нужен отпуск. Ему нужно покопаться в своем саду этак пять недель, позаниматься тай-цзы и поплотничать. И к концу этого времени он мог бы решить, продолжать ли ему работать терапевтом.

С.: И что ты думаешь по этому поводу?

Т.: Я бы хотел помочь ему увидеть его роль. Я бы спросил его, откуда взялись изменения. И я бы хотел увидеть, что он делал прежде, когда делал это хорошо.

С.: Теперь сядь там и ответь Тексу.

Т.(усевшись в другое кресло): Вовсе не в этом суть. Ситуация такова, как если бы в присутствии ко-терапевта я имел разрешение задавать эти жесткие вопросы. Даже если я все испорчу, есть кто-то, кто исправит, и мы сможем продолжать. Я не перегружен тогда необходимостью вовлекать и удерживать каждого.

С.: Это как если бы ты делал что-то плохое или запретное?

Т.: Я не хочу терять клиентов, бросая им вызов. Ты помнишь, что некоторое время назад я был озабочен тем, что терял клиентов, — и вот теперь я их удерживаю и не хочу от этого отказываться.

С.: Поменяйся ролями и сядь на свое обычное место. (Текс выполняет.) Как ты все это понимаешь?

Т. (смеется): Некоторое время назад я застрял в первой фазе терапевтической работы, а сейчас увяз во второй!

ВЫ — СУПЕРВИЗОР

l Как вы думаете, в чем проблемы Текса? Кратко перечислю “симптомы”. Он говорит, что его терапия — “везде”, ему просто некуда от нее деваться; он готов заплакать; он не записывал на магнитофон ни одну из сессий; агрессия или конфликт вызывают у него опасения; он боится бросать вызов убеждениям своих клиентов из страха потерять их; лучше всего он работает с клиентами, которые ему не нравятся; он не имеет достаточно психической энергии для того, чтобы управляться более чем с одним человеком одновременно; с семьями он может работать лишь в присутствии ко-терапевта; он чувствует, что ему не хватает авторитета.

l Что из всего этого наиболее важно, по вашему мнению? Каким бы ключам Текса вы следовали?

ЧТО СДЕЛАЛА СОНЯ

Соня начала с мягких расспросов Текса о том, почему ему тяжело быть в данный период “в форме”, — ведь он вообще-то вполне справляется. В основном Текс повторял, что он перегружен. Соня задумалась: может быть, его энергия связана чем-то еще, судя по тому, что ее так мало остается для работы, что он не может ясно мыслить на сессиях и боится “потерять людей”.

Текс сказал Соне, что один из его близких друзей умирает от лейкемии. Соня спросила, не думает ли он, что это имеет отношение к его страху потерять клиентов. Текс ответил: возможно, и так. Соня спросила, не связан ли также и страх Текса обидеть своих клиентов с его собственной ситуацией — с тем, что на умирающего друга злиться запрещено, и потому у него вызывает дискомфорт любое проявление агрессии, даже у клиентов: вдруг его собственная злость “где-то прорвется”? Текс сказал, что, возможно, это и так, но он никогда об этом не думал. Судя по его виду, ему стало легче. Он заметил, что хотя это близкий друг, но нельзя сказать, что совсем близкий, и вообще, когда кто-либо близок к смерти, это напоминает ему о смерти матери пять лет назад и о недавней гибели сестры в результате несчастного случая. Соня рекомендовала Тексу обратиться к терапевту, чтобы обсудить то, что сейчас происходит в его жизни. Она предположила, что ему, может быть, нужно в какой-либо форме попрощаться с умирающим другом, а по сути — главным образом с матерью и, возможно, с сестрой. Текса чрезвычайно заинтересовала эта идея. Он ушел с видом большого облегчения.

ВЫ — КРИТИК

l Перешагнула ли Соня грань, отделяющую супервизию от терапии?

l Не добавила ли она Тексу новых проблем к тем, что он уже имел, высказав идею о влиянии агрессии?

l Следовало ли ей более подробно соотнести личные откровения Текса и его обращение с клиентами?

l Хотя Соня определяет свою беседу с Тексом о “прощании” как род “инструктирования”, уместно ли было, по вашему мнению, проводить эту беседу в супервизорском контексте?

l Не возникло ли у вас впечатления, что она отклонилась от своей исходной цели, состоявшей в том, чтобы Текс принес ей аудиозаписи своих сессий?

Когда именно супервизия превращается в терапию? Это насущная проблема. Супервизоры, работающие с фасилитаторской позиции, нередко задаются вопросами: где разделяющая грань между супервизией и терапией? Какая степень личностной работы законна в супервизии? Эмпирическое правило при вовлечении личностных проблем следующее: обсуждение личностного материала терапевта на супервизорской сессии всегда должно быть связано с профессиональными проблемами и должно завершаться исследованием того, где в своей профессиональной практике супервизируемый видит основания применить то, что он сейчас увидел и понял. Личностный материал должен появляться на супервизорской сессии только в том случае, если он непосредственно влияет на профессиональную работу терапевта с клиентами либо на супервизорские отношения или же, напротив, испытывает их влияние.

В исследовании 1990 г. Николс с соавторами предположили, что личная терапия как компонент профессиональной подготовки уже не так популярна, как прежде. Из их респондентов 56 процентов сообщили о прохождении личной терапии (в отличие от 76 процентов десятилетием раньше, когда проводилось аналогичное исследование). В более раннем опросе 97 процентов респондентов считали, что личная психотерапия помогает студентам стать лучшими клиницистами, а 62 процента, — что она является хорошим дополнением к супервизии. В опросе 1990 г. оба показателя снизились, соответственно, до 86 и 46 процентов. Следует указать, что респонденты с определенностью идентифицировали себя как супружеских и семейных терапевтов, независимо от исходной подготовки (например, в области социальной работы или психиатрии), а опрос проводился внутри сообщества семейных терапевтов.

В некоторых подходах к супервизии делается попытка разрешить трудности супервизируемого с текущим случаем путем погружения в его прошлое. Согласно этим подходам, работа супервизируемого с клиентом может быть выведена из тупика, если первый получит в супервизии инсайт относительно соответствующей проблемы в собственной жизни. Целые сессии посвящаются рассмотрению влияния наиболее значимых отношений супервизируемого на его работу. В психодинамической терапии также является общепризнанным, что опыт прохождения психотерапии делает будущего терапевта более чувствительным к желаемым образам мышления и реагирования (Hess, 1980). На психодинамической супервизии много внимания уделяется переносу и контрпереносу, показывается комплементарность ролей в диадах супервизор — обучаемый и обучаемый — клиент.

Гесс (1980) высказал мысль, что если бы супервизоры обладали четкой моделью проведения супервизии, их интервенции в терапевтическом духе на супервизии имели бы меньше шансов оказаться неуместными. Бернс и Холлоуэй (1989) проверили эту идею и нашли в литературе квалифицированное подтверждение эффективности “консультирования” в супервидении. Подобные интервенции считаются эффективными, когда они непосредственно связаны с рассматриваемым случаем или с проблемами, непосредственно влияющими на профессиональное развитие терапевта.

Протински и Прели (1987) справедливо указывают, что “терапия” внутри супервизии не только приводит к размыванию границ, но и может ухудшить ситуацию в диаде терапевт — клиент. Например, если супервизиру­емый испытывает тревогу относительно своего функционирования как терапевта, то беседа на эту тему, ориентированная на инсайт, может усугубить его беспокойство. Тем не менее, иногда помощь супервизируемым в их терапевтической работе (связанная с их личными чувствами на сессиях) необходима и уместна. Это может быть помощь в понимании собственных стереотипов, способов концептуализации, “неразрешенных проблем”, которые могут влиять на ход сессий; в осознании того, что препятствует и что способствует осуществлению терапевтических интервенций с конкретным клиентом и как поддержать в себе интерес к экспериментированию, то есть отход от стереотипов. Некоторые попытки “вызволить” обучаемого из его тупика могут включать в себя процессы, внешне напоминающие терапию; в подобных беседах существенны их длительность и интенции, на которых они основаны. Если эти процессы принимают систематический характер, супервизор рискует превратиться в терапевта, а его супервизируемый — в клиента. Как выразился Мид (1990), “цель супервизии — сделать начинающих терапевтов опытными терапевтами, а не опытными клиентами. Прохождение терапии — не способ научиться проводить ее”. Можно еще добавить: “А тем более — прохождение терапии в супервизии”.

Опасения превратить своих супервизируемых в клиентов могут совсем отпугнуть от фасилитаторской позиции некоторых супервизоров, опасающихся, что эта позиция может незаметно увлечь их на неправильный путь. Придерживаясь разговоров исключительно о клиентах и случаях, они бывают даже не в состоянии разобраться, почему знания, суждения и интуиция их супервизируемого оказываются неэффективными. Они замкнуты в роли дидактического учителя, причем даже внутри этой роли действуют ригидно, к великому огорчению и фрустрации их обучаемых. Но если исследование Эллиса (1991), посвященное критическим инцидентам в клинической супервизии верно отражает взгляды супервизоров и супервизируемых, то “проблемы отношений и личностные проблемы, влияющие на терапию”, обусловливают больше критических инцидентов, ведущих к изменению терапевтической эффективности, чем какие-либо иные факторы. Иначе говоря, супервизируемые лучше всего запоминают ситуации, когда их супервизоры действовали в роли фасилитаторов.

Молчание Чарити

Тэмми представила случай Чарити и двух ее дочерей. Муж Чарити, отец ее младшего ребенка, находится в тюрьме. Он осужден за сексуальный абъюз четырнадцатилетних близнецов. Мэла осудили всего лишь на полгода, но Тэмми что-то удерживает от того, чтобы спросить Чарити о причинах столь мягкого наказания, да и вообще от выяснения у нее более подробной информации. Сама же Чарити почему-то говорит обо всех этих обстоятельствах крайне туманно. Тэмми не испытывала сексуального абъюза и, насколько она знает, в ее семье этого ни с кем не случалось. Чарити же ребенком пережила сексуальный абъюз.

ВЫ — СУПЕРВИЗОР

l Следует ли Соне разобраться в том, почему Тэмми не “выжимает” из Чарити подробности?

ЧТО СДЕЛАЛА СОНЯ

Соня восприняла эту ситуацию как настоящий подарок.Никогда прежде Тэмми не была в таком замешательстве по поводу “сдерживания”, связанного с клиентом. Чарити посещала заседания суда, когда Мэлу выносили приговор, ее множество раз расспрашивали юристы, судебные и социальные работники и другие официальные лица. Но она по-прежнему оставалась в какой-то неопределенности — отгораживалась от знания о том, что произошло с близнецами, возможно, потому что “отстранялась” от знания того, что произошло с ней самой. Знание сохранялось где-то отдельно.

Тэмми сказала, что у нее самой есть тенденция идти по своей профессиональной жизни (а может, и по жизни вообще), не позволяя этой жизни учить себя слишком многому. С клиентами она имела обыкновение общаться, “засучив рукава”: “Вот сейчас разберусь и помогу”. Со своей стороны, Соня ничего не имеет против “засученных рукавов” терапевта, наоборот. Но она отнеслась с уважением к высказанному Тэмми в начале супервизии желанию стать более рефлексивной и вдумчивой и “усвоить уроки, которые жизнь пытается мне преподать”. Тэмми и Соня провели одну из своих лучших супервизорских сессий, обсуждая, как может кто-то знать и не знать одновременно и какие интервенции терапевт может использовать, чтобы вызвать изменения у такого клиента. Тэмми сказала: наконец-то она начинает понимать, что значит работать на уровне сдерживаний, на уровне “бессознательных” и личных смыслов, непостижимых ни для кого, в том числе для их обладателя.

Т.: Мне несколько неудобно говорить это, ведь я столько времени уже вращаюсь в терапевтическом мире. Но я всегда тайно полагала, что если достаточно хорошо объяснить, до человека “доходит”, и он меняется. Поразительно, как люди могут что-то знать и одновременно не знать. Это происходит сплошь и рядом, не так ли?

С.: Я вижу, что это поражает тебя и даже смущает. В том-то и дело: ведь ты сама знаешь, что человек может быть “отключен” сам от себя, и в то же время “знаешь”, что если объяснишь что-то достаточно хорошо, то человек изменится. Эти два знания все время были в отдельных “ящичках”. (Затем она рекомендует литературу.)

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ

Доказательство пудингом

Том жалуется Соне, что он “немотивирован”. Этот пятидесятитрехлетний мужчина только недавно получил диплом, не смог найти работу психолога и в настоящее время остается на своей старой работе консультанта по компьютерам. Он арендовал помещение для частной практики, но пока имеет лишь несколько клиентов. Том сетует, что большую часть времени между сессиями поглощен собой и не может сосредоточиваться на работе. Когда Соня спросила, какую работу он имеет в виду, он ответил, что “работу психотерапии”. Том заявил Соне: “Меня не беспокоит трата собственного времени. Меня беспокоит трата твоего”.

Как вы думаете, выполнения какой роли Том запрашивает от супервизора? Не думаете ли вы, что Соне следует обратить внимание на его последнюю фразу — на его тревогу по поводу “траты” ее времени?

Соня выяснила, что когда у Тома больше клиентов, он чувствует себя лучше. Но он вернулся к своим жалобам: “Я думаю, что все это связано с моей терапевтической идентичностью; ведь она должна у меня быть, а ее нет! ” Соня спросила: если бы у него была эта идентичность, то что бы это было? И получила ответ: если бы она была, то он бы “жил и дышал ею — она была бы здесь всегда”. Он был бы “увлеченным”, а не таким, как сейчас, — “ни рыба, ни мясо”.

Как вы думаете, из какой роли Соня отвечала Тому?

Соня выяснила, что Том регулярно читает статьи по терапии, что он за собственный счет посещает краткие курсы. За последние месяцы он пытался устроиться на более чем десяток работ, связанных с психологией. Но все свои усилия он описывает как “не вполне чистосердечные”. Том признался, что колеблется между знанием о том, что работает по-настоящему хорошо, и уверенностью, что вообще ничего не стоит. “Если бы я по-настоящему взял на себя обязательства, так бы не было — пудинг пробуют, съедая”, — заявил он. Они с Соней обсудили, препятствует или способствует такая самооценка его профессиональной жизни.

Две недели спустя Соня поинтересовалась у Тома, как обстоят дела с его взглядом на себя. Том с трудом вспомнил даже то, что у него были отрицательные чувства относительно своих способностей и профессиональной идентичности как психолога. Теперь он желал обсудить планы перехода к частной практике на полный день.

ВЫ — СУПЕРВИЗОР

l Что могут говорить колебания Тома о стадии его профессионального развития — если, конечно, вы верите в подобные вещи (см. Borders, 1989; Loganbill et al., 1982; Stoltenberg & Delworth, 1987)?

Плодотворное супервидение периодически бывает связано с обращением к жизненному опыту супервизируемого. Однако, чтобы быть законным супервизорским процессом, а не терапией, это обращение должно фокусироваться на “работе”, а не на “жизни”, и прояснять умения, доступные обучаемому в его частной жизни, но каким-то образом отрицаемые или сбрасываемые со счета в его работе с клиентами. Контраст между компетентностью супервизируемого в его частной жизни, его компетентностью с большинством клиентов и некомпетентностью с данным клиентом — исходная точка личностного/профессионального роста. Это не только вполне законная, но даже обязательнаяе тема для супервидения: не исследовать ее — значит почти пренебречь супервизорским долгом. Такая фокусировка не требует “патологизирования” обучаемого или “терапизации” супервидения. Супервизор акцентирует “непроблематичные сюжеты” и противопоставляет их проблематичному сюжету, имеющему место в конкретном случае. Вместе с супервизируемым они исследуют вопрос о том, почему данный клиент активизирует проблематичную альтернативу.

Супервизия не заканчивается работой со случаем; скорее, она там только начинается. Профессиональное развитие редко представляет собой простое добавление чего-то нового к тому, что уже есть, как капли известковой воды в пещере, добавляясь друг к другу, образуют сталактиты. Если бы все было так просто, неоткуда было бы взяться сопротивлению, которое реально присутствует. В отличие от сталактитов, которые просто увеличиваются в размерах, у человеческих существ при добавлении нового трансформируется старое. Супервизор как фасилитатор поощряет общее профессиональное и личностное развитие и работает с супервизируемыми над установлением и прояснением профессиональных задач. Полезно время от времени спрашивать супервизируемых о характере личностных кризисов, которые они пережили в ходе своего профессионального развития, что послужило толчком к этим кризисам, как они были преодолены, и особенно — о новом понимании и выводах, сделанных ими в процессе преодоления каждого из кризисов, и о том, как это понимание повлияло на их дальнейшее профессиональное развитие. Как отметил Уайт (1990), подобные вопросы помогают супервизируемым стать более активными в определении новых смыслов своей профессиональной терапевтической карьеры и строить новые профессиональные “автобиографии”, ассимилирующие различные поворотные пункты их профессиональной истории. Новый пересказ профессиональной биографии оказывает реальное и позитивное воздействие — не только на работу супервизируемых, но и вообще на их жизнь и отношения.

Истощение

Вы уже знаете о Тельме, о том, что она имеет прочное положение в своей профессии и в течение некоторого времени супервизируется у Сони. На этот раз ее запрос не является “центрированным на случае” — она хочет исследовать, как ей распределять свою “рабочую энергию” теперь, когда ее рабочий график меняется. Тельма заявила, что хотела бы действовать по-другому: она устала вечно делать “немножко того, немножко этого”. Теперь она хочет быть “активной, а не реактивной”, хочет иметь ощущение завершенности и видеть нечто общее в разных видах работы, особенно в работе с сексуальным абъюзом и нарушениями пищевого поведения (в этих областях она “как будто становится специалистом”).

Соня предложила Тельме поработать с доской и символическими фигурами. По ее заданию, Тельма разместила все свои текущие рабочие роли на доске. Когда она это сделала (что потребовало определенного времени), Соня предложила ей интерпретировать фигуры: почему она расположила их так и выбрала именно эти фигуры. Соня расспросила Тельму о каждой фигуре и предложила собственные ассоциации с ними. Затем она предложила Тельме расставить фигуры так, чтобы они отобразили ее профессиональную жизнь такой, какой она хотела бы ее видеть.

Развитие не происходит путем разрушения или забывания; чтобы оно произошло, старое должно принять новую форму. Люди идентифицируют себя с тем, что они есть, поэтому рост представляет для них угрозу. Однако если человек говорит “Еще не сейчас”, значит, уже фактически “есть” то самое, которое “не сейчас”. Вслед за Матураной, в этой книге будет повторяться, причем неоднократно, что ни один живой организм не откажется от чего-либо, чтобы “впустить” что-либо, воспринимаемое им как чужеродное. Самый легкий путь инициировать изменения — это полностью определить систему как она есть, в соответствии со всеми ее связями. Тогда человек становится способен отказаться от усилий контролировать будущее. В ходе этого процесса полезны обычные визуальные методы.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: