Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Это все равно что говорить с матерью



Трина работает с восемнадцатилетней Конни в течение 18 месяцев (об этой терапии подробно говорилось в главе 9). Сэм решает проинтервьюировать Трину в роли. Он просит ее переместиться на другой стул — “какой угодно” — и, сидя на нем, быть Конни. Он начинает с очень простых вопросов, касающихся физического облика, помогающих Трине “разогреться” в образе Конни и “поймать ощущение себя как Конни”.

С.: Что на тебе надето?

Т. (в роли Конни): Очень чистые линялые джинсы. Изящная белая “водолазка” и сверху голубая блуза, туго заправленная. Волосы у меня собраны в узел сзади, челка очень аккуратная. На мне также пальто.

С.: А почему на тебе пальто, ты же в помещении?

Т.: Я сильно мерзну. Я больше мерзну, чем другие.

Как только Трина “разогрелась” в качестве клиента, то есть как только Сэм увидел, что она начинает чувствовать и говорить, как Конни (обычно такой “разогрев” происходит быстро), он перешел к более глубинным вопросам. Если подобные вопросы начинают задавать слишком рано, прежде чем терапевт войдет в роль клиента, ответы оказываются тривиальными, включенность и старания — поверхностными. Однако если терапевт адекватно “разогрет”, информация “как бы” исходит от клиента.

То, что супервизор стремится раскрыть, — это отнюдь не “значение”, а нечто более примитивное: подлинное человеческое присутствие. В приводимом здесь интервью в роли Трина быстро “разогревается” в образе Конни, и Сэм потихоньку начинает “нажимать”:

С.: Больше, чем кто?

Т.: Больше, чем другие ребята моего возраста.

С.: Почему ты ходишь к Трине?

Т.: Я не могу делать то, что мне хочется, как это могут другие люди, — работать, ходить в университет.

С.: Почему ты не можешь это делать?

Т.: Они более зрелые.

С.: Что это значит?

Т.: Они могут действовать самостоятельно. А меня останавливает Садист.

С.: Конни, какие у тебя отношения с Триной?

Т.: Я прихожу к ней каждую неделю. Я могу говорить ей, что я чувствую, могу рассказывать ей все подробности. Она — тот человек, с которым я могу говорить.

С.: Да, но какие у тебя с ней отношения?

Т. (улыбаясь): Не знаю. (Пауза.) Я могу рассказывать ей о том и о сем, и она иногда может сказать мне, что делать, а еще иногда ей впору подумать, что я настоящая дура... Но она говорит мне, что это нормально.

С.: Но на что похожи ваши отношения?

Как вы видите, Сэм выражается без особых околичностей. Супервизор может задавать “клиенту” эти очень прямые вопросы. Терапевт никогда не мог и не стал бы расспрашивать так “настоящего” клиента. Несомненно, тот, кто играет роль клиента, отдает себе отчет в двойственной реальности — отвечает от имени клиента, сообщает, как сказал один супервизируемый, “информацию, приходящую ниоткуда”, и в то же время осознает себя терапевтом, участвующим в супервизорском процессе.

Т.: Это все равно что говорить с матерью. Но у меня не получается рассказать все, что мне бы хотелось. Я думаю, она не представляет, как мне это трудно. Не как подруга или сестра; больше как мама. Но я могу быть с ней только час.

С.: Отношения с матерью — они какие?

Т.: Близкие. Можно говорить обо всем... чувствовать поддержку, понимание.

С.: То есть мама — она вся для тебя?

Т.: Да, хотя у нее есть и другие вещи в жизни, и я сама не люблю быть чрезмерной обузой. Но да, она вся для меня. (Они продолжают некоторое время разговаривать на эту тему и обсуждают природу дружбы.)

С.: На сколько лет ты себя чувствуешь, Конни?

Т.: Около 12 лет.

С.: Что свойственно девочкам в 12 лет?

Т.: Я могу делать что-то сама. Но есть вещи, которые мне делать трудно. А именно, думать о парнях.

Оставаясь в роли, Трина-Конни говорит о “бойфрендах” (которых у Конни никогда не было) и обсуждает “историю с курьером”, случившуюся у Конни в школе. Они говорят о том, что является самым трудным в отношениях с бойфрендом, — о физической или эмоциональной стороне. “Конни” вначале отвечает, несколько идеализируя, — толкует о близости, отношениях и т.д., — но затем “снисходит” на более земной уровень.

Далее речь заходит о том, от чего защищают Конни ее новые навязчивости; Конни заявляет, что “от большого мира вокруг”. С помощью “навязчивостей” и болезни она может притормаживать ход событий. Она даже жует очень медленно. Утренние дела, которые у кого-нибудь другого заняли бы пять минут, от нее требуют “около двух часов”. “Конни” заключила, что ей не нужно становиться взрослой лет до двадцати пяти — возраста, когда она будет готова покинуть дом. Когда ее спросили, что же тем временем может давать ей терапия, она вновь слегка улыбнулась. И сказала: “Ничего”. В ответ на вопрос, будет ли она себя чувствовать безопасно до двадцати пяти лет, она сказала: “Постольку, поскольку”. Но что это значит? То, что она будет “больна” до того времени и мало чем будет заниматься в реальном мире. Когда ее спросили о гневе, она вначале ответила, что в последнее время довольно-таки нетерпелива с мамой. Первоначально она уклонялась от темы глубинного гнева, но в конце концов сказала, что глубоко внутри она очень зла. На кого, она сказать не могла и/или не хотела.

Затем Сэм и Трина переходят к подведению итогов. Трина возвращается на свой стул и рассказывает о своих впечатлениях от нового материала, возникшего в интервью. Она признается, что, несмотря на целых 18 месяцев ее попыток узнать эту клиентку и помочь ей, некоторые из заданных супервизором вопросов она никогда бы не задала. Сэм с Триной обсуждают, почему могло так получиться, какие системные факторы удерживали ее от определенных вопросов. Несомненно, Сэм изъяснялся очень прямо, но ведь он чувствовал, что имеет дело с 18 месяцами терапии. “Нельзя ли было все же задать эти вопросы, пусть более тактично? ” — спрашивает он. Они продолжают исследовать причины — не в обвинительном русле, а как два консультанта — наблюдателя системы, в которой имел место феномен. Почему она устроена так, что эти вопросы не могут быть заданы?

Трина признается, что в роли Конни она почувствовала значительно больше контроля, чем ожидала. Она ощутила, что в глубине души Конни знает, что ей нужно. И это был для Трины совершенно новый взгляд на Конни. Теперь они с Конни стали в большей мере отделены друг от друга. Трина сама была шокирована, когда услышала собственные слова: “Это все равно что говорить с матерью”. Теперь ей нужно поразмыслить о том, что должно означать это утверждение для терапии Конни.

Поскольку роль определяется в межличностном контексте, концепция роли образует естественный мост между личностной и социальной психологией. Наименование ролей, активизируемых в конкретных ситуациях, дает супервизору средства для описания и анализа, которые неизменно являются системными, однако доступны для супервизируемого. Когда мы говорим, что супервизируемый, работая с супружеской сепарацией, действует из роли “Педантичного Учителя” и что этой роли терапевта соответствует клиентская позиция “Робкого Школьника”, мы лаконично описываем комплементарные роли терапевта и клиента, и это может привести нас к объяснению терапевтического застоя. Описание одной роли непосредственно продолжается в описании другой: Робкий Школьник сам по себе — явление совершенно бессмысленное. Мы должны поставить вопрос: какая “ встречная роль” пробуждает к жизни эту роль? (Разумеется, клиент может пребывать в роли Робкого Школьника даже в том случае, если терапевт не находится в роли Педантичного Учителя и вообще никогда в ней не был. Клиент может реагировать на него так, как если бы он являлся этим персонажем, лишь потому, что в ситуациях, когда он, клиент, вместе с кем-нибудь другим пытается прояснить что-то, он всегда становится робким и ведет себя так, как если бы другой осуждал его.) Конечно же, ситуация супервидения много сложнее, чем просто взаимодействие терапевта в единственной роли с клиентом в единственной роли. Даже если терапевт действует из роли Педантичного Учителя, а клиент — из роли Робкого Школьника, это не единственные их роли, не на всю сессию. Поэтому при визуальном супервидении для репрезентации терапевта обычно требуется более чем одна фигура.

Просто дать название роли — это уже разграничение человека и роли, освобождающее дополнительное пространство для движения. Люди не вполне являются тем, что они говорят или делают, потому что они говорят и делают много разного. С другой стороны, хотя люди отчасти состоят из собственных сюжетов, это не отменяет факта наличия “я”, которое физически и исторически непрерывно. В конце концов, это не “наши роли” делают то, другое и третье, а мы это делаем. Разделение личности и роли позволяет супервизируемому более спокойно наблюдать элементы ситуации и диадного функционирования.Он может заинтересоваться ролевой матрицей: если терапевт не действует как Педантичный Учитель, то где клиент научился быть Робким Школьником и на кого он на самом деле реагирует, когда находится в этой роли?

БАЗОВЫЕ ПРОЦЕДУРЫ

РОЛЕВОЙ СУПЕРВИЗИИ

Ролевая супервизия основана на нескольких базовых процедурах, которые по мере приобретения опыта становятся для супервизора частью его повседневного арсенала. Эти процедуры “вскрывают” терапевтическую систему, позволяя супервизируемому, который в ней работает, понять ее. Некоторые из описываемых ниже процессов, несомненно, адекватны только для начинающих супервизируемых, и вы сами это увидите. Однако большинство процедур применимы на всем спектре супервизорской практики: даже очень опытные терапевты порой оказываются вовлеченными в мощные индивидуальные и семейные системы и нуждаются в консультировании или фасилитации. Процесс ролевой супервизии включает в себя пять элементов:

1. Краткое вербальное описание случая.

2. Конкретизация ролей, скрывающихся за описанием.

3. Пространственная расстановка ролевых персонажей.

4. Ролевая игра.

5. Перемещение одного персонажа, порождающее перемещение других.

Облака Клео

Наилучшей иллюстрацией необходимых процедур для нас может послужить воображаемый случай, где мы можем играть с реальностью как нам угодно. Участники случая — супервизор Сандра, терапевт Тензи и клиентка Клео. Допустим, Тензи оказалась в тупике на определенной стадии терапии Клео, двадцатидвухлетней женщины, талантливой, но неспособной удерживаться на работе и обвиняемой в неоднократных магазинныхкражах.

 

1. Вербальное описание. Первый шаг Сандры относительно прост: она предлагает Тензи описать Клео настолько подробно, насколько это необходимо. Это описание может быть очень полным, в ином случае Сандра будет работать с несколькими важными деталями, выделенными путем быстрого интуитивного выбора. Этот этап соответствует первому фокусу шестифокусного подхода — “Рассказ терапевта”.

2. Конкретизация роли. Тензи говорит, что Клео “похожа на сердитую маленькую девочку, которая не понимает, почему события развиваются не так, как ей хочется, и реагирует вспышками яростного раздражения. Эти вспышки порой позволяют ей получить желаемое, но чаще приводят к тому, что другие люди начинают ее избегать. Иногда я чувствую так, как одна из этих других. Когда люди начинают избегать Клео, она бывает уязвлена, озадачена, отказывается понимать, в чем дело, и весь цикл начинается снова. Я думаю, что на самом деле она застенчива (что бы это ни значило) и половину времени мечтает о чем-то. К ней трудно подступиться, потому что она витает в облаках. Должна сказать, что как только мы вроде бы начинаем куда-то продвигаться в терапии, она впадает в бешенство, словно раненый медведь, и принимается обвинять меня во всем на свете; в других случаях она настолько туманна, что я вообще не в состоянии ее истолковывать, не говоря уже о том, чтобы донести до нее что-либо”.

Всякий раз, когда Тензи говорит о Клео нечто, что кажется значимым, Сандра просит ее выбрать из группы очередное вспомогательное “я” на роль этой части Клео. Конкретизация роли позволяет и Тензи, и Сандре визуализировать качества, которые в противном случае существовали бы лишь на вербальном или символическом уровне. Это аналогично выбору эвокативного объекта при визуальной супервизии.

Определены роли: “Уязвленная и Недоумевающая”, “Бешеный Младенец”, “Раненый Медведь” и “Убегающая в мечты” (рис. 15.1), — и для их репрезентации выбраны участники группы, вспомогательные “я”.

3. Пространственная организация. Следующий шаг: Тензи определенным образом располагает ролевых персонажей в пространстве — кто перед кем, кто сбоку; кто движется, кто стоит, кто преклонил колени; какая роль с какой взаимодействует и т.д. Таким образом, представления о близости и дистанции, “выше” и “ниже”, “к” и “от” становятся зримыми, а вместе с ними зримыми становятся силы и динамики в клиенте. Эта часть процесса также имеет много общего с визуальной супервизией, хотя “объекты”, реальные люди, здесь много крупнее. Тензи работает над “формой” — благо к ней можно приближаться, перемещать ее, рассматривать или удалять. Один аспект терапевтической диады — клиент — таким образом определен, и супервизор может, например, на следующем шаге обратиться к исследованию ролевой структуры Клео и работы внутри этой структуры. Это была бы супервизия, сконцентрированная на клиенте, на его проблемах и динамиках. Супервизор задавал бы супервизируемому вопросы следующего рода:

l Какие клиентские роли гипертрофированы, какие недостаточно сформированы и какие развиты адекватно?

l Как определенная роль влияет на другие роли в системе?

l Если данная конкретная роль доминирует, каким другим ролям она не дает проявиться? и т.д.

Задавая эти вопросы, супервизор обычно стоит рядом с членами группы, выбранными в качестве вспомогательных “я”. Когда есть физический объект, на который можно указать (член группы в роли “Бешеного Младенца”, “Убегающей в мечты” и т.д.), вопросы вызывают живой эффект в группе, это уже не абстрактное теоретическое упражнение.

До сих пор все роли, выявленные Сандрой в этом воображаемом случае, были “интрапсихическими” — роли Клео как Мечтателя, как Безумствующего Младенца и т.д. Однако данный метод позволяет следовать не только по интрапсихическому пути. В ролевой игре, кроме “внутренних” ролей Клео, могут быть психодраматически представлены и персонажи из ее текущей жизни. Так, Сандра могла бы предложить Тензи “показать” генограмму Клео или ее социальный атом (людей, в настоящее время участвующие в жизни Клео). Процедура была бы примерно такая же, как при установлении “внутренних” ролей. Сандра могла бы создать контекст для классических супервизорских интервенций — обмениваться ролями со всеми значимыми фигурами из социального атома Клео и исследовать мотивации изменений, ограничения, наложенные на изменения, действующие семейные мифы и т.д. Более того, она делала бы это “здесь и сейчас”, независимо от актуальной прошлой, настоящей или будущей ситуации.

4. Ролевая игра. До сих пор Сандра применила лишь три из пяти компонентов — вербальное описание, конкретизацию и пространственную организацию. Она может построить на этих компонентах всю супервизорскую сессию или перейти к четвертому этапу — начать интервьюирование в роли.

Интервьюирование в роли — один из факторов, отличающих ролевую супервизию от визуальной, использующей рисунки или эвокативные объекты: трехдюймовую фигурку интервьюировать трудно. Ролевая игра начинается с того, что Тензи выбирает одну из ролей Клео — например, Бешеного Младенца — и становится этим персонажем. То есть она физически перемещается в эту позицию, принимает на себя роль инфантильного гнева Клео и в качестве Бешеного Младенца вступает в беседу с Сандрой. В ходе этой беседы Сандра, например, может спросить ее: “Как долго ты существуешь? Что ты делаешь для Клео? В каких ситуациях ты почти наверняка проявляешься? Почему ты такой заметный? ” И все что угодно, что еще Сандре придет в голову спросить. Обмены ролями возможны благодаря наличию группы; они помогают супервизируемому “прочувствовать” клиента и наполняют супервизорское пространство информацией. Они углубляют аффект и проясняют переживание; быстрые обмены ролями могут также способствовать повышению спонтанности. Различие между ситуацией, когда супервизор интервьюирует супервизируемого в роли, как в примере “Это все равно что говорить с матерью”, и ролевой игрой состоит в том, что после нескольких интервью в роли персонажи могут взаимодействовать друг с другом, передвигаться или быть передвигаемы, кричать и толкаться. Так что супервизор может выбрать спокойствие или хаос.

Вопросы Сандры, адресованные ролевому персонажу, имеют больший драматический эффект, чем если бы она просто расспрашивала Тензи в стандартной манере: “Расскажи мне о гневе Клео”. Начнем с того, что установлена как таковая роль Бешеного Младенца, и Тензи, становясь “частью” Клео и затем наблюдая ее из “другой” части при следующем обмене ролями, приобретает новый взгляд на функционирование клиентки. Во-вторых, сама ролевая структура начинает указывать мотивации к изменениям и ограничивающие факторы. Пусть, например, Бешеный Младенец отвечает, что он существует “уже многие годы, с тех пор, как Клео была маленькой”, и что он был бы еще ближе к переднему плану, “если бы она (указывая на Убегающую в мечты) не останавливала меня”. Здесь ролевое интервью может переключиться на Убегающую: Тензи произведет обмен ролями, и Сандра будет интервьировать ее в качестве соответствующего персонажа. Таким образом проясняются взаимосвязи между различными частями ролевой структуры. Вспомогательные “я” теперь знают, что им делать и говорить, поскольку они наблюдали интервью с Тензи в качестве каждого из персонажей, и теперь им можно предложить непосредственно взаимодействовать друг с другом (если, конечно, Сандра не останется удовлетворена одним их взаимодействием с ней как интервьюером). Чем больше они взаимодействуют друг с другом, тем больше драматизма; чем в большей мере они просто отвечают из роли на вопросы интервьюера, тем менее эмоционально заряжена ролевая игра. “Горячее” — не обязательно лучше, и “холоднее” тоже: цель — найти разрешение случая, чтобы Тензи смогла работать с Клео более плавно, творчески, безопасно.

5. Движение. Теперь Сандра может ввести пятый элемент метода — движение. Сандра и Тензи лучше познакомились с ролевой структурой Клео, и в их поле зрения начинают появляться некоторые идеи для будущей терапии. Можно расширить формат ролевой игры так, что он позволит отобразить терапевтическую интервенцию (иначе говоря, то, каким образом супервизируемому следует действовать в соответствии с проведенной к настоящему моменту оценкой). Итак, Сандра спрашивает Тензи:

Тензи, как ты в своей работе с Клео рассчитываешь использовать эти роли? Перемести персонажи, чтобы показать, какой ты хотела бы видеть эту картину; покажи нам, к чему ты стремишься”.

Подобный процесс обсуждался в главах по визуальной супервизии. Там нужно было передвигать маленькие объекты, здесь — людей. Тензи меняет расположение персонажей: одного еще больше выдвигает вперед, другого назад, двух остальных ставит рядом, чтобы они поддерживали друг друга. Занимаясь этим, она может обнаружить, что существуют еще роли, которые она не упомянула и даже не заметила, и ей нужно представить их в общей картине. Затем она сможет поговорить с этими персонажами, а они — друг с другом.

Наконец, после расспросов Сандры, Тензи приходит к желаемому результату: вот такой она хочет видеть Клео. Пока Тензи “ваяла” преображенную Клео, она должна была глубоко проникнуть в свои терапевтические цели. Каких изменений она на самом деле хочет? Сандра служила для Тензи неким инструктором в терапии, или консультантом — с помощью уместно поставленных вопросов “поддерживала на ходу”. Часто супервизору не нужно делать особенно много. Он действует как юркий буксир для тяжелого терапевтического теплохода: слегка подталкивает в одну сторону, тянет в другую, пока в конце концов теплоход благополучно не причалит.

РОЛИ СУПЕРВИЗИРУЕМОГО

Супервизию Тензи можно было бы завершить на этом месте, благо ее терапевтические цели и возможные вмешательства значительно прояснились. Тогда они ограничились бы первым фокусом (вербальным описанием или рассказом терапевта) и вторым фокусом (терапевтической активностью). Но терапевтическая система, образуемая Тензи и Клео, до сих пор оставалась без внимания. Если супервизию можно ограничить работой с первым и вторым фокусами, — прекрасно. Но если остались проблемы и сложности, можно пойти дальше. Поскольку этот случай воображаемый, мы вполне можем представить, что сложности остались. Сандра может теперь заняться выявлением ролей терапевта тем же путем, каким она действовала с ролями Клео. Не забывайте, роли определяются межличностно: Сандра задает свои вопросы, основываясь на идее, что роли Тензи комплементарны или симметричны по отношению к ролям Клео.

Когда Клео действует как Бешеный Младенец, как ты реагируешь? Какие твои роли выходят на передний план? ”

Предположим, Тензи отвечает: “Когда она так себя ведет, это вызывает у меня некоторое смущение, колебания и неуверенность”. С помощью участника группы появляется персонаж Трясучка.

А что с тобой происходит, когда она становится мечтательной и ускользает от тебя? ”

Например, Тензи отвечает: “Я в какой-то степени вместе с ней начинаю “плавать” — перестаю понимать, куда на самом деле двигаюсь. Возникает роль Пловца, и человек, представляющий эту роль, встает напротив Мечтательницы Клео. Тензи добавляет, что она также пытается быть с собой и с Клео Аналитиком Системы, но эмоциональные бури Клео часто отшвыривают эту роль далеко на задний план.

Сандра продолжает задавать вопросы до тех пор, пока на сцене не устанавливаются все релевантные роли Тензи. Теперь она готова поставить фундаментальные супервизорские вопросы, и первый из них такой:

Тензи, если бы ты могла переместить одну из своих ролей, выстроившихся сейчас перед Клео, то какую ты передвинула бы и куда? ”

Тензи двигает одного из персонажей. Предположим, что это Аналитик Системы, которого она перемещает с заднего плана на авансцену. Теперь ее можно проинтервьюировать в этой роли: “Что это для тебя — стоять здесь, а не там, где раньше? Что ты видишь отсюда? С кем ты теперь, находясь здесь, взаимодействуешь больше, чем прежде? Поговори с ними сейчас непосредственно...” и т.д. Затем супервизируемого можно вновь вывести за пределы драматического действия, и Сандра спросит:

После того, как ты переместила эту роль, что произошло в отношениях между другими твоими ролями?.. И теперь, после того, как ты произвела соответствующие передвижения, что произошло с ролями Клео? ”

На этом этапе супервизия может начать приносить реальные плоды, сверх того, что она уже принесла раньше, — прояснения ролевой структуры клиента, целей терапевта в терапии и содержания интервенции. Теперь может открыться, что именно терапевт должен сделать с собой, чтобы произвести изменение в клиенте. Отчасти эта процедура уже иллюстрировалась примерами визуальной супервизии. Однако при ролевой игре в группе отличие состоит в том, что вместо описания фигур супервизируемым происходит интервьюирование в ролях, с последующим реальным взаимодействием “актеров”, играющих эти роли. Для понимания какой-либо “части” системы (например, клиента в терапии или терапевта с клиентом) полезно увидеть отношение этой части к целому. Иначе говоря, отношения между двумя “факторами” в супервизии (например, между супервизируемым и клиентом) могут быть наилучшим образом поняты, если их увидеть в контексте всей системы “супервизируемый — клиент — супервизор”, иными словами, в контексте всех возможных объектов внимания шестифокусного подхода. Теперь оставим воображаемый случай и перейдем к реальному.

Зеркало Корел

Корел, которой около тридцати, обратилась за терапией в свою местную службу в связи с депрессией после развода, произошедшего около шести месяцев назад. У нее трое маленьких детей. Тим говорит, что проблема Корел состоит в ее внутреннем хаосе, который проявляется в низкой самооценке, сомнениях в адекватности собственных суждений, растерянности, страхе одиночества, страхе принять неправильное решение, чувстве вины по поводу отношений с другим мужчиной. Но самое главное, заявляет он, это амбивалентность Корел: она ждет, чтобы кто-то другой сделал первый шаг. Она ждет, чтобы ее любовник Ларри (женатый мужчина значительно старше ее) сделал первый шаг и чтобы ее бывший муж Хэл (шестью годами моложе ее) сделал первый шаг. Наконец, она ждет, чтобы Тим сделал первый шаг.

Построенная Тимом генограмма Корел невообразимо беспорядочна, что очень непохоже на его обычную аккуратную работу. Он описывает Корел как “неспособную по-настоящему признать свою роль или свой выбор” и пространно говорит о страхе Корел принять неправильное решение.

Мне удалось сдвинуть ее мышление, — говорит он. — Но есть ли в этом смысл? Я как будто в некотором хаосе. Она чувствует себя виноватой из-за того, что у нее были отношения с Ларри, когда она еще не рассталась с Хэлом. Работа с ней — это несколько шагов вперед и несколько назад. Может быть, я все неправильно понимаю? Я знаю, что это типично. Я замечаю, что даже сейчас, представляя случай, я говорю: “Да, мы продвигаемся куда-то”, а потом как будто вновь возвращаюсь в начала своего рассказа. Чего я хочу, так это чтобы я мог как-то разложить ее по полочкам ”.

Читатель, у вас не идет голова кругом? У группы определенно идет, так же, как и у Сэма, когда Тим дает свой комментарий и свой метакомментарий в одно и то же время. И тут же, не переводя дыхание, Тим кидается в семейную историю Корел: ее отец по-особому относился к ней до раннего пубертата, а потом она обнаружила, что перестала быть для папы чем-то особенным.

Она попросту хочет, чтобы все кругом изменились. Но при этом она ужасно испугана”, — говорит Тим. Он добавляет массу деталей: “В ней что-то меняется, но ненадолго. Я должен сидеть с ней каждую неделю... Это та самая амбивалентность. Я чувствую, что глубоко увяз. Она жалуется на то, что чувствует себя амбиваленто, и что чувствует себя обузой, и я слушаю это, и мое тело начинает всем этим заражаться. Нет, конечно, никакая она не обуза! Хотя должен признать, что нахожу все это несколько тяжеловатым”.

В процессе описания Тима члены группы оживленно переговариваются и задают много вопросов, как если бы они необычайно сильно стремились разложить Тима по полочкам, точно так же, как он хочет разложить по полочкам Корел. Однако их вопросы и восклицания лишь увеличивают сумятицу. Сэм, который тоже ловит себя на желании разложить Тима по полочкам, заключает, что все не так просто. В ходе “параллельного процесса” люди имеют обыкновение быстро и интуитивно “подхватывать” чувства других, будь то амбивалентность, страх перед хаосом, переживание пустоты и беспомощности, чувство перегруженности или что угодно еще (позитивные и жизнерадостные состояния тоже могут подхватываться, поэтому так и важна ясность в супервизорской системе — ясность цели, которая получит параллельный аналог в системе “терапевт — клиент”). В данном случае группа захвачена требованием чуда, точно так же, как Тим захвачен исходящим от Корел требованием чуда. Когда человек так захвачен, он не чувствует — или даже не замечает — ловушку, в которую попал. Он испытывает лишь желание соответствовать ожиданиям.

Сэм понимает, что Тиму не помогут предложения по “улучшению” Корел: если начать выдвигать их, это воспроизведет тот самый процесс, которым захвачены Тим и Корел. Ему также приходит в голову, что прежде Тим был особенным человеком в группе — как для себя самого, так и для других участников, — но после того, как группа прошла среднюю фазу своего развития, он перестал быть “социометрической звездой”. Не слишком ли мистическим было бы предположение, размышляет Сэм, что параллельный процесс работает как сверху вниз, так и снизу вверх, и что хотя Тим действительно испытывает проблемы с этим случаем, он принес его в группу и как метафору собственной потери популярности? Сэм знает также, что Тим подумывает уйти из группы, и задает себе вопрос, нет ли какого-либо смысла в этом совпадении — амбивалентностьКорел по отношению к двум ее мужчинам и амбивалентость Тима по отношению к этой группе и к другой, к которой он планирует присоединиться.

ВЫ — КРИТИК

Не заходит ли Сэм слишком далеко? Нет ли у вас ощущения, что он впал в некий супервизорский нарциссизм, или же вы думаете, что его догадки могут быть полезны для супервизируемого и, в конечном счете, для клиента?

Сэм просит одного из членов группы, Троя, поработать с Тимом. Он использует возможности группы, поручая участникам вести супервизию. По его мнению, таким образом они очень многое узнают о терапии, а ему самому это позволяет быть немного вне событий, что облегчает сохранение нейтральной позиции консультанта. Сэм советует Трою вначале проинтервьюировать Тима в роли Корел, а затем его же как его самого. Человек всегда достаточно “разогрет”, чтобы изображать самого себя. Интервьюирование его как кого-то другого “разогревает” его в образе этого персонажа и способствует более мощному и драматическому взаимодействию в последующем диалоге. Именно потому, что Сэм испытывает сильнейшее стремление выбраться из этого хаоса и наконец-то “привести в порядок” Корел и чувствует, что группа находится в таком же состоянии, он рекомендует Трою ничего не упорядочивать, а предложить Тиму представить систему “просто как она есть, не пытаясь что-либо улучшить”.

Трой проводит с Сэмом интервьюирование в роли так, как описано выше. Как только интервью начинается, Сэм, похоже, прекращает свое суетливое трепыханье. Принадлежащая “параллели” инвалидизирующая тревога уже побеждена. Тим выбирает участницу группы на роль Беспомощной Малышки Корел и ставит ее в центре комнаты. Затем выбирает другого на роль Вины и размещает его непосредственно позади Беспомощной Малышки, так что первый персонаж угрожающе маячит над вторым. В результате интервью появляется и третья роль — “Лицо, ясно и вразумительно ведущее переговоры”. Оно располагается в сторонке, скрыто (рис. 15.2).

Теперь Тиму предлагается определить три роли для себя. Прежде чем сделать это, он говорит: “У меня много эмпатии по отношению к этой клиентке, потому что именно так, как я покажу сейчас, она должна себя чувствовать”. Перед Беспомощной Малышкой он ставит своего Фрустрированного Ребенка. В стороне, заслонив стулом, он ставит участника группы, который должен изображать его Кормящую Мать. Поскольку все участники группы уже заняты в ролях, Непоколебимому Клиницисту Тима приходится довольствоваться тем, что его будет представлять корзина для бумаг, которую Тим также прячет.

Итак, вербальное выражение Тимом параллели теперь нашло физическое соответствие — формы расстановки ролей клиента и терапевта сходны, и даже сами роли выглядят зеркальными отображениями друг друга. Требуется немалое мужество, чтобы, как это делает Тим, сообщить своему фрустрирующему опыту терапевтическую ценность путем достижения более глубокого и эмпатического понимания состояния клиента в процессе того, как он сам сепарируется от этого состояния.

Трой просит Тима выбрать одну из своих ролей и “озвучить” ее. Тим становится Фрустрированным Ребенком и из этой роли кричит на Корел: “Прекрати ждать, когда я сдвинусь с места! Мне кажется, я теперь знаю, как чувствуют себя Ларри и Хэл. У меня такое ощущение, будто я оказался в их положении. Ты спихиваешь на меня свою проблему. Если говорить начистоту, я начинаю чувствовать себя круглым идиотом”. Он выходит из роли и, выпрямившись во весь рост, заявляет Трою: “Я по-настоящему зол”. По нему это видно. “На что? ” — спрашивает Трой. “Не знаю. Похоже, что это имеет отношение к Кормящей. Меня тошнит от нее. (Он делает паузу.) Теперь, когда я это высказал, я уже не так зол”. Трой комментирует: у него такое впечатление, что снова заговорил Фрустрированный Ребенок, — и предлагает ему новый обмен ролями. В качестве Фрустрированного Ребенка Тим обращается к своей собственной Кормящей Матери:

Нет никакого толку в том, что ты даешь поймать себя на удочку. Это не помогает клиенту”. Но его голос уже становится мягче. Он несколько сбавляет обороты, но продолжает нападать: “Мне кажется, мы с тобой регулярно подзуживаем друг друга. Но я не думаю, что ты так уж полезна. Ты полезна в небольших дозах. Ты помогла Корел войти в контакт с ее собственными позитивными аспектами. Но мы должны сдвинуться куда-то с твоей роли”.

Он обращается к Непоколебимому Клиницисту: “Ты слишком мал и недостаточно сформирован. Ты несколько опасаешься травмировать или уязвить чувства Корел. Ты полезен и не видишь собственной полезности. В действительности именно ты придаешь стабильность существованию Корел. Ты находишься в становлении, как и другие люди в ее жизни. Ты должен в большей мере бросать ей вызов”.

Тим очень расстроен. Трой спрашивает его, не может ли он просто взглянуть на систему и принять ее такой, как она есть, не пытаясь в данный момент что-то изменить. Это очень нелегко для Тима. Он говорит, что роли, принятые им в противовес ролям Корел, отнюдь не новы, и его огорчает, что после всего, что было, они так никуда и не девались. Он-то думал, что разделался с ними. Трой советует ему высказать Корел, как она на него действует. Тим отзывается, что это должно быть сделано очень осторожно и продуманно. Трой соглашается. Тим усаживается напротив Беспомощной Малышки и говорит: “Я боюсь сделать ошибку и, похоже, ты тоже боишься”. Затем он производит обмен ролями и в качестве Корел отвечает: “Да”. Вернувшись в собственную роль, Тим говорит: “Давай доверимся себе”.

Тим увидел и интерпретировал множество параллелей и симметрий между своей системой и системой Корел. Сессия заканчивается. Группа очень взволнована. В ходе шеринга* другие участники группы имеют возможность рассказать о своих личных переживаниях, пробужденных этой психодрамой. Они не “интерпретируют” происходившее, не обсуждают случай или протагониста. Это условие может оказаться очень большим ограничением для членов группы, склонных предлагать анализ ситуации или новые идеи (подробности об этом можно найти у Уильямса, 1989, 1991). В техническом отношении шеринг — это навык, требующий значительного самоконтроля и сензитивности. Во время шеринга по поводу психодрамы Тима нет ни одного участника группы, который бы не признался, что ему свойственна по меньшей мере одна из ролей, нашедших выражение в драме. Все они говорят об оттеснении на задний план собственной компетент­ности, о своей фрустрированности, вине или страхе, о склонности к чрезмерной опеке.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2017-04-13; Просмотров: 447; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.051 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь