Глава 2. Грамматические и лексические особенности перевода

В языкознании принято говорить о «лексических» и «грамматических» значениях. При этом иногда создается впечатление, что эти два типа значений отличаются друг от друга по самой своей природе, по своему содержанию. На самом деле, это не так, значения лексические и грамматические отличаются друг от друга прежде всего способом выражения. Очень важной характерной чертой каждого языка является именно то, какие значения отношений выражаются в нем конкретными словами как таковыми, а какие — несловарными средствами. Из этого вытекают важные для теории перевода следствия, а именно: значения, являющиеся лексическими в одном языке (то есть выражаемые в нем через словарные единицы), в другом языке могут быть грамматическими (то есть выражаться «несловарными средствами») и наоборот. (Да и в пределах одного и того же языка одинаковое значение может в ряде случаев быть выражено как лексическими, так и грамматическими средствами.) В результате отсутствие тех или иных грамматических (равно как и лексических) средств в одном из языков отнюдь не создает непреодолимых препятствий при переводе.

С другой стороны, не следует и недооценивать те объективные трудности, которые возникают перед переводчиком в результате расхождений в грамматическом строе языков. Как и в области словарного состава, в отношениях между грамматическими системами двух языков мы лишь в редких случаях наблюдаем полное совпадение. В частности, несмотря на то, что между русским и английским языками существует значительнее грамматическое сходство, это сходство является лишь частичным и не должно скрывать от переводчика (как и от любого изучающего иностранный язык) существенных расхождений между этими двумя языками в области их грамматического строя. Даже грамматические категории, казалось бы, идентичные в обоих языках, на самом деле по объему своих значений, функциям и охвату лексического материала никогда не совпадают полностью. Так, например, как в русском так и в английском языке существительные имеют формы двух чисел — единственного и множественного; однако даже между этими столь, казалось бы, сходными грамматическими формами полного семантического и функционального совпадения нет – существует немало случаев, когда форме единственного числа в русском соответствует форма множественного числа в английском и наоборот, русской форме множественного числа нередко соответствует английская форма единственного числа. Отсюда необходимость замены форм числа.

Синтаксическое употребление форм числа существительных в обоих языках также не совпадает полностью; так, в русском языке правила употребления форм числа существительных, определяемых числительными, иные, чем в английском и т. д.

Эти расхождения между грамматическими формами двух языков являются еще более глубокими в тех случаях, когда той или иной форме одного из языков вообще нет прямого соответствия в другом языке. Так, в русском языке глагол характеризуется наличием двух форм — совершенного и несовершенного вида, причем подавляющее большинство глаголов имеет обе эти формы, то есть при употреблении глагола обязательно должна быть выражена завершенность или незавершенность действия. В английском же языке противопоставления форм совершенного и несовершенного вида в глагольной системе не существует. Поэтому при употреблении английского глагола характер протекания действия в плане противопоставления его завершенности — незавершенности далеко не всегда получает формальное выражение. Правда, в большинстве случаев соответствующая информация может быть извлечена из широкого или узкого контекста, так что при переводе с английского языка на русский затруднений в выборе форм вида обычно не возникает. Встречаются, однако, и такие контексты, которые не содержат в себе никаких указаний на характер протекания действия; в этом случае переводчик на русский язык оказывается в затруднительном положении, поскольку в данном случае может быть использована форма как одного, так и другого вида, причем это сопряжено с семантической разницей, хотя в исходном тексте нет данных для той или иной семантической интерпретации.

Это не значит, что средствами английского языка нельзя выразить разницу в характере протекании действия. Между тем, разница между значениями, выражаемыми грамматически, и значениями, выражаемыми лексически, заключается, помимо прочего, в том, что первые не могут не быть выраженными, то есть обязательно выражаются при наличии слов того или иного разряда — так, в форме глагола русского языка не может не быть выражено значение вида, в форме русского и английского существительного обязательно выражается значение числа и пр. Лексические же значения выражаются, так сказать, факультативно, то есть могут оставаться невыраженными, неуточненными, поскольку в строе предложения говорящий (и пишущий) всегда имеет возможность более или менее свободного выбора лексических элементов (слов). Разница между языками заключается не в их способности выражать те или иные значения, а в необходимости выражать в одном языке значения, которые в другом могут не выражаться.[5] Приведем еще один пример, а именно, рассмотрим роль категории рода в русском и английском языках и ее отражение в переводе. Категория рода в русском языке, как известно, выражается гораздо более четко, чем в английском: показатели рода в русском языке имеются у существительных (флективные окончания), у согласуемых с ними слов (прилагательных, причастий, форм прошедшего времени глаголов и пр.), у местоимений. В английском же языке четкие родовые различия имеются лишь у личных, притяжательных и возвратных местоимений третьего лица единственного числа.

В силу этого встречаются случаи, когда те или иные родовые значения в английском тексте остаются невыраженными, но требуют обязательного уточнения в русских эквивалентах соответствующих предложений. Факты говорят о том, что подобного рода явления нередко имеют место при переводе с английского языка на русский..

Еще более серьезные затруднения возникают в тех случаях, когда контекст — притом самый широкий — вообще не содержит никаких указаний на родовые значения.

Конечно, из сказанного вовсе не вытекает, что грамматический строй русского языка в целом является более дифференцированным и несет в себе больше информации, чем строй английского языка. Существуют и обратные примеры — та или иная грамматическая категория английского языка не имеет прямого эквивалента в русском и соответствующая семантическая информация, обязательно выражаемая в английском языке, в русском тексте может оставаться неуточненной. Так, в английском языке существительное, как правило, должно определяться артиклем (или еще каким-нибудь функционально однородным словом, например, указательным или притяжательным местоимением), который выражает определенность или неопределенность обозначаемого существительного. В русском языке артикля нет, и наличие перед существительным указателя его определенности или неопределенности необязательно.

 

Например:

Corporate identity: the graphic design paradigm

Фирменный стиль: парадигма графического дизайна

 

Нет в русском языке и такой категории, как «временная отнесенность», выражаемая в английском языке противопоставлением перфектных и не-перфектных форм. В частности, в пределах прошедшего времени русский язык не проводит различия между так называемым «простым прошедшим» (Past Indefinite) и «давно прошедшим» (Past Perfect). Поэтому не всегда в предложениях русского языка можно провести разграничение между действием в прошлом, одновременным с описываемым моментом, и действием, предшествовавшим ему, — то, что не может не быть выражено в английском предложении.

 

Например:

Many corporate identity practitioners had (and have) their roots in graphic design and understandably a good deal of importance was assigned to graphic design.

Многие профессионалы работающие в области фирменного стиля имели (и имеют), свои корни из графического дизайна и это вносит ясность в многие значения соответствующие графическому дизайну.

 

Трудности, связанные с расхождением грамматических систем ни в коем случае нельзя преувеличивать. Информация, выражаемая в одном языке грамматическим способом, в другом может быть выражена лексически. Поэтому вовсе необязательно выражать то, что выражено грамматически, грамматическими же средствами. Напротив, в процессе перевода нормальной и обычной является ситуация, когда значения, выраженные грамматически, выражаются лексическими средствами и наоборот, то, что выражено в тексте лексическим путем, в тексте перевода может быть выражено грамматически. Собственно говоря, этот факт, подтверждаемый практикой перевода, и является лучшим доказательством того, что разница между значениями грамматическими и лексическими заключается не в их «природе», а в способах их выражения, которые в разных языках могут быть разными.

Так, говоря о категории «временной отнесенности», свойственной английскому языку и чуждой грамматическому строю русского, следует отметить, что передача выражаемых ею значений на русский язык, как правило, не сопряжена с какими-нибудь существенными затруднениями в связи с тем, что в русском языке соответствующие значения могут без труда быть выражены лексическим путем. Иначе говоря, не только в разных языках, но и в пределах одного и того же языка (в данном случае, английского) то или иное значение может выражаться как лексическим (наречие once), так и грамматическим (форма Past Perfect) путем. Именно это обстоятельство — наличие в языке различных способов выражения идентичных значений — и делает возможным перевод с одно языка на другой, несмотря на расхождения в системе грамматических форм и категорий, существующие между этими языками.[6]

Трудности при передаче грамматических значений имеют место, прежде всего, не в тех случаях, когда той или иной категории иностранного языка нет в языке перевода, а когда, наоборот, той или иной категории языка перевода нет в иностранном языке. Парадокс этот, однако, лишь кажущийся — отсутствие той или иной грамматической формы нетрудно компенсировать лексическими средствами, что часто ведет к «немотивированности" выбора той или иной формы при переводе, то есть к увеличению объема передаваемой информации (большей конкретизации) в тексте перевода по сравнению с подлинником.

В связи с рассматриваемой проблемой, необходимо уяснить одно важное обстоятельство: в какой мере грамматические значения вообще необходимо передавать при переводе. Иначе говоря, нужно дать ответ на вопрос: всегда ли грамматические формы и категории выражают, как и лексические единицы, референциальные (или прагматические) значения или же их значения могут быть чисто внутрилингвистическими, то есть употребление данных форм диктуется только внутриязыковыми отношениями и не отражает никаких явлений, лежащих вне языка и обусловленных факторами самой объективной действительности? И если да, то каким образом определить, является ли данное грамматическое значение референциальным (или прагматическим) или же сугубо внутрилиигвистическим и, тем самым, почти всегда иррелевантным для перевода?

Представляется, что для ответа на данный вопрос принципиально важно различать два случая употребления грамматических форм, которые можно назвать свободным и связанным употреблением. При свободном употреблении та или иная грамматическая форма используется в речи по усмотрению самого говорящего (или пишущего), то есть говорящий имеет свободу выбора одной из возможных форм в пределах данной категории. В этих случаях выбор той или иной грамматической формы определяется не какими-либо внутриязыковыми правилами, а обуславливается двумя возможными факторами:

а) Самой описываемой ситуацией, то есть грамматическая форма в этом случае имеет референциальное значение. Так, в русском языке (и многих других) в пределах категории числа существительного говорящий имеет возможность свободного выбора формы числа — единственного или множественного. В этом случае использование той или иной формы числа определяется исключительно различиями в самой описываемой ситуации (один предмет или более, чем один), то есть форма числа существительного, имеет референциальное значение.

б) Прагматическим фактором, то есть различным отношением участников коммуникации к высказываниям (при идентичности референциальных значений самих высказываний). Так, в русском (и английском) языке говорящий имеет свободу выбора активной или пассивной формы залога глагола и, соответственно, активной или пассивной конструкции предложения, причем референциальное значение предложения остается тем же. Таким же образом в русском языке (и других) говорящий имеет свободу выбора полной (неэллиптической) или неполной (эллиптической) конструкции предложения. Выбор формы местоимения второго лица при обращении к собеседнику в русском языке также определяется прагматическим фактором – регистром высказывания: ты — в непринужденном и в возвышенном, вы — в официальном регистре. Поскольку во всех этих случаях описываемая ситуация остается одной и той же, разницы в референциальном значении этих высказываний нет и, стало быть, грамматические формы различают здесь прагматические значения.

При связанном же употреблении грамматических форм использование той или иной формы определяется не описываемой ситуацией или выбором говорящего, но исключительно внутриязыковыми факторами. Это имеет место, в основном, в следующих трех случаях:

а) у данной лексемы имеется только одна словоформа, принадлежащая к той или иной категории

б) выбор той или иной формы предписывается синтаксической структурой, в которой употребляется данная форма

в) выбор какой-либо грамматической формы определяется наличием в ее окружении тех или иных лексических единиц

Очевидно, во всех тех случаях, когда нет свободы выбора грамматической формы, то есть в случаях связанного употребления грамматических форм, их значение является чисто внутрилингвистическим, иными словами, определяется исключительно взаимоотношениями, существующими в пределах самой языковой системы. Это полностью согласуется с известным положением теории информации, согласно которому в случаях полной «предсказуемости» употребления того или иного сигнала, то есть при отсутствии свободы его выбора, передаваемая данным сигналом информация равна нулю.1

Существуют, по-видимому, грамматические категории, всегда употребляемые только связанно; например, в русском языке род, число и падеж прилагательных всегда определяются синтаксическими правилами согласования прилагательного с определяемым им существительным. Чаще всего, однако, одна и та же грамматическая категория выступает в одних случаях в свободном, в других — в связанном употреблении. Так, в русском языке (как и в английском) формы числа существительных чаще всего употребляются свободно, то есть говорящий имеет возможность выбора одной из двух форм — единственного или множественного числа — в зависимости от референциального значения данной формы; выбор формы в этом случае определяется экстралингвистическими, иначе говоря, ситуационными факторами.

Возвращаясь к вопросу о переводе, следует отметить, что в процессе перевода с одного языка на другой передаются, как правило, лишь значения свободно употребляемых грамматических форм, ибо только в случаях свободного употребления, как мы видели, эти формы имеют определенное референциальное (или, реже, прагматическое) значение. Что касается грамматических форм, выступающих в связанном употреблении, то выражаемые ими значения, будучи исключительно внутрилингвистическими, при переводе, как правило, не передаются. Случаи кажущейся передачи такого рода грамматических значений при переводе являются иллюзорными.

В случаях же связанного употребления форм числа существительных их грамматические значения, не отражающие никаких реальных отношений объективной действительности и определяемые чисто внутрилингвистическими отношениями, при переводе не передаются и, по самой сути дела не могут передаваться. В этом случае выбор формы числа существительного определяется уже не формой числа, но исключительно внутрилингвистическими правилами. Так, независимо от того, в какой форме употребляется существительное в конструкциях с числительными в русском языке, в английском тексте соответствующее существительное будет всегда употреблено в форме множественного числа, за исключением конструкции с one, в которой употребляется форма единственного числа, ибо этого требуют грамматические нормы английского языка. Точно также русские существительные, имеющие только форму множественного числа, на английский язык передаются существительными в той форме числа, которая требуется грамматическими нормами английского языка, независимо от формы числа русского существительного. Приведем еще один пример: в английском языке формы времени глагола в простом предложении и в главном предложении сложноподчиненного употребляются, как правило, свободно, то есть в соответствии со своим референциальным значением (время протекания действия). В такого рода случаях при переводе на русский язык необходимо передать грамматические значения, выраженные английской временной формой. Однако в придаточных предложениях дополнительных в английском языке, если глагол-сказуемое главного предложения употреблен в форме прошедшего времени, выбор формы глагола уже не свободный, а определяется правилом так называемого «согласования времен» — глагол в придаточном предложении также должен быть в форме прошедшего времени:

С другой стороны, в придаточных предложениях такого рода в английском языке свободным является употребление форм «временной отнесенности» (неперфект — перфект) глагола-сказуемого, выражающих одновременность или предшествование действия придаточного предложения относительно главного.

Поскольку употребление форм прошедшего времени в английском языке в данном случае является связанным, то есть определяется внутрилингвистическими правилами английского языка и не содержит никакого референциального значения, постольку форма прошедшего времени глагола английского предложения при переводе на русский заменяется, согласно правилам русского синтаксиса, формой настоящего, если обозначается одновременность двух действий, или прошедшего, если обозначается предшествование действия придаточного предложения действию главного.

Таким образом, вопрос о передаче грамматических значений при переводе не может быть решен однозначно – в каждом конкретном случае необходимо учитывать характер употребления той или иной формы, ее функциональную нагрузку и в соответствии с этим находить ей то или иное соответствие в языке перевода или же оставлять эту форму (в случае, если она несет чисто внутрилингвистическое значение) вообще «непереведённой».[7]

Специфическими лексическими особенностями, оказывающими влияние на процесс перевода, обладает публицистический стиль. Основная задача материалов этого стиля заключается в сообщении определенных сведений с определенных позиций и тем самым в достижении желаемого воздействия на Рецептора.[8] Содержание газетно-информационных сообщений отличается от научно-технической информации, в частности, тем, что здесь речь идет о явлениях, доступных для понимания широким слоям неспециалистов, прямо или косвенно связанных с их жизнью и интересами. Поскольку однако задача заключается в сообщении каких-то фактов, и здесь необходимо точное обозначение понятий и явлений. Отсюда важная роль терминов, имен и названий, однозначно указывающих на предмет мысли.

В публицистических материалах нередко встречаются многозначные термины, термины-синонимы, сокращенные термины и названия. Термин identity в маркетинговой терминологии может значить как «особенность», так и «стиль»:

В первом случае термин identity стоит в одном ряду с определением «индивидуальность» и несомненно обозначает своебразие и отличительную черту. Во втором случае identity употреблено в значении «тождественность».

Один и тот же термин может получать разное значение в зависимости от направленности текста, в котором он использован. Термин literature может пониматься не только как, отдельные произведения или их совокупность. Но еще он используется в смысле, непосредственно соотносясь с понятием literature - «данные» и означая «информацию или данные, которые в ней содержатся».

 

 

Например:

Each of the three approaches has tended to follow a separate line of development and it would appear that the literature on each of the three strands has started to reach maturity.

Каждый из трех подходов имел тенденцию следовать своей отдельной линией развития, и казалось бы, что данные по каждому из трех направлений начали достигать зрелости.

 

 

В области фразеологии публицистический стиль отличает широкое использование «готовых формул» или клише. Здесь мы находим как многочисленные вводные обороты, указывающие на источник информации устойчивые сочетания со стершейся образностью, так и целый ряд политических.

Отличительной особенностью публицистических текстов является исользование имен собственных. В.С. Виноградов в книге «Введение в переводоведение» выделяет имена собственные обычные и смысловые. Он пишет, что на первый взгляд может показаться, что перевод имен собственных не представляет особых трудностей. Даже переводом это называется весьма условно: ведь, как правило, имена собственные транскрибируются или транслитерируются.[9] В современной лингвистике собственные имена часто определяются как называющие лексические единицы в отличие от нарицательных слов, которые считаются обозначающими единицами. Иначе говоря, у имен собственных на первый план выступает функция номинативная — называть, чтобы отличать однотипные объекты друг от друга, в противоположность именам нари­цательным, основная функция которых — называть, чтобы сообщать значение, коннотировать. Кроме того, именования людей (антропонимы) и географические названия (топонимы) не являются пер­вичными лексическими единицами по своему происхождению, так как они образованы на базе нарицательных слов.

Эти характеристики собственного имени и прежде всего его со­отнесенность с конкретным объектом, который оно словно бы ин­вентаризует, маркирует, к которому прикрепляет условный ярлык, определяют в сфере имен собственных транскрипцию в качестве основного переводческого приема. Имя собственное — всегда реалия. В речи оно называет действительно существующий или выдуманный объект мысли, лицо или место, единственные в своем роде и неповторимые. В каждом таком имени обычно содержится информация о локальной и национальной принадлежности обозначаемого им объекта.[10]

Транскрибированные имена собственные наряду с остальными реалиями являются теми немногими элементами перевода, которые сохраняют определенное национальное своеобразие в своей словес­ной звуковой форме.

Внутренняя форма любого имени, а под ней понимается смысловая структура слова, соотношение значений компонентов, составляющих слово, обычно отражает словообразовательный процесс, происходивший в момент первичной номинации, и может быть или стертой, неясной. В повседневном общении и в любых контекстах, где имена собственные выполняют свои обычные функции, внутренняя форма этих слов, как правило, не воспринимается. Ею пренебрегают, так как, даже если смысл этой формы вполне ясен, ей не вменяются в речи характеристические, оценочные функции, хотя потенциальная оценочность в таких словах всегда сохраняется. Внутренняя форма остается частью собственной структуры слова, предназначаемого, как уже говорилось, для называния конкретных объектов, а не для их определения через понятия и лексическое значение. Именно поэтому с теоретической точки зрения «смысловой перевод «обыч­ных» имен собственных, у которых есть в языке оригинала нарицательные «двойники», чреват значительными информационными искажениями, а с точки зрения практической он привел бы к величайшей путанице, прежде всего в топонимике.

Творчество в передаче имен собственных начинается в тот момент, когда переводчик сталкивается с так называемыми смысловыми (значащими, значимыми, «говорящими», номинативно-характеристическими) именами и прозвищами. Тогда же возникает и переводческая проблема, связанная с анализом сущности и функции значимых имен в тексте и способом их передачи при переводе. Смысловые имена собственные переводятся, но если бы даже это считалось правилом, из него были бы важные и существенные исключения. Опираясь на свои знания, интуицию и опыт, переводчик обязан определить художественную значимость названного «говорящим» именем персонажа, оценить его литературную роль и функцию, жанровые и стилевые особенности произведения, традиции литератур оригинала и перевода, эпоху создания подлинника и т. п., а иногда даже место этого персонажа в истории национальной литературы. Чем выше степень художественной выразительности и типизации персонажа, чем важнее его роль в отечественной литературе, чем больше степень нарицательности имени, тем проблематичнее перевод и целесообразнее транскрипция данного имени.

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: