ВОЗНИКНОВЕНИЕ СИСТЕМ ПРАВА НОВОГО ВРЕМЕНИ

Так же как Папская революция породила западное государство нового времени, так же она породила и западные правовые системы нового времени, первой из которых стала система канонического права.

Начиная с первых веков новой эры церковь накопила великое мно­жество законов — канонов (норм) и постановлений церковных соборов и синодов, декретов и решений отдельных епископов (включая понтифика Рима), законов христианских императоров и королей о церкви. Церковь на Западе выпустила также множество уложений о наказаниях (справочников для священников), которые содержали описание разных грехов и полагаю­щиеся за них наказания. Считалось, что все эти законы подчинены посыл­кам, содержащимся в Библии (в Ветхом и Новом заветах) и в произведе­ниях ранних отцов церкви, таких, как Поликарп Смирнский, Тертуллиан Карфагенский, Григорий Нисский, Августин Гиппонский.

Эти авторитетные произведения, в которые входили и каноны, способ­ствовали постепенному установлению во всем западном христианском мире между VI и X вв. общего корпуса богословской доктрины, общей службы (на латыни), общего набора норм относительно серьезных грехов (как убийство, нарушение клятвы, воровство), общей церковной дисциплины д структуры. Везде священники выслушивали исповеди и приобщали к таинствам свою па­ству. Везде епископы правили священниками, освящали храмы, судили споры в своих епархиях, отвечали перед своими примасами (митрополитами провин­ций и регионов); все епископы были обязаны верностью епископу Рима как первому среди равных. Однако в 1000 г. не существовало серьезной книги или серии книг, в которых была бы сделана попытка представить весь свод цер­ковного права или даже систематически изложить какую-либо его часть. Имелось, конечно, значительное количество сборников канонов, особенно канонов церковных соборов и постановлений ведущих епископов. Обычно эти сборники строились по хронологическому принципу внутри широких категорий источников (каноны соборов, письма пап, изречения отцов цер­кви), но в некоторых сборниках было и разделение на ряд тем (рукополо­жение, церковные суды, литургия, брак, ересь, идолопоклонство). Едва ли хоть один из этих сборников был признан повсюду, почти все они имели чи­сто региональное значение.

Децентрализованный характер церковного права вплоть до конца

 

 

----- ш Границы империи

........ Границы герцогстб и графстб

'//^/ Мусульманские султанаты

Границы королебств

Византийские империи

Славянские области и русские княжесюда

Карта 2. Западная Европа около 1200 г,

XI в. имел самое непосредственное отношение к децентрализованному ха­рактеру политической жизни церкви. Как правило, епископы были больше подвластны императорам, королям, крупным феодалам» чем папам. Даже в тех духовных вопросах, куда светские власти не вмешивались, епископ обычно имел значительную автономию в границах своей епархии³'. Уни­версальность церкви опиралась прежде всего не на политическое или юри­дическое единство, а на общее духовное наследие, общее учение и прак­тику, общее богослужение. То политическое и юридическое единство, ко­торым она обладала, было в первую очередь связано с сохранением ду­ховной универсальности церкви. В этом отношении западная церковь была подобна восточной. Ее право, в значительной степени переплетенное с бо­гословской доктриной, богослужением и таинствами, лишь во вторую оче­редь заботилось об организационных вопросах и власти епископов, и почти совершенно не интересовалось нормами имущественного права, преступлением и деликтом, процедурой, наследованием и т. п. В этих второстепенных и третьестепенных задачах право церкви почти целиком слилось со светским, а само светское право было в значительной степени растворено в политическом, экономическом и социальном обычаях.

На волне Папской революции возникли новая система канонического права и новые светские правовые системы, а с ними и класс профессиональ­ных адвокатов и судей, иерархия судов, юридические школы, юридические трактаты и концепция права как автономного, интегрированного, развиваю­щегося свода принципов и процедур. Западная традиция права формировалась в контексте тотальной революции, целью которой было установление " пра­вильного порядка вещей" или " правильного порядка мира. " Правильный порядок" означал новое деление общества на раздельные церковные и свет­ские власти, институционализацию церковной власти как политической и юридической единицы и убежденность в том, что церковная власть обязана переделать светское общество.

Дуализм церковной и светской правовых систем в свою очередь привел к плюрализму светских правовых систем внутри церковного пра­вового порядка и более конкретно — к одновременной юрисдикции цер­ковных и светских судов. Далее, систематизация и рационализация права были необходимы для того, чтобы поддержать сложное равновесие множе­ственных конкурирующих систем права. Наконец, правильный порядок ве­щей, введенный Папской революцией, означал такую систематизацию и рационализацию права, которая позволила бы примирить конфликт разных властей на базе принципов синтеза: где только можно, противоречия сле­довало разрешать без уничтожения составных частей.

Подводя итог, можно сказать, что новый смысл права и новые виды права, которые возникли в Западной Европе на волне Папской революции, нужны были как средства для достижения следующих целей: 1) контроль центральной власти над разбросанным населением с разнообразными груп­повыми привязанностями; 2) поддержание отдельного корпоративного само­сознания духовенства и добавление нового, юридического, измерения к его классовому сознанию; 3) регулирование отношений между соперничающими церковными и светскими владениями; 4) возможность для светских властей целенаправленно и программно претворить в жизнь заявленную цель — обес­печить мир и справедливость в своей юрисдикции и 5) возможность для цер­кви целенаправленно и программно претворить в жизнь свою заявленную цель — переделать мир к лучшему.

Самое важное последствие Папской революции то, что она ввела в историю Запада сам опыт революции. В противовес старому взгляду на свет­скую историю как процесс разложения было привнесено динамическое ка­чество, чувство прогресса во времени, убежденность в реформации мира. Больше не разумелось само собой, что " бренная жизнь" неизбежно должна ухудшаться вплоть до Страшного суда. Напротив, теперь впервые предпола­галось, что в этом мире можно добиться прогресса по направлению к дости­жению некоторых предварительных условий спасения в мире ином.

Быть может, самая впечатляющая иллюстрация нового чувства вре­мени и будущего — это новая готическая архитектура. Великие соборы Ев­ропы выражали своими устремленными ввысь шпилями и парящими контр­форсами, своими удлиненными выгнутыми арками динамичный дух движения вверх, воплощали чувство достижения, живого воплощения высших ценностей. Стоит отметить, что эти соборы часто планировалось построить за несколько поколений и веков.

Менее впечатляющий, зато еще более значимый символ новой веры в поступательное движение к спасению — великие юридические памятники, появившиеся в эту эпоху. В отличие не только от предшествующего обычного права германских племен, но и от римского права до и после Юстиниана, право на Западе в конце XI и в XII в. и потом задумывалось как органично развивающаяся система, продолжающийся, растущий организм, свод принци­пов и процедур, который будет строиться, как и соборы, на протяжении по­колений и веков.

3.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

ЗАПАДНОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКИ

В ЕВРОПЕЙСКИХ УНИВЕРСИТЕТАХ

Мейтленд назвал XII в. " юридическим веком". Он был не просто юри­дическим веком, а тем самым веком, в котором сформировалась западная тра­диция права. Однако великие революционные события, которые дали ей права гражданства, и первые великие юридические достижения произошли не в XII, а в последние десятилетия XI в. Это были Диктаты папы Григория VII, ад­министративные меры по централизации, предпринятые норманнскими прави­телями Сицилии, Англии и Нормандии, научные достижения великого кано­ниста Ивона Шартрского (1040—1116) и великого специалиста по римскому праву Ирнерия (ок. 1060—1125).

Возникновение западных правовых систем нового времени в конце XI и в XII в. было тесно связано с возникновением первых европейских универси­тетов. Именно там впервые в Западной Европе право преподавалось как четко очерченный и систематизированный свод знаний, наука, в которой отдельные юридические решения, нормы и законодательные акты изучались объективно и объяснялись с точки зрения общих принципов и истин, базовых для всей этой си­стемы в целом. Воспитанные в духе новой юридической науки, новые поколения университетских выпускников поступали на службу в канцелярии и другие уч­реждения возникавших в то время церковных и светских политии и становились советниками, судьями, адвокатами, администраторами, составителями проектов законов. Они прилагали свои знания для того, чтобы придать стройность и связ­ность растущему множеству правовых норм, помогая таким образом вылепить но­вые правовые системы из материала старых правовых порядков, которые прежде были почти совершенно растворены в общественном обычае и политических и ре­лигиозных институтах вообще.

Разумеется, право в обычном значении правовых данных, то есть пра­вовых норм и процедур, может составить науку не более, чем может составить науку материя или поведение животных. Наука права, если она вообще суще­ствует, должна быть научным изучением таких правовых данных, научным

знанием о праве точно так же, как физика или биология как науки являются научным изучением или суммой знаний о материи или жизни животных. И все же с научной точки зрения есть важные различия между правовыми дан­ными или любыми другими социальными и физическими данными, которые происходят оттого, что участники общественной жизни осознают свои дейст­вия и их сознание является неотъемлемой частью данных. Более того, само сознание может иметь или стремиться приобрести характерные черты науки. Деятели могут приписывать своим собственным наблюдениям того, что они де­лают, качества систематического, объективного, подтверждаемого знания. Именно это и произошло в праве в конце XI и в XII в. Правовые нормы, по­нятия, решения и процедуры остались данными, и в этом смысле — прямой противоположностью науке, но сознание участников правовых действий стало включать и систематическое их изучение, и накопление суммы знаний о них, что имело некоторые качества науки. В дополнение к этому сама наука, сум­ма знаний о праве, воспринималась как часть правовых данных. Понимание слилось с толкованием, а толкование с применением. Например, научное на­блюдение, что Десять заповедей запрещают убийство, но при этом другие ме­ста в Библии указывают, что убийство может быть оправдано, если оно совер­шено при самозащите, или прощено, если оно совершено нечаянно, само по себе является изложением применимого правового принципа, а именно, что на первый взгляд убийство незаконно (согласно Библии), но оно может быть оправдано или прощено в определенных обстоятельствах. Тот факт, что само это наблюдение является или может стать законом,

частью того, что является предметом наблюдения, отличает науку права от ес­тественных наук. Быть может, в этом одна из причин того, что в XX в. сло­восочетания " юридическая наука" и " наука права" практически вышли из употребления в английском языке и в Англии и в США, хотя продолжают ши­роко употребляться во французском, немецком, итальянском, русском и дру­гих языках. В этих языках слово, обозначающее науку (англ. " science", как правило, не относится к гуманитарным наукам. — Примеч. пер.), несет более широкое значение, а поэтому легче провести различие между правом и мета­правом, то есть правом, как оно практикуется, и правом, как оно задумано (Recht и Rechtwissenschaft, droit и la science du droit).

Утверждение, что в конце 1000-х и в 1100-х гг. право на Западе стало изучаться и преподаваться как отдельная наука, в то время как господствующие правовые порядки только начали вычленяться из политики и

религии, рождает ряд вопросов. Чему, собственно, учили первые преподавате­ли права? Как можно было преподавать право, если господствующие законы и правовые институты, как церковные, так и светские, были по преимуществу местными и обычными и в значительной степени слиты с религиозными убеж­дениями и практикой, а также с политической, экономической и социальной жизнью вообще?

Ответ прозвучит любопытно для современного уха. То право, которое сна­чала преподавалось и систематически изучалось на Западе, вовсе не было господствующим правом; это было право, содержавшееся в одной древней рукописи, извлеченной на свет Божий в итальянской библиотеке в конце

XI в. Рукопись эта воспроизводила Дигесты, огромный сборник юридических материалов, составленный при римском императоре Юстиниане около 534 г., то есть пятью веками раньше.

Свод римского права, составленный в Константинополе при импера­торе Юстиниане, был высокоразвитой, дифференцированной правовой сис­темой, весьма отличной от народного права германских племен. Одно вре­мя эта система господствовала на территории и Восточной и Западной Рим­ской империи. Однако в 476 г. был низложен последний император Запад­ной Римской империи, а еще задолго до этого на Западе римская цивили­зация была вытеснена примитивной племенной цивилизацией готов, ванда­лов, франков, саксов и других германских народов. После VI в. римское право на Западе сохранилось только во фрагментах, хотя его система про­должала процветать в Восточной империи, именуемой Византией (и вклю­чавшей юг Италии). Некоторые отдельные нормы и понятия римского пра­ва иногда появлялись на Западе в отрывочных законодательных актах цер­ковных и светских властей и в обычном праве народов, населявших ны­нешнюю Францию и Северную Италию. Каролингская и посткаролингская идеи об унаследовании королем франков власти римских императоров так­же способствовали выживанию отдельных принципов и норм римского пра­ва, в особенности тех, которые касались императорской власти. Некоторые из слабо организованных сборников законов, изданных германскими коро­лями, содержали ряд римских правовых норм и понятий. Однако к тому времени, когда в Италии была обнаружена рукопись Юстиниана, римское право как таковое, то есть как система, очень ограниченно действовало в Западной Европе. К этому времени многие тексты пропали, термины при­обрели новые значения. На Западе не было должностей, соответствующих римским магистратам (преторам), юридическим советникам (юристам) или адвокатам (ораторам). Господствующие правовые институты были по пре­имуществу германскими и франкскими. Таким образом, первым объектом систематического юридического изучения в Европе стал свод права (право­вая система) более ранней цивилизации, в том виде, в каком он был запи­сан в огромной книге или наборе книг.

Решающее значение имел, однако, тот факт, что изучавшие эти древ­ние тексты юристы считали, как и вообще все их современники, что эта более ранняя цивилизация, Римская империя дожила до их дней и на Востоке и на Западе. Она осталась жива в особом смысле, в новой форме, как душа, пере­жившая тело. Более того, они были уверены, что та империя обладала универ­сальностью и постоянством. Они воспринимали право Юстиниана не как пра­во, применимое в Византии в 534 г., а как право, применимое всегда и везде. Другими словами, они принимали право Юстиниана за истину, точно так, как принимали на веру Библию, произведения Платона и (позже) Аристотеля. Хо­тя, скажем, то, что было написано в своде Юстиниана о собственности на зем­лю, не имело ничего общего с регулированием феодального права собственности, господствовавшего в 1100 г. в Тоскане или Нормандии. Этот факт вовсе не оз­начал, что оно не было правом, напротив, оно-то и было истинным пра­вом, идеальным правом, воплощением разума. Более того, Тоскана и

Нормандия сами считались продолжением Рима, так же как церковь и христи­анский мир считались продолжением Израиля. Открытие свода Юстиниана около 1080 г. было воспринято точно в том же духе, как было бы воспринято нахождение давно утерянного списка приложения к Ветхому завету. Так, ав­тор (или авторы) великого изложения английского права, Брактонова " Трактата о законах и обычаях Англии", в XIII в. процитировал не менее пятисот отрывков из Дигест Юстиниана без всяких ссылок, считая само со­бой разумеющимся, что они в Англии " закон", хотя многие из этих поло­жений никак нельзя было бы применить в королевских судах. Брактону даже пришлось доказывать, что применимые в королевских судах англий­ские обычаи составляют " право" такое же реальное, как и содержащееся в древних римских текстах.

Для создания западной традиции права были необходимы еще два ингредиента. Один — это метод анализа и синтеза, приложенный к древним юридическим текстам, метод, который в новое время несколько пренебрежи­тельно назвали " схоластикой." Второй ингредиент — тот контекст, в котором схоластический метод был приложен к сборникам римского права, а именно университет.

Эти три элемента: открытие юридических документов, составлен­ных при римском императоре Юстиниане, схоластический метод их анали­за и синтеза, преподавание права в университетах Европы — и есть то, что лежит в основе западной традиции права. Римское право дало всей Ев­ропе (не исключая Англию) большую часть юридического словарного за­паса. Схоластический метод остался преобладающим способом юридическо­го мышления на Западе до сего дня. Университеты собрали вместе иссле­дователей права — преподавателей и студентов — со всей Европы, позна­комив их не только друг с другом, но и с преподавателями и студентами теологии, медицины, гуманитарных наук, и сделали из них сословие, а го­воря сегодняшним языком, — профессию.

ЮРИДИЧЕСКАЯ ШКОЛА В БОЛОНЬЕ

Вновь открытые тексты римского права были переписаны. В конце XI в. их начали изучать в разных городах Италии и других стран. Студенты объединялись и нанимали на год учителя, чтобы он объяснял им эти тексты. Юридически это объединение принимало форму партнерства (в римском пра­ве — societas) профессора и студентов. Особенную известность приобрел один учитель, который начал преподавать в Болонье примерно в 1087 г. и которого звали Гварнерием, хотя в историю он вошел под именем Ирнерия. Студенты стекались к нему со всей Европы. Его школа пережила его. По современным подсчетам, в Болонье в XII—XIII вв. одновременно изучали право до десяти тысяч студентов³.

Будучи чужестранцами, большинство из студентов находились юри­дически в сложном положении. Например, иностранца могли заставить от­вечать по долгам любого из его соотечественников. Если болонский купец

имел претензии к лондонскому, он мог взимать убытки с любого английского студента, который попадется ему под руку. Чтобы защититься от подобных угроз, студенты объединялись в " землячества" по этническому и географиче­скому принципам: франки, пикардийцы, провансальцы, алеманны (немцы), англы, испанцы и так далее, всего около двадцати землячеств. Наконец, они объединились в две организации, или гильдии: одна объединяла всех сту­дентов из местностей к северу от Альп, другая — к югу. Каждая из этих двух групп была организована в виде universitas. Этому термину римского права было присвоено значение ассоциации, имеющей юридическое лицо, или, говоря нашим языком, корпорации. Преподаватели не были членами студен­ческой universitas.

Для студентов Болоньи преимущества юридического объединения были очевидны. Ведь это были подростки, не достигшие и двадцати лет, а по понятиям того времени — зрелые молодые люди, готовые к активной политической жизни. Будучи единой организацией, студенты могли гораздо эффективнее договаривать­ся с городским правительством и контролировать управление школой. Болонья стала прообразом средневекового высшего учебного заведения, находящегося под контролем студентов, в противоположность университету, находящемуся под кон­тролем преподавателей, такому, который был основан позже в Париже. В конце концов все такие заведения стали называть " университетами". Изначально этот термин применялся к университету в сегодняшнем смысле слова, то есть все

учебное заведение было studium generale (общее образование), что означало образование, доступное и даваемое всем, а не только в местном масштабе. Наличие нескольких факультетов не было обязательным; факультет теологии или права сам по себе мог называться studium generale.

Студенческая организация (universitas, корпорация, гильдия) получи­ла от города Болоньи хартию, которая позволяла ей заключать договоры с профессорами, регулировать аренду студенческого жилья, определять препо­даваемые курсы и охватываемый ими материал, устанавливать длину лекций и количество каникул, регулировать цены на аренду и продажу книг. Препо­даватели получали плату непосредственно от студентов на уроках.

Студенческой гильдии дана была широкая гражданская и уголовная юрисдикция над ее членами. Таким образом, студенты были исключены из гражданского бесправия, связанного со статусом иностранца, и приобрели сво­его рода искусственное гражданство.

Болонская хартия требовала, чтобы студенческая гильдия обеспечива­ла " братское милосердие, взаимную связь и приязнь, заботу о больных и нуж­дающихся, ведение похорон и искоренение злобы и ссор, присутствие и сопро­вождение наших кандидатов на докторскую степень к месту экзамена и об­ратно, духовное благосостояние членов" ⁴.

Профессура составила свою собственную ассоциацию, коллегию пре­подавателей, которая имела право экзаменовать и принимать кандидатов на докторскую степень и взимать плату за экзамен. Так как получение доктор­ской степени фактически означало допуск в ряды профессуры, преподаватели сохранили за собой право определять членство своей гильдии, но на этом их полномочия и кончались. Если студенты считали, что профессор не выполняет

своих преподавательских обязанностей, то они бойкотировали его уроки и от­казывались платить ему. А если лекция не начиналась по звонку, или же если она заканчивалась до звонка, или если курс лекций был еще не дочитан к концу семестра, студенческая гильдия штрафовала преподавателя.

Руководящим органом студенческого университета был генеральный совет, в который каждое землячество избирало двух членов. Генеральный со­вет избирал ректора, причем каждое землячество пользовалось правом выдви­жения своего кандидата. Ректор должен был быть не моложе 24 лет и нахо­диться в университете не менее 5 лет. Ректор присваивал степень бакалавра, на­значал студенческий комитет, члены которого назывались разоблачителями про­фессоров, докладывавший ему о плохом поведении профессуры.

Генеральный совет принимал решения большинством голосов. По крупным вопросам решения принимались собранием (" конгрегацией" ) студен­тов. Посещение этих собраний было обязательным, на них каждый студент имел право выступать и голосовать. Генеральный совет имел право принимать статуты университета. Статуты определяли экономические дела университета, включая плату за разные услуги и заработную плату, цену на аренду книг и жилья, условия дачи в долг. Они также регулировали вопросы дисциплины студентов и профессоров, а также многие аспекты учебной программы. Однако крупнейшим ограничением студенческого самоуправления служило условие, по которому ни один принятый ассамблеей статут не мог быть изменен иначе как через 20 лет после его принятия единогласным решением всех студентов и преподавателей.

Источник такой власти студентов был отчасти экономический. Студен­ты, которые либо были сыновьями состоятельных родителей, либо учились на средства фондов (обычно монастырей), приносили городу очень большой доход. Если им что-нибудь не нравилось, они легко могли переехать в другое

место и забрать с собой преподавателей. Так как дормитории, трапезные, аудитории принадлежали обычно местным жителям, а не студентам, их отъезд мог вызвать серьезный экономический кризис. Позже профессура стала полу­чать плату от города и была связана с ним клятвой не уезжать. Такое разви­тие событий привело к резкому ослаблению студенческого контроля над уни­верситетом.

Церковная иерархия также играла важную роль в контроле над юри­дическим образованием. Кроме итальянских городов везде в Европе в XII в. за юридическим образованием надзирали не светские, а церковные власти. Однако в 1219 г., более чем через столетие после начала юридического обра­зования в Болонье, папа постановил, что никто в Болонье не имеет права вступать в преподавательскую профессию (то есть получать докторскую сте­пень) без предварительного экзамена и получения лицензии от архидиакона Болонского. На самом деле архидиакон (в других итальянских университетах, по таким же папским постановлениям, епископ) не задавал вопросов, а скорее председательствовал на экзамене. Тем не менее это папское постановление 1219 г. лишило докторов независимости в присвоении степени, и отныне да­ваемая церковью licentia docendi (разрешение на преподавание) требовалась везде, в том числе и в Италии. Во многих европейских городах такое дистан-

17-499

ционное управление епископов университетами привело к периодическим сту­денческим мятежам.

Однако в историческом плане был важен не столько епископский контроль над университетами, сколько относительная (по сравнению с суще­ствующими учебными заведениями) свобода университетов от оного. До XI в. формальное образование в Европе давалось почти исключительно в монасты­рях. В XI—XII вв. появились и постепенно стали преобладающими кафед­ральные школы при соборах. Так как собор был местом епископской кафедры, школа при соборе находилась под непосредственным надзором епископа, так же как монастырская школа находилась под непосредственным надзором аб­бата. Едва ли учитель посмел бы возражать своему епископу или аббату. С другой стороны, Болонский университет, как говорят, был основан в результате того, что Матильда, герцогиня Тосканская и друг папы Григория VII, пригла­сила в Болонью Ирнерия преподавать римское право. Таким образом, более ста лет преподавание в Болонье было свободно от прямого контроля церкви. Разумеется, непрямого давления было сколько угодно, говорят, сам Ирнерий был отлучен от церкви за то, что поддерживал партию императора. Однако в целом болонские юристы вольны были поддерживать и папу и императора, в зависимости от того, насколько различные постулаты римского права оправ­дывали притязания того и другого. Тем временем в Париже в начале 1100-х гг. Пьер Абеляр осмелился возражать своему епископу и преподавать " контр­курс" против него. Именно из этой конфронтации в XII в. и родился Париж­ский университет⁵. Так с самого начала европейские университеты возникли как учебные заведения, в которых преподаватели вольны были занимать про­тивоположные позиции. Это резко отличало их от предшествующей системы, известной со времен античности, когда в каждой школе обязательно доминировал один учитель или одна теория.

Болонья с самого начала была университетом и в том смысле, что она была высшим учебным заведением, то есть большинство студентов ра­нее получили гуманитарное образование, обычно в монастырской или ка­федральной школе. Там программа состояла из семи " свободных искусств": грамматики, риторики, логики (также именуемой диалектикой), арифмети­ки, геометрии, астрономии и музыки. Однако многие из этих школ сосре­доточивались на первых трех науках, вместе называемых тривиум, которые были основаны преимущественно на Библии, произведениях отцов церкви и на отрывках из Платона, Аристотеля, Цицерона и некоторых других римских и греческих авторов. Изучение свободных искусств было начиная с XII в. предварительным условием изучения других наук — права, теоло­гии, медицины. (Когда, как в Париже, свободные искусства стали четвер­той университетской дисциплиной, ее изучение осталось предварительным условием для изучения прочих трех.) В Болонье сначала не было иных фа­культетов, кроме юридического, а когда позже они там появились, между ними не было никакой организационной связи, кроме того, что все студен­ты получали свои дипломы от одного и того же канцлера — архидиакона Болонского.

Болонская система юридического образования была перенесена в другие

европейские города, включая Падую, Перуджу, Пизу, Саламанку, Монпелье и Орлеан, Прагу, Вену, Краков, Гейдельберг. Однако большинство универси­тетов к северу от Альп, хотя и приняли болонскую учебную программу и методы преподавания права, приняли парижский тип организации, когда профессора и студенты всех четырех факультетов — богословского, юридического, медицин­ского, свободных искусств — состояли в единой организации и подчинялись од­ному главе и одному управлению⁷. В Оксфорде Вакарий, получивший образова­ние в Болонье, в середине 1100-х гг. преподавал право, хотя, по всей видимости, юридический факультет как таковой был учрежден в Оксфорде (и еще один в Кембридже) не раньше следующего века.

ПРОГРАММА И МЕТОД ОБУЧЕНИЯ

С самого начала в Болонье преподавался текст римского права, со­ставленный юристами Юстиниана в VI в. Возможно даже, что сама школа бы­ла основана в основном для изучения этого текста.

Рукописи состояли из четырех частей: Кодекса, в который входили ордонансы и решения римских императоров; Новелл, содер­жавших другие законы; Институций — краткого учебника для начина­ющих студентов-юристов; Дигест, в пятидесяти книгах которых было собрано

множество отрывков из сочинений римских юристов по весьма широкому кру­гу правовых вопросов. В переводе на современный английский язык Кодекс занимает 1034 страницы, Новеллы — 562 страницы, Институции — 173 страницы, а Дигесты — 273 4⁸.

Европейские юристы конца XI и XII в. обращались со всеми этими произведениями как с единым текстом.

Однако первостепенное значение придавалось не Институциям, кото­рые были своего рода азбукой римского права, и не Кодексу или Новеллам, которые излагали конкретные императорские статуты и декреты, а Дигестам, которые назывались также Пандектами. Дигесты были обширным собранием мнений римских юристов о тысячах правовых вопросов, касающихся не только собственности, завещаний, договоров, деликтов, других отраслей се­годняшнего гражданского права, но и вопросов уголовного, конституционного и других отраслей права, охватывавших римского гражданина. Это было муници­пальное право jus civihs (право города), описывавшее все, кроме " права наций" (jus gentium); последнее охватывало также неримлян, а Дигесты его едва

касались. Дигесты не были кодексом в современном значении, в них не было сделано попытки представить полный, самодостаточный, внутренне последова­тельный, систематически организованный набор правовых понятий, принци­пов и норм. Только на Западе после основания университетов Дигесты вместе с Кодексом, Новеллами и Институциями стали называть Сводом цивильного права (Corpus Juris Civilis), то есть сводом гражданского права.

Те юридические утверждения, которые выдвигались в Дигестах, часто представляли собой " судебные решения" (как мы бы теперь сказали) по на­стоящим делам. Другие утверждения являлись заявлениями (" эдиктами" ) ма-

17*

гистратов, именуемых преторами, на предмет того, как они будут судить в предстоящих делах. Например, претор говорит: " Если ты или твои ра­бы силой лишили кого-либо собственности, которую он тогда имел, я удовлетворю иск только в течение года, но когда прошел год, я удов­летворю иск только в отношении того, что [впоследствии] попало в руки того, кто силой лишил истца его имущества". Подобные заявления со­провождаются цитатами из сочинений разных юристов. Так, по поводу приведенного выше заявления претора цитируется Ульпиан: " Этот за­прет был установлен во благо человека, которого изгнали силой, ибо со­вершенно справедливо прийти ему на помощь в таких обстоятельствах. Этот запрет был установлен для того, чтобы он вернул свою собствен­ность... Этот запрет не относится ко всем видам насилия, а только к та­кому насилию, которое применено против лишившихся собственности людей. Этот запрет относится только к гнусному насилию, когда сто­роны лишаются владения почвой, как, например, надела земли или строения, но ни к чему иному". Другие юристы тоже комментируют этот запрет. Например, Помпоний говорит: " Однако если ты изгнан вооруженной силой, ты имеешь право вернуть себе землю, даже если изначально ты приобрел ее либо силой (vi), либо скрытно (clam), ли­бо на основании спорного притязания (precario).

Римские юристы, как писал Джон П. Доусон, направляли свое внимание в основном " не на теоретический синтез, а на последовательное и упорядочен­ное разрешение конкретных дел... Ими двигало стремление к экономии не только в языке, но и в мыслях. Их предпосылки устоялись, главные цели со­циального и политического порядка под вопрос не ставились, а система право­вых идей была хорошо известна и не нуждалась в длительном обсуждении. Эти люди решали дела, они работали в этой системе и не были призваны решать высшие проблемы человеческих потребностей и предназначения. Они работали от одного дела к другому, терпеливо, с острой проницательностью и глубоким

м10

уважением к унаследованной традиции.

Профессор Доусон отмечает свойственную римским юристам " глубо­кую сосредоточенность на конкретных делах", иногда гипотетических, но ча­сто взятых из настоящих судебных исков. " Эти дела, — говорит он далее, — изложены кратко, и так же кратко изложены собственные выводы юристов. В подробном обосновании причин не было нужды, так как для людей за преде­лами этой элитарной категории авторитет юристов был сам по себе достаточен, а члены ее понимали все причины и сами. Многие предпосылки были раскры­ты лишь после нескольких веков терпеливого изучения, потому что римские юристы в свое время либо подразумевали их, либо намекнули на них и только. Основной задачей римских юристов в их понимании было обеспечить решения дел, которые возникли или могли возникнуть, проверяя и пересматривая свои центральные идеи путем наблюдения за их влиянием на конкретные преце­денты" .

Студентам-юристам в Европе сегодня, изучающим римское право в том виде, как его систематизировали университетские профессора на Западе начиная с XII в., с трудом верится, что оригиналы были до такой степени ка-

зуистичны и нетеоретичны. Студентов учат, что в этом мириаде узких норм и неопределенных общих терминов имплицитно содержалась сложная система отвлеченных понятий. Именно этот самый концептуализм римского права ста­вится в пример в сравнении с партикуляризмом и прагматизмом английского и американского права. Это означает смотреть на римское право Юстиниана глазами европейских юристов более позднего времени. Именно они первыми вывели концептуальные моменты из текста кодификации Юстиниана: создали теорию договорного права из конкретных типов римских договоров, определи­ли право владения, разработали учение об оправданном применении силы и вообще систематизировали эти тексты на основе более широких принципов и понятий.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: