ТЕОРИИ ЮРИСТОВ РИМСКОГО И КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА

Иоанн Солсберийский испытал сильное влияние сочинений своих со­временников-юристов, специалистов римского и канонического права, которые тоже были заняты титаническим трудом, пытаясь сформулировать теорию правления и права. Эта теория, с одной стороны, должна была соответствовать реалиям эпохи, а с другой — поставить пределы произвольному употребле­нию власти правителями. Юристы, однако, работали с авторитетными текста­ми более тесно, чем Иоанн, и больше сосредоточивались на вопросах, могу­щих получить практическое решение.

Романисты избрали областью изучения римское право классической и послеклассической эпохи, которое содержалось в заново открытых текстах Кодификации Юстиниана и обогатилось новыми понятиями, взятыми из ка­нонического права и из складывающихся систем феодального, городского и королевского права, а также из теологии и философии. Сами римские тексты почти не раскрывают ни политической, ни правовой теории. То немногое, что там есть, состоит из разбросанных в тексте ссылок на разум, справед­ливость или право справедливости и на полномочия императора и подчинен­ных ему магистратов. Иногда очень кратко упоминаются весьма широкие принципы, такие, как " справедливость состоит в том, чтобы дать каждому

35*

то, что ему причитается" или " то, что угодно государю, имеет силу закона". Чаще такие широкие принципы связывались с конкретными нормами права, например, приводилось утверждение Гая, что естественный разум узаконивает самооборону человека от агрессивного нападения. Исследователям этих тек­стов в XII—XIII вв., — глоссаторам — осталось соединить их так, чтобы получить систему общих понятий о местонахождении, характере и пределах политической власти.

Канонические юристы той эпохи занимались тем же самым, но они были менее ограничены в источниках авторитета. Хотя они без колебаний использо­вали тексты Юстиниана, но ответы на теоретические вопросы охотнее искали в других местах. Они использовали многочисленные каноны, изданные церковны­ми соборами в XII—XIII вв., обильные законодательные и судебные материалы, исходившие от римской курии, " jus antiquum" в систематизации Грациана, со­чинения Абеляра, Петра Ломбардского, других современных им богословов, пи­сания отцов церкви, Ветхий и Новый Заветы. Канонисты не уступали романистам в юридической технике, а романисты канонистам в философском содержании, но в целом почерк канонистов был смелее и размашистее. В анализе отношений между церковной и светской властью канонисты поддерживали притязания цер­ковной власти более последовательно, чем романисты, хотя внутри обеих групп редко наблюдалось единодушие по спорным вопросам.

Великолепным примером приложения римского права к политической теории служит способ, которым крупнейший романист эпохи Азо (1150— 1230) выработал на основе римских юридических текстов о jurisditio и imperium понятие суверенитета.

Вот что говорят Дигесты: " Jurisdictio — очень широкое полномочие, она может означать предоставление владения имуществом и передачу его, назначение опекунов сиротам, не имеющим их, назначение судей тяжущим­ся". Римское право Юстиниана не дало более точного определения " jurisdictio", чем это. Другие тексты приводят примеры условий, при которых она существует, и некоторые указания на то, почему она существует при этих условиях. Утверждается, например, что тот, кто рассматривает спор меж­ду сторонами, только в том случае имеет " jurisdictio", если он возглавляет какой-нибудь трибунал или имеет другую юрисдикцию. Другими словами, со­глашение частных лиц не создает " jurisdictio". В другом положении говорится, что имеющий " jurisdictio" не должен осуществлять ее в отношении своей семьи или друзей. Еще один текст устанавливает, что проконсул имеет " plenissima jurisdictio" (" самую полную юрисдикцию" ) и вследствие этого име­ет в своей провинции " maius imperium" (" наибольшее властное полномочие" ),

подходящее для всех целей, выше которого только власть императора.

" Imperium" (" властное полномочие", " господство" ) также остается не определенным в Кодификации Юстиниана. Даются примеры его осуществле­ния, из которых можно сделать вывод, что иногда " imperium" и " jurisdictio" могут употребляться взаимозаменяемо, а иногда их надо различать. Говорит­ся, что " imperium" бывает трех родов: 1) maius imperium (" наибольшее вла­стное полномочие" ), держатель которого может выносить окончательное ре­шение по любому делу, над которым он имеет " jurisdictio"; 2) merum imperium (" чистое властное полномочие" ), примером которого является власть выносить смертный приговор по уголовным делам; 3) mixtum imperium (" смешанное

властное полномочие" ), примером которого является власть приказывать, за­ключенная в юрисдикции по гражданским делам. Считается, что всякая " jurisdictio" включает в себя по крайней мере легкое принуждение. Юрис­дикция над преступлениями, наказуемыми смертной казнью, в одном фраг­менте приравнивается к " imperium".

Столкнувшись с этой довольно хаотичной картиной, Азо, ссылаясь на своего великого предшественника Ирнерия (1060—1125), основателя рома-нистской науки права, начал с замечания, что соответствующие положения Дигест не дают определения " jurisdictio", а только приводят примеры ее. За­тем он предлагает свое определение, которое охватывало бы все три примера: " jurisdictio", заявляет он, есть публично установленное полномочие и обязан­ность выносить решения и осуществлять справедливость. Он выводит свое оп­ределение отчасти из этимологии слова: ditio (dictio), говорит Азо, значит власть (potestas), то есть власть высказывания, a ius, iuris означает право, и " это значит, что jurisdictio есть законная власть" ⁴³.

Затем Азо переходит к классификационному делению. Он различает четыре вида jurisdictio в римском праве. Здесь он применяет искусный прием в отношении источников — фокус вполне оправданный, если учесть, что ис­точники закладывают фундамент развития системы общих понятий, и в ча­стности, теории политической власти. Фокус заключался в том, чтобы клас­сифицировать imperium как вид jurisdictio. Так, сначала Азо отделил " plenissima" (" самую полную" ) юрисдикцию, которая находится в руках го­сударя, от " minus plena" (" менее полной" ), которая находится в руках ос­тальных магистратов. Однако некоторые магистраты имеют " plenissima" юрис­дикцию в отношении нижестоящих чиновников. Второе деление Азо — на добровольно признанную и спорную юрисдикции. Третье деление отграничи­вает общую юрисдикцию (" ординарную" ) от специальной, например юрис­дикции легата, уполномоченного на определенное дело. И наконец, Азо при­водит четвертое деление юрисдикции на чистое и смешанное " imperium".

Джон Перрин говорил, что " значение его классификации невозможно переоценить... Jurisdictio — это не то, что относится и к merum, и к mixtum imperium. Скорее эти элементы власти, эти степени imperium, являются под­разделениями jurisdictio. Jurisdictio, по сути, их заключает в себе. Непос­редственное значение этой классификации трояко.

Во-первых, " чистым властным полномочием", которое является вла­стью меча, властью телесного наказания, властью отнять жизнь, по теории Азо, обладают только те, кто имеет юрисдикцию, определяемую как законная власть выносить приговор и устанавливать справедливость. Азо также рас­пространил чистое властное полномочие на уголовный процесс вообще, вклю­чая допрос подозреваемых, и утверждал, что понятие " чистое властное пол­номочие" относится к делу, в котором нет денежных притязаний.

Во-вторых, классификация Азо подразумевает, что право и полномо­чие правителя законодательствовать, которое позже стали считать сущностью суверенитета, является аспектом его права и полномочия осуществлять пра­восудие. Действительно, подчинение власти меча власти правосудия предпо­лагает такое понятие суверенитета, в котором даже право и полномочие пра­вителя вести войну выводится из его права и полномочия выносить приговоры и осуществлять справедливость.

В-третьих, поскольку власть меча является видом юрисдикции, нет необходимости, чтобы она осуществлялась только магистратом с самой полной юрисдикцией, то есть императором. Азо доказывает, что она может осуще­ствляться и магистратом с менее полной юрисдикцией. Другими словами, Азо отличал власть императора от власти других правителей не на основе imperium, а на основе plenissima и minus plena jurisdictio. Император имеет наибольшее властное полномочие и наиболее полную юрисдикцию, но другие должностные лица могут иметь чистое властное полномочие, включая власть меча и менее полную юрисдикцию.

В анализе Азо заключено признание, что юрисдикция и властное пол­номочие — суверенитет, как сказало бы более позднее поколение, королей, князей, глав муниципальных правительств, других должностных лиц не вы­водится из юрисдикции и властного полномочия императора. У них есть своя собственная юрисдикция и свое властное полномочие, которые, так сказать, количественно меньше, чем императорские, но тем не менее от них не за­висят. Это аналитически отражено в классификации разных видов imperium, которое является одним из четырех подразделений внутри рода jurisdictio, от­дельным от видов plenissima и minus plena.

Разумеется, за этой новой юридической классификацией стояла более фундаментальная концепция источника суверенитета. Азо утверждал, что все правители обладают imperium, потому что они обладают jurisdictio, правом ус­танавливать закон в своих государствах. Но каков же источник права зако­нодательствовать? Азо отвечал, что источник этого права — corpus, universitas, commumtas. Юрисдикция не нисходила от императора, она вос­ходила от корпоративного сообщества.

ВЕРХОВЕНСТВО ПРАВА

Идея светского государства, которая была заключена в Папской ре­волюции с самого начала, и реальность светского государства, которая воз­никла из исторической борьбы между церковными и светскими силами, со­ставившими Папскую революцию, были, по сути, идеей и реальностью госу­дарства, управляемого законом, " правового государства" (нем. Rechtsstaat). Это означало, во-первых, что главы обоих сообществ, церковного и светского, устанавливают и поддерживают собственные правовые системы, то есть ре­гулярно издают законы, создают судебные системы, организуют правитель­ственные подразделения и вообще управляют посредством права. Во-вторых, это означало, что главы каждого из двух сообществ связаны правом, которое они сами ввели в действие; они могут законным путем изменять его, но до тех пор должны ему подчиняться, то есть, они должны управлять в соответ­ствии с правом. (Это имплицитно содержалось в подчинении законодательной власти суверена его судебной власти.) А в-третьих, это означало, что каждая юрисдикция связана правом других юрисдикции постольку, поскольку закон­но само это право; каждое государство существовало в рамках системы мно­жественных юрисдикции. Это последнее значение было опорой двух других. Если церковь хотела иметь нерушимые законные права, государство должно было принять эти права как законное ограничение своего собственного гла­венства. Аналогичным образом права государства являлись законным огра-

ничением главенства церкви. Эти две державы могли сосуществовать мирно толь­ко благодаря взаимному признанию верховенства права над каждой из них.

Трудности, связанные с концепцией верховенства права над государ­ством, были более чем очевидны и тогда, и ныне. Как может государь иметь " imperium" (или, как мы бы сейчас сказали, как может государство иметь суверенитет), если его законные полномочия подчинены воле других суве­ренных правителей? Это схоластическое " противоречие" из числа самых ве­ликолепных. И что еще более важно, как можно говорить о верховенстве, о главенстве права внутри данной политик, когда никто не уполномочен под­вергнуть сомнению действия главного должностного лица ее, будь то папа в церкви или король в королевстве?

Грациан и его последователи говорили, что папа должен быть низло­жен, если он нарушает закон, но выше папы не было никого, кто мог бы авторитетно сказать, что он нарушил право, или низложить его. Сходным об­разом, королевские юристы, такие, как Брактон, говорили, что долг короля под­чиняться праву, что король находится " под Богом и законом", что не король делает закон, а закон делает короля, однако они же говорили, что ни один судья не смеет оспаривать действия короля, ни один ордер не может быть выдан против короля, что король " должен бы" подчиняться своим собственным законам, но что от него нельзя законным образом потребовать этого.

Несмотря на это, Саксонское зерцало {Sachsenspiegel), написанное в начале XIII в. примерно в эпоху Брактона, утверждало, что " человек должен противиться своему королю и судье, если тот поступает беззаконно, и должен препятствовать ему во всяком беззаконии, даже если он его родственник или феодальный сеньор. И этим он не нарушает свою присягу на верность" '. Сходным образом знаменитая юридическая формула Арагона устанавливала* что подданные должны повиноваться королю только до тех пор, пока он ис­полняет свои обязанности, " а если нет, то нет" ⁸.

Право и обязанность ослушаться богоданного короля-самодержца, ког­да он нарушает основное право, базировались на убеждении, что само ос­новное право установлено Богом. Папы и короли издавали законы, но делали это как заместители Бога, вовсе не они, а " Бог есть источник всякого права".

Таким образом, концепция верховенства права поддерживалась гос­подствующей религиозной идеологией. На нее работали также политическая и экономическая слабость правителей и плюрализм властей и юрисдикции. Наконец, понятие верховенства права опиралось на высокий уровень право­вого сознания и правового искусства, достигнутый на Западе в XII—XIII вв Господствовало ясное понимание того, что для сохранения законности тре­буются не просто отвлеченные предписания правосудия, справедливости, со­вести, разума, но и конкретные принципы и нормы, такие, как закрепленные в английской Великой хартии вольностей 1215 г. и венгерской Золотой булле 1222 г. Во многих подобных документах, в том числе в дарованных королями и феодалами городских хартиях вольностей, конкретизировались различные гражданские, политические, экономические, социальные права.

В Великой хартии вольностей бароны и церковь вытребовали у короны обязательство, что король не будет взимать никаких платежей или служб по­мимо трех признанных феодальных податей без согласия " общего совета на­шего королевства" (то есть главных ленников короля), что " обычные граж-

данские судебные разбирательства... будут производиться в установленном ме­сте", что " никто не будет привлечен к суду по обвинению, не подкрепленному достойными доверия свидетелями", что " ни один свободный человек не будет заключен в тюрьму, лишен прав владения недвижимым имуществом, объявлен вне закона, изгнан или иным способом уничтожен... иначе как на основании законного решения равных ему и закона страны", что " никому мы не станем продавать правосудие, никому не станем отказывать в нем или отсрочивать его", что " купцы будут свободно вести дела в Англии и вне ее, кроме военного времени, а если эти купцы из вражеской страны, то они и их товары будут в безопасности, если с нашими купцами будут обращаться так же", что " все могут свободно покидать Англию и въезжать в нее, за исключением военного времени, тех, кто объявлен вне закона и воюет с нами", что " только те, кто знает закон, будут назначаться судьями, констеблями, шерифами и судебны­ми приставами", и другие подобные обязательства⁴".

Аналогичным образом в Золотой булле 1222 г. венгерский король Ан-драш II Арпад принял конкретные ограничения на власть короны в пользу " высших и низших благородных людей" (то есть свободных людей), обязав себя и своих преемников творить суд ежегодно в определенном месте и в определенное время, не " арестовывать и не уничтожать благородного человека по благоволению к какому-нибудь могущественному лицу, разве что он сна­чала будет вызван в суд и приговорен по закону", " не собирать налоги, не требовать денежные платежи, не являться без приглашения в дома, поместья и деревни благородных людей", не предоставлять должностей иностранцам, явившимся в страну, " без согласия совета", разжаловать, смещать, требовать возмещения ущерба от " всякого наместника, который не ведет себя с под­обающим своему посту достоинством и грабит людей, находящихся под его властью". Далее, король не должен даровать наследственное наместничество, чеканить новые деньги чаще чем раз в двенадцать месяцев, а если кого-либо приговорили по закону, никакое заступничество влиятельных лиц не должно спасти его. Золотая булла 1222 г. заканчивается такими словами: " Мы также постановляем, что если Мы или кто-либо из наших преемников когда-либо нарушит условия этого статута, то епископы и высшие и низшие благородные люди Нашего королевства, поодиночке и все вместе, нынешние' и будущие, в силу этих условий имеют неограниченное право сопротивляться словом и делом, не навлекая на себя обвинений в измене.

Много столетий спустя концепция верховенства права стала отожде­ствляться с разделением законодательной, исполнительной и судебной вла­стей. Эту более позднюю концепцию роднили с предшествующей две черты. Во-первых, власть была разделена, хотя в более ранний период " заслонки и противовесы" были обеспечены главным образом благодаря наличию парал­лельных политий внутри одной территории, а не параллельных отраслей одной и той же политии. Во-вторых, право выводилось из и коренилось в реальности, которая выходила за рамки существующей структуры политической власти. В более поздний период эта трансцендентная реальность усматривалась в пра­вах человека, демократических ценностях и других связанных с ними пред­ставлений. В более ранний период ее усматривали в божественной и естест­венной справедливости.

9.

ФЕОДАЛЬНОЕ ПРАВО

Термин " феодализм" был изобретен только в XVIII в. До этого, фак­тически начиная с XII столетия, люди писали и говорили не о феодализме или о " феодальном обществе", а о " феодальном праве", имея в виду главным образом систему прав и обязанностей, связанных с отношениями " сеньор— вассал" и зависимым держанием земли. Однако в эпоху Просвещения XVIII в. весь тот общественный строй, при котором когда-то существовали отношения " сеньор—вассал" и зависимые земельные держания, впервые был назван фе­одальным обществом, а главными чертами этого общества назвали привиле­гированное сословие аристократов и подчиненное ему крестьянство. Это оп­ределение было достаточно широко, чтобы включить и многие аспекты евро­пейского общества XVIII в. тоже.

Со временем термин " феодализм" стал ассоциироваться с одним ста­рым выражением, появившимся еще в эпоху Реформации — " Средние Века". Было сказано, что феодализм — это тот тип общества, который существовал на Западе в Средние Века, и более того, было сказано, что этот тип общества существовал и в незападных культурах тоже во время " средневекового" пе­риода их истории. В этом словоупотреблении прячется этноцентрическая ис­ходная посылка, что какие-то характеристики социальной и экономической истории Запада можно использовать для определения социально-экономиче­ского строя других обществ. Более того, многие историки XIX—XX столетий, игнорируя систему представлений, отношения между церковными и светскими властями и сверх всего правовые институты и понятия, сопровождавшие фе­одальное хозяйство Запада, давали искаженную картину динамики так на­зываемого феодализма как на Западе, так и везде. В особенности марксист­ские историки, рассматривающие способ и отношения производства как ин­фраструктуру или базис феодального общества, а политику, идеологию и пра­во как надстройку, не смогли объяснить, почему созданный западным фео-

36-499

дализмом тип надстройки столь радикально отличается от надстройки, скажем, японского или русского феодализма.

В то же самое время многие другие историки, отвергающие марксистские категории базиса и надстройки, тоже не смогли хоть сколько-нибудь системати­чески показать взаимодействие между политическими, идеологическими и пра­вовыми институтами и понятиями на Западе, с одной стороны, и такими соци­альными и экономическими институтами, как ленное держание земли, отношения " сеньор—вассал" и серваж, — с другой. Но если первые не являются простым выражением и орудием последних, как утверждал Маркс, то каковы же дейст­вительные отношения между ними? Можно ли сказать, что, вопреки марксист­ской теории, " сознание" определяло " бытие"? Или, если сами эти категории не­верны, какие категории должны их заменить?

Отношения между социальными и экономическими факторами, с од­ной стороны, и политическими и идеологическими — с другой, можно про­яснить, если основываться на четырех методологических постулатах.

Первое. Следует видеть, что правовые институты переходят грани­цы между социально-экономическими и политико-идеологическими факто­рами. Право следует рассматривать как неотъемлемую часть и материаль­ной структуры западного общества (" способ и отношения производства" ), и его духовной жизни (" политическое и социальное сознание" ), то есть и как базис, и как надстройку.

Второе. Анализировать следует не феодализм, а различные виды пра­ва, которые регулировали социальные и экономические отношения в рассмат­риваемый период. Этот анализ должен включать не только феодальное право в чисто техническом смысле, то есть право, регулирующее ленное держание (феод) и отношения " сеньор—вассал" (присяга на службу), но и манориаль-ное право, то есть право, регулирующее отношения " помещик—крестьянин" и сельскохозяйственное производство и жизнь феодального поместья в целом. Сопоставление феодального и манориального права должно помочь нам пре­одолеть возражения тех историков экономики и общества, которые справед­ливо обвиняют некоторых историков права в игнорировании главной черты феодализма, то есть существования привязанного к земле зависимого кресть­янства. Нам удастся избежать обвинения в чрезмерной широте (и' вытекающей отсюда расплывчатости понятия), если мы будем придерживаться важного тех­нического различия между двумя видами регулирования: регулированием фе­одального землевладения и вассальной присяги, с одной стороны, и регули­рованием манориальных отношений — с другой. Это были две раздельные отрасли права, подобно праву корпораций и трудовому праву сегодня на Западе, хотя социологически и исторически они тесно взаимосвязаны.

Третье. Мы добавим в изучение западного феодализма динамический элемент, если исследуем те перемены, которые произошли в феодальном и манориальном праве со времени Папской революции. Ибо то громадное со­трясение, которое произвели в Европе так называемая григорианская реформа и борьба за инвеституру, не могло не отозваться на правовом регулировании способа и отношений производства, да и ведущие историки общества и эко­номики тоже поддерживают такую периодизацию феодализма на Западе. Марк Блок делит феодализм на " первый феодальный период" (с VIII до се­редины XI в.) и " второй феодальный период" с середины XI по XV в. Он

пишет: "... было два последовательных " феодальных" периода с весьма раз­личными ведущими тональностями". Аналогичным образом Жорж Дюби счи­тает XI столетие критическим периодом в возникновении западного феода­лизма и называет годы с 1070 по 1180 " веком великого прогресса", в течение которого феодализм как система установился по всей Европе.

Четвертое. Следует учитывать, что до середины XI в. отношения " сеньор—вассал" и ленное держание, с одной стороны, и отношения " поме­щик—крестьянин" и жизнь манора — с другой, не подвергались системати­ческому правовому регулированию, и, хотя они в значительной степени ре­гулировались обычаем (включая обычное право), феодальный и манориальный обычаи были по большей части неразвиты и растворены в социальном и эко­номическом обычае. А самый важный аспект тех коренных перемен, которые произошли в XI—XII вв., состоял в том, что в этот период и феодальное, и манориальное право были выделены и существенно систематизированы. Если прав был покойный русский историк Георгий Вернадский, сказав, что русский феодализм был " феодализмом без феодального права", то можно сказать, что и западный феодализм до XI в. был " феодализмом без феодального права". Это, конечно, преувеличение: какое-то феодальное право (и какое-то мано­риальное право) было и в России, и в империи франков, но оно было в зна­чительной степени распылено и не систематизировано. За столетие, с 1050 по 1150 г., феодализм на Западе был узаконен в том смысле, что феодальное и манориальное право впервые были восприняты как цельные совокупности права со своей собственной жизнью, посредством которых сознательно регу­лировались все аспекты феодальных и манориальных отношений.

ФЕОДАЛЬНЫЙ ОБЫЧАЙ НА ЗАПАДЕ ДО XI ВЕКА

До великих переворотов конца XI — начала XII в. политическая организация народов Европы представляла собой расплывчатую, сложную структуру: 1) местных образований, 2) сеньорий, 3) племенных (клановых) образований, 4) крупных территориальных образований, например герцогств или княжеств, которые могли включать несколько племен (кланов), и 5) ко­ролевств, одно из которых, королевство франков, с 800 г. именовалось также империей. Королевства рассматривались не как территориальные образования, а прежде всего как сообщество христиан под руководством короля (импера­тора), который считался заместителем Христа и высшим главой церкви, а также главой дворянства, кланов и армии. Сама церковь воспринималась не как политическое образование, а прежде всего как духовное сообщество, ве­домое в конечном счете императором или королем, а непосредственно — епи­скопами, из которых важнейшим по традиции считался епископ Рима.

В рамках этой общей классификации существовали очень широкие различия от местности к местности, от одного феодального владения к дру­гому, от одного племенного образования к другому и т. д. Экономика Европы до XI в. была по преимуществу местной и аграрной. Каналы коммуникаций были очень ограничены. Кроме монахов и некоторых других представителей духовенства и небольшого числа купцов, да еще если не брать в расчет во­енные походы, путешествовали только высшие аристократы и короли. На ме-

36*

стах практически не было постоянных представителей центральной власти. Попытки насадить их обычно оканчивались неудачей. Распылена была не только власть, но и культура. Обычаи одной местности могли разительно от­личаться от обычаев другой на удалении пятидесяти миль.

Несмотря на это, политическая организация народов Европы в период с VI по XI в. свидетельствует об общей модели развития.

Самые маленькие местные политические образования назывались обычно " villae" (" деревни", англ. " village" ); они группировались в " centenarii" (" сотни" ), а те в " comitatus" (" графства" ). Эти местные образования появи­лись в то время, когда переселяющиеся из Западной Азии кочевые племена, поглотив то, что осталось на Западе от Римской империи, наконец перешли к оседлости в IV, V и VI вв.

Второй тип — сеньории — возник вскоре после этого. Их число росло по мере того, как поселенцы " отдавали себя под покровительство" выделив­шихся среди них лидеров и обещали им службу в обмен на пищу и одежду, а также защиту от врагов. Человек, отдавший себя под покровительство, ста­новился " человеком" своего сеньора. Он мог жить в доме сеньора, либо тот мог предоставить ему землю, чтобы он обрабатывал ее для себя.

Сеньории возникали также тогда, когда могущественные люди, и прежде всего вожди и короли, даровали бенефиций (" beneficium" — " бла­годеяние" ), то есть землю или другое имущество, или должность и иные привилегии в обмен на службу. Термин " бенефиций", означавший сначала, что держатель получает землю в лен на сравнительно льготных условиях, впоследствии стал относиться главным образом к ленам церкви; в конце VIII—IX в. он был заменен германским словом " feod". " Feod" [нем. " Lehn" — Прим. перев.], по-латински " feudum" (откуда англ. " feudalism" и франц. " feodalite" ), изначально обозначал " скот" (родственное нем. " Vieh" означает " корова" ), затем им стали обозначать ценное движимое имущество (ср.: англ. " chattels" — " движимое имущество" от " cattle" — " скот" ), и наконец, это слово стало означать форму земельного держания, на английском языке норманнов — " fief" или " fee". (Таким образом, когда вы говорите о гонораре [англ. " fee" ] адвоката или врача, вы поддерживаете представление о пожаловании какой-то формы держания, которая несет с собой обязанность предоставлять службы.)

В XIX в. многие историки прослеживали отдаленные истоки первого вида сеньории, образованного переходом под покровительство, к " Gefolgschaft" (дружине) германских племен. Это был отряд верных воинов, окружавший военного вождя. Другие ученые возводили отдаленные истоки второго вида сеньории, образованного пожалованием феода, к " patrocinium" (патронажное поместье) поздней Римской империи. Это была земля, пожа­лованная патроном своим клиентам (" clientes" ), которые владели ей с опре­деленной степенью иммунитета от государственной власти. Дебаты о герман­ском или римском происхождении " феодализма" велись с незатухающей стра­стью, потому что ставкой были важные политические интересы XIX столетия. Германисты были националистами и романтиками. Романисты — космополи­тами и индивидуалистами. Обе стороны были убеждены в существовании од­нолинейной эволюции права с древнейших времен. И обе всячески подавляли память о Папской революции.

Сегодня считается общепринятым, что ни дружина, ни патронат не до­жили даже до конца франкского периода, не говоря уже о Папской революции. В конце VIII—IX в. переход под покровительство и передача земли в лен часто сливались. Более того, в IX в. феод вместе с его повинностями службы часто переходил к наследникам ленника, который в то время назывался кельтским словом " вассал", по возобновлении ими своих присяг на верную службу.

Присяги составляли торжественный ритуал. Вассал, с непокрытой го­ловой и без оружия, становился на колени, складывал ладони вместе и вкла­дывал их снизу вверх между рук сеньора, признавая себя его " человеком" (komme, homo). К X в. распространилась практика после этого ритуала це­ловать друг друга в уста. После этого обряда почтения вассал становился " человеком уст и рук" своего сеньора. Но когда установилась связь между переходом под покровительство и ленным держанием, к церемонии была до­бавлена вторая часть, а именно религиозная клятва верности (" fealty" ) со стороны вассала. Положа руку на Библию или святые мощи, вассал клялся в верности (fides, fidelitas) своему сеньору. Часто после этого сеньор произ­водил символическую инвеституру вассала, вручая ему какой-нибудь предмет, например флаг, крест или ключ, что должно было символизировать установ­ление в правах ленного держания, то есть пожалование феода. Со временем все вассалы приносили клятву верности.

Соединение вассалитета с ленным держанием через присягу на вер­ную службу (fealty) стало характерным для франкских феодальных обычаев, хотя в этом обычае наблюдались широкие вариации в пространстве и во вре­мени. Франкские короли принесли этот " феодо-вассальный", как называют его современные историки, обычай во все края своих владений, включая Се­верную Италию (до Рима), Испанию, Венгрию и Польшу. Только Сканди­навия, Фрисландия и часть Нидерландов, примыкающая к Северному морю, не были охвачены им. В Англии пути развития феодального обычая были хотя и иные, но параллельные: институты вассалитета и ленного держания были известны, но в менее систематизированной форме и без такой же связи между ними. Однако скандинавы, которые поселились на западе империи франков в начале 900-х гг., принесли этот обычай с собой в Англию в 1066 г., а на Сицилию и в Южную Италию — в 1070-х и 1080-х гг. Крестоносцы принесли его в Палестину в 1099 г., основав там впоследствии норманнское Иерусалимское королевство, Иерусалимские Ассизы которого создали образ­цовую систему серважа, рыцарства, вассалитета и ленного держания.

Феодальные сеньории и местные политические образования (деревни, сотни, графства) могли существовать и часто существовали бок о бок. Каждая деревня (вилла), сотня, графство имели свои собственные органы управления, роль которого выполнял суд (в Англии " moot" ), представлявший собой со­брание свободных людей. Собрание созывалось регулярно через определенные промежутки времени для ведения общественных дел деревни, сотни или граф­ства. Рассматриваемые вопросы включали и то, что мы сегодня назвали бы уголовными делами и гражданскими спорами, но далеко не ограничивались ими. Каждая сеньория, которая в X в. очень часто принимала форму манора, имела свой собственный суд, состоявший из периодического собрания всех свободных и сервов поместья, исключая рабов. Манориальная курия также решала уголовные и гражданские споры.

В западных районах империи франков в X—XI вв. местное управле­ние в значительной степени было поглощено феодальными манорами. Иная ситуация была в восточных и южных районах, особенно в Германии и Италии. В Англии управление по сотням и графствам (shire), хотя существовало и манориальное управление, преобладало вплоть до норманнского завоевания. После него большинство судов было поглощено феодальными манорами, раз­даваемыми Вильгельмом Завоевателем, а суды графств стали в значительной степени инструментом королевской власти.

Выше уровня манора, сотни или графства, управление в период до конца XI в. испытывало большие затруднения в связи с плохой коммуника­цией, Господа господ — вожди кланов, герцоги, князья и другие крупные аристократы — были жертвами не только местного характера экономики, но и малой плотности поселений в VI—IX вв., что еще осложнялось застоем в росте или сокращением населения в этот период. Римские города почти ис­чезли, крупных городов было всего несколько, да и то ни один из них не насчитывал более нескольких тысяч населения. Путешествия были сопряжены с большими трудностями, обычная скорость для аристократа, передвигавше­гося со своей свитой от одного вассального поместья к другому, была 20—25 миль в день. Такие поездки были необходимы для феодала не только для наблюдения за управлением своими поместьями, но и для того, чтобы про­кормить себя и свой двор. Ведь продовольствие приходилось съедать на месте; перевозить его в центральную усадьбу было бы слишком дорого. По той же причине предметы длительного пользования приходилось добывать на месте и забирать с собой или оставлять как бы на хранение. Немногие имевшиеся купцы были в основном бродячими торговцами, " pieds poudreux" (" люди с пыльными ногами" ), так как обычно в одном поселении не хватало покупа­телей, чтобы оправдать торговлю через местных представителей.

Короли и императоры тоже жили путешествиями. В течение 1033 г., например, император Конрад II проехал от Бургундии к польской границе, оттуда обратно через всю Европу в Шампань и наконец в свою родную Сак­сонию — расстояние около 1500 миль по прямой³.

Империя, как и королевства за ее пределами (подобные англосак­сонскому), практически лишена была центрального управления, центра­лизованной фискальной системы, центральной судебной власти и каких бы то ни было представителей на местах, императоры и короли, по большей части объезжая свои владения, возили свое правительство с собой в им­ператорском или королевском дворе

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: