Глава 2. Гуманитарная картина мира в культурах Древнего Востока

Прежде всего высокая нравственность ставилась целью образования в Китае , еще одной колыбели цивилизации. В основе китайской культурной традиции лежат философские учения Лао-Цзы (даосизм) и Конфуция, возникшие примерно в то же время, что древнегреческая философия и буддизм. Даосизм и во многом продолжающее его конфуцианство исходят прежде всего из принципа природосообразности всех человеческих деяний. Связь с природой считалась столь тесной, что смуты в Поднебесной непременно должны были повлечь за собой стихийные бедствия – землетрясения, наводнения, пожары. Самое удивительное, что в нашем неспокойном сегодняшнем мире природные катаклизмы порой происходят там, где им вроде не положено случаться – если эти регионы охвачены массовыми волнениями людей. Надо сказать, что на долю китайцев выпало немало природных испытаний – помимо разрушительных землетрясений и наводнений это ещё и внезапный сдвиг русла своенравной и великой реки Хуанхэ на сотни километров – ещё во время «борющихся царств». Пришлось заняться мелиорацией, усовершенствовать сельскохозяйственные орудия. Правда, древняя китайская традиция предписывала воздерживаться от вмешательства в природу – так, мифический герой Гунь, строивший запруды во время сильных разливов рек, был наказан «Владыкой неба»: реки должны течь, как предписано природой. Известна притча о незадачливом садовнике, который, желая ускорить всходы, понемножку тянул за стебель посаженные им растения – пока не вытянул из земли.

Лао-Цзы подчеркивал: «Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное», и поэтому нормой жизни должно быть у-вэй (недеяние, невмешательство). «Вещи, которые достигают своего предела, претерпевают превращения», – говорили древнекитайские мудрецы. При этом в безостановочных изменениях сохраняется прочная основа, стержень. Судя по всему, именно так, в отличие от нас, современному Китаю удалось выбраться из навязанного ему «социализма» и за короткое время выдвинуться в число мировых лидеров.

В основу философии даосизма легло гармоничное соотношение инь и ян. Ян – сильное, активное, положительное, светлое, мужское начало, инь – слабое, пассивное, отрицательное, темное, женское начало. Мир движим их борьбой и взаимопревращениями, а «то, что приводит то к инь, то к ян – это Дао». Понятие дао имеет несколько смыслов – это и путь, и закон. Иероглиф «дао» состоит из двух частей – «голова» и «идти»: соединяя мысль и путь. Дао – присутствующий во всем «великий закон» и «великий предел», из которого все исходит и все возвращается. «Люди следуют земле; земля – небу; небо – Дао, и только Дао следует сам себе (естественности) – гласит изречение из настольной книги китайцев «Дао дэ цзин», приписываемый Лао-цзы. Индивидуальное проявление Дао – дэ: в нем раскрывается нравственное совершенство личности, достигшей гармонии с миром, т.е. соответствия Дао. Характерно, что в восточной традиции, говоря, что дети выросли хорошими людьми, имеют в виду не положение в обществе, а «согласие с собой».

Человек не должен думать о славе, власти, покорении чего-то, тем более природы. Он должен чувствовать ее, вливаться в нее: «Дао выражает (вещи), дэ вскармливает (их), взращивает, совершенствует их, воспитывает зрелыми, ухаживает за ними, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться; являясь старшими, не повелевать, вот что называется глубочайшим дэ».

Характерно, что император Поднебесной объявлялся сыном неба, но это означало не просто непомерное его возвеличивание, но и степень ответственности, возлагаемой на него. «Лучший правитель — тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа любить их и возвышать. Еще хуже те, которых народ боится, а хуже всех те, которых народ презирает. Кто вдумчив и сдержан в словах, успешно завершает дела, и народ говорит, что он следует естественности». «Я излагаю (веления Неба — В. Т.), а не говорю», — постоянно подчеркивали Лао-Цзы и его последователь Кун-Фу-Цзы (551—479 гг. до н.э.), или Конфуций, в европейской транскрипции.

Живя в эпоху «воюющих царств», Кун-фу-цзы был чрезвычайно озабочен состоянием дел в стране: «В Поднебесной давно уже нет Дао. Небо использует учителя в качестве колокола». Причину упадка нравов Кун видел в отходе от традиций, пренебрежении стариной. Сам он проникся к ней глубочайшим благоговением еще с раннего детства, когда изучал древние наставления и обряды. Чтобы исправить нравы, надо начинать с себя. Конфуций дает образец благородного мужа, противопоставляя его «низкому человеку». Первый требователен к себе, второй — к другим… Первый живет в согласии с людьми, но не следует за ними, второй следует за другими, но не живет с ними в согласии. Первому легко услужить, но трудно доставить ему радость, ибо он радуется лишь должному, второму трудно услужить, но легко доставить радость» [2]. По Конфуцию, «благородный муж думает о девяти (вещах): о том, чтобы видеть ясно, слышать четко, чтобы лицо его было приветливо, поступки — почтительны, речь — искренней, действия — осторожными, о необходимости скрашивать других, когда появляются сомнения, о необходимости помнить о последствиях своего гнева, о необходимости помнить о справедливости, когда есть возможность извлечь пользу».

Конфуций учил, что каждому человеку отведено строго определенное место в мире и обществе, структура которых вечна и неизменна: «Пусть отец будет отцом, сын сыном, государь — государем, сановник — сановником. Сын должен чтить отца, подчиненный — начальника». Вообще культ старших (по возрасту, званию), как живых, так и умерших является краеугольным камнем китайского этического кодекса. Вместе с тем философия Конфуция более активна, чем даосизм, и принцип недеяния, у-вэй, находит у него своеобразную интерпретацию, выраженную притчей о путнике, который без заметных усилий и без страха пересекал бурный поток. Когда Конфуций спросил, как это ему удается, тот якобы поведал ему три заповеди: «Не бойся вступить в поток. Вступив в поток, не бойся отдаться ему. Отдавшись потоку, не забывай следить за его течением». Именно таким, по Конфуцию, должно быть отношение к потоку жизни.

Конфуций, в отличие от Лао-Цзы, считал, что философы должны не только давать советы и наставления, но и прямо участвовать в управлении государством. Отбор на те или иные должности должен определяться не знатностью или богатством, а знанием и добродетелью, стремлением к ним. В этой связи огромное значение придавалось образованию. В школе Конфуция временами обучались до трех тысяч человек, каждому из которых, исходя из его индивидуальности, учитель терпеливо разъяснял смысл понятия дао. В школе Конфуция на первом месте было знание классических авторов, умение творчески интерпретировать исторические сюжеты, литературный вкус, умение сочинять стихи. При сдаче экзаменов писали тушью, каллиграфическим почерком – тем самым проверялись не только грамотность, но и терпение, прилежание. Такая практика и по сей день сохранилась в Китае, Корее, Японии.

Конфуций не оставил собственноручно написанных текстов. Его изречения были собраны учениками в трактате «Лунь Юй» («Беседы и суждения»), ставшем классическим. Каждая фраза там начинается со слов «Учитель сказал». Вот некоторые из его наставлений: «Учиться и не размышлять — напрасно терять время»; «размышлять, не учась — опасно», «Учиться без пресыщения». В «Книге обрядов», составляемой последователями Конфуция на протяжении четырех веков (IV—I вв. до н.э.), изложена целая система педагогических принципов: «Питай почтение к последовательности»; «Благородный муж наставляет, но не тянет за собой, побуждает, но не заставляет, открывает путь, но не доводит до конца»; «Если учиться в одиночестве, кругозор будет ограничен, а познания — скудны». Совершенно новой была идея: «Ученик и учитель растут вместе».

Учение Конфуция в III—II вв. до н.э. было канонизировано. Конфуцианство удобно для управления огромной империей, оно позволяет не только держать в повиновении народ, но и влиять на власть. Согласно Конфуцию, государство — это большая семья, семья — малое государство, а основа социального порядка — подчинение старшим (и по званию, и по возрасту).

Состояние гармонии, согласия с самим собой и окружающими, свой вариант философского отношения к жизни занимает важное место в религиозно-философских учениях Индии. Как заметил Гегель, «Индусская культура весьма развита и величественна, но их философия тождественна с их религией, так что философия интересуется теми же вопросами, что мы находим в религии, равно как и священные книги, Веды, являются общей основой также и философии»[3].

«Веды» – древнейший литературный памятник, созданный за два тысячелетия до христианской эры и вобравший в себя основы религии брахманизма. Это сборник гимнов, молитв, песнопений, поэтических образов природы и мифологических представлений. Крупнейший индийский писатель и общественный деятель ХХ века Рабиндранат Тагор видел в «Ведах» «поэтическое свидетельство коллективного выражения народного восторга и благоговейного ужаса перед жизнью». Заключительная часть «Вед», «Упанищады», созданная веками позже  это религиозно-философские раздумья о внутреннем мире человека, реальности и иллюзорности существования, о жизни и смерти, пути к истине и т.д. Заметим, что подобные же литературные памятники имеются, вполне закономерно, и в других древних культурах  Египта, Месопотамии, Ирана.

Глубоко философские раздумья о смысле жизни, карме и дхарме, связи человека с мировым процессом содержатся в другом знаменитом памятнике, «Махабхарате». Отчетливо проходит характерная и для позднейшей индийской культуры мысль о бессмысленности войн, иллюзорности достигнутых в них побед, даже если к ним вынуждает дхарма  долг. В эпической литературе содержатся образцы воспитания, в котором процесс обучения уподобляется сражению, победы в котором ведут к совершенству. В диалогах, подобных сократическим, божественный Кришна задаёт царевичу Арджуне разнообразные вопросы и цели и, последовательно углубляя их, побуждает ученика к самостоятельному поиску истины, выработке методов познания. Вот образцы народной мудрости, запечатленные в древней литературе: «Украшение человека – мудрость, украшение мудрости – спокойствие, украшение спокойствия – отвага, украшение отваги – мягкость. Бесполезна учёность, лишённая добродетелей».

Важнейший вехой в развитии индийской (и не только) философии и религии стал буддизм, возникший вVI до н.э. и ставший одной из трёх мировых религий (наряду с христианством и исламом). Основателем его стал Сиддхартха Гаутама(623-544 до н.э., по буддийской традиции; 563/560-483, по утверждению некоторых историков). Имя Сиддхартха, полученное при рождении, означает стремящийся к цели, а Буддой (просветлённым) он стал после многих лет странствий, поисков истины и, по существу, самого себя. Итогом этого стала проповедь, названная Бенаресской (по названию города, близ которого в лесной школе он учился и куда вернулся после того, как перед ним вспыхнул свет истины и пронзила мысль «появиться, чтобы исчезнуть».

Основная мысль этой проповеди – воздержание от крайностей – и наслаждений, и добровольных страданий. Совершенно далёкий от крайностей, он познал срединный путь, который открывает глаза, ведет к покою, познанию, просвещению, ведет к нирване. Это есть восьмичленный путь, в который входят: праведная вера, праведное решение, праведное слово, праведное деяние, праведная жизнь, праведное стремление, праведное воспоминание, праведное созерцание и самоуглубление… Святая истина о страданиях такова: рождение есть страдание, болезнь есть страдание, соединение с немилым, разлука с милым, недостижение желаемого — короче, пятикратная привязанность к земному есть страдание… Святая истина о прекращении страданий такова: устранение жажды наслаждений, жажды бытия, жажды могущества». Только тогда достигаются подлинная свобода, состояние нирваны — безмятежности, покоя, высочайшего подъема духа. Последними словами Будды, перешагнувшего порог восьмидесятилетия, были: «Все, составленное из частей, разрушается. Неустанно стремитесь к освобождению».

Будда учит: «никогда в этом мире ненависть не побеждается ненавистью», «пусть человек одолеет гнев благодушием, а зло — добром», «можно победить тысячу людей в бою, но величайший победитель — тот, кто одержит победу над самим собой». Четыре нормы поведения, проповедуемые Буддой — это: «предотвращать зло, пресекать зло, способствовать возникновению добра, поддерживать добро», сюда можно добавить: «Не отвечай злом на зло, всегда твори добро. Умение прощать — удел сильных. Слабые никогда не прощают».

Философия ненасилия, проповедуемая буддизмом, и сейчас продолжает оставаться важной чертой менталитета индийцев. Она сыграла огромную роль в освобождении Индии от колониального господства англичан в 1947 году. Не в силах противостоять военной мощи колонизаторов, население четырёхсотмиллионной тогда Индии последовало призывам своих политических и духовных лидеров – Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру и фактически парализовало деятельность английской администрации – не прибегая к насилию, но и не подчиняясь ей.

Идеи ненасилия всю жизнь проповедовал выдающийся борец за права человека, чернокожий американец Мартин Лютер Кинг. «Возлюби своего ближнего», — учил он. «Никого не рассматривай как врага: если ты чувствуешь, что твой оппонент прав, не считай зазорным признать это. Если ты остаешься в убеждении, что прав ты, найди слова, чтобы убедить других». Судя по всему, он эти слова находил. В 60-е гг. ХХ века он собирал на своих выступлениях-проповедях до миллиона человек, и эти миллионы людей, вместе с ним, сумели остановить позорную войну Америки во Вьетнаме. Даже выстрел убийцы не смог остановить дело, начатое им. На надгробии Мартина Лютера Кинга высечены слова «Свободен, свободен, свободен наконец» (вспомним слова Будды).

Весьма своеобразная гуманитарная картина мира соткана японской культурой. Ни в одной культуре нет столь обострённого ощущения природосообразности, благоговения перед природой. Не случайно главным из немногочисленных праздников этой нации трудоголиков является цветение сакуры – японской вишни. В японской культуре каждая травинка, камушек, птичка или рыбка считаются носителями высокой духовности и глубокого смысла. Характерно в этом смысле устройство сада камней, где с любой точки остаётся невидимым один из них, сохраняя в себе потаённое. «Красотой Японии рождённый» – назвал свою нобелевскую речь японский писатель Ясунари Кавабата. «Никогда так не думаешь о близком друге, как глядя на снег, луну, цветы»; «Созерцание красоты, – пишет тот же Кавабата, – пробуждает сильнейшее чувство сострадания и любви, и тогда слово «человек» звучит как «друг». Это же ощущение лежит в основе чайной церемонии – «встрече чувств», сокровенного, неторопливого общения близких людей в подходящее время года. Стремлением к красоте и гармонии с природой обусловлено и доходящее до священнодействия обустройство жилища, включая окружающий ландшафт. Слово «ландшафт» звучит на японском как сан-суй (от сан-гора, суй-вода) и может означать также уединение.

Позволим себе привести отрывок из поэзии в прозе, жемчужины которой нанизаны в «Записках у изголовья» придворной поэтессы Сэй-Сёнагон (Х век):

«То, что утонченно-красиво:

Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья

Яйца дикого гуся

Сироп из сладкой лозы с мелко наколотым льдом в новой металлической чашке.

Четки из хрусталя

Цветы глицинии

Осыпанный снегом сливовый цвет

Миловидный ребенок, который ест землянику».

Широко известно искусство икебаны – составления букетов, но не менее впечатляющи образы японского изобразительного искусства, где художники, собравшись вместе, творят спонтанно, как бы каждый сам по себе. Они пишут на натянутом пергаменте специальной кистью, чёрной тушью, таким образом, что любой ненатуральный или прерванный штрих разрушает картину. Результат этот сложной работе поразителен в своей простоте. Это искусство служило примером и для музыкантов, в том числе европейских.

Ступени высокого искусства достигает японское стремление учиться –бережно перенимая и вместе с тем преображая и вводя в русло национальных традиций. Вот что пишет об этом ещё один лауреат нобелевской премии по литературе Акутатава Рюноске: «Издалека в нашу страну пришли Конфуций, Мэн-Цзы, Чжуан-цзы… Мудрецы Китая, кроме учения Дао, принесли шелка, … яшму… и – нечто более благородное и чудесное, чем яшма – иероглифы… И ведь не иероглифы подчинили нас, а мы подчинили себе иероглифы… Не то наш язык мог бы стать китайским… Наше дыхание, как морской ветер, смягчило даже учение Конфуция и учение Лао-Цзы. Будду постигла та же судьба… Наша сила не в том, чтобы разрушать, … а в том, чтобы переделывать[4].

Стремление и умение учиться помогло разгромленной в мировой войне, пережившей атомные бомбардировки Японии за короткое время восстать из пепла, добившись выдающихся успехов в технике, образовании, спорте. Характерно, что даже промышленные фирмы при приёме на работу требуют не моментальную пригодность, не узкоконкретные знания, а разностороннее развитие, «подготовку к жизни». Япония строит своё образование на солидной общекультурной базе, в которой особое место занимают национальные традиции. Сама же работа является реализацией принципа «образование-всю жизнь». Не случайно, что «мастером» японец в любой профессии признаётся только в зрелом возрасте, в 30-40 лет, продолжая учиться и после этого.

Перенесёмся теперь из Дальнего Востока на Ближний, а именно к культуре ислама , которая занимает сегодня особое место не только на культурной, но и политической карте мира. Ислам – позднейшая из мировых религий, хотя и родилась в колыбели, которую никак не могут разделить между собой иудаизм, христианство и ислам, что находит своё выражение даже на встрече «благодатного огня» в иерусалимском храме.

Ислам возник как синкретическая религия, в которой переплелись древние арабские верования и, в наибольшей степени, христианство, влияние которого прослеживается и в заповедях ислама, и в историях, сходных с библейскими, вплоть до имён прародителей, пророков и ангелов. Впрочем, у этих культур можно предположить и общие корни, теряющиеся в тысячелетиях.

Конечно, вся культура ислама получила «обжиг» знойным дыханием пустыни. Здесь нет смысла пересказывать историю возникновения ислама, достаточно широко известную. Обратим внимание при этом, что основные заповеди мусульманской религии, так же как и в христианстве, изложены в Книге (Коран  означает книга, чтение), содержание которой было передано неграмотному Мухаммеду посредством явившегося ему архангела Джебраила. Коран написан в виде стихов, излагающих диалоги между Аллахом (говорящим то в первом, то в третьем лице) и его противниками или колеблющимися. Коран провозглашает культ Аллаха как всемогущего, справедливого и милосердного бога, который никогда не покидает своих сторонников, от которых требуется только стойкость и непреклонность в вере. Весь мир и каждое существо в нём, их поступки всецело определяются волей Аллаха («ни один волосок не упадёт с головы без его воли»). Поэтическая картина мира, изложенная в Коране, дополняется историями о жизни Мухаммеда, изложенными в другой священной книге – Сунне.

Ислам, за короткое время распространившийся по всему миру, по существу, покоился на тех ценностях, которые признаются как общечеловеческие, привнеся, конечно, немало характерных деталей. Так, он не осуждает богатство, но требует, чтобы богатые делились с бедными, вплоть до того, что незнакомый путник, проходя мимо богатого стола, может сесть за него без всякого приглашения. Зато страшным грехом, наказуемым не только при жизни, но и после неё, является ростовщичество (наряду с азартными играми, колдовством и поеданием свинины). Тяжким грехом является намеренная бездетность. Женщина, поведение которой жёстко регламентируется, вплоть до одежды, вместе с тем в течение веков остаётся источником вдохновения для поэзии арабского Востока.

Вершиной арабской поэзии считаются эпопея «Шахнаме» Абулкасима Фирдоуси (984-1034), герою которой принадлежит «Речь в защиту разума», и стихи Омара Хайяма (1048-1132). Воспевая жизнь, любовь и дружбу, он же писал:

Чтоб мудро жизнь прожить – знать надобно немало

Два важных правила запомни для начала

Ты лучше голодай, чем что попало есть

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

В эпоху своеобразного исламского Возрождения, пришедшегося на IX- XIII века, ислам немало способствовал культуре Европы. Достаточно сказать, что многие произведения античных философов, преследуемых в средневековой Европе, уцелели только в арабских переводах. В ту пору появилось изречение, приписываемое Мухаммеду: «Чернила философов значительно важней, чем кровь мучеников». В период мусульманского владычества в Испании в учебных заведениях Кордовы, Севильи, Гранады учились и женщины, преподавали представители различных национальностей и даже вероисповеданий. Количество студентов университета Кордовы достигало 6000 человек. При арабах впервые в средневековой Европе появились туалеты и бани, именно арабы (приученные к этому намазом) научили европейцев мыть руки перед едой. Привычка мыть руки еще долго считалась в Европе подозрительной, а в той же Испании после изгнания мусульман и евреев даже служила поводом для доносов.

Ислам явился серьезным стимулом для развития философии, хотя бы для толкования его положений. Именно такую задачу ставил перед собой возникший в IX в. суфизм. Переплетая в себе положения зороастризма, мистических учений, неоплатонизма, суфизм был направлен на постижение Аллаха. Появилось множество научных трудов, а в «Системе доказательств» арабо-испанского философа Ибн-Рушда (известного в Европе как Аверроэс; 1126-1198) утверждалось, что истина постигается не теологами, а учеными, т.к. именно они опираются на доказательства. Еще раньше, в X в. ученый – энциклопедист Абу-аль-Кинди (901-978), ставя науку и философию выше религии, требовал в процессе воспитания формировать не мусульманский фанатизм, а высокий интеллект. Призывалось не форсировать обучение тому, что непонятно в детском возрасте, включая Коран.

Мусульманский фанатизм стал буквально мировой проблемой в конце XX – начале XXI веков. В бывших центрах мусульманской учености – Багдаде, Тегеране, а теперь и в Каире набирает силу движение исламского фундаментализма. Требуя «возврата к основам» (фундаменту), оно включает сюда возврат к судам шариата, отказ от светского права и образования, светских форм общения и привычек (вплоть до телевидения), светской одежды. Наиболее радикальные «фундаменталисты» открыто призывают к убийствам «неверных». Весь мир потрясла атака террористов на башни-близнецы в Нью-Йорке в 2001 г. и последовавшие в следующие годы террористические акты с множеством жертв в различных городах мира, включая Европу и Россию. Увы, они становятся привычными – с ними очень сложно бороться, особенно потому, что стоящие за ними политические силы, умело манипулирующие часто невежественными, отчаявшимися, обозленными людьми, обещают террористам-смертникам незамедлительное попадание в рай, а их семьям – значительное вознаграждение, списание всех долгов. Не останавливаются они перед убийствами своих же священнослужителей, а проповедь экстремизма часто исходит от людей образованных, умело прикрывающихся религиозными лозунгами.

Увы, полицейские меры малорезультативны, оборачиваясь серьезными столкновениями в крупных городах Европы, где проживает значительное количество мусульманского населения, не желающего (или не могущего) вписаться в европейские культурные традиции, а порой и пытающегося навязать свои. Провалом закончились и попытки «экспорта демократии», прежде всего со стороны США (далеко не бескорыстные) в мусульманских государствах. Жертвами «цветных» революций в них становится как местное население, расколотое неизбежными гражданскими войнами, так и внедрители демократии. Происходит столкновение культур в условиях раскола цивилизации, столкновения экономических и политических интересов.

Вопросы и задания

1. В чем состоит гуманистическое содержание даосизма и конфуцианства?

2. В чем гуманистическая ценность буддизма?

3. Каковы особенности японской картины мира?

4. Как соотносятся ислам и общечеловеческие ценности?

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: