Тема 5. Просвещение как гуманизм.

На рубеже XVI-XVII веков наступает эпоха, получившая название Нового времени (Age Nouvelle). Иногда эту эпоху также называют Просвещением. На самом деле Просвещение правомерно отсчитывать лишь со второй половины XVII века. И дело даже не в отрезке времени в пол столетия (много это или мало − как посмотреть, давно замечено, что общественные перемены со временем ускоряются, и конечно, полвека семнадцатого гораздо интенсивнее, чем полвека двенадцатого).

В течение достаточно длительного периода Новое время и Просвещение пересекаются, но не совпадают, имея все же различное смысловое содержание. В любом случае, это век науки, уверенности в ее возможностях, веры в торжество разума в любых областях общественной жизни. Немецкий историк культуры Фред Даннеман, заметив, что Галилей родился в год смерти Микеланджело(1564), считает это символичным: «В Новое время искусство уступает трон науке».

Девиз, под которым наступало Новое время, можно выразить знаменитым утверждением Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) " Знание – сила". В оригинале оно выглядит так: " Knowledge is power itself ". Понятие power многозначно, и может быть переведено также как мощь, власть. Ф. Бэкон связывал с развитием науки достижение власти над природой − искоренение болезней, предотвращение стихийных бедствий, расширение возможностей человека благодаря техническим изобретениям. Именно при Ф. Бэконе происходит переход, в его же выражении, ''от светоносного знания к плодоносному''. На основании выдвинутых им представлений и занимаемого им высокого поста лорда-канцлера Бэкон развернул широкую программу ''нравственных и психологических оснований науки как социально значимой деятельности.'' В представлениях Нового времени ученый уже не факирствующий маг, выпытывающий у Природы ее тайны − для себя лично, а ''служитель'' и ''интерпретатор'', изучающий природу с глубочайшим пиететом, опираясь при этом на четко продуманные методы, «согласие с ее устройством''. Бэкон видел в Природе учителя, который подскажет наиболее разумное устройство общественной жизни, поможет добиться ''морального, религиозного и политического обновления общества''. С изучением природы Бэкон связывал возможность обретения власти и над самим собой  болезненными страстями и '' аффектами души'' (выражение Р. Декарта), изгнания ''висящих на крыльях разума идолов'' — слепой веры в авторитеты, привычки некритически воспринимать ходячие мнения, ограниченности ума и чувств, ограниченности условиями воспитания.

Уверенность в наступлении ''века разума'' имела под собой основу в виде поразительных успехов механико-математического естествознания, по существу, отождествляемого с наукой, задающего эталоны и нормы не только всей науке, но даже обыденному мышлению. Красноречивым выражением общественного отношения к науке может служить история с кометой Галлея. Английский астроном вычислил, за 18 лет до её очередного (раз в 76 лет) приближения к Земле, не только год, но даже дату и координаты, где она снова будет наблюдаться. И когда всё именно так и произошло (увы, Галлей не дожил до своего триумфа), по всей Европе шли праздничные гулянья, зажигались фейерверки, слагались оды в честь науки.

Именно приобщением широких масс к знанию характеризуется наступившая вскоре эпоха Просвещения. В качестве ее кредо более всего подходит призыв, сформулированный Яном Амосом Коменским (1522- 1670): ''Всем знать все обо всем''. В этом идеале содержится принципиальное добавление к бэконовскому девизу – речь идет о том, что к знанию должны стремиться все, а возможности для его получения должны быть предоставлены всем, а не только избранным по своему социальному положению или жизненным обстоятельствам. Надо сказать, что в ведущих европейских государствах были к тому времени сделаны решительные шаги, прежде всего, введением бесплатного начального образования. Что касается перспективы знать ''все обо всем'', она предполагалась вполне достижимой. Дело в том, что математика и механика как ведущие науки той эпохи, демонстрируя все новые успехи, создали представление о Вселенной как точнейшем часовом механизме, заведенном Великим Часовщиком Вселенной. Как бы ни был сложен любой механизм, его рано или поздно можно раскрутить до последнего винтика, разобраться в его хитросплетениях. Такая убежденность дополнялась еще и верой в то, что, по утверждению Декарта, ''Бог не может обманывать человека в наивысших проявлениях его познавательных способностей (''Бог изощрен, но не злонамерен'', − скажет А. Эйнштейн, живший в эпоху, когда стало очевидным, что природа гораздо сложнее любого механизма). Ученые эпохи Просвещения, как правило, сочетавшие в себе математика, физика и философа, были уверены даже в возможности создания точного метода, который позволит без длительной пристрелки, «попадать в цель с первого же выстрела».

Своеобразным сочетанием идейных устремлений Нового времени и Просвещения, одним из наиболее значительных культурных явлений XVII века стала деятельность неформального сообщества наиболее образованных людей Европы, которое вошло в историю под названием «Республика писем» (впервые у П. Бейля, 1684), а позже — «Республика ученых». Эта нигде и никем не учрежденная «Республика» объединила под своими незримыми знаменами крупнейших мыслителей века — философов, теологов, естествоиспытателей, организаторов науки и ее покровителей. «Членами-корреспондентами» Республики Ученых могут считаться уже Ф. Бэкон и Г. Галилей, еще И. Ньютон, ее ядром – Р. Декарт, Б. Паскаль, Б. Спиноза, Р. Бойль, Дж. Локк, Г. Лейбниц, Х. Гюйгенс, А. Арно и П. Николь, П. Ферма, братья Бернулли, Р. Олденбург, М. Мерсенн, шведская королева Христина.

Если название «Республика писем» определяется формой общения, то название «Республика ученых» передает состав и содержание ее деятельности. В ходе переписки, наиболее подходящей для интеллектуального общения в Европе XVII в., происходило непринужденное обсуждение широчайшего круга вопросов – естественнонаучных, религиозных, философских, моральных, социально-политических, объединенных основной идеей – общественного прогресса и роли в нем науки.

Лейтмотивом исследований «Республики» была установка во всем учиться у природы как «идеального государства», «величественного субститута Бога» и «наилучшего репрезентатора Божественного замысла», «воспитателя воспитателей» (Р. Бойль). Мир рассматривается как «кафедра, воздвигнутая творцом для обучения подлинному благочестию и высшим пруденциям». Любые явления и законы природы предстают, в характерной оценке Р. Бойля (1627—1691), как «эпициклы (термин из астрономии – В, Т.) великой и универсальной системы плана Бога».

Рассуждая в лоне " обновленной религии", мыслители XVII-XVIII вв. рассматривали научное познание как прямое отражение замысла Творца, проникновение в него уже не как расшифровку божественных стигматов, а как его вычисление, подкрепленное экспериментом. Ярчайшим проявлением этой позиции были слова И. Кеплера, сказанные в начале XVII века, когда 28 летний, полный лишений путь к законам обращений планет, увенчался-таки успехом: " Меня обуяло неистовство священного восторга и ужаса, как если бы я прикоснулся к Деснице Господней". На этом пути происходил последовательный переход от телеологических объяснений (телеология - учение о целях) к механико-математическим: вопрос " для чего, с какой целью (Господь сделал это)" сменялся вопросом " каким образом", ответ на который достигался вполне конкретными вычислениями. Именно в таком плане следует понимать утверждение Спинозы " Природа – причина самой себя", означавшее требование любое природное явление объяснять природными же признаками, а не отсылкой к непостижимой воле Творца. Так, Лаплас, демонстрировавший Наполеону свою теорию образования звезд из вихревого движения атомов, в ответ на вопрос " А где же здесь Бог? " сказал: " Сир, моя система не нуждается в гипотезе Бога". Это означало не отрицание Бога, а уверенность в возможностях науки. Впрочем, достаточно выразительной для эпохи Просвещения стала и позиция, сформулированная Вольтером: " Моральное право быть атеистом имеет только высокообразованный и высоконравственный человек." Высокая образованность позволяет допытываться до законов природного и общественного развития, а высокая нравственность обеспечивает нравственное поведение не с оглядкой на Бога (воздаяние или наказание), а перед судом собственной совести. Заметим, что такая линия прослеживается в философии уже с античности.

Республика Ученых положила начало институциализации науки, т.е. превращению её в социальный институт, а деятельности ученого – в профессию, оплачиваемую государством, теперь уже прямо заинтересованным в развитии науки. Уже во второй половине XVII в. стали возникать официальные научные сообщества - Академия естествознания в Германии, Академия эксперимента во Франции, Лондонское королевское общество для дальнейшего развития (посредством экспериментов) наук о природе и полезных искусств, позже – Берлинская, Мюнхенская и Петербургская академии наук.

Нельзя обойти вниманием тот факт, что Россия, вступившая на путь " догоняющей модернизации" (пользуясь модным нынче выражением), довольно быстро, при Петре и Екатерине, встроилась в общеевропейскую колею. Правда, особенности " просвещенного абсолютизма" в России оказались таковы, что её монархи могли и приласкать просветителей, и загнать их в ссылку, а Екатерина, состоя в длительной переписке с французскими просветителями, встречаясь с ними, считала их идеи непригодными и даже опасными для России.

Огромную роль в расширении возможностей образования и самообразования сыграло создание и издание многотомных энциклопедий (в Германии, Англии, Франции) наиболее образованными людьми эпохи. Часто они были авторами многих статей (впрочем, привлекая к их написанию даже простых ремесленников − например о ткацком станке), редакторами, беря на себя и организационные заботы. Наибольшую известность и общественное влияние приобрела издаваемая с1751 по 1775г (до запрещения) " Великая Французская энциклопедия, или Толковый словарь Наук, искусств и ремесел". Её основатели − Жан-Жак Руссо(1712-1778) и Дени Дидро (1713-1784), активно в ней участвовали крупнейшие философы - Вольтер, А.Гольбах, К.Гельвеций, физики и математики  д" Аламбер, Лагранж.

Огромный, всеевропейский общественный резонанс Французской энциклопедии объясняется тем, что она была не только сводом буквально всех знаний, достигнутых к тому времени. Ее авторы выражали отчетливую гражданскую позицию, выходящую за академические рамки непреклонную уверенность в скорых общественных переменах, что сделало Французскую энциклопедию, в оценке ее историка Дюкро, ''осадной башней штурмующих небо''. «Великая Французская энциклопедия» была выражением философии сражающегося гуманизма, своеобразной декларацией прав человека, гимном труду и машинам, науке и разуму. Одновременно она содержала убийственную критику всего не отвечавшего разуму, изжившему себя: «Религия, понимание природы, общество, государственный строй  все это было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего».[12]

Достаточно привести такой пример. В статье ''Общественный договор'', представляющей правовые отношения между государством и гражданами, Руссо писал о том, что если государство, наделённое полномочиями и одновременно обязанностями перед народом, не выполняет этот договор, то народ вправе его свергнуть. Неудивительно, что в 1775г. дальнейшее издание энциклопедии было запрещено под тем предлогом, что оно «слишком затянулось». Надо сказать, что грянувшая в 1789г. французская революция вовсе не оправдала связываемых с нею надежд, затопив страну в крови и погубив в итоге и самих революционеров. Тем не менее правовые завоевания эпохи Просвещения очевидны – это и концепция ''естественного права'' (на жизнь, свободу, имущество) и та же концепция общественного договора (Гоббс, Локк, Руссо, Кант), позволяющая прекратить ''войну всех против всех'' (Гоббс.) В ней же доказывалось, что власть вовсе не имеет божественного происхождения.

Значительное место в гуманитарной картине мира Нового времени и Просвещения принадлежит гуманистической педагогике. Просветители не только приложили все силы к распространению образования, но еще и подвели под него научную базу. Прежде всего это относится к концепции природосообразного образования и воспитания. На фронтисписе ''Великой дидактики'' Я. Коменского написано: ''Все происходит благодаря саморазвитию, насилие чуждо природе вещей''. Образование рассматривается не просто как обучение чему-то, не как самоцель, а как базис для постоянного самосовершенствования. Коменский связывал закономерности формирования личности с изменениями в природе, соотнося с природными циклами также продолжительность учебного года и урока (впервые! ). В последнем его труде, семитомном ''Всеобщем совете об исправлении дел человеческих'', своеобразном завещании, содержится призыв к всеобщему миру, международному сотрудничеству в области политики и права, науки, образования. Условия всеобщего мира без войн пытался выявить Кант, который внес огромный вклад буквально во все области, которые охватил своим гением – включая и педагогику.

Естественное, природосообразное воспитание занимает центральное место также в педагогике Жан-Жака Руссо. Руссо надеялся искоренить социальную несправедливость путем такого образования и воспитания, которые позволят каждому человеку занять свое место в обществе, сочетая личное счастье со вкладом в справедливое переустройство общества. Одним из первых, Руссо увидел оборотную сторону просвещения, основанного на механистическом мировоззрении, которое распространилось даже на повседневную жизнь, устройство парков, обычные беседы. В своих трактатах «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов? », «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» французский просветитель-энциклопедист утверждал, что культура в той форме, в какой она сложилась, подавляет естественные потребности и предрасположенности. Развитие цивилизации, основанное на сухом расчете и пользе, все больше калечит людей, усугубляет социальное неравенство.

Особенно претила Руссо неестественность, антигуманность аристократического воспитания, когда ребенок оторван от родителей, находясь ''под жестоким и безразличным к личности присмотром гувернантки'', лишенный даже молока матери (кто мог подумать, что такое может повториться уже в XXI веке). Образование ни в коей мере не должно быть насилием над ребенком, механическим заучиванием, оно должно доставлять ему удовольствие: ''Уметь ничего не делать с воспитанником - вот первое и наиболее трудное искусство воспитания''. Что может быть выше силы, что может, превышая силу, придать ей достоинство? Авторитет, отвечает Руссо – «сила авторитета, и не авторитет силы''.

Последовательным приверженцем идей Руссо был уроженец Швейцарии Иоганн Песталоцци (1746-1827). Открыв в 1774г. приют для бедных, он бесплатно обучал крестьянских детей, стремясь внушить им веру в себя, научить ''подыматься из глубин нищеты к ощущению своего человеческого достоинства, к доверию и дружбе''. Песталоцци исходил из того, что человек в своем развитии повторяет судьбу человечества в целом. Этим и должны определяться этапы и элементы образования, которое следует организовать так, чтобы оно способствовало ''чему-то высшему, чем урок'' – формированию личности. Роль учителя и учебника – «дать ученику в руки нить», сообщить его мысли направление, но не шаблон. Хотя человек – продукт обстоятельств, он благодаря образованию формирует себя и обстоятельства.

Противоречивым образом восприняла идеи Просвещения французская революция 1789-1799гг. Провозгласив всеобщее право на образование, она сделала жесткий упор на формирование человека, полезного обществу – присвоив себе право решать, что именно полезно для общества (подобным же образом уже наша революция 1917г. поставила задачу ''штамповать интеллигентов как на фабрике'').

После событий во Франции центр просветительской мысли переместился в Германию, где просветительские идеи обогатились учётом особенностей национальной культуры и национального воспитания. Здесь особо следует отметить философов И.Г. Фихте (1762-1804), И.Г. Гердера (1744-1803), И.В. Гёте (1749-1832), И.Канта (1720-1804), Г.В.Ф.Гегеля (1770-1831), В.Гумбольдта (1767-1835).

Будучи профессором философии в Кёнигсбергском университете, Иммануил Кант видел смысл философии в том, чтобы «ввести человеческую волю и существование в русло законов, столь же непреложных, что и законы природы». Особое значение он придавал развитию нравственного чувства, «внутреннего судьи». Нравственные поступки — удел свободного человека, чья внутренняя свобода есть мера его самоуважения и достоинства. Кантовский «категорический императив поведения» гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»[13]. В более доступном изложении это выглядит так: «Относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы отнеслись к тебе», и здесь вновь налицо перекличка с античностью.

Лишь возделывая, культивируя себя, человек преодолевает путы экономической, политической, идеологической и прочей необходимости, сам становясь наивысшей культурной ценностью. Именно это возвеличивает человека, делает достойной частью великой природы: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем более мы размышляем о них — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»[14].

Современники Канта, Фридрих Шиллер (1759-1805) и Иоганн Вольфганг Гёте особое значение придавали, помимо нравственного воспитания, также эстетическому воспитанию, видя в нём наиболее естественный путь для «восхождения к культуре». Только культура, и особенно искусство, способны вывести людей из варварского состояния. Шиллер обращает внимание на то, что общество, разделив людей в имущественном отношении, разделяет их и в культурном плане. Мало того, что не все люди имеют доступ к богатству культуры и культурному творчеству, развитие общества, всё более проникаясь духом меркантилизма и стяжательства, приводит к тому, что «на этих грубых весах духовные заслуги искусства вовсе не имеют веса, и, лишенное поощрения, оно исчезает с шумного рынка столетия».[15]

Своеобразная концепция культуры развивается в трудах еще одного современника Канта, также одного из последних представителей немецкого Просвещения, Иоганна Готфрида Гердера (1744—1803). В труде «Идеи к истории философии человечества» он пишет: «Нет ничего менее определенного, чем это слово — «культура», и нет ничего более обманчивого, как прилагать его к целым векам и народам. Как мало культурных людей в культурном народе! И в каких чертах следует усматривать культурность? И способствует ли культура счастью людей? »[16].

В представлениях Гердера и В. Гумбольдта культура предстаёт как один из элементов некоего развивающегося целого, проходящего определённые, необходимые ступени развития – от организации материи к организации Земли, неживых, а затем живых вещей, а с возникновением человека этот процесс проходит ступени: рассудок - разум - «мировая душа: всё». Таким образом, история природы и история культуры сливается в единый процесс, а культурные циклы, заложенные в лоне природы, начинают действовать самостоятельно. Гердер пишет: «Мы можем как угодно назвать этот генезис человека во втором смысле (как творение и творца культуры – В.Т.), мы можем назвать его культурой, т.е. возделыванием почвы, а можем вспомнить образ света и назвать его просвещением»[17]. Подлинный смысл культуры – в гуманизме; гуманность заложена в природе человека, и культура способствует её скорейшему достижению, выходу из состояния, подавленного варварством».

Ещё один современник Канта, Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) также встраивает развитие культуры в логику эволюции человечества. У Гегеля культура выступает как реализация разума, но разума не абстрактного, человеческого, а высшего «мирового, или Абсолютного Разума». У диалектика Гегеля этот «абсолютный дух» не рассматривается неизменным, он развертывается, реализуется в судьбе целых народов, воплощаясь в мифологии, религии, философии, искусстве, науке и технике, формах социально-политического устройства и экономической жизни. Абсолютный дух направляет все развитие природы, общественной жизни, познания к некой всеобщей цели: «Такие… цели не может проводить в жизнь ни один индивид… они сами пролагают себе дорогу — отчасти по воле многих, а отчасти против их воли и помимо их сознания»[18]. Таким образом, по Гегелю, индивидуальные действия людей, преследующих свои собственные цели, складываются, суммируются в том направлении, которое задает мировой дух: «Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти… Частное в большинстве случаев мелко по сравнению со всеобщим, индивиды приносятся в жертву»[19]. Как бы то ни было, история природы, общества, культуры может быть представлена в логике понятий, в чём особая роль отводится философии, которая «должна способствовать пониманию плана, осуществление которого и есть всемирная история. Перед чистым светом этой божественной идеи…исчезает иллюзия, будто мир есть нелепый, безумный процесс»[20] (Там же, с.35).

Трудно поверить, но великий философ Гегель увидел «шествие по земле мирового духа» в Наполеоне. Поддался представлениям о всечеловеческой миссии Наполеона даже Бетховен, посвятивший было ему свою «Героическую симфонию». Однако, только написав посвящение, он получил известие, что Наполеон узурпировал власть. Бросив его на пол, великий композитор воскликнул: «И он такой же, как и все». Больше подошла Бетховену «Ода к радости» Шиллера, которой он и завершил свою последнюю Девятую симфонию (этот фрагмент из неё стал в конце ХХ в. гимном объединённой Европы).

Бесславный крах Наполеона стал, по существу, чертой, обозначающей крах программы Просвещения, окончательно развенчанной суровой действительностью ХIХ века.

Вопросы и задания

1. Какими девизами можно охарактеризовать Новое время и Просвещение?

2. Какова связь между программой Просвещения и успехами науки?

3. Расскажите о представителях и идеях французского и немецкого Просвещения

4. Раскройте гуманистическое содержание педагогических концепций Просвещения

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: