Демарш Шафранской Любани.

Луговской: - Вы знаете, а я также прекрасно помню твою пан первую свадьбу, где я был свидетелем, а ты тогда женился на своей казачке Любане.

Шафранский: - Представь себе, и я помню этот брак в моей непутёвой жизни.

Луговской: - А ты представляешь, господин Кочубей, как когда-то, помнится мне года через два после совместной жизни нашего пана с Любаней….

Кочубей: - И что произошло через два года жизни в браке с нашим извращенцем?

Луговской: - Так вот, как-то я прихожу к пану, разговариваю с ним на кухне и тут, будто бы некое видение, молодая жена пана Шампанского входит на кухню, и, представь себе входит молодая жена Любаня совершенно голая, да такая изящная и стройная….

Кочубей: - А это тебе тогда точно не показалось, ну, это дивное видение, на почве твоей влюблённости в жену друга?

Луговской: - Да нет, мне, конечно, всегда была симпатична Любаня, но она, в то же самое время была явно не в моём вкусе, поскольку я всегда любил маленьких женщин и изящных. А Любаня собой всегда была высока, что называется в теле и всё при ней, но только что ли в крупных объёмах и без единой жиринки тела.

Кочубей: - И что она, Любаня, почему она явилась на кухню голая?

Луговской: - Любаня всегда была творческой натурой, а ещё её гобелен, сработанный её руками, занял тогда первое место на выставке гобеленов, возможно, вскружил её творческую голову.

Шафранский: - Да, она только за счёт меня и получила этот приз, поскольку я был её консультантом в выборе сюжета, да в тональностях красок нитей и в полутонах….

Луговской: - Возможно. Но я думаю, что она самостоятельно добилась своего мастерства в гобеленовом творчестве.

Шафранский: - Много ты знаешь….

Луговской: - Быть может, что она и прислушивалась к твоему мнению, но прокрашивала она нити сама, вязала сама, и у неё было, да ещё и есть теперь своё чувство художественного видения.

Кочубей: - Так почему же, всё же она, эта прекрасная Люба тогда пришла на кухню голая?

Луговской: - Так вот, я своим отступлением от темы обнажённой Любани, я хотел этим сказать о том, что Шафранского Любаня была не робкого, а совсем даже казачьего характера. Да ещё Любаня не раз, как и в тот раз, позировала нашему пану в стиле ню, ну, то бишь в образе и в поведении обнажённой натуры….

Шафранский: - Да, она тогда так обнаглела, что не боялась голая появиться и при моей маме, а что там Луговской!

Кочубей: - Ну, мама женщина, а тут во всю пышущий сексуальным желанием развратный самец Луговской….

Луговской: - Да нет, Любаня не такая уж и была наглая. Я так думаю, что ты просто довёл её до крайних мер своими изменами. Тогда Любаня, прознав, что я пришёл в гости, вышла, как я уже говорил, на кухню голая и, встав в позу балерины….

Шафранский: - Ну, было….

Луговской: - Так вот, Любаня тогда у мне спросила: - «Ты погляди Женька, что предал твой друг, в моём лице! Ты когда-нибудь видел такую красоту? Ведь ты был свидетелем на нашей свадьбе….

Шафранский: - Тогда Любаня выпила пол бутылки шампанского, вот её и понесло.

Луговской: - А значит, сказала тогда Любаня, ты теперь станешь свидетелем, да, к тому же и самым главным участником моей измены твоему другу Шафранскому!

Луговской: - А может быть, сказал я тогда, Любаня, мы его на первый раз пожалеем?

Шафранский: - Какой жалостливый, а сам наверно, не будь я рядом, сразу бы исполнил все приказания Любы.

Луговской: - Потом Любаня мне и говорит: - А я его вчера застала в нашей мастерской с девицей и, где бы ты думал, в пастели! Вот потому, пойдём и мы совершим это совокупление, в отместку этому моему бесценному развратнику муженьку!

Кочубей: - И что, ты пошёл?

Луговской: - Ну, я не настолько тогда был раскрепощён, как эта семья художников, а потому я постарался всю эту ситуацию перевести в шутку. Хотя и был весьма ошарашен таким открытым, этаким откровенным демаршем Любани.

Шафранский: - А если честно, так я всегда думал о том, что Любаня изменяла мне с Луговским. Она так всегда, с великой заинтересованностью выспрашивала о Луговском.

Луговской: - Я никогда не спал с замужними женщинами, особенно с жёнами моих друзей.

Шафранский: - А помнишь как тебя добивалась девица твоего заводского товарища жена, не помню как её звали. И я уверен в том, что она всё же добилась своего.

Луговской: - Да нет, я тогда перевёлся на другую работу, а эта девица не могла знать где я работал и жил, вот ей и пришлось оставить меня в покое.

Шафранский: - Я помню, что она была полная, а потому ты никак с ней не мог быть, ведь тебе подавай только худышек.

 

 

Глава 6.

Бывает же такое!

Луговской: - А насчёт того почему я не хочу уехать в Англию. Так там вечные туманы, а ещё меня удерживает здесь, в Союзе, одно, ну очень для меня главное обстоятельство.

Кочубей: - И что тебя здесь удерживает?

Луговской: - Я могу здесь много чего совершить,  весьма приличного дела для простых как мы с Вами граждан, не терпящих устои гнусного социализма.

Кочубей: - Это, каким таким необычно волшебным образом ты сможешь совершить что-либо немыслимо приличного в этой стране?

Луговской: - У меня есть один знакомый, с которым я когда-то познакомился в больнице, где я был прооперирован когда-то, получив в подарок, от своего «родного» безмерно уродливого социализма свою первую персональную прободную язву.

Шафранский: - А, это всё произошло тогда, когда ты летал вне своего тела, во время своей временной клинической смерти?

Луговской: - Вот именно тогда я и увидел этого человека, который, попав в аварию у больницы, он так же летал, как и я. Ты помнишь пан, я тебе рассказывал о нём?

Шафранский: - Ну, я помню этот твой рассказ, об этом погибшем парне.

Луговской: - А потом, когда я излечивался от всех своих послеоперационных последствий, мне случайно удалось познакомиться с ним, с этим, как я думал, с уже погибшим парнем.

Кочубей:- Это что, его также как и тебя успели спасти врачи!?

Луговской: - Да, Виктора тоже тогда спасли, и, представьте себе, та же самая операционная бригада, которая оперировала и меня.

Шафранский: - И вы тогда подружились на почве, да по поводу Ваших полётов в коме - как наяву.

Луговской: - Правильно. Мы тогда сразу друг друга узнали, запомнив наши необычные полёты, как ты говоришь в коме, но как бы наяву.

Кочубей: - И что, Вы тогда сразу решили создать свой клуб летунов, я правильно думаю?

Луговской: - Да, мы бы с удовольствием создали бы этот клуб, как ты говоришь клуб летунов.

Кочубей: - И, что Вас остановило?

Луговской: - Но нам тогда было ещё важней организовать один, но самый важный для нас, в то самое давнее время, вид некой нелегальной деятельности.

Шафранский: - Это какой, такой вид некой нелегальной деятельности, если это не секрет для нас?

Луговской: - По этому, по нашему нелегальному виду деятельности, можно было бы серьёзным образом наказывать всех тех плохих людей, за их преднамеренно совершаемое зло.

Кочубей: - А почему ты решил заняться этим, таким совсем необычным для тебя нелегальным видом деятельности, да не со своими друзьями, с нами, а с совсем посторонним парнем?

Луговской: - Во-первых, это он, этот Виктор тогда сразу рассказал мне о том, кто его довёл до последней стадии безумства, и заставил его мчаться на автомобиле по улице, как ошпаренному, забыв о всякой осторожности.

Шафранский: - Ну, что же, ты теперь нам излагай ту давнюю историю, историю Ваших взаимоотношений с этим Виктором. Наверно настало время и нам, твоим близким друзьям, внедриться в эту, в Вашу тайную организацию летунов заговорщиков.

Луговской: - Да, не скрою, Вы нам с Виктором очень скоро понадобитесь для самой главной нашей акции, в деле наказания серьёзных преступников.

Шафранский: - А что наша доблестная милиция никак не может справиться с этими преступниками?

Луговской: - Представьте, не может. Мы уже пробовали по инициативе Виктора, в письменной форме сообщить о деятельности этих преступников, естественно анонимно. Но, видно эти наши краснознамённо-жирно-задые менты, почему-то совсем незаинтересованные в аресте этих ублюдков.

Кочубей: - Это мне знакомо. А потому, я согласен поучаствовать в Вашей акции, ну, по наказанию обличённого Вами зла.

Луговской: - Но я Вас сразу предупреждаю о том, что у этого Виктора, можете мне поверить, после тех наших полётов, да при неординарном действии его сестры, образовалась очень необычная способность, которая позволяет ему видеть и общаться с погибшими людьми, представьте себе до сих пор.

Кочубей: - Да, эта наша огромная потеря выражена в том, что мы, обычные граждане СССР, как Вы понимаете, пока ещё летать, да и общаться с находящимися в коме  людьми почему-то ещё не научились.

Луговской: - Несмотря на самую современную нашу советскую науку. И этот Виктор может общаться с умершими людьми до сих пор, можете мне поверить.

Шафранский: - А ты тоже умеешь общаться с умершими людьми, как и твой знакомый Виктор?!

Луговской: - Я, нет. А ты сам увидишь или почувствуешь этот феномен Виктора, но в том случае если Вы согласны участвовать в нашей с Виктором акции по контакту с умершим человеком.

Шафранский: - (С сарказмом). Да мы завсегда.

Луговской: - Тогда прошу Вас выразить это, Ваше согласие участвовать в этой акции прямо теперь, каждый сказав это, своё согласие, здесь и сейчас.

Кочубей: - Иначе что?

Луговской: - Иначе, я буду вынужден утаить от Вас всю эту, свою нелегальную деятельность. И, это Ваше участие в нашей акции, сразу предупреждаю Вас, что это наше будущее мероприятие может оказаться очень рискованным делом.

Шафранский: - Ну, если уж и ты Луговской участвуешь в этом деле, так и я согласен поприсутствовать в деле наказания зла, даже если об этом впоследствии я и пожалею.

Кочубей: - А я уже сказал Вам о том, что также согласен наказывать злых людей. И жалеть об этом в будущем я совсем не намерен, даже, если у нас в чём-то всё пойдёт не так как надо.

Луговской: - Да успокойтесь Вы, всё по нашим расчётам должно пройти как по маслу, а значит хорошо. И Вы нам нужны только для того, чтобы создать ситуацию, после чего можно будет легко обличить нашего противника в злостных делах.                                 

Шафранский: - Так мы что, должны ввязаться в бой с врагом, а Вы с Виктором, что будите делать?

Луговской: - У Виктора, одни нехорошие люди, сразу после его выхода из больницы, отобрали незаконным образом его кооперативную квартиру.

Кочубей: - И каким таким путём эти разбойные люди могли переоформить эту квартиру на себя, да ещё и без ведома Виктора? Это просто невозможно.

Луговской: - Путём непонятных для нас махинаций. Ведь Виктор ничего не подписывал, ни одной казённой бумаги, которая позволила бы провести бандитам эту акцию так успешно!

Шафранский: - И что, эти новые документы бандитов могут быть судом признаны подлинными? А документы твоего Виктора, что - липовыми?

Луговской: - Мы с Виктором уже обращались в контору, где переоформляют документы при смене владельцев квартиры.

Шафранский: - И что?

Луговской: - А там, нам даже не показали эти документы, по причине того, что Виктор будто бы уже не является хозяином своей квартиры, видите ли, при законных на то основаниях.

Кочубей: - Ну, а его, твоего Виктора документы, где они?

Луговской: - В том то всё и дело, что документы, подтверждающие то, что хозяин квартиры является Виктор, у него выкрали эти бандиты.

Шафранский: - Ну, и что Вы теперь намерены делать, для того чтобы вернуть эту квартиру Виктору?

Луговской: - Вот для этого мы и хотим выкрасть из квартиры Виктора, которую теперь занимают бандиты, их документы на квартиру. И потом, мы попробуем, но уже через суд, добиться возвращения квартиры Виктору, да осуждения этих бандитов на весьма серьёзные сроки тюремного заключения.

Кочубей: - А я думаю, что будет трудно, а, может и совсем невозможно законным путём доказать любому суду, что квартира Виктора была переоформлена неправедно.

Луговской: - Вот и я утверждаю тоже самое, доказывая Виктору что если эти люди имеют документы на квартиру, так им и не будет сложно доказать то, что всё это произошло законным путём.

Шафранский: - А ты, сам-то уверен в том, что твой Виктор говорит правду и, что он не переоформлял квартиру на этих бандюг сам, что называется, добровольно. Иначе я не понимаю, каким таким волшебным образом всё это переоформление могло произойти?

Луговской: - Как бы там небыло, а я верю Виктору в том, что он говорит правду. Виктор даже против того чтобы я взял в плен хотя бы одного бандита, на мой взгляд самого трусливого из этой компании.

Шафранский: - Это зачем?

Луговской: - А уже потом, мы у него, у этого, взятого в плен бандита, мы могли бы узнать, каким таким волшебным образом им удалось поменять владельца квартиры.

Кочубей: - Значит, твой Виктор уверен в том, что ещё можно доказать его правоту в суде. А если мы сами, ничего не говоря Виктору, выловим всех этих бандитов по одному, заманив их в очень соблазнительную для них ситуацию, как в ловушку….

Шафранский: - Правильно, а затем мы заставим их, под угрозой их физического уничтожения, собственноручно заставим их описать все те действия, которые позволили им незаконным образом поменять владельца этой квартиры.

Луговской: - Ну, как там будет, после того как мы выкрадем документы у бандитов, будим посмотреть. А пока, Вам предстоит помочь нам с Виктором совершить эту, несомненно, и бесспорно праведную акцию с конфискацией документов у бандитов. Вы согласны?

Шафранский: - А почему твой Виктор так долго ждал возможности, чтобы наказать этих бандитов? Ведь, как я понимаю, у него давно украли его квартиру?

Луговской: - Да давно, ещё тогда, когда мы с Виктором лежали в больнице и в то самое время, когда я познакомился с ним. Но тогда, в те давние времена Виктор не имел тех способностей, которыми он с лёгкостью обладает сейчас.

Кочубей: - Это способность Виктора общаться с умершими людьми? Вот бред! А почему ты не обладаешь такими же способностями?

Луговской: - Когда мы с Виктором, будучи в коме, первый раз встретились, так Виктор тогда выглядел более прозрачнее, чем я. А значит, он наверно был ближе к тому, чтобы отдать богу душу.

Шафранский: - Вот потому, наверно, ему и открылась такая необычная возможность, поскольку он находился в более благоприятных обстоятельствах, что ли более приближенным к загробной мистике.

Луговской: - Вот увидите, что это не бред, а самая настоящая, как не крути, а чистейшая правда. И в суде, который уже произошёл, Виктор не смог доказать своё право обладание этой собственностью, а значит ему не удалось вернуть свою квартиру себе.

Шафранский: - А почему ты, даже теперь не получил свои необычные способности, как твой Виктор, ты что мало старался?

Луговской: - Я знаю, что когда он вышел из больницы, после той аварии, после этого его, наверно через неделю, сосед сестры в пьяном угаре ударил Виктора по голове.

Шафранский: - Так что, ты хочешь нам сообщить, что его вначале шандарахнули по башке?

Луговской: - Совершенно верно.

Шафранский: - И вместо того, чтобы не сойти с ума, этот, твой Виктор совсем непонятным для нас образом….

Кочубей: - Так твой Виктор получил все свои сверх необычные способности для нормальных людей, простым способом ударом по башке?

Шафранский: - Да, я слышал, что после удара по голове такое редко, но случается, это получить необычные способности. Но чтобы видеть покойников?

Луговской: - Вот именно, всё это весьма удивительно, но факт….

Кочубей: - Ну ладно, мы пока поверим в его здравомыслие. А кто знает, где держат бандиты эти документы?

Луговской: - В том то всё и дело, что Виктору в этой акции помогают умершие люди, которые так же, как и Виктор, на удивление, пострадали от рук этих же бандитов.

Кочубей: - Так эти бандиты не прекратили, а только усугубили свою методику по отъёму квартир, но только теперь путём  убийства свидетелей, плодя и множа  свои нынешние тяжкие преступления?

Луговской: - Да, этим покойникам не свезло как Виктору, который отделался только потерей квартиры, а вот они, эти упокойнички погибли от рук этих бандитов.

Шафранский: - Ну, всё, хватит нас разыгрывать, ведь мы здесь все здравомыслящие люди….

Луговской: - Надеюсь, но можешь мне поверить, что это так и есть. Я гарантирую то, что Виктор обладает этими способностями, и то, что таких погибших людей, на поверку оказалось уж очень много.

Кочубей: - И, чем же могут помочь нам, эти уже погибшие люди?

Луговской: - Так как Виктор ежедневно общается с такими умершими людьми, возможно вот и потому, по очень странному для нас обстоятельству, он и попросит души этих мерших людей совершить для него определённые действия.

Шафранский: - Ну, и что они, эти мертвецы….

Луговской: - Кстати, эти упокойнички не желают, чтобы их так называли. Они требуют, чтобы их называли только, не иначе как, но почему-то адептами потустороннего мира или просто адептами, в категорической форме их требования.

Луговской: - А эти адепты, в те сорок дней своих мытарств, перед тем, как пройти все круги ада, которые им отведены, как они все заявляют, для их некой интенсификации там, на небесах, вот в это время они и помогают Виктору?

Кочубей: - А что это такое за интенсификация, я что-то не понимаю….

Луговской: - Я думаю, что как только мы помрём, так мы и узнаем что это такое.

Шафранский: - Да, чудны дела Твои Господи! Ну, и что уже сделали для Виктора, ну, эти его адепты?

Луговской: - Во-первых, они, эти новоиспечённые адепты, точно знают о том, кто виноват в любых житейских ситуациях, как настоящих, так и в прошлом совершённых обстоятельствах, они это видят ясно, или могут справиться у своих ангелов, которые живут вечно и всё знают.

Кочубей: - Неужто, это всё существует наяву?

Луговской: - Им об этих событиях правдиво, да в подробном изложении рассказали или показали, неизвестным для нас образом ангелы, которые знают всё о жизни людей, будто бы их запрограммировали всё это знать и докладывать адептам.

Шафранский: - А потому, эти адепты просто уверены в том, что время пришло, и пора уже Виктору наказать этих бандитов, самым серьёзным и неотвратимым образом.

Кочубей: - А что, во-вторых?
  Луговской: - А во-вторых, эти адепты сами указали место, где бандиты хранят свои  документы в квартире Виктора.

Шафранский: - Этого мало.

Луговской: - А также, наши милые адепты помогут нам тем, что в нужное время бандиты в спешке сами уйдут из квартиры Виктора, представьте, оставив входную дверь квартиры, да и свой сейф открытыми.

Шафранский: - Как я понимаю, задача для Луговского с Виктором только и состоит в том, чтобы взять эти документы из квартиры.

Кочубей: - А нам что нужно делать?

Шафранский: - А значит, нам предстоит, перестраховав возможности и заверения этих Ваших адептов, следить за тем, чтобы бандиты не вошли в квартиру, когда Вы будите там шуровать?

Луговской: - Всё правильно. И эти же наши адепты не позволят бандитам вернуться в квартиру раньше положенного времени. Так они обещают, но всё же….

Шафранский: - Ну, объясни ты мне дураку, зачем тогда мы будим нужны? Коль Ваши адепты всё сделают сами? А тебе с Виктором только предстоит забрать документы из сейфа квартиры, вот и всё!

Луговской: - Ну, если ты чего-то там опасаешься, так мы пан обойдёмся и без твоих услуг, можешь мне поверить.

Кочубей: - Вот ведь, кто сказал бы мне о том, что я буду участвовать в акции, совместно, да с какими-то там адептами, наводя справедливость в нашей жизни, так я бы ни за что этим россказням не поверил!

Шафранский: - Да, бред всё это! Придуманный Луговским только для того, чтобы он мог как можно пожёстче и пообидней пошутить над нами. Мы что, в чём-то провинились перед тобой?

Луговской: - А ведь эти случаи, с помощью, да с участием самих адептов в нашей жизни теперь будут происходить всё чаще, да внушительней, в деле наведения подлинной справедливости в нашей сложной жизни.

Кочубей: - Давно пора.

Луговской: - Только об этих справедливых акциях возмездия, с участием адептов, пока мало кто знает.

Кочубей: - И откуда тебе Евгеша, всё это известно?

Шафранский: - Слушай господин Кочубей, ущипни меня! Быть может, я сплю?

Луговской: - А меня, этот случай в связи с общением, ну с этими адептами, в очередной раз убеждает в том, что загробный мир существует.

Кочубей: - И я в это верю.

Луговской: -  И врачи знают об этих необычных случаях воскрешения своих клиентов, вернувшихся из загробной жизни.

Шафранский: - А ещё в рассуждениях священнослужителей, которые во множестве случаев знают, что происходит с людьми, внезапно вернувшимися из клинической смерти…

Кочубей: - Ну, хорошо, тебе повезло, если так можно выразиться, и ты побывал там за гранью жизни, да успешным образом вернулся к земным делам….

Шафранский: - А что делать нам, тем, кто хотел бы убедиться, но пока почему-то не можем этого сделать, да и понять эти, все твои россказни о загробном мире, представь, своим заскорузлым умишком мы не можем, считая всё это Вашей неуёмной фантазией?

Кочубей: - А что, так на самом деле существует эта, как для кого заслуженно прекрасная, для праведных людей, так и, для других людей, для людей живущих во грехе, заслуженно ужасная жизнь после их физической смерти?

Луговской: - Поверьте мне, что такая жизнь после нашей физической смерти существует, и никому её не избежать, как атеистам, так и верующим людям.

Кочубей: - Это что, ну теперь, после этой нашей предстоящей акции, мы сами сможем воочию убедиться в существовании этой загробной жизни?

Луговской: -  И этот неотразимый фактор, подтверждения существования такой загробной жизни, с каждым годом будет, буквальным образом видится всё ярче, да при многих неотвратимых свидетельствах всё понятней, поверьте мне, наблюдаемый из разных неоспоримо надёжных свидетельских источниках.

Шафранский: - Ну, если ты сможешь убедить меня в том, что на самом деле существует этот мифический загробный мир, тогда я сразу буду вынужден поверить и в существовании бога! С чем я, как истовый атеист, ну, никак не могу до сих пор согласиться.

Луговской: - А ты почитай Библию, где ты узнаешь о том, что сын божий уже побывал на земле, чему множество свидетельств, и о том загробный мир есть, да и наше бессмертие гарантированно Господом нашим!

Кочубей: - Так вот, если тебе пан Шафранский, мы теперь сможем доказать то что бог есть, так ты сразу обещаешь нам, что на наших глазах ты съесть свой самый любимый итальянский галстук?

Шафранский: - Без всяких проблем! Обещаю!

Луговской: - Ну, ты как пионер. Ничего, придёт время когда ты сам, и даже без нашего участия, сможешь с гарантией убедиться в существовании Всевышнего Творца!

Кочубей: - А потом, естественно, и в наличии существования загробного мира. Но главное, в этом вопросе то, чтобы твои раскаяния как бывшего атеиста небыли бы слишком запоздалыми!

Шафранский: - Докажите мне и я поверю….

Кочубей: - Ну, а этот твой Виктор может наглядным образом доказать мне и пану Шафранскому, что можно спокойно общаться с этими адептами при нас и с подтверждением реального могущества этих адептов?

Луговской: - Да, Вы сами попросите об этом Виктора. Он как раз сейчас, вон он (выглядывая в окно), видите человека в сером пиджаке, как он перебегает через нашу улицу!

Шафранский: - Ну, ты быстрее позови его сюда, к себе в дом, и познакомь ты нас с ним, с эти фантазёром.

Автор: - И тут, немного погодя, раздался звонок в квартиру.

Луговской: - Я предлагаю тебе, пан Шампанский, не сразу бросаться с обличением сверх естественных возможностей Виктора.

 

Глава7.

Те же и Виктор.

Луговской: (открывая дверь квартиры и обращаясь к друзьям) - Ну вот друзья, прошу Вас познакомиться с моим уважаемым товарищем Виктором.

Виктор: - Мне очень приятно, что Евгений Михайлович наконец-то отважился познакомить меня с Вами, с его самыми близкими друзьями.

Автор: - После чего, все присутствующие друзья Луговского представились Виктору.

Кочубей: - Вы извините меня, но знаете Виктор, почему Вы обращаетесь к нашему другу Евгению по имени и отчеству? Это что, дань Вашей интеллигентности, или что то другое? Ведь Вы, примерно одного с ним, да и со мной возраста?

Виктор: - Можно сказать, что это дань моего глубокого уважения к Евгению Михайловичу, как и ко всем людям на земле. А потом, мне нравится так обращаться к любому человеку, что мне позволяет повысить уважительное отношения к каждой человеческой и животной особи на земле.

Луговской: - Я и сам, да не раз просил Виктора обращаться ко мне только по имени, что называется на «ты», но Виктор это моё предложение отметает напрочь.

Шафранский: - И я думаю, что его такое уважительное отношение к любым людям на земле правильное.

Кочубей: -  Ладно, это всё лирика. А теперь мы можем задавать любые вопросы Виктору?

Виктор: - А что, Ваши друзья уже знают о моём желании наказать зло?

Луговской: - Но сначала, ты расскажи нам Виктор, какие ощущения ты испытал, когда случилась та автомобильная авария. И что ты видел там, в другом измерении?

Виктор: - Да, это любопытно. Ну, когда я попал в аварию, с большой скоростью врезавшись в грузовик, едущий впереди меня, так я естественно сразу умер….

Кочубей: - Как это умер….?

Виктор: - Да так, умер и всё, как умирают все люди попавшие в серьёзную аварию….

Луговской: - Саня, не бойся наш друг не ходячий покойник, ведь Виктора потом оживили врачи. Что они до сих пор считают несомненным чудом.

Виктор: - Так вот, когда я умер, так в момент аварии я почувствовал, как я ударился обо что-то мягкое, тёплое и приятное. А оглянувшись я увидел, что я волшебным образом оказался в каком-то чудесном городе, где ходят удивительно счастливые люди.

Луговской: - Ну, а ты, ударившись, что совсем не получил даже увечий?

Виктор: - Представьте себе, Евгений Михайлович. Я даже забыл всё то, что со мной случилось до этого удара.

Луговской: - А что было дальше?

Виктор: - В тот момент мне было так хорошо, после чего я наблюдал, как неспешно ходят люди, наверно по своим делам, и представляете, все улыбались мне, как давние знакомые мне люди, хотя я первоначально их никого и не признал.

Шафранский: - А дома там были?

Виктор: - Дома были. Но всё какие-то новые, да источающие такие радостные цвета, что можно было подумать об их самостоятельной, как бы живой жизни этих домов.

Кочубей: - Это какая-то фантастическая республика.

Виктор: - И все эти дома будто бы были построены, каждый дом для отдельной семьи. Одни дома были  маленькие, а другие просто огромные, своими верхними этажами, уходящие в самые белоснежные небеса.

Кочубей: - А люди, что все были неизвестны тебе?

Виктор: - Вы знаете, сначала мне так показалось, что они мне неизвестны, а потом, когда я пригляделся к каждому человеку повнимательней, так я сразу узнавал в одних своих уже умерших родственников, а другие были похожи на моих погибших друзей.

Шафранский: - А почему эти люди были первоначально тобой не узнаны?

Виктор: - Но они, в том солнечном городе, почему-то все были удивительно молодыми людьми, хотя все они когда-то, ещё в мою земную бытность умерли, знаете, что самое любопытное, большинство из них умерли, что ли в преклонном возрасте.

Кочубей: - А во что были одеты люди, в этом городе?

Виктор: - Я помню, в основном, в красивые белые одежды, но некоторые люди были одеты в серые, болтающиеся на их теле, балахоны.

Луговской: - Это что за серые личности?

Виктор: - Я этого не знаю. И, почему-то все эти серые личности производили впечатление задумчивых марионеток, которые передвигались медленно, как сомнамбулы, волоча за собой, кто большие, а кто малые стеклянные гири, в которых, как в калейдоскопе, постоянно мелькали сцены их преступлений из прошлой жизни, этих личностей.

Луговской: - Это ты сам видел?

Виктор: - Об этом мне сказали мои ангелы, а сам я к ним не присматривался. И, что удивительно, в одном из этих серых личностей я узнал соседа по дому, который при его земной жизни попался на том, что ездил по деревням и убивал стариков только для того, чтобы выкрасть их древние иконы и денежные накопления.

Луговской: - И он тебя узнал?

Виктор: - Да, он меня явно узнал, после чего он резко отклонился от встречи со мной. А я был удивлён тем, что он уже умер. Ведь ещё месяц назад, наш народный суд почему то его оправдал.

Луговской: - Да, это он может, в смысле суд…!

Виктор: - А этот убийца видимо умер недавно, и я очень рад такому обстоятельству, что хотя его и оправдал суд на земле, но его не минула кара божественная. Видно и правда, он был виновен во всех тех убийствах, от которых ему удалось отмежеваться.

Луговской: - Да не бог его наказал, а этот убийца, сам того не понимая, выбрал свою жизнь в загробном мире в том качестве, в котором он оказался. И это радует.

Виктор: - Но, со временем, эти серые личности очищались, что ли, и, наверно осознав все свои преступления, сбрасывали эти серые балахоны и одевали белоснежные одежды, добровольно становясь рабом, нет, не рабом, а товарищем что ли Господа, и самым преданным его последователем.

Луговской: - И что, все они, все твои знакомцы, которые давно умерли, наверно тебя сразу узнавали?

Виктор: - Все меня узнавали сразу, будто бы я только недавно с ними расстался. Так мне показалось.

Кочубей: - А как ты с ними общался?

Виктор: - Я общался с ними совсем необычным для меня образом, на совсем незнакомым, но сразу на очень понятным для меня языке. Я, почему то сразу почувствовал в себе новую возможность общения с людьми, а там это общение происходило безо всяких слов….

Кочубей: - Это как?

Виктор: - Между собой и со мной они говорили тихо, не разжимая губ, как я уже говорил,  новом для меня способом, на таком мелодичном языке, который я раньше даже и не слышал.

Луговской: - И ты их понимал?

Виктор: - Да, это мне теперь трудно объяснить, но мне было всё понятно сразу. А, когда я стал их понимать, так я сразу узнал о том, что все они в прошлом мне были близко знакомы. Но почему то все они там были, какие то бесстрастные…

Кочубей: - Почему бесстрастные?

Виктор: - Сам не пойму почему, но они были явно довольны видеть меня, хотя они мимикой это никак не показывали, но мне, почему то это сразу было понятно.

Кочубей: - И кого же ты там встретил?

Виктор: - Во-первых, своего лучшего друга, но на удивление, который там был молодым, и который умер всего год назад от элементарного аппендицита. А ему тогда уже было семьдесят пять лет.

Евгений: - А ещё кого?

Виктор: - Потом я видел свою родную тётку с мужем, и также они там были удивительно молодыми, которые два года назад погибли в автомобильной аварии…

Шафранский: - Это что, погибнуть в автомобильной аварии это Ваш фирменный способ погибнуть землю?

Виктор: - Да нет. Просто так получилось.

Луговской: - А они не пытались с тобой заговорить так, как принято у нас здесь, на земле, приблизившись и обнявшись при встрече с дорогими для Вас людьми?

Виктор: - Да они все, по моему мнению, были очень довольны меня видеть, даже, на удивление, зная о том, что я пока ещё там не навечно, а только временно обозреваю их такую чудесную жизнь.

Кочубей: - И твои родители, Евгений сказал о том, что они у тебя уже умерли, были совсем бесстрастные к твоему появлению?

Виктор: - Тогда там, я с дикой радостью хотел обнять родителей, которые меня восприняли так, как будто я пять минут назад с ними расстался. Но тогда мама, отстранившись от меня, и сказав, нельзя прикасаться, сказала мне о том, что нам пока надо расстаться.

Луговской: - Это ещё почему?

Виктор: - Они там все были явно искренне радушные ко мне, но всё же говорили мне о том, что мне совсем не обязательно спешить к ним, туда, в загробный мир.

Кочубей: - Да, это весьма интересно!

Виктор: - А отец мне тогда сказал о том, что я ещё не всё сделал на земле, так он сказал, «на земле», и что мне теперь надо будет обязательно вернуться к прошлой жизни.

Евгений: - Ещё что-то говорил тебе твой отец.

Виктор: - Да ещё отец сказал мне о том, что мне теперь нечего бояться в своей земной жизни, ведь я всё равно приду туда и здесь я сразу воссоединюсь с самыми дорогими для меня людьми, с теми людьми, которые любили меня и я их.

Луговской: - А что важного, на твой взгляд, ещё говорили тебе там?

Виктор: - А ещё отец просил меня стараться больше не грешить на земле, даже под давлением самых тёмных сил, и призвал меня чаще каяться Всевышнему Творцу.

Кочубей: - А твой отец не говорил тебе о том, чтобы ты не рассказывал здесь, на земле, о своей встречи там, после твоей краткой физической смерти?

Виктор: - Да нет, мне никто об этом не говорил.

Кочубей: - А чем там занимаются увиденные тобой, в загробном мире, люди?

Виктор: - Да, собственно, занимаются они там, каждый своим весьма любимым делом и, как я понял,  там они больше отдыхают, чем работают.

Луговской: - А живут они, в каких условиях?

Виктор: - При том, что они имеют там всё то, что они только желают в своей тамошней жизни. Хотя, чем занимается каждый из моих знакомых, я так и не понял.

Луговской: - И свою любимая болонку ты видел там, в том чудесном городе, поскольку она тогда погибла с тобой, в той катастрофе?

Виктор: -  Да нет, я её не видел. Хотя я искал её взглядом.

Шафранский: - Что, твоей болонки там небыло?

Виктор: - Я её там не видел.

Луговской: - А это наверно произошло, твоё невольное отрешение от того заманчивого для тебя желания остаться там именно тогда, когда врачи уже взялись за твою реанимацию.

Виктор: - И я так думаю.

Шафранский: - Мы, уже знакомы с Вашей проблемой. А вот Вы Виктор, Вам не кажется то, что Вы с Луговским уж очень здорово заигрались, ну с этими, с Вашими погибшими людьми?

Кочубей: - С которыми Вы, по словам Луговского, можете запросто беседовать будто бы видя их повсюду и как бы наяву и даже теперь. Это правда?

Виктор: - И это всё, что Вы хотите спросить у меня? Но я Вас не понял: Вы сомневаетесь в том, что я общаюсь с адептами, или Вы обвиняете меня в том, что я с ними, с адептами, слишком заигрался?

Кочубей: - Да, нам всё очень интересно узнать Виктор, что Вы на самом деле видите этих адептов и общаетесь с ними, или это, извините, Ваша обыкновенная  выдумка?

Виктор: - Да, я вижу и общаюсь с адептами, но только с теми которые ещё не покинули эту, нашу земную обитель. И, которые без особого сожаления уже покинули свои бренные тела, да начали привыкать жить только в своей духовной  оболочке.

Шафранский: - Да, говорить можно всё что угодно….

Виктор: - Так вот, я очень рад этому, моему общению с погибшими людьми, а также я благодарен Всевышнему Творцу, который предоставил мне такую необычную способность.

Шафранский: - Ты что, всё это говоришь серьёзно? А чем можешь доказать, что ты обладаешь такими своими сверх чудесными нынешними способностями?

Виктор: - Так вот, если Вы мне верите, так в этой нашей комнате сейчас находится один такой, только вчера покинувший земную жизнь адепт. Вернее здесь находится  его душа и блёклая его оболочка, которую почему-то  из нашего коллектива вижу только я один.

Луговской: - А, как его зовут, и слышит ли он нас?

Виктор: - Зовут его Илья, и он прекрасно слышит нас, да согласен, если получится, войти с нами в прямой контакт.

Шафранский: - Здравствуйте Илья, мы Вас приветствуем, а Вы можете доказать нам то, что Вы здесь действительно находитесь?

Виктор: - А как хотели бы Вы, чтобы Илья с Вами вошёл в контакт?

Шафранский: - Ну, если мы его не можем видеть и слышать, так пусть он возьмёт вот эту авторучку, и пусть общается с нами, если это возможно, посредством письма.

Автор: - И тут, лежащая на столе тетрадь сама раскрылась, а затем, и сама авторучка стала писать, таким каллиграфическим красивым подчерком….

- После чего, все присутствующие друзья, кроме Виктора, с удивлением на лицах наклонились над тетрадью и стали читать приветствие Ильи.

Автор: - А Илья, написал следующее:

Илья: - Я Вас так же приветствую: двух Александров, Шафранского и Кочубея, Луговского Евгения, да Виктора, который попросил меня прийти к Вам в гости.

Шафранский: - Во, даёт!

Илья: - Не бойтесь, я хотя и умер, но вполне доволен таким, своим сегодняшним посмертным обстоятельством, поскольку я теперь точно знаю о том, что умереть это совсем не значит, что всё для Вас заканчивается весьма печально, хотя, для кого как….

Луговской: - А вот почему, уважаемый Илья, я, в своём случае, когда у меня случилась четырёхминутная смерть, тогда я, почему то моя душа не пролетала по светлому коридору, и я не видел своих умерших родных, да друзей, как это получилось у Виктора?

Илья: - Только потому, что Вы ещё совсем небыли готовы, или это был не Ваш срок, как Вы говорите, уйти в мир иной. А те, кто видел светлый коридор и умерших родственников, те души могли совсем не вернуться в Ваш мир суеты и безверия.

Луговской: - Это значит и то, что я ещё не всё, предначертанное мне Всевышним Творцом, выполнил тогда на земле?

Илья: - И это правильно.

Кочубей: - А скажите главное для нас Илья, значит, что действительно есть так называемый загробный мир и что им руководит Всевышний Творец?

Илья: (опять и в последующих случаях - письменно) - То, что есть этот чудесный и сверх заманчивый загробный мир, так это я теперь знаю доподлинно.

Шафранский: - Илья, а бог есть?

Илья: - А насчёт Всевышнего Творца, я пока с ним пока не общался, но я теперь очень тщательным образом готовлюсь к этому событию, наверняка зная от своих ангелов, что он, наш Всевышний Творец чудесным, да неизбежным образом существует, и будет существовать вечно, как и мы все…

Кочубей: -  И что, Вы так спокойно общаетесь с ангелами?

Илья: - (письменно) - Сначала, когда я умер и увидел своих ангелов, так сразу немного опешил. Так эти ангелы были милы, белоснежны и доброжелательны. Но, теперь я привык к их присутствию и к их советам, словно бы к самому простому житейскому обстоятельству.

Кочубей: - Как Вы думаете, Илья, те люди, кто говорит о том, что они по своему верят в Господа, так кто, по Вашему мнению, они?

Илья: - Я думаю, что это или маловеры, может быть атеисты, которые скрывают своё неверие в Господа, или это элементарные сектанты, находящиеся в подчинении дьявола.

Луговской: - Вы нас простите Илья, но мы, как Вы понимаете, живём в атеистической среде социалистических реалий, вот потому и вопросы наши, возможно покажутся Вам несколько странными.

Илья: (письменно), и в будущем только письменно. - Вы знаете, что до моей, как Вы говорите физической смерти, я и сам был глубоко бесшабашным атеистом. Правда и то, что атеистом я был менее ожесточённым, чем это позволяет себе быть присутствующий здесь, извините, как Вы его называете, пан Шафранский….

Шафранский: - Ну, об этом мы ещё можем поспорить! А как же Вы господин Илья не провалились в преисподнюю, коль Вы всю свою сознательную жизнь были атеистом? Да ещё, вот Вы Илья, как я понимаю и вижу, Вы можете писать в тетради, а слабо Вам это делать, но без помощи авторучки?

Илья: (письменно) - Пожалуй, слабо. Да я и сам не знаю, что порой я могу теперь делать, а чего нет. Вот я попробовал, и ручка подчинилась мне. А что другое, так я даже не могу взять в руки, поскольку многие вещи для меня видны, но не материальны, что ли на ощупь.

Виктор: - Вот потому Илья и не всё может взять в руки, да, порой, он не может облокотиться обо что-либо, вот потому для него это большая проблема.

Луговской: - Ну, а отомстить своим прошлым обидчикам Вы можете?

Илья: - Мне кажется, что я могу, но если честно, так теперь я этого совсем не хочу. А меня убили мои лучшие друзья, пожелав завладеть моими деньгами. Я теперь удивляюсь только одному, грандиозному для меня событию….

Шафранский: - Это, какому?

Илья: - Ведь, людей и за меньшие грехи, чем я их имею, черти насильно тащат, этих визжащих и дёргающихся в конвульсиях от страха умерших людей, да омерзительно пахнущих, демоны затаскивают их в кромешный ад.

Шафранский: - А Вам Илья, что повезло?

Илья: - Да, мне явно и несказанно повезло. Но мне повезло, возможно, лишь только потому, что я в своей земной жизни хотя и грешил, но всегда делал это не сознательно, что ли.

Луговской: - Да, какая разница?

Илья: - Да такая. А вообще, здесь каждый наш грех регистрируется, и ему, греху, дают разную категорию.

Шафранский: - А за добрые поступки?

Илья: - Но и добрые дела, поступки и даже помыслы или положительные порывы Вашей души здесь учитываются с особым старанием. Что потом, после нашей смерти, играют самую важную роль для нашего загробного будущего.

Шафранский: - Ну, скажите?

Илья: - Да ещё, возможно за то я не в аду, что я завсегда старался защищать слабых людей, и самым активным образом, как только мог, да я завсегда противостоял явному злу. А вот мой один приятель, который меня убивал, в паре с другим моим приятелем, так и его уже кто-то убил.

Луговской: - Так и что?

Илья: - А то, что после его смерти двое огромных и грязных, запачканных в крови своих клиентов демоны приволокли его ко мне и, указав на меня, спросили у этого перепуганного бедолаги:

Демон: - Твоя работа? Проси прощение! (И не дожидаясь ответа, эти демоны, одновременно поклонились мне, стали с огромной силой хлестать моего бывшего приятеля своими хвостами. Да так хлестнули, что их хвосты врезались в тело клиента…. А кожа убийцы рваными ломтями свешивалась вокруг его посиневшего тела, после чего убиенный стал источать серьёзные потоки крови и не выносимую вонь, когда демоны тащили этого клиента в трещину земную, которая сразу разверзнутую под их ногами).

Илья: - И какие невыносимые муки испытывал этот убийца в руках демонов, Вы просто представить не можете!

Виктор: - Видно все грешники, совершившие убийства людей, после смерти, прежде чем попасть в ад, предстают перед теми людьми, которых они убили и за это они сразу получают серьёзную взбучку, граничащую с умопомрачением.

Луговской: - И это правильно.

Илья: - Так вот, если не хотите после смерти вечно ходить в серой одежде и иметь муки невыносимые, тогда прекратите грешить, вообще, и старайтесь ежечасно совершать хорошие и поступки, которые помогают нуждающимся людям жить лучше и сытнее.

Кочубей: - Ну, а явных грешников, Вы Илья на земле, кроме Вашего убийцы,  после их физической смерти Вы не наблюдали?

Илья: - Вы знаете Александр, все серьёзные грешники, как я подозреваю, после своей физической смерти, да под охраной злобных демонов сразу проваливаются в преисподнюю, что я теперь часто наблюдаю, а какие у них бывают удивлённые, да искажённые от страха лица, видели бы Вы….

Шафранский: - Вам, об этом рассказывали Ваши ангелы?

Илья: - Да нет. Я это наблюдаю очень часто, когда земля разверзается перед грешниками, которых демоны тащат в своё адово логово, словно омерзительное, извините, дерьмо.

Кочубей: - А как это происходит….

Илья: - А оттуда, из преисподнии, через эти земные трещины, образующиеся в момент провала этих грешников, очень страшно и длинно выскакивают огнедышащие языки, чадящие, не поверите, нестерпимым и как бы, для меня ощутимо, животно-смердящем страхом людским….

Виктор: - А я и теперь ещё могу видеть чертей и ангелов.

Илья: - Но те грешники, кто после того, как услышат из уст убиенных ими людей о том, что они никогда не получат прощения на том свете если и после проклятий предполагаемой жертвы, всё равно убивают человека! Так тогда они обязательно подвергнуться самым жестоким и самым долгосрочным мукам, самого страшного свойства.

Луговской: - Тогда что, это самый страшный грех, когда тебя уведомляют, а ты всё равно убиваешь.

Илья: - Правильно.

 Кочубей: - Да, это наверно должно быть весьма убедительным аргументом для всех убийц.

Илья: - Ещё какое…. А вот те люди, кто при жизни были ярыми атеистами, кто рушил храмы и уничтожал иконы, да учувствовал в казни священников, а особенно страдают те люди, которые считают себя сознательными сатанистами!

Кочубей: - Вот те ярые воинственные атеисты и сознательные сатанисты наверно обязательно горят в огненной гиене долгое время, проходя самые тяжкие круги ада, да наверно без права возродиться вновь, как в преисподние, так и в раю.

Луговской: - Собственно, когда они оказываются там, так они не сгорают, как Вы это понимаете, хотя они и только по своему собственному, по прижизненному эгоизму подвергаются самым тяжким и длительным испытанием, весьма здорово страдая физически….

Шафранский: - Ну, а демоны, да черти всевозможные, их много на нашей грешной земле?

Илья: (опять письменно) - Этой нечисти здесь, на земле расплодилось столько много, аж жуть! И мне очень жаль, что она Вам не видна, эта нечисть! Порой мне кажется, что куда не ступи, особенно в любые места нечистот, так там обязательно эта нечисть вьётся своею плотною толпой.

Шафранский: - А почему плодятся ангелы и демоны, что этому способствует?

Илья: - Как только человек появляется на свет божий, так к нему сразу придаются уже существующие много веков ангелы.

Кочубей: - И только ангелы?

Илья: - Конечно. Но если человек совершает преступление, так у него за спиной вместо ангела, который отступает от человека, сразу на свет появляется чертик, или даже целый демон, в зависимости от совершённого им греха.

Луговской: - Наверно тогда, когда грешат люди, тогда они сами невольным образом подписывают кровью договор с дьяволом?

Илья: - Возможно.

Кочубей: - А может быть так, что с одной стороны, за спиной человека находится ангел, а с другой стороны бес?

Илья: - Нет, такого кощунства, я думаю, не случается. А когда человек имеет благие помыслы или совершает благое деяние, тогда на свет сразу появляется новый ангел, или сразу несколько ангелов, порой уничтожая лохматых, которые уже находятся при порочном человеке.

Виктор: - Но, наверно который, этот человек, уже встал на путь исправления своей душевной сущности.

Шафранский: - А кого больше ангелов или разной хвостатой нечестии в мире?

Илья: - Последние годы, к великому сожалению, как мне говорят ангелы, разной нечестии расплодилось гораздо больше, чем появляются на свет божьих ангелов. И это всё случается только потому, что уж много мы сознательно грешим.

Луговской: - А что будет, когда эта нечисть расплодиться сверх меры?

Илья: - Тогда ангелы будут гибнуть или покидать нас, а когда их совсем не станет на земле, так сразу наступит конец света.

Шафранский: - А почему?

Илья: - Ведь люди, при таком положении дел, совсем останутся без защиты, после чего они сразу потеряют своё человеческое обличие и свою божественную сущность.

Виктор: - А затем, люди превратятся в оборотней со звериными повадками, даже без своего личного желания быть таковыми.

Луговской: - Ну, а эти оборотни….

Илья: - А став зверем, человек обязательно примет все самые гнусные демонические привычки и навыки этих преднамеренных грешников.

Кочубей: - Да почему же обязательно люди да станут зверьём? Ведь прогресс, даже в самом отрицательном для праведности виде, вынужденно будет толкать человечество к его усовершенствованию.

Илья: - В том случае, когда ангелы покинут нас по причине безбожия: а значит за счёт засилья глобального влияния золотого тельца, посредством официально разрешённого человеками разврата и безмерным увеличением в нашей земной жизни изощрённых, да безнаказанных преступлений….

Виктор: - А потому….

Илья: - В таком случае люди будут способны сразу принимать звериное нутро, окружённые и руководимые лукавым, порой, несмотря на всё их благое земное обличие.

Луговской: - На что людей будет толкать демон. А люди, оставшись без божественной защиты, когда они лишатся ангельской опеке, уже и будут вести себя, да поступать в соответствии со звериными повадками хвостатого.

Илья: - Правильно. Вот потому, вместо прогресса люди всё больше будут погружаться в безграмотность, да огрубляться душой. И потом потомство, у особо грешных людей, будет получаться уродливое, со многими серьёзными, порой неизлечимыми заболеваниями.

Кочубей: - Это что, по Вашему мнению, что все люди, рождаясь от духовно чистых людей, должны и обязаны быть внешне только красивыми?

Илья: - Правильно. А вот когда люди теряют свою духовную чистоту, возможно даже и по своему невежеству, так сразу и его потомство теряет свою внешнюю привлекательность. Но и бывают праведными люди не привлекательные внешне.

Кочубей: - А бывают и красавцы с уродливой душой.

Илья: - И такое часто случается.

Виктор: - Вот почему, наверно, в России гораздо больше красивых людей, особенно женщин, чем в других странах. Возможно потому, что в России сегодня пока ещё больше людей праведных, и меньше людей грешных.

Илья: - И это правда.

Луговской: - И почему люди часто самым невольным образом становятся почитателями хвостатого?

Илья: - Ведь дети богатых людей, в основной своей массе, уже теперь не желают нормально учиться, покупая сдачу экзаменов и сами дипломы. А на деле они становятся обычными примитивными потребителями богатств, нажитыми их родителями. Что им постоянно диктует и внушает хвостатый беспредельщик.

Виктор: - Самые страшные бездельники и бывают самыми надёжными почитателями хвостатого, который внушает этой никчёмной публики бездеятельность и порочность.

Луговской: - А Господа почитают люди трудолюбивые, талантливые и любознательные.

Кочубей: - А тут люди, я это понимаю, что они сами лишают себя ангельской, а значит божественной защиты всем своим поведением, помыслами и деяниями уничтожив всё самое святое на земле, отказавшись от опеки ангелов и приняв услуги тёмных сил, в буквальном смысле этого ужасного события.

Илья: - Вы правильно понимаете и оцениваете это, гигантскими шагами приближающиеся событие будущей действительности.

Шафранский: - А где этой нечестии бывает больше всего?

Илья: - Ну, где играют и гадают в карты, да в другие азартные игры, где сквернословят и занимаются порочным прелюбодеянием, где готовится преступление и где оно совершается, где люди сами желают и в сектах общаются с живой нечистью….

Шафранский: - А ещё где?

Виктор: - Ну и в других, как Вы понимаете местах, где люди забывают о чистоте своих помыслов и поступков, где черти готовы прихватить человека в их малых, да в больших слабостях, и в их, особенно в преднамеренных преступлениях….

Кочубей: А Вы Виктор, откуда всё это знаете?

Илья: - Так Виктор, так же всё ясно видит, как и я. Что я это теперь знаю досконально.

Шафранский: - А ещё что делают эти черти?

Илья: - А ещё, я их много вижу в местах отхожих, откуда черти принуждают грешников, подгоняя их плётками, черпать, извините дерьмо, да заливают эти человеческие экскременты в пищевые бочки, предназначенные для своих, самых важных и почётных клиентов ада.

Виктор: - А человеческие грешники, умирая, уносят это «добро» огромными чанами в ад, в преисподнюю, и значит ….

Кочубей: - А почему, мы Вас не можем видеть и слышать, как это возможно Виктору?

Илья: - Ну, это наверно происходит лишь только потому, что Вам, мои уважаемые друзья, пока совсем не обязательно это уметь. Ну, это видеть меня и общаться со мной напрямую.

Шафранский: - А почему, извините за нашу настойчивость?

Илья: - Ведь Вы пока ещё не прошли то великое очищение, которое, пусть только на половину, но уже добровольно и с великим усердием прошёл и далее проходит Виктор. Да, и это его такое серьёзное очищение, если честно, не обязательно всем проходить!

Кочубей: - Это, какое ещё такое очищение?

Илья: - Что удивительно, так Виктор в своей жизни всегда, с самого своего рождения, вёл и ведёт свою жизнь в рамках строгого Православного Христианства.

Луговской: - И это он делает осознанно?

Илья: - Даже сам того не ведая, а просто, он так себя ощущает, в этом своём таком чистом духовном состоянии, что ли более комфортно, чем мы все, несмотря на любые трудности в его жизни.

Луговской: - И я это заметил. Вот почему Виктор всегда, с известными и неизвестными ему людьми, всегда обращается ко всем только на «Вы». Наверно он так воспитан, своими прекрасными родителями.

Шафранский: - А как бы и нам, так очиститься? И когда мы узнаем о том, что мы уже очистились, от всех наших прошлых грехов?

Виктор: - Об этом очищении Вы узнаете сразу, но только после Вашей кончины. А вот очиститься Вам не поздно ещё и сейчас.

Шафранский: - А вот, скажите мне Илья, что я сегодня написал утром в своём дневнике, а затем тут же стёр всё это?

Виктор: - Читайте один, Александр Шафранский.

Шафранский: (прочитав с удивлением, написанное для него) - Да, это всё точно, то самое….

Луговской: - Что же, мы благодарим Вас Илья за Ваше такое искреннее отношение к нашему не простому любопытству.

Виктор: - Да, и мы Вас очень благодарим Илья, за Ваши такие интересные ответы. Я знаю, как Вам трудно с нами общаться…..

Луговской: - Да и Вам, мне говорил Виктор, ещё нельзя нам многое чего говорить, из всего того что нам пока не открыто, по непонятным для нас причинам. А вот почему это случается? Если Вам не трудно, ответьте на этот последний мой вопрос.

Илья: - Да, только потому, что Вы ещё много чего не зная, всё равно стараетесь совершить, наперекор здравой логике, а все свои благие дела, что ли теперь совершаете более упрощённо, да в некотором смысле всё более безответственнее…

Кочубей: - Это, по Вашему мнению, всё происходит только потому, что люди, чем больше они знают о том, что Господь уничтожил ад, так они всё больше будут намерены грешить? А почему этот парадокс происходит?

Илья: - Наверно потому, что люди уже знают, по крайней мере, знают те верующие люди, которые читали библию, о том, что Господь уже упразднил ад. Вернее не сам ад, в буквальном смысле этого учреждения, а его безмерное влияние на людей.

Виктор: - А это происходит лишь только потому, что люди зная о том, что они не вечно будут находиться в чистилище, а лишь только столько, сколько они будут проходить круги ада, за свои совершённые при земной жизни грехи….

Виктор: - А зная о том, что для них теперь ада нет, тем самым люди сами, своим эгоизмом бездумно загоняют себя на более длительный период их нахождения в преисподней.

Луговской: - А значит, совсем не ведая о том, на какие тяжкие муки они себя обрекают!

Илья: - И, потому также. Ведь всё равно за счёт своей слабости все люди, после прохождения всех полагающихся каждому человеку кругов ада, они всё равно окажутся в раю, за исключением некоторых особей человеческого рода, а это самых одиозных личностей. Хотя и не факт…

Кочубей: - А кто попадёт в это исключение и кто по факту совсем не окажется в раю?

Илья: - Вот это Вы точно узнаете только тогда, когда предстанете и будете судимы самим Господом нашим, по делам Вашим греховным, или Вы будите награждены за дела Ваши праведные. Ведь Господу известно всё о нашей земной жизни.

Шафранский: - А слабо было бы нас об этом серьёзно и заранее предупредить?

Илья: - Так Вы внимательно читайте Библию, где всё для Вас непонятное из Вашей жизни, там всё разъясняется, при условии, если Вы только добровольно станете служить добру и божественной любви.

Кочубей: - Ведь Библия, не всем и не всегда сразу понятна.

Илья: - Вот в том то всё и дело, что те граждане, кто активно грешил и продолжает это делать, сознательно совершая преступления, для тех людей библия никогда не будет полностью открыта, в её познавании.

Шафранский: - Ну, таким конечно….

Илья: - И это значит, что если человек, чем он больше грешит, так тем для него Библия становится всё больше закрытой, для её познавания.

Виктор: - Всё правильно. А значит, для таких людей Библия всегда будет менее понятна, чем людям, которые стремятся к праведности.

Луговской: - Это ещё почему?

Илья: - А потому, что когда человек намеренно не грешит, тогда его охраняют ангелы, а если человек явно расположен грешить, в таком случае за плечами у него бесы, которые так и нашептывают человеку: - «Всё это бред, да сплошная галиматья!»

Виктор: - Вот потому грешный человек и не может адекватно воспринимать текст библии как божественную истину последней инстанции.

Кочубей: - А всё-таки, почему грешники оказываются в аду?

Луговской: - Ты хочешь сказать о том, почему мы грешим? Коль мы всё должны жить по заветам Господа. А если Господь знает о том, что мы будим грешить, так зачем он это нам дозволяет совершать?

Кочубей: - Ведь Господь всё знает и даже то, как именно мы, люди, намерены и совершаем все свои деяния, а потом, кто сознательно грешит, а кто и нет? Ведь мы сами вольны решать, что лучше для нас, а что нет….

Илья: - Наверно всё так, как мы и предполагаем. Но надо помнить и то, что Господь намеренно не вмешивается в решении людей совершать любые, праведные или греховные свои поступки.

Луговской: - А кто должен это решать?

Илья: - Это должны для себя позволять сами люди, а Господь только глядит на то, на что способен каждый человек в своих помышлениях, намерениях и поступках. И эти поступки людей говорят Господу, на сколько человек стабилен в праведности.

Луговской: - А уже из этих наших помышлений, намерений и от наших поступков наверно зависит и то, на какую загробную и вечную жизнь мы сами себя обрекаем….

Кочубей: - Кого, наверно, Господь будет прочить на более ответственный пост, в структуре руководства раем, а кого и только на место малозначимое, да не такое интересное и весьма примитивное, что ли в раю? Это так?

Илья: - Быть может всё это и так, но я пока этого не знаю. Поскольку, мне так кажется, что это всё совершается только по самой  Высшей мере справедливости.

Луговской: - А мне кажется, что самым серьёзным грешникам нет места в раю.

Шафранский: - Ведь даже если и простить этих грешников, так они, возможно, что они всё равно будут грешить и даже в раю!

Виктор: - А грешить в раю это совсем недозволительно. Но мне кажется, что в раю люди совсем не смогут грешить лишь только потому, что они будут, очистившись от всех своих грехов, обладать самыми главными ценностями морально-этического качества….

Илья: - А главное надо человеку показать все свои самые духовные свойства, обретая эти Великие ценности при жизни, и которые сразу видны при поступлении в рай.

Луговской: - А значит, вся наша земная жизнь служит только для того, чтобы Всевышний Творец по нашим деяниям, дурным или чистым, нами вслепую осуществляемые, мог сразу определить каких благ или какого наказания достоин каждый человек за эти свои земные поступки?

Шафранский: - А если мы обращаемся к Господу в молитве, так нас слышит кто-нибудь там, в небесной канцелярии?

Илья: - Как мне говорили мои ангелы, что только каждое наше искреннее отношение и внимательное обращение к Господу сразу регистрируется нашими ангелами.

Шафранский: - И что дают эти искренно произнесённые наши обращения к Господу? Ведь мы сразу, а может быть и никогда не ощущаем помощь Господа в наших просьбах.

Илья: - Главное, что искренне выраженные обращения к Господу обязательно будут услышаны Господом, особенно в самые пиковые ситуации в Вашей жизни. И надо исполнять десять заповедей Господа, тогда и Ваши просьбы будут реальны для бога.

Кочубей: - А значит, что мы обязательно по своему поведению, после нашей земной жизни мы попадём в рай или в Чистилище, а потом, всё равно в рай?

Илья: - К великому Вашему сожалению, но третьего не дано.

Кочубей: - А если это Вам надо Илья, так Вы уже теперь можете без стеснения нас покинуть. Ведь мы не хотим, чтобы Вам Илья было из-за нас плохо? Внимание друзья, Вы согласны чтобы Илья, если он это пожелает, мог сейчас же от нас уйти?

Автор: - И все присутствующие на этом удивительном сеансе откровений быстро с этим согласились.

Илья: - Мне было приятно с Вами общаться, но я вынужден Вас покинуть. До свидания друзья! И не забывайте о том, что человек от рождения и до самой своей физической кончины, он завсегда находится под неусыпным надзором своей совести, а совесть это функция самого реального контроля у людей, которые ещё не потеряли себя в греховных деяниях.

Луговской: - А что, совесть - это главный орган души человека?

Илья: - Ваша правда, уважаемый Евгений, что совесть – это глаза и уши души, но только у порядочных людей.

Кочубей: - А у порочных….

Илья: - А у порочных людей их глаза и уши не душа, а их чёрная печень, особенно у людей с жестокой алчностью и у людей безмерно падших. А теперь до свидания, надеюсь на то, что мы с Вами ещё увидимся, там, в раю….

Кочубей: - А ещё мы, там, в раю, с кем мы там встретимся?

Илья: - Мои ангелы мне сказали о том, что я в раю могу встретиться со всеми теми людьми, которые когда то жили на земле и умерли, а так же и с Господом нашим.

Шафранский: - Со всеми людьми, с которыми я захочу?

Илья: - Мне сказали, что со всеми.

Шафранский: - А теперь до не скорой встречи, извините, уважаемый Илья, до не скорой встречи с Вами.

Илья: - Вы неправы Александр, поскольку жизнь человека очень скоротечна.

Луговской: - Удачи Вам, на божьем суде Илья!

 Автор: - После чего, по комнате ощутимо пронёсся лёгкий прохладный ветерок. И все присутствующие в комнате друзья явным образом почувствовали, как что-то очень мощное и огромное вылетело из комнаты в открытое окно.

Шафранский: - Ух, как это просто, летай себе вволю и никаких забот.

Виктор: - Как раз, за эти сорок дней Илье предстоит испытать много напряжённых событий. Вот потому, ему сейчас и не до нас, у него сейчас итак много хлопот. А также, ему сейчас некогда наслаждаться свободным полётом, возможно потом, после суда над ним….

Автор: - А с уходом Ильи мгновенно исчезли и все его записи, будто их вовсе и небыло в тетради. А тетрадь, перед уходом Ильи, сама закрылась, да авторучка так же сама и так аккуратненько легла на закрытую тетрадь.

Шафранский: - А знаете, уважаемые господа, мне кажется, что мы сейчас присутствовали при самом знаменательном событии в нашей жизни!

Кочубей: - И это грандиозное событие в нашей жизни я предлагаю отметить, и думаю, что это будет самое правильное решение для того чтобы всё спокойно обсудить и отметить веху нашего духовного перерождения.

Луговской: - А всё таки мы возможно первые, кто добровольно и так бесстрашно согласились и участвовали в беседе с реальным адептом загробной жизни.

Шафранский: - Теперь я точно буду менять своё отношение к делам греховным и праведным.

 

 

Глава 8.

(Двадцать лет спустя)

Планы на будущее.

Шафранский: - А что, кто это сказал, что адепту Илье нельзя долго общаться с нами, с живыми людьми?

Виктор: - Да, нельзя. Об этом я, по просьбе самого Ильи предупреждал Евгения Михайловича. И я весьма рад тому, что Евгений Михайлович вспомнил об этом нашем обещании.

Луговской: - Но мы ещё сможем пообщаться с Ильёй, если только к этому общению он будет расположен, как и другие умершие люди. Я правильно тебя понял Виктор?

Кочубей: - А Илья что, он ещё раз не сможет с нами встретиться и поговорить?

Виктор: - Конечно Евгений Михайлович, Вы правильно меня поняли. Но я думаю о том, что Илья и так много нам очень важного сообщил, из того, что он мог нам сказать без ущерба по своим теперешним обстоятельствам.

Кочубей: - Я думаю, что на это откровение Илью подвиг наш Великий создатель всего сущего в этом мире.

Луговской: - Наверно Илья что мог, то он нам и сообщил. А потому, встреча с Ильёй в ближайшем будущем для нас навряд ли осуществима. У него итак сейчас много своих неотложных дел и обязанностей.

Виктор: - Ведь сказано в Библии о том, что после смерти человек три дня находится в пределах нашего осуждения, ища моральной помощи от родных и от близкие ему людей. Вот в это самое время Илья и был согласен поговорить с нами.

Луговской: - Это что сказано в «Книге мёртвых»?

Виктор: - Я точно не помню где. Так вот, а потом шесть дней душа человека, уже полностью освободившись, а значит, полностью оторвавшись от зависимости своего тленного тела. …

Луговской: - И после того когда усопший пообщается с Господом Богом, он сразу посетит места приятные, обители святые и ему эти шесть календарных дней показывают красоты рая.

Шафранский: - Это записано в библии.

Луговской: - Я знаю, и эти, самые значимые дни для покойника, а это 3-ий, 9-тый и 40-ой дни, полгода и год, вот те дни, в которые необходимо особенно страстно и очень искренне, сколько можно, надо молиться за усопших людей.

Виктор: - Правильно. А после показа упокойному рая душа его вновь предстаёт перед Господом, для поклонения Всевышнему Творцу, после чего усопшую душу 30дней водят и показывают ей различные места мук, где грешники, скрежеща зубами, отбывают свои мытарства.

Луговской: - И я где-то читал о том, что при посещении ада грешная душа непременным образом очень страдает. Душа, приближаясь к тем местам чистилища, где отбывают мытарства души за определённые, совершённые именно этим грешником, земные греховные деяния.

Кочубей: - Так, по твоему получается, что, будучи пьяницами, при земной жизни, они обязательно притянутся к тому месту, где проходят мытарства такие же пьяницы как он, а это страстные любители зелёного змия?

Луговской: - Конечно. Но не по моему мнению, а, по мнению профессора богословия А.И. Осипова, душа будет там находиться до полной её очистки от определённой человеческой страсти, в муках и стенаниях?

Кочубей: - А это может происходить очень долго без учёта времени, но при тяжких муках души, да с огромным желанием навсегда отрешиться от всех её греховных деяний, совершённых при жизни усопшим человеком, а на третий день воскреснувшей, но уже очищенной в полном объёме её духовной чистоты?

Виктор: - И все эти события для усопшего человека вполне реальны и обязательны, как посещение рая, так и ада. Но прохождение ада для грешников, может продлиться и бесконечно долго.

Луговской: - А при земной жизни, замолившие свои грехи граждане, возможно, что они и минуют все эти страшные места ада за 30 дней. Особенно те граждане, за которых будут искренне молиться живые люди, желая усопшим быстрого очищения их грешной души.

Кочубей: - И только серьёзным образом покаявшиеся при жизни люди смогут миновать все эти мытарства, если их душа не притянется к одному из тех 20 греховных мест, которые нам будут показаны в аду….

Виктор: - Эти 20 видов самых главных мытарств, которые известны нам ещё с давних времён, вмещают в себя все виды главных земных грехов, которые только могут совершать люди при их земной жизни.

Луговской: - И какие это грехи человеческие?

Виктор: - В житии Василия Нового блаженная Феодора подробно рассказывает о порядке и о численности этих двадцати мытарств.

Кочубей: - А нам ты можешь огласить эти мытарства?

Виктор: - Конечно. Первое мытарство назначено за празднословие и сквернословие. Второе – за ложь, третье – за осуждение и за клевету, четвёртое – за объедание и за пьянство….

Луговской: - Что за объедание и за пьянство одно и то же мытарство?

Виктор: - Да, так написано. Пятое мытарство полагается за лень, шестое – за воровство, седьмое – за сребролюбие и за скупость, восьмое – за лихоимство, за взяточничество и за лесть….

Шафранский: - Это что, лихоимство и лесть находятся в одном пакете мытарств?

Виктор: - Это равнозначные грехи. А дальше: девятое мытарство наложено за неправду и за тщеславие. Десятое мытарство за зависть, одиннадцатое – за гордость, двенадцатое – за любое человеческое гневление, тринадцатое – за злопамятство.

Кочубей: - Даже злопамятство есть!

Виктор: - А четырнадцатое – за разбой, за избиение и даже за любую драку, учреждённую с другим человеком, да и за любое унижение любой земной твари.

Луговской: - Это что, даже за то, что мы при жизни кого-либо ударим, пусть даже и по щеке, да легонько?

Виктор: - Вот именно, ведь это всё реальное моральное, пусть не больное, но всё же за оскорбление человека. Пятнадцатое мытарство за колдовство, за магию, за оккультизм, за спиритизм и за гадания, шестнадцатое – за блуд, семнадцатое – за прелюбодеяние….

Шафранский: - Это что, за блуд и за прелюбодеяние разные мытарства?

Виктор: - Вы правы, это разные мытарства, а почему я Вам и не могу объяснить. Восемнадцатое мытарство за содомство, девятнадцатое – за идолослужение и за ересь, а двадцатое, последнее мытарство, это за не милосердие и за жестокосердие.

Луговской: - А что такое содомство? И, каким образом проходили эти мытарства?

Виктор: - Содомство это наверно всеобщее плоцкое грехопадение, как это произошло в древних разрушенных Господом городах в Содоме и в Гоморра. Феодора видела в аду чудовищ, которые топили грешные души в огненных озёрах чадящих серой.

 Луговской: - А главное, я помню, она видела искажённые от страха лица, слышала ужасные, неутихающие вопли и видела немыслимые мучения, которым подвергались все грешные души.

Кочубей: - И что, все эти события, после нашей физической смерти обязательно последуют для каждого из нас и в той самой последовательности, как указала Феодора?

Виктор: - Наверно. Но для меня, когда я был в коме, почему-то этот цикл и порядок вещей указанной Феодорой был изменён, поскольку мне сразу, минуя этих трёх положенных дней, которые необходимы умершим людям для отрыва от собственного тела, мне ангелы сразу показали рай.

Кочубей: - Это всё безмерно интересно. А ты Виктор наверно особый человек.

Виктор: - Да нет, ни какой я не особенный, ведь ещё в книге «Жизнь после смерти» автор, а он был практикующим хирургом, приводит множество примеров того как его пациенты, побывав в загробном мире за счёт их нахождения в коме, рассказывали подобные вещи.

Шафранский: - А им можно верить? Ведь многие люди, побывавшие в коме, не сговариваясь говорили одно и тоже, случившимся с ними при остановке сердца.

Луговской: - Да, узнав всё это, я теперь навряд ли посмею грешить и обижать, пусть даже и людей заслуживающих этого, а значит самого тяжкого наказания. Но только после того, я думаю, как мы вернём квартиру Виктору.

Шафранский: - Да братцы, (внимательно осматривая стол, тетрадь, авторучку и всё под столом), я слышал о том, что в жизни происходят разные чудеса, но никогда я в это серьёзно не верил, а тут! И что, всё это давно известно людям?

Виктор: - Конечно. Но все эти далеко не тайные сведения о загробном мире давно известны только тем людям, кто по простому, но очень серьёзно относится к Православно  Христианскому учению.

Луговской: - А это, в основном, люди святые, которые описали эти события. А им, об этих событиях, было показано в их видениях или они их наблюдали тогда,  когда они сами находились в коме.

Кочубей: - И эти события наблюдали, будто бы во сне обычные люди, особенно те, кто искренне верит в загробный мир, да во Всевышнего Творца.

Луговской: - А тут, ну братцы мы сейчас самым неотвратимым образом присутствовали при групповом супер грандиозном событии в нашей жизни, я бы сказал, и в жизни всего человечества!

Шафранский: - С чем я также с удовольствием вынужден согласиться, под гнётом неопровержимых фактов, случившихся на наших глазах.

Луговской: - После чего можно теперь с полной уверенностью и клятвенно говорить о том, что бог и потусторонний мир реально, да самым неотвратимым образом существуют, хотим мы этого или нет!

Шафранский: - А это, пожалуй, теперь самое главное знание и событие, лично в моей жизни!

Виктор: - Теперь, я думаю, что у Вас всех снят с сердца тяжкий камень сомнений. Теперь, я надеюсь, Вы больше никогда не будите метаться, между верой в бога и сомнением в пользу безверия!

Шафранский: - Теперь нам каждое воскресенье предстоит посещать церковь, как это делали наши деды и прадеды, да соблюдать посты, а также жить по заветам Иисуса Христа.

Виктор: - А я думаю, что никому не обязательно через силу посещать церковь, да и совсем не надо понуждать себя совершать молитвы.

Луговской: - А вот понуждать себя надо обязательно во всех наших благих помыслах и деяниях.

Кочубей: - Но, если мы это будим делать по велению своего сердца, порой понуждая себя к доселе нежеланному для нас действию, ломая, да преодолевая в себе застарелую леность, так это нам потом только зачтётся.

Виктор: - Конечно зачтётся, если это будет происходить от чистого сердца, а не потому, что Вы захотите наработать побольше положительных балов для загробной жизни.

Луговской: - А я думаю, что первоначально нам предстоит, на основании наших новых убеждений, понуждать себя ходить в церковь самым серьёзным образом и молиться, но только внимательно, да с великим усердием.

Шафранский: - Ну а потом, через некоторое время, когда мы, что называется по настоящему оцерковимся, тогда нас сразу посетит божья благодать, если мы отмолили все свои прошлые грехи и не станем их копить в будущем.

Луговской: - И тогда посещение храма для нас станет насущной необходимостью, я думаю, как самая желаемая обыденность.

Кочубей: - При условии, что мы найдём приличный приход, да достойного батюшку, который самым качественным образом будет исполнять свои служебные обязанности. А это сегодня, ох как не просто найти.

Луговской: - А я думаю, что любая церковь, где происходят только канонические служения Православного Христианства, достойна стать домашним храмом для всех, рядом с храмом проживающих людей.

Виктор: - А батюшки только проводники божественных знаний и исполнители церковных таинств.

Кочубей: - Наверно правда и то что независимо от того хорош священнослужитель или нет, всё равно в любой нашей Православно Христианской церкви уже существует дух божий.
   Виктор: - И это главное, на что нам надо и необходимо ориентироваться.

Луговской: - И мы, при самом глубоком отрешении от земных страстей и забот, мы сами сможем воочию ощутить этот дух, если конечно мы чистосердечно покаемся по всем нашим большим и малым греховным деяниям.

Кочубей: - А в будущем мы уже не сможем больше грешить, да и по своему добровольному, а возможно и по своему категоричному нежеланию это делать.

Шафранский: - Итак, теперь, когда нам доподлинно известно о наличии загробного мира, а главное, это то, что мы уже с полной своей уверенностью знаем о том, что Господь есть….

Луговской: - А значит, я думаю, что теперь нам сам бог будет сопутствовать в этом нашем благом акте по восстановлению справедливости, в деле возврата квартиры Виктора.

Шафранский: - Ну, ты скажешь….

Виктор: - Вы извините, но Всевышний Творец только наблюдатель, а не помощник в любом действии людей. Ведь мы, люди, равны богу, но только в любых своих благих деяниях….

Луговской: - А я думаю, что Господь всегда поможет людям в их благих деяниях, и только в греховных он нам не помощник.

Кочубей: - Ну, и что из этого следует?

Виктор: - Я думаю, что любое осуществлённое зло людьми, как в случае с настоящими бандитами, это действие ни в коем случае не желанно для Господа.

Кочубей: - А значит, нам теперь надо постараться осуществить это возмездие таким образом, чтобы это произошло не в виде греховного деяния, а как бы в назидание этим гражданам, да для их исправления.

Луговской: - Так теперь, я думаю, настало время безотлагательных действий, когда нам пора бы уже обсудить план по захвату документов бандитов.

Кочубей: -  И чем быстрее мы это осуществим, ну, эту нашу запланированную акцию, тем скорее зло будет посрамлено и наказано!

Виктор: - А в этом благом и справедливом деле, я думаю, нам в помощь будет наш глобальный фарт, при всех наших теперешних необычных помощниках. И спасибо Вам за то, что Вы согласились мне помочь.

Кочубей: - А теперь пан Шафранский быстренько съешь свой галстук, дабы ты смог по-настоящему прочувствовать то, что ты раньше не совсем правильно жил, будучи атеистом! Я, как и все здесь присутствующие граждане, прекрасно помним, как ты это нам обещал!

Луговской: - Давай Сашенька не стесняйся, снимай свой шикарный итальянский галстук, разрешаем тебе его порезать на мелкие кусочки и сдобрить это необычное блюдо твоими самыми любимыми специями и приправами….

Автор: - Шафранский неохотно снял с себя свой любимый галстук, взял ножницы и, уже хотел резать ими своё шикарное итальянское изделие….

Кочубей: - Постой пан, не режь галстук. Ты лучше прикрепи его к дощечке, а дощечку вставь в рамочку….

Луговской: - А под галстуком, на этой дощечке ты напиши, что это свидетельство твоей дурости, да  твоей прошлой духовной слепоты, поскольку ты был рьяным, да самым глупым в мире человеком, когда мнил себя злобным атеистом.

Кочубей: - И повесь это свидетельство твоего прошлого позора на самое видное, да на самое почётное место, я думаю под иконами, которые ты теперь обязан приобрести в большом количестве.

Луговской: - А я предлагаю тебе пан написать картину, на которой апостол Павел или апостол Пётр принимает покаяние у прихожанина. И надо будет найти хорошего скульптора, который смог бы сюжет твоей картины перенести в скульптурное изображение.

Шафранский: - А это мысль. И это скульптурное изваяние надо будет помещать в закрытые беседки, рядом со всеми церквями.

Луговской: - И каждый прихожанин, те граждане кто стесняется каяться у батюшки, смогли бы войти в эту беседку, встать на колени и под святой епитрахилей, который батюшка накладывает на голову прихожан, можно будет чистосердечно покаяться прямо самому Господу!

Виктор: - При этом в этой беседке или на внешней её стене надо разместить правило покаяния. А когда прихожанин встанет на колени, разместив свою голову под епитрахилью, тогда должно сработать устройство, которое спокойным голосом предложит человеку покаяться во всех его грехах Господу.

Шафранский: - А так же прихожанин может в беседке опустить в урну свои пожертвования. И это покаяние в беседке будет считаться подлинным, после чего надо разрешить прихожанам принять святое причастие.

Кочубей: - А иконы ты теперь пан приобретай. И не обязательно, чтобы эти иконы были старинные, можно теперь купить иконы и сработанные руками умельцев Патриархии.

Виктор: - Так как Вы теперь пан Шафранский Александр, извините, но я не знаю Вашего отчества, Вы из атеистов, я надеюсь, выбыли добровольно и навсегда?

Шафранский: - Клянусь!

Виктор: - И я теперь уверен в том, что Вы навсегда духовно переродившись, теперь Вы станете самым достойным членом всего нашего небольшого дружного высоко религиозного сообщества!

Кочубей: - Ну, и что теперь для Шафранского изменится?

Луговской: - Теперь ты пан Шафранский не сможешь быть жлобом, завистником, а должен чистосердечно помогать даже самым, на твой ещё не совсем совершенный взгляд, самым недостойным гражданам нашего общества встретившимся тебе на твоём бренном пути.

Кочубей: - Которые только, будут явно нуждаться в нашей духовной, а больше в твоей материальной помощи.

Виктор: - А главное, что Вы теперь должны знать о том, что человек никогда не должен быть злобивым, обязан уметь прощать любые обиды, да не гордится любыми своими благими достижениями.

Луговской: - Нам теперь наверно уже пора бы знать и то, что если мы и совершим что-либо гениальное, так эту способность нам предоставил, и через нас воплотил в жизнь, сам Господь.

Виктор: - А теперь Вам понятно, что Вы, как это Вам раньше было ни обидно, будучи для многих людей гениальным человеком, Вы теперь, возможно лично для себя, станете обычным Православным Христианином, без бахвальства и без глупой гордости.

Луговской: - А значит, Вы теперь станете только доверенным проводником необходимых для нашей жизни знаний и открытий, которые нам, возможно, доверит и через нас огласит сам Господь….

Шафранский: - Я слышал о том, что если человек не стал тем, кем он даже очень желал, по любым жизненным обстоятельствам, так это только значит то, что для него Господь уготовил другое поприще, а какое – человек должен сам понять и гнушаться самой непрестижной работой.

Виктор: - И люди не могут судить другого человека по причине некой непрестижности определённой работы. Все работы и любая профессиональная деятельность людей, кроме греховной, должна быть уважаема любима людьми.

Кочубей: - Но, ведь есть на свете множество гениальных мерзавцев! Что им Господь тоже даёт эти способности сам, в надежде на то, что человек не возгордится и будет жить в рамках православных обычаев и правил?

Виктор: - Да, и этим людям любую благодать, даже в виде их гениальности даёт Господь. Но он не вкладывает в этих людей гордыню и другие известные нам пороки.

Кочубей: -  Этими пороками люди насыщаются сами, возгордившись и возомнив из себя немыслимых гениев. И за эту свою гордыню, перед людьми и Господом, они обязательно ответят на божьем суде!

Шафранский: - Так, по твоей логике господин Кочубей, я теперь просто обязан помочь даже тем бандитам, тем заблудшим овцам, документы у которых мы намерены выкрасть. А красть, как ты понимаешь, так это также большой грех!

Виктору: - Да кража – это большой грех, но оказывается не всегда!

Кочубей: - В этом случае мы, конфискуя, всё же мы возвращаем украденное имущество её подлинному владельцу, а не крадём нечто не принадлежащее Виктору.

Луговской: - А значит, мы намеренно заставляем бандитов вернуть награбленное имущество, что будит служить, я надеюсь, только для их блага.

Виктор: - И ещё, Вы уже знаете и должны поверить мне в этом, что не все убийцы после своей физической смерти попадают в ад. Вернее в ад они попадут, но не на всегда.
   Луговской: - А это ещё почему?

Виктор: - Да только потому, есть мнение, что они, эти злонамеренные убийцы в загробном мире уже и без собственного желания, пройдя все круги ада, после чего они будут, как рабы на галерах будут прислуживать своим прошлым жертвам вечно, которых они при жизни убили или серьёзно унизили.

Луговской: - И эти большие грешники наверно будет проживать, после своей физической смерти и после мытарств не в раю, наверно, где-нибудь в предбаннике рая.      

Виктор: - И это правильно.

Луговской: - А потому, наверно, все эти великие грешники будут проходить дополнительные круги ада, за своих, в прошлом обиженных жертв их прошлого произвола. За те грехи, которые получились в жизни жертв бандитов, после вмешательства бандитов в жизнь нормальных людей.

Кочубей: - И по делам, этим уродам!

Виктор: - А в свободное время от рабского труда, эти твари-убийцы будут жить, как самые последние ничтожества, питаясь в предбаннике рая на свалке, а ночевать где придётся, да не имея возможности исправить свою вечную мученическую жизнь в лучшую для них сторону.

Луговской: - Но нашей компании, славу богу, этих мытарств, быть может нам их и вовсе не видать?!

Кочубей: - Будущее покажет. Но, в нашем конкретном случае Виктор прав, продолжая разговор о кражах, мы ничего не крадём, а я думаю, что мы совершаем самое благое деяние, в рамках великой справедливости по возврату украденной квартиры её законному владельцу.

Шафранский: - Вот потому, все наши сопутствующие действия в этом деле, и, даже сама кража, я думаю, совсем не будут, как Вы понимаете, является серьёзным грехом.

Виктору: - Да, если бы это было не благое дело, тогда ни один адепт не помог бы нам. Ведь, пойти на греховные деяния, мои безгрешные адепты, умерев, они на эти греховные дела и поступки просто не способны.

Кочубей: - Но в этом деле, как я понимаю, так и все Ваши умершие помощники видят только восстановление порушенной не добрыми людьми справедливости.

Луговской: - А справедливость, если хотите знать, нужна и для блага самих бандитов. А также, мы, после этой акции обязательно покаемся, самым серьёзным образом. И Господь, я надеюсь, простит нас.

Виктор: - Хотя они, эти бандиты, этой самой справедливости сегодня, как Вы понимаете, меньше всего хотят иметь, заботясь только о своём нынешнем материальном положении, да с восторгом купаясь в лучах своей демонической вседозволенности.

Шафранский: - Да, эти нынешние бандиты, осуществляют свою дьявольскую волю в угоду своего эгоизма, да лишь только потому, что они совсем не желают трудиться на благо общества и самих себя.

   Кочубей: - А мы, пусть и путём нашего особого вмешательства в их среду обитания, мы только будим способствовать снятию с души бандитов всех тех грехов, которые они накопили в этом нехорошем преступлении, пусть даже и методом их серьёзного наказания.

    Виктор: - А в последующем, они будут наказаны и посредством нашего родного народного суда….

    Шафранский: - Для чего, для этой их душевной последующей реабилитации, бандиты просто обязаны покаяться, но только чистосердечно и обязательно искренне! В чём мы их обязаны убедить, а может быть и принудить.

 Кочубей: - А затем, бандитам предстоит попросить прощения у самого Виктора, и получить это прощение, если они не желают после своей смерти оказаться в аду.                        

Луговской: - А мне кажется, что каяться никого принуждать не надо. Их, этих бандитов, убедят каяться наши адепты, им, мне кажется, это давление, на грешных людей вполне дозволительно и возможно.

Виктор: - А помочь мне с Евгением, Вы, мои дорогие друзья сможете тем, что организуете благоприятную ситуацию по быстрому внедрению в среду бандитов. Над чем надо серьёзно подумать, ну, каким образом это сделать более органично.

 

Глава9.

И почему Луговскому нельзя уехать в Англию.

Шафранский: - Ну, а после возвращения квартиры Виктору, ты Луговской наверно сразу отвалишь в свою Англию со своей нынешней пассией, с её ребёнком и с тёщей? Ведь, тебя больше ничего не будет держать здесь, в Союзе.

Луговской: - Я подумаю. Но здесь, в Союзе, меня ещё много чего держит. Во-первых, возможно Вы, мои дорогие друзья, мои родственники и стабильная работа, пусть и не так хорошо оплачиваемая как в Англии….

Кочубей: - Да, уехав в Англию, ты можешь запросто и навсегда потерять нас, как и своих самых близких родных.

Шафранский: - А поговорить по телефону с капиталистической страной нам ни за что не дадут чекисты, да и наши письма будут оседать в архивах КГБ….

Шафранский: - И это тебя Луговской, что вполне устроит?

Луговской: - Надо подумать. А ещё, смогу ли я вообще найти там для себя приличную работу….

Шафранский: - Да ещё, появятся ли там у тебя такие друзья как мы, и будет ли английская земля для тебя дорога также, как наша уродливая, да с большими чиновничьими прибамбасами, наша любимая родина!?

Луговской: - Да, такие друзья как Вы, разве Вы предоставите мне возможность уехать из Союза и жить там, в цивилизованно приличном достатке! Да безо всяких забот, да в самых шикарных кущах империалистического блаженства!

Шафранский: - Эх, господин Луговской, мы все, а это люди формата советикус, ещё совсем не созрели для того чтобы жить в сладком империалистическом благополучии и в безбрежном финансовом достатке! Это для нашего народа претит наш безбрежно аскетический менталитет.

Луговской: - А я думаю, что этот каждодневный обыкновенный недостаток материальных средств и надуманное благополучие российских граждан в области прав и свобод человека, совсем недостойны нашего нынешнего, надуманного коммунистами, менталитета.

Кочубей: - Мы же, россияне, по моему мнению, уже давно достойны более высокой и на много порядков более духовной жизни, чем нам это позволяют иметь наши алчные, нашпигованные атеизмом и ненавистью к собственному народу демоны коммунизма.

Кочубей: - И, естественно, мы совсем не заслужили такой нищенской жизни, которую для нас, и уже давно учредили наши беспринципные правители, как ранее, так сейчас. Что нам предстоит в корне порушить нашими совместными бунтарскими усилиями.

Луговской: - Так, для того чтобы стать по настоящему важным критиком и учредителем самых современных, а значит самых благих преобразований для простых людей….

Шафранский: - Так для этого нам надо быстро учредить свою партию, предварительно собрав в кулак самые главные ударные силы России, ну, для борьбы со злом.

Луговской: - И когда эти ударные силы окажутся серьёзной силой для нынешней власти, тогда можно будет замахнуться и на учреждение «Рабочей партии России».

Шафранский: - Да почему сразу рабочей, а не «Прогрессивной партии России»? И в эту нашу ППР пусть входят как рабочие, так и крестьяне с интеллигенцией всего СССР.

Кочубей: - После чего надо будет сразу создать свой пакет законодательных инициатив, и уже эти наши предложении, с их принятием, только тогда смогут изменить, а значит только улучшить жизнь каждого гражданина СССР.

Виктор: - А граждане России будут своими советами, присылаемыми в адрес нашей будущей партии, и на чёткой основе их ценности, которую обозначат наши специалисты, будут учреждать главные законы нашей страны методом простого голосования.

Луговской: - Да кто нам разрешит учредить свою партию при полной, эгоистической власти коммунистов!?

Виктор: - Да наверно в этом деле нам в помощь будет сам Господь. Его воля и защита. Если, конечно, мы теперь будим жить и чётко следовать путём, предначертанным для нас самим Всевышним Творцом.

Луговской: - Для этого нам возможно надо будет найти своего духовного наставника, в виде священнослужителя.

Виктор: - А любой священник, к Вашему сведению, не станет давать советы людям, которые собираются бороться с существующей, пусть и не всегда справедливой властью

Луговской: - Вы знаете, а нынешние священнослужители порой, не все, но точно многие  ещё меньше нашего знают о загробном мире.

Кочубей: - Которые и сами с трудом, если они и верят в бога, да в загробный мир, да порой так, что называется только с великой натяжкой, как обыкновенные люди, рождённые в атеистической стране.

Луговской: - Да какое нам дело до того, чем «дышат» наши рядовые советские попы? И грех кого-либо судить, ты это пан, теперь должен твёрдо помнить?

Виктор: - Так они, наши советские попы тоже только люди, вот потому и между ними встречаются, как высоко верующие люди, так, Вы не поверите, как явные так и тайные атеисты.

Кочубей: - Да и мне, если честно, также будет сначала сложно исполнять все требования, которые предлагают нам, верующим людям, попы. Я и раньше, без особого напряга интуитивно, да без всяких напоминаний жил в рамках Православного Христианства и его десяти заповедей….

Виктор: - Так, мне кажется, что всем нам теперь не стоит резко менять свой образ жизни, при условии, что мы по воскресеньям и праздникам будим обязательно посещать церковь.

Кочубей: - Да, мы теперь не будим грешить, и по возможности будим ежедневно, да самым внимательным образом насыщаться знаниями из Библии и из других священных книг.

Луговской: - А ты пан Шампанский, теперь напрочь отправив своё атеистическое прошлое в далёкое небытие. Теперь ты перестань таскать девок в свою шикарную кровать, почему-то установленную не дома, а в твоей мастерской….

Шафранский: - Да, теперь мне предстоит многое чего менять в своей жизни, как и Вам всем придётся серьёзно ограничивать себя в своей лени, да, особенно, в сластолюбии….

Луговской: - Но особенно рьяно загонять себя в рамки жёстких ограничений теперь, пока мы молоды, я думаю, не стоит, для этого будет важна наша блаженная старость.

Кочубей: - И эта старость, я Вас заверяю, не за горами.

Виктор: - Ну, не скажите, и молодость должна проистекать в строгих рамках ограничений, да без возможности дать себя поработить нашим страстям и порочным соблазнам, во множестве законно утвердившихся в нашей нынешней греховной жизни.

Кочубей: - А мы живём в самых разумных условиях восприятия нами, людьми, этой земной разнообразной, как невольно греховной, так и духовно чистой жизнью.

Луговской: - И это обычное восприятие текущей жизни, и самое обычное поведение людей должно позволять им инстинктивно вести себя только в рамках Православного или иного религиозного своего осмысления, без насилия и безо всякой моральной ломки.

Шафранский: - А когда мы досконально познаем и полностью окунёмся в мир Православного Христианства, только тогда мы сможем ощутить ранее не познанное религиозное блаженство, о чём говорит в Библии сам Господь.

 

 

Глава 10.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: