Олег Фёдоров от 5 марта 2017 в 14:16
запись закреплена
В начале апреля 1996 года мне сообщили, что отцу стало совсем плохо и надо приехать.
Напомню, болеть отец начал в результате реваншистской активизации деятельности старых, демонического склада духовных сил, которые весной 1995 года потерпели поражение, но перегруппировались под начало старых сил Нептуна, старавшихся до того избегать явных борений на глобальном уровне, и все вместе пошли на реванш.
Под Измаилом, где находится мой родительский дом, эти старые силы Нептуна достаточно сильны из-за находящихся чуть южнее Мачинских гор, являющихся одним из их представительств на нашей планете; а поскольку отец по своей материнской линии являлся внуком Николая II и представителем рода Романовых, то на нас, как на представителей этого рода, рода, на котором держалось многое из прежних доброкачественных архетипных начал должной получить новое возрождение прежней Руси, и пошла их охота. Я в киевских землях как-то приспособился к тому времени противостоять тем демоническим (дьявольским) силам, которые там свободно могли себя проявлять, и даже был втянут уже в глобальное драконоборчество, но именно нептуновы силы там были не очень активны; здесь же, на измаильщине и чуть южнее – одна из их обителей, и они взялись отца прессовать.
Болеть отец начал за несколько месяцев до этого, примерно со второго полугодия 1995 года, и по началу его болезни можно судить о начале этого реваншистского штурма старых сил, сошедшего на нет только вот уже в недавнее время.
Домой я ехал на поезде, и разговорились мы в дороге с одним довольно интересным собеседником. Это был бывший офицер-подводник, после отставки обосновавшийся в советском ещё Приднестровье, и сейчас активно принимавший участие в тамошних непростых событиях противостояния Приднестровья и Молдавии. Он многое рассказывал об этих событиях, но суть не в них.... Где-то в процессе его рассказов обо всём этом я спросил его, не жалко ли им тех молдован, против которых приходится поступать достаточно решительно для наведения там должных порядков. Он на некоторое время задумался, и ответил так:
⁃ Знаешь, ещё когда я начинал службу, у меня был замечательный командир, который многому меня научил. Это был старый опытный офицер, прошедший всю войну; порой он бывал очень строг, но мы все его любили и за глаза даже называли Батей – он действительно был нам за второго отца. Так вот, он говорил так: "Жалость всегда бывает за чей-то счёт". И сколько я ни служил, я всегда убеждался в верности этого правила – жалость действительно всегда бывает за чей-то счёт.
Слова его как-то западали мне в душу, что-то в них было глубинно правильное, можно так сказать, но вот это слово – всегда – оно всё же несколько напрягало. И я даже поспорил насчёт этого "всегда". Он в ответ приводил мне много примеров из собственной службы, приводил какие-то примеры, рассказанные им ещё их Батей, перешёл на нынешние события, начал их анализировать в предположениях о том, к чему может привести мягкодушие в такой ситуации, нашёл и в них какие-то примеры мягкодушного "жалко стало", по причине которого возникали излишние трагедии. Говорил жарко, как человек, в эти события вовлечённый, говорил убедительно, и с ним трудно было не согласиться.
Случай этот чувствовался знаковым событием и принадлежал к ряду тех случаев, которые судьба посылает людям ради того, чтобы их чему-то научить.
Когда я приехал домой, отец лежал в бреду и уже никого не узнавал. Что у него было, никто толком сказать не мог, но явно было что-то, связанное с состояниями психики. Я предположил, что это действуют какие-то внешние наводки, что-то из разряда подминающих психику наваждений, и для начала попытался поубирать из дома все источники негативной энергетики. Какой-то свой опыт в этом деле у меня уже был, должная чувствительность – тоже; и я немало разных негативно заряженных вещей повыбрасывал подальше, а что горело – сжёг. На какое-то время ему это помогло, во всяком случае, на короткие периоды он начал приходить в себя, узнал меня, вкратце мы с ним смогли даже поговорить; но помогло это не надолго. Вскоре он вновь погрузился в бредовые состояния, и день ото дня ему становилось хуже.
Единственное, от чего я не избавился – это коты. Так к тому времени получилось, что их оказалось аж четверо; и как-то эта кошачья стайка меня смущала. Какой-то подвох мне мерещился во всём этом деле, и я даже подумывал о том, чтобы собрать этих котов в мешок и увезти куда подальше, чтобы уже не вернулись. Но меня коты знали мало, сами в руки не давались, попросил было маму, она засомневалась в моих предположениях – на том дело и остановилось. Да и жалко как-то их было – живые существа всё же, а может, это вовсе и не от них исходит....
Отцу к тому времени стало совсем плохо, и когда мы в очередной раз пригласили врача, он предложил положить отца в больницу. Поселковая больница мало что изменила в его состоянии, но хоть какие-то поддерживающие препараты и питание он смог получать через капельницу, поскольку сам уже глотать ничего не мог. В отношении же диагноза осматривавшие его врачи только разводили руками – не подходило его состояние ни под какой внятный диагноз. Я был почти неотлучно при нём, иногда меня заменяла мама, и, к счастью, нам отвели отдельную пустовавшую на то время палату, иначе всё было бы намного сложней.
По каким-то признакам можно было заметить, что отец далеко не всегда находится в бессознательном состоянии, часто он всё слышал и даже обострённо всё вокруг чувствовал, просто сознание его было чем-то поглощено, во что-то устремлено, и не могло выйти из некой магнитившей его ловушки. Так продолжалось около двух недель, и в десятом часу утра 23 апреля он отошёл. Умер тихо, спокойно, в ласковый, солнечный весенний день. Была пасхальная неделя после Пасхи, время облегчённого контакта с потусторонними сферами, и он вознёсся куда ему следовало. Получил освобождение.
Дней десять я пробыл дома, потом почти на месяц уехал в Киев – устал я зверски, заботы об отце вместе с попытками его поддержать и как-то вывести из его состояний забрали чуть ли не все силы – и надо было просто прийти в себя в другой обстановке. Но к сорокадневным поминкам вернулся и более месяца был с мамой, приводя всё в порядок в несколько запущенном хозяйстве.
И вот одним не самым прекрасным утром мне вдруг стало плохо. Навалилось какое-то дурное, муторное состояние, тошнота – думал, что чем-то отравился, хотя вроде как и нечем было, пища была всё та же, привычная. Пошёл прогуляться по берегу лимана в надежде протошниться и это состояние с себя сбросить – но ничего не помогло. Вернулся домой явно больным, ослабленным, и лёг отлежаться. Погрузился в какое-то состояние полусна-полубреда: это был явный контакт с неким пространством духа, пространством довольно своеобразным – как-то несколько иначе там строилось всё его смысловое поле, иначе шло восприятие многих вещей – то было что-то явно не человеческое, что-то явно другой природы. Смысловое поле этого пространства проникло в меня, заполонило моё сознание – я многое начал воспринимать и чувствовать несколько иначе, словно сквозь призму чего-то инородного. Непроизвольным образом мне стала понятна некая иная речь.
В это время в комнату зашла мама узнать, как тут у меня и не надо ли чего. Я заговорил с ней на этой другой речи – она казалась мне простой и естественной, совершенно понятной. Видя, что мама настороженно на меня смотрит, спросил – разве она не понимает того, что я говорю? Она отрицательно покачала головой. Мне стало смешно – как же так, она не понимает моей (МОЕЙ собственной) речи, вот же сложность какая возникла. Обратился к ней на русском языке:
⁃ Хорошо, мам, иди. Я немного отдохну ещё.
⁃ Зови, если что. Я рядом.
Мама вышла. Я же вновь погрузился в это чужеродное, но казавшееся таким родным и близким, духовное пространство. Оно полностью заполонило меня, начали мелькать какие-то видения, раскрываться какие-то инородные смыслы. Всё это было довольно не систематизированным, как в калейдоскопе – спонтанно, сумбурно. Через какое-то время до меня дошло, что это пространство просто поглощает моё сознание. Сделал попытку выйти из него. На выходе замелькали вдруг кошачьи физиономии, и я понял, что это всё проецируется на меня через котов, и что со мной начало происходить то же, что произошло с отцом. Позвал маму:
⁃ Это коты. Убей котов. Иначе я уйду вслед за папой.
Мама молча кивнула и тут же вышла. Чуть позже я узнал, что она собрала котов в мешок, положила туда же кирпич, спустилась к лиману и бросила мешок в большую лужу неподалёку от берега. Через полчаса я был совершенно здоровым. Ослабленный, весь разбитый, но без малейших признаков недомогательства и всего этого наваждения.
Так я понял причину, по которой ушёл отец. И так я понял свою ошибку. Пожалел котов – и потерял отца. И с тех пор я очень хорошо усвоил – да, жалость всегда бывает за чей-то счёт.
Олег Фёдоров от 5 марта 2017 в 14:20
Хотя, всё же.... Всё не так однозначно в этом деле. Судя по многим знакам, признакам, судя по всей той ситуации отцу всё равно должно было уйти. Для него же лучше было уйти, иначе его загрызли бы потихоньку эти нептуновы шельмы прежних нептуновых эпох. Разрушили бы психику и довели бы до безумия. Скорей всего, что так. А так он получил освобождение и даже некую власть над ними или, по крайней мере, некоторое превосходство. Та же история, что случилась со мной в связи с этими событиями, была просто учёбой – Бог учил меня неким необходимым для меня вещам.
Например, когда я ехал на поезде из Киева к умиравшему отцу, мне упорно попадались в глаза все кладбища, которые были по дороге. Раньше я их никогда не замечал, а тут – только глянешь в окно поезда, и взгляд прямо упирается в кладбище. Я уж старался и в окна не смотреть, но всё равно – время от времени взгляд в какое-либо из окон мельком всё же направлялся – и упирался именно в кладбище, и никак иначе. Я и с попутчиком тем в разговор втянулся только для того, чтобы в окна лишний раз не смотреть....
Да и много там всякого разного было....
Но научило меня хорошо, тем не менее.
Олег Фёдоров от 5 марта 2017 в 14:21
И всё же, несмотря на такую учёбу, я не совсем согласен с категоричностью формулировки "жалость всегда бывает за чей-то счёт".
Взять хотя бы любовь матери к своему ребёнку – любовь там зачастую сопряжена с жалостью и основана на жалости. Мать жалеет своего ребёнка. И это правильно.
Или взять такие чувства, как сочувствие, сострадание. Это очень близкие к жалости чувства и чувства очень правильные, без них человек не был бы полноценным человеком.
Здесь, пожалуй, как и во многих других случаях, надо делать различение между двумя сферами человеческих взаимоотношений – сферой межличностных (или частных) отношений и сферой социальных отношений. Сферы эти в большинстве случаев достаточно чётко разделяются, хотя современной культурой почему-то чуть ли не напрочь игнорируются – всё смешивается в одно общечеловеческое и разводится большая неопределённого свойства блудильня про всё на свете (наверное, это кому-то выгодно, не иначе).
Так вот, к сфере социальных отношений такую формулу вполне можно применить. Если человек втянут в некие социальные отношения, то на нём лежит некая ответственность за выполнение этих отношений; а ответственность это категория, предполагающая необходимость отвечать за несоответствие – так вот и надо отвечать. За любую расхлябанность, за любую безалаберность, за любой шалтай-болтай, за любую несознательность, в общем, за любую безответственность следует отвечать – и отвечать следует достаточно жёстко, достаточно больно, чтобы сознание после этого мигом включалось и любая несознательность мигом улетучивалась – иначе вместо этого отвечать приходится другим, отвечать за кого-то своими страданиями, лишениями, всевозможным ущербом и даже жизнью. В этом смысле – да, жалость всегда бывает за чей-то счёт. Чтобы такого счёта не возникало, должен быть жёсткий безжалостный спрос. В критичные времена – вплоть до расстрелов. Здесь всё правильно.
Но в сфере частных отношений.... Это другая сфера, и там зачастую всё сложнее. Там уже надо учитывать много других вещей, в том числе такую страшную вещь как любовь, перед которой всё пасует и никнет, и которая безжалостно приемлет любую жалость.... Но это уже другая сфера.
У нас же мешают всё в одно "общечеловеческое", и потом начинаются разговоры о любви партии к народу или, как по нынешним временам, о любви к народу президента и партий к электорату. У них всё выходит не так, как обещали, а нам их всё жалко, и ничего, что это всегда за наш собственный счёт. Потому как мы все люди, и между нами должна быть любовь, а она приемлет....
Нет уж, любовь это из одной сферы, а ответственность это из другой сферы. И коль уж попали в ту сферу, где должна царить ответственность, значит, надо отвечать за несоответствие. И отвечать безжалостно. Иначе всё выходит за чей-то счёт.
