Та самая баня (снимок найдён в интернете)

Эти записки – воспоминания обыкновенного солдата, служившего в Советской армии. Они дают представление о солдатском быте и буднях и, наверное, будут интересны не только тем, кто сам служил (или не служил) в СССР, но и молодым людям, которые пожелают почувствовать атмосферу советской эпохи, сравнить её с нынешней. Кроме того, немало открытий для себя сделают женщины, которые имеют весь смутное представление о жизни в «мужском» заповеднике.   

МОЯ АРМИЯ

 

Не помню, кто из великих сказал, что, мол, человек не может стать полноценным, если не отсидит какое-то время в тюрьме. Видимо, чтобы научиться свободу любить. Не знаю, в тюрьме не сидел. Но в армии начинаешь ценить не только свободу, но самые простые вещи: поспать, вкусно и сытно поесть, ощутить на ногах лёгкую удобную обувь, а не кирзовые сапоги в любой сезон. Сразу оговорюсь, моя армия – Советская армия. Со всеми свойственными той эпохе чертами. Тогда говорили, что армия – это школа жизни, которую должен пройти каждый мужчина. Служило большинство моих сверстников. Кто не служил – старался это не афишировать. Причиной не исполнения воинского долга могло быть только состояние здоровья, о чём молодой человек тоже не будет рассказывать на каждом углу.

 

ГЛАВА 1. ПРИЗЫВ

 

Не знаю, чем это было вызвано (может, невысоким ростом?), но уже при постановке на учёт сотрудники военкомата стали активно сватать меня в Челябинское танковое училище. Упирался. Пытался объяснить, что у меня другие планы на жизнь, не связанные с армией. Осенью 1972 года после всех медкомиссий и собеседований был определён в танковые войска. Стресс перед Большими Переменами в жизни немного компенсировался тем, что в той же «команде 111» готовился отбыть к месту службы друг детства Сергей (ну, тот танкист по призванию, и курсы даже при ДОСААФ заканчивал). Конечно, попасть в одну часть, а то и в один экипаж было заманчиво.

Утром 10 ноября 1972 года я явился на призывной пункт, по пути завернув в парикмахерскую, чтобы подстричься наголо. Но среди личных дел «команды 111» моего не оказалось. Получил новое предписание – явиться 12 ноября, и быть готовым к отправке уже в составе другой команды. Пришлось ещё два дня сидеть дома, не выходя из него. Показаться кому-либо лысым было выше моих сил. Кстати, в те времена любого бритого могли принять за «уголовника». Брили наголо также хулиганов и дебоширов, севших на 15 суток.

 

12 ноября – ещё один визит на призывной пункт (он располагался тогда на улице Левченко – не так далеко от нашего дома). Там было объявлено, что отбываем вечером на поезде – на восток. Все попытки выяснить у сержантов – куда именно, и в какие войска успеха не имели. Меня, как других пермяков, до вечера отпустили домой, на вокзал мы должны были прибыть самостоятельно.

Мама и сестра с годовалой Юлькой на руках проводили меня до автобуса – дальше я не разрешил. На вокзале прошёл через оцепление курсантов военного училища в туннель, уже заполненный полупьяными призывниками. По углам подвальчика гремели гитары (музыкальные инструменты с собой брать дозволялось в повестке отдельным пунктом). О том, что происходило наверху, где собралась совсем пьяная толпа провожающих, я даже не думал. Нашу команду построили в одного в затылок, и проинструктировали: наверх и бегом – в 8-й вагон! Бегом, бегом!!! Наверху на платформе сцепившиеся локтями курсанты оцепления едва сдерживали орущую толпу. В темноте по узкой полоске между оцеплением и вагонами, рискуя оступиться, мы добежали до указанного затемнённого вагона. После посадки многие прилипли к окнам в поисках на платформе своих провожатых – крикнуть последнее «прощай», махнуть рукой. Подобные заботы меня не обременяли. Влез на верхнюю полку «по ходу движения». Всё. С этого места начиналась иная реальность, в которой сам себе я уже не принадлежал. Здесь за всех нас думали и отвечали другие.

Стучат колёса – Пермь ночная

Плывёт печально за окном.

Я, жизнь другую начиная,

Оставил радость «на потом».

 

ГЛАВА 2. ПУТЬ ДАЛЁК У НАС С ТОБОЮ

 

Ехали весело. Двое суток, в «опломбированном» вагоне, питаясь сухим пайком. Бренчала разрисованная гитара – её владелец уже не заплетающимся языком в десятый раз пел песню про «русское слово», которое цедит комсомолец-вьетнамец, сбивая чужой самолёт. На второй день сопровождающий нас сержант диктовал для того пацана и других желающих песню про демобилизацию – ту самую, которая много лет спустя зазвучит в эфире в исполнении группы «Сектор Газа». Вот только в новом варианте резанула по ушам строчка «И пойду я под луною с моей будущей женою, каблуками ЦОКАЯ». «Цокая» никак не рифмуется со словом «демобилизация». А в первоначальном варианте была изящная рифма: «каблуками КЛАЦАЯ». Словом, к «дембелю» мы стали готовится, даже не надев армейскую форму. Но перед тем нам предстояло пройти «школу жизни». Первый урок получил гитарист, у которого за полчаса до прибытия на конечную для нас станцию призывники (якобы) из соседнего вагона попросили гитару поиграть. Больше он инструмент не видел.

В Красноярск прибыли, когда стемнело. Впервые из душного вагона - на свежий морозный воздух, а там – гуськом-бегом на площадь, где рядком стояли мощные «Уралы» с тентами на кузовах. Пока колонна грузовиков с новобранцами ожидала команды тронуться, с заднего борта к нам заглянул солдатик: «Ну, что пацаны, хотите по граммульке в последний раз? Сейчас вас в такую «дыру» завезут, что два года не то, что жизнь гражданскую - света белого не увидите!» Желающих пригубиться «в последний раз» нашлось немало, - полезли по карманам, собирая рубли-трёшки. Солдатик, приняв деньги, растворился, а колонна тронулась. Таким был второй урок «школы жизни». Трясущимся от холода «лохам» (хотя, тогда такого слова не было) оставалось материться. Восторгался только гитарист: пацаны, я понял – они нас учат!!  

Больше всего в тот момент угнетала неизвестность, - долго ли ещё терпеть сибирский «колотун» в кузове, хоть и под тентом? Чувствовали – путь не близкий, наверное, исчисляется часами. Грелись песнями – не дворовыми, не битловскими. Может, впервые в жизни, пацаны затянули «Ой, мороз, мороз, не морозь меня…».

В гарнизон прибыли глубокой ночью. Путь в армию лежит через баню, которая именуется санпропускник.

На снимке - старшина батареи с нашего призыва; случалось, санузел вместе драили. Имя моё он не выговаривал, звал по прозвищу, но вместо «Кузя» у него получалось  «Куза». А я, к сожалению, забыл его имя.

 

А вот рота охраны в составе нашего батальона состояла из «урюков» процентов на 70; традиции и «понятия» там несколько отличались от батарейских. Возникал вопрос, чем вызван такой дисбаланс?

В кулуарах командиры рассказывали, что несколько лет назад с подачи руководства среднеазиатских республик перед Министерством обороны был поставлен вопрос: почему в престижные ракетные войска не призывают ребят с национальных окраин Советского Союза? Этот «политический» вопрос крыть было нечем, стали призывать. Однако, почти весь контингент находил своё место в сфере обслуживания – повара, интенданты, всякого рода хозяйственники, даже скотники (при гарнизоне была своя свиноферма). Что касается роты охраны – то здесь самое место выходцам из азиатской глубинки: «Нэ понымай, стрылат буду!» На точки они не выезжали, охраняли объекты внутри гарнизона, дежурили на КПП (контрольно-пропускные пункты) и конвоировали заключённых на гаупвахте. Служба – через день «на ремень». (Положение «на ремень» - строевая стойка с оружием на плече).

Вот кого у нас не было, так это выходцев с Кавказа. Говорили, что им вообще нельзя оружие в руки давать, и потому они служат в стройбате.

Строительный батальон – это целый род войск в СССР, которые возводили военные объекты, а также использовались как дешёвая рабочая сила на стройках народного хозяйства. Как правило, туда направляли юношей, попавших до призыва на учёт в милицию. Рассказывали, что в стройбате даже присягу воины принимают с лопатами вместо автоматов.

Подтверждение этим разговорам мы находили на гаупвахте, когда батарея заступала в караул, давая передышку роте охраны. У разрозненных подразделений строительного батальона, который возводил в тайге некие объекты, не было своей гаупвахты - хулиганов и разгильдяев отправляли «на нары» в наш гарнизон. Так вот из десятка заключённых на «губе», как правило, с нашей дивизии было 1-2 человека, остальные - «мобуты» (на сленге у нас так называли военных строителей). И среди них действительно встречались «лица кавказской национальности».

Здесь я не могу не рассказать о трагедии, по случаю которой однажды внезапно были прерваны занятия, и весь гарнизон построен на плацу. Командир дивизии, размахивая руками, с жаром призывал солдат отказаться от любых попыток самовольно покидать часть, ибо «мы должны вернуть вас матерям живыми и здоровыми». Оказалось, что солдат нашей дивизии, будучи в самоволке в одной из окрестных деревень, выпивал в компании стройбатовцев, не поладил с ними, и был зарезан выходцем с Кавказа. Вскоре мы заступили в караул, и я видел убийцу – до трибунала он сидел на гаупвахте в отдельной камере, к которой был приставлен часовой.

Поскольку вспоминать «губу» в дальнейшем мне больше не хочется, замечу, что на втором году службы конвоировать заключённых мне тоже доводилось. Была примета: если командир посылает тебя в караул в качестве конвоира, - ждёт тебя повышение в звании и должности. Так и произошло, когда за полгода до дембеля я стал сержантом и возглавил отделение радиационной и химической разведки.

…а вообще, какими-то конфликтами на национальной почве у нас в батарее даже не пахло. «Землячеств» тоже не было. В одной армии службу «тащили», одну форму носили; нас разделяли только звания и статус - «дух», «черпак», «фазан» и «дембель».                            

 

ГЛАВА 12. НЕ МАЙ МЕСЯЦ!                

 

Вспоминая о южанах, хочется процитировать самого себя. Вот строчки из письма родителям, писанные в мае 74-го (за полгода до дембеля).

… погода установилась нормальная, уже видели первых комаров, как вдруг пошёл снег. Мы к причудам здешнего климата привыкли, и не обратили на это существенного внимания. Но он всё сыпал и сыпал, и даже на плацу возникли кучи мокрого месива. Личный состав схватился за лопаты, но бесполезно.

В ход пошла техника. Уже третьи сутки снег идёт, не прекращаясь ни на минуту, и конца этому не видно. И это за две недели до лета! Опять мы ходим в шинелях, хотя днём-то не шибко холодно. А каково им?! Я имею в виду группу молодёжи, которых привезли вчера из Чуркестана. Бредут в своих национальных халатах, подпоясанные цветными тряпками, в тюбетейках. А у кого их нет, так головы платочками покрывают. Посмеялись же мы! Однако, войти в их положение – тоска ребятам. Они уже посеяли, наверное, свой хлопок, а убирать снег придётся.       

Надо заметить, что для следования в столовую (это недалеко) полки и батальоны строились возле своих казарм без шинелей в любое время года. Лишь в мороз ниже тридцати следовала команда надеть шинели. Так вот, когда в холодную погоду построенная батарея, поёживаясь, стояла в ожидании команды «Шагом марш!», а старшина пересчитывал людей или по каким-то другим причинам молчал, то традиционно раздавались голоса старослужащих:  «Кусок, пошли уже – не май месяц!». (Старшина на сленге – кусок). Но в том мае, этот призыв пришлось подкорректировать: «…не июнь месяц!»

Климат в центре Сибири резко-континентальный, в котором за сутки можно увидеть все четыре времени года. Однажды весной с утра было -35, а уже днём снег начал таять, то есть стало выше нуля. Зимой мороз 40 и ниже, летом жара 30 и выше. В памяти сохранилось немало эпизодов, связанных с природными испытаниями.

Из солдатского фольклора:

- Кто такой часовой?

– Часовой есть живой труп, укутанный в тулуп, проинструктированный до слёз и выброшенный на мороз.

Тулуп одевался поверх шинели, на ногах – ватные штаны и валенки. На голову под шапку натягивали маску, оставляя снаружи лишь глаза, ресницы при моргании склеивались. В сорокоградусные морозы менялись на посту каждый час (в обычных условиях – через два). Естественно, меньше времени оставалось на сон. А для разводящих сержантов сутки караула проходили практически без сна.

В одну из зим в посёлке полетела вся отопительная система. В помещениях – хоть костёр разводи. Все силы были брошены на ликвидацию последствий, замену лопнувших коммуникаций (это в - 45 градусов!). Говорят, в казармах было всё-таки теплее, чем в жилых домах. Ночью одеяла не спасали, сверху мы дополнительно набрасывали шинель.

Однажды высшему командованию пришло в голову провести в  сорокаградусный мороз крупномасштабные учения. По тревоге наш батальон на своей технике должен был передислоцироваться в условленное место за сотню километров. Как вспомню, так вздрогну… 8 часов мне пришлось тогда провести в открытом кузове тягача.

Летнюю жару я переношу легче, но здесь всех «добивало» ещё одно стихийное бедствие – комары.

Сибирские комары покрупнее уральских будут, «мясистые» какие-то, - чувствуешь их, когда давишь. Они умудрялись кусать даже сквозь плотную ткань хэбэшки. Шутники уверяли, что иные и кирзовые сапоги прокусывают.

По «молодости» при вечерних построениях на плацу после команды «смирно!» мы терпели их, боясь пошевелиться, и схлопотать лишний наряд на работу. Молодёжь на построениях всегда стояла в переднем ряду, а «старички», стоящие за спиной, порой гуманно выручали, поддав «духу» ладошкой по уху или по шее.

Будучи в карауле мы буквально умывались антикомаринной жидкостью, но за два часа на посту она выветривалось.

Во время полевых учений задача химиков-разведчиков - организовать наблюдательный пост, и с помощью приборов контролировать ситуацию на предмет радиационного и химического заражения местности. Вот здесь в вечернее и ночное время я совершенно добровольно натягивал противогаз и влезал в защитный комплект. Хрен вам, кровососы!

  

ГЛАВА 13.

ТЯЖЕЛО В УЧЕНИИ – ЛЕГКО НА ГРАЖДАНКЕ

 

Летом у химиков-дымиков проходили полигонные сборы, где требовалось проявить все знания, полученные на теоретических занятиях по «спецухе», и практические навыки, отработанные на тренажах. В общем, играли в войнушку, искали источники радиации и швыряли гранаты со слезоточивым газом. Радиоактивные стержни доставлялись в свинцовых контейнерах, прятались где-нибудь под кустом, наша задача – с помощью приборов их найти и произвести замеры. Излучение из источников исходило не сильное, но дозиметры при себе мы носили. Больше всего рентген я насобирал, когда будучи уже сержантом, обучал молодёжь – приходилось едва ли не с каждым воином заходить в опасную зону и тыкать носом в прибор.

 

 

 

Действие слезоточивого газа тоже на себе испытал с избытком. Мы, в отличие от прочих воинов, прекрасно понимали, что такое хлорпикрин, и выбирали для себя противогазы «с запасом наоборот», то есть на размер меньше, чем диктует овал лица, ибо резкие движения головой чреваты попаданием отравы внутрь. А уж после кросса, да ещё по жаре, противогаз гуляет по потной голове как ему хочется со всеми вытекающими, точнее, «втекающими» последствиями. Сняв по команде маску с лица, пот из неё сливали на землю как из кружки.  После сборов кожа на лице шелушилась.

Кроссы наш «шнурок» (командир взвода) практиковал по такой схеме: километр – с полной выкладкой,

 затем километр – в противогазах и защитных комплектах, и последний километр без противогазов, но с «ранеными» на плечах. Обычно я в силу своей природной худобы тащил не раненого, а четыре-пять автоматов: за раненого, за тех, кто его транспортирует; ну и свой. Запомнился последний перед дембелем кросс, когда мне «повезло»: командир взвода объявил меня раненым. К тому времени в отделении дегазаторов появился здоровенный парень, который, видимо, имел некоторый опыт в деле переноски тел. Он не стал меня ни с кем делить, а просто взвалил, как мешок, на плечи поперёк шеи и рванул к финишу. Перетряхнул мне все кости, но мы победили )).

 

    

         

Эмблема войск радиационной и химической защиты. На щите (символ «защиты») – шестиугольник, который символизирует молекулу бензола («бензольное кольцо»); внутри «кольца» – исходящие из источника радиации потоки альфа-, бета- и гамма-лучей.

В городе нас часто спрашивали любопытные граждане, не только гражданские, но и военные – что за войска? Некоторые отвечали, задрав нос: космические! А тот товарищ в Красноярске приставал ко мне со знанием дела – дескать, химические войска – молодые совсем, откуда ты здесь взялся? Не помню, как от него отвязался.

Так вот, в расписании автобусов два стеклозавода – один простой, другой Стеклозавод-2. Ну, я взял билет на простой, поскольку про «двойку» мне никто ничего не говорил. В часть я не торопился, автобус – вечером. День по Красноярску решил побродить. Дважды в кино сходил. Потом захотелось посмотреть, как железнодорожный вокзал выглядит, на котором нас – призывников – выгружали. Едва подошёл – патруль навстречу: офицер и два солдата с красными повязками - пройдёмте! Испугался я не на шутку, шёпотом спрашиваю у солдатика – за что, и чё мне будет. Но он успокоил: да ничего, ботинки велит почистить. Так и вышло: проверил командир документы, сказал, что нечего по вокзалам шастать, когда билет на автобус, и отправил чистить ботинки.

Я больше не стал больше искать приключений – потопал на автовокзал.

Автобус прибыл по расписанию, но… «стеклозавод» оказался селом, воинской частью в нём не пахло. Видимо, надо было на стеклозавод-2, ориентироваться. Во, попал! Мне до ноля часов надо доложить старшине родной батареи о прибытии, а уже смеркается. Спрашиваю у мужичка на завалинке: не знаете, как в воинскую часть пройти? Он, ни слова не сказал, а махнул рукой – следуй за мной. Довёл до окраины – и указал на тропинку, ведущую в лес. Ну, я и пошёл в лес, и в безлунную августовскую ночь. Тропинка то и дело пыталась из-под ног ускользнуть – трава зашуршала под левой ногой, значит, надо правее взять. А то вдруг в ствол дерева упрёшься – обогнёшь его, нащупаешь ногой тропинку, дальше следуешь. Долго ли шёл – не помню, но вдруг справа замаячили огни родной «десятки». Обрадовался, рванул к ним напрямую – лишь бы из леса побыстрее выйти. Но под ногами захлюпало… болото!

Уже потом я осознал, что завязнуть и утонуть там без шансов на чью-то помощь было вполне реально, но тогда - пофигу. Закатал брюки, чтобы не замочить, и двинул напролом. Вот и сухой косогор. На нём споткнулся. Фуражка слетела, и укатилась куда-то вниз. Пришлось ползти туда на четвереньках, в поисках головного убора. Нашёл, снова полез вверх… вот и колючая проволока.

– Стой, кто идёт?!

Голос знакомый. Всё понятно – выполз к посту № 6. Полуразрушенный барак, который непонятно, зачем охранялся. Пост сторожевой, то есть у часового автомата нет, - только штык-нож. А в карауле – свои, батарейские. По голосу я узнал земляка Скоробогатова с майского призыва.

- Скорый, ты что ли? Приподними колючку, проползу…

Вот так я попал в родную часть, минуя КПП. В казарме появился вовремя – было около полуночи. Старшина не ложился, - отпускника следовало «пошмонать». Угостил его сладостями, а он взял себе только мазь от грибка на ногах. – Ты ведь подлечил уже?

Химвзвод почти весь был в карауле, с утра унёс туда гостинцы вместе с рассказами о том, что происходит на гражданке. 

На снимке: пермяки-земляки

 

 

ЭПИЛОГ

 

Пора итоги подводить. В «школе жизни» я усвоил очень правильный, на мой взгляд, принцип, который в дальнейшем часто применял на гражданке. Армейская заповедь гласит: «На службу НЕ напрашивайся, от службы НЕ отказывайся». Таким образом, ты займёшь то положение в обществе, которого достоин, и место, тебе судьбой определённое. Хотя… по ходу службы я и напрашивался, и отказывался. Но ведь заповеди этой ещё не знал. Да и не в том возрасте был, чтоб работать мозгами, а не чувствами. Напросился сам в химвзвод, а ведь представления не имел, что это такое. Отказался перейти в геовзвод, хотя меня уговаривали все тамошние сержанты, когда узнали, что я изучал в техникуме геодезию (как раз о ней-то я имел представление). Потом – совсем непонятный для многих (особенно, для нынешних) мой отказ от предложения перейти в штаб писарем… Но тогда бы, наверное, не было этих записок. О чём вспоминать? О том, как карандаши точил целыми днями? Хотелось «пороху понюхать». Понюхал, и не только пороху, а и хлорпикрина, и гептила (ракетное топливо), и рентгены пособирал.    

Впрочем, от судьбы своей далеко не убежишь. Уже на первом году службы стал я у нашего командира взвода вроде писаря. Расписание занятий составлял, конспекты ему писал, графики дежурства и т.д. Признаюсь, и нарядов на работу получал меньше того же Генки-земляка, поскольку имел эту «крышу» (по нынешним понятиям). А там пошло-поехало… Приходит в батарею замполит и говорит нашему командиру взвода:

- Завтра проведу у вас политзанятия лично, но конспект с тебя.

А наш старлей не промах. Только майор за порог, он глазами – зырк, зырк…

- Кузнецов! Слышал вводную? До обеда свободен…

Это в смысле, что освобождаюсь от занятий по физо и строевой для написания конспекта для замполита.  Ну так я только «за» ))

 

В том, что армия стала для меня школой жизни, – совершено точно. С высоты лет отчётливо видно, что за эти два года я как бы прожил жизнь в миниатюре – отрепетировал, так сказать. Потом на предприятии, куда после армии поступил на работу, был и «духом», которого бесконечно гоняли то в колхоз, то на овощехранилище; был и «фазаном» за пультом в радиоузле, и «комодом» за редакторским столом.

 

Армия помогла мне узнать людей и понять, как устроено общество. Армия – зеркало общества, да ещё кривое, где всё утрировано, сразу бросается в глаза. Здесь не носят масок. Если человек «с говнецом», так он этого и не скрывает, даже наоборот – кичится этим. И не дай Бог, получает власть. А что власть делает с людьми здесь тоже видно без приборов и всякого психоанализа. Причём, делает в один день, когда в казарме появляются новобранцы. Ещё вчера человек, шлифуя керамику в туалете, божился, что не будет «наезжать» на молодых, а сегодня он, стоя дневальным на входе, требует от «духов» проходить мимо него строевым шагом… А командиры верят, что будет выполнен любой приказ. Никто не задумается, что он может быть идиотским или невыполнимым. Так и власть имущие полагают, что стоит только издать указ (принять закон) – и всё пойдёт само собой. Верят в действенность любой директивы, даже самой оторванной от реальности. Но армейский принцип «Не можешь – научим, не хочешь – заставим» в гражданской жизни не работает. И директива либо не выполняется, либо извращается рвением исполнителей. А исполнители о средствах тем более не думают. Для них главное самим выжить или хапнуть с этого.

Советская армия (в отличие от нынешней) представляла собой уникальное сообщество, где плечо к плечу в строю стояли и выполняли одни задачи молодые интеллектуалы и уличная шпана. В гражданской жизни их пути практически не пересекаются, каждый существует в своём социуме. Я горько ухмылялся, когда в период перестройки одни политики мазали Советскую армию грязью, рассказывая о сапёрных лопатках, которыми солдаты рубили женщин во время разгона митинга в Тбилиси, другие делали из воинов ангелов, которые прикрывали женщин щитами от летящих камней. А я представлял себя в ряду однополчан, брошенных на выполнение «поставленной задачи». Наш кардан Толик запросто бы пластанул кого-то лопаткой в ответ на оскорбление, а комод Серёга наверняка бы прикрыл женщину, которая могла при этом пострадать. Но для политиков нет отдельно взятых людей, для них есть «народные массы». 

Ну, что-то я на пафос сорвался… Могу свидетельствовать, что после армии нашёл-таки место, где существуют бок о бок и понимают друг друга люди из разных социальных слоёв – это трибуна футбольного стадиона. ))

…В целом, об отданных Родине годах не жалею, хотя, думаю, можно было эту школу пройти за год. Ну а дальше пусть сверхсрочники-контрактники на страже мира стоят. Впрочем, к этому сейчас и пришли.  

О чём жалею? В карантине пришёл к нам товарищ с баяном и на предмет выявления у новобранцев музыкального слуха и голоса. А я чёт испугался, что меня в хор армейский возьмут, и не увижу я ракет! Ну и стал специально петухов пускать… А вот как раз это пригодилось бы мне в жизни. Позже на гражданке с товарищем в ВИА играл – так он в армии вот так же «попал в колею» и, не имея музыкального образования, играл на тубе в оркестре. Нисколько не жалел - такая школа! Уже в конце службы я познакомился с бас-гитаристом того самого ВИА «Скифы» - он пермяком оказался с Гайвы. Спросил его, как он в ансамбль попал. Да вот так же – с карантина. Брякал на гитаре вечером в свободное время в окружении слушателей, подошёл какой-то сержант, спросил: названия аккордов знаешь? Пойдём…

О чём ещё жалею? По моему мнению, жёстко всё-таки с новобранцами в армии обращаются, не теми методами «дурь выбивают». И вот как-то принародно ляпнул (уже черпаком был, или даже фазаном), что вымою этот самый санузел перед дембелем, и тем самым наплюю на все армейские «понятия». Мне об этом напомнили, когда я домой собирался, да я отшутился: дескать, остался рядовым – вымыл бы, а «капралу» не пристало потешать подчинённых…

А сейчас думаю - может, и надо было!   

                                                                           Октябрь, 2018

P . S .

Эти записки – воспоминания обыкновенного солдата, служившего в Советской армии. Они дают представление о солдатском быте и буднях и, наверное, будут интересны не только тем, кто сам служил (или не служил) в СССР, но и молодым людям, которые пожелают почувствовать атмосферу советской эпохи, сравнить её с нынешней. Кроме того, немало открытий для себя сделают женщины, которые имеют весь смутное представление о жизни в «мужском» заповеднике.   

МОЯ АРМИЯ

 

Не помню, кто из великих сказал, что, мол, человек не может стать полноценным, если не отсидит какое-то время в тюрьме. Видимо, чтобы научиться свободу любить. Не знаю, в тюрьме не сидел. Но в армии начинаешь ценить не только свободу, но самые простые вещи: поспать, вкусно и сытно поесть, ощутить на ногах лёгкую удобную обувь, а не кирзовые сапоги в любой сезон. Сразу оговорюсь, моя армия – Советская армия. Со всеми свойственными той эпохе чертами. Тогда говорили, что армия – это школа жизни, которую должен пройти каждый мужчина. Служило большинство моих сверстников. Кто не служил – старался это не афишировать. Причиной не исполнения воинского долга могло быть только состояние здоровья, о чём молодой человек тоже не будет рассказывать на каждом углу.

 

ГЛАВА 1. ПРИЗЫВ

 

Не знаю, чем это было вызвано (может, невысоким ростом?), но уже при постановке на учёт сотрудники военкомата стали активно сватать меня в Челябинское танковое училище. Упирался. Пытался объяснить, что у меня другие планы на жизнь, не связанные с армией. Осенью 1972 года после всех медкомиссий и собеседований был определён в танковые войска. Стресс перед Большими Переменами в жизни немного компенсировался тем, что в той же «команде 111» готовился отбыть к месту службы друг детства Сергей (ну, тот танкист по призванию, и курсы даже при ДОСААФ заканчивал). Конечно, попасть в одну часть, а то и в один экипаж было заманчиво.

Утром 10 ноября 1972 года я явился на призывной пункт, по пути завернув в парикмахерскую, чтобы подстричься наголо. Но среди личных дел «команды 111» моего не оказалось. Получил новое предписание – явиться 12 ноября, и быть готовым к отправке уже в составе другой команды. Пришлось ещё два дня сидеть дома, не выходя из него. Показаться кому-либо лысым было выше моих сил. Кстати, в те времена любого бритого могли принять за «уголовника». Брили наголо также хулиганов и дебоширов, севших на 15 суток.

 

12 ноября – ещё один визит на призывной пункт (он располагался тогда на улице Левченко – не так далеко от нашего дома). Там было объявлено, что отбываем вечером на поезде – на восток. Все попытки выяснить у сержантов – куда именно, и в какие войска успеха не имели. Меня, как других пермяков, до вечера отпустили домой, на вокзал мы должны были прибыть самостоятельно.

Мама и сестра с годовалой Юлькой на руках проводили меня до автобуса – дальше я не разрешил. На вокзале прошёл через оцепление курсантов военного училища в туннель, уже заполненный полупьяными призывниками. По углам подвальчика гремели гитары (музыкальные инструменты с собой брать дозволялось в повестке отдельным пунктом). О том, что происходило наверху, где собралась совсем пьяная толпа провожающих, я даже не думал. Нашу команду построили в одного в затылок, и проинструктировали: наверх и бегом – в 8-й вагон! Бегом, бегом!!! Наверху на платформе сцепившиеся локтями курсанты оцепления едва сдерживали орущую толпу. В темноте по узкой полоске между оцеплением и вагонами, рискуя оступиться, мы добежали до указанного затемнённого вагона. После посадки многие прилипли к окнам в поисках на платформе своих провожатых – крикнуть последнее «прощай», махнуть рукой. Подобные заботы меня не обременяли. Влез на верхнюю полку «по ходу движения». Всё. С этого места начиналась иная реальность, в которой сам себе я уже не принадлежал. Здесь за всех нас думали и отвечали другие.

Стучат колёса – Пермь ночная

Плывёт печально за окном.

Я, жизнь другую начиная,

Оставил радость «на потом».

 

ГЛАВА 2. ПУТЬ ДАЛЁК У НАС С ТОБОЮ

 

Ехали весело. Двое суток, в «опломбированном» вагоне, питаясь сухим пайком. Бренчала разрисованная гитара – её владелец уже не заплетающимся языком в десятый раз пел песню про «русское слово», которое цедит комсомолец-вьетнамец, сбивая чужой самолёт. На второй день сопровождающий нас сержант диктовал для того пацана и других желающих песню про демобилизацию – ту самую, которая много лет спустя зазвучит в эфире в исполнении группы «Сектор Газа». Вот только в новом варианте резанула по ушам строчка «И пойду я под луною с моей будущей женою, каблуками ЦОКАЯ». «Цокая» никак не рифмуется со словом «демобилизация». А в первоначальном варианте была изящная рифма: «каблуками КЛАЦАЯ». Словом, к «дембелю» мы стали готовится, даже не надев армейскую форму. Но перед тем нам предстояло пройти «школу жизни». Первый урок получил гитарист, у которого за полчаса до прибытия на конечную для нас станцию призывники (якобы) из соседнего вагона попросили гитару поиграть. Больше он инструмент не видел.

В Красноярск прибыли, когда стемнело. Впервые из душного вагона - на свежий морозный воздух, а там – гуськом-бегом на площадь, где рядком стояли мощные «Уралы» с тентами на кузовах. Пока колонна грузовиков с новобранцами ожидала команды тронуться, с заднего борта к нам заглянул солдатик: «Ну, что пацаны, хотите по граммульке в последний раз? Сейчас вас в такую «дыру» завезут, что два года не то, что жизнь гражданскую - света белого не увидите!» Желающих пригубиться «в последний раз» нашлось немало, - полезли по карманам, собирая рубли-трёшки. Солдатик, приняв деньги, растворился, а колонна тронулась. Таким был второй урок «школы жизни». Трясущимся от холода «лохам» (хотя, тогда такого слова не было) оставалось материться. Восторгался только гитарист: пацаны, я понял – они нас учат!!  

Больше всего в тот момент угнетала неизвестность, - долго ли ещё терпеть сибирский «колотун» в кузове, хоть и под тентом? Чувствовали – путь не близкий, наверное, исчисляется часами. Грелись песнями – не дворовыми, не битловскими. Может, впервые в жизни, пацаны затянули «Ой, мороз, мороз, не морозь меня…».

В гарнизон прибыли глубокой ночью. Путь в армию лежит через баню, которая именуется санпропускник.

Та самая баня (снимок найдён в интернете)

В бане мне стало плохо: может, потому что сухой паёк в поезде игнорировал - консервы почему-то в рот не лезли. Чуть в обморок не упал. Дежуривший сержант-медик нашатыркой привёл меня в чувство, и при облачении в военную форму помог справиться с портянками – совершенно незнакомым мне предметом солдатской одежды.

Лирическое отступление: носки в армии тех времён были предусмотрены только в парадно-выходном мундире, к которому прилагаются ботинки. Надевали это удобство солдаты-срочники нашей дивизии лишь дважды за службу: отбывая в отпуск и убывая на дембель. Увольнений в засекреченном гарнизоне не было, да и некуда – кругом тайга. Сапоги и портянки под ними – единственное, что предусматривал Устав. Всякие попытки использовать носки (кому-то родные присылали) жёстко пресекались. Носки изымались в пользу особо наглых сержантов и старослужащих. Однако, портянки в сапогах, как я убедился, гораздо практичнее и удобнее носков – если их уметь наматывать, конечно. И мы эту науку освоили в совершенстве, упаковывая обе ноги за считанные секунды – как механики «Формулы-1» при замене колёс гоночных болидов. Причём, стоя – садиться при одевании за 45 секунд не дозволялось.

…Тот же сержант сопроводил меня в казарму. По пути я впервые в жизни увидел звездное небо – такое, каким оно никогда не бывает в подсвеченном городе. Казалось, звёздного сияния в нём было больше, чем черноты. Впервые увидел Млечный путь, и понял, почему он называется именно так.

- Ты хоть знаешь, в какие войска попал? – спросил меня провожатый.

- В ракетные?

- Так точно. Стратегического назначения. Ядерный щит страны.

 

 

Мы ракетные войска –

Нам любая цель близка!

Наши меткие ракеты,

Наши мощные ракеты,

Безотказные ракеты

Грозно смотрят в облака!

     (из марша ракетчиков).

 

Пока призывники располагались на двухэтажных кроватях, в помещении появился очередной солдатик-«учитель жизни», который пытался уломать одного паренька продать ему наручные часы, стоимостью несколько десятков рублей за пятёрку – дескать, в части «старики» один хрен снимут. Правда, не уговорил.

 

ГЛАВА 3. КАРАНТИН

 

До распределения по частям - две недели карантина. Здесь предстояло понять, что ты не человек, а всего лишь солдат, и ощутить себя даже не винтиком, а заклёпкой могучей машины, именуемой Армия. Думать и рефлексировать было просто некогда. Между той секундой, когда звучал зычный голос дежурного «Подъём!» и не менее требовательной командой «Отбой, батарея!» само время едва поспевало за призывниками, от которых требовалось выполнять все команды «бегом!», и никак иначе, начиная от посещения утреннего туалета (тоже по команде).

«Батарея, подъём!!!»

 

И были бесконечные занятия по строевой подготовке, зубрёжка уставов, тренажи по сборке-разборке автомата.  Сержанты нас успокаивали – в части будет полегче, там жизнь устоявшаяся, размеренная. Ну, разве что первые полгода, пока «службу поймёте» надо потерпеть.

Оба сержанта, которые готовили к службе наше подразделение, были очень неплохие ребята, с которыми можно было поговорить по душам даже на занятиях. Конечно, больше всего было вопросов о ракетах с атомными боеголовками, коими мы будем держать под прицелом Америку и Китай (поясню, в тот момент – начало 70-х - воевать готовились с Китаем, про НАТО и не вспоминали). Вот тут-то и выяснилось, что большинство ракетчиков срочной службы супер-оружия не видят вообще. Доступ к нему имеют только избранные, в основном специалисты в офицерских чинах. Ракеты… (ой, виноват, товарищ сержант, нет в ракетных войсках такого слова, следует говорить «изделие»).

Так вот, изделия стоят себе в шахтах под землёй, а наша задача будет охранять подступы к ним по вахтовому принципу – неделя службы в бункере на объекте, потом неделя в казарме. Причём зимнее дежурство на «точке» проходит большей частью в разгребании снега вокруг объекта и прилегающей оборонительной инфраструктуры. А уж если за два года вашей службы случатся крупномасштабные учения, в процессе которых во время именно вашего дежурства именно с вашей точки будет произведён запуск изделия в Тихий океан – считайте, что вам несказанно повезло.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: