Филология и социально-экономические науки.

Социология и литературоведение. Теории социального конструирования реальности, «множественных реальностей», «конечных областей значений» (Альфред Шюц - феноменологическая, понимающая социология, Питер Бергер и Томас Лукман – социальное конструирование реальности) и литература. Литература как инструмент смыслообразования.

Социальный конструкционизм рассматривает процессы формирования людьми социальных феноменов. Одним из продуктов институализации социальных феноменов являются традиции. Конструируемая социальная реальность — перманентный, динамический процесс; реальность воспроизводится людьми в процессах её интерпретации ими и формулировки знаний о ней. Бергер и Лукман обосновывают идею о том, что любое знание, включая самые основополагающие представления о социальной реальности, образующие так называемый здравый смысл, происходит и поддерживается за счёт социальных интеракций.

В социальном взаимодействии люди исходят из предпосылки о схожести восприятий реальности, из " здравого смысла". Основывая свою активность на данном убеждении их общие представления и понимание реальности повседневной жизни воспроизводятся и закрепляются. Так как повседневные знания являются продуктом договорённости людей — социальной конвенции, то любые человеческие типологии и системы ценностей, социальные образования воспринимаются людьми как объективная реальность. Таким образом социальная реальность конструируется самим акторами.

Одной из задач социального конструкционизма является исследование тех процессов, посредством которых человек формирует, институализирует, постигает и интегрирует в традицию и социальные ценности социальные феномены. Поскольку социальные конструкты, как интерпретации реальности и объекты знания, не предзаданы от «природы», они должны постоянно поддерживаться и подтверждаться, чтобы существовать.

Согласно социальному конструкционизму, социальный конструкт является идеей, которая воспринимается как естественная и очевидная теми, кто принимает её. С точки зрения теории социальный конструкт и лежащая в его основе идея остаются изобретением или искусственно созданным культурным артефактом, принадлежащим определённой культуре или сообществу. Человек избирателен по отношению к социальным конструктам, принимая одни и отвергая другие. Существование социальных конструктов не определяется трансцендентной сущностью или природой. В то же время такое понимание социального конструкта не следует трактовать как радикальный антидетерминизм.

Следует различать социальный конструкционизм и социальный конструктивизм. Социальный конструкционизм рассматривает динамику феномена относительно социального контекста, тогда как социальный конструктивизм изучает личностные процессы смыслополагания знания и опыта в социальном контексте. Поэтому социальный конструкционизм обычно рассматривается преимущественно как социологическая теория, тогда как социальный конструктивизм относят также и к психологическим концепциям. Как социологическая теория социальный контрукционизм склонен анализировать в качестве социальных конструкций прежде всего социальное действие и социальную активность как таковые. Социальный конструктивизм, основываясь на конструктивистской эпистемологии, акцентирует внимание на конструировании знания, языка и т.п. Несмотря на отличия, и социальный конструкционизм, и социальный конструктивизм являются комплементарными аспектами одного и того же процесса, посредством которого люди в обществе создают собственный культурный мир, а следовательно и самих себя.

Социальный конструкционизм Бергера и Лукмана восходит к философской феноменологии Мартина Хайдеггера и Эдмунда Гуссерля. С социологическими аспектами феноменологического учения Бергер ознакомился во время докторского исследования, научным руководителем которого был основоположник феноменологической социологии Альфред Шюц. На протяжении 1970-х и 1980-х годов происходит трансформация социального конструкционизма под влиянием Мишеля Фуко. Фуко и его последователи осуществили «нарративный поворот» в общественных науках.

Социология литературы как особая область. Способы исследования литературы как культурной и социальной практики: «литературный быт» (Борис Эйхенбаум), «литературное поле» (Пьер Бурдье) и «институт литературы» (Борис Дубин).

Социология и социолингвистика. Социология — наука об обществе как целостной системе и об отдельных социальных институтах, процессах, социальных группах и общностях, отношениях личности и общества, закономерностях массового поведения людей — небезразлична к языку, поскольку, считал лингвист Эдвард Сепир, социолога не могут не интересовать способы человеческого общения, а правильность речи имеет к социологии значительно большее отношение, чем к эстетике или грамматике. Социолингвистика, возникшая на стыке языкознания, социологии, социальной психологии и этнографии, исследует проблемы, связанные с социальной природой языка, его общественными функциями и воздействием социальных факторов на язык.

Социолингвистика (социальная лингвистика) — это направление языкознания, изучающее общественную обусловленность строения, возникновения, развития и функционирования языка, воздействие общества на язык и языка на общество. В центре внимания её причинные связи между языком и фактами общественной жизни. Социолингвистика интересуется тем, во-первых, как социальный фактор влияет на функционирование языков; во-вторых, как он отражается в языковой структуре и, в-третьих, как взаимодействуют языки. При этом в центре внимания находится не столько сам язык как таковой, сколько его носители. Социолингвистика — это наука, которая изучает язык в его социальном контексте. Лингвосоциологические обследования используются, чтобы получить конкретные и объективные данные для более глубокого проникновения в природу собственно социальных особенностей данного человеческого коллектива.

Социолингвистика изучает, например, социальные подсистемы (разновидности) языка, которые принято называть социальными диалектами (социолектами). Так, социолингвисты сообщают, что первые известия о русских социальных диалектах (жаргонах и арго) относятся к началу XVII в. и связаны с описанием повстанческого движения казаков на Дону и в Поволжье, возглавляемого Иваном Исаевичем Болотниковым (1606–1607). Голландец Исаак Масса, оказавшийся в России в это время, свидетельствовал, что казаки различных племён из Московии, Татарии, Польши, Карелии и Неметчины по большей части московиты и говорят по-московски, но сверх того между собой они употребляют особый язык, который они называют «отверница». В Словаре Даля: Отверница — ‘инонаречие, иносказание, обиняк, намёк’. Словарь Даля содержит статью «Афеня, офеня», в которой приводятся сведения об офенском языке и его разновидностях.

Специальный раздел «О языках искусственных» выделен в статье Владимира Ивановича Даля «О наречиях русского языка» (1852). Не прошёл Даль мимо факта зарождения русского воровского арго и заметил в статье: «Столичные, особенно питерские, мошенники, карманники и воры различного промысла, известные под именем мазуриков, изобрели свой язык, исключительно для воровства. Есть слова, общие с офенским языком…». Главными носителями условных языков в пределах России XIX в. оказывались 1) ремесленники — отходники из крестьян (портные, валяльщики валенок, шерстобиты, шорники, кузнецы и жестянщики, печники и др.); 2) торговцы разносчики (офени); 3) профессиональные нищие. Специфика названных профессий способствовала обособлению их носителей и обладателей от остального населения и существенно укрепляла позиции условных языков. Ряд арготических слов восходит к языку офеней: жулик и жулить, бусой (и бухой) — пьяный, кимать и кимарить — спать, клёвый — хороший, удачный, лох — мужик, простофиля, петрить — понимать, просифониться — озябнуть, хило — плохо, шуровать, шустрый и др.

Некоторые языковые явления представляют продукт профессиональной дифференциации и в качестве профессионализмов входят в общелитературный язык, как это стало со словом из арго нищих двурушничать ‘просить подаяние двумя руками’ или с современным выражением из языка военных груз-200.

Как говорят специалисты, совокупность самых популярных жаргонных выражений в среде телевизионщиков, например, даёт представление о том, как делается телепередача.

Бантик — смешной, забавный сюжет в программе новостей, призванный поднять настроение зрителям.

Хрипучка или хрипушка — информационное сообщение, переданное корреспондентом в эфир теленовостей по телефону. Название говорит о качестве звука — оно обычно бывает невысоким.

Прямиться — выходить в прямой эфир с места события.

Картинка — снятый оператором видеоряд без закадрового текста.

Синхрон — прямая речь человека, ставшего участником событий.

Устняк — то, что говорит ведущий перед показом сюжета: вступление, или «подводка».

Ухо, или кнопка, — наушник, который находится у ведущего в ухе и позволяет ему слышать то, что говорит режиссер или продюсер. С помощью «уха» ведущим подсказывают фразы, остроумные реплики, а в информационных программах сообщают о том, какой сюжет готов сейчас к эфиру, или о том, что возникли какие-то проблемы.

Дать в ухо — сказать что-то ведущему по скрытой радиосвязи.

Накинуть петлю — надеть на человека, участвующего в программе, маленький микрофон-петличку. Тогда все, что он говорит, будет записываться.

Журавли — микрофоны на длинной палке, которые корреспонденты протягивают к объекту, далеко от них находящемуся.

Зажать звук — при помощи кнопочки на столе у ведущих информационных программ сделать неслышным все то, что говорится в студии.

Подрезать ноги — укрупнить изображение человека, который находится на экране, за счет нижней части туловища.

Говорящая голова — ведущий, который произносит в эфире не им написанный текст. Раньше эта должность называлась «диктор».

Коры — телекорреспонденты.

Звучки — звукооператоры, звукорежиссеры.

Вожак — продюсер.

Гоблины — плохо подобранная массовка для телепрограммы. Не хлопают, не смеются, не демонстрируют интереса к происходящему.

Лохи — зрители в студии.

Сбитый летчик — ведущий, который раньше был очень популярным, а потом пропал с экрана.

Стакан, или Стаканкино, — телецентр «Останкино».

Цифры — рейтинги.

Филология и политология. Политология — это общественная наука, изучающая область властных отношений (политическая организация и политическая жизнь общества, проблемы внутренней политики и международных отношений и т.п.). Политология как социальная наука тесно связана с филологией, что определяется характером политического дискурса. Дискурсом называют текст в его становлении перед мысленным взором интерпретатора. Дискурс состоит из предложений или их фрагментов, а содержание дискурса часто, хотя и не всегда, концентрируется вокруг некоторого «опорного» концепта, называемого «топиком дискурса», или «дискурсным топиком».

Логическое содержание отдельных предложений – компонентов дискурса – называется пропозициями; эти пропозиции связаны между собой логическими отношениями (конъюнкции, дизъюнкции, «если – то» и т.п.). Понимая дискурс, интерпретатор компонует элементарные пропозиции в общее значение, помещая новую информацию, содержащуюся в очередном интерпретируемом предложении, в рамки уже полученной промежуточной, или предварительной интерпретации.

По ходу такой интерпретации воссоздается – «реконструируется» – мысленный мир, в котором, по презумпции интерпретатора, автор конструировал дискурс и в котором описываются реальное и желаемое (пусть и не всегда достижимое), нереальное и т.п. положение дел. В этом мире мы находим характеристики действующих лиц, объектов, времени, обстоятельств событий (в частности, поступков действующих лиц) и т.п. Этот мысленный мир включает также домысливаемые интерпретатором (с его неповторимым жизненным опытом) детали и оценки.

Этим-то обстоятельством и пользуется автор дискурса, навязывая свое мнение адресату. Ведь пытаясь понять дискурс, интерпретатор хотя бы на миг переселяется в чужой мысленный мир. Опытный автор, особенно политик, предваряет такое речевое внушение подготовительной обработкой чужого сознания, с тем чтобы новое отношение к предмету гармонизировало с устоявшимися представлениями – осознанными или неосознанными. Расплывчатая семантика языка способствует гибкому внедрению в чужое сознание: новый взгляд модифицируется (это своеобразная мимикрия) под влиянием системы устоявшихся мнений интерпретатора, а заодно и меняет эту систему.

Ясно поэтому, что исследование политического дискурса лежит на пересечении разных дисциплин и связано с анализом формы, задач и содержания дискурса, употребляемого в определенных («политических») ситуациях. Одна из этих дисциплин – политологическая филология – исследует, например, соотношение свойств дискурса с такими концептами, как «власть», «воздействие» и «авторитет». В отличие от «чистых» политологов, филологи рассматривают эти факторы только в связи с языковыми особенностями поведения говорящих и интерпретации их речи.

Политологическое литературоведение исследует макроструктуры политического дискурса: смену и мотивацию сюжетов, мотивов, жанров и т.п., – то есть, рассматривает дискурс с помощью литературоведческого инструментария.

Политологическая лингвистика занимается микроуровнем, ее предметом являются: а) синтактика, семантика и прагматика политических дискурсов, б) инсценировка и модели интерпретации этих дискурсов. В частности, именования политологически значимых концептов в политическом употреблении в сопоставлении с обыденным языком.

Что касается предмета политической филологии, то он достаточно подвижен. Долгое время таким предметом служит политическая метафора, политическая метафорология (метафорика). Красноречивы заголовки публикаций зарубежных специалистов — «Каузальная сила политической метафоры» [Андерсон], «Политическое убеждение путём метафорического моделирования» [Белт], «Метафора и война: система метафор для оправдания войны в Заливе» [Лакофф], «Путь Сербии в Европу по метафорам Зорана Джинджича» [Фелберг]; а также отечественных лингвополитологов: «“Могут ли метафоры убивать”?: прагматический аспект политической метафорики» [Будаев], «Методологические грани политической метафорологии» [Будаев, Чудинов], «“В плену у русского медведя”, или современная Россия в метафорах британских и американских СМИ» [Красильникова].

Предметом филологической филологии может быть её объект — устройство, специфика и функции политического дискурса. Специально этому вопросу посвящена статья «Политический дискурс как предмет политологической филологии» [Демьянков]. Своеобразию политического дискурса посвящены публикации о театральности политического дискурса, его невербальных знаках, об инаугурационном обращении как жанре политического дискурса, о политическом дискурсе как нарративе (см. подробнее: [Шейгал]).

Предмет политической филологии может быть расширен до понятия «язык власти». Филологи от политологии рассматривают также общественно-политическую лексику в политическом дискурсе и политическую социализацию.

Политологическая филология обретает черты учебной дисциплины, оснащённой учебными книгами, например: «Современная политическая лингвистика» [Будаев, Чудинов], «Политическая лингвистика» [Чудинов].

Юриспруденция и юрислингвистика. Юриспруденция (правоведение) — наука, изучающая право как особую систему социальных норм, — считает язык одним из своих объектов. Известно, что в современном мире постоянно возникают конфликтные ситуации из-за неправильно или неточно употребленного слова, отсюда необходимость в решении немалого числа внешне лингвистических вопросов. Так, в 2001 г. возникла Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС), призванная оказать действенную лингво-юридическую помощь сотрудникам СМИ, судьям, адвокатам, следователям, специалистам-филологам, юрисконсультам, студентам и преподавателям вузов. Гильдия проводит судебную фоноскопическую и автороведческую экспертизу. Складывается криминалистическая текстология. Опыт работы Гильдии отражён в книге «Цена слова. Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации» [Горбаневский]. Книга Е.И. Галяшиной [2006] знакомит читателя с основными вопросами, возникающими в практике назначения и производства лингвистических экспертиз экстремистских материалов, даёт рекомендации по назначению, проведению, оценке заключений экспертиз разнообразных текстов, подозреваемых и квалифицируемых прокуратурой и судьями в качестве экстремистских материалов.

К области юрислингвистики относятся такие вопросы, как типы, свойства, особенности создания юридических тестов; юридическая техника; семантика и прагматика юридического языка; правовая коммуникация, юридический дискурс и юридическая риторика; конфликтный текст как предмет лингвистического исследования и правового регулирования; методология и методика экспертных исследований спорных речевых произведений и т.п.

В поле внимания лингвистов-экспертов попадают вопросы типа: что такое оскорбление, всегда ли нецензурную брань можно однозначно рассматривать как оскорбление, когда словесная перепалка становится уголовно наказуемым преступлением, как защитить свою репутацию и доброе имя.

В настоящее время русское общение в высшей степени конфликтно. Наиболее ярким проявлением конфликтного общения служит употребление мата, который стал языком отечественного начальства. Когда человек идёт или стоит и матерится, то это сквернословие в общественных местах и может рассматриваться как мелкое хулиганство, а не оскорбление. Оскорбление, с точки зрения права, — такое употребление нецензурных слов, с помощью которого некоторому человеку даётся обобщённая характеристика. Существовало три цензора русского мата: 1) православная церковь, 2) государство и 3) культурное общество. Моральное самоограничение — самый действенный ограничитель матерной ругани вокруг нас.

Приведём несколько примеров юрислингвистических размышлений. Слово коррупционер не оскорбление, потому что не имеет неприличной формы, не относится к обсценной или грубо просторечной лексике, однако это слово способно возбудить конфликт, чреватый иском о защите чести, достоинстве и деловой репутации. Дура, толстуха, грязнуля — обидные слова, но не оскорбление. Они не могут служить основанием для возбуждения иска об оскорблении. Слово дура не относится к неприличным и нецензурным. Слова москаль и хохол — иронические названия соседей — балансируют на грани оскорбления, если воспроизводятся с политическими целями.

Лингвистика сотрудничает и с правоохранением. Как сообщала пресса, в Германии с помощью фонетического анализа раскрывается свыше тысячи преступлений в год. Дело в том, что голос человека так же неповторим, как и его отпечатки пальцев. С помощью компьютерной программы голос человека можно расщепить, преобразовать в цифровую форму и представить на экране графически. Оказалось, что звуки речи связаны между собой устойчивыми зависимостями. Так, по интенсивности, с которой был произнесен звук [р], можно вычислить степень твёрдости [т]. Измеряется амплитуда колебаний при гласных звуках, скорость артикуляции, специфический шум дыхания, степень хрипоты — десятки акустических параметров, собранных вместе, придают каждому голосу неповторимую специфику. Изменение голоса столь же бессмысленно, как и попытка избежать опознания с помощью скорченной гримасы. По сообщению той же прессы, российские спецслужбы активно используют фонетический анализ в борьбе с «телефонным терроризмом». С помощью этого метода не только идентифицируется голос, но и выявляется возраст позвонившего, его вес и даже форма лица. Сообщается о разработке нового направления в науке — лингвокриминалистики.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: