Математика и литературоведение.

Вот отрывок из знаменитой статьи Юрия Лотмана «Литературоведение должно быть наукой»: «Литературовед нового типа — это исследователь, которому необходимо соединить широкое владение самостоятельно добытым эмпирическим материалом с навыками дедуктивного мышления, вырабатываемого точными науками. Он должен быть лингвистом < …>, быть в курсе психологической науки и постоянно оттачивать свой научный метод, размышляя над общими проблемами семиотики и кибернетики. Он должен приучать себя к сотрудничеству с математиками, а в идеале — совместить в себе литературоведа, лингвиста и математика. Он должен воспитывать в себе типологическое мышление».

К началу XX в. относится работа русского писателя и теоретика литературы Андрея Белого (Б.Н. Бугаева; 1880–1934), основоположника семантической концепции искусства, во многом определившего развитие стиховедения XX в. В статье «Лирика и эксперимент» (1909) сын профессора математики и студент естественного отделения физико-математического факультета Московского университета изложил свою идею соединения «точных знаний» и гуманитарных наук, обращая особое внимание на то, что исходная точка научного исследования в области лирической поэзии лежит в конкретном материале лирических произведений разных народов от древности до наших дней.

От Андрея Белого идёт традиция «точного литературоведения», представленная именами Б.И. Ярхо, Кирилла Федоровича Тарановского и М.Л. Гаспарова.

Борис Исаакович Ярхо (1889–1942), литературовед и переводчик, на материале средневековой литературы, фольклора, стиховедения и поэтики разработал детальную программу применения количественных методов к анализу всех уровней художественной формы. Фундаментальный труд «Методология точного литературоведения» писался в ссылке (после лагеря), где учёный и умер. Рукопись разыскал и частично опубликовал М.Л. Гаспаров в 1969 и 1984 гг., полностью — Максим Ильич Шапир в 2006.

Б.И. Ярхо был учёным исключительной широты, но о чём бы он ни писал, он искал и оттачивал точную методологию литературоведения. Ярхо констатировал, что главным недостатком современного ему литературоведения являются неясность и расплывчатость характеристик и определений. При этом Ярхо за образец научности принял биологию. «Литературоведу надлежит черпать мужество главным образом из успехов биологии, так как она представляет ступень научности, ближайшую к нашей дисциплине и вообще к наиболее развитым из общественных наук. Нашей ближайшей задачей является достижение именно этой стадии научности». Литературоведение, полагает Ярхо, есть такая же «наука о жизни», и у неё нет причин отставать от биологии. В основу метода положены три момента жизни — множественность, непрерывность и изменчивость.

Программный характер имеют две публикации Ярхо: «Граница научного литературоведения» (1925) и «Простейшие основания формального анализа» (1927). В основу концепции Ярхо положил аксиоматическое, не поддающееся определению понятие литературоведения — эстетическая эмоция. Совокупность эстетически действенных элементов произведения составляет его форму. У литературной формы есть три главные области: а) фоника (то, что воспринимается слухом); б) стилистика (то, что воспринимается значением и чувством языка); в) поэтика (то, что воспринимается воображением, как образы и мотивы, и умом, как идейная или эмоциональная концепция). Ярхо обращает внимание на то, что ни одна статистическая величина не вводится без морфологического анализа, т.е. без проверки того, какие реальные литературные явления они отражают. Итогом поисков должен стать «сравнительно-статистический метод, поддержанный показом и экспериментом».

Академик Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005), выдающийся русский филолог, специалист по классической филологии и стиховедению, превративший метод сравнительно-статистического анализа стиха (метра, ритма, рифмы и строфики) в инструмент точной филологии. М.Л. Гаспарова с полным правом можно считать рыцарем точного знания в филологии. Его кредо: «Я занимаюсь «точноведением», а вы — «чтотоведением». Как член редколлегии и автор нового издания М.Л. Гаспаров определил задачи, стоящие перед «Филологикой»: «Для меня цель — это филология как точная наука, а в наше время научные исследования на каждом шагу подменяются собственным интуитивным творчеством». Этой тенденции как раз призвана противостоять «Philologica». «Существование ее — явление отрадное: важно и нужно понимать, что такое научность».

Теоретические рассуждения Гаспарова о точности в филологии подтверждаются его конкретной аналитической работой над текстом. Показательна его статья «Точные методы анализа грамматики в стихе», которая начинается констатацией того, что методы квантитативной лингвистики в России мало прилагались к изучению языка художественной литературы, хотя для характеристики языка отдельных авторов и художественных форм статистические методы интереснее, чем для характеристики языка в целом. Далее в статье приводятся конкретные и весьма интересные примеры применения автором квантитативной методики. Так, соотношение прилагательных и глаголов, по существу, это показатель статики / динамики художественного мира произведения. Логично предположить, говорит Гаспаров, что по этому показателю мир лирики (и вообще поэзии) статичнее: глаголов меньше, а мир повествования (и вообще в прозе) динамичнее: преобладают глаголы.

На деле всё не так. За точку отсчёта Гаспаров берёт художественную прозу. В «Пиковой даме» Пушкина на одно прилагательное приходится 2, 7 глагола. У Чехова («Три года») — три глагола; у Толстого («Хозяин и работник») — пять глаголов. Разброс, как видим, ощутимый и не совсем ожидаемый. Интуитивно казалось, что сжатый стиль быстрой пушкинской прозы должен быть более насыщен глаголами, чем медлительный стиль толстовской прозы. Детализация художественного мира у Толстого и Чехова достигается не за счёт прилагательных, уточняющих образы, а за счёт глаголов, уточняющих действия и состояния. Далее Гаспаров сопоставляет прозу Пушкина с его же поэзией. Интуитивное предположение, что лирика меньше насыщена глаголами, чем эпос, не только подтверждается, но и уточняется. Глагольная динамичность действия в стихотворном повествовании у Пушкина не ниже, а даже выше, чем в прозаическом повествовании. Максимум глаголов приходится у Пушкина на стилизации народной поэзии — «Песни западных славян» и сказки. Видимо, полагает Гаспаров, динамичность действия Пушкину представлялась существенной приметой народной поэзии. Что совсем не тривиально на фоне обычных представлений о медлительности фольклорного повествования.

Начинающий литературовед обычно робеет перед числами, имея в виду такое эфирное явление, как поэтический текст: в одну телегу впрячь нельзя коня и трепетную лань. Академик убедительно показывает, что гармонию поверять алгеброй не только можно, но и полезно. «Меня много раз спрашивали, не убивают ли подсчеты алгеброй гармонию, не мешают ли они непосредственному наслаждению поэзией. Я отвечал: нет, помогают. Неправильно думать < …>, будто всё и так слышно: многие мелочи, из которых складывается гармония, лежат ниже уровня сознания и непосредственно слухом не отмечаются; только когда нащупаешь их подсчетами, начинаешь их замечать. (Нащупывать приходится путем проб и ошибок; сколько на этом пути сделано трудоемких подсчетов, оказавшихся излишними, — не счесть.) Кроме того, подсчеты требуют медленного чтения и перечитывания стихов, а это полезно. Мне не случилось в молодости полюбить стихи Фета — так уж сложились обстоятельства, я лучше знал пародии на Фета, чем самого Фета. А я знал, что Фет заслуживает любви. И вот я стал каждую свою стиховедческую тему разрабатывать сперва на стихах Фета. Ритм словоразделов, связи слов в стихе, расположение фраз в строфе — что бы это ни было, я сперва смотрел и подсчитывал, как это получается у Фета, а потом уже — у других поэтов. С каждым перечитыванием стихи все глубже западали в подсознание. И после десяти или двадцати таких упражнений внимания я почувствовал, что научился любить Фета».

Что даёт обострённое чувство точности филологу? Огромный объём подсчётов, произведённых М.Л. Гаспаровым, привёл его к выводам весьма содержательным. Свидетельством тому книга «Метр и смысл. Об одном из механизмов культурной памяти» [2000], предмет которой — смысловые ассоциации, которые связываются со стихотворными размерами русской поэзии и образуют сеть традиций, тянущихся от XVIII в. до последних советских и постсоветских десятилетий. В книге прослежены смысловые ореолы стихотворных размеров, которые образуют общую семантическую панораму русской метрики. М.Л. Гаспаров пытается ответить на «детский вопрос», почему поэт, начиная стихотворение, берёт для него именно такой-то размер, а не иной.

Филология и информатика. Информатика — это отрасль науки, изучающая структуру и общие свойства информаций, а также вопросы, связанные с её сбором, хранением, поиском, переработкой, преобразованием, распространением и использованием в разных сферах деятельности. Союз филологии и информатики складывается с началом эпохи информационного общества, для которого главными ценностями становятся информация и знание. Становление нового общества характеризуется интенсивным ростом количества информации, эффективной работы с ней (хранение, распространение, поиск, учет и т.д.). Это возможно только путём использования современных средств вычислительной техники и перевода информации в электронную форму.

Частью национального информационного ресурса является культурно-историческая информация, к которой относят литературное и философское наследие, музейную и архивную информацию (включая кино-, фоно- и фотоинформацию), фундаментальные справочные сведения (энциклопедии, словари и т.д.). Культурно-историческая информация обеспечивает историческую память и национальные традиции. Она способствует органическому развитию общества и обеспечивает единство национального самосознания, однако размеры территории России препятствуют её свободному использованию на всей территории страны. Нормальное функционирование национального информационного ресурса ставит задачу сохранения, распространения и эффективного использования культурно-исторической информации, что обеспечивается применением современных информационных технологий и созданием единого информационного пространства, охватывающего как печатную, так и электронную информацию.

«Информационные технологии — это приемы, способы, методы применения средств вычислительной техники при выполнении функций сбора, хранения, обработки и использования данных» (ГОСТ 34.003-90).

Филология предлагает тексты. Известно, что большая часть накапливаемых электронных информационных ресурсов — это наборы текстов. Современные информационные технологии, в свою очередь, предлагают новые возможности для обработки и анализа текстов и предоставляют разнообразные средства создания, распространения, поиска и учета текстовой информации. Филология не остаётся пассивным пользователем готовой технологии, она ставит задачи изучения текстов, бытующих в новой форме, в новой среде и в новых условиях. Так что филология и технология заинтересованы в кооперации и взаимопомощи, в результате складывается новая дисциплина — филологическая информатика.

Филологи (преимущественно лингвисты, но также стиховеды и литературоведы) одними из первых начали применять в своей работе вычислительную технику. Опыт постановки задач филологией перед технологией относится к 1950-м годам, когда начались исследования по машинному переводу, создание машинных словарных фондов и словарей; разработка методов и алгоритмов морфологического анализа лексики, работы по синтаксическому и семантическому анализу текстов и мн. др. Всё это способствовало развитию программного обеспечения современных поисковых систем.

К началу 1990-х годов информационные технологии сделали огромный скачок, позволяющий говорить о возможности и даже необходимости их применения в практике филологических наук. Интерес филологов к информационным технологиям усилился с появлением персональных компьютеров, которые стали доступны любому пользователю (как по цене, так и по эксплуатационным характеристикам). Стали интенсивно развиваться и активно использоваться текстовые процессоры, средства автоматической проверки орфографии и грамматики, программы оптического распознавания текста и другие лингвистические и эдиционные компьютерные средства.

Результаты освоения филологами современных информационных технологий заметнее всего проявляются в создании профильных интернет-ресурсов, в которых сосредотачивается всё, что интересно и полезно филологу: коллекции текстов, биографические материалы, результаты научных исследований, библиографическая информация, электронные версии профильных журналов и т.д.). По подсчётам специалистов, количество сетевых ресурсов по русской филологии и фольклору уже в конце 2002 — начале 2003 г. оценивалось в 300–350. Возрастает роль сетевых ресурсов. Филологический труд становится более продуктивным: скорость выполнения рутинных процедур повышается в десятки раз, и в результате высвобождается время для активной творческой работы.

Магистральный путь филологической информатики — создание специализированных полнотекстовых информационных систем, среди которых наиболее интенсивно развивающимися становятся электронные издания и электронные библиотеки.

Константин Владимирович Вигурский и Игорь Алексеевич Пильщиков видят шесть основных направлений работ, необходимых в филологической практике:

1) создание электронного фонда русской словесности, который должен обеспечивать сбор, об работку, надежное хранение и эффективное использование культурно значимых произведений русской литературы и фольклора;

2) создание национального корпуса русского языка (проект, который уже успешно реализуется);

3) создание электронного словарно-справочного фонда (словари, энциклопедии, справочники и указатели, необходимые для проведения филологических исследований);

4) создание средств автоматизации работ в сфере филологии, допускающих применение универсальных либо специальных алгоритмов (автономные программные продукты для персональных компьютеров);

5) организация цикла филологических исследований по подготовке изданий литературных произведений в электронной форме;

6) учёт и систематизация филологически значимых электронных фондов, а также создание сводного электронного каталога сетевых информационных ресурсов филологического профиля.

Примером сотрудничества филологов со специалистами по машинному переводу стал мёртвый язык семитской семьи — угаритский. В своё время этот язык был расшифрован лингвистами традиционным способом. Чтобы проверить возможности современных информационных технологий, повторную расшифровку языка доверили учёным из Массачусетского технологического института, разработавшим компьютерную программу, которая расшифровала мёртвый язык за пару часов. Программа сравнивала слова на угаритском со словами из близкородственного языка — иврита — в поисках общих корней. Исследователи исходили из допущения, что между разноуровневыми элементами родственных языков можно установить однозначные связи как на уровне знаков алфавита, так и на уровне частей слов (морфем).

Наличие первой расшифровки даёт возможность проверить точность работы программы. Оказалось, что для 29 из 30 букв языка машина смогла верно найти соответствия в иврите. Примерно треть угаритских слов имеют «родственников» в иврите; 60% из них программа определила верно. Своеобразным толчком к работе для массачусетских исследователей стала книга «Потерянные языки» Эндрю Робинсона, в которой автор утверждает, что машины не обладают тем сплавом логики и интуиции, которые необходимы археологам и лингвистам для успешной расшифровки надписей на мёртвых языках. Однако энтузиасты, повторившие расшифровку с помощью компьютерной техники, надеются, что их программа, даже если и не расшифрует древние письменности, поможет разработчикам автоматических переводчиков, таких как Google Translate. Таким образом, филологические задачи становятся вызовом для представителей так называемого точного знания.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: