Компьютерная анимация и дизайн

 Бруннен-джи были мастерами компьютерной анимации, которую они активно использовали для создания «волшебного» мира Палат Памяти. Так, к примеру, бруннен-джи сконструировали яркий образ летящей трехмерной голографической птицы, символа «взрыва жизни», а также образы трехмерных извивающихся змей, символов любви.

Анимированная птица и змеи – это образцы т.н. «дополнительной реальности» Палат.

Рис.88. Анимированная голограмма ожившей птицы в палате указателей

 

Бруннен-джи были также мастерами компьютерного дизайна. Образцом их дизайнерского искусства служит виртуальный зал мистерий, подготавливавший посетителей ко «взрыву жизни». Зал внедрялся в качестве «искусственного сна» в психику посетителя Палат Памяти и мог видоизменяться в соответствии с этапами прохождения подготовки к основному ритуалу. Голос Хранительницы сопровождал посетителя с подготовительных этапов и вплоть до его смерти под пилой архиватора памяти.

Виртуальный зал мистерий на начальном этапе подготовки ко «взрыву жизни» представлял собой тёмное пространство, имитирующее космос. Тут обращал на себя внимание пол, который сделан в виде пейзажной картины, изображающей космическое пространство, на фоне которого выделялась фиолетовая туманность, скопления звёзд и спиралевидные галактики (солярная символика). Они символизировали бесконечность космических и природных циклов.

Рис.89. Образ космоса в искусственном сне Зев

 

Здесь можно было также заметить фрагмент галактики неправильной формы, а также светящиеся пятна – удалённые скопления звезд. Эти детали придавали общей композиции элементы хаотизма и случайности. В картине преобладали строгие тёмные тона. Общее исполнение картины создавало у зрителя настроение масштабности действия, внушало трепет и страх перед непостижимыми силами космоса.

«Космическое» пространство дополнялось пространством «ретроспекций». После пробуждения посетителя темнота начинала принимать очертания трехмерных голографических видеообразов детства и периода полового созревания. Эти видеообразы отображались настолько живо и реалистично, что заставляли посетителя снова пережить сцены из прошлого.

Рис. 90. Образ отца из воспоминаний Зев

 

Затем пространство «ретроспекций» сменялось пространством «сублимации», т.е. пространством, в котором через символы реализовывались скрытые фантазии и желания посетителя. В случае с Зев пространство «сублимации» выполняло роль бального зала и было хорошо приспособлено для реализации её эротической фантазии – «романтического» танца с Каем.

Тёмный зал был освещен лампами-прожекторами, выделяющими движущиеся по залу фигуры. Лучи падали так, чтобы фигуры оставляли на полу длинные силуэты (элемент романтики). Видимо, к потолку был прикреплён какой-то светящийся шар, который дополнительно бросал блики на стены, придавая действию элемент волшебства. Сам пол был гладким, меняющим свои цвета в зависимости от освещения (от светло-синего до фиолетового) и позволяющим легко и быстро перемещаться по залу.

Основная стена бального зала палаты мистерий была украшена светящимися рельефами сводчатых («восточных») арок. Сверху, внутри каждой арки помещен был повторяющийся узор, светившийся тем же светом, что и арка. Арка и узор создавали атмосферу романтики и таинственности. Снизу каждая арка содержала в себе изображение стыка двух соседних стрельчатых арок. Эта деталь придавала стене эффект глубины.

Рис. 91. Образ бального зала в искусственном сне Зев

Поэзия и фольклор

О поэтическом творчестве бруннен-джи практически ничего не известно. Есть только общие сведения, что бруннен-джи были знакомы с поэзией и, в частности, с поэмами (этот жанр упоминает Поэт). Также известно, что бруннен-джи по какой-то причине не понимали (и не принимали) лирический креатив своего соотечественника – Поэта.

Творчество Поэта. Поэт был яркой и неординарной фигурой в культуре бруннен-джи. Он являлся, по всей видимости, экспериментатором в области поэзии, оставившим после себя голографические и телевизионные видеозаписи.

Известна только одна эротическая поэма, написанная Поэтом. Название поэмы не дошло до нас. Вот сохранившийся отрывок из неё:

                    Текст                                                      Перевод

Floating along the whispering surf, Searching for a home I spy a beach – thou, like a fecund dream And enter your… [ 7 ]

Плывя по шепчущему прибою В поисках дома, Я узрел тебя! Ты Словно плодородная мечта, И я вошел в твое...

 

Здесь видно, как Поэт для описания интимной сцены прибегает к приёму иносказания, создавая, в принципе, традиционную для писателей-романтиков с планеты Земля развернутую метафору (герой – 'корабль', героиня – 'потерянный дом', 'плодородная мечта', место действия – 'шепчущий прибой').

В Палатах Памяти Поэт использует, в основном,  жанр лирического монолога.

Все известные лирические монологи Поэта можно разделить, в зависимости от прагматической установки, на несколько видов: этикетные, медитативные, социально-сатирические, а также эротические.

Этикетные монологи Поэта сочинены им для выражения формул этикета: приветствия, прощания, поздравления и проч.

Вот пример этикетного монолога-приветствия, в котором Поэт, прерывая Хранительницу, обращается с приветственной речью к посетителям Палат:

                  Текст                                                      Перевод

Blah blah blah blah blah blah blah blah blah! Dullness! Ethereal, ephemeral, allegorical dullness. The blunted boredom rises from the gorge of her insufferable lips, and floats like the tedious feather of a long dead bird until it lands, naked with tired memory, next to your fleshy feet – ha! Oh, but she's gone now. Away, away, like all the others, away, away. Only I, Poet Man, have chosen to stay. Well, OK, if the truth be told, it wasn't exactly a choice – but, be that as it may, I welcome you, travellers to the Memory Catacombs of the Brunnen G! [ Там же ]

Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла! Скука! Бесплотная, эфемерная, аллегорическая скука. Из глотки поднимается притупленная тоска от ее невыносимых губ, и порхает, как поникшее перо давно умершей птицы, пока оно не упадет нагим от уставшей памяти у твоих пухлых ног. Ха! О, но теперь она ушла. Прочь, прочь, как и все другие, прочь, прочь. Только мне, Поэту, суждено было остаться. Ну, по правде сказать, выбора у меня не было. Однако как бы то ни было, добро пожаловать, путники, в Катакомбы Памяти бруннен-джи!

 

Тут поэтическое сравнение «притуплённой тоски» ( blunted boredom ) с «давно умершей птицей» ( long dead bird ) перерастает в развёрнутую метафору, которую Поэт резко обрывает, чтобы пожаловаться (не без иронии) на свою трагическую судьбу и объявить посетителям: … I welcome you, travellers to the Memory Catacombs of the Brunnen G!

Уже в этом монологе отчетливо видны тенденции творчества Поэта –            экспрессивная образность; иносказательность; ирония, граничащая с сатирой; медитативность и самолюбование (не без иронии) собственной исключительностью.

А вот пример этикетного монолога-прощания:

                  Текст                                                      Перевод

Too late. Look at my face – it's the last one you're ever going to see. [ Там же ]

Остановитесь. Посмотрите на мое лицо. Это последнее, что вы увидите.

 

В такой короткой прощальной фразе максимально сжато передан трагизм ситуации – момент перед взрывом сверхновой. Но здесь заметно также эгоцентрическое начало в творчестве Поэта: он делает акцент не на природе или внутреннем мире того, к кому обращается, а на своей внешности.

Продемонстрируем еще один пример этикетного монолога – монолог-поздравление:

                  Текст                                                      Перевод

So – you're on the slab, and you've chosen to be sliced in two. Congratulations. I thought about taking the razor ride but – no. They don't deserve my memories in their library of little minds…[ Там же ]

Итак, вы на доске, и вы выбрали сами, чтобы вас перерезали надвое. Поздравляю! Я тоже об этом подумывал, но – нет. Они не сохранят мою память ради их библиотеки ничтожных умов.

 

В этом тексте легко заметить тонкую иронию, переходящую в конце монолога в сарказм. И снова Поэт демонстрирует свой эгоцентризм.

Медитативные лирические монологи служат Поэту для выражения рассуждения, анализа прошлого и настоящего, а также для формулировки выводов-сентенций.

 

                  Текст                                                      Перевод

Days filled with whispers and murmurs and moans, Nights filled with longings, and leavings alone… You know, it was my fault, after all. I knew we were leaving Brunnis – the sun was dying. But we had this farewell party, and I did a few kaboo flowers and – well, you know those kaboo, ha ha! Boo! One too many, and woo! You wake up four days later and the whole planet's empty. And then, like the singing of a sad silent song You awaken from slumber, and everyone's gone…                                                                [ Там же ]

Дни, наполненные шепотом, бромотанием и стонами, Ночи, полны страстными желаниями и пустотой... Знаете, вообще-то я сам виноват. Я знал, что мы покидаем Бруннис. Солнце умирало... Но у нас была прощальная вечеринка, и я сделал несколько цветков Кабу. И... Ну вы же знаете, что такое цветы кабу, ха-ха! Бум! Их так много, и ух! Просыпаешься через четыре дня – а вся планета пуста. И тогда, словно под пение грустной немой песни, Ты просыпаешься от дремоты – а никого уже нет!..

 Здесь прослеживается кольцевая конструкция (анепифора): эротические стихотворные строки плавно переходят в прозаическое воспоминание-размышление, наполненное романтической грустью по былым временам и самоиронией. Это часть монолога реконструирует биографию Поэта и затем плавно перетекает в стихотворные строки, пронизанные грустью, но уже без самоиронии.

Ниже размещаем для сравнения еще один пример лирического диалога-медитации:

                  Текст                                                      Перевод

Now, where were we? Oh yes – the act of creation. The procreation of the creative. The creation of a new " creator". And I have to confess, I was getting worried there for a while. I was afraid I was going to be the last of my line – a catastrophic disaster for the universe, if you ask me. But my voice will not be silenced so easily. The truly creative can always create in unorthodox ways. Now, I'm sorry if it is a little rough on you, but you know something? – I like a little bruising. It adds a certain – hue… After all – you don't pour this kind of creativity down the drain… My line will live again. [ Там же ]

Так о чем мы? А, да... акт творения... воспроизведение творчества... создание нового творца. Должен признаться, я уже начал беспокоиться. Я боялся, что останусь последним в роду, если хочешь знать, это катастрофа для вселенной! Но мой голос так просто не заглушить. Настоящий творец всегда может творить неортодоксальными способами. Сожалею, что все получилось грубовато, но, знаешь? Немного синяков – это я люблю. Они добавляют определенный оттенок, ху-э… В конце концов, такой талант не сливают в канализацию. Мои стихи снова будет жить.

 

В этой тираде Поэт рассуждает об искусстве, о «неортодоксальных способах» творения, но в конечном итоге всё сводится к утверждению насилия и страстного желания Поэта продолжить в потомках свои стихи ( My line will live again).

В социально-сатирических лирических монологах Поэт ставит себе цель – высмеять, с точки зрения «чистого искусства», современное ему общество. Вот яркий образец лирической сатиры:

             Текст                                                      Перевод

Burst – was the key word there. Life – burst. Bubble – burst. Bladder – burst. See – the meaning is for sale, friend – and you just bought it.                                                             [ Там же ]

«Взрыв» – это здесь ключевое слово. Взрыв – жизни. Взрыв – пузырька. Взрыв – мочевого пузыря. Понимаете? Значение слова на продажу, друзья, и вы сами его только что купили.

 

Здесь заметна литературная игра слов: «life» – «burst», «bubble» – «burst», «bladder» – «burst». В последней фразе этой тирады слышна критика «буржуазной» («торгашеской») морали современного Поэту бруннисианского общества. Была ли эта критика справедливой, мы не знаем. Но сам факт критики имел место.

Особняком среди лирических выступлений Поэта стоят эротические монологи. Их цель – завлечь посетителя Палат в палату «любви». Вот пример одного из таких монологов:

                    Текст                                                      Перевод

Love. A dove in the sky… Pretty bird, can you not see me waving? The sound of the spheres echoes my heart As I lay me down beside a buxom dart. [ Там же ]

Любовь!.. Голубка в небе... Милая птичка, разве ты не видишь, как я тебе машу? Грохот сфер отдается в моем сердце, Когда я укладываюсь с пышнотелой девкой...

 Снова, как и в поэме, видна романтическая метафора ('грохот сфер', 'голубка в небе', 'птичка'), но она переходит в вульгаризированное описание бытовой сцены. Это в плане семантики. А в плане композиции наблюдается обратное: нерифмованные строчки (свободный стих) переходят в рифмованные. Поэт играет со словами и их смыслами, смешивая разные речевые стили – высокий, книжный, и низкий, разговорный.

А вот пример скрытого в интерактивном диалоге Поэта и посетителя Палат лирического монолога:

                  Текст                                                      Перевод

POET: Hey there. I've got a question for you. What burns inside? I'll tell you – loneliness. And realising that this is the way it's always going to be. The empty echoes of the heart. That's one of my lines - oh, the irony of it all. You know what you want. That warm embrace. That effervescent bubbling tingle, that feeling, that thing called – STAN: Love. POET: Lurrve - ha! There's no love here - but through there lies the great possibility, the unknown, the mysterious. Now, how badly do you want it? If you're really able to go the distance, say: " I want love". STAN: Huh? POET: Say it " I want love. I want love! " STAN: I want love. POET: Oh! Yeah, yeah, yeah, yeah baby! – you gonna git it [ Там же ]

ПОЭТ: Эй ты, персона! У меня к тебе вопрос. Что жжет тебя изнутри? Я тебе скажу: одиночество. И сознание того, что так будет всегда. «Пустые эхо сердца». Это одна из моих стихотворных строчек. О, э то всё и рония. Ты знаешь, что ты хочешь. Теплых объятий. Этого искрометного, щекочущего ощущения, этого чувства, что называется... СТЕН: Л юбовь. ПОЭТ: Любофф - ха! Здесь любви нет, но там – великая возможность, неизвестность, таинство. Насколько сильно ты ее хочешь? Как далеко ты готов пойти ради любви? Если ты действительно в состоянии далеко пойти, скажи: «Я хочу любви». СТЕН: А? ПОЭТ: Скажи: " Я хочу любви! Я хочу любви! " СТЕН: Я хочу любви. ПОЭТ: О! Да, да, да, да, детка! Ты ее получишь...

 

Не сложно догадаться, что в компьютерной программе, переделанной Поэтом, ответы посетителя уже были предопределены заранее и ждали только своего озвучивания.

В упомянутом диалоге видно, как Поэт, рассуждая об одиночестве, цитирует себя (« The empty echoes of the heart. That ' s one of my lines […]» ), затем называет всё иронией, потом, создавая образ «теплых объятий» ( warm embrace ), переходит к понятию «любовь» ( love ), постепенно заманивая посетителя в нужную палату. И, в конце концов, высокопарные тирады о любви, оказываются только лишь психологической подготовкой посетителя к приятию спермы Поэта для продолжения его рода/поэзии (слово lines можно перевести и как «родовая ветвь, линия рода», и как «стихотворные строки, поэзия»).

После всего этого разбора можно сделать вывод, что творчество Поэта является смесью иносказательной эротики, самоиронии, игры в «романтику» и едкой социальной сатиры, смесью, выливающейся в пропаганду модернистского насилия ради «чистого искусства» и его воплощения в лице одного-единственного человеческого «Я» – «Я» Поэта.

Боевой гимн бруннен-джи (Brunnen-G Fight Song). До наших дней сохранился, помимо творчества Поэта, также и боевой гимн бруннен-джи, от которого остались ноты и несколько текстовых вариантов.

Ноты записаны в двух ключах – скрипичном и басовом. Это не запись голоса, а запись аккомпанемента (предположительно, для фортепиано). Мелодия имеет сложный четырехдольный метр с выделенными первой и третьей долями. Исполняется пиано, содержит 13 тактов и два мелодических рисунка. Начинается мелодия гимна в фа-мажорной тональности и в седьмом такте переходит в соль-мажор, завершающейся той же нотой, что начальная часть мелодики (фа-мажор). Этот переход выражает внутренний подъем поющего.

Рис.92. Ноты гимна бруннен-джи

Словесное оформление гимна бруннен-джи дошло до нас в трех текстових вариантах. Подробно эти варианты были разобраны ранее. Мы же приведем все тексты вместе для того, чтобы пометить общие места (выделены жирным шрифтом):

Текст №1	Текст №2	Текст №3
Vaiyo A-O A Home Va Ya Ray Vaiyo A-Rah Jerhume Brunnen G	Yo A O, Hom Var Ray, Yo A Ra, Jerhume Brunnen G Way Ro Way, Ro Hanna Ro, A Way Ro Ra, Jay Hanna Ray Yo A O, Hom Var Ray, Yo A Ra, Jerhume Brunnen G Yo A O, Hom Var Ray, Yo A Ra, Jerhume Brunnen G Yo A O, Hom Var Ray, Yo A Ra, Jerhume Brunnen G Yo A Ra, Jerhume Brunnen G	Yo Way Yo, Home Va-Ray, Yo Ay-Rah, Jerhume Brunnen-G […………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………... …………………………...] Yo Way Yo, Home Va-Ray, Yo Ay-Rah, Jerhume Brunnen-G Yo Ay-Rah, Jerhume Brunnen-G

Первый вариант (текст №1) был записан с коллективного пеня «новорожденными», летевшими в бой с Его Тенью в прологе к серии 1.0. Он отличается тем, что не содержит строковых повторов, как было в реальном исполнении (см. ниже). Однако мы считаем данный вариант записи максимально приближенным к оригиналу (об этом см. выше).

Другой вариант гимна (текст №2) является записью песни, исполненной Каем под аккомпанемент джазового оркестра в серии 4.17. Это т.н. «расширенная» версия гимна, содержащая дополнительный второй куплет и повтор первого.

Третий вариант гимна (тест №3) является записью предсмертного исполнения гимна Каем в серии 4.20. Она напоминает текст №2, но без второго куплета. Данная запись содержит неточности, вызванные незнанием переписчика особенностей «мертвого» языка бруннен-джи и ориентирующегося только на субъективно услышанное звучание.

В целом, если анализировать вариант гимна, признаваемый нами как наиболее соответствующий оригиналу (текст №1), то в нём можно выделить белый стих и элементы двухстопного хорея. Если сопоставлять этот текст с его переводом, приводившемся ранее, то можно выделить метафору («сражаться за сердца» / A - O

A Ya Ray ). Также выделяются следующие фигуры речи: анафора ( Vaiyo A - O […] Vaiyo A - Rah ), тавтология (« Воины идут в бой» / Vaiyo A - O ) и риторическое восклицание («Навеки [мы] бруннен-джи! » / Jerhume Brunnen G ).

Звуковой анализ аудиозаписи гимна программой Wave Editor показывает на диаграмме разделение звучания на две части – с низкой амплитудой  и с высокой амплитудой.

Рис. 93. Звуковая диаграмма гимна, выполненная программой Wave Editor

Звучание с низкой амплитудой – это пение соло (Vaiyo A-O / A Home Va Ya Ray ). На диаграмме в пении соло можно выделить четыре отрезка (два растянутых и две коротких), при этом последний отрезок содержит три волны и как бы моделирует трехволновую композицию последующих двенадцати отрезков второй части гимна.

Звучание с высокой амплитудой – это хоровое пение. Оно состоит из двенадцати частей, отличающихся трехволоновой амплитудой колебаний ( Vaiyo A - Rah / Jerhume Brunnen G / Vaiyo A - O / A Home Va Ya Ray / Vaiyo A - Rah / Jerhume Brunnen G / Vaiyo A - O / A Home Va Ya Ray / Vaiyo A - Rah / Jerhume Brunnen G / Vaiyo A - Rah / Jerhume Brunnen G ).

В конце звучания амплитуда колебаний плавно затухает. Гимн в целом повторяется 3 раза, отдельно повторяется вторая часть гимна. Особый акцент делается на части Vaiyo A - Rah (« Мы победим или погибнем»), имеющей дополнительную трагическую смысловую нагрузку.

Творчество Кая. Наиболее спорная сфера бруннисианской поэзии – творчество «опьяненного» Кая. Спорная – т.к. не ясно, чего больше в этом творчестве – романтического таланта бруннен-джи или знаний и техники бывшего божественного убийцы.

До наших дней дошли, лирические фрагменты из спонтанного поэзоконцерта (перфоманса) Кая под открытом небом на радиоактивной планете Рума.

Русская исследовательница «Лекса» Alia New в своём эссе «Кай – поэт-убийца» утверждает, что Кай, будучи «вдрызг поян», начал свои поэтические декламации следующими строками:

Летящие тучи, увядший цветок,

                                 зовут меня в дальний приют.

 

И на основании только лишь этого перевода, сделанного каналом ТВ-6, Alia уже выводит теорию о символизме «увядшего цветка» – «ходячего мертвеца» Кая – всех бруннен-джи и «дальнего приюта» – DreamZone [18].

На самом деле Кай не говорил ни о «дальнем приюте», ни об «увядшем цветке». Чтобы это понять, надо перечитать транскрипт оригинала:

             Текст                                                                Перевод

The - billowing, clouds The burning hills The billowing clouds that puff                                         and flower Are calling me to an ancient bower [ 7 ]

….Вздымающиеся облака, Горящие холмы,   Вздувающиеся облака, которые                                        затягиваются и цветут, Зовут меня в старый дом.

 

Из этого вступительного отрывка видно, что Кай начал создавать образ развернутой метафоры – горящие холмы и цветущие облака зовут героя в какой-то старый дом (возможно, символ прошлого или детства). Здесь нужно заметить одну важную деталь – Кай передавал свои эмоции в развернутых метафорах и в стихотворной форме (размер – амфибрахий, рифма flower – bower). А значит он не был полностью, или «вдрызг», пьян, как заявляет Alia. Или же Кай не сочинял стихи, а читал уже заученные ранее поэтические тексты – свои и/или чужие.

Вот уже лирическая завязка к длинному поэтическому монологу Кая:

            Текст                                                                Перевод

The wheel Swings. Spins. Turns. Swings. [ Там же ]

Колесо.   Качанья. Вращенья. Повороты. Качанья.

Асиндетон, оформленный в однодольном размере брахиколона, характеризует нарастание эмоционального напряжения. Здесь вводится образы колеса/круга – wheel и движения (Swings. Spins. Turns.) Эти образы могут быть унаследованы Каем как от своих предков-бруннен-джи, так и от его прошлых хозяев – «насекомых».

Далее брахиколон сменяется четырехстопным ямбом. Эмоциональное напряжение из сферы ритмо-мелодики переходит в лексико-семантическую сферу. Это основная часть поэтического монолога. Здесь большую роль приобретают повторы. Кай говорит о свободе, которая достигается «там, где ничего никогда не будет». Возможно, здесь речь идет о Зоне Снов, но никаких намеков на связь этих двух понятий Кай не дает. После упоминания свободы Кай декламирует строчки, в которых постоянно повторяется мотив вращающегося круга/колеса, издающего «древний грохочущий звук»:

            Текст                                                                Перевод

Where no thing is shall nothing be Only then - will I be free The wheel it turns, it comes around It makes an ancient rumbling sound The wheel it turns, it comes around It makes an ancient rumbling sound The wheel doth turn, it rolls around Gather round the wheel, my friends And make amends, and make amends The wheel doth turn, it rolls around It makes an ancient rumbling sound [ Там же ]

Где ничего никогда не будет, Только тогда я хочу быть свободным   Колесо поворачивается, оно проходит круг, Оно издает древний грохочущий звук   Колесо поворачивается, оно проходит круг, Оно издает древний грохочущий звук   Колесо поворачивается, оно крутится вокруг. Соберемся в круг, мои друзья И внесем коррективы, и внесем коррективы.   Колесо поворачивается, оно крутится вокруг Оно издает древний грохочущий звук

На основании неверного перевода ancient rumbling sound – «древний жуткий звук» (ТВ-6) Alia заключает, что «вращение колеса-цикла времени наводит на Кая страх, вызывая истерический смех, и ему уже не раз кажется, что оно вращается с вселяющим в неистребимого убийцу ужас звуком» [19]. На самом же деле Кай ничего не говорит о цикле времени, он даже страха никак не выражает. Зато Кай создает образ вращающегося колеса/круга, издающего древний громкий, но отнюдь не пугающий звук. И это колесо/круг по смыслу связано с тем колесом/кругом, в который автор призывает своих друзей, чтобы исправить какие-то житейские ошибки. Анализируя этот отрывок Alia по известной ей причине меняет «друзей» на «старых друзей». И в результате интеллигентное обращение Кая к окружающим его зомби – телам Его Тени – как «моим друзьям» превращается в риторический призыв к своим умершим боевым товарищам, а это уже не соответствует истине.

Четырехстопный ямб повторяется еще раз, затем он сменяется хореем с варьирующимся числом стоп – от 2 до 4. Кай обращается к зомби как к своим «собратьям». Он предполагает, что они устали и готовы поделиться с ним своими сказками (проекция автора). Далее Кай предлагает заполнить своим словами «пустые паруса», т.е. умы его «собеседников». Описывая географию путешествий («серые холмы», «бурые долины»), Кай возвращается к ямбу в кульминации своей речи и переходит на фиксацию того факта, что они (Кай с собратьями) находятся «вокруг центра». Этот «центр» затем – при помощи восстановленного четырехстопного ямба – связывается по смыслу с неким «шлифовальным колесом», в который они (Кай и его «собратья») слегка заглядывают и вокруг которого танцуют. Шлифовальный круг – тот самый круг/колесо, который катится, издавая «древний грохочущий звук».

            Текст                                                                Перевод

The wheel it turns, it spins around Fellows, ha ha ha! Come, come. Share with me your tired tales and let my windy words fill your empty sails, as you travel across grey hills and brownish dales Welcome, welcome Around the hub, we - We -? The grinding wheel! Round the wheel we lightly prance La la la la la la la la la Around its hub we sprightly dance La la la la la la la la la - la! The grinding wheel, it rolls around It makes an ancient rumbling sound [ 7 ]

Колесо поворачивается, оно вращается по кругу. Собратья, ха-ха-ха! Приходите. Поделитесь со мною своими усталыми сказками и пусть мои ветреные слова заполнят ваши пустые паруса, когда вы будуте путешествовать по серому холму и бурым долинам Добро пожаловать, добро пожаловать!   Вокруг центра, мы… Мы…?   Шлифовальный круг!   В круглое колесо мы слегка заглядываем: Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла.   Вокруг его центра мы бодро танцуем: Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!   Шлифовальный круг, он катится вокруг Он издает древний грохочущий звук

 

Образ вращающегося шлифовального круга, в который слегка заглядывает Кай с друзьями – сложная метафора. Нет никаких параллелей в поэзии Кая, по которым мы могли бы связать шлифовальный круг с циклами времени, судьбой или еще чем-то. Поэтому мы воздержимся от каких-либо поисков внетекстовых смыслов, чтобы сохранить целостность метафорического образа.

Кончается поэтическая речь Кая констатацией шаткости судьбы и космического измельчания. Кай просит оставить друзей, т.е. зомби, позади:

                          Текст                                                                Перевод

The fickle fates, the cosmic grind Conspire to leave our friends behind [ 7 ]

Шаткие судьбы, космическая измельчение, Спешите оставить наших друзей позади!

Здесь проявляется критичность Кая к «друзьям»-зомби – своим слушателям и собеседникам, а также злость в ответ на отсутствие у них реакции на его лирические пассажи.

В целом румическая поэзия Кая имеет вариативный размер и носит медитативный характер. В ней доминирует метафора вращающегося шлифовального колеса.

Кай начал читать стихи, попав под воздействие опьяняющей радиации Румы. Но вообще, важно не то, что сам чтец был пьян, а то, что он, поддавшись влиянию Румы, не мог полностью контролировать себя, своё творчество. Творческая часть, часть души Кая пробивалась наружу в его лирике, проявляя неразрывный сплав культуры бруннен-джи и более поздней «насекомой» культуры Божественного Ордена.

 

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться: