Натура. Утро. Заброшенные селения по берегам Волги.

Сцена «6»:

  Вновь берег Волги, покинутое селение, где заночевали возвращающиеся из ставки хана путники.

    

   Дружинники князя седлают коней. Сам Александр стоит, прислонившись к тёмной стене избы, глядя в сторону реки. Небо вновь заволокли тучи, из которых вот-вот либо заморосит промозглый дождь, либо посыплется снег.

 

    К Александру подходит Сава, осторожно засматривает в его лицо.

 

    - Что, княже? Вновь занеможилось?

 

    Александр качает головой:

 

    - Вроде нет. Или да? Может, вся немочь от того, что уж очень погано было ехать туда, в то гнездо осиное, столько времени там прозябать… Почитай, всю зиму и всё лето в Орде прожили. И под конец, чтоб наконец договоры заключить да своего добиться, чуть не на пороге ханском отирался, смиренно ожидая, покуда ещё хан снизойдёт да меня примет… Легко ли было всё это терпеть? И ухмылку его косую наблюдать, и речи самодовольные слушать! Всё нутро наизнанку выворачивалось, а деться было некуда. Станет тут худо!

 

- Так стоило ли вообще ездить который раз в эту Орду? – Насупился Сава. – Много ль пользы от того? А теперь вот так на душе гадко…

 

  Александр смотрит сверху вниз на старшего дружинника, усмехается, словно сомневаясь, впрямь ли верный Сава не понимает простых вещей, или только прикидывается простаком.

 

  - Так что: не стоило ездить? Надобно было дома остаться. Так? Остаться и ждать, покуда поганые на Русь волной не нахлынут, дома наши не пожгут, жён с дочерьми не изнасилуют?! Да?! Надо было ждать? И гордиться, что на поклон не пошёл, так что ли разумеешь, Савка? А?!

 

   Сава лишь качает головой, надвигая на голову шлем-шишак, застёгивая его ремешок под подбородком.

 

    - Не ярись, Александр Ярославич! Сам знаю, что опасно злить этого зверя. Только вот, сколько ж мы будем бояться татарина? Они землю нашу тридцать с лишним лет топчут да разоряют. Над нами глумятся, ни веры нашей, ни обычаев не уважают! Дань собирают, рыщут аки волки ненасытные! Последний хлеб отнять готовы, а у кого и хлеба не осталось, того в полон забирают, либо жену, либо детей в рабство отдать велят! А мы терпим и терпим!

 

    - И что, по-твоему, делать?

 

    Александр замечает, что к их разговору давно прислушиваются другие дружинники, переглядываются и перешёптываются, делая вид, что продолжают возиться с лошадьми.      

Князь начинает испытывать бешенство, но подавляет его, сдерживается.

 

    Сава, между тем, отвечает:

 

   - Я вот думаю: а не наелись ли уже поганые нашей покорностью? А не сыты ль уже нашей кровью? Может, за долгие годы они разленились, раздобрели на даровом? А коли так, то их ведь и сокрушить можно… Ты ж, княже, почитай, почти все земли русские вкруг себя собрал, русские люди за тебя горой встанут и на смерть пойдут. Ты ж и с какими только врагами не управлялся! И шведов одолел, и немцев чудской водицей напоил допьяна… Уж не слабее они татар. Может, стоило бы пойти всем единой на силой на нехристев поганых? И лучше всем главы сложить, чем доле терпеть их!

 

   - Славно говоришь! – Александр старается говорить ровно, но всё сильнее повышает голос. – Так славно, аж сердце радуется. А главное, Сава: ты говоришь то, о чём я лет уже двадцать пять мечтаю, о чём сны сладкие вижу! Взять да и пойти войной на татар! Главу сложить, славу снискать… Самому-то куда, как в радость. А Русь-то? Её-то куда девать? Взять и гордыни своей ради погубить?! Чтоб раздавили её татары, как некогда князей русских плененных… Не слыхал про то, а? Как они витязей наших в полон взяли и решили их крови не проливать. Милосердные такие… Связали всех пленных, на земле распластали, а на тела их помост уложили, да на том помосте пировать сели. Победу свою праздновать! Всех подавили до смерти!

 

   Бросив свои дела, дружинники собрались вокруг спорящих, слушают, угрюмо опустив головы. Никто не решается вмешаться. Но упрямый Сава ещё не сдаётся.

 

   - Тогда, Александре, князья русские врозь жили и воевали. Их одолеть порознь было легко. Но ныне-то ты Русь объединил.

 

   - Ой ли? – князь в ярости с такой силой бьёт кулаком в стену избы, что от неё отлетают щепки. – То-то к иному князю только спиной повернись… Да кабы и могли пойти все едино против поганых… Не одолеть нам их. Пока не одолеть. Всё равно, что супротив дикого табуна попереть… Так что унижаюсь я, Савушка, не от слабости своей и не от страха, Просто выхода иного нет. Пока нет. А что до пользы от нынешней поездки, так тут и раздумывать не о чем. Уговорил я хана не идти на нас войной, законом защищать Веру Православную, дань не увеличивать. Мало ли? А от поклона, чай, голова не отвалится!

 

  Собравшиеся впервые подают голоса:

 

   - Прав князь, что говорить!

 

   - Прав.

 

   - Умереть-то за други своя – в радость. А вот позор приятии…

 

   - Прав Александр!

 

   В это время кто-то из дружинников прислушивается, смотрит куда-то в сторону:

 

   - Эй, глядите-ка: кто это там скачет?

 

   Многие оборачиваются. Александр смотрит через головы дружинников. С той же стороны, откуда приехали они, по разбухшей от сырости дороге движется всадник. Тускло блестит сталь кольчуги и шлем, целиком скрывающий голову.

 

   - Не наш. – Говорит Митрофан. – Бусурман какой-то.

 

   - Откудова он здесь взялся? – удивляется кто-то. – Едет-то со стороны Орды.

 

   - Да, мало ли их при татарах ошивается? Вон, когда князь наш на пиру у хана был, и там послы папские тёрлись.

 

   Между тем, всадник подъезжает ближе, немного не доехав до ночлежной избы, осаживает коня, крупного вороного жеребца и, легко соскочив с седла, снимает шлем.

   Приезжему на вид около сорока. Он довольно высок ростом, тонок в талии, но широк и крепок в плечах. Этого не скрывает кольчуга. Лицо с немного резкими, но правильными чертами, никак не может вызвать неприязни. Щёки неплохо выбриты, коротко подстриженные волосы так же белокуры, как у Александра.

 

   Увидав приезжего, Александр широко разводит руки.

 

   - Вот встреча так уж встреча! Эрих?! Откуда же тебя принесло? Откуда тебя вообще приносит, когда и не ждёшь?

 

  Несколько мгновений спустя они обнимаются, как лучше друзья. Могучие объятия Александра не смущают Эриха – он и сам сжимает товарища не менее крепко. Потом, слегка отстранившись, говорит с небольшим, но явным акцентом:

 

  - До сих пор меня приносило к тебе не без пользы для тебя, Александр. А откуда я взялся, ты мог бы и догадаться.

 

  Князь удивлённо смотрит на него:

 

  - Я видел на пиру у хана послов из Рима, от папы. Но не шибко их разглядывал, чтобы не возомнили, будто у меня до них дело какое. Однако среди них тебя вроде не было…

 

  - И быть не могло. – Не без обиды замечает Эрих. – Не вожусь я с ними. Но в орду точно приезжал по поручению: император Византии всё пытается с ханом торговаться. Я приехал, когда ты уж собирался уезжать. Слушай: если ты собрался ехать дальше, так я с тобой. Кое о чём поговорить надо.

 

   Приезжий возвращается к своему коню и пока ловко вскакивает в седло, а Александр, с улыбкой глядя ему вслед, тоже садится верхом, один из молодых дружинников удивлённо спрашивает:

 

  - Княже, а кто это?

 

  Александр разворачивает коня, поправляет на плечах свой алый плащ. Продолжает улыбаться:

 

  - Это? Друг мой старинный. Эрих фон Раут, нынешнего магистра Ливонского ордена племянник.

 

   Другой дружинник, тоже уже сидя в седле, изумлённо таращит глаза:

 

  - Немец?! Из ливонцев? Как он может другом твоим быть, князь?! Али доносит тебе про ихние орденские дела? Так, что ли?

 

    Всадники трогаются с места, взрывая грязь, вновь выезжают на дорогу. Князь оборачивается к тому, кто задал последний вопрос, хмурится.

 

    - Ежели кто своих предаёт и на них доносит, то такой человек никому другом быть не может. Какой из предателя друг? Нет. С Эрихом мы дружны много лет, и он уж не раз и не два выручал меня. А что до дружбы с немцем, так он давно уже православную Веру принял, стало быть может быть другом, почему нет? Ливонский орден ему, само собой, пришлось покинуть. Хорошо, хоть не убили. А могли бы!

 

  - Эти могли бы! – Вмешивается Сава, тоже успевший по-дружески обняться с Эрихом.

 

  - А что ж тогда сей немец в твою дружину не пошёл? – Удивляется Митрофан. – Чай, пригодился бы.

 

  Александр качает головой.

 

  - У нас же с его родичами то и дело – распри да войны. А против своих он биться не станет. Вот и уехал. То у булгар служил, теперь вот у греков. Но нет-нет, да сводит нас судьба. Не раз и не два выручал меня. Хотя и сам мне кое-чем обязан. Только да-а-вно это было!

 

 

          21

      Объект        

 Воспоминание Александра.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: