Натура. Ноябрь. Ночь. Декорации

Сцена «13»:

   Князь Александр так же сидит у костра, закутавшись в плащ, стараясь не выдать себя и не показать своим дружинникам, что его бьёт озноб. Выдают князя лишь слегка подрагивающие губы.

    Дружинники уже закончили ставить шатры и теперь готовят немудрёный ужин – всё в том же походном чане, привешенном на треножнике, варят похлёбку. Двое разогревают над огнём ломтики начинающего черстветь хлеба.

 

    Один из дружинников подходит к Александру, держа в руке окутанную паром миску, из которой торчит черенок деревянной ложки. Осторожно окликает:

 

      - Княже! Слышь, Откушай, покуда не остыло. Вот я и хлебушка разогрел. Поешь.

 

    Александр оборачивается, через силу улыбается:

 

     - И то, поесть, что ли? Надобно бы согреться.

 

      - Холодно? – Всё с тем же оттенком тревоги, с которым последнее время воины следят за князем, спрашивает дружинник.

 

      - Зябко. – деланно равнодушным тоном отвечает князь. – По такой погоде, покуда домой доберёмся, как бы всем не занеможить.

 

   Он принимает из рук воина миску, берёт хлеб. Сотворив крестное знамение, читает молитву, затем медленно, не без труда начинает есть. Пламя костра бросает алые блики на его лицо.

 

   Неподалёку пасутся стреноженные кони. Слышно, как они хрустят стеблями пожухлой, примятой к земле травы. Где-то подаёт голос птица, судя по всему, уже ночная.

 

    Из темноты, постепенно приближаясь, прорисовываются две фигуры. Слышны оклики караульных:

 

   - Кто такие?

 

  - Что надобно?

 

   Всмотревшись, Александр различает двух мужиков, в кафтанах с поднятыми воротами, в войлочных шапках-колпаках. Они несмело переминаются с ноги на ногу, глядя исподлобья на подошедших к ним дружинников.

 

   - Крестьяне мы тутошние. – Произносит, наконец, старший.

 

   - Какие такие тутошние? – Негодует присоединившийся к караульным Митрофан. – Нет же во всей округе жилья. Мы всё обсматривали. Откуда ж вы взялись?

 

    Другой крестьянин, помоложе, старается растолковать:

 

    - Так мы ж… это… Мы за лесочком вон этим, в землянках живём. Деревня там у нас была, её татары давно уж пожгли. А мы остались. Податься-то некуда. Вот, землянок нарыли.

 

     Старший вновь подаёт голос:

 

     - А что, правду у нас говорят, будто с вами сам князь Александр Ярославич едет? Невский?

 

     - Правду. – Возвышает голос Александр. – А что? Зачем я вам надобен?

 

      Мужики то ли изумлённо, то ли испуганно смотрят на князя, боязливо подступают ближе и, стащив с голов свои колпаки, кланяются:

 

    - Светлый князь, не гневайся!

 

    - Что прийти посмели, не серчай!

 

    Александр в недоумении пожимает плечами:

 

   - Пока не на что серчать. Сказали б, что вам нужно, для чего на ночь глядя непременно князь потребовался? Обидел кто?

 

    Старший крестьянин, воодушевившись таким спокойным началом, восклицает:

 

    - Так эти ж – мудрячинские… они вот и обидели!

 

    - Кто такие мудрячинские? – Хмурится Александр Ярославич. – Толком сказать можете, или как?

 

   Младший начинает, торопясь, рассказывать:

 

   - Две деревни тут у нас, недалече. Обе по землянкам селятся, домов не осталось. Мы, значит, из деревни Луковино, а подалее ещё Мудрячино есть. А поле-то ячменное у нас на две деревни одно.

 

   Крестьянин, смутившись под пристальным взглядом князя, запинается и умолкает. Александр вздыхает:

 

    - И что ж замолчал? Не клещами ведь тяну, добром спрашиваю. Чего ж молчите. Про поле я понял. Но пришли-то вы с чем?

 

    И тут оба мужика будто по команде, плюхаются перед князем на колени.

 

    - Не гневайся, княже! Рассуди!

 

    - В чём? – Кажется, Александр и вправду начинает гневаться.

 

    - Да с мудрячинскими рассуди нас! – Привставая с колен, восклицает старший. – Вишь, собрали мы урожай. Татары приехали, ясак свой забрали. Уехали. А тут мы вдруг да узнаём, что с Мудрячина они вдвое меньше нашего взяли! Дескать, взяли девку одну в полон в свой, да мальчонок двоих увели. Те было противились, но после сами ж с ними сторговались.

 

     - Сами детей и девицу им отдали? – Ещё больше хмурясь, спрашивает князь

     Мужики дружно кивают. Младший подхватывает:

 

      - Ну да! Вот хлеб свой и сберегли! А нам как быть?! У нас девок на выданье нынче нет, мальцов тоже. Откупиться нечем. А хлеб-то есть и нам надобно! Татары ж мало оставляют! Мы к мудрячинским мужиков послали, чтоб, значит, оне нам часть доли нашей вернули – их-то ясак меньше вышел! Так не дали ничего, а посланных палками отлупили!

 

    Старший вновь встречает:

    - И тут слух прошёл, что ты из Орды через наши места едешь, великий князь, государь Александр Ярославич. Ну, мы и решили тебя попросить… Повели мудрячинцам с нами хлебом поделиться! Кто ж виноват, что нам в полон отдать уже некого…

 

   Младший добавляет:

 

   - А мы соседям пригрозили: не поделитесь, так мы вам на другое лето ваш урожай пожжём! Во как!

 

    Александр отставляет в сторону миску, из которой до того ел, поднимает на крестьян тяжёлый взгляд, от которого те невольно отстраняются, продолжая стоять на коленях.

 

    - Как же вы им сожжёте урожай? – медленно спрашивает Александр. – Если у вас поле одно? А?

 

    Старший крестьянин поясняет:

 

    - Поле-то, княже, одно, да по нему межа проложена. Половина ихняя, половина, значит, наша.

 

     Дружинники князя, столпившись вокруг, молча слушают. Лица большинства так же мрачны, как и лицо Александра.

 

     - А если, – столь же медленно продолжает князь, – вы, к примеру, соседям поле подожжёте, а ветер вдруг да в вашу сторону подует. И тот урожай погорит, и этот. И тогда что? Ну, отвечайте!

 

     Оба крестьянина смущённо молчат, потерянно переглядываясь.

 

      - Соседей ваших я ни осудить не могу, ни, уж тем более, одобрить. – Продолжает Александр. – Бог им судья за то, что они детей своих на хлеб обменяли. Может, и правда, посчитали, что им без этого зиму не пережить – год был тяжёлый, урожай скудный. Но только, раз уж они такой безбожной ценой от татар откупились, то вам ничего не должны! Поле у вас общее, беда – тоже общая. Как у нас у всех, у всей Руси великой. И по беде межу не проведёшь – всё равно на всех одна останется! В одной нужде живём, одну напасть делим. А вы? У соседей оторвать норовить, а если не оторвётся – хлеб им спалить! Пускай хоть и ваш погорит, лишь бы их без хлеба оставить? Да вы кресты-то носите, али как?!

 

  Оба мужика поспешно запускают руки за воротники, вытаскивают шнурки с нательными крестами, трясут ими, испуганно вытаращив глаза.

   - Мы… Княже… да как же?! – шепчет старший. – Как же без креста-то?

 

   - А без любви как?! – Александр встаёт, нависая громадой своего роста над испуганными селянами. – Как вы живёте, а?! Вся Русь-матушка ныне стонет под игом вражьим, слезами пополам с кровью обливается… Обездолены мы, ограблены, унижены и вынуждены это терпеть. Я, князь великий, шведов да немцев в прах разбивший, на поклон в Орду езжу! Зачем?! Для русских людей милость выпрашивать да Веру нашу Православную от поругания отстаивать! Не ради ж себя – что мне, в бою погибнуть бы не хотелось?! Тут и слава, и честь и Царство Небесное – ведь честно голову-то сложил бы! Нет, кланяюсь хану, как те дети, коих в рабство их же родители продали… А вы таких же русских людей, обездоленных и ограбленных ненавидите… А они вас! Что ж это?! Что?! Неужто не понять всем вам: будем розны, будем жить, друг друга не любя, хлеб друг у друга отбирая, не видать нам свободы, не видать избавления! Божья кара так на нас и будет…

 

     Крестьяне, дрожа, крестятся, расширенными глазами снизу вверх смотрят на князя.

 

     - Помилуй, великий княже! – Шепчет младший.

 

     - По неразумению поступили! – Вторит старший. Бес попутал!

 

     - Бес тех одолевает, кто ему покоряется! – Александр проводит рукой по лицу, с трудом успокаивается. – Возьмите вот – у тех же татар на хлеб сменяете.

 

     Он снимает с мизинца золотое кольцо и суёт одному из крестьян.

 

     - А этот отдать не могу! – Он трогает перстень Менгу-Тимура, их у него было всего два. – Ханский подарок. Узнает хан, на всю Русь из-за меня разобидится. И ступайте себе.

   Крестьяне поспешно встают с колен, спотыкаясь, едва ли не бегом уходят. Но, отойдя на порядочное расстояние, младший останавливается и оборачивается. Робко говорит:

 

   - Свет Александр Ярославич! Почто ж ты будешь в шатре-то ночевать? У нас заночевал бы! В землянках мы очаги сладили, тепло… Может, к нам поедешь?

 

  - Да! – Подхватывает старший.

 

  - Благодарствуйте! – Александр слегка наклоняет голову и, опустившись на седло, с которого вскочил, берётся за остатки остывшей похлёбки. – У нас, вон, костры, нам тоже тепло. Идите, идите! И помиритесь с соседями.

 

   Провожая ходоков глазами, Митрофан, качает головой:

 

   - Так вот и живём: поганые у Руси на хребте сидят, а мы промеж собой грызёмся…

 

   - То-то и оно! – Глухо отвечает князь. – Как пришли татары, князья объединиться не пожелали, друг друга поддержать – порознь сгинули. Селяне хлеба поделить не могут, хоть уж и делить-то нечего! Гляжу вот и думаю: не такие ведь мы! Не такие! Были б такими, уж ничего бы от Руси не осталось… Умеем ведь и любить, и помогать друг другу, и жертвовать… С чего ж вдруг откуда-то злоба лютая всплывает?! А, Митрофанушко?!

 

    Митрофан усмехается:

 

    - А то ты, княже, позабыл что обычно плавает-то? А что плавает, то всегда и виднее…

 

    Александр смеётся. Смеются дружинники, подкидывая в костры дров. Словно вторя им, ржут кони.

 

    Князь смотрит на огонь. Алые искры пляшут в его глазах.

 

         67.

    Объект

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: