От брата Николая брату Константину

Следующим по времени документом является записка, содержащая обзор событий в Петербурге от 25 ноября по 3 декабря 1825 г. Как видно из записей от 3 декабря в дневнике Николая Павловича и в «кратком дневнике» Александры Федоровны, эта записка была составлена именно этого числа Опочининым, частью под диктовку самого Николая. С Опочининым же при письме от того же 3 декабря записка эта была направлена в ночь на 4 декабря в Варшаву к Константину. Ниже текста записки, писанной почерком Опочинина, имеется собственноручная надпись Николая Павловича: «От брата Николая брату Константину»

Записка на русском, цит. по «Междуцарствию».

 

1825-го года ноября 25-го дня прибыло в 4-ре часа пополудни с эстафетою от генерала Дибича известие о усилившейся болезни государя императора до такой степени, что вынуждены были предложить его величеству приобщиться святых тайн, что в то же время и приведено в действие, и что жизнь государя коли не безнадежна, то по крайней мере находится в большой опасности (собственные слова генерала Дибича).

Таковое печальное сведение было прислано к графу Милорадовичу, к князю Лопухину, к г. Вилламову и к дежурному генералу Потапову.

Граф Милорадович немедленно донес о сем его императорскому высочеству государю великому князю Николаю Павловичу и по совещании с ним, каким бы лучше образом объявить о сем государыне императрице, поехал за г-ном Вилламовым, дабы привесть его к великому князю; но в отсутствие их императрица изволила прислать за его высочеством. Тогда Николай Павлович, будучи поражен всеми сими событиями, тотчас обратился во дворце к доктору Рюлю, дабы при присутствии и помощи его объявить о сем государыне, но, не застав его в его комнатах, пошел на половину матушки, где и нашел как его, г-на Рюля, так и г-на Вилламова – императрица была уже чрез них о всем известна. Ее высочество государыня великая княгиня Александра Федоровна прибыла также во дворец.

Подав нужное пособие ее величеству, его императорское высочество, граф Милорадович и генерал Воинов приступили к совещанию, какие бы нужно принять меры, если бы, чего боже сохрани, получено было известие о кончине возлюбленного монарха. Тогда его императорское высочество предложил свое мнение, дабы в одно время при объявлении о сей неизреченной потере провозгласить и восшедшего на престол императора, и что он первый присягнет старшему своему братцу, как законному наследнику престола.

Всю сию ночь его высочество провел в передней комнате у императрицы, ‑ государыня целую ночь не изволила раздеваться и почивала очень дурно.

26-е число посредством фельдъегеря доставлены из Таганрога сведения, во время как находились в церкви, о положении государя, подающие некоторые немалые надежды, по получении коих приказано во всех церквах производить молебствие за здравие обожаемого монарха (государыня Елизавета Алексеевна сама изволила о том писать).

27-е число, по окончании божественной литургии, когда уже начинался молебен за здравие, его высочество был вызван графом Милорадовичем из ризничей, и ему было объявлено, что все свершилось. Его императорскому высочеству сделалось дурно, но пришед в себя, он возвратился в ризничью с доктором Рюлем. Государыня стояла на коленях, и, быв уже продолжительным отсутствием великого князя приготовлена и из лица его угадав жребий свой, ей стало делаться дурно; священник между тем подал ей крест, и она, поцеловав его, лишилась чувств.

Его императорское высочество, обратясь к своей супруге, сказал ей:

‑ Soignez notre mere et moi je vais faire mon devoir. [Позаботься о матушке, а я иду исполнить мой долг.]

С сим вместе вошел в церковь и, прекратя молебен, приказал принесть налой, произнес в подданстве присягу возлюбленному братцу своему и императору Константину и утвердил оную своею подписью, а за ним подписались и другие, тут случившиеся, как то: военный министр Татищев, граф Милорадович, генерал-адъютант граф Кутузов, дежурный генерал Потапов и прочие все, тут находящиеся. [Из числа коих нам больше всего интересен принц Евгений.]

После сего предстал он пред внутренним Преображенского полка караулом (роты его величества гренадерского взвода) и объявил им о кончине государя и провозгласил императора Константина. Гренадеры со слезами приняли объявление и мгновенно присягнули.

Потом его императорское высочество поручил дежурному генералу Потапову, ибо коменданта Башуцкого тут не случилось, о объявлении, так и о приведении к присяге главного и прочих караулов с их постами, что безотложно все приведено в исполнение и везде с тою же горестию и усердием, а генерал Нейдгарт был послан в Невский монастырь, где находился весь генералитет, с предложением генералу Воинову исполнить то же во всех гвардейских полках.

Наконец послано повеление о подобном же объявлении и приведении к присяге всех полков и команд, здесь и в окрестностях города находящихся.

В течение сего времени Государственный Совет, собравшись, открыл свое заседание предложением приступить к распечатанию конверта, в котором заключалась воля покойного императора. Тут возникли некоторые прения, и наконец положено пакет распечатать, дабы принять последнюю волю царя.

В акте сем начертано было отречение от престола государя цесаревича и наречение наследником государя великого князя Николая Павловича.

Некоторые прения паки по сему случаю возникли, но прекратились мнением некоторых, чтобы пригласить его высочество в присутствие Совета, на что граф Милорадович отозвался, что его высочество уже присягнул и во всяком случае почитает неприличным ни его высочество призывать, ни его высочеству приходить в Совет, но вызвался довесть все сие до сведения его и просить допустить Совет к себе для доклада обо всем происходившем, что и исполнено, а великий князь отозвался, что не может воспретить их прибытию.

Когда предстал Совет пред великим князем, он сообщил им, что содержание сего акта ему давно известно, а именно с 13 июля 1819-го года, но что ни в каком случае он не дерзнет занять место старшего брата, от высочайшей воли коего зависит его участь, и что, поставив себе в священную обязанность всеподданейше ему повиноваться, он дал в том присягу, и затем останется в полном уверении, что и он для блага государства последует его примеру. [Кого позвать?..]

Совет последовал его высочеству в церковь и по просьбе их при нем дал присягу, а потом им же представлен в присутствие императрицы, которая изволила объявить, что акт и содержание оного ей известен и сделан с ее родительской воли, но что и она, увлекаясь подвигом сына и утверждая все его действия, просит Совет общими силами сохранить спокойствие царства.

По принятым мерам к 3-м часам пополудни как войско, так все чины и граждане восшествие на престол императора Константина присягою утвердили, в течение которого времени везде сохранились тишина и порядок, что и поныне исполняется.

Акт, хранящийся в Сенате, министром юстиции всеподданейше представлен государю императору с донесением, что Сенат учинил присягу, и указы разосланы повсеместно для подобного же действия.

Его высочество, увидя в церкви пред молебном о здравии государя императора Константина Павловича митрополита, сообщил ему о событиях, в Совете происшедших, и согласил его пакет, хранящийся в Синоде, не распечатывать до получения об оном высочайшего повеления.

В то же время весь Главный Штаб его императорского величества присягнул в церкви Главного Штаба, и вслед затем посланы курьеры ко всем главнокомандующим и начальникам отдельных корпусов с предписанием приступить немедленно к той же священной обязанности, а от графа Милорадовича, по условию с великим князем, отправлен адъютант с уведомлением московского военного генерал-губернатора князя Голицына о событиях в столице и приглашением немедленно исполнить то же и в Москве. О том же самом послано к генерал-адъютанту Закревскому для приведения того же в исполнение по Великому Княжеству Финляндскому.

В то же время отправлен к его величеству адъютант Николая Павловича Лазарев с письмом. [Письмо приведено здесь под номером 5.]

С тех пор по 2-е число декабря столица в совершенной обычной тишине в строгом порядке, служба как по гарнизону, так и по всем прочим военным и гражданским частям сохранила обычный свой ход во время отсутствия государя, что принято соблюдать до получения высочайших повелений.

Донесения об исполнении присяги поступили сначала от корпуса военных поселений, с приложением приказа 30 числа ноября о вступлении паки в должность графа Аракчеева и генерал-майора Клейнмихеля. Вчера по утру 2-го числа декабря получено донесение от генерал-адъютанта Закревского, что как русские, так и финляндские войска в Гельсингфорсе, а равно Сенат и прочие места приведены к присяге, и даже не упоминая о конституции, но по форме, в России введенной. Наконец, сего 3-го числа в 5 часов утра адъютант князя Голицына Новосильцев привез известие, что в Москве все приведено к присяге в совершенном порядке и тишине. Пакет же, хранящийся в Успенском соборе, остался неприкосновенным впредь до высочайшего разрешения.

Кабинет его императорского величества в Зимнем дворце тотчас по получении известия 27-го числа поручено опечатать графу Милорадовичу, что и исполнено. А как камердинер покойного государя донес, что находятся бумаги и в кабинете Царского Села, то для опечатания оного со стороны графа Милорадовича послан чиновник, а его высочество возложил сие поручение на генерал-майора Стрекалова, в присутствии самого камердинера Воробьева.

[Короче, Костя, тебя тут все ждут, прекрати ломаться и роди уже что-нибудь!]

 

11.

Вышеприведенный чудесный документ сопровождает и частное письмо Николая.

Оригинал на фр., цит. по переводу «Междуцарствия».

С.-Петербург, 3 декабря 1825 г.

Повергаясь к вашим стопам как брат, как подданный, я молю о вашем прощении, о вашем благословении, дорогой, дорогой Константин. Решайте мою судьбу, приказывайте вашему верному подданному и рассчитывайте на его благоговейное повиновение. Великий Боже, что я могу сделать? что я могу сказать вам? Я присягнул вам, я – ваш подданный; я могу только подчиняться и повиноваться вам, и я исполню это, потому что таков мой долг и такова ваша воля, воля моего повелителя и государя, который всегда и останется таковым. Но сжальтесь над несчастным, у которого нет другого утешения, как в сознании, что он исполнил свой долг и других победил его исполнить. И далее, если я и ошибся, я следовал чувству своего сердца, чувству, слишком укоренившемуся с детства, слишком глубоко запечатлевшемуся в моей душе, чтобы я когда-нибудь хотя бы на мгновение мог от него отрешиться, чувству, которое в моих глазах сделалось еще священнее, когда я узнал о намерениях моего благодетеля и ваших!

К нему, который нас видит, нас судит, потому что он видит в глубине наших душ, к нему – этому ангелу, нашему благодетелю, к нему я взываю, пусть он будет судьей между нами. Мог ли я по человеческим понятиям поступить иначе? мог ли я, забывая даже свою честь, свою совесть, мог ли я поставить в тяжкое положение государство, нашу обожаемую родину? Это значило бы пренебречь священным долгом как перед вами, моим государем, так и перед родиной, но и только, потому что никакой задней мысли у меня не было, я вас, увы, достаточно знал, чтобы не сомневаться, какой будет результат моих действий, но по крайней мере я смею надеяться, что вы не захотите обидеть меня, допуская возможность с моей стороны другого поведения. Теперь же с душой, чистой пред вами, моим государем, перед богом, моим спасителем, и перед этим ангелом, в отношении которого я связан был этим долгом, этой обязанностью – найдите какое хотите слова, я чувствую это, но не могу выразить – теперь я спокойно и безропотно подчиняюсь вашей воле и повторяю вам свою клятву перед богом исполнить вашу волю, как бы тяжела для меня она ни была. Больше ничего не могу вам сказать, я исповедовался перед вами как пред самим всевышним.

Здесь все в порядке. Вы уже знаете, что Москва исполнила свой долг, граф Аракчеев снова вступил в исполнение своих обязанностей, он и его корпус также исполнили свой долг. Матушка чувствует себя хорошо, несмотря на все удары, которым провидению угодно ее подвергнуть. Да сохранит ее Господь! Приезжайте, ради Бога!

Жена моя вас обнимает, а я умоляю вас повергнуть меня к ногам Жаннетт, моей доброй дорогой сестры. Жизнь моя порукой в покорности вашей воле, воле самого любимого и уважаемого из братьев и друзей,

         ваш покорный

                                 Николай.

12.

Мария Федоровна присоединяется к веселью.

Оригинал на фр., цит. по переводу «Междуцарствия».

С.-Петербург, 3 декабря 1825 г.

Михаил в моих объятиях, дорогой, возлюбленный Константин; мы вместе оплакивали наше горе. Он уверил меня, что оставил вас в добром здоровье. Уверенность в этом была мне необходима; она облегчила мне тяжесть моего теперешнего существования. После того, как мы воздали слезами дань нашей живейшей, глубочайшей естественной скорби, Михаил выразил желание поговорить со мной наедине; он передал мне ваше письмо с выражением вашей беспредельной любви и вашего уважения к оплакиваемому нами ангелу, вашей нежности и доверия ко мне. [Ах, так вот что это было!]

Дорогой Константин, в минуты столь глубоких переживаний не хватает слов, не могу вам выразить все то глубокое благоговение, которое вы мне внушаете вашими чувствами. Чем возвышеннее ваша душа, которая выше всякой похвалы, чем сильнее ваше доверие ко мне, тем более и я обязана с своей стороны стараться подражать вашему несравненному поведению. Тем не менее стремясь действовать по совершеннейшей справедливости, я вынуждена ослушаться вашей воли.

Еще до получения известия о вашем решении вам была принесена присяга вашим братом, Сенатом, Синодом, Советом и войсками, которые по праву вашего наследования как старшего в семье признали вас государем и императором всей России.

Курьеры, отправленные к вам с извещениями, в особенности курьер Николая, должны были прибыть к вам этими днями. Итак, вы уже император, дорогой и добрый Константин. Вы не можете отныне действовать иначе, нежели в формах, подобающих этому священному сану; государь же не может обращаться к нации иначе как через манифест. По получении вами извещения о принесении вам присяги, мы будем ожидать ваших приказаний; поэтому долг мой хранить в глубочайшей тайне все, что вы мне сообщаете, все те распоряжения, которые вы мне делаете. Такова обязанность вашей матери; я выполняю ее, храня благоговейное молчание. Я знаю, что мой сын своим столь благородным, столь великодушным сердцем не может не понять сердца своей матери и должен будет признать, что мое ослушание было внушено мне моим долгом. Придите в мои объятия, чтобы я могла благословить вас, дорогой Константин, и возблагодарить господа, который сделал меня матерью сыновей, исполненных таких чувств, которые, конечно, не замедлят снискать одобрение и благословение господне!

Открыв вам в ответ на ваши письма всю глубину моего сердца, дорогой и добрый Константин, перехожу к прискорбнейшему обстоятельству, на которое я все же должна обратить ваше внимание. Вот уже две недели, как наш ангел окончил свое земное существование; князь Волконский пишет, что он ожидает ваших приказаний. Михаил сообщил мне, что вы в общих чертах уведомили князя о своих намерениях, указав ему, что он должен ожидать распоряжений отсюда. Ожидание вашего ответа на посланное вам с курьером письмо Николая может продлиться еще несколько дней; тем временем бездыханные останки нашего дорогого государя должны будут оставаться в Таганроге. Поэтому я сказала Николаю, что полагаясь на ваше расположение ко мне, я нахожу, что мне следовало бы написать сегодня же князю Волконскому и, пользуясь данным мне вами неофициальным разрешением, уполномочить его сообщить императрице, что мы просим ее дать князю Волконскому лично от себя указания относительно отбытия тела и ему же поручить выполнить все, что она прикажет по этому поводу. Предоставляя воле императрицы сделать все эти печальные распоряжения, мы тем самым дадим ей доказательство нашей привязанности, нашего уважения и нашего благоговения перед ее скорбью; это может хоть немного облегчить ее сокрушенное сердце, и в то же время это не поколеблет ничьего авторитета.

Посылаю вам копию письма к князю Волконскому; я уверена, что вы меня одобрите; необходимо принять окончательное решение относительно этих драгоценных останков, прибытие которых ожидается с ужасом, но и со скорбным нетерпением увидеть их еще раз.

Итак, дорогой и добрый Константин, разрешите мне еще раз высказать вам мое сильнейшее желание увидеть вас и заверить вас, что присутствие ваше необходимо. Скорбь моя облегчится при виде вас; поверьте мне, дорогой Константин, что мне необходимо ваше присутствие, оно придаст мне мужества и восстановит мои силы. Нежно обнимаю дорогую и добрую Жаннетт… [не разобрано несколько слов] Пусть она приедет поплакать с нами. До свидания, дорогие друзья, до свидания, дорогой Константин, мой возлюбленный сын, да благословит вас небо, так же как и я благословляю вас.

                                                        На всю жизнь ваша

                                                                                Мария.

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: