Изменение геополитического расклада сил на Южном Кавказе в 1999-2004 годах

 

В этот период происходит серия очень важных геополитических сдвигов в ситуации основных игроков кавказской политики. Приход Путина символизирует последовательную волю Кремля к возвращению утраченных позиций и укреплению влияния, что во время Ельцина было лишь спорадическими и эпизодическими всплесками, а при Путине превратилось с системные действия. Не бросая прямого вызова США, Путин, тем не менее, всерьез занялся постсовестким пространством и, в первую очередь, Кавказом, где – в Чечне – находится самая болезненная точка современной российской государственности. Политическая легитимность и национальный консенсус поддержки Путина основаны на его воле и способности предотвратить отрыв Чечни от России и неизбежно следующий за этим «кавказский хаос». Путин с этим в общих черта справился, что несколько остановило в Вашингтоне наиболее горячих сторонников ускорения распада России. При Путине инерция распада евразийской системы стала постепенно сменяться вектором интеграционных тенденций. Не случайно его сближение с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым, последовательным поборником евразийской интеграции. Для южнокавказских республик это означало появление более ясной логики в отношениях с Россией – сближение с Россией приобрело системное значение.

Еще более серьезные трансформации произошли в геополитической ориентации Турции. В течение 90-х годов активная пантуранистская, пантюркистская и антироссийская стратегия Анкары практически не дала никаких результатов. По мере экономического развития тюркских стран СНГ становилось очевидно, что потенциал Анкары далеко не достаточен для того, чтобы стать главным мотором модернизации, а культурный уровень советского и русскоязычного образования оказался выше и привлекательнее турецкого. В области распространения ислама Турцию опережали более богатые и активные саудовцы и ваххабиты, а поддержка турецкими эмиссарами чеченского сопротивления сказывалось негативно на развитии турецко-российского диалога и никаких серьезных дивидендов самой Турции не приносило.

Одновременно Анкара все более осознавала двусмысленность атлантистской стратегии в новых условиях. Требования, выдвигаемые Брюсселем Турции для вхождения в Евросоюз, и урегулирование кипрской проблемы на западных (американо-европейских) условиях наносили сильный удар по национально-государственному самосознанию турок;продолжение проамериканской и пронатовской политики в отношении соседних стран ставило Турции в условия изоляции среди других исламских держав, а постоянные трения с Россией лишь тормозили чрезвычайно выгодные для турок экономические связи. Последней каплей стало американское вторжение в Ирак, которое выпустило джинна курдского сепаратизма из саддамовской бутылки.

В этот момент турецкое геополитическое мышление обнаружило евразийскую перспективу как наиболее привлекательную альтернативу атлантизму. Для политики Турции на Кавказе это означало: поиск общих интересов с России, отказ от фрондирования с Москвой, тестирование новых связей с Ираном и арабскими странами.

Параллельно этому США сделали основную ставку на Грузию, которая оказалась противопоставленной всем соседним странам – России, Турции, Ирану, Армении, Азербайджану, превратившись в изолированный анклав, своего рода кавказский «санитарный кордон», разделяющий государства, которых объективная логика геополитических трансформаций постсоветской реальности подталкивала к сближению и поиску общих стратегий.

 

Ось Москва-Баку-Анкара

 

Последние изменения ситуации на Кавказе открыли перед Азербайджаном новые перспективы. Если до определенного момента выбор Баку проходил в дуальном формате: либо Анкара, либо Москва (при Ельчибее крен был исключительно в сторону Турции, при Гейдаре Алиеве существовал баланс и более устойчивая политика многовекторности), то отныне эти полюса перестали быть взаимоисключающими и наметилась возможность новой общей турецко-российской кавказской стратегии, где Азербайджану отводилась центральная роль. Это означает новый евразийский альянс трех качественно евразийских держав – России, Турции и Азербайджана, которые оказались в нынешней ситуации в сходном положении: процесс вестернизации и модернизации, с одной стороны, является необходимостью, а с другой стороны, специфика «традиционного общества», преобладающая в этих странах, ставит на этом пути серьезные ограничения, требует глубокой корректировки политических и экономических процессов, обнажает значительный «восточный», «азиатский» аспект в структуре этих стран, который может быть расценен не только как препятствие и преграда, но и как преимущество и неотъемлемое свойство исторической национальной и политической идентичности. Кроме того, экономические и стратегические интересы трех стран во многом совпадают: если для Турции расширение влияния идет под знаком «туранизма» и «тюркизма», то для России интеграционные проекты однозначно выступают под знаком «евразийства». Но в определенный момент турецкие стратеги обнаружили, что евразийская линия Москвы является не альтернативой, но другим аспектом «туранизма», и следовательно, оба проекта могут конвергировать между собой при условии, что «туранизм» отказывается от расовой составляющей и антиславянского, антирусского измерения, а русское евразийство освобождается от инерциальных славяно-имперских мотивов. И центральной точкой такого концептуального альянса, геополитической конвергенции становится именно Азербайджан, как страна одновременно исторически близкая как России, так и Турции.

Прецеденты такого российско-турецкого альянса есть и в недавней истории. Кемалистский этап становления пост-османской турецкой государственности проходил как раз под этим знаком: тесный альянс Советской России с Турцией при реорганизации политического пространства Кавказа. Другое дело, что с начала 50-х годов в послевоенном мире Анкара втянулась в атлантистский проамериканский лагерь, когда и были снова искусственно оживлены и актуализированы исторические сюжеты прежних русско-турецких конфликтов. Но это была дань геополитической конъюнктуре того времени. Прецеденты обратной позитивной модели русско-турецкого альянса можно найти не только у Ататюрка, но и у русского философа Константина Леонтьева, ратовавшего за тесный русско-турецкий союз еще в конце XIX века.

Таким образом, намечающаяся евразийская ось Москва-Анкара придает Азербайджану новое стратегическое и геополитическое значение, делая Баку важнейшей составляющей всей конструкции в тройственной модели Москва-Баку-Анкара.

 

Карабахская проблема

 

Карабахская проблема является чрезвычайно болезненной для азербайджанского самосознания. Эта тема служит весомым аргументом во внутриполитической ситуации, и в любой момент может быть актуализирована в том случае, если общий баланс сил в кавказском регионе начнет смещаться в ту или иную сторону.

Карабахская проблема не имеет быстрого и прямого решения. Правовой аспект в этом вопросе вторичен, так как в данном случае главное состоит в грубо силовом балансе и конкретном положении вещей: формально остающийся в составе Азербайджана де факто представляет собой однородную этническую армянскую зону с транзитивной квази-государственностью. Это статус кво не может быть быстро и безболезненно смещено ни в ту, ни в другую сторону: легитимность армянского Нагорного Карабаха вне Азербайджана Баку никак не сможет признать, а армянская сторона ни при каких обстоятельствах добровольно не допустит появления на этой территории полномочных представителей азербайджанских властей. Это означает, что карабахский узел продолжает обладать высоким конфликтогенным потенциалом, который может дать о себе знать в любое время.

Евразийское решение этой сложнейшей ситуации видится в следующем направлении. – Россия должна выступить главным модулем в распутывании карабахского узла. С Арменией у Москвы сложилось тесное военное сотрудничество. Если аналогичное стратегическое партнерство установится и с Азербайджаном, – например, через организацию на Каспийском море российской военно-морской базы с функцией пограничного контроля, а также для противодействия разнообразным формам браконьерства и соблюдения договоренностей по использованию шельфа Каспия, -- Россия получит возможность равномерного давления на обе стороны в целях реализации оптимального сценария, который удовлетворил бы обе стороны.

В первую очередь, это коснулось бы возвращения Азербайджану всех оккупированных районов (помимо собственно Карабах), что помогло бы хотя бы отчасти решить проблему беженцев. И в этом вопросе Россия уже достигла определенных предварительных результатов в отношениях со Степанакертом.

Следующим шагом логически стало бы азербайджано-армянское сотрудничество в экономической области в районе Нагорного Карабаха, а также в иных совместных проектах.

И наконец, пребывание и Армении и Азербайджана в едином стратегическом евразийском пространстве вместе с Россией и в системе общей зоны коллективной безопасности создало бы предпосылки для возвращение в Нагорный Карабах жертв этнических чисток с азербайджанской стороны и для конечного правового урегулирования всей проблемы.

Однако, сознавая всю сложность и драматичность ситуации в этом вопросе не следует делать слишком поспешных шагов. И симметричное сближение Москвы с Баку само по себе должно привести к наиболее гармоничной и справедливой развязке затянувшейся трагедии, унесший столько человеческих жизней.

В данном случае следует вдохновляться примером современного Евросоюза – в нем в единую политико-экономическую систему интегрируются страны и народы, пролившие за прошлые века в междоусобных войнах реки крови. И два самых яростных европейских противника – Франция и Германия – выступают сегодня мотором всей европейской интеграции.

Ключом к карабахской проблеме в евразийском сценарии является ускоренное стратегическое сближение Азербайджана с Россией.

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: