Альбом Шаллан: растительность ущелий

 

Было это замыслом Танаваста или нет, без Рэйса, лишившего жизней остальных шестнадцать, прошли тысячелетия. Сетуя на великие муки, вызванные Рэйсом, я не верю, что мы могли надеяться на лучший исход.

 

Каладин бросился бежать по ущелью, перепрыгивая через ветки и мусор, шлепая ногами по лужам. Девчонка держала темп лучше, чем он ожидал, но, путаясь в платье, и близко не могла сравниться с ним в скорости.

Он замедлился, подстроившись под ее шаг. Несмотря на то, что она бывала совершенно несносной, нельзя оставлять невесту Адолина на растерзание скальному демону.

Добежав до развилки, они выбрали путь наугад. На следующем разветвлении Каладин остановился только для того, чтобы проверить, нет ли погони.

Скальный демон следовал за ними по пятам, тяжело топая и скрежеща когтями по камню. Когда они побежали по очередному проходу, Каладин подхватил сумку девушки, хотя уже нес ее мешок. Или Шаллан была в отличной форме, или паника накрыла ее с головой, но когда они достигли следующей развилки, она даже не казалась запыхавшейся.

Времени на сомнения не оставалось. На полной скорости Каладин понесся по дорожке, не слыша ничего, кроме звуков трущегося о камень панциря. Внезапный четырехголосый трубный клич прокатился по ущелью так громко, будто дунули в тысячу рогов. Шаллан закричала, но Каладин едва расслышал ее за ужасным ревом.

По расселине покатились огромные волны втягивающихся растений. В мгновение ока все ущелье превратилось из дышащего жизнью и красками места в бесплодную пустошь, словно мир готовился к сверхшторму. Они добежали до следующей развилки, и Шаллан помедлила, оглянувшись на звуки. Она протянула руки, будто готовясь обнять кого-то. Шторм бы побрал эту женщину! Каладин схватил ее за руку и потянул за собой. Они пробежали два ущелья без остановки.

Скальный демон все еще их преследовал, хотя Каладин только слышал его. Мостовик понятия не имел, как близко находился монстр, но, похоже, тот шел по их запаху. Или ориентировался по производимым ими звукам? Каладин понятия не имел, как они охотились.

«Нужен план! Нельзя ведь...»

На следующей развилке Шаллан повернула в противоположную сторону от выбранного им пути. Каладин выругался, остановился и побежал за ней.

— Нет времени, — пропыхтел он, — спорить о...

— Закрой рот и следуй за мной!

Она довела их до одной развилки, затем до другой. Каладин почувствовал, что запыхался, его легкие протестовали. Шаллан остановилась, указала на что-то и побежала дальше по ущелью. Он поспешил за девушкой, оглядываясь через плечо.

Каладин видел только темноту. Лунный свет был слишком далеким, слишком приглушенным, чтобы осветить эти глубины. Они не поймут, гонится ли зверь за ними, пока он не вступит в свет сфер. И, Отец Штормов, звуки раздавались все ближе.

Каладин опять сосредоточился на беге. Он чуть не споткнулся обо что-то на земле. Труп? Он перепрыгнул его, догоняя Шаллан. Подол ее платья изорвался от бега и цеплялся за все подряд, волосы спутались, лицо раскраснелось. Она повела их в очередной проход, но затем остановилась, упершись рукой в стену пропасти и хватая ртом воздух.

Каладин закрыл глаза, тяжело дыша.

«Нельзя долго отдыхать. Он до нас доберется».

Он почувствовал, что вот-вот свалится от усталости.

— Прикрой свет, — прошипела Шаллан.

Мостовик нахмурился, но сделал, как она сказала.

— Нам нельзя долго отдыхать, — прошипел он в ответ.

— Тише!

Темноту не нарушало ничего, кроме тонкого лучика света, пробивающегося между его пальцев. Казалось, что скрежещет прямо над ними. Шторма! Сможет ли он сражаться с таким чудовищем? Без штормсвета? В отчаянии Каладин попытался втянуть свет, зажатый в ладонях.

Штормсвет не откликнулся, и Сил не было видно с самого падения. Скрежет не замолкал. Каладин приготовился бежать, но...

По-видимому, звук больше не приближался. Каладин нахмурился. Тело, о которое он споткнулся, принадлежало одному из павших в ходе недавнего сражения. Шаллан привела их обратно, туда, откуда они начали бег.

Чтобы... накормить зверя.

Каладин напряженно ждал, прислушиваясь к сердцу, бешено колотящемуся в груди. Скрежет эхом разносился по ущелью. Как ни странно, но немного света вспыхнуло в пропасти позади. Что это было?

— Оставайся здесь, — прошептала Шаллан.

Немыслимо, но затем она двинулась на звуки. Все еще неуклюже держа сферы в одной руке, Каладин вытянул другую и рванулся за ней.

Шаллан повернулась к нему спиной и опустила глаза. Каладин нечаянно схватил ее за безопасную руку. И сразу же выпустил.

— Я должна на него посмотреть, — прошептала она. — Мы так близко.

— Вы сумасшедшая?

— Возможно. — Она продолжила двигаться к монстру.

Каладин немного подумал, мысленно обругав девушку. В конце концов он опустил копье, бросил ее мешок и сумку на сферы, чтобы скрыть их свет, и последовал за ней. Что еще он мог сделать? Как объяснить Адолину?

«Да, принц. Я позволил вашей невесте бродить одной в темноте, с тем чтобы угодить в пасть скального демона. Нет, меня с ней не было. Да, я трус».

Впереди виднелся свет. Он освещал Шаллан — ее очертания, по крайней мере. Она присела за поворотом ущелья и осматривалась вокруг. Каладин шагнул к ней, припав к земле и вглядываясь вперед.

Показалось чудовище.

Животное заполняло собой все ущелье. Оно оказалось вытянутым и узким, а не грузным или похожим на луковицу, как некоторые маленькие крэмлинги, с извилистым лоснящимся телом, заостренной мордой и острыми жвалами.

Что-то было не так. Трудно описать, что именно. Считалось, что крупные создания медлительны и послушны, как чуллы. Но этот огромный зверь передвигался с легкостью, его лапы упирались в стены ущелья, поддерживая его так, что тело едва касалось земли. Он поедал труп упавшего солдата, цепко удерживая его клешнями у ротового отверстия и вырывая куски с отвратительным звуком.

Морда походила на порождение ночного кошмара. Злобная, мощная, почти смышленая.

— Те спрены, — прошептала Шаллан так тихо, что едва можно было расслышать. — Я видела таких...

Они вертелись рядом со скальным демоном и служили источником света. Спрены выглядели как маленькие светящиеся стрелы и стайками окружали монстра, хотя изредка одного из них могло отнести подальше от остальных, и тогда спрен исчезал подобно маленькому клубу дыма, поднимающемуся в воздух.

— Небоугри, — прошептала Шаллан. — Они следуют и за небоугрями. Скальные демоны любят трупы. Могут они быть своего рода природными пожирателями падали? Нет, их клешни выглядят так, будто предназначены для раскалывания раковин. Подозреваю, что мы обнаружим стада диких чулл поблизости от того места, где эти существа обычно обитают. Но они приходят на Разрушенные равнины, чтобы окуклиться, и здесь очень мало пищи, вот почему они нападают на людей. Почему этот остался здесь после окукливания?

Скальный демон почти закончил с едой. Каладин взял Шаллан за плечо, и она с явной неохотой позволила увести себя прочь.

Они вернулись к своим вещам, собрали их и как можно тише отступили дальше в темноту.

 

* * *

Они шли несколько часов, двигаясь в совершенно другом направлении, чем раньше. Шаллан снова позволила Каладину выбирать путь через ущелья, хотя старалась следить за тем, куда они идут. Ей нужно будет зарисовать дорогу, чтобы точно определить их местоположение.

В ее голове крутился образ скального демона. Что за величественное создание! Ее пальцы буквально чесались выполнить набросок, используя сохраненное воспоминание. Конечности чудовища были больше, чем она могла вообразить, совсем не как у ноговиков с их длинными и тонкими иглообразными лапками, поддерживающими толстое тело. Это существо излучало силу. Как белоспинник, только громадное и более чужеродное.

Теперь они ушли далеко от него. К счастью, это означало, что они в безопасности. После того, как Шаллан так рано встала утром, чтобы присоединиться к экспедиции, наваливалась сонливость.

Она тайком проверила сферы в мешочке. Во время погони пришлось осушить их полностью. Хвала Всемогущему за штормсвет — нужно будет сжечь благодарственную глифпару. Без дарованных им силы и выносливости она никогда бы не угналась за длинноногим Каладином.

Однако теперь Шаллан была штормово измотана. Штормсвет как будто увеличивал ее возможности, но теперь оставил тело выжатым и истощенным.

На следующей развилке Каладин оглядел ее.

Шаллан выдавила слабую улыбку.

— Нам нужно остановиться на ночь, — произнес он.

— Прошу прощения.

— Не только из-за вас, — сказал он, разглядывая небо. — По правде говоря, я понятия не имею, в правильном ли направлении мы идем. У меня в голове все перепуталось. Если утром мы сможем определить, где встает солнце, это подскажет нам, в какую сторону двигаться.

Шаллан согласно кивнула.

— У нас по-прежнему останется шанс вернуться вовремя, — добавил он. — Можно не волноваться.

Мостовик говорил с таким видом, что она сразу начала волноваться. Все же Шаллан помогла ему найти относительно сухой участок земли, на котором они и устроились, разложив сферы в центре как небольшую имитацию огня. Каладин порылся в найденном мешке, который она решила взять с мертвого солдата, и вытащил несколько кусочков лепешки и вяленое мясо чуллы. В любом случае не самая аппетитная еда, но хоть что-то.

Шаллан сидела и ела, прислонившись спиной к стене и устремив взгляд вверх. Лепешка имела затхлый привкус, значит, была выпечена из преобразованного зерна. Рассмотреть звезды мешали облака, но несколько спренов звезд двигались перед ними, формируя отдаленные узоры.

— Странно, — прошептала она жующему Каладину. — Я пробыла здесь внизу только полночи, но такое ощущение, что намного дольше. Вершины плато кажутся такими далекими, не правда ли?

Каладин хмыкнул.

— Ах да, хмыканье мостовиков. Ваш собственный язык. Нужно будет пробежаться с тобой по морфемам и тембру — я пока не совсем бегло на нем хмыкаю.

— Из вас выйдет ужасный мостовик.

— Слишком маленького роста?

— Ну… да. И слишком женственный. Сомневаюсь, что традиционные короткие брюки и открытая жилетка вам к лицу. Или, даже более вероятно, вы бы выглядели слишком хорошо. Это немного отвлекало бы других мостовиков.

Шаллан улыбнулась при его словах, порылась в сумке и вытащила альбом с карандашами. Как бы там ни было, они упали вместе с ней. Тихонько напевая себе под нос, она начала делать набросок, используя одну из сфер для освещения. Узор, согласившийся молчать в присутствии Каладина, по-прежнему сидел на ее юбке.

— Шторма, — сказал Каладин, — вы же не рисуете саму себя в нашей униформе...

— Да, конечно, — ответила девушка. — Провели вместе пару часов в ущелье, и я уже рисую для тебя свои изображения в непристойном виде. — Она подтерла линию. — У тебя богатая фантазия, мостовичок.

— Что ж, об этом и шла речь, — проворчал он, поднялся и подошел посмотреть, что она делала. — Я думал, вы устали.

— Я измотана, поэтому мне нужно расслабиться, — пояснила Шаллан.

Конечно же, не стоит начинать рисовать со скального демона. Ей нужна разминка.

Поэтому Шаллан нарисовала их путь через ущелья. Отчасти карта, но скорее изображение плато и разломов, если взглянуть на них сверху. Получалось достаточно художественно, чтобы вызвать интерес, хотя она была уверена, что изобразила несколько гребней и выступов неправильно.

— Что это? — спросил Каладин. — Изображение равнин?

— Что-то вроде карты, — ответила Шаллан, хоть и с гримасой.

Что сказать, если она не могла нарисовать даже несколько линий, определяющих их положение, словно заурядная личность? Ей приходилось превращать их в картину.

— Я не знаю полных очертаний обойденных нами плато, только те проходы по ущельям, которыми мы воспользовались.

— Вы так хорошо их запомнили?

Штормовые ветра! Разве она не намеревалась тщательнее скрывать свою зрительную память?

— М-м... Нет, не очень. Большая часть — мои догадки.

Шаллан почувствовала себя глупо, выдав свои способности. Вейль нашла бы, что ответить. Как неудачно, что Вейль сейчас здесь нет. Она бы лучше разобралась со всем этим выживанием-в-дикой-среде.

Каладин взял из ее рук рисунок, поднявшись на ноги и осветив его сферой.

— Ну, если ваша карта правильна, вместо запада мы пробирались на юг. Мне нужен свет, чтобы лучше ориентироваться.

— Может, и так, — ответила девушка, вытаскивая следующий лист, чтобы начать набросок скального демона.

— Подождем восхода солнца до завтра. Оно подскажет нужное направление.

Шаллан кивнула, взявшись за эскиз, а Каладин тем временем устроился на земле, подложив под голову свернутый мундир. Она и сама уже хотела заканчивать, но этот набросок нельзя было отложить. Она должна нарисовать хоть что-то.

Ее хватило примерно на полчаса. Закончив около четверти наброска, Шаллан была вынуждена отложить его в сторону. Она свернулась калачиком на твердой земле с мешком вместо подушки и уснула.

 

* * *

Было все еще темно, когда Каладин разбудил ее, легонько толкнув древком копья. Шаллан застонала, перекатившись по земле, и сонно попыталась накрыться «подушкой».

Из которой, а как же иначе, на нее вывалилось вяленое мясо чуллы. Каладин усмехнулся.

Конечно, он не мог не засмеяться. Шторм бы его побрал! Как долго ей удалось поспать? Девушка заморгала затуманенными глазами и сосредоточилась на узкой полоске, разделяющей стены ущелья далеко вверху.

Нет, ни единого проблеска света. Значит, два-три часа сна? Вернее, «сна». Спорный вопрос, как можно назвать то, чем она занималась. Возможно, «металась и ворочалась на каменистой земле, изредка просыпаясь, когда начинала понимать, что напустила маленькую лужу слюней». Слова, однако, не срывались с языка. В отличие от вышеупомянутых слюней.

Шаллан села и потянулась затекшими конечностями, проверяя, не расстегнулся ли за ночь рукав и не случилось ли еще чего-то настолько же неприличного.

— Мне нужна ванна, — проворчала она.

— Ванна? — переспросил Каладин. — Вы пробыли вдали от цивилизации всего день.

Она фыркнула.

— Только потому, что ты привык к вони немытых мостовиков, не означает, что и я должна пополнить ваши ряды.

Каладин усмехнулся, снял кусок вяленого мяса с ее плеча и сунул в рот.

— В городе, откуда я родом, банный день был раз в неделю. Думаю, даже светлоглазые из тех мест сочли бы странным, что все здесь, даже рядовые солдаты, принимают ванну чаще.

Как он посмел держаться бодрым в такое утро? Вернее, «утро». Шаллан бросила в Каладина другим куском мяса чуллы, пока тот не смотрел. Но мостовик, шторм побери, его поймал.

«Ненавижу его».

— Нас не сожрал скальный демон, пока мы спали, — сказал Каладин, наполняя водой все бурдюки, за исключением одного. — Я сказал бы, что большей милости свыше не стоит и ожидать, учитывая сложившиеся обстоятельства. Давайте-ка, поднимайтесь на ноги. Ваша карта подсказала мне, в каком направлении двигаться, и мы сможем наблюдать за солнечным светом, чтобы убедиться, что находимся на правильном пути. Мы ведь все еще хотим побить тот сверхшторм, верно?

— Ты единственный, кого я хочу побить, — проворчала Шаллан. — Дубинкой.

— И что это значит?

— Ничего, — ответила она, поднявшись и пытаясь сделать что-нибудь с растрепанными волосами.

Шторма! Должно быть, она выглядит как последствия удара молнии в банку с рыжими чернилами. Шаллан вздохнула. У нее не было расчески, и, похоже, мостовик не собирался давать ей время, чтобы привести себя в порядок. Девушка натянула ботинки — ношение одной пары носков два дня подряд оказалось наименьшим уроном ее достоинству — и подхватила сумку. Каладин взял мешок.

Шаллан шла за Каладином, выбирающим путь через ущелья. Ее желудок жаловался на то, как мало она съела прошлой ночью. Еда была не самой лучшей, поэтому она позволила ему порычать.

«Послужит как следует», — подумала Шаллан. Что бы это ни значило.

В конце концов небо действительно начало светлеть, причем в направлении, которое указывало, что они шли правильным путем. Каладин впал в свое привычное молчание, и его бодрое утреннее настроение испарилось. Теперь он выглядел так, словно погрузился в тяжкие раздумья.

Шаллан зевнула и поравнялась с ним сбоку.

— О чем ты думаешь?

— Я размышлял, как приятно немного побыть в тишине. Когда никто меня не беспокоит.

— Лгунишка. Почему ты так усердно пытаешься оттолкнуть людей?

— Может быть, я просто не хочу снова спорить.

— Тебе и не придется, — сказала Шаллан, снова зевая. — Сейчас слишком рано для дискуссий. Попробуй. Оскорби меня.

— Я не...

— А ну, оскорби! Сейчас же!

— Я бы скорее предпочел шагать по этим ущельям с убийцей-маньяком, чем с вами. По крайней мере, тогда, стань разговор утомительным, я бы легко нашел выход.

— С такими-то вонючими ногами? — ответила Шаллан. — Видишь? Слишком рано. Вероятно, в такой ранний час я не способна сострить. Так что никаких споров.

Она задумалась на секунду и продолжила более мягко:

— Кроме того, никакой убийца не согласился бы составить тебе компанию. У всех должны быть какие-то принципы, в конце концов.

Каладин фыркнул, уголки его губ слегка растянулись.

— Будь осторожен, — сказала Шаллан, перепрыгнув через упавшее бревно. — Это почти похоже на улыбку, и, могу поклясться, чуть раньше утром ты казался веселее. Ну, скорее более довольным. Так или иначе, если твое настроение улучшится, все разнообразие нашего путешествия разрушится.

— Разнообразие?

— Да. Если мы оба будем милы, пропадет все очарование. Понимаешь, большое искусство — вопрос контраста. Нечто светлое и нечто темное. Счастливая, улыбающаяся, лучезарная леди и темный, угрюмый, зловонный мостовик.

— Но ведь... — Он остановился. — Зловонный?

— Истинный мастер, рисуя картину, изображает героя с характерным для него контрастом — сильного, но с некоторой ранимостью, чтобы зритель мог сопоставить себя с ним. Ты со своими маленькими проблемами можешь создать разительный контраст.

— Как вообще можно передать в рисунке что-то подобное? — нахмурился Каладин. — Кроме того, я не зловонный.

— О, значит тебе уже лучше? Ура!

Он ошарашенно уставился на нее.

— Замешательство, — произнесла Шаллан. — Я любезно приму его как знак того, что ты поражен, насколько забавной я могу быть в столь ранний час.

Она заговорщически наклонилась и прошептала:

— На самом деле, я не очень остроумна. Просто, так уж вышло, ты туповат, поэтому тебе кажется, что я не лезу за словом в карман. Контраст, помнишь?

Шаллан улыбнулась и продолжила шагать, напевая себе под нос. Вообще-то, день стал казаться намного лучше. И почему раньше она была в плохом настроении?

Каладин побежал трусцой, догоняя ее.

— Шторма, женщина, — сказал он. — Я не знаю, как с вами быть.

— Желательно не превращать меня в труп.

— Я удивлен, что кто-то не сделал этого раньше. — Он покачал головой. — Ответьте честно, почему вы здесь?

— Ну, тот мост обрушился, и я упала...

Каладин глубоко вздохнул.

— Прости, — извинилась Шаллан. — Что-то в тебе провоцирует меня на ядовитые шпильки в твой адрес, мостовичок. Даже утром. Так почему же я приехала сюда? В первую очередь ты имеешь в виду Разрушенные равнины?

Он кивнул. В юноше чувствовалась какая-то грубая красота, похожая на красоту природных скальных образований, в противоположность прекрасной скульптуре, какой был Адолин.

Но ее пугала страстная натура Каладина. Он напоминал человека, который постоянно стискивал зубы, человека, который не мог позволить ни себе, ни кому-то другому просто присесть и хорошенько отдохнуть.

— Я приехала сюда из-за исследования Джасны Холин. Научные труды, которые она оставила, не должны быть заброшены.

— А Адолин?

— Адолин стал приятным сюрпризом.

Они прошли мимо стены, полностью покрытой устилающими ее лозами, укоренившимися чуть выше, в расколотой части скалы. Лозы извивались и втягивались по мере движения Шаллан.

«Очень быстро реагируют, — отметила она. — Быстрее, чем большинство».

Местные лозы были полной противоположностью тех, что росли в саду у нее дома. Те растения долгое время находились под защитой. Шаллан попыталась схватить одну лозу, чтобы отрезать, но та двигалась слишком быстро.

Проклятие! Ей нужен был лишь кусочек, чтобы по возвращении она могла вырастить лозу для экспериментов. Наползающая темнота отступала, когда она притворялась, что находится здесь ради изучения и классификации новых видов растений. Шаллан услышала, как Узор тихонько зажужжал на подоле, как будто понял, что она делала, отвлекаясь от затруднительного положения и опасности. Шаллан шлепнула по нему. Что подумает мостовик, если услышит, что ее одежда жужжит?

— Одну секунду, — сказала она, наконец схватив одну из лоз. Каладин наблюдал, опираясь о копье, как девушка вынула из сумки маленький нож и отрезала им кончик лозы.

— Исследование Джасны, — проговорил он. — Оно ведь имело какое-то отношение к постройкам, скрытым здесь под крэмом?

— С чего ты взял? — Шаллан убрала верхушку лозы в пустую банку из-под чернил, которую хранила для образцов.

— Вы приложили слишком много усилий, чтобы выбраться сюда. Якобы ради исследований куколки скального демона. Даже мертвой. Должно быть что-то еще.

— По всей видимости, ты не понимаешь дотошный характер научных исследований. — Шаллан потрясла баночкой.

Каладин фыркнул.

— Если бы вы действительно хотели увидеть куколку, то просто заставили бы притащить одну из них. Есть салазки для раненых, которые тянут чуллы, можно было воспользоваться ими. Никакой нужды лично проделывать весь путь.

Проклятие! Железный довод! Хорошо, что Адолин об этом не подумал. Принц прекрасен, и он, конечно, вовсе не глуп, но в то же время... мыслит прямолинейно.

Этот мостовик показал себя совсем другим человеком. То, как он наблюдал за ней, как думал...

«Даже то, как он говорил», — осознала Шаллан.

Он говорил как образованный светлоглазый. Но что насчет рабских меток на лбу? Волосы мешали рассмотреть, но, кажется, одна из меток — шаш.

Возможно, ей стоило потратить столько же времени, задаваясь вопросами о его мотивах, сколько он, очевидно, провел, выясняя ее замыслы.

— Сокровища, — произнес Каладин, когда они продолжили путь. Мостовик приподнял несколько сухих веток, торчащих из трещины, чтобы она могла пройти. — Здесь есть какие-то сокровища, их вы ищете? Но... нет. Вы легко могли разбогатеть через брак.

Шаллан ничего не ответила, пройдя через расчищенный им проход.

— Никто не слышал о вас раньше, — продолжил он. — В доме Давар действительно есть дочь вашего возраста, и вы соответствуете описанию. Возможно, вы самозванка, но у вас в самом деле светлые глаза, а тот веденский дом не особенно значителен. Но если бы вы решили притворяться кем-то, то разве не выбрали бы более высокопоставленного человека?

— Судя по всему, ты уделил моему появлению много внимания.

— Это входит в мои обязанности.

— Я честна с тобой. Исследования Джасны и есть причина моего приезда на Разрушенные равнины. Возможно, сам мир находится в опасности.

— Вот почему вы говорили с Адолином о паршменах.

— Подожди. Откуда ты... Твои люди были с нами на той террасе. Они тебе рассказали? Не думала, что они стояли достаточно близко, чтобы услышать.

— Я считал своим долгом приказать им держаться поближе, — объяснил Каладин. — На тот момент я был наполовину убежден, что вы здесь, чтобы убить Адолина.

Что ж, в нем не было ничего, кроме честности. И прямолинейности.

— Мои люди сказали, — продолжил Каладин, — что вы вроде бы хотели добиться убийства паршменов.

— Я не говорила ничего подобного, — ответила Шаллан. — Хотя и беспокоюсь, что они могут нас предать. Это спорный вопрос, поскольку я сомневаюсь, что смогу убедить кронпринцев без дополнительных доказательств.

— Тем не менее если бы у вас все получилось, — в голосе Каладина послышалось любопытство, — что бы вы сделали? С паршменами.

— Изгнала бы их.

— И кто их заменит? Темноглазые?

— Я не говорю, что это будет легко, — заметила Шаллан.

— Им понадобится больше рабов, — задумчиво произнес Каладин. — Множество честных людей могут обнаружить на себе клейма.

— Полагаю, ты все еще сожалеешь о том, что с тобой произошло.

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Наверное, ты прав. Мне жаль, что с тобой обошлись подобным образом, но могло быть хуже. Тебя могли повесить.

— Не хотел бы оказаться тем, кто попытается это сделать, — твердо сказал Каладин.

— Я тоже. Думаю, вешать людей — плохой профессиональный выбор для палача. Лучше рубить головы топором.

Он нахмурился.

— Понимаешь, — пояснила Шаллан, — безголовым проще стать во главе, продвинувшись по службе...

Каладин уставился на нее. Затем через мгновение поморщился.

— О, шторма. Как ужасно.

— Нет, это было забавно. Безголовые часто не понимают шуток. Не волнуйся. Я помогу в них разобраться.

Он покачал головой.

— Дело не в том, остроумны вы или нет, Шаллан. Я просто чувствую, что вы слишком сильно стараетесь. Мир — далеко не солнечное место, и безумные попытки обратить все в шутку ничего не изменят.

— Фактически, мир — солнечное место. Половину времени.

— Для людей вроде вас, возможно.

— Что это означает?

Каладин скорчил гримасу.

— Послушайте, я не хочу опять затевать спор, ладно? Я только... Пожалуйста. Давайте оставим эту тему.

— А что, если я пообещаю не сердиться?

— А у вас получится?

— Конечно. Большую часть времени я не сержусь. Я большой специалист по этой части. Почти все остальные случаи, к счастью, связаны с тобой, но думаю, что со мной все будет в порядке.

— Вы опять начинаете, — заметил он.

— Прости.

Некоторое время они шли молча, миновав по пути цветущие растения, под которыми лежал неправдоподобно хорошо сохранившийся скелет. Каким-то образом его почти не затронула вода, текущая по ущелью.

— Хорошо, — сказал Каладин. — Давайте так. Я могу представить, каким кажется мир похожему на вас человеку. Тому, кто растет избалованным, получая все, что хочет. Для таких, как вы, жизнь прекрасна и безоблачна и заслуживает того, чтобы посмеяться над нею. Это не ваша вина, и я вас не виню. Вы не сталкивались с болью и смертью, как я. Скорбь не ваш спутник.

Молчание. Шаллан не ответила. Что она могла ответить на такое?

— Ну что? — спросил наконец Каладин.

— Я пытаюсь решить, как реагировать, — проговорила Шаллан. — Понимаешь, ты только что сказал кое-что очень-очень смешное.

— Тогда почему вы не смеетесь?

— Ну, не тот вид смешного.

Она протянула ему сумку и шагнула на маленькую сухую возвышенность из камней, проходящую через центр глубокой лужи на дне ущелья. В основном земля была ровной, покрытой крэмом, но на вид глубина этой лужи двух-трех футов^[46].

Шаллан развела руки в стороны, балансируя.

— Так, давай-ка проясним, — сказала она, осторожно ступая. — Ты думаешь, что я жила простой, счастливой жизнью, полной солнечного света и радости. Но ты также намекаешь, что у меня есть темные, злые секреты, поэтому ты настроен ко мне подозрительно и даже враждебно. Ты говоришь мне, что я высокомерная, и полагаешь, что я считаю темноглазых игрушками, но когда я говорю тебе, что пытаюсь что-то сделать, чтобы их защитить — а также всех остальных — ты намекаешь, что я вмешиваюсь не в свое дело и что следует просто оставить все как есть.

Она дошла до противоположного края и развернулась.

— Подтверждаешь ли ты, что я правильно резюмировала наш разговор до этого момента, Каладин Благословленный Штормом?

Он поморщился.

— Полагаю, да.

— Ух ты, — продолжила Шаллан, — похоже, ты уверен, что хорошо меня знаешь. Особенно учитывая то, что начал разговор с заявления, что не знаешь, что со мной делать. Странное утверждение от того, кто, казалось бы, уже все для себя понял. В следующий раз, когда я попытаюсь решить, что делать дальше, я просто спрошу тебя, ибо ты, как выяснилось, понимаешь меня лучше, чем я сама.

Каладин пересек каменную возвышенность тем же путем, и Шаллан с тревогой смотрела, как он несет ее сумку. Но девушка больше доверяла нести ее вещи над водой мостовику, чем самой себе. Как только Каладин перешел на другую сторону, она потянулась за сумкой и обнаружила, что взяла его за руку, чтобы привлечь внимание.

— Как насчет такого? — спросила Шаллан, ловя взгляд Каладина. — Торжественно клянусь десятым именем Всемогущего, что не собираюсь причинять вред ни Адолину, ни его семье. Я хочу предотвратить катастрофу. Я могу ошибаться и могу заблуждаться, но клянусь тебе, что говорю искренне!

Он пристально посмотрел ей в глаза. Такой напряженный взгляд. Шаллан почувствовала дрожь, увидев выражение его лица. Этого человека вела страсть.

— Я вам верю, — сказал Каладин. — И полагаю, этого достаточно.

Он посмотрел вверх и выругался.

— Что? — спросила Шаллан, взглянув на далекий свет в вышине.

Над краем гребня выглянуло солнце.

Не над тем гребнем. Они больше не шли на запад. Они опять сбились с пути, направившись на юг.

— Бездна! — воскликнула Шаллан. — Дай мне сумку. Нужно нарисовать дорогу.

 

Он нес тяжкое бремя божественной ненависти, отделенной от добродетелей, которые придавали ей смысл. Он тот, кем его сделали мы, мой старый друг. Но именно таким, к сожалению, он и хотел стать.

 

— Я был молод, — сказал Тефт, — поэтому многое пропускал мимо ушей. Келек, я и не хотел ничего слышать. То, чем занималась моя семья... Это не то, чем, по твоему мнению, должны бы заниматься родители, понятно? Я не хотел знать. Неудивительно, что теперь не могу вспомнить.

Сигзил кивнул в своей спокойной, но в то же время выводящей из себя манере. Азианин многое понимал. И заставлял языки развязываться. Так нечестно. Ужасно нечестно. И почему Тефт оказался с ним на дежурстве?

Они сидели вдвоем на камнях недалеко от ущелий к востоку от лагеря Далинара. Дул холодный ветер. Сегодня вечером сверхшторм.

«Он вернется раньше. Конечно же вернется».

Мимо пробежал крэмлинг. Тефт бросил в него камешком, направив к ближайшей трещине.

— Я не понимаю, зачем тебе вообще выслушивать все эти вещи. От них никакого толку.

Сигзил кивнул. Штормовой чужеземец.

— Ну, ладно, — продолжил Тефт. — Видишь ли, это был своего рода культ. Его последователи называли себя Предвидящими. Они... В общем, они считали, что если у них получится найти способ вернуть Несущих Пустоту, то Сияющие рыцари тоже вернутся. Глупо, да? Вот только им было многое ведомо. Разные вещи, которые они не должны бы знать, например, на что способен Каладин.

— Вижу, тебе тяжело рассказывать, — произнес Сигзил. — Может, сыграем еще одну партию в мичим, чтобы побыстрее провести время?

— Ты просто хочешь заполучить мои штормовые сферы, — огрызнулся Тефт, наставив палец на азианина. — И не произноси это слово.

— Мичим — название игры.

— Это священное слово, а никакую игру нельзя называть священным словом.

— Там, откуда пришло это слово, в нем нет святости, — ответил Сигзил, явно раздраженный.

— Но мы же не там, ведь правда? Называй ее как-нибудь по-другому.

— Я думал, она тебе понравилась, — проговорил Сигзил, собирая разноцветные камешки, которые использовались в игре. На них требовалось делать ставки и прятать их в груде камней, при этом самому попытаться угадать те, что спрятал соперник. — Эта игра основана на умении, а не на угадывании, поэтому она не противоречит воринским постулатам.

Тефт наблюдал, как Сигзил собирает камешки. Может быть, лучше просто проиграть все сферы в штормовой игре. В кармане Тефта снова водились деньги, и это не шло ему на пользу. Ему нельзя доверять в денежных вопросах.

— Они считали, — произнес Тефт, — что люди скорее проявят свои способности, если их жизням будет угрожать опасность. Поэтому... они подвергали жизни опасности. Слава ветрам, членов своего культа, а не какого-нибудь невинного постороннего. Но и само по себе это было плохо. Я наблюдал, как люди позволяли сталкивать себя с утесов, как их привязывали, и свеча медленно сжигала веревку до тех пор, пока та не обрывалась, а сверху на них обрушивалась скала. Было страшно, Сигзил. Ужасно. Никому не стоит видеть такие вещи, особенно шестилетнему мальчику.

— И что ты сделал? — тихо спросил азианин, крепко затягивая завязки на мешочке с камешками.

— Не твое дело, — ответил Тефт. — Не знаю, зачем я вообще тут с тобой разговариваю.

— Не кипятись, — сказал Сигзил. — Я понимаю...

— Я их сдал, — выпалил Тефт. — Лорд-мэру. Он устроил большой судебный процесс. В итоге всех казнили. Никогда не мог этого понять. Они представляли опасность только для самих себя. Их наказанием за угрозу самоубийства стала смерть. Что за чепуха. Мне следовало найти способ им помочь...

— Твоим родителям?

— Мать умерла в том приспособлении для дробления камней. Она действительно верила, Сиг. Что они есть у нее, понимаешь? Способности. Что если она будет на волоске от смерти, они проявятся, и она спасется...

— И ты наблюдал?

— Шторма, нет! Думаешь, они позволили бы ее сыну увидеть такое? Ты с ума сошел?

— Но...

— Зато наблюдал, как умер отец, — произнес Тефт, устремив взгляд в сторону равнин. — Его повесили.

Мостовик покачал головой и начал рыться в карманах. Куда же он сунул ту фляжку? Повернувшись, он заметил еще одного сидящего неподалеку парня, вертящего в руках, как это часто бывало, маленькую коробочку. Ренарин.

Тефт не одобрял всей той чепухи, которую нес Моаш, желавший свергнуть светлоглазых. Всемогущий определил каждому свое место, и кто мог ставить под сомнение его решение? Уж точно не копейщики. Но в каком-то смысле принц Ренарин вел себя так же неправильно, как и Моаш. Они оба не знали своего места. Светлоглазый, который хотел присоединиться к Четвертому мосту, был ничем не лучше темноглазого, который болтал всякие глупости про короля. Парень не вписывался, даже если другим мостовикам он, по-видимому, нравился.

И, конечно же, теперь Моаш стал одним из них. Шторма, неужели фляжка осталась в бараке?

— Тефт, у нас гости, — сказал Сигзил, поднимаясь на ноги.

Тефт повернулся и увидел, как к ним приближается несколько человек в униформе. Он вскочил на ноги, схватив копье. К ним шел Далинар Холин в сопровождении нескольких светлоглазых советников, а также Дрехи и Шрама из Четвертого моста, дежуривших в течение дня. Теперь, когда Моаш возвысился, а Каладин... в общем, его не было... Тефт занимался ежедневными назначениями. Никто больше, шторм побери, не стал за это браться. Ему сказали, что он теперь главный. Идиоты.

— Светлорд, — отсалютовал Тефт, ударив кулаком в грудь.

— Адолин сказал мне, что вы, парни, приходите сюда, — сказал кронпринц. Он бросил взгляд в сторону принца Ренарина, который тоже встал и отсалютовал, как будто перед ним был не его собственный отец, а кто-то другой. — По очереди, как я понимаю?

— Да, сэр, — подтвердил Тефт, посмотрев на Сигзила. Все так и было. Просто Тефт брал себе почти каждую смену.

— Ты действительно считаешь, что он выжил там, солдат? — спросил Далинар.

— Он выжил. Неважно, что я или кто-то еще думает.

— Он упал с высоты в сотни футов.

Тефт продолжил стоять по стойке «смирно». Кронпринц не задал вопроса, поэтому он не стал ничего отвечать.

Однако ему пришлось прогнать из головы несколько ярких образов. Каладин, разбивший голову о камни при падении. Каладин, раздавленный обрушившимся мостом. Каладин, сломавший ногу, не в состоянии найти сферы, чтобы излечиться. Иногда глупый мальчишка считал себя бессмертным.

Келек, они все думали точно так же.

— Он вернется, сэр, — сказал Сигзил Далинару. — Выберется из ущелья прямо здесь. Хорошо бы, если бы мы его встретили. В униформе, с начищенными до блеска копьями.

— Мы дежурим здесь в наше личное время, сэр, — добавил Тефт. — Ни один из нас троих не должен находиться сейчас в каком-то другом месте.

Он покраснел, как только произнес эти слова, и вспомнил, как разговаривал Моаш с начальством.

— Я здесь не для того, чтобы запрещать вам делать то, что вы выбрали, солдат, — ответил Далинар. — Я пришел убедиться, что вы следите за собой. Никаких пропусков приема пищи, и даже не хочу ничего слышать о том, что вы останетесь здесь на время сверхшторма, если такая идея вдруг придет кому-то в голову.

— Э-э, есть, сэр, — проговорил Тефт.

Вместо сегодняшнего завтрака он отправился на дежурство к ущельям. Откуда Далинар узнал?

— Удачи, солдат, — попрощался Далинар и отправился дальше, окруженный сопровождающими, явно чтобы проверить батальон, который располагался ближе к восточной стороне лагеря. Солдаты там сновали как крэмлинги после шторма, перетаскивая мешки с припасами и складывая их в бараках. Время отбытия грандиозной экспедиции Далинара на равнины быстро приближалось.

— Сэр, — окликнул Тефт кронпринца. Далинар обернулся, его советники замолкли на полуслове. — Вы нам не верите. Что он вернется, я имею в виду.

— Он мертв, солдат. Но я понимаю, что вам в любом случае нужно находиться здесь.

Кронпринц прикоснулся рукой к плечу — салют мертвым — и продолжил путь.

Что ж, Тефт считал, что не было ничего страшного в том, что Далинар не верил. Только сильнее удивится, когда Каладин вернется.

«Сверхшторм сегодня ночью, — подумал Тефт, снова усаживаясь на камень. — Давай же, парень. Что ты там делаешь?»

 

* * *

Каладин чувствовал себя одним из десяти дураков.

Хотя нет, он чувствовал себя каждым из них. Десять раз идиотом. Но в особенности Эшу, который болтал о том, о чем не имел понятия, перед теми, кто понимал.

Ориентироваться так глубоко в ущельях оказалось тяжело, но обычно он мог определить направление по тому, как отлагался мусор. Вода текла с востока на запад, но откатывалась обратно в противоположном направлении, поэтому те трещины в стенах, в которые туго набился мусор, указывали на запад, а места, где он распределялся более равномерно — по мере оттока воды — означали, что там вода устремлялась на восток.

Инстинкты подсказывали ему, куда двигаться. И они подвели. Не стоило быть таким самоуверенным. Вдали от лагерей потоки воды, судя по всему, вели себя по-другому.

Раздраженный сам на себя, Каладин оставил Шаллан рисовать и прошелся вперед.

— Сил? — позвал он.

Ответа не было.

— Сильфрена! — прокричал он громче.

Вздохнув, Каладин отправился обратно к Шаллан, сидевшей на коленях на покрытой мхом земле. Она явно перестала пытаться спасти свое дорогое платье от пятен и прорех и рисовала что-то в альбоме. Еще одна причина, по которой он чувствовал себя дураком. Нельзя было позволять так себя провоцировать. Он мог сдержаться и не высказывать вслух резкие замечания о других, более раздражающих светлоглазых. Почему он переставал контролировать себя, когда разговаривал с ней?

«Стоит усвоить урок, — подумал Каладин, пока Шаллан рисовала. Ее лицо становилось все более напряженным. — Пока что она, нужно признать, опровергла все мои аргументы».

Он прислонился спиной к стене ущелья, пристроив копье на сгибе локтя. Сферы, крепко привязанные к древку, сияли у его головы. Каладин сделал неверные выводы на ее счет, о чем девушка не преминула так едко заметить. Не раз и не два. Казалось, будто какая-то его часть безумно желала испытывать к ней неприязнь.

Если бы только он мог найти Сил. Все бы наладилось, если бы только он увидел ее снова и убедился, что с ней все в порядке. Тот крик...

Чтобы отвлечься, Каладин подошел к Шаллан и склонился над ее наброском. Карта больше напоминала рисунок, пугающе похожий на то, что он видел много ночей назад, когда летал над Разрушенными равнинами.

— Это действительно необходимо? — спросил он, пока Шаллан заштриховывала боковые части плато, накладывая тени.

— Да.

— Но...

— Да.

На рисование уходило больше времени, чем ему хотелось бы. Солнце пересекло просвет наверху, исчезнув из вида. Уже миновал полдень. До сверхшторма оставалось семь часов, если прогноз точен, но иногда штормстражи ошибались в вычислениях.

Семь часов.

«Путь вглубь равнин занял примерно столько же», — подумал Каладин. Но они наверняка приблизились к военным лагерям, ведь они шли все утро.

Что ж, подгонять Шаллан было бесполезно. Каладин снова оставил ее, зашагав по ущелью, и стал посматривать вверх, на разлом, сравнивая его форму с наброском девушки. Насколько он видел, его очертания совпадали с картой идеально. Шаллан рисовала по памяти весь их путь, каким он виделся с высоты, учитывая каждую выпуклость и выступ.

— Отец штормов, — прошептал Каладин, побежав обратно. Он знал, что она хорошо рисовала, но это было чем-то абсолютно иным.

Кто же эта женщина?

Когда он вернулся, она по-прежнему рисовала.

— Ваш набросок на удивление точен, — сказал Каладин.

— Возможно... я немного преуменьшила свое мастерство прошлой ночью, — ответила Шаллан. — Я могу очень хорошо запоминать увиденное, хотя, если честно, не осознавала, насколько далеко мы забрались, пока не нарисовала весь путь. У многих плато незнакомые мне очертания. Скорее всего, мы находимся на территории, которую никто никогда не наносил на карту.

Каладин бросил на нее изумленный взгляд.

— Вы помните очертания всех плато на картах?

— Э-э... да.

— Невероятно.

Сидя на коленях и держа перед собой рисунок, Шаллан отбросила назад непослушный локон рыжих волос.

— Может быть, и нет. Здесь что-то очень странное.

— Что?

— Думаю, я где-то ошиблась. — Она поднялась с обеспокоенным видом. — Мне требуется больше информации. Я обойду это плато вокруг.

— Ладно...

Она пошла вперед, по-прежнему сосредоточенная на наброске, едва обращая внимание на то, куда наступала, спотыкаясь о камни и ветки. Каладин без усилий держался поблизости, но не беспокоил ее. Девушка подняла глаза к разлому наверху. Так они обошли вокруг всего основания плато по часовой стрелке.

Даже быстрым шагом обход занял мучительно много времени. Они теряли минуты. Поняла ли она, где они находились?

— Теперь вон то плато, — сказала Шаллан, указав на соседнюю стену ущелья, и двинулась вокруг другого плато.

— Шаллан, — начал было Каладин. — У нас нет...

— Это важно.

— Не погибнуть в сверхшторме тоже важно.

— Если мы не выясним, где находимся, то никогда не сможем спастись, — ответила Шаллан, протянув ему листок бумаги. — Жди здесь. Я быстро.

Она убежала, шурша юбкой.

Каладин уставился на рисунок, изучая изображенный путь. Несмотря на то, что утром они пошли в нужную сторону, все оказалось, как он и боялся, — в конечном итоге Каладин описал дугу, и они снова двигались строго на юг. Каким-то образом он даже умудрился некоторое время вести их обратно на восток!

Теперь они были даже дальше от лагеря Далинара, чем прошлой ночью.

«Пожалуйста, пусть она окажется не права», — подумал Каладин, обходя плато с противоположной стороны, чтобы встретить девушку на полпути.

Но если Шаллан ошибалась, то они вообще не знали, где находятся. Что хуже?

Он прошел по ущелью совсем немного и замер. Со стен здесь был содран весь мох, камни под ногами исцарапаны, а мусор разбросан по сторонам. Шторма, все выглядело свежим. С последнего сверхшторма, не позже. По этому пути прошелся скальный демон.

Может быть... может быть, он прошел здесь и углубился дальше в ущелья.

С другой стороны плато появилась Шаллан, рассеянная и бормочущая что-то себе под нос, по-прежнему уставившись в небо.

— ...Знаю, я говорила, что видела сходные закономерности раньше, но масштаб слишком велик, чтобы я могла понять их инстинктивно. Ты должен был что-то сказать. Я...

Она резко замолкла, подскочив, когда заметила Каладина. Он поймал себя на том, что сощурил глаза. Ее поведение так похоже на...

«Только без глупостей. Она не воин».

Сияющие рыцари — воины, ведь так? Ему было известно о них не так уж много.

И все же Сил несколько раз замечала странных спренов.

Шаллан взглянула на царапины на стенах ущелья.

— Это то, что я думаю?

— Ага, — ответил Каладин.

— Восхитительно. Так, дай-ка мне тот листок.

Он вернул ей рисунок, и Шаллан вытащила из рукава карандаш. Каладин передал сумку, и девушка пристроила ее на земле, использовав жесткую сторону в качестве подложки для наброска. Шаллан изобразила два ближайших к ним плато, которые она обошла по кругу, чтобы полностью определить их форму.

— Так ваш рисунок верен или нет? — спросил Каладин.

— Все точно, — ответила Шаллан, рисуя, — просто странно. Судя по тому, что я запомнила из карт, несколько ближайших к нам плато должны располагаться дальше к северу. Здесь находятся плато, полностью повторяющие их очертания, только в зеркальном отображении.

— Вы настолько хорошо помните карты?

— Да.

Каладин не стал давить сильнее. Исходя из увиденного, возможно, на этом ее способности исчерпывались.

Шаллан покачала головой.

— Какова вероятность, что несколько плато имеют точно такую же форму, что и плато на другом конце равнин? Не одно, а целая их последовательность.

— Равнины симметричны, — сказал Каладин.

Шаллан замерла.

— Откуда ты знаешь?

— Я... мне приснился сон. Я видел плато, образующие широкую симметричную фигуру.

Шаллан снова взглянула на свою карту и ахнула, а затем принялась быстро записывать сбоку.

— Киматика.

— Что?

— Я знаю, где паршенди. — Ее глаза расширились. — И Клятвенные врата. Центр Разрушенных равнин. Теперь я вижу картину целиком — и могу составить карту практически всей территории.

Каладин вздрогнул.

— Вы... что?

Она резко вскинула голову, встретившись с ним глазами.

— Нам необходимо вернуться в лагерь.

— Да, знаю. Сверхшторм.

— Все гораздо серьезней, — ответила Шаллан, вставая. — Теперь я знаю слишком много, чтобы умереть здесь. Разрушенные равнины представляют собой симметричный узор. Это не природная скальная формация.

Ее глаза расширились еще сильнее.

— В центре этих равнин располагался город. Что-то разрушило его. Оружие... Вибрации? Как песок на тарелке? Землетрясение, способное расколоть камни... Камень превратился в песок, а сверхшторма сдули его прочь, опустошив трещины.

Ее взгляд стал пугающе отсутствующим, а Каладин не понял и половины того, о чем она говорила.

— Нам нужно добраться до центра, — сказала Шаллан. — Я могу отыскать сердце равнин, следуя закономерности их расположения. И там мы найдем... найдем...

— Вашу тайну, — проговорил Каладин. Что она там говорила раньше? — Клятвенные врата?

Шаллан залилась сильным румянцем.

— Давай двигаться вперед. Разве ты не упоминал, что у нас совсем мало времени? Честно говоря, если бы один из нас не болтал постоянно и не отвлекал всех, я наполовину уверена, что мы бы уже вернулись.

Каладин посмотрел в ее сторону и выгнул бровь. Она ухмыльнулась, а затем указала, в каком направлении им нужно идти.

— Кстати, теперь я показываю дорогу.

— Возможно, так будет лучше.

— Однако, — проговорила Шаллан, — я тут подумала, может быть, лучше, если бы нас вел ты. Так мы могли бы добраться до центра по чистой случайности. Если, конечно, не оказались бы в Азире.

Каладин усмехнулся, потому что казалось правильным повести себя именно таким образом. Но мысленно он разорвал себя в клочья. Полное фиаско.

Следующие несколько часов превратились в сплошное мучение. Через каждые два плато Шаллан требовала остановиться, чтобы обновить карту. Все верно — они не могли пойти на риск снова сбиться с пути.

Просто им приходилось тратить так много времени. Даже если между остановками они передвигались с максимальной скоростью, почти бежали всю дорогу, продвижение вперед стало слишком медленным.

Пока Шаллан в очередной раз дорисовывала карту, Каладин переминался с ноги на ногу, наблюдая за небом. Девушка ругалась и ворчала, и он заметил, как она смахнула каплю пота, когда та упала с брови на становившуюся все более мятой бумагу.

«До шторма осталось часа четыре, — подумал Каладин. — Мы не успеем».

— Пойду покричу разведчикам, — сказал он.

Шаллан кивнула. Они добрались до территории, на которой прыгающие с шестами разведчики Далинара наблюдали за появлением новых куколок. Докричаться до них представлялось слабой надеждой. Даже если бы им повезло настолько, что они обнаружили бы один из дозорных отрядов, Каладин сомневался, что у них окажется веревка, способная достать до дна ущелья.

Но хоть какой-то шанс. Поэтому он отошел подальше, чтобы не мешать Шаллан рисовать, приложил руки ко рту и начал кричать:

— Эй! Пожалуйста, ответьте! Мы в ловушке в ущелье! Пожалуйста, ответьте!

Он покричал какое-то время и замер, прислушиваясь. Ответа не было. Никаких вопросительных криков, доносящихся эхом сверху, никаких признаков жизни.

«Теперь они, скорее всего, уже укрылись в своих пещерках, — подумал Каладин. — Разобрали наблюдательные посты и ожидают прихода сверхшторма».

Он разочарованно уставился на узкую полоску неба, по которому проплывали перистые облака. Такого далекого. Каладин помнил, как спускался в ущелья с Тефтом и остальными и что при этом чувствовал — страстное желание выбраться наверх и сбежать от ужасной жизни мостовика.

В сотый раз он попытался вдохнуть штормсвет из сфер, сжимая одну из них до тех пор, пока его ладонь и стекло не покрылись потом. Штормсвет — сама сила — не полился в него. Он больше не ощущал свет.

— Сил! — закричал Каладин, отбросив сферу и сложив ладони ковшиком у рта. — Сил! Пожалуйста! Ты где-то там?..

Тишина.

— Я ведь до сих пор не знаю, — сказал он уже тише. — Это наказание? Или что-то другое? Что не так?

Ответа не было. Если она наблюдала за ним, то, несомненно, не позволила бы ему здесь погибнуть. Если предположить, что ее осознанности хватило бы, чтобы заметить. Перед глазами Каладина стоял ужасный образ того, как она носится с ветрами, играет со спренами ветра, позабыв и себя, и его, подчинившись страшному, блаженному неведению того, кем она была на самом деле.

Подобная перспектива ее пугала. Она ее ужасала.

Шаллан поднялась, скрипнув ботинками.

— Ничего?

Каладин покачал головой.

— Что ж, идем дальше. — Она глубоко вздохнула. — Сквозь боль, без сил мы движемся вперед. Может, желаешь понести меня немного?..

Каладин смерил девушку взглядом.

Шаллан с улыбкой пожала плечами.

— Подумай, как славно! Я бы подгоняла тебя хворостиной. А ты бы мог по возвращении рассказывать остальным охранникам, какой я ужасный человек. Отличный повод для жалоб. Нет? Ну, ладно. Пошли.

— Странная вы женщина.

— Спасибо.

Каладин пошел рядом с ней в ногу.

— О, нет, — заметила Шаллан. — Вижу, над твоей головой сгустился очередной шторм.

— Я погубил нас, — прошептал он. — Взял на себя руководство, и из-за меня мы сбились с пути.

— Ну, я тоже не заметила, что мы направились не по той дороге. У меня не получилось бы вести нас лучше.

— Мне следовало подумать о том, чтобы вы отмечали на карте наш сегодняшний маршрут с самого начала. Я был слишком самоуверен.

— Теперь поздно жалеть, — ответила Шаллан. — Если бы я яснее выразилась насчет того, как хорошо способна изобразить плато, тогда ты, возможно, смог бы лучше использовать мои карты. Я этого не сделала, а ты не знал, и вот к чему мы пришли. Нельзя во всем обвинять только себя, согласен?

Каладин шел молча.

— Э-э, согласен?

— Это моя вина.

Шаллан преувеличенно закатила глаза.

— Ты в самом деле полон решимости обвинять во всем только себя, да?

Его отец раз за разом повторял то же самое. Но Каладин был именно таким. Неужели они ожидали, что он изменится?

— С нами все будет в порядке, — сказала Шаллан. — Вот увидишь.

Он помрачнел еще больше.

— Ты до сих пор считаешь, что я слишком оптимистично настроена, не так ли?

— Вы не виноваты, — ответил Каладин. — Лучше бы я был как вы. Лучше бы я не прожил ту жизнь, которую имею. Я бы хотел, чтобы в мире существовали только такие люди как вы, Шаллан Давар.

— Люди, которые не способны понять боль.

— О, все люди способны понять боль, — возразил Каладин. — Я не о том. Но...

— Горе, — тихо проговорила Шаллан, — когда наблюдаешь как рушится чья-то жизнь. Когда изо всех сил стараешься ухватить ее и удержать, и только начинаешь чувствовать надежду, как все в момент оборачивается прахом, и лишь кровь капает сквозь пальцы.

— Да.

— Это чувство — когда ты сломлен. Не горе, а гораздо сильнее. Когда тебя разбивают вдребезги, так часто и так жестоко, что эмоции становятся тем, о чем можно лишь мечтать. Если бы только можно было заплакать, чтобы хоть что-то почувствовать. Но ты чувствуешь лишь пустоту. Только... мглу и дым внутри. Как будто уже мертв.

Каладин остановился посреди ущелья.

Шаллан повернулась и посмотрела на него.

— Сокрушающее чувство вины, — продолжила она, — от собственной беспомощности. От желания, что лучше бы они навредили тебе, а не тем, кто рядом. От воплей, жалкой борьбы и ненависти, в то время как твои любимые обращены в пепел, выдавлены, как гной из раны. А ты должен наблюдать, как их радость утекает прочь, не в состоянии ничего сделать. Они уничтожают тех, кого ты любишь, но не тебя. И ты умоляешь, чтобы вместо них били только тебя.

— Да, — прошептал Каладин.

Шаллан кивнула, удержав его взгляд.

— Да. Было бы прекрасно, если бы никто в мире не ведал подобного чувства, Каладин Благословленный Штормом. Я согласна. Целиком и полностью.

Он увидел это в ее глазах. Боль, разочарование. Ужасную пустоту, что скреблась изнутри и пыталась задушить. Она знала. Это сидело там, внутри. Она была сломлена.

Затем Шаллан улыбнулась. О, шторма. Несмотря ни на что, она улыбалась.

Ее улыбка оказалась одной из самых прекрасных вещей, которые он видел за всю свою жизнь.

— Как? — спросил Каладин.

Шаллан слегка пожала плечами.

— Помогает, если ты сумасшедший. Пошли. Я все еще полагаю, что мы немного стеснены во времени...

Она заспешила дальше по ущелью. Каладин остался стоять, чувствуя себя опустошенным. И странным образом очистившимся.

Ему снова следовало почувствовать себя идиотом. Он еще раз проделал все то же самое — наговорил ей, насколько простой была ее жизнь, в то время как она столько скрывала внутри. Однако на этот раз он не испытывал подобного чувства. Ему казалось, что он понял. Что-то. Он не знал, что именно. Просто в ущелье стало немного светлее.

«Тьен всегда влиял на меня так же... — подумал Каладин. — Даже в самый темный из дней».

Он простоял так долго, что оборцветы вокруг снова раскрыли свои широкие, похожие на веер, листовидные отростки с прожилками и запестрели всеми оттенками оранжевого, красного и фиолетового. Наконец мостовик побежал за Шаллан, напугав растения, и они захлопнулись.

— Думаю, — сказала она, — нам стоит сосредоточиться на позитивной стороне нашего пребывания в этих ужасных ущельях.

Шаллан посмотрела на него с намеком. Каладин промолчал.

— Давай же, — проговорила она.

— У меня... такое чувство, что лучше не давать вам повод.

— Тогда не удастся позабавиться.

— Что ж, вскоре на нас обрушится наводнение, вызванное сверхштормом.

— И мы сможем сполоснуть нашу одежду, — ухмыльнулась девушка. — Видишь! Позитивный момент.

Каладин фыркнул.

— А, снова тот ворчливо-фыркающий диалект мостовиков, — заметила она.

— Я имел в виду, что если до нас и доберется вода, то хотя бы частично смоет вашу вонь.

— Ха! Почти забавно, но ты не заработал очков. Я уже упоминала, что из нас двоих отличаешься зловонием ты. Повторное использование шуток строго запрещено, нарушителя окунут в сверхшторм.

— Ну, ладно, — ответил Каладин — Хорошо, что мы здесь, внизу, потому что сегодня у меня ночное дежурство. Теперь я его пропущу. Все равно что получить выходной.

— Чтобы пойти поплавать, не меньше!

Он улыбнулся.

— Я, — объявила Шаллан, — рада, что я здесь, внизу, потому что наверху солнце светит слишком ярко, и я бы обгорела, будь я без шляпы. Гораздо лучше находиться в сырых, темных, вонючих, покрытых плесенью, с потенциальной угрозой для жизни глубинах. Никаких солнечных ожогов. Только чудовища.

— Я рад, что я здесь, внизу, потому что, по крайней мере, упал я, а не кто-то из моих людей.

Шаллан перепрыгнула через лужу и смерила его взглядом.

— У тебя не слишком хорошо получается.

— Прошу прощения. Я имел в виду, что рад находиться здесь, внизу, потому что, когда мы выберемся, все будут считать меня спасшим вас героем.

— Уже лучше. Не считая того факта, что, как мне кажется, это я тебя спасаю.

Каладин взглянул на ее карту.

— Очко в вашу пользу.

— Я, — заметила Шаллан, — рада оказаться здесь, внизу, потому что мне всегда было интересно, как себя чувствует кусок мяса, путешествуя по пищеварительной системе, а ущелья напоминают кишечник.

— Надеюсь, вы несерьезно.

— Что? — Она казалась шокированной. — Конечно нет. Фу.

— На самом деле вы старались чересчур усердно.

— Это помогает мне оставаться сумасшедшей.

Каладин взобрался на большую кучу мусора и предложил руку, чтобы помочь.

— Я счастлив быть здесь, — сказал он, — потому что ущелья напоминают мне о том, как удачно я освободился из армии Садеаса.

— Вот как, — произнесла Шаллан, ступив на вершину кучи рядом с ним.

— Его светлоглазые посылали нас сюда, вниз, собирать имущество павших, — пояснил Каладин, соскальзывая с другой стороны. — И не слишком много платили нам за усилия.

— Трагично.

— Можно сказать, — произнес он, когда она спускалась с кучи, — что мы получали столько, что немудрено было пропасть.

Он усмехнулся ей.

Шаллан вскинула голову.

— Пропáсть, — повторил мостовик, обведя рукой всю глубину ущелья, в котором они находились. — Понимаете? Пропáсть-прóпасть...

— О, шторма, — ответила Шаллан. — Ты же не думал, что такое действительно будет считаться. Ужасная шутка!

— Я знаю. Сожалею. Моя мать была бы разочарована.

— Ей не нравились игры со словами?

— Нет, она их любила. Просто разозлилась бы, узнай, что я пытаюсь играть в них, когда ее нет рядом, чтобы она могла надо мной посмеяться.

Шаллан улыбнулась, и они продолжили идти бодрым шагом.

— Я рада, что мы здесь внизу, — промолвила она, — потому что теперь Адолин страшно волнуется за меня, так что, когда мы вернемся, он будет в восторге. Возможно, даже позволит мне поцеловать его прилюдно.

Адолин. Точно. У Каладина испортилось настроение.

— Возможно, нам следует остановиться, чтобы я смогла подрисовать карту, — сказала Шаллан, с хмурым видом посмотрев на небо. — И ты сможешь еще немного покричать нашим потенциальным спасителям.

— Полагаю, что так, — ответил Каладин, когда она устроилась поудобнее, чтобы заняться картой. Он сложил руки ковшиком. — Эй, наверху? Кто-нибудь? Мы здесь, внизу, и заняты игрой в скверные каламбуры. Пожалуйста, спасите нас от себя самих!

Шаллан хихикнула.

Каладин улыбнулся и вздрогнул, когда действительно услышал сзади какое-то эхо. Неужели голос? Или... Подождите-ка...

Трубный глас, похожий на звук горна, но частично перекрывающий сам себя. Он стал громче, прокатываясь над ними.

Затем огромная, быстро несущаяся масса панциря и клешней с грохотом вывалилась из-за угла.

Скальный демон.

Разум Каладина запаниковал, но тело просто начало двигаться. Он рванул Шаллан за руку, вздернув ее на ноги, и на бегу потянул за собой. Она закричала, уронив сумку.

Каладин тащил девушку и не оглядывался. Он чувствовал, что зверь слишком близко, стены ущелья сотрясались от погони. Хрустели и трещали кости, прутья, раковины и растения.

Чудовище опять оглушительно затрубило.

Оно почти нависло над ними. Шторма, монстр умел как следует двигаться. Каладин никогда не представлял, что нечто настолько огромное может быть таким быстрым. На этот раз его ничто не отвлекало. Каладин чувствовал его прямо рядом с...

Туда.

Мостовик пропустил Шаллан перед собой и подтолкнул ее в расщелину в стене. Когда над ним уже замаячила тень, он сам пролез в трещину, отпихнув девушку вглубь. Она заворчала, когда он прижал ее к остаткам прутьев и листвы, принесенных в расщелину наводнениями.

В ущелье воцарилась тишина. Каладин слышал только тяжелое дыхание Шаллан и свое сердцебиение. Они оставили большую часть сфер на земле, где Шаллан приготовилась рисовать. У него все еще было копье — импровизированный фонарь.

Каладин медленно развернулся спиной к девушке. Она держалась за него сзади, и он ощущал ее дрожь. Отец Штормов, он и сам дрожал. Каладин развернул копье, чтобы оно давало свет, и выглянул в ущелье. Трещина в стене оказалась неглубокой, и только несколько футов отделяло его от выхода.

Слабое бесцветное сияние бриллиантовых сфер отразилось от мокрого пола, осветив помятые оборцветы на стенах и несколько змеевидных лоз на земле, оторванных от растений. Они извивались и неуклюже подергивались, как люди с согбенными спинами. Скальный демон... Где он притаился?

Шаллан тяжело дышала, крепко держась за его пояс. Каладин посмотрел вверх. Там, над трещиной, за ними наблюдал огромный нечеловеческий глаз. Каладин не видел голову скального демона полностью, только пасть и часть морды с ужасным блестящим зеленым глазом. Огромная клешня ударила по краю дыры, пытаясь просунуться внутрь, но расщелина была слишком узкая.

Когти нырнули в отверстие, затем голова отдернулась. По ущелью раскатился звук царапания хитина по камню, но существо почти не продвинулось и остановилось.

Тишина. Только где-то равномерно капала вода в лужу. Но в остальном тишина.

— Он ждет, — прошептала Шаллан, прислонившись головой к плечу Каладина.

— Кажется, вы им гордитесь! — фыркнул мостовик.

— Немножко. — Она помолчала. — Как ты считаешь, сколько еще пройдет времени, пока...

Он поднял голову, но не смог увидеть неба. Трещина проходила не по всей стене ущелья и тянулась едва ли на десять-пятнадцать футов^[47] вверх. Каладин наклонился вперед, чтобы посмотреть на просвет высоко над ними, не высовываясь из трещины полностью, а просто приблизившись к выходу, чтобы взглянуть на небо. Темнело. Еще не закат, но он приближался.

— Может быть, два часа, — сказал Каладин. — Я...

Сминающая все на своем пути буря из панциря и клешней устремилась по ущелью. Каладин отпрянул назад, снова вжав Шаллан в кучу мусора, а скальный демон попытался снова, правда, безуспешно, просунуть лапу в расщелину. Лапа была слишком большой, и хотя скальный демон мог дотянуться до них самым ее кончиком — подобраться достаточно близко, чтобы задеть Каладина, — навредить им он не мог.

Снова показался глаз, в нем отражались Каладин и Шаллан, оборванные и перепачканные после стольких часов, проведенных в ущельях. Каладин держал наготове копье, уставившись в глаз существа, и выглядел менее испуганным, чем ощущал себя. Шаллан выглядела скорее не устрашенной, а очарованной.

Сумасшедшая женщина.

Скальный демон опять убрался. Он остановился чуть дальше по ущелью. Каладин слышал, как он устраивается, чтобы наблюдать.

— Так что... — проговорила Шаллан, — мы ждем?

По вискам Каладина струйками стекал пот. Ждать. Сколько? Он мог представить, как они останутся здесь подобно перепуганным камнепочкам, прятавшимся в своих раковинах, а тем временем по ущельям хлынет вода.

Однажды он пережил шторм. С трудом, да и то, только с помощью штормсвета. Здесь все совсем иначе. Поток воды будет таскать их по расселинам, швыряя о стены, валуны, перемешивая с мертвыми, до тех пор, пока они не утонут или не переломают руки и ноги...

Это будет очень-очень скверная смерть.

Каладин крепче стиснул копье и стал ждать, потея и волнуясь. Скальный демон не уходил. Текли минуты.

Наконец Каладин принял решение. Он пошевелился, чтобы шагнуть вперед.

— Что ты делаешь! — в ужасе прошипела Шаллан. Она попыталась потянуть его обратно.

— Когда я выйду, — сказал он, — бегите в другую сторону.

— Не будь глупцом!

— Я его отвлеку, — произнес Каладин. — Когда вы выберетесь, я уведу его от вас, а потом удеру. Мы сможем встретиться позже.

— Ложь, — прошептала Шаллан.

Он повернулся и встретился с ней глазами.

— Вы сможете вернуться в военные лагеря самостоятельно, — сказал Каладин. — Я не смогу. У вас есть информация, которую должен получить Далинар. У меня нет. Зато у меня есть боевая закалка. Возможно, после того, как я его отвлеку, получится убежать. Вы не сможете. Если мы будем ждать здесь, то оба умрем. Какая еще логика вам нужна?

— Я ненавижу логику, — прошептала Шаллан. — Всегда ненавидела.

— У нас нет времени спорить, — ответил Каладин, разворачиваясь к ней спиной.

— Ты не можешь так поступить.

— Могу.

Каладин сделал глубокий вдох.

— Кто знает, — сказал он тихо, — может быть, мне выпадет немного удачи.

Он потянулся вверх, содрал сферы с наконечника копья и швырнул их в ущелье. Понадобится постоянный свет.

— Приготовьтесь.

— Пожалуйста, — прошептала Шаллан с нажимом. — Не оставляй меня одну в этих ущельях.

Каладин криво улыбнулся.

— Вам действительно так трудно позволить мне выиграть хотя бы один наш спор?

— Да! — воскликнула она. — Нет, я имею в виду... Шторма! Он тебя убьет.

Каладин крепче сжал копье. Принимая во внимание все, что происходило с ним в последнее время, возможно, он заслужил что-то подобное.

— Извинитесь за меня перед Адолином. На самом деле он мне нравится. Хороший человек. Не только для светлоглазого. Просто... хороший человек. Я никогда не отдавал ему должного, хотя он заслуживал.

— Каладин...

— Это должно произойти, Шаллан.

— По крайней мере, — сказала она, протягивая руку над его плечом сбоку от головы, — возьми кое-что.

— Взять что?

— Вот это.

И она призвала Клинок Осколков.

 

 

Я подозреваю, что теперь он больше сила, чем личность, несмотря на то, что ты настойчиво утверждаешь обратное. Эта сила ограничена, а значит, достигнуто равновесие.

 

Каладин смотрел на блестящий металлический предмет, с которого капала влага, оставшаяся после призыва. Предмет мягко светился темно-красным вдоль нескольких едва различимых линий по всей длине.

Шаллан владела Клинком Осколков.

Каладин повернул к ней голову, и при этом движении его щека задела плоскость Клинка. Никакого крика. Он замер, затем осторожно поднял палец и коснулся холодного металла.

Ничего не случилось. Крик, который он слышал в голове, когда сражался вместе с Адолином, не повторился. Это показалось очень плохим знаком. Каладин не знал значения того страшного звука, но он каким-то образом был связан с узами между ним самим и Сил.

— Откуда? — спросил он.

— Не важно.

— Думаю, очень даже важно.

— Не сейчас! Слушай, ты собираешься брать его или нет? Очень неудобно держать Клинок таким образом. Если я случайно уроню его и отрежу тебе ногу, будешь виноват только ты сам.

Каладин медлил, рассматривая отражение своего лица на металле. Перед его глазами встали трупы друзей с выжженными глазницами. Он отказывался от подобного оружия каждый раз, когда его ему предлагали.

Но раньше это всегда происходило после боя или хотя бы на учебном полигоне. Теперь все по-другому. Кроме того, он не собирался становиться Носителем Осколков, он просто использует оружие, чтобы защитить чью-то жизнь.

Приняв решение, Каладин протянул руку и обхватил рукоять Клинка Осколков. Зато теперь он знал одну вещь: похоже, Шаллан не была волноплетом. Он подозревал, что в противном случае она ненавидела бы этот Клинок так же, как и он.

— Вы не должны одалживать свой Клинок другим людям, — сказал Каладин. — По традиции так делают только король и кронпринцы.

— Великолепно, — ответила Шаллан. — Ты можешь доложить ее светлости Навани о моем крайне неприличном поведении и незнании протокола. Теперь не возражаешь, если мы просто выживем, а?

— Да, — произнес Каладин, взвешивая Клинок в руке. — Звучит замечательно.

Он почти не знал, как им пользоваться. Тренировки с учебным мечом не делали тебя мастером в реальном бою. К несчастью, от копья было бы мало проку в борьбе против такой здоровой и защищенной твари.

— И все же... — сказала Шаллан. — Не мог бы ты обойтись без доклада, о котором я упомянула? Это была шутка. Думаю, по общему мнению, я не должна владеть Клинком.

— В любом случае мне никто не поверит. Вы ведь побежите, да? Как я сказал?

— Да. Но если сможешь, пожалуйста, уведи монстра влево.

— В сторону военных лагерей, — нахмурился Каладин. — Я планировал увести его подальше вглубь ущелий, тогда...

— Мне нужно вернуться за сумкой, — заявила Шаллан.

Сумасшедшая женщина.

— Мы боремся за наши жизни, Шаллан. Та сумка не настолько важна.

— Нет, она очень важна, — возразила девушка. — Мне она нужна, чтобы... В общем, в ней наброски симметричного узора Разрушенных равнин. Они понадобятся, чтобы помочь Далинару. Пожалуйста, просто сделай так, как я прошу.

— Ладно. Если смогу.

— Хорошо. И, гм, пожалуйста, не умирай, ладно?

Внезапно Каладин осознал, что Шаллан прижалась к его спине. Он почувствовал ее теплое дыхание на своей щеке, руки на своем поясе. Девушка дрожала, и он подумал, что слышит в ее голосе одновременно и ужас, и восхищение от той ситуации, в которой они оказались.

— Я постараюсь, — произнес он. — Приготовьтесь.

Она кивнула, отпустив его.

Раз.

Два.

Три.

Он выскочил в ущелье, развернулся и бросился влево, в сторону скального демона. Штормовая женщина. Чудовище притаилось в тени с этой стороны. Нет, оно само было тенью. Огромной, смутно различимой, вытянутой тенью, похожей на угря, которая возвышалась над дном ущелья и цеплялась за стены своими лапами.

Скальный демон затрубил и метнулся вперед, скрежеща панцирем о камень. Покрепче сжав Клинок Осколков, Каладин бросился к земле и нырнул под монстра. Чудовище нанесло сильный удар клешнями, взметнулись комья земли, но Каладин остался невредимым. Широко размахнувшись Клинком Осколков, он прочертил в скале рядом с собой борозду, но промазал мимо скального демона.

Тот выгнулся, извиваясь, чтобы развернуться в ущелье. Маневр монстра прошел гораздо более гладко, чем надеялся Каладин.

«Как вообще убить такую тварь?» — задался он вопросом, отступив, в то время как скальный демон замер на земле, изучая противника.

Если начать кромсать его огромное тело на куски, вряд ли он умрет быстро. Было ли у него сердце? Не гемсердце, а настоящее сердце? Нужно будет снова попробовать оказаться под ним.

Каладин прекратил отступать по ущелью и пытаться тем самым увести животное подальше от Шаллан. Оно двигалось гораздо более осторожно, чем ожидал Каладин. С облегчением он заметил, как девушка выбралась из трещины и побежала прочь.

— Ну, давай же, — проговорил Каладин, замахиваясь Клинком Осколков на скального демона.

Тот поднялся на задние лапы, но не стал нападать. Он наблюдал глазами, скрытыми на темной морде. Единственными источниками света оставались узкий просвет высоко вверху и сферы, брошенные на землю ущелья и находившиеся теперь позади монстра.

Странный узор, проходящий по всей длине Клинка Осколков Шаллан, тоже мягко сиял. Каладин никогда не видел такого прежде, но, с другой стороны, он никогда не рассматривал Клинок Осколков в темноте.

Взглянув вверх на вставший перед ним на дыбы чужеродный силуэт с огромным количеством лап, перекошенной мордой и разделенным на сегменты защитным панцирем, Каладин подумал, что теперь знает, как выглядит Несущий Пустоту. Несомненно, не существовало ничего более ужасного.

Пятясь шаг за шагом, Каладин споткнулся о пласт сланцекорника на тропинке.

Скальный демон атаковал.

Мостовик легко восстановил равновесие, но пришлось перекатиться, выпустив Клинок Осколков, иначе он мог бы порезаться. Темные клешни нанесли сокрушительный удар рядом с ним, когда он закончил кувырок, и метнулись в одну сторону, затем в другую. Тяжело дышащий Каладин оказался прижат к скользкой стене ущелья прямо перед монстром. Возможно, он подобрался чересчур близко, клешни не смогут дотянуться до него, и...

Голова чудовища неожиданно рванулась вниз, защелкали, широко открываясь, жвалы. Каладин застонал, перекатываясь на ноги, и схватил отброшенный Клинок Осколков. Тот не исчез. Каладин знал о них достаточно, чтобы понимать: если Шаллан приказала мечу оставаться осязаемым, он никуда не денется, пока она не призовет его обратно.

Каладин ушел из-под удара клешней, крутанувшись на месте в тот самый миг, когда они опускались. Когда клешня врезалась в камень, он взмахнул мечом и отсек ее кончик.

Порез, видимо, не нанес большого вреда. Клинок рассек панцирь и умертвил плоть внутри — послышался трубный звук, полный ярости, — но клешня была огромной. С таким же успехом он мог бы отсечь кончик большого пальца на ноге у солдата. Шторма, он не сражался с чудовищем — он просто его злил.

Скальный демон стал более агрессивным и пытался достать Каладина размашистыми движениями клешней. К счастью, ущелье оказалось достаточно узким, и чудовищу было трудно размахнуться. Его конечности задевали стены, и он не мог отвести их в стороны, чтобы ударить со всей силы. Возможно, поэтому Каладин до сих пор оставался жив. Он ушел с пути замаха, но снова погрузился в темноту. Не было видно практически ничего.

С очередным ударом клешни Каладин вскочил на ноги и бросился прочь, дальше по проходу, дальше от света, мимо растений и принесенного наводнениями мусора. Скальный демон затрубил и с треском и скрежетом рванулся в погоню.

Каладин чувствовал, что без штормсвета двигается слишком медленно, неповоротливо и неуклюже.

Скальный демон был уже близко. Каладин рассчитал его следующее движение, повинуясь инстинктам.

«Сейчас!»

Он резко остановился, пошатнувшись, и быстро побежал обратно к монстру. Тот с большим трудом затормозил, царапая панцирем о стены, а Каладин нырнул под него и ткнул Клинком Осколков вверх, глубоко погрузив меч в брюхо чудовища.

Зверь затрубил еще яростнее. Похоже, Каладин действительно причинил ему боль, потому что скальный демон тут же поднялся повыше, чтобы стащить себя с меча. В мгновение ока он развернулся, и Каладин обнаружил ужасающие жвалы прямо перед собой. Мостовик бросился вперед, но с треском захлопнувшиеся челюсти поймали его за ногу.

Ослепляющая боль охватила всю ногу, и он стал наносить удары Клинком, несмотря на то, что монстр подкинул его вверх. Каладину показалось, что он зацепил морду, но не был до конца уверен.

Мир вокруг завертелся.

Он ударился о землю и перекатился.

Не время раскисать. Перед глазами все по-прежнему вращалось. Каладин застонал и перевернулся. Клинка Осколков не было — он потерял его и не знал, где именно. Нога. Он ее не чувствовал.

Мостовик опустил взгляд, ожидая увидеть лишь обрубок, но все оказалось не так уж плохо. Лужа крови, порванные штаны, но кости не видно. Онемение появилось вследствие шока.

Его разум заработал в аналитическом режиме и сосредоточился на ранах. Ничего хорошего в этом не было. Сейчас он должен оставаться солдатом, а не хирургом. Скальный демон разворачивался в ущелье, часть его лицевого панциря отсутствовала.

Убраться. Подальше.

Каладин развернулся, встал на четвереньки и, покачнувшись, поднялся. Нога вроде бы слушалась. Он сделал шаг, и в ботинке захлюпало.

Куда подевался Клинок Осколков? Вот он, впереди. Меч упал достаточно далеко, воткнувшись в землю рядом со сферами, которые Каладин выбросил из трещины. Мостовик захромал к Клинку, но даже идти было трудно, не говоря уже о том, чтобы бежать. Он преодолел полпути, когда нога окончательно подвела. Сильно ударившись о землю, Каладин расцарапал руку о сланцекорник.

Скальный демон затрубил и...

— Эй! Эй!

Каладин извернулся и посмотрел назад. Шаллан? О чем думала эта глупая женщина, когда встала посреди ущелья и начала размахивать руками как помешанная? Как она вообще проскочила мимо него?

Девушка закричала снова, привлекая внимание скального демона. Ее голос отдавался странным эхом.

Скальный демон отвернулся от Каладина и начал наносить удары, пытаясь попасть по Шаллан.

— Нет! — вскрикнул Каладин.

Но какой прок от крика? Ему требовалось оружие. Стиснув зубы, он развернулся и заковылял, как получалось, к Клинку Осколков. Шторма, Шаллан...

Каладин вытащил меч из камня, но снова повалился на землю. Нога не выдержит. Он развернулся с Клинком Осколков в руках и зашарил глазами по ущелью. Монстр продолжал размахивать клешнями и трубил. Ужасный звук отражался и многократно повторялся эхом в узком ограниченном пространстве. Каладин не видел труп. Неужели Шаллан удалось сбежать?

Видимо, когда он ткнул проклятую тварь в брюхо, та разозлилась еще больше. Голова. Его единственным шансом была голова.

Каладин с трудом встал на ноги. Монстр перестал молотить по земле и с трубным воплем направился к нему. Мостовик обхватил меч двумя руками и замахнулся. Нога подвернулась. Он попытался опуститься на одно колено, но нога окончательно вышла из строя, и ему пришлось завалиться набок, лишь чудом не порезав самого себя Клинком Осколков.

Он плюхнулся в лужу. Прямо перед ним лежала одна из брошенных сфер, сияя ярким белым светом.

Каладин потянулся к воде, выловил сферу и сжал кусочек холодного стекла. Он так нуждался в ее свете. Шторма, от штормсвета зависела его жизнь.

«Пожалуйста».

Сверху навис скальный демон.

Каладин сделал вдох с такой жаждой, будто ему не хватало воздуха. Он услышал... хотя и в отдалении...

Плач.

Сила его не наполнила.

Скальный демон ударил клешней, и Каладин увернулся, странным образом обнаружив своего двойника. Копия возвышалась над ним с поднятым мечом, более крупная, чем в жизни. Она превосходила его в полтора раза.

«Что, во имя глаз Всемогущего?..» — ошеломленно подумал Каладин, когда скальный демон попал клешней по стоящей рядом фигуре. Двойник разлетелся облачком штормсвета.

Что он сделал? Как он это сделал?

Неважно. Он остался жив. С отчаянным воплем Каладин вскочил на ноги и, шатаясь, направился к скальному демону. Ему нужно подобраться поближе, как раньше, когда монстр не мог размахнуться клешнями из-за ограниченности пространства.

Так близко, чтобы...

Скальный демон поднялся на задние лапы и резко бросился вниз, чтобы укусить Каладина, раскрыв жвалы и буравя его ужасными глазами.

Каладин со всей силы ударил вверх.

 

* * *

Скальный демон с грохотом обрушился на землю, дергая лапами, его хитиновый панцирь затрещал. Прижав свободную руку ко рту, Шаллан вскрикнула в своем укрытии позади валуна. Ее кожа и одежда были полностью черными.

Скальный демон похоронил Каладина под собой.

Шаллан выронила листы бумаги: на одном — изображение ее самой, на другом — Каладина, и полезла по камням, рассеивая окружавшую ее темноту. Необходимо находиться ближе к схватке, чтобы иллюзии работали. Лучше, конечно, было бы послать их с Узором, но это оказалось проблематично, потому что...

Шаллан остановилась перед все еще подергивающимся животным — грудой из мяса и панциря, походившей на рухнувшую с обвалом кучу камней. Девушка переступила с ноги на ногу, не уверенная в том, что делать.

— Каладин? — позвала она. Ее голос слабо прозвучал в темноте.

«Прекрати, — сказала она себе. — Не робей. Все уже кончилось».

Сделав глубокий вдох, Шаллан шагнула вперед, выбирая, куда наступить между огромных, покрытых панцирем лап. Она попробовала отодвинуть клешню, но та оказалась слишком тяжелой, поэтому Шаллан взобралась на нее и соскользнула с другой стороны.

Послышался какой-то звук, и она застыла. Голова скального демона лежала рядом, огромные глаза затуманились. От головы начали подниматься спрены, напоминающие клубы дыма. Те же, что и раньше, только... уходящие? Шаллан поднесла свет ближе.

Из пасти скального демона торчала нижняя половина тела Каладина. Всемогущий над нами! Шаллан ахнула и начала пробираться вперед. Она попыталась вытащить Каладина из сомкнутой пасти, но ничего не вышло. Пришлось призвать Клинок и отрезать несколько жвал.

— Каладин? — позвала Шаллан, взволнованно вглядываясь в ту часть пасти твари, откуда отрезала жвалы.

— О-о-о, — донесся до нее слабый голос.

Живой!

— Держись! — воскликнула она, отрубая голову чудовища, стараясь резать плоть не слишком близко к Каладину. Струей брызнул фиолетовый ихор, заляпав ей руки и наполнив воздух запахом сырой плесени.

— Чувствую себя не слишком удобно... — проговорил Каладин.

— Ты выжил, — ответила Шаллан. — Так что прекрати жаловаться.

Живой. О, Отец Штормов! Живой. Она сожжет целую кучу молитв, когда они вернутся.

— Здесь ужасно воняет, — слабо произнес Каладин. — Почти так же плохо, как от тебя.

— Радуйся, — сказала Шаллан, продолжая свое занятие. — Ведь у меня есть вполне безупречный экземпляр скального демона — правда, умерший — и ради тебя я кромсаю его на куски вместо того, чтобы изучать.

— Моя вечная благодарность.

— Кстати, как ты угодил в его пасть? — спросила Шаллан, разрезая отвратительно скрипящий кусок панциря. Она отбросила его в сторону.

— Пронзил небо, — ответил Каладин. — Прямо в мозг. Единственный способ убить проклятую тварь, который пришел мне в голову.

Шаллан наклонилась, протянув руку в огромную, проделанную ею дыру. Немного усилий, и, отрезав небольшой кусок переднего жвала, она помогла Каладину выбраться из пасти. Покрытый ихором и кровью, бледный от явной кровопотери, мостовик сам выглядел как мертвец.

— Шторма! — прошептала Шаллан, когда он лег спиной на камни.

— Перевяжи мою ногу, — слабо произнес Каладин. — Все остальное у меня должно быть в порядке. Заживет как...

От одного взгляда на превратившуюся в месиво ногу Шаллан передернуло. Прямо как... как... у Балата...

Не скоро Каладин сможет воспользоваться этой ногой.

«О, Отец Штормов», — подумала Шаллан, отрезая подол платья на уровне колен.

Она туго перевязала ногу Каладина следуя его указаниям. Он считал, что ему, скорее всего, не нужен жгут. Девушка послушалась, поскольку, по всей видимости, мостовик перевязал в жизни гораздо больше ран, чем она.

Шаллан отрезала правый рукав и перевязала вторую рану на боку, в том месте, где скальный демон пытался перекусить мостовика пополам. Затем села рядом, чувствуя, что совершенно устала и замерзла — ничто не защищало ее ноги и руку от холодного воздуха, царящего на дне ущелья.

Каладин глубоко вздохнул, лежа на каменной поверхности с закрытыми глазами.

— Два часа до сверхшторма, — прошептал он.

Шаллан проверила небо. Почти стемнело.

— Если это так, — пробормотала она, — мы его побили, но все равно умрем, верно?

— Кажется нечестным, — ответил Каладин и со стоном сел.

— Разве тебе не следует...

— Ба! У меня были раны и похуже этих.

Она подняла бровь, когда он открыл глаза. Каладин выглядел так, будто у него кружится голова.

— Я не лгу, — настоял он. — Это не какая-нибудь солдатская бравада.

— Похуже этих? — спросила Шаллан. — И сколько раз?

— Дважды, — признался Каладин, оглядывая массивные очертания скального демона. — Мы действительно убили эту тварь.

— Да, как ни печально, — загрустила Шаллан. — Он был таким прекрасным!

— Он был бы еще прекраснее, если бы не пытался меня сожрать.

— С моей точки зрения, — заметила Шаллан, — он не просто пытался, ему удалось.

— Ерунда, — возразил Каладин. — Он меня не проглотил. Так что не считается.

Он протянул ей руку, словно хотел, чтобы она помогла ему подняться на ноги.

— Хочешь попробовать идти?

— А ты ждешь, что я буду просто лежать здесь в пропасти до тех пор, пока не хлынет вода?

— Нет, но...

Шаллан подняла голову. Скальный демон был огромным. Около двадцати футов^[48] в высоту, когда лежал на боку.

— Что, если мы взберемся на него и попытаемся подняться на вершину плато?

Чем дальше они продвигались на запад, тем менее глубокими становились ущелья.

Каладин посмотрел вверх.

— Придется подняться еще на добрых восемьдесят футов^[49], Шаллан. И что мы будем делать на вершине плато? Шторм нас снесет.

— Мы хотя бы сможем попробовать найти какое-нибудь укрытие, — ответила она. — Шторма, все в самом деле безнадежно, да?

Как ни странно, но он вскинул голову и проговорил:

— Возможно.

— Только «возможно»?

— Укрытие... У тебя есть Клинок Осколков.

— И? Я не смогу отрезать им стену воды.

— Нет, но им можно резать камни.

Каладин посмотрел вверх, на стену ущелья.

У Шаллан перехватило дыхание.

— Мы можем вырезать нишу в скале! Как у разведчиков.

— Высоко в скале, — подтвердил Каладин. — На стене видна линия, оставленная водой. Если мы сможем взобраться выше...

Это все равно означало, что придется лезть по стене ущелья. Шаллан не требовалось проделать весь путь на самый верх, туда, где ущелье сужается, но подняться будет, в любом случае, нелегко. И у нее очень мало времени.

Но шанс имелся.

— Это придется сделать тебе, — сказал Каладин. — Я смогу встать с помощью. Но ползти вверх по скале с Клинком Осколков...

— Хорошо, — Шаллан встала и глубоко вздохнула. — Хорошо.

Она начала подъем по спине скального демона. Гладкий панцирь скользил, но девушка нашла, куда поставить ноги между щитками. Оказавшись на спине монстра, Шаллан посмотрела на линию, оставленную водой. Отсюда она казалась гораздо выше, чем снизу.

— Вырежь поручни! — крикнул Каладин.

Правильно. Она все время забывала о Клинке Осколков. Не хотела о нем думать...

Нет. Сейчас не время. Шаллан призвала Клинок и вырезала в скале несколько длинных выемок. Куски камня падали и отскакивали от панциря. Она убрала волосы за уши, пытаясь создать при тусклом свете ряд выступов на стене, похожих на лестницу .

Шаллан начала подниматься по ним. Стоя на одном выступе и цепляясь за более высокий, она снова призвала Клинок и попыталась вырезать ступень еще выше, но оружие было таким, шторм побери, длинным!

Клинок услужливо сжался в ее руке и стал гораздо короче меча, размером с большой нож.

«Спасибо», — подумала Шаллан, вырезая в скале очередную выемку.

Она продвигалась вверх, опора за опорой. Это была тяжелая работа, и периодически ей приходилось спускаться вниз, чтобы дать рукам отдых. Наконец Шаллан забралась так высоко, как, по ее мнению, требовалось, прямо над линией воды. Неуклюже повиснув на одном месте, она снова начала вырезать куски скалы так, чтобы они не падали ей на голову.

Летящие камни громко ударялись о панцирь мертвого скального демона.

— Ты замечательно справляешься! — окликнул ее Каладин. — Продолжай в том же духе!

— Когда у тебя появилось столько бодрости? — прокричала она.

— После того, как я счел себя покойником, а затем выяснилось, что все не так плохо.

— Тогда напоминай мне, чтобы я время от времени устраивала попытки покушения на твою жизнь, — фыркнула Шаллан. — Если они увенчаются успехом, я почувствую себя лучше, в противном случае обрадуешься ты. Каждый в выигрыше!

Она услышала смешок мостовика и сильнее налегла Клинком на скалу. Все оказалось труднее, чем представлялось. Да, Клинок легко резал камень, но она отсекала куски, которые никак не выпадали. Приходилось разделять их на части, отпускать Клинок и вытаскивать обломки наружу.

Тем не менее спустя больше часа отчаянной работы Шаллан удалось создать подобие убежища. У нее не получилось углубить его настолько, как хотелось, но должно было сойти и так. Обессиленная, она в последний раз кое-как спустилась по импровизированной лестнице и шлепнулась на спину скального демона посреди обломков камней. По ощущениям в руках казалось, будто она таскала тяжести, и, возможно, так и было, если считать, что пришлось поднимать саму себя.

— Готово? — спросил Каладин со дна ущелья.

— Нет, — ответила Шаллан, — но почти получилось. Думаю, мы уместимся.

Мостовик замолчал.

— Ты поднимаешься вверх в дыру, которую я только что вырезала, мостовичок Каладин, убийца скального демона, несущий угрюмость. — Шаллан свесилась с бока чудовища, чтобы посмотреть на него. — Мы не будем заводить еще одну глупую беседу о том, что ты здесь умрешь, в то время как я храбро продолжу путь. Ясно тебе?

— Я не уверен, что смогу идти, Шаллан, — сказал Каладин со вздохом. — Не говоря уже о том, чтобы вскарабкаться наверх.

— Ты сможешь, — отрезала девушка. — Если придется, я тебя понесу.

Каладин посмотрел на нее и ухмыльнулся. Его лицо было покрыто засохшим фиолетовым ихором, хотя он и постарался вытереться как можно лучше.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Пойдем, — сказала Шаллан, сама с трудом поднимаясь. Шторма, как она устала.

Клинком девушка отсекла от стены лозу. Забавно, ей понадобилось два удара, чтобы ее отделить. Первый удар умертвил растение. Затем, уже мертвую, лозу действительно можно было резать мечом.

Верхняя ее часть отдернулась, извиваясь, и поднялась по спирали выше. Шаллан бросила вниз один конец отрезанной лозы. Каладин взялся за нее одной рукой и, оберегая больную ногу, осторожно взобрался на скального демона. Оказавшись наверху, он упал рядом с Шаллан; струйки пота проложили дорожки через грязь на его лице. Он взглянул на уводящую в высоту, вырезанную в скале лестницу.

— Ты на самом деле собираешься поднять меня вот по этому?

— Да, — сказала Шаллан, — из совершенно эгоистических соображений.

Он посмотрел на нее.

— Я не позволю, чтобы твой последний в жизни взгляд был обращен на меня, стоящую в наполовину разодранном платье, покрытую фиолетовой кровью, с волосами в абсолютном беспорядке. Слишком несолидно. На ноги, мостовичок.

Вдалеке она услышала гул. Плохо дело...

— Взбирайся, — приказал Каладин.

— Я не...

— Взбирайся, — повторил он жестче, — и ляг в углублении. После этого высунь руку. Когда я окажусь ближе к концу лестницы, ты сможешь помочь мне на последних футах подъема.

Шаллан помедлила мгновение, подхватила сумку и начала подниматься. Шторма, выступы были такими скользкими. Оказавшись наверху, она заползла в нишу в скале и ненадежно устроилась, вытянув вниз одну руку и держась другой. Каладин задрал голову и посмотрел на нее, затем стиснул челюсти и начал карабкаться вверх.

В основном он подтягивался на руках, свешивая раненую ногу и упираясь другой. Крепкие мускулистые руки солдата медленно тащили тело вверх, уступ за уступом.

Внизу по дну ущелья заструился ручеек воды, который стал быстро превращаться в стремительный поток.

— Давай же! — крикнула Шаллан.

В ущельях запел ветер, отозвавшийся навязчивым, жутким эхом во множестве трещин и разломов. Словно застонали духи давно умерших. Высокие завывания сопровождались низким грохочущим ревом.

Вокруг втянулись все растения: изогнулись и туго скрутились лозы, закрылись камнепочки, сложились оборцветы. Все живое в ущелье попряталось.

Каладин хрипел и истекал потом, его лицо исказилось от боли и усилий, пальцы дрожали. Он вскарабкался на очередную ступеньку и дотянулся рукой до пальцев Шаллан.

В этот момент ударила стена шторма.

 

Один год назад

 

Шаллан скользнула в комнату Балата, зажав в руке коротенькую записку.

Балат резко обернулся, начав вставать, но затем расслабился.

— Шаллан! Ты напугала меня до смерти!

В маленькой комнате, одной из многих в особняке, на открытых окнах красовались простые тростниковые ставни, сегодня запертые, так как приближался сверхшторм. Последний перед Плачем. Снаружи доносились удары по стенам — слуги устанавливали прочные штормставни поверх тростниковых.

Шаллан надела одно из своих новых дорогих платьев, купленных отцом, — выполненное в воринском стиле, прямое и зауженное в талии, с карманом на рукаве. Женское платье. Также на ней было подаренное ожерелье. Отцу нравилось, когда она его носила.

Поблизости в кресле развалился Джушу. С отсутствующим видом он растирал между пальцами какое-то растение. За два года, что миновали с того дня, как его утащили из дома кредиторы, он сильно похудел, хотя из-за шрамов на запястьях и запавших глаз все равно не сильно походил на своего близнеца.

Шаллан окинула взглядом узлы с вещами, которые собирал брат.

— Хорошо, что отец никогда не заходит тебя проведать, Балат. Эти узлы выглядят так подозрительно, что ты бы не ушел далеко.

Джушу усмехнулся, потирая шрам на запястье.

— Он еще и подскакивает каждый раз, как в коридоре чихнет служанка.

— Так, тихо, вы оба, — сказал Балат, взглянув в окно, к которому рабочие прикрепляли штормставню. — Не время для шуток. Бездна, если он обнаружит, что я собираюсь уехать...

— Не обнаружит, — ответила Шаллан, разворачивая письмо. — Он слишком занят подготовкой к торжественной встрече с кронпринцем.

— Никому не кажется, что немного странно найти такие богатства? — спросил Джушу. — Сколько же залежей ценных пород камня на наших землях?

Балат вернулся к упаковыванию вещей.

— Пока отец счастлив, мне все равно.

Проблема заключалась в том, что отец не был счастлив. Да, теперь дом Давар разбогател, новые каменоломни приносили фантастический доход. И все же чем лучше шли их дела, тем угрюмее становился отец. С ворчанием бродил по коридорам. Срывался на слугах.

Шаллан просмотрела содержание письма.

— Не вижу радости на лице, — сказал Балат. — Они по-прежнему не могут его найти?

Шаллан покачала головой. Хеларан исчез. Действительно исчез. Больше не было ни контактов, ни писем. Даже те люди, с кем он общался раньше, понятия не имели, куда он отправился.

Балат присел на один из узлов.

— Так что же нам делать?

— Тебе нужно принять решение, — ответила Шаллан.

— Я должен выбраться отсюда. Должен. — Он провел рукой по волосам. — Эйлита готова уехать со мной. Ее родители в отъезде весь месяц, отправились в Алеткар. Лучшего момента не представится.

— А если ты не сможешь отыскать Хеларана, что тогда?

— Я обращусь к кронпринцу. Его бастард сказал, что он выслушает любого, кто пожелает свидетельствовать против отца.

— Прошло несколько лет, — проговорил Джушу, откинувшись назад. — Теперь отец в почете. Кроме того, кронпринц при смерти, все это знают.

— Другого шанса не будет, — сказал Балат, вставая. — Я уеду. Сегодня ночью, после шторма.

— Но отец... — начала было Шаллан.

— Отец хочет, чтобы я отправился проверить несколько деревень в восточной долине. Я скажу, что так и сделаю, а сам заберу Эйлиту, мы уедем в Веденар и пойдем прямо к кронпринцу. К тому времени, как прибудет отец, минует неделя, и я уже скажу свое слово. Возможно, этого хватит.

— А Мализа? — спросила Шаллан. По плану Балат должен был отвезти мачеху в безопасное место.

— Не знаю, — ответил Балат. — Он ее не отпустит. Может быть, когда он отправится с визитом к кронпринцу, ты сможешь отослать ее куда-то, где безопасно? Не знаю. Так или иначе, мне нужно ехать. Сегодня ночью.

Шаллан шагнула вперед, положив ладонь на его руку.

— Я устал бояться, — добавил Балат. — Устал быть трусом. Если Хеларан исчез, тогда я и вправду старший сын. Время это доказать. Я не убегу просто так. Не хочу провести всю жизнь, задаваясь вопросом, не охотятся ли за мной подручные отца. А так... так все будет кончено. Решено.

Дверь с шумом распахнулась.

Несмотря на все замечания о подозрительном поведении Балата, Шаллан сама подскочила от испуга так же высоко, как он, вскрикнув от удивления. Это был всего лишь Виким.

— Шторма, Виким! — воскликнул Балат. — Ты мог хотя бы постучать или...

— Эйлита здесь, — сказал Виким.

— Что? — Балат рванулся вперед, схватив брата. — Она не должна была приезжать! Я собирался забрать ее сам.

— Ее призвал отец. Она только что приехала со своей горничной. Он разговаривает с ней в пиршественном зале.

— О, нет, — простонал Балат и, оттолкнув Викима в сторону, бросился к выходу.

Шаллан последовала за братом, но остановилась в дверях.

— Не делай никаких глупостей! — крикнула она ему в спину. — Балат, план!

Похоже, он ее не услышал.

— Это может плохо кончиться, — проговорил Виким.

— Или, наоборот, чудесно, — сказал Джушу позади них, по-прежнему сидя в расслабленной позе. — Если отец доведет Балата, может быть, он перестанет ныть и сделает хоть что-то.

Выйдя в коридор, Шаллан похолодела. Этот озноб... Неужели паника? Всепоглощающая паника, настолько острая и сильная, что смывала все остальные эмоции.

Это должно было случиться. Шаллан знала, что это должно было случиться. Они пытались спрятаться, они пытались сбежать. Конечно, ничего бы не вышло.

Как не вышло у матери.

Виким пробежал мимо нее. Она медленно пошла следом. Не потому, что оставалась спокойной, а потому, что чувствовала, будто ее тянут вперед. Неспешные шаги, казалось, помогали устоять перед неизбежностью.

Шаллан повернула вверх по ступеням вместо того, чтобы спуститься вниз. Ей требовалось кое-что захватить.

Не прошло и минуты. Вскоре она вернулась, засунув переданный ей так давно мешочек в потайной карман в рукаве. Девушка спустилась по ступеням и подошла ко входу в пиршественный зал. Джушу и Виким ждали снаружи, напряженно наблюдая.

Они освободили ей дорогу.

В пиршественном зале, конечно же, стоял крик.

— Тебе не следовало делать этого, не поговорив со мной! — воскликнул Балат.

Он стоял около главного стола, Эйлита находилась рядом и держала его за руку. Отец возвышался с другой стороны, перед ним виднелись остатки неоконченной трапезы.

— Балат, с тобой бесполезно разговаривать. Ты не слышишь.

— Я люблю ее!

— Ты еще ребенок, — произнес отец. — Глупый ребенок, не заботящийся о судьбе своего дома.

«Плохо, плохо, плохо», — подумала Шаллан. Голос отца стал тихим. Он был особенно опасен, когда его голос становился тихим.

— Думаешь, — продолжил отец, наклоняясь вперед и упираясь ладонями в стол, — что я не знаю о твоем запланированном побеге?

Балат отпрянул.

— Но откуда?

Шаллан вошла в комнату.

«Что это там на полу?» — подумала она, идя вдоль стены к двери, ведущей в кухню. Что-то не давало двери закрыться.

По крыше застучал дождь. Накатил шторм. Стражники находились в караулке, слуги — в своих помещениях, ожидая, когда минует буря. Семья осталась в одиночестве.

С закрытыми окнами единственным источником освещения в комнате был прохладный свет сфер. Отец не стал разжигать камин.

— Хеларан мертв, — сказал отец. — Ты знал? Ты не сможешь его разыскать, потому что он убит. Мне даже не пришлось ничего делать. Он нашел свою смерть на поле битвы в Алеткаре. Идиот.

Слова отца поколебали холодное спокойствие Шаллан.

— Как ты узнал, что я собираюсь уехать? — требовательно спросил Балат. Он сделал шаг вперед, но Эйлита его удержала. — Кто тебе сказал?

Шаллан опустилась на колени перед помехой за кухонной дверью. Прогремел гром, заставив особняк содрогнуться. Помеха оказалась телом.

Мализа. Умерла от нескольких ударов по голове. Свежая кровь. Тело еще теплое. Он убил ее совсем недавно. Шторма, он узнал об их плане, послал за Эйлитой и ждал, пока она приедет, а затем убил свою жену.

Это не убийство в припадке гнева. Он убил ее, чтобы наказать.

«Значит, вот до чего дошло, — подумала Шаллан, чувствуя странное, бесстрастное спокойствие. — Ложь превратилась в правду».

Она чувствовала себя виновницей случившегося. Девушка встала и обошла кухню, подойдя туда, где слуги оставляли для отца кувшин с вином и кубки.

— Мализа, — произнес Балат. Он не смотрел в сторону Шаллан, просто гадал. — Она раскололась и рассказала тебе все, ведь так? Бездна. Не нужно было ей доверять.

— Да, — сказал отец. — Она заговорила. В конце концов.

С шелестящим скрежетом Балат вытащил из кожаных ножен меч. Отец поступил так же.

— Наконец-то ты проявил признаки твердости.

— Балат, нет, — взмолилась Эйлита, цепляясь за юношу.

— Я больше не буду его бояться, Эйлита! Не буду!

Шаллан налила вина.

Они бросились друг на друга. Отец перепрыгнул через высокий стол и замахнулся, удерживая меч обеими руками. Эйлита вскрикнула и отпрянула в сторону, когда Балат поднял меч на отца.

Шаллан не слишком разбиралась в фехтовании. Она наблюдала, как тренируются Балат и другие, но единственными настоящими боями, которые ей довелось увидеть, оставались дуэли на ярмарке.

Теперь все было по-другому. Жестоко. Отец снова и снова сильно ударял мечом, а Балат изо всех сил сопротивлялся, блокируя удары. Металл лязгал о металл, а над всеми ними ярился шторм. Каждый удар, казалось, сотрясал комнату. Или это гром?

Балат споткнулся под натиском и упал на одно колено. Отец выбил меч из его пальцев.

Неужели все закончилось так быстро? Прошло всего лишь несколько секунд. Совсем не похоже на дуэли.

Отец навис над сыном.

— Я всегда презирал тебя, — проговорил отец. — Трус. Хеларан был благороден. Он сопротивлялся мне, но в нем бушевала страсть. А ты... ты только копошишься, ноешь и жалуешься.

К нему подошла Шаллан.

— Отец? — Она протянула вино. — Он повержен. Ты победил.

— Я всегда хотел сыновей, — продолжил светлорд Давар. — И у меня их четверо. Все никудышные! Трус, пьяница и слабак. — Он моргнул. — Только Хеларан... Только Хеларан...

— Отец? — позвала Шаллан. — Возьми.

Он принял вино и осушил кубок одним глотком.

Балат схватил свой меч. По-прежнему стоя на одном колене, он нанес стремительный удар. Шаллан вскрикнула, а меч издал странный лязгающий звук, когда почти задел отца, проткнув его сюртук, и вышел со спины, соприкоснувшись с чем-то металлическим.

Отец уронил кубок. Пустой, тот ударился о пол. Он застонал, ощупывая бок. Балат вытащил меч и теперь в ужасе смотрел на отца снизу вверх.

На руке отца показалась кровь, но совсем немного.

— И это лучшее, на что ты способен? — требовательно спросил он. — Пятнадцать лет тренировок с мечом, и это твоя лучшая атака? Срази меня! Ударь меня!

Отец отвел меч в сторону, поднимая другую руку.

Балат начал рыдать, меч выскользнул из его пальцев.

— Ба! — воскликнул отец. — Бесполезен.

Он швырнул меч на главный стол и шагнул к камину. Схватив железную кочергу, вернулся.

— Бесполезен.

И ударил кочергой по бедру Балата.

— Отец! — воскликнула Шаллан, пытаясь удержать его руку. Он оттолкнул ее в сторону и ударил снова, раздробив кочергой ногу Балата.

Балат закричал.

Шаллан упала, сильно ударившись головой. Она могла только слышать, что происходило дальше. Крики. Кочерга, ударяющая с глухим звуком. Бушующий над ними шторм.

— Почему. — Удар. — Ты. — Удар. — Не можешь. — Удар. — Ничего. — Удар. — Сделать как следует?

Зрение Шаллан прояснилось. Отец тяжело дышал. Его лицо забрызгала кровь. Балат скулил на полу. Его поддерживала Эйлита, уткнувшись лицом в волосы юноши. Нога Балата превратилась в кровавое месиво.

Виким и Джушу по-прежнему стояли в дверях и казались ужасно перепуганными.

Отец посмотрел на Эйлиту, и в его глазах застыла жажда убивать. Он поднял кочергу для удара. Но затем оружие выскользнуло из его пальцев и звякнуло о пол. Он удивленно взглянул на руку и споткнулся. Попытавшись схватиться за стол, упал на колени и завалился на бок.

По крыше сильно барабанил дождь. Звук был такой, что, казалось, сонмы каких-то снующих существ ищут, как бы пробраться внутрь дома.

Шаллан заставила себя подняться. Хладнокровие. Да, она узнала это хладнокровие, охватившее ее целиком. Она уже испытывала его раньше, в день, когда потеряла мать.

— Перевяжи раны Балата, — сказала она, подойдя к плачущей Эйлите. — Используй его рубашку.

Девушка кивнула сквозь слезы и дрожащими пальцами принялась за дело.

Шаллан опустилась на колени рядом с отцом. Он лежал без движения, уставившись в потолок открытыми мертвыми глазами.

— Что... что произошло? — спросил Виким.

Шаллан не заметила, как он и Джушу испуганно вошли в комнату, обогнули стол и присоединились к ней. Виким выглядывал из-за ее плеча.

— Балат ранил его в бок...

Бок отца кровоточил, Шаллан чувствовала это сквозь одежду. Но рана была не настолько серьезна, чтобы вызвать подобные последствия. Она покачала головой.

— Ты отдал мне кое-что несколько лет назад, — сказала Шаллан. — Мешочек. Я его сохранила. Ты говорил, что со временем яд становится более действенным.

— О, Отец Штормов, — проговорил Виким, зажав рукой рот. — Чернояд? Ты подмешала...

— В его вино. Тело Мализы лежит на кухне. Он зашел слишком далеко.

— Ты его убила, — произнес Виким, уставившись на труп отца. — Ты его убила!

— Да, — сказала Шаллан, чувствуя себя полностью обессиленной.

Она проковыляла к Балату и начала помогать Эйлите с перевязкой. Балат оставался в сознании и стонал от боли. Шаллан кивнула Эйлите, и та убежала, чтобы принести ему немного вина. Конечно, неотравленного.

Отец мертв. Она его убила.

— Что у нас тут? — спросил Джушу.

— Не смей! — воскликнул Виким. — Шторма! Ты собираешься вот так сразу рыться у него в карманах?

Шаллан взглянула в сторону Джушу и увидела, как тот вытаскивает из кармана отцовского сюртука что-то серебристое. Предмет скрывался в маленьком черном мешочке, наполовину пропитавшемся кровью. В том месте, куда пришелся удар Балата, виднелись лишь небольшие части устройства.

— О, Отец Штормов, — проговорил Джушу, вытаскивая его наружу. Устройство состояло из нескольких серебристых металлических цепочек, соединяющих между собой три больших драгоценных камня, один из которых треснул и перестал светиться. — Это то, о чем я думаю?

— Преобразователь, — сказала Шаллан.

— Помоги мне подняться, — попросил Балат Эйлиту, когда та вернулась с вином. — Пожалуйста.

Девушка неохотно помогла ему сесть. Его нога... Бедру пришлось совсем не сладко. Придется вызвать хирурга.

Шаллан встала, вытерла окровавленные руки о платье и взяла у Джушу преобразователь. Хрупкий металл оказался сломан в том месте, где в него ударил меч.

— Я не понимаю, — произнес Джушу. — Разве это не богохульство? Разве такие вещи не принадлежат королю и не должны использоваться только ардентами?

Шаллан провела большим пальцем по металлу. Она была не в состоянии думать. Оцепенение... шок. Вот что это было. Шок.

«Я убила отца».

Внезапно Виким вскрикнул, отпрыгнув назад.

— Его нога дернулась.

Шаллан обернулась и посмотрела на тело. Пальцы отца судорожно сжимались.

— Несущие Пустоту! — воскликнул Джушу. Он посмотрел на потолок, на бушующий шторм. — Они здесь. Они внутри него. Они...

Шаллан опустилась на колени рядом с телом. Глаза отца задрожали и сфокусировались на ней.

— Недостаточно сильный, — прошептала она. — Яд оказался недостаточно сильным.

— О, шторма! — вскрикнул Джушу, опустившись на колени рядом с ней. — Он до сих пор дышит. Он не умер, его только парализовало. — Глаза Джушу расширились. — И он приходит в себя!

— В таком случае нам нужно закончить начатое, — сказала Шаллан. Она посмотрела на братьев.

Джушу и Виким отпрянули, замотав головами. Оглушенный Балат был почти без сознания.

Шаллан снова повернулась к отцу. Он смотрел на нее, теперь его глаза двигались с легкостью. Нога дернулась.

— Прости, — прошептала девушка, расстегивая ожерелье. — Спасибо за все, что сделал для меня.

Она обернула ожерелье вокруг шеи отца.

И начала его затягивать.

Шаллан воспользовалась рукояткой вилки, упавшей со стола, когда отец пытался удержаться на ногах. Завязав петлю на ожерелье, она просунула в него вилку и стала ее крутить, все сильнее затягивая цепочку вокруг горла отца.

— Спят ущелья, тьма окружит, хочет напугать. Ты закрой скорее глазки, нужно засыпать, — прошептала она.

Колыбельная. Шаллан проговаривала слова сквозь слезы — это была песня, которую отец пел ей в детстве, когда она чего-то боялась. Красная кровь испещрила его лицо и покрыла ее руки.

— Подкрадется страх по скалам в колыбель твою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

Шаллан чувствовала, как он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками, в то время как рука все туже затягивала ожерелье.

— В вое шторма теплый ветер защитит тебя, — прошептала она. — Стонет буря, но напрасно. Спи, мое дитя.

Шаллан пришлось наблюдать, как глаза отца вылезают из орбит, как от лица отливает краска. Его тело задрожало, напрягаясь, пытаясь шевельнуться. Глаза смотрели на нее требовательно и обвиняли в предательстве.

Шаллан почти представила, что завывания шторма были всего лишь ночным кошмаром и что скоро она проснется, испугавшись, а отец споет ей колыбельную. Как он делал раньше, когда она была ребенком...

— Свет кристаллов негасимый вспыхнет на ладошке, прочь прогонит все невзгоды, спать уложит крошку.

Отец перестал шевелиться.

— Эту песню я с любовью каждый раз пою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

 

 

Однако ты никогда не являлся силой равновесия. Ты несешь хаос, как будто тянешь за собой за ногу труп по снегу. Пожалуйста, прислушайся к моему призыву. Оставь то место и присоединись ко мне в моей клятве невмешательства.

 

Каладин поймал Шаллан за руку.

Наверху, с грохотом ударяясь о плато, разбивались и разваливались на куски валуны, которые, в свою очередь, падали вокруг него. Ярился ветер. Снизу все ближе поднималась вода. Каладин вцепился в Шаллан, но мокрые пальцы начали выскальзывать из ее руки.

И вдруг, совершенно неожиданно, хватка окрепла. Она потянула с такой силой, которую нельзя было и предположить в ее маленькой фигурке. Каладин оттолкнулся здоровой ногой, когда до нее добралась вода, и заставил себя подтянуться оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к девушке в каменной нише.

Полость оказалась всего лишь около трех-четырех футов^[50] глубиной, мельче, чем та расщелина, в которой они прятались раньше. К счастью, ниша выходила на запад. Несмотря на то, что ледяной ветер задувал и приносил брызги воды, главный удар шторма пришелся на плато.

Тяжело дыша, Каладин прижался к стенке углубления. Боль в раненой ноге стала совсем нестерпимой. За него цеплялась Шаллан. Она казалась такой теплой в его руках, и он держал ее так же крепко, как и она его. Они оба съежились в скале, задевая головами потолок полости.

Плато содрогалось, его мелко потряхивало, словно напуганного человека. Каладин мало что видел, темнота стала абсолютной, разрезаемой только ударами молний. И звуками. Казалось, что гром ударял независимо от самих молний. Вода ревела как разъяренный зверь, и вспышки высвечивали неистовую, текущую по ущелью реку, которая пенилась и закручивалась водоворотами,.

Бездна... Река практически достигла их ниши. За буквально несколько мгновений уровень воды поднялся более чем на пятьдесят футов^[51]. В грязном потоке плыли ветки, изломанные растения, сорванные с опор лозы.

— Сфера? — спросил Каладин в темноте. — У тебя была сфера для освещения.

— Ее нет! — прокричала Шаллан сквозь рев. — Наверное, выронила, когда схватила тебя!

— Я не...

Оглушающий удар грома, сопровождаемый ослепительной вспышкой молнии, заставил Каладина запнуться. Шаллан прижалась еще крепче, сунув пальцы в его ладонь. В глазах после молнии остался послеобраз.

Шторма, Каладин мог поклясться, что послеобразом было лицо, ужасно искаженное, с открытым ртом. Следующий удар молнии серией вспышек высветил поток, подобравшийся к ним почти вплотную. В воде плавали десятки трупов, их проносило течением мимо. Мертвые глаза смотрели в небо, многие глазницы оказались пустыми. Люди и паршенди.

Вода всколыхнулась волной и на несколько дюймов подтопила убежище. Река мертвецов. Вокруг снова потемнело, чернота стала такой непроглядной, как если бы они находились в подземной пещере. Только Каладин, Шаллан и трупы.

— Это была самая невероятная вещь, которую я когда-либо видела, — сказала девушка, прижав свою голову к его.

— Шторма — странная штука.

— Ты говоришь, исходя из собственного опыта?

— Садеас подвесил меня снаружи во время одного из них, — ответил Каладин. — Я должен был умереть.

Та буря пыталась содрать кожу, а затем и мышцы с его скелета. Дождь, походивший на ножи. Молния, как будто прижигающая железом.

И маленькая фигурка, вся белая, стоящая перед ним, вытянув вперед руки, словно хотела отодвинуть бурю. Крошечная и хрупкая, но в то же время сильная, как сами ветра.

«Сил... Что я с тобой сделал?»

— Я хочу услышать эту историю, — сказала Шаллан.

— Расскажу как-нибудь в другой раз.

Их снова омыло водой. На какое-то мгновение они стали легче, всплыв во внезапном всплеске воды. Течение потащило с неожиданной силой, будто хотело вытолкнуть их в реку. Шаллан вскрикнула, а Каладин схватился за камень с другой стороны, сдерживая панику. Река отступила, но он по-прежнему слышал ее стремительный натиск. Они поудобнее устроились в нише.

Сверху засиял свет, слишком постоянный, чтобы быть молнией. Что-то светилось на плато. Что-то двигалось. Не удавалось разглядеть практически ничего, потому что с края плато устремлялся вниз поток воды на расстоянии локтя от их убежища. Каладин мог поклясться, что заметил огромную фигуру, передвигающуюся поверху, — светящийся нечеловеческий силуэт, за которым следовал еще кто-то, чуждый и поблескивающий. Шествующий сквозь шторм. Шаг за шагом, пока сияние не угасло.

— Пожалуйста, — взмолилась Шаллан. — Мне нужно услышать хоть что-то другое. Расскажи мне.

Каладин поежился, но кивнул. Голос. Звук голоса поможет.

— Все началось, когда меня предал Амарам, — заговорил он приглушенным тоном, громким настолько, чтобы прижавшаяся к нему Шаллан услышала. — Он сделал из меня раба, потому что я знал правду. Он убил моих людей, повинуясь своей жажде заполучить Клинок Осколков. Она значила для него больше, чем собственные солдаты, больше, чем честь...

Каладин продолжил описывать ей свои дни, проведенные в рабстве, попытки побега. Людей, которые погибли, потому что доверяли ему. Слова хлынули потоком. Он никогда не рассказывал эту историю. Да и кому было ее поведать? Четвертый мост прожил большую ее часть вместе с ним.

Он рассказал ей о повозке и о Твлакве — при упоминании имени торговца послышался удивленный вздох. Шаллан определенно знала, о ком шла речь. Каладин поделился с ней, каково это — находиться в оцепенении, в... апатии. С мыслями покончить с собой и сомнениями, стоит ли.

А потом заговорил о Четвертом мосте. Он не рассказал о Сил, испытывая в тот момент слишком сильную боль. Но поведал о забегах с мостами, об ужасе, о смерти и о своем решении.

Их омывал дождь, закручивающийся в вихри, и Каладин мог бы поклясться, что слышит снаружи чей-то напев. Мимо их убежища сновали какие-то странные спрены, красные и фиолетовые, напоминающие молнии. Наверное, их видела Сил?

Шаллан слушала. Он ожидал вопросов, но она не задала ни одного. Она не докучала обсуждением деталей, не болтала попусту и явно знала, что значит вести себя тихо.

Удивительно, но он рассказал всю историю целиком. Последний забег с мостом. Спасение Далинара. Хотелось выплеснуть все накопившееся, и Каладин говорил о том, как сошелся в бою с Носителем Осколков паршенди, как оскорбил Адолина, как сам возглавил бригаду мостовиков...

Когда он закончил, они оба позволили тишине окутать их покрывалом и разделили тепло. Вместе они устремили взгляды на бушующий поток воды, освещаемый вспышками молний, до которого было так легко дотянуться.

— Я убила своего отца, — прошептала Шаллан.

Каладин посмотрел на девушку и во вспышке молнии увидел ее глаза, когда она оторвала голову от его груди и посмотрела вверх. На ресницах блестели капельки воды. Его руки покоились на ее талии, она так же крепко держалась за его пояс. Так близко в объятиях Каладин не держал ни одну женщину после Тары.

— Мой отец был жестоким, гневным человеком, — сказала Шаллан. — Убийцей. Я его любила. И я задушила его, пока он лежал на полу, наблюдая за мной, не в силах пошевелиться. Я убила своего собственного отца...

Каладин не стал подталкивать ее продолжить рассказ, хотя хотел знать, что же произошло. Ему было необходимо знать.

К счастью, она продолжила, рассказав о своей юности и ужасах, с которыми пришлось столкнуться. Каладин думал, что его жизнь была ужасна, но в ней имелась одна вещь, которой он, возможно, дорожил недостаточно, — любившие его родители. Рошон превратил Хартстоун в саму Бездну, но Каладин хотя бы всегда мог рассчитывать на мать и отца.

Что бы он сделал, если бы его отец оказался таким же склонным к насилию, полным ненависти человеком, каким описала своего отца Шаллан? Если бы его мать умерла у него на глазах? Что бы он сделал, если, вместо того чтобы жить за счет света Тьена, ему пришлось бы самому стать источником света в семье?

Каладин слушал с изумлением. Шторма, почему же эта женщина не сломлена, сломлена по-настоящему? Шаллан описывала себя именно так, но она была сломлена не более, чем копье с зазубринами на лезвии, а такое копье могло служить ничем не хуже любого другого оружия. Каладин предпочитал копье с одной или двумя зарубками и потертым древком. Острие копья, повидавшего сражения, было просто... лучше, чем новое. Точно известно, что его использовал сражавшийся за свою жизнь человек и что копье не подвело и не сломалось. Такие отметины являлись признаками силы.

Каладин похолодел, когда она упомянула о смерти брата Хеларана, в голосе Шаллан слышалась ярость.

Хеларана убили в Алеткаре. Руками Амарама.

«Шторма... Его убил я, ведь так? — подумал Каладин. — Брата, которого она любила».

Упоминал ли он об этом?

Нет. Нет, он не сказал, что сам лишил жизни Носителя Осколков, только что Амарам убил людей Каладина, чтобы скрыть свою жажду обладания оружием. Уже давно он привык вспоминать то событие, не уточняя, что сам убил Носителя Осколков. В первые несколько месяцев рабства в него вбили, как лучше говорить о том случае, чтобы избежать последствий. Каладин даже не осознавал, что это вошло в привычку.

Поняла ли Шаллан? Сделала ли она вывод, что на самом деле Каладин, а не Амарам убил Носителя Осколков? Похоже, она не связала эти события. Шаллан продолжала говорить, рассказывая о ночи, тоже во время шторма, когда она отравила, а затем убила отца.

Всемогущий над нами! Эта женщина всегда была сильнее, чем он.

— Таким образом, — произнесла Шаллан, упершись головой ему в грудь, — мы решили, что мне следует отыскать Джасну. Видишь ли, у нее... был преобразователь.

— Ты хотела выяснить, не сможет ли она починить ваш?

— Это было бы слишком разумно. — Он не видел, как Шаллан сердито нахмурилась, но каким-то образом услышал. — Мой план, глупый и наивный, заключался в том, чтобы подменить ее преобразователь своим и вернуть домой работающее устройство, с помощью которого наша семья зарабатывала бы деньги.

— Раньше ты никогда не покидала фамильные земли.

— Да.

— И отправилась обворовать одну из умнейших женщин в мире?

— Э-э... да. Помнишь те слова — «глупый и наивный»? Так или иначе, Джасна меня разоблачила. К счастью, я ее заинтересовала, и она согласилась принять меня в ученицы. Брак с Адолином был ее идеей, способом защитить мою семью, пока я обучалась.

— Хм, — произнес Каладин.

Снаружи сверкнула молния. Ветра, судя по всему, задули еще яростнее, если это было вообще возможно, и ему пришлось повысить голос, хотя Шаллан находилась рядом.

— Очень щедрый поступок для женщины, которую ты намеревалась ограбить.

— Думаю, она увидела во мне что-то, из-за...

Тишина.

Каладин моргнул. Шаллан пропала. На миг его охватила паника, и он попытался взять себя в руки, как вдруг понял, что нога больше не болит и головокружение от потери крови, шока и возможной гипотермии тоже исчезло.

«А, — подумал он. — Снова».

Каладин глубоко вздохнул и поднялся на ноги, выйдя из темноты на кромку скалы. Поток внизу замер, будто затвердел, а выступ ниши, который Шаллан вырезала слишком низко, чтобы на нем можно было стоять, теперь позволял ему выпрямиться во весь рост.

Он выглянул наружу и встретился взглядом с лицом, простирающимся в саму бесконечность.

— Отец Штормов, — произнес Каладин.

Некоторые называли его Джезерезе, Герольд. Так или иначе, это не соответствовало ничему из того, что Каладин слышал о Герольдах. Возможно, Отец Штормов был спреном? Богом? Казалось, что он простирается во все стороны, но Каладин все же мог различить лицо в бесконечном просторе.

Ветра затихли. Каладин слышал собственное сердцебиение.

— ДИТЯ ЧЕСТИ.

Сегодня Отец Штормов заговорил с ним. В последний раз, во время шторма, такого не произошло, хотя во сне случалось.

Каладин посмотрел вбок, снова проверив, на месте ли Шаллан, но не смог ее различить. Она не была частью этого видения, чем бы оно ни являлось.

— Она одна из них, не так ли? — спросил Каладин. — Одна из Сияющих рыцарей или, по крайней мере, волноплет. Вот и объяснение того, что произошло, пока я дрался со скальным демоном, вот как она выжила при падении. Оба раза дело было не во мне. В ней.

Отец Штормов загрохотал.

— Сил, — проговорил Каладин, снова поворачиваясь к лицу.

Плато перед ним исчезли. Существовали только он и лицо. Он должен спросить. Это причиняло боль, но он должен.

— Что я с ней сделал?

— ТЫ УБИЛ ЕЕ.

Голос сотряс все вокруг. Как будто... как будто вибрация плато и его собственного тела создавали звуки для голоса.

— Нет, — прошептал Каладин. — Нет!

— ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ТАК ЖЕ, КАК ПРОИЗОШЛО УЖЕ ОДНАЖДЫ, — рассерженно прогремел Отец Штормов. Каладин узнал человеческую эмоцию. — ЛЮДЯМ НЕЛЬЗЯ ДОВЕРЯТЬ, ДИТЯ ТАНАВАСТА. ТЫ ЗАБРАЛ ЕЕ У МЕНЯ. МОЮ ЛЮБИМИЦУ.

Лицо начало исчезать, растворяться.

— Пожалуйста! — прокричал Каладин. — Как я могу все исправить? Что я могу сделать?

— НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО ИСПРАВИТЬ. ОНА СЛОМЛЕНА. ТЫ ТАКОЙ ЖЕ, КАК ТЕ, ЧТО ПРИХОДИЛИ ДО ТЕБЯ. ОНИ УБИЛИ ТАК МНОГО ТЕХ, КОГО Я ЛЮБИЛ. ПРОЩАЙ, СЫН ЧЕСТИ. БОЛЬШЕ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ С МОИМИ ВЕТРАМИ.

— Нет, я...

Шторм возобновился. Каладин снова скорчился в нише, ахнув от внезапно вернувшихся боли и холода.

— Дыхание Келека! — воскликнула Шаллан. — Что это было?

— Ты видела лицо?

— Да. Такое огромное... Я видела в нем звезды, столько звезд, бесконечность...

— Отец Штормов, — пояснил Каладин, совсем усталый.

Он потянулся к какому-то предмету, который неожиданно засиял под ним. Сфера, та самая, которую Шаллан потеряла раньше. Она потускнела, но теперь оказалась снова заряжена штормсветом.

— Изумительное зрелище, — прошептала Шаллан. — Мне нужно его нарисовать.

— Удачи, — ответил Каладин.

Словно чтобы подчеркнуть его слова, накатила очередная волна. Она закружилась водоворотами между стенок ущелья, иногда ударяясь о них. Каладин и Шаллан сидели в воде глубиной несколько дюймов, но угрозы, что их вынесет наружу, больше не существовало.

— Мои бедные рисунки, — проговорила девушка, прижав сумку к груди безопасной рукой и продолжая держаться за Каладина — больше было не за что — другой рукой. — Сумка непромокаемая, но... Не знаю, является ли она штормонепромокаемой.

Каладин хмыкнул, уставившись на бурлящую воду. В потоке будто проглядывал гипнотизирующий, повторяющийся рисунок из вырванных растений и листьев. Больше не проплывало трупов. Текущая вода поднималась перед ними массивным горбом, словно омывая что-то большое. Каладин понял, что туша скального демона по-прежнему зажата внизу. Она оказалась слишком тяжелой, чтобы даже поток смог ее сдвинуть.

Они замолчали. После того, как посветлело, необходимость разговаривать исчезла, и хотя ему хотелось вызвать Шаллан на откровенность относительно того, кем она являлась на самом деле, Каладин не стал ничего говорить. Когда все закончится, у них будет время.

Теперь он хотел подумать, хотя по-прежнему был рад присутствию девушки. Он ощущал это присутствие во всех смыслах, так как она прижималась к нему в мокром, все больше и больше напоминающем лохмотья платье.

Однако разговор с Отцом Штормов отвлек его внимание от мыслей подобного рода.

Сил. Неужели он действительно... убил ее? Он ведь слышал ее рыдания раньше, так?

Каладин попытался, просто ради бесполезного эксперимента, втянуть немного штормсвета. Отчасти он хотел, чтобы Шаллан увидела, как он это делает, и оценить ее реакцию. Конечно же, ничего не вышло.

Шторм постепенно уходил все дальше, потоки воды отступали дюйм за дюймом. После того, как ливень ослаб до обычной бури, вода потекла в обратном направлении. Все было так, как он всегда и думал и в чем никогда не имел возможности убедиться. Теперь дождь больше лил на территории к западу от равнин, чем на сами равнины, а сток был направлен на восток. Река закручивалась, теперь гораздо более вяло, в противоположном направлении.

Из воды показался труп скального демона. Наконец наводнение закончилось, река превратилась в тонкую струйку, а дождь — в легкую морось. Ручьи воды, стекавшие сверху, с плато, оказались гораздо сильнее, чем сам дождь.

Каладин шевельнулся, чтобы спуститься, но понял, что Шаллан, свернувшаяся калачиком рядом с ним, уснула и тихонько посапывает.

— Должно быть, ты единственный человек, — прошептал он, — который когда-либо смог заснуть, пока снаружи бушует сверхшторм.

Несмотря на текущие неудобства, Каладин понял, что на самом деле совсем не в восторге от идеи спускаться с раненой ногой. Силы закончились. После слов Отца Штормов о Сил на него опустилась сокрушающая темнота. Каладин позволил себе впасть в оцепенение и уснул.

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: