По телефону сделал предложение женщине, которую никогда не видел.

В ту ночь она ответила:

- Да.

В ту ночь все звёзды сошлись в одну точку и осветили небо новым солнцем!

В ту ночь на Земле света было больше, чем в самый ясный солнечный день.

 

На следующий день они решали, какой будет их свадьба.

Она предложила самый, на её взгляд, необычный вариант.

- Ещё варианты есть? – спросил он.

И она в красках описала второй вариант, полностью противоположный первому, однако, не менее креативный.

- Нет, - спокойно отозвалась телефонная трубка: - Ни первого, ни второго варианта не будет.

- Почему? Ты не хочешь свадьбу?

- Потому что это слишком просто. Я уже принял решение: наша свадьба будет в космосе. Только так и не иначе.

- Что?!!! – её телефонная трубка раскраснелась от волнения: - Это же невозможно!

- Нет ничего невозможного.

И он в деталях объяснил ей то, что она своим маленьким женским мозгом не могла понять по определению.

- То есть действительно можно так? – пыталась она угомонить сердце, которое так громко застучало, что начало забивать его голос в телефоне.

- Не можно, а будет, - продолжал он с уверенным спокойствием: - Такая женщина как ты, достойна только этого варианта. Еще раз повторяю: других вариантов не будет.

- Так высоко! Аж, дух захватывает! – взлетела она, и когда немножко пришла в себя, добавила: - Но день выберу я.

- Согласен.

 

…

 

До выбранного ею дня оставалось четыре месяца.

За это время он должен был подготовить все детали, а она подготовиться сама. И тут это неуместное и совершенно ненужное условие!

И зачем она сказала?!

Кто потянул её за язык?!

 

Она еще не понимала, что всё уже идёт по его сценарию, но только гораздо выше! Что их космическая свадьба уже случилась - сегодня, здесь, в маленькой кофейне, в терминале Е международного аэропорта Шереметьево. Что никакие космические аппараты не смогли бы поднять их в тот настоящий вселенский космос, куда не пропускают созданную человеком технику, но в который сегодня впустили их пару.

 

И сейчас она испугалась, и решила исправить то, что посчитала ошибкой, и отозвала выдвинутое условие:

- Всё будет так, как запланировано, - сказала она, опять положила голову ему на плечо, и.. тут же что-то заставило её вновь произнести:

- Но ты не прикоснешься ко мне ровно год.

 

Она ещё не знала, что ему нельзя ставить условия! Что он выдержит любое её условие, но в ответ она получит в несколько раз больше!

 

Его море чувств забурлило и вспенилось, но внешне он сохранял спокойствие:

- И как ты себе это представляешь? Как мы будем жить этот год? Ты выдержишь?

- Нет, - засмеялась она, пытаясь всё обратить в шутку, хотя понимала, что уже зашла слишком далеко: - Но тебе придётся выдержать.

- Хорошо.

 

 

В этот момент женщины в зазеркальном клубе что-то почувствовали.

Та, что сидела на сцене, – перестала говорить, и посмотрела в сторону стены, за которой находилась кофейня. Она не видела ни зеркала, ни столика под часами, ни целующихся влюблённых, но осязала в той стороне долгий и трудный путь, который вёл в неизвестное, и обязательно требовал преодоления.

Остальные женщины последовали её примеру, и взволнованно всматривались в сторону невидимой стены, где уже открывалась их нелёгкая дорога.

 

 

Он посмотрел на часы: - Пора!

 

Они поднялись и поспешили в терминал.

 

- И не смей делать то, что ты делала раньше! – говорил он по дороге.

-?

- Ты уходила сразу!

 

У рамки металлоискателя, отделявшего зал ожидания от зоны регистрации, он подхватил любимую на руки и закружил.

Когда её каблуки приземлились на каменно-мраморный пол, он произнёс:

- Ты - моя жена! И должна провожать меня, как жена! Я хочу видеть тебя до тех пор, пока смогу видеть. Я хочу видеть тебя всегда. Стой здесь!

 

Он вошел за ограждение линии зелёного коридора за несколько минут до вылета.

Она так мечтала, что он опоздает, что его не пропустят, что самолёт отправят без него…

Но… Утром он должен быть в месте, где решают вопросы планеты. Он улетел бы в любом случае.

Надеясь, что его не пустят на борт, она забывала, что он человек всего мира, а не одного государства, и ему открываются двери, которые недоступны другим, и уводят, уводят, уводят туда, где он уже не принадлежит ни ей, ни себе.

Она смотрела ему вслед, улыбаясь и светясь. Он оглядывался, разворачивался, и махал ей рукой.

Перед тем, как совсем скрыться из вида, он замедлил шаг, и остановился.

 

Его самолёт уже включил двигатель.

Они смотрели друг в друга.

 

Через минуту он позвонил.

Она шла по аэропорту. Сияющая, молодая и красивая сорокалетняя женщина-девочка. С распахнутой светящейся улыбкой. В распахнутом белоснежном пальто. Отбивая ритм своего сердца тонкими каблучками. Шла в дождь московской осени. В самый прекрасный дождь - в счастливые слёзы неба.

Люди с восторгом глядели на неё. Она шла сквозь их взгляды, и кричала в трубку телефона:

- Я люблю тебя!

- Я люблю тебя! – вторил он в ответ.

- Я не слышу!

- Я люблю тебя!! – говорил он громче.

- Я не слышу!!!

- Я уже в самолёте.

- Ты боишься людей? Ты стыдишься любви?

- Я люблю тебя!!! – крикнул он в трубку, и весь салон самолёта зазвучал симфонией человеческой радости.

 

Через несколько часов он позвонил:

- Я долетел. Ложись спать. Моя любимая должна хорошо высыпаться и перестать волноваться по пустякам.

 

Глава 42. Золотник

 

- Так Ольга попала в клуб Альма-Матер, где стала и Алишей, и Женоль, и другими, - сказала она, глядя в Небис.

- Они знают друг о друге? – спросил он.

- Кто? – вскинула брови она.

- Все эти женщины.

На этих словах она улыбнулась:

- Вы хотели сказать все эти свойства одной женщины? Конечно, знают. Но только тогда, когда пересекаются на главном уровне.

- И много у них уровней?

- А сколько вы насчитали? – ответила она встречным вопросом.

- Семь.

- Вы правы. Если не считать подуровни. Но главный – золотник, на котором и держатся все остальные.

 

…

 

Главный уровень сидел за столиком под часами у зеркальной стены в маленькой кофейне терминала Е аэропорта Шереметьево. Но был ли и он главным уровнем? Или и это была лишь иллюзия?...

Настоящий главный уровень был гораздо выше и смотрел на то, что происходило в аэропорту с любопытством учителя, к которому за руку привели младенца-первокурсника.

Ведь там, в терминале Е, и начиналась для всех главная Альма-Матер жизни.

…

Ольга посмотрела в зеркало. Женщины в клубе вставали со своих мест и растворялись в зазеркальном тумане.

- Пока они будут проходить свой путь, мне нужно подготовить место.

Она оставила на столе недопитую чашку кофе, пристально посмотрела на своё зеркальное отражение, и… шагнула… в зеркало.
КНИГА ВТОРАЯ. АЛЬМА-МАТЕР

ПРИЁМНАЯ КОМИССИЯ

Глава 43. Безконечность

Бывает так.

Ты блуждаешь повсюду в поисках входа. И перед тобой тысячи дверей. И ты хочешь войти хоть в одни. В любые! Но все двери для тебя закрыты. И за каждой - жизнь, настоящая жизнь, полная силы желания жизни. Жизнь, в которой ты никому не нужен.

 

Бывает так.

Ты сидишь внутри за дверью. И тебе хочется выйти. Невыносимо хочется наружу! За дверь! За пределы скорлупы! Туда, где так жарко бьётся сердечный ритм жизни! Но твои двери наглухо захлопнуты. И нет никого, кто смог бы открыть. Но ты ждёшь, что однажды у двери появится тот, кто сумеет освободить тебя.

И ты сидишь внутри уже целую вечность, и бесполезно ждёшь. Потому что на самом деле - ты просто никому не нужен.

 

Бывает так, что ты: или снаружи двери, или внутри. Но ты ждёшь, что для тебя откроется дверь! И ты ворвешься туда, где двери открыли только для тебя, потому что ты там нужен!

И… О, чудо! Двери открываются! Для тебя! И ты со всего размаха стремишься в двери! Но как только переступаешь одной ногой за проём, дверь резко захлопывается! Прямо на твоем животе. И ты остаешься: ни внутри, ни снаружи - а в рамках дверной рамы. Потому что на самом деле ты не нужен: ни - снаружи, ни - внутри! Ты не нужен. Нигде. И этому нигде нужно только твое душевное мясо, которое срастаясь с дверной рамой, кормит того, кто никогда эту дверь не откроет, потому что ему никто не нужен. Ему нужно только мясо. И ты понимаешь, что из тебя сделали. Что теперь ты просто мясо для сторожа двери.

 

А еще бывает так…

Ты блуждаешь повсюду, и сидишь внутри, и застреваешь - между. И ищешь, и ждёшь, и кормишь… До тех пор, пока можешь себе это позволить.

А потом происходит взрыв!

И твоя самость высвобождается!

И пробка из бутылки, в которой ты прячешь этого джина, вылетает!

И вселенная раскрывается!

И твой мир перестает быть трёхмерным.

И твоя самость, открываясь сама, открывает все двери, распахивает все окна.

И теперь весь мир – для тебя. И он тебе нужен. И ты ему нужен.

 

Очень редко, но всё же бывает….

Со всеми.

 

Глава 44. Зеркальный куб

Ольга шагнула в зеркало, и попала в замкнутое пространство куба.

Все стены, пол и потолок лифта оказались зеркальными квадратами в три на три метра.

При любой попытке приближения, стороны куба приходили в движение, перемещаясь так, что левая стена становилась низом, потом передвигалась на место правой и ускользала в потолок. В это время задняя стена проделывала своё путешествие вниз, затем становилась перед Ольгой и отправлялась на место потолка, который тут же перемещался на левую стену. И всё повторялось вновь.

 

Аккуратно трогая зеркала, Ольга искала выход.

Но - к чему бы она ни прикоснулась, куда бы ни глянула - вместо двери видела только очередную размноженную на шесть отражений себя.

 

В кубе оказалось семь её Я: семь сторон её сути, все семь её свойств. Одно важное и шесть важных других, каждое из которых должно было увидеть дверь – и, пройдя нелёгкий путь, обнаружить выход – найти себя.

 

- Если есть вход – значит, есть и выход!

 

Там, в кофейне, которая осталась где-то позади, Ольга поняла, что в зеркало нужно смотреть именно так, как нельзя смотреть на время.

Чтобы действительно увидеть себя, в зеркало нужно смотреть близко-близко! Глаза-в-глаза! Иначе можно потерять настоящее, которое рискует раствориться в пространстве за границами зазеркалья. И тогда вместо настоящего увидишь не только прошлое или будущее, но и все остальные уровни и пласты...

 

Она сконцентрировала взгляд так, чтобы не видеть в зеркале ничего, кроме своих зрачков, протянула руку, нащупала пальцами дверную ручку и открыла дверь в себя.

 

Переступая дверной проём, Ольга не могла видеть, что одновременно с ней и все шесть её отражений открыли дверь, и уже переступали - каждая - через свой.
КНИГА ВТОРАЯ. АЛЬМА-МАТЕР

ПОСВЯЩЕНИЕ В СТУДЕНТЫ

 

РЕКТОРАТ

 

Глава 45. Дар

 

- У всего есть своя цена. И дороже всего нам обходится именно то, что мы получаем с даром.

- Вы хотели сказать - даром? – переспросил он, глядя в Небис.

- Да. Именно дар нам дороже всего и обходится. Что лучше: всю жизнь платить за дар, или отказаться от дара взамен на мнимую свободу? Что бы предпочли вы?

- Дар, - незамедлительно ответил он.

- Вы правы. Свобода – это слово, несущее мнимую истину. Свободы не существует.

- Но ведь у каждого есть свобода выбора. Хотя бы даже в этом выборе - между даром и свободой!

- Ложь, поданная под соусом правды, - двойная ложь.

- Вы - фаталистка?

- Да. Зимой, в морозы, я кормлю птиц. Они прилетают к моему окну каждый день, и клюют хлебные крошки, которые я кладу за раму. Если я начала их кормить, и они знают, что здесь - место, которое спасёт от зимнего голода, разве у меня есть теперь свобода выбора между тем: кормить ли мне птиц, или прекратить?

Посмотрите на эту птицу. Посмотрите, как беспечна и вольна она будет летом! Она никому ничего не должна. Ни солнцу, ни ветру, ни мне, ни другим птицам. Она не несёт на себе груз долга. Что птица должна природе? Снести яйцо? И только.

А если это - птица, которой вручили дар - нести золотые яйца. Что теперь она должна природе? Снести яйцо! И только.

И та, и другая - равны перед природой. Но их яйца уже имеют разный вес.

И если птица, способная нести обычные яйца, вдруг окажется больной, и не сможет нестись - природа заберёт птицу обратно. Но что сделает природа с птицей, которой дан дар - нести золотые яйца, но она не понимает, и несёт лишь обычные? Позволит ли природа этой птице распоряжаться так с данным ей даром? Или заставит её платить до тех пор, пока птица не взвоет от цены, и не научится понимать своё предназначение?

 

ФАКУЛЬТЕТ – ЖЕНЩИНА-ДЕВОЧКА

 

Глава 46. Хочу

- Теперь я его жена, и теперь мне всё можно, - думала Женщина-девочка, закрывая за собой дверь в квартиру: - Но что я хочу?

 

- Хочу ли я выходить из дома - без него? Нет. Значит - мне - можно.

И она замкнула дверь, и положила ключ в карман домашнего сарафана.

 

- Хочу ли я мягко спать и вкусно есть без него? Нет. Значит - мне – можно.

И она вынесла всю мебель, и выбросила содержимое холодильника.

 

- Хочу ли я видеть кого-нибудь, кроме него? Нет. Значит - мне - можно.

И она выключила телевизор и сломала пульт.

 

- Хочу ли я общаться с кем-то, кроме него? Нет. Значит - мне – можно.

И она выключила телефон и закрыла почтовый ящик.

 

- Хочу ли я говорить с кем-то, кроме него? Нет. Значит – мне – можно.

И она выключила звук на языке.

 

- Хочу ли я думать о чём-то, кроме него? Нет. Значит – мне - можно.

И она выключила ум.

 

- Нужно ли мне солнце без него? Нужна ли мне я без него? Нет. Значит – мне - можно.

И она заперлась в самой маленькой комнатке своего жилища, в кубе в три на три метра, и задёрнула шторы, и выключила электричество, и перестала умываться и стричь волосы...

 

- Хочу ли я запомнить всё, что чувствую? Хочу ли я понять всё, что происходит? Да. Значит – мне – можно.

И она положила рядом с собой увесистую пачку чистой бумаги формата А4.

 

- Как это сладко! Быть всегда с ним и в нём! Когда всё можно! Каждую минуту, каждую секунду, каждый миг – быть только с ним и в нём, сохраняя его внутри.

И она заполнила комнату его глазами на фотографиях, расставила везде зеркала, чтобы преумножить его в несколько раз, и полетела…

 

Она ещё не знала, что много лет будет жить на воде и чёрством хлебе, спать на голом полу, пытаться отогреть холод, мыть зеркала, смотреть в его глаза, проваливаться внутрь, и летать в небе.

 

 

ФАКУЛЬТЕТ - ОЛЬГА

 

Глава 47. Отмыть

Ольга закрыла за собой дверь, и оказалась в величественном дворце с бесконечной вереницей залов, вытекавших: один - из другого.

Здание было столь высоким, а залы так широки и просторны, что она не видела ни потолков, ни стен.

Здесь не было ничего, кроме высоких зеркал. От пола – до потолка (Ах, если бы ещё знать, где же начинается этот потолок! ) - зеркала сплошной стеклянно-серебрённой ширмой наглухо драпировали стены.

Юпитер держал её за руку, и водил по дому. Они переходили из одного огромного зала в другой. Он подводил Ольгу к зеркалу, на какое-то время они останавливались, всматриваясь, затем шли ко второму, третьему…

И в каждом зеркале их отражения искажались так, что Ольга уже не могла понять, где настоящее, а где - лишь кривая фальшивка, уводящая правое - в левую сторону…

 

- Почему мы здесь?

- Это наш дом, – ответил Юпитер.

- Но отчего всё в кривых зеркалах? Почему всё такое грязное?

- Дом запачкали люди. Они настолько ослепли в своих желаниях, что забыли истину. И создали вместо неё кривую правду. И если всё оставить, как есть, то скоро у них не будет дома ни здесь, ни выше. Наш дом - настоящий дом для нас и для них - сможешь освободить от грязи, создать и защитить - только ты. Но вначале предстоит отмыть место…

 

Отражение Юпитера в зеркале растворилось. Ольга почувствовала, что и ладонь её стала свободна. Она посмотрела направо, где только что стоял Юпитер, державший её за руку, и не увидела ничего кроме мутного кривого зеркала…

 

ФАКУЛЬТЕТ ЕВА

 

Глава 48. Голая

 

Ева лежала на траве.

Ещё вчера она была изгнана из Эдема.

 

Как она попала сюда?

Вначале она летела.

Летела на самолёте.

Но как она попала в самолёт?

В памяти не обнаруживались ответы на эти вопросы. Возможно, кто-то уже побывал в архиве её воспоминаний, и забрал с собой основной файл. Потому что сейчас там было только облако.

Прямо перед глазами. Мужской торс. Белая льняная рубашка с цветным пятном. Ребро? Часть духа, расписанная цветочным орнаментом. Вьющиеся по зелёному полю мелкие сиреневые цветочки.

Она точно знала, что как только увидела это облако с цветочным ребром, ей нестерпимо захотелось в свой сад!

 

И сейчас Ева лежала на траве - в самом многолюдном саду, в самом центре самого огромного города-муравейника, самой огромной страны мира, в нулевой точке.

И на месте этого сада раньше текла вода.

И была эта вода чистой и прозрачной, настолько, что, посмотрев в её гладь, можно было увидеть себя без искажений, как в прямом и чистейшем зеркале.

И была эта вода столь чистой и прозрачной от того - что никогда не водилось в этой воде глины.

 

И Ева не имела никакого отношения к глине.

И ребро, из которого была создана Ева, не имело отношения к глине.

И тот, из чьего ребра была создана Ева, не имел отношения к глине.

 

И было раньше перекинуто через эту чистую воду четыре моста.

И лежала Ева как раз на русле этой воды.

Но лежала на траве, потому что люди не захотели видеть своего истинного лица в той воде. Испугались истины. Страшна и безобразна оказалась их истина!

И запрятали люди ту воду глубоко под землю, и снесли почти все мосты. И хотели снести все. Но сохранили отчего-то лишь Троицкий, да скудные остатки Воскресенского.

И с тех пор, как упрятали люди чистую воду под землю, не смогла вода видеть Небо, и начала портиться от людской грязи. Да так, что уже ничего не было видно в той воде, кроме испражнений и огромных белых тараканов.

 

И лежала сейчас Ева между двумя мостами – Троицким и остатками Воскресенского.

Лежала на пожухлой осенней траве.

Голая. Но совершенно невинная.

Длинные, струящиеся волнами каштановых рек волосы прикрывали грудь и бёдра.

А толпа созданных из глины рассматривала её через большую, и уже запотевшую от дыханий, лупу.

 

Зачем им понадобилась лупа?

Ева была огромная, а люди – маленькими, но жадно-любопытными.

Они передавали лупу: из липких рук - в грязные руки, от завистливых глаз – к похотливым глазам, - чтобы рассмотреть её тело до самых мельчайших подробностей; и взахлёб обсуждали и смаковали все её впадинки и выпуклости, каждый изгиб и каждую родинку.

Толпа быстро увеличивалась в размерах, но не во мнениях и качестве.

- Сумасшедшая! – восклицали те, что стояли со стороны темени, и потому были вынуждены изучать глазами только её голову.

- Бесстыжая! – тут же возмущённо подхватывали толкающиеся около груди и бёдер.

Без толики смущения они норовили заглянуть в потаённые уголки, и очень досадовали, что у объекта настолько длинные волосы, что умудряются закрывать самые интересные места:

- Бесстыжая!

- Бесстыжая сумасшедшая, - укоризненно покачивая головами, безапелляционно подытоживали остальные, которые стояли подальше и не могли дотянуться к объекту ни глазами, ни лупой.

 

Еве нечего было стыдиться.

И она не понимала, что она - голая.

Она не ела плодов с Дерева познания Добра и Зла. Она пила сок с Древа истины. А у истины нет ни добра, ни зла.

 

Ева лежала на спине, раскинув руки в стороны.

Её глаза, устремлённые в небо, в самую-самую глубину купола, пытались в отражении рассмотреть начало. То начало, которое было до самолёта.

 

В отражении оказалась река, с перекинутыми через неё четырьмя мостами. И воды этой реки были столь прозрачными и чистыми, что увидела в них Ева всю нынешнюю людскую истину.

И Ева нырнула в реку, чтобы понять: почему она здесь, и отчего людская истина так грязна и безобразна.

 

 

ФАКУЛЬТЕТ - ЖЕНОЛЬ

 

Глава 49. Барион

 

Женоль закрыла за собой дверь, и очутилась в темноте барионной материи.

Здесь не было скорости света, потому что сюда не проникал свет.

Темнота заполняла пустоту так плотно, что пустота переходила в иное качество, становясь веществом.

Вещество обволакивало Женоль со всех сторон, проникало в рот, уши и глаза.

От непривычности ощущений она автоматически сомкнула веки, и замерла.

 

Сколько времени Женоль провела в таком притаившемся состоянии - неизвестно.

Возможно, она даже успела и уснуть, и проснуться, когда заметила, что на сомкнутых веках сверху вниз потекли светящиеся зелёным буквы, и сложились во фразу:

«У каждого есть своя тень. Твоя - …».

Последнее слово было разборчиво, и указывало – определённо. Но на что конкретно?

 

Не открывая глаз, Женоль начала искать тень внутри себя.

Она обошла все закоулки квартиры, все комнаты, все коридоры, проверила все углы, заглянула за батареи и в антресоли. Тени нигде не было. Разве что блики солнечных зайчиков, которые проникали сквозь запахнутые шторы, и резвились на стенах и подоконнике.

Устав от поисков, Женоль присела на кресло за письменным столом и посмотрела в зеркало отключенного монитора. Там в темноте вместо себя она разглядела мужчину. И хоть носил он её имя, и был слишком женоподобен и слащав для мужчины, но всё же это был мужчина.

И он ел её жизнь.

В то время, когда она спряталась от жизни, этот мужчина активно проедал за неё всё то, что должна была прожить она.

 

Он сидел внутри Женоль – в персональном ресторанчике.

В этом маленьком заведении было уютно и разносольно. Аутентичная кухня всех народов мира умещалась в толстом фолианте меню, которое скорее походило на энциклопедию.

Мужчина вальяжно восседал на мягком кресле белой кожи, у круглого столика с резными ножками, застеленного ажурной белой скатертью-самобранкой.

 

Блюда появлялись на столе сами собой, делая между подачами небольшие перерывы для переваривания.

В промежутках между блюдами мужчина поглаживал живот и читал. Затем он открывал электронный блокнот и записывал самые важные мысли, которые рождались в голове по ходу чтения.

В его голове рождались мысли о еде. И он настойчиво фиксировал в дневничке все свои кулинарные культпоходы и забугорные туры.

Время от времени он доставал из кармана айфон, принимал самовлюблённую позу, и складывал в свою коллекцию очередное селфи.

 

- Зачем вы это делаете? – обратилась к нему Женоль, но мужчина отвернулся в сторону, и продолжил неспешно, принюхиваясь и причмокивая от наслаждения, пережевывать кусок её жизни. Один из самых вкусных кусков.

 

Видит ли её этот едок? Слышит ли?

Она попыталась привлечь его внимание, однако тщетно.

 

Он определенно видел её - как предмет ресторанного интерьера, как администратора VIP-зала, как официанта… Видел. Но не слышал.

Принимая еду, как должное, как данность: аппетитно и размеренно, секунду за секундой, час за часом, день за днем, месяц за месяцем - поглощал чужую жизнь, даже не осознавая этого.

Ел - смакуя, со вкусом ценителя и знатока…

 

Когда трапеза подошла к концу, Женоль хотела было выгнать его! Но вместо этого совершенно неожиданно сделала противоположное:

- Хотите еще? – спросила Женоль, и… протянула ему очередной год.

 

Мужчина взял из её рук блюдо, и ничего не говоря, принялся активно орудовать приборами.

Вилка замелькала в его руках, словно запелёнутая в пеструю ленту кегля жонглера. Нож скоренько постукивал по тончайшему китайскому фарфору, просвечивающемуся насквозь, как промасленная рисовая бумага. Живот едока увеличивался в размерах, рубашка потрескивала, а ремень похрустывал, готовясь вот-вот лопнуть от напора внутреннего давления. Мужчина сладостно помуркивал, и глаза его делались маслеными и прикрывались от удовольствия.

 

Еще бы! Сейчас он ел самый сладкий год! Год первый от сотворения…

 

- Почему он это делает? – спросила Женоль сама себя, и сомкнула веки ещё плотнее.

 

ФАКУЛЬТЕТ - ЖЕНЬКА

 

Глава 50. Скамейка

 

Женька лежала на скамейке.

 

Осень зализывала мокрым языком последние отголоски солнечных пятен на залатанном асфальте дорог и рифлёной тротуарной плитке.

Тело города густо покрывалось широкими импрессионистскими мазками рыжих слоёв лиственной шали, шуршащей под ногами и шинами спешащих: идущих, едущих…

Уткнувшись щекой в давно некрашеную деревянную планку, свернувшись клубком и обнимая поджатые колени, Женька лежала на одинокой скамейке, затерянной в обезлюдевшем в этот вечерний час осеннем сквере.

Плечи Женьки дрожали от холода, который шёл скорее изнутри, словно вымораживая от шейных позвонков - и спину, и голову.

 

Ещё несколько минут назад она сидела за столиком в кофейне аэропорта, и почти не ощущала холода, но теперь, сжавшись в комок, тщетно пыталась сохранить внутри хоть капельки отслаивающегося тепла - уходящего прочь и растворяющегося в идущих откуда-то сверху вибрациях промозглого дыхания.

 

- Нужно привыкнуть к холоду, - думала Женька, понимая, что сохранить тепло вряд ли удастся:

- Нужно принять холод, и тогда он совсем перестанет ощущаться. Нужно, чтобы тело стало бесчувственным, отдав всю чувствительность сердцу… Разогреть сердце, как жаркую доменную печь… Нужно, чтобы тело стало бесчувственным… Но что, если тогда и сердце станет таким же бесчувственным, как тело?.. Нужно, чтобы тело стало бесчувственным, а вся чувствительность перешла в сердце…

 

Как у скамейки появился мужчина в тёмно-сером плаще с коричневым кожаным кейсом в руках, Женька не заметила. Закрыв глаза, она прислушивалась к сонате Ми-бемоль осеннего города, а внутренний До-минор, перебивающий все идущие извне звуки, солировал на арфе всё тоньше и зыбуче.

 

- Вы дрожите, - переминаясь с ноги на ногу, и пытаясь привлечь к себе внимание Женьки, заговорил мужчина.

- Температура падает, - не открывая глаз, ответила она: - Это от Солнца…

- Вы дрожите от солнца? – обеспокоился собеседник.

- Да, - открыла глаза Женька: - Мне холодно, - она приподнялась, чтобы освободить мужчине место для соседства на скамейке, закуталась в тонкий кашемировый палантин, и, прижав локти к груди, обняла скрещенными руками плечи: – У меня на плечах… - и тут Женька замолчала, не договорив.

- Что? – присаживаясь рядом, уточнил сосед по скамейке: - Что у вас на плечах?

Она не хотела отвечать, но, помедлив, все же ответила:

- Солнце.

- В каком смысле - солнце?

- В самом прямом, - сказала Женька: - Вы никогда не видели Солнца?

- Видел, - улыбнулся сосед: - Но что оно делает у вас на плечах?

 

Когда твой любимый – Небо, а его дыхание – Ветер, то не удивительно, что рано или поздно на тебя упадёт Солнце, и ты сама станешь частью Солнца. Маленькой ли, большой ли, – но частью! Это было так очевидно, что Женька удивилась вопросу гораздо сильнее, чем сосед по скамейке удивился её ответу.

- Греется, - тихо сказала Женька.

- Что? – не смог скрыть раздражения сосед. – Зачем солнцу греться?

- Оно остыло. Его обязательно нужно отогреть, - и Женька поправила на плечах сползающий палантин: - Если Солнце не отогреть, оно может подхватить воспаление лёгких, и умереть. Я знаю! В самый разгар этого лета у меня было воспаление лёгких, и мне вкололи сотни уколов, чтобы я не умерла. Но ведь Солнцу некуда колоть уколы! – голос Женьки стал тоньше и задрожал от волнения: - Нельзя же колоть уколы от воспаления лёгких - в голову! А без уколов - от воспаления лёгких практически невозможно вылечиться. Ведь так? – и Женька посмотрела на соседа по скамейке в надежде обрести в нем поддержку.

 

Однако тот никогда не болел воспалением легких, а потому не мог ни подтвердить слова Женьки, ни опровергнуть их, и потому молча пожал плечами.

 

- Но ведь Солнцу нельзя умирать! – продолжала Женька: - Это же – Солнце! Что будет со всеми нами, если Солнце умрет? Вы только на минуту представьте! Представьте, что Солнца нет, а вы – есть. Или наоборот?..

Сосед, попытался скрыть недоумение, сдерживая губы, чтобы не хмыкнуть что-то, типа самого стандартного в таких самых нестандартных случаях:

- Ну-ну…

 

Женька хотела рассказать ему, как одиноко было этому Солнцу. Как студёно ему было в холодном тюремном мешке горизонта. Как боялось оно скрежета ржавых ключей, когда небесные стражники, охраняющие деление суток, запирали его на ночь. Как оно отчаянно выло от одиночества на едва уловимые светлые пятна млечного пути – полыньями-подталинами плавающего по скованному в чёрных льдах ночи небесному морю.

Как оно, перехитрив сонмище ночных стражников, выпало на её плечи студнем, приготовленным из такого огромного количества замороженных дней, что нечаянно оцарапало лучами и её сон, и небо, и даже лапы когтевидных облаков.

Она хотела так много рассказать!..

И рассказала бы всё этому случайному соседу по скамейке - незнакомцу, которого уже никогда не увидит, - рассказала бы ему все тайны, которые открывали ей глаза. Рассказала бы самое сокровенное, о том, как в родовых муках кричит вселенная, о том, что малыш Ра уже почти не держится за пуповину, готовясь отправиться в свое взрослое плавание. Она рассказала бы! Когда б, не боялась быть принятой за сумасшедшую. Ведь люди считают сумасшедшими всех, кто видит мир иначе.

Женька уже давно поняла, что сумасшествия не существует. Но как объяснить это другим? Как объяснить, что те, кого они принимают за сумасшедших, и есть настоящие? Те, кто видит мир не глазами.

А буйные, завернутые в длиннокожие смирительные рубахи, – это несчастные, которые опередили сами себя. И третий глаз у них открылся раньше, чем было можно. В неподготовленном сознанием духа человеческом теле.

Она задумалась на мгновение, будто провалившись, а потом всё же сказала:

- В тот момент, когда оно падало, я увидела его лицо. Светящееся лицо. Но в нём была такая невыносимая мёрзлая грусть!

- Но кто вам сказал, что именно вы можете его отогреть? – подозрительно спросил сосед по скамейке.

- Солнце.

- Само солнце? – и сосед поджал рот, чтобы не расхохотаться.

- Да. Оно сказало мне это своими глазами. Вам когда-нибудь, кто-нибудь доверялся полностью? До самого конца! Вы знаете это чувство? Когда тебе доверяют всё, даже жизнь и только от тебя зависит… Впрочем, именно тогда от тебя уже ничего не зависит. У тебя уже нет права выбора. Оно доверилось мне. Значит, мне и носить его на себе, отогревая.

 

ФАКУЛЬТЕТ - МАЙЯ

 

Глава 51. Трубка мира

 

В то лето Небо курило трубку мира, сжигая пороки своих детей.

Сжигая желания ума – источник пороков.

Человеческий ум так исковеркал Творение своими желаниями!..

 

Майя курили трубку мира с мудрецами и шаманами всех остальных народов.

Они сидели на земной тверди, которой вскоре предстояло стать водной гладью.

Они сидели на поляне вокруг огромного костра. Его пламя поднималось выше деревьев, а дым уходил высоко-высоко – в дыхание Неба.

 

- Кто вы? - спросила Майя, закрывая за собой дверь.

- Хранители трубки, - ответил самый старейший, глубоко затянулся и передал трубку вождю народа - хозяина этого места.

Вождь племени майя с почтением принял трубку:

- Мы сжигаем топор войны.

Он выпустил дым, и передал трубку следующему.

- Мы провожаем Тонатиу с миром, - глубоко затягиваясь, добавил шаман племени майя.

- Но почему вы сжигаете топор войны, а не закапываете, как обычно? – спросила Майя.

- Топор войны больше не понадобится, - принял трубку шаман северных племён.

- Мы докурим эту трубку и начнём вторую, - выдыхая голубую струю, уточнил шаман южных племён: - Помоги набить её, девочка, - и он протянул Майе мешочек с ароматной высушенной травой и пустую трубку, а раскуренную передал следующему.

- Мы будем курить твою трубку и с миром встречать новый мир, - сказал шаман восточных племён, затягиваясь, и наблюдая, как Майя аккуратно раскрывает мешочек с травой.

- Старое солнце заходит на западе. Чтобы новое взошло на востоке, - добавил шаман западных племён, и передал трубку мудрейшему шаману.

 

- В далёкой стране: за семью морями, тремя хребтами, и десятью долинами - есть та, что помогает нам проводить Тонатиу с миром, - сказал мудрейший, затянулся и закрыл глаза: - Она носит на себе Пятое Солнце. Провожает в последний и вечный путь того, кто боится конечности, кто боится смерти. Отогревает его страхи своим сердцем.

Не открывая глаз, мудрейший повернул голову в сторону, где сидела Майя, чуть принюхался, и продолжил:

- Ты пахнешь её сердцем. Это сердце чисто и горячо. Оно призывает рождение.

Мудрейший шаман вновь втянул в себя воздух, несущий в себе аромат Майи:

- Ты пахнешь Маленьким Ра. Ему суждено подняться в полный до Неба рост, чтобы встать в Небе. Он уже ждёт свою мать. Скоро родится Первое Солнце Шестой Воды. И Земля должна быть готова. И Духи Земли уже просыпаются, но они не могут разбудить всю Землю. Им нужно помочь, - и самый мудрый шаман передал трубку Майе.

 

- Мне надо попасть в живот, - тихо сказала Майя, выпуская струйку дыма, и передала трубку старейшему.

- Но ты сейчас в животе, - не глядя на неё медленно произнёс седовласый старик, и затянулся.

- Да. Но мне надо ещё глубже. Мне надо войти в самую глубину! Мне нужно выйти!

- Ты хочешь выйти или войти?

- Это одно и то же?..

- Ты видишь эту дверь? - и старейший шаман выпустил кольцо дыма: - С какой стороны ты у двери? Со стороны входа или со стороны выхода? И кто скажет тебе, где у двери вход, а где выход? Входя - ты выходишь, и входишь - выходя. И это бесконечно до тех пор, пока мир находится в движении, - произнёс старик, передавая ей трубку.

 

- Я поняла, - ответила Майя, положила новую набитую трубку на колени старейшему, вошла внутрь круга, и … провалилась в живот Земли.
КНИГА ВТОРАЯ. АЛЬМА-МАТЕР

БАКАЛАВРИАТ

 

РЕКТОРАТ

 

Глава 52. Обретение

 

- Ты совсем обезумела от потерь.

- Я ничего не потеряла. Чтобы что-то потерять, нужно это что-то иметь.

- Ты потеряла обретение.

- Обретение не потеряно, но обретено. Лишь потеряв всё конечное, мы обретаем бесконечность.

…

 

Он увозил себя всё дальше и дальше от неё. В другой часовой пояс, в другую страну, в другой мир …

Он знал, что как только столкнётся с ней, - все перевернётся.

Ни его, ни её - не станет.

Она встретит его у порога, перехватив взгляд, упрётся в него: замри!

Он замрёт, как замирает хищник перед прыжком. И она войдёт в него так глубоко, как он никому не мог позволить, и та природа, которую он много лет запирал внутри, вырвется наружу, и все тридцатитрёхголовые слоны, подняв хоботы на всех своих головах, издадут в нём трубный победный рёв, от которого небо рассыплется звездной пылью.

Всё перевернется в тот миг, когда он спустит с цепи желание, ворвётся в неё, взорвётся в ней, перетечёт в неё, отдав ей всего себя. Он останется навсегда в ней, став ею. Больше не будет его, не будет её, а будет только она - в нем, в том, который - в ней…

 

Он увозил себя всё дальше и дальше…

Но любовь – это зависимость, где любая свобода – лишь иллюзия!

И даже если ты убегаешь от того, кого любишь, ты уже не волен сам распоряжаться собой, ты убегаешь, лишь потому, что тебе позволяют убегать!

…

Отдав свою судьбу в руки того, кому доверяешь, не сбивай программу.

 

ФАКУЛЬТЕТ - ОЛЬГА

 

Глава 53. Пустырь

 

Ольга едва прикоснулась к зеркалу, как оно ожило и зашумело.

Там, за полотном грязной кривой зеркальной ширмы, явно шло строительство. Шум стройки не спутаешь ни с чем.

- Дом! – охватило Ольгу предчувствие скорой радости, и она провела рукой по мутному зеркальному полотну.

На ладони густым слоем осталась шероховатая, пахнущая цементом строительная пыль, а зеркало стало чуть прозрачнее и податливо смягчилось.

Ольга тщательнее протёрла зеркало, очистила себе проход, и вышла проконтролировать строительство дома.

 

Тело охватило зябкой сыростью предзимья, а вместо стройки глазам открылся удручающе минорный пейзаж.

Место, на котором она ожидала увидеть дом, представляло собой неприютный морщинистый пустырь, густо покрытый мусором и высохшим бурьяном.

Кое-где одиноко торчали тоненькие остовы сломанных деревьев и колючие щётки всклокоченных ветром кустарников. Камни - вперемежку с ошмётками полиэтиленовых пакетов, обрывками обёрточной бумаги, кусками застывшего цемента, клочьями целлюлозной ваты, мятыми жестянками и осколками бутылочного стекла - покрывали прогалины обезображенной людьми, измученно-больной земли.

Видимо, здесь шли затяжные дожди, потому как в центральной низине этого почти бесконечно большого пустыря застаивалась лужа грязной заболачивающейся воды, а небо, задёрнутое тучами, постанывало от переизбытка влаги дальними раскатами грома.

 

- Это – наш дом? – пронзила Ольгу тоска.

Она точно знала, что это и есть их общая с Юпитером земля.

Земля их дома!

 

- Родная моя! Заброшенная и истерзанная. Кто обидел тебя? Кто надругался? Почему? – обратилась Ольга к земле, и тут же увидела вдалеке чужой дом.

 

Участок, где он располагался, напирая, врастал в землю Юпитера, и упорно поглощал - и пригорки, и овражки бескрайнего влажного пустыря.

Этот дом и был источником: и строительного шума, который Ольга почувствовала через зеркало; и мусора, которым была засеяна земля.

Строительные работы там шли полным ходом. Уже была выложена коробка и настелена крыша, начата внешняя облицовка и благоустройство территории. Всё указывало на то, что и дом строится быстро, и придомовая зона ширится, одновременно охватывая все направления.

Подойдя, Ольга услышала голоса строителей, перекрикивающихся внутри здания, и увидела организатора стройки.

На тротуарной плитке по правую сторону дома, довольно приосанившись, и с предвкушением оглядывая землю Юпитера, стоял солидный мужчина высокого роста.

 

- Где хозяин этой земли? – спросила Ольга у неожиданного соседа.

- Надеюсь, он здесь никогда не появится, - ответил мужчина, и радостно потёр руки: - Тогда не только этот кусочек, - он поочерёдно щёлкнул по тротуару каблуками остроносых классических туфель, - но и вся земля станет моей.

Мужчина был похож на Юпитера. Тот же строгий костюм, тот же серый плащ. Тот же цепкий взгляд глубоко посаженных глаз, тот же открытый лоб с продольными морщинами, говорящими о высоком уровне интеллекта. Но это был не Юпитер.

 

- Кто вы? И почему вы здесь?

-Я? – переспросил сосед и запахнул плащ от летящего со стороны пустыря холодного ветра: - Он доверяет мне, как самому себе. Он хотел иметь рядом настоящего друга.

 

Ольга понимала суть этого человека, но не понимала - отчего Юпитер доверился ему? Неужели Юпитер настолько слеп, что не смог отличить друга от недоброжелателя?

Размышляя об этом, Ольга обошла строящееся здание с левой стороны и очутилась во внутреннем дворике.

Здесь был разгар лета. Солнце палило так жарко, что Ольга тут же покрылась испариной. И наверняка сняла бы с себя верхнюю одежду, но на ней был только цветочный шёлковый сарафан.

Посередине стояла не запряженная телега, устеленная толстым слоем свежескошенной травы, на которой, подставив спину под солнечные лучи, лежала красивая ухоженная девушка в купальнике. Её каштановые волосы спадали на лоб и плечи, кожа играла на солнце золотистым загаром, а ногти – ярким маникюром. Собственно маникюром девушка и была увлечена, а потому не сразу заметила вторжение незнакомки.

 

- Где хозяин этой земли? – спросила Ольга.

- Вы ищете хозяина? – удивилась девушка и продолжила подпиливать надломившийся ноготь на безымянном пальце правой руки: - Он не придёт.

- Почему? – Ольга начинала уже всерьёз беспокоиться.

- Он забросил свою землю. И скоро всё это будет наше. Мы заберём у него всё, - и девушка в купальнике расхохоталась.

- Сколько вам лет? – спросила обескураженная наглостью Ольга.

- Двадцать восемь! – с вызовом ответила та, и отбросила со лба гладкую прядь волос.

- А мне – сорок, - тихо произнесла Ольга.

- Сочувствую, - девушка окинула гостью надменным взглядом и ухмыльнулась.

Возможно, она говорила что-то ещё, но Ольга уже переключила внимание на мужчину, который скользнул за зеркальную дверь.

Пытаясь найти ответ, Ольга направилась за ним.

 

Глава 54. Порошок

 

Подойдя к зеркальной двери, Ольга обнаружила в отражении уже знакомую мутность и кривизну.

Искать дверную ручку она не стала. Вместо этого - не раздумывая протёрла зеркало, очистила себе проход, и вышла.

 

Ольга попала в темноту и побрела наощупь - куда ноги повели. Как долго она шла, не знает даже луна, потому что мгла в небе заволокла и луну, и все песчинки звёзд.

Ноги привели её к дому, который дышал чем-то далёко-близким и излучал тепло родного очага.

Густая тьма не давала шансов разглядеть сам дом, и лишь от закрытой двери исходил едва уловимый рассеянный свет, освещавший небольшой пятачок пространства у входа.

Деревянный настил, лесенкой из трёх досок - вместо порога, явно указывал на незавершённость строительных работ.

Здесь, у порога, на границе света и тьмы, стояла родная женщина шестидесяти трёх лет.

- Здравствуй, благословенная! – обняла Ольгу тётушка: - Я дождалась тебя! Не могла уйти, не пожелав тебе счастья! Заходи в свой дом, а мне теперь пора к мужу. Мы придём к тебе через пять лет. Придём вместе с остальными. Мы принесём тебе силу для Сына.

И ещё живая тётушка шагнула вправо, туда, где во тьме её уже ожидал Ольгин дядюшка, недавно ушедший в мир мёртвых. Он взял жену за руку, и пара отправилась в свой путь.

…

 

Ольга открыла дверь в дом и прищурила глаза от яркости.

Внутри было бело и так светло, словно и стены, и потолок, и даже пол излучали свет.

В сияющем кубе три на три метра, не было ни мебели, ни предметов декора. Лишь неширокая лестница натурального светлого дерева, ведущая на второй этаж, строго расположилась напротив входа.

На нижней ступени лестницы Ольгу встречала изумительная Женщина в идеально скроенном по фигуре классическом элегантном костюме и с веточкой женьшеня в аккуратно уложенных каштановых волосах.

 

- Скорее! Мы вас заждались! – обрадовалась Женщина, сияющая красотой и здоровьем: - Скорее!

Она жестом увлекла Ольгу за собой, и её тоненькие каблучки быстро и легко застучали вверх по лестнице.

- Сколько Вам лет? – в восхищении спросила Ольга.

- Сорок три, - оглянулась Женщина, уже почти достигнув второго этажа.

- А мне сорок, - тяжело вздохнула Ольга, преодолевая босыми ногами ступени первого пролёта.

 

 

- Меня заждались? – удивилась Ольга, поднявшись по лестнице: - Но кто? Ведь здесь – пусто!

На втором этаже оказалось большое безлюдное помещение с начерно бетонированными стенами без окон, заваленное ремонтным инвентарём. Посредине высились строительные помосты, рядом – бетономешалка. Тут и там - мешки с цементом, горки песка и щебня.

Единственным жилым предметом в зале оказалось прямоугольное зеркало в человеческий рост, упакованное в искусную резную деревянную оправу ручной работы.

Такое зеркало когда-то было сделано мастером-краснодеревщиком по заказу Ольги. По её эскизам. Рама получилась превосходной, но само зеркало, как назло, оказалось кривым. Ольга сохранила его ради оправы, поставила напротив двери, и, несмотря на кривизну, постоянно заглядывала в зеркало. Неужели это оно?

Сейчас зеркало так же висело на противоположной стене от входа, и отражало дверь, словно продолжая её.

 

Ольга прошла к зеркалу.

Когда-то Ольга была молода и любовалась собой в этом зеркале. Но сейчас… И Ольга уже не молода, и зеркальная кривизна замутнена строительной пылью, обнажая лишь неясные очертания безликости.

- Отмыть, - услышала Ольга голос позади, и оглянулась.

Женщина с веточкой женьшеня в волосах протягивала Ольге кисет, наполненный порошком-отбеливателем:

- Отмыть надо.

 

Ольга приняла кисет, сделала движение рукой от себя, вытряхнув содержимое мешочка на зеркало, но тут же белый порошок, словно подхваченный резким порывом ветра, полетел ей в лицо и запорошил глаза. Будто та, что была в зеркале, вытряхнула содержимое мешочка на Ольгу.

В тот же миг помещение огласилось громом оваций и восторженных возгласов.

Едва отряхнувшись и протерев глаза, Ольга увидела сияющий белизной зал, украшенный лепниной по верху стен, мраморную колонну в центре - там, где только что стояли помосты, а у колонны – Юпитера, облаченного в мундир с серебряным шитьём и высокую папаху.

Юпитер широко улыбался Ольге, обнимал за плечи Женщину с цветком женьшеня в волосах, а свита за их спинами приветствовала Ольгу аплодисментами.

- Вы – это я? – мысленно спросила Ольга Женщину, и та одобрительно кивнула:

- Да. Через годы. А пока… Надо отмыть.

 

 

Ольга развернулась в ту сторону, куда указывала рука Женщины, и вновь оказалась перед зеркалом.

Его кривизна была замутнена пылью, обнажая лишь неясные очертания безликости.

Ольга провела пальцем по зеркалу, и в оставленной на пыли прогалине разглядела колонну.

 

Глава 55. Колонна

 

В зале было пусто.

Ни Юпитера, ни Женщины, ни свиты.

Те же начерно бетонированные стены, вместо белоснежного сияния, тот же расставленный повсюду строительный инвентарь и рассыпанный песок.

Вот только на месте помоста продолжала стоять мраморная колонна.

Её отполированная до зеркальности гладь отсвечивала брызгами света, призывая Ольгу подойти ближе, и заглянуть.

И Ольга подошла, и заглянула.

 

В зеркале колонны Ольга увидела Бога.

 

Шарик Земли держался внутри шарика Юпитера, нанизанный на столб-колонну, по которому светоносная энергия жизни текла: от него - к ней - и обратно.

От Бога исходило сияние.

Каждый шарик светился сам и обволакивал светом любви парный шарик снаружи, а колонна заливала их сиянием изнутри.

Ольга заворожённо наблюдала за красотой жизни, за переливами сияния, за лучиками счастья, исходящими от Земли, отражавшимися в Юпитере, и возвратным потоком льнущих к Земле.

Но что это?

Внутри колонны что-то изменилось.

Сияние потускнело.

На внутреннем шарике началось движение тёмных пятен. Затем вспышки-грибы засеяли Землю, она резко качнулась, колонна надломилась у самого основания, и, шарик, слетев с оси, перевернулся вниз головой, а все пространство между Землёй и Юпитером потемнело.

Энергия жизни между шариками ещё пыталась восстановить исходное состояние Бога, но кто-то уже включил чуть ниже надлома искусственную лампочку, повесил магнитик, пытаясь удержать Землю в равновесии, и затянул Землю в сетку.

Когда реанимационные действия подошли к концу, у Земли отчетливо проявилась тень. Рядом с колонной поднялось вертикальное Колесо с кабинками, а снизу на колонну полезли «пиявки».

Удобно устроившись на месте надлома, и вставив в разрыв колонны, как в барный стакан, соломинки, «пиявки» принялись мерно посасывать энергию жизни.

Время от времени они сливали энергию в бак, приводивший Чёртово Колесо в движение. Порой некоторые спрыгивали в Колесо, потом, сделав круг, возвращались, и с новой силой присасывались к колонне.

«Пиявки» распухали, а колонна сохла на глазах.

Земля покрывалась паутиной и гнилью раковой опухоли, а Юпитер затухал и обледеневал.

- Эй, Бог! – крикнула Ольга: - Что случилось? Почему ты остановился?

- Мы не стоим на месте. Всё работает неустанно! – ответили ей раздувшиеся «пиявки».

- Кто вы? – спросила Ольга.

- Мы – боги! - хором ответили «пиявки»: - Мы собираем с людей энергию жизни, чтобы дать им энергию жизни.

- Но ведь Бог – это и есть энергия жизни!

- Мы даём людям правила – как жить. Мы распределяем энергию жизни согласно правилам и ритуалам. Люди поклоняются нам. Значит мы – боги.

- Бог – это жизнь! Богу не нужны поклоны! Вы не боги! Вы присосались к Богу! - возмутилась Ольга, просунула руку внутрь зеркала, и сбросила всех «пиявок» с колонны.

Они тут же запрыгнули на Чёртово Колесо:

- Внештатная ситуация! Срочно идём на подселение!

Ольга приостановила разгон Колеса пальчиком, и добавила: - Я запрещаю вам использовать людей!

 

…

 

Ольга летела в самолёте, похожем на старенький миниавтобус.

- Это - она! Она! Это она сбросила всех с колонны, - шептались в набитом салоне за спиной Ольги: - Это она восстала против всех богов.

- Не против всех. Она говорила о настоящем Боге. Она защищала Его.

- Шива? – осторожно уточнил скрипучий голос: - Она говорила о Шиве?

- Не знаю. Но разве Шива сможет держать колонну, с тех пор, как разрублен надвое? К тому же, Шива так давно спит, что вряд ли она помнит о Нём.

- Она не только сбросила всех с колонны, - подключился к беседе взволнованный голос: - Она решила лишить нас последнего прибежища. Она решила остановить Колесо!

- Но может быть она и права? - послышался неуверенный голос: - Мы итак уже доколесили до состояния карликов. Если бы она ещё придумала нам дом…

- Аватары! – заголосила в истерике маленькая остренькая серая пигалица: - Она запретила нам сидеть на трубе! Она запретила нам подселяться к людям! Где нам теперь жить? Я не хочу жить в чемодане! Я хочу иметь дом!

 

Ольга сидела на откидном кресте между входной дверью и кабиной пилота, и не понимала, о чем говорили за её спиной. Речь была незнакомая или давно позабытая.

 

- Дом, - размышляла о своём Ольга: - Когда дом, в котором ты живёшь, перестает быть домом, когда дом твой становится уже не твоим, когда у тебя уже и нет дома вовсе, главное, что действительно хочется сделать – создать дом всем тем, у кого нет дома. Создать им такой дом, который когда-то хотелось создать себе, но так и не создалось. И если ты создаешь мир, который станет кому-то домом, то создавай его таким, каким хотел бы создать для себя. Вложи в этот мир весь свет, который сможешь собрать руками. И пусть этот мир светит тем, кому он станет домом.

 

- На следующей - выходят? – не оборачиваясь, крикнул в пекло потеющего салона полусонный пилот.

- А-х-х-х-а-а-а-а-а-х-х-х-х!.. - отозвалось одобрительным шумом в тугом брюхе самолёта, и толпа накатила на выход: - Скорей бы прошмыгнуть! Вдруг удастся проскочить мимо неё незаметно…

Но тут мощный порыв ветра ворвался в автобус сквозь переднее стекло, и маленькие грязные отшатнулись от выхода с криками:

- Шива! Юпитер! Шива!

..

 

Ольга вытащила руку из колонны и вновь оказалась перед запылённой дверью зеркала.

 

Глава 56. Ферма

 

За дверью оказалась ферма, крепко-накрепко прошитая сеткой паутины: сверху - донизу, вдоль и поперёк.

По сетке - бесконечным двусторонне направленным потоком - двигалось живое полупрозрачное серое вещество, которое приводило сетку в движение и незримо управляло фермой.

 

В центре фермы, на основательном неприступном постаменте, нависала Умная четырёхрукая Машина странной формы.

На голове Машины торчал невысокий шпиль, по форме напоминающий медицинский шприц с длинной иглой. Устремлённая вверх игла на окончании преломлялась на 90 градусов и разделялась на четыре коротких загиба, развернутых по всем сторонам света в перпендикуляре к основному стержню.

Шпиль-шприц медленно крутился против часовой стрелки, и пульсировал одновременно из всех четырёх загибов иглы выстрелами тонких струн-паутинок, которые в полёте раскрывались в сети и плотно стягивали пространство периметра густой белёсо-серой сеткой. А в это время четыре руки с боковыми вспомогательными щупальцами без отдыха и перерыва на обед обрабатывали ферму.

Руки Машины двигались внутри паутины, не нарушая её работы. А сама ферма совершенно не замечала присутствия сетки, которая незримо резала всё живое и неживое на части.

 

По правую сторону от Машины простиралось бескрайнее, сильно израненное цветущее поле с вкраплениями гор, водоёмов и лесных массивов; а левая сторона была закатана в асфальт и густо утыкана бараками – длинными приземистыми тёмно-серыми блочными малоэтажками, за которыми кое-где виднелись такие же невзрачные высотки.

Внутри бараков узкие глухие коридоры обречённо несли на своих стенах вереницы покосившихся дверных проёмов, где за каждой дверью малюсенькая комнатка-отсек убаюкивала человекообразных существ с бараньими головами.

Они сидели на диванах, потягивали алкоголь, курили, смачно плевали на пол и поругивались, но, не отрываясь, смотрели в затягивающую внимание чёрную дыру, внутри которой мелькали яркие картинки. А на полу рядом с бараноголовыми валялись куски их тел, срезанных сеткой паутины.

Эти окровавленные обрубки рук, ног и туловищ, ползали по полу и издавали стоны, от которых у Ольги перехватывало дыхание. Однако сами бараноголовые не видели ничего кроме картинок, мелькавших в чёрной дыре ящика.

- Хочу! – кричали бараноголовые, и тут же в черном ящике появлялась картинка желаемого, а руки Умной Машины приходили в движение.

- Хочу жрать! – кричали бараноголовые.

- Хочу пить!

- Хочу срать!

 

Чем дольше бараноголовые рассматривали дыру с картинками, чем больше хотелок озвучивали, тем сильнее их головы обрастали шерстью.

Видимо, шерсть этих существ была чем-то особо ценным, потому что её тщательно собирала умная четырёхрукая машина.

Её стригущая рука именовалась «Стригач».

Ловко орудуя в комнатках крупной лапой с множеством острых ножниц вместо пальцев, она состригала шерсть под самый корешок, проходя лезвием почти по коже, но так осторожно, что бараноголовые не ощущали происходящего. А если среди них обнаруживались чувствительные, которые замечали «Стригач» или как-то на неё реагировали, их тут же отвлекала «Плач» - вторая рука Умной Машины.

«Плач» имела указующий перст, покрытый золотом и густо инкрустированный драгоценными каменьями. Как только перст устанавливался в положение, направленное вверх, чувствительные бараноголовые тут же падали ниц, и принимались биться головой об пол и истошно плакать, вымаливая у неумолимого «Плача» прощения. Чем искреннее плакали просящие, тем быстрее росла омытая слезами шерсть, которую тут же состригала шустрая и везде поспевающая «Стригач».

Тех чувствительных, на которых указующий перст «Плача» не производил никакого впечатления, перехватывала «Болтач» - третья рука Умной Машины.

Громкоголосая «Болтач» вытаскивала чувствительных на улицу, раздавала флаги, транспаранты, рупоры, листовки, плакаты, и страстно увлекала за собой. Она активно водила скандирующую экзальтированную толпу по кругу, а «Стригач» в это время продолжала стричь шерсть у этих бывших чувствительных, которых «Болтач» возвращала к бесчувственности.

Надо сказать, что шерсть у вновь обращённых росла гораздо гуще и шелковистее.

 

Умная Машина имела длинный открытый по обоим концам самостоятельно передвигающийся перистальтический хобот. Он тянулся от её головы через всю ферму и проникал в дальнюю дыру забора, охраняемого по всему периметру часовыми. Там, за забором фермы, и находилось основное тело машины – огромное желеобразное брюхо с раззявленной пастью, поглощающей то, чем вскармливал её хобот. По нему, как по ленте конвейера, к разбухающему на глазах и уже напирающему на забор монстру, бесконечным потоком отправлялись тюки с шерстью, ящики, бочки, контейнеры и цистерны с коричневой жидкостью...

Эту жидкость заливала в цистерны «Жрач» - четвёртая нижняя рука умной машины.

«Жрач» имела громадную железную лапу. Она погружалась глубоко в землю, разрывая полотнище цветочного поля, и вытаскивала зажатый в кулаке ком земли. Вначале она перебирала шупальцами землю, раскладывая и сортируя находки по ящикам и контейнерам, затем сжимала кулак, и выпускала воздух земли в бочки, после сжимала землю сильнее и сливала её сок в цистерны. Чем сильнее «Жрач» сжимала землю, тем больше сока стекало в приготовленную ёмкость. Как только ком переставал отдавать коричневую жидкость, его отбрасывали в сторону, и железная лапа «Жрача» вгрызалась за новой порцией богатства земного тела.

Наполненная тара подхватывалась губами хобота, заглатывалась внутрь трубы, и незамедлительно переправлялась по конвейеру перистальтики в пасть машинного брюха, а обратно по конвейеру хобота возвращались коробки с пёстрыми наклейками, изображавшими всё то, что мелькало на картинках в чёрной дыре.

Маленькие вспомогательные щупальца умной машины распаковывали коробки с отравой, фасовали потребительскую корзину, и ставили её в комнатках бараноголовых в то время, когда «Стригач» с пальцами-ножницами проникала внутрь для очередной стрижки.

 

Чтобы пройти к центру фермы, и внимательнее разглядеть голову Машины, Ольге пришлось всерьёз побороться с паутиной.

Вначале сетка попыталась разрезать Ольгу так же, как резала всё остальное пространство фермы. Однако Ольга оказалась паутине не по зубам. Тогда сетка принялась отчаянно преграждать Ольге дорогу, налипая на глаза, и норовя скрутить по рукам и ногам.

Тщетно!

Ольга ловко разрывала паутину, и быстро продвигалась к цели. Под напором сетка ослабевала, и в ней - то тут, то там - сами собой начали проявляться расщелины, словно приоткрывая дорогу. Но всё же, когда Ольга уже почти подошла к Умной Машине, сетка извернулась и преградила путь, выставив прямо перед глазами заострённый ус паутины, который отчаянно вертелся, и, не даваясь в руки, огрызался, пытаясь укусить за палец.

Изловчившись, Ольга подцепила ус, завернула крючком, накрутила его палец, и сделала резкий рывок!

Паутиновый ус разорвался, и обрывок, оказавшийся в руке Ольги, тут же рассыпался на мелкие ворсинки, словно труха побитой молью шерсти.

- Шерсть! – осенило Ольгу, и она всмотрелась в сетку паутины, разглядывая её ссученную из коротких тонких ворсистых волокон структуру: - Шерсть бараноголовых!

 

Машина зависела от бараноголовых так же, как бараноголовые зависели от Машины. Бараноголовые приводили Машину в движение своими желаниями, а Машина опутывала ферму мыслями бараноголовых.

 

Глава 57. Путы

 

У головы Умной Машины, Ольга увидела небольшой рукотворный Холм Переговоров. На верхушке холма массивное каменное кольцо, двигающееся по кругу, крутило стол и Чёртово Колесо с креслами-кабинками, закреплёнными на определённом расстоянии друг от друга.

К Чёртову Колесу продвигалась очередь на вход. Как только кто-то выходил из приземлившейся кабинки Колеса, тут же на освободившееся место усаживался очередник с фермы и отправлялся по колесу наверх.

У подножия Чёртова Колеса за круглым столом переговоров сидели пастухи и фермеры. Они планомерно вели диалоги, распределяя землю фермы на зоны ответственности и обсуждая долевое участие. По ходу движения стола очередной переговорщик на непродолжительное время оказывался в почётном месте у самого уха Умной Машины, и получал возможность напрямую обратиться к ней, и согласовать свои действия.

Пастухи были одеты в длинные платья-покрывала разных цветов: от белого - до жёлтого, от оранжевого - до чёрного; а фермеры – преимущественно в строгие тёмные костюмы-двойки. Но все они - вне зависимости: от одежды или звания, от объёма вверенного в управление участка фермы или количества поголовья, - были прочно обмотаны сдерживающими по всем направлениям путами паутины.

Сильнее всего были опутаны их руки. И хотя путы оставляли небольшой простор для движения, создавая иллюзию свободы, но стоило переговорщикам попытаться указать направление, не согласованное с Умной Машиной, как руки тут же скручивались жгутом в запястьях и мгновенно оказывались за спиной.

 

Ольга разглядела не только уродующие путы, но и медные струны, соединяющие их головы с головой Умной Машины. Она посылала фермерам и пастухам сигналы, те ловили их как собственные озарения, и поспешали отдавать распоряжения нижестоящим у подножия холма помощникам - для претворения планов Машины в жизнь.

Иногда им удавалось поймать и свои мысли, тогда Машина начинала гудеть низкочастотной сиреной, заглушая не только мысли управляющих, но даже саму себя.

 

Среди переговорщиков Ольга рассмотрела лысоватого человека невысокого роста. Уже не молодого, но достаточно бодрого.

Когда она только подходила к Холму Переговоров, лысоватый договаривался с остальными, и в порядке очереди - с самой Машиной. Пытаясь что-то выторговать, он доказывал свою правоту, и - в меру дозволенного - жестикулировал. А сейчас, завидев Ольгу, покинул своё место за столом, и спешно направился к ней:

- Помоги мне, - попросил лысоватый тоном, скорее приказным, чем просящим.

- Чем я могу помочь тебе? – удивилась Ольга.

- Мне нужен новый срок. Чтобы забрать у Машины кусок земли, мне нужен ещё один срок.

- И ты тоже хочешь забрать землю? Зачем вам всем моя земля?

- Я не знаю, - ответил лысоватый и заговорил громче, потому что Машина включила сирену: – Земля хранит что-то важное. Машине нужна земля. Значит и мне нужна земля. Но Машина не хочет больше давать мне срок. Видимо я что-то делаю не так. Дай мне новый срок!

- Зачем землю превратили в ферму? - строго спросила Ольга: - Когда сделали это? Кто сделал это?

- Не знаю, - смутился лысоватый. – Кажется, здесь всегда было так. Никто не помнит другой жизни. И я не помню. Может, Машина помнит, но она не впускает меня в эту часть своей памяти. Туда сможешь проникнуть только ты.

- Кто хозяин этой земли? – оглянулась Ольга на ближайшие бараки.

- Я, - ответил лысоватый.

- Это правда?

- Да, - повторил лысоватый, и тут же поперхнулся.

Он немного откашлялся и, уже боясь поперхнуться вновь, уточнил:

- Я - управляющий. Меня выбрали.

- Кто тебя выбрал? – возмутилась Ольга.

- Они, - и лысоватый мотнул головой в сторону бараков.

- Они способны выбирать? – еще сильнее возмутилась Ольга.

- Да, - ответил лысоватый и сильно закашлялся.

- Это правда? – переспросила Ольга.

- Они делают то, что приказывает им Машина. На время выборов «Болтач» включается на полную мощность, и даже «Плач» начинает подпевать ей. Выборы – самое урожайное время для «Стригача».

На этих словах сирена прибавила громкость, и лысоватому пришлось напрячься, чтобы договорить:

- Машина проникла в мою голову. Я чувствую то, что чувствует Машина. Она чувствует, что ты пришла. И теперь всё здесь зависит только от твоей воли.

Сирена загудела ещё мощнее, а лысоватый сжав виски руками продолжал:

- Помоги мне!

- Но ты съешь мою землю! - возразила Ольга.

- Не бойся! Я не причиню никакого зла! Я не смогу… У меня нет зубов, – и лысоватый широко открыл рот, показывая розовато-синие дуги совершенно беззубых челюстей.

- Я теперь такой же, как ты, - сквозь гул сирены сказал беззубый, и добавил уже умоляюще: - Помоги мне.

Тут машина включила сирену на всю мощность, и беззубо-лысоватый перешёл на крик, чтобы Ольга могла его слышать:

- Отрежь мне руки! Я хотел забрать у Машины землю! Но Машина навсегда связала мои руки. Отрежь мне руки! Кроме тебя никто не сможет освободить меня от Машины! Ты хозяйка этой земли! Отрежь мне руки! Дай мне силу! Стань моей женой!

Он кричал что-то ещё, но вой сирены уже полностью поглощал кричащий до хрипоты человеческий голос.

Ольга сделала интуитивное движение – максимально приблизилась к лысоватому, чтоб расслышать, - и невольно коснулась его рукой.

Лысоватый оказался холодным, как лёд, и Ольга резко отдёрнула руку:

- Но ведь ты - мёртвый!

В этот момент струна, соединяющая его голову с Умной Машиной, лопнула от перенапряжения, сирена замолчала, и лысоватый, отключенный от сигналов Машины, поддерживающей в нём видимость жизни, упал на спину.

Так и остался лежать без движения, вытянувшийся по струнке и со сложенными руками на груди.

 

Глава 58. Право крови

 

Ольга стояла у секционного стола из нержавеющей стали, на котором лежало освобождённое от пут, синеющее тело лысоватого.

Его открытые настежь не моргающие глаза зафиксировали состояние ужаса последней секунды перед остановкой.

Босые стопы лысоватого едва не касались живота Ольги.

Она рассматривала лысоватого, и перед ней открывались картины файлов времени и времён.

Как всё было?

 

…

 

- Но ведь ты мёртвый!

На этих словах Ольги лысоватый упал, а Умная Машина издала глухой стон и заискрилась от перенапряжения. Стол на Холме Переговоров перестал крутиться, перепуганные заседающие повскакивали с насиженных мест, и кубарем покатились – к подножию:

- Машина взорвётся! Колесо рухнет! Спасайся, кто может!

 

Ольга поднялась на Холм Переговоров и встала прямо у головы Умной Машины.

- Кто ты? – крикнула Ольга.

- Кто? – Ты, – отозвалась Машина.

- Я - Земля! – ответила Ольга.

- Я! – Земля, – ответила Машина.

- Я - Человек! – сказала Ольга.

- Я! – Человек, - отозвалась Машина.

- Но ты погубила людей и Землю! – крикнула Ольга!

- Но ты погубила! Людей. И Землю, – ответила Машина.

- Кто создал тебя? – спросила Ольга.

- Кто? Создал тебя, – ответила Машина.

- Как остановить тебя? – спросила Ольга.

- Как? – Остановить тебя, - ответила Машина.

- Меня сможет остановить только тот, кто меня создал! – крикнула Ольга.

- Меня сможет остановить! Только тот, кто меня создал, - ответила Машина.

 

Машина явно обладала всеми признаками живого существа. Но почему?... Почему лысоватый был мёртвым? Почему мёртвый лысоватый казался живым, пока был соединён с Умной Машиной?

 

Размышляя об этом, Ольга, неожиданно даже для самой себя, озвучила новый вопрос:

- Я мёртвая?

- Я! – Мёртвая, - ответила Машина.

- Где ты берёшь энергию для жизни? – спросила Ольга.

- Где ты! Берёшь энергию для жизни.

 

Ольга увидела на лбу Машины небольшое отверстие, замаскированное под такое же, как у самой Ольги, родимое пятно в форме костра-треугольника. Она просунула руку внутрь и нащупала коробку с файлами памяти.

Тот час внутри Ольги пролистались запечатанные страницы, о том, как ударили когда-то Ольгу в живот, и как она согнулась от боли, и как сорвалась пуповина-колонна. Как Умная Машина заменила собой живую связь человеческих душ с душой Живой Матери. И как подложили в рождение мира адамово яблоко. И как завертелось Чёртово Колесо. И как полезли на колонну «пиявки». Как Машина постепенно опутала своими прочными путами рабства всю землю и всех людей. Как отрезала людям небесную пуповину и превратила в живых мертвецов. Как Машина решила опутать и саму Ольгу, чтобы уже навсегда подключить к себе бараноголовых, не оставляя шанса на пробуждение от мертвецкого сна.

Перед Ольгой раскрылась вся полнота знания о том, как обрекли людей на рабскую жизнь в смерти ради колеса бессмертия, и как люди умирают с тех пор внутри мёртвой программы Умной Машины, и как им всем больно…

И Ольгу пронзила дикая боль за каждого человека, живущего на этой ферме.

 

- Как остановить Машину? – думала Ольга, внимательно прощупывая внутренности огромной головы монстра: - Как помочь людям? Машину сможет остановить только тот, кто её создал. Но кто её создал? Какой гениальный программист?

 

- Ты программа? – вдруг спросила Ольга.

- Ты! – Программа, - ответила Умная Машина.

- Если я – программа, то ты – вирус в моей программе! – воскликнула Ольга.

- Если. Я - программа. То – ты – вирус! В моей программе, - отвечала Машина, эхом зеркаля все слова Ольги, и разрубая - каждую фразу - на части.

 

Ольга втянула руку в лоб Машины еще глубже, надеясь обнаружить там подсказки, в это время голова самой Ольги максимально приблизилась в голове механического монстра, и прямо перед глазами оказалась вогнутая идеально отшлифованная щека Умной Машины, в которой Ольга увидела своё кривое, разрубленное надвое отражение.

Зеркало!

Кривое зеркало!

 

- Казнить нельзя помиловать! – крикнула Ольга для проверки своей догадки.

- Казнить! Нельзя помиловать! – ответила Машина.

- Помиловать нельзя казнить!

- Помиловать! Нельзя казнить.

- Шахматы! – крикнула Ольга, разыгрывая партию.

- Шах! Мать! Ты, - ответила Машина.

- Партия! – крикнула Ольга.

- Пара. Ты. Я, - ответила Машина.

- Пара! – крикнула Ольга.

- Он. Она, - ответила Машина.

- Он! – крикнула Ольга.

- Свет. Тьма, - ответила Машина.

- Она! – крикнула Ольга.

- Ты. Я, - ответила Машина.

- Сын! – крикнула Ольга.

- Отец. Мать, - ответила Машина.

- Отец! – крикнула Ольга.

- Бог. Дьявол, - ответила Машина.

- Мать! – крикнула Ольга.

- Жизнь. Смерть, - ответила Машина.

- Мат! – крикнула Ольга, и побежала к противоположной стороне Холма Переговоров.

Она обогнула холм по окружности, сделав полный круг, набрала скорость, и с разбега прыгнула на выгнутую боковинку зеркала!

От удара щека Машины хрустнула, но зеркало не разбилась, а лишь немного распрямилось, а Ольга, ловко оттолкнулась от него пальцами ног, и полетела!

Она летела сквозь сети, разрывая паутину, и кричала Машине:

- Я! Ты!

- Мы, - отвечала Машина.

- Он! Она!

- Пара, - отвечала Машина.

- Отец! Мать!

- Сын, - отвечала Машина.

Совершив полный круг облёта фермы, Ольга опять ударила зеркальный выступ, и, оттолкнувшись, вновь полетела рвать сетку:

- Добро и Зло! Свет и Тьма! – кричала Ольга.

- Гармония, - отзывалась Машина.

- Война и Мир. Смех и слёзы, – кричала Ольга.

- Гармония, - отвечала Машина.

- Белое и чёрное! Ангелы и демоны! – кричала Ольга.

- Гармония, - отвечала Машина.

Ольга сделала очередной облёт с ударом, выравнивающим зеркало, и на этот раз полетела внутри сетки не горизонтально, а спиралью:

- Бог и Дьявол! – кричала Ольга.

- Отец, - отвечала Машина.

- Жизнь и Смерть! – кричала Ольга на очередном заходе витка спирали.

- Мать, - отвечала Машина.

- Мат, - сказала Ольга, приземляясь, когда зеркало уже полностью выровнялось.

- Маат, - выдохнула Умная Машина.

 

…

 

Ольга стояла на Золотой Пирамиде Материнской Платы и с высоты оглядывала землю. То тут, то там валялись клочья изорванной сетки. Паутинки еще двигались, пытаясь подползти друг к другу, чтобы воссоединить структуру сетки, но им не хватало сил. Не подкрепленные энергией Машины, паутинки слабли и корчились в агонии финала. Чёртово Колесо начало разворачиваться в карусель, готовясь к освобождению душ из болота.

Ольга стояла в торце стола, форма которого изменилась. Теперь вместо круглого стола переговоров машинного управления был квадратный стол ручного управления – соблюдения основ гармонии. За спиной Ольги находилась бывшая голова Умной Машины, раскрытая в многоярусное хранилище файлов документации.

 

Ошеломлённые произошедшим полуживые управляющие начали вскарабкиваться на бывший Холм Переговоров - к новогоднему столу новой эры.

 

- По какому праву ты стоишь во главе стола? – попытался возмутиться тот, кто считал себя самым важным.

- По праву крови, - ответила Ольга.

Остатки их пут лопнули, и они упали, подкошенные мертвецким сном.

 

Глава 59. Оживитель

 

Ольга стояла у секционного стола из нержавеющей стали, на котором лежало освобождённое от пут, синеющее тело лысоватого.

 

У неё было мало времени. Ещё секунду, и тело лысоватого - закоченеет. Поэтому решение надо было принимать срочно.

На весах лежали жизнь и смерть. И Ольга безоговорочно выбрала жизнь.

- Я не отдам смерти свою землю! Я не отдам смерти ни одного человека! – сказала Ольга и приступила к делу.

 

Она протянула руки к лысоватому и приложила свои горячие ладони к его ледяным и синеющим босым стопам.

В ту же минуту первопричинная сила жизни потекла через её руки в его ноги.

Огненная энергия входила в него вязко и медленно, заливая собой тело, заполняя каждую клеточку, каждый атом.

Его сердце встрепенулось и забилось. Вначале медленно и как бы спотыкаясь, потом чаще и ровнее. Вскоре пульс выровнялся, тело наполнилось теплом, а синюшность на коже исчезла.

 

Через время лысоватый очнулся.

Его помолодевшие глаза светились жизнью и ясностью.

Попробовал пошевелить конечностями. Тело отозвалось непривычно правильными движениями.

Обретая уверенность в своих силах, лысоватый встал на ноги.

Он был чист и одет с иголочки – в новый идеально скроенный и выглаженный синий костюм и белую рубашку.

 

- Зачем ты хотел жениться на мне? – спросила съежившаяся от холода Ольга.

- Ты хозяйка Земли. Я хотел получить землю, всего-лишь кусочек земли, - честно ответил лысоватый.

- Зачем тебе нужна эта земля?

- Я хотел, чтобы люди любили меня. Я хотел оставить в народе добрую славу.

 

Это признание лысоватого что-то напомнило Ольге. Когда-то она уже слышала эти слова. Где и когда? Кто говорил ей такое? Ольга попыталась вспомнить, но этот файл не хотел открываться. Она перемотала память от начала до конца и от конца до начала, но всё время натыкалась на файлы о Юпитере. И не удивительно, ведь в её голове не было других файлов. Но почему ей так знакома фраза: «Я хотел, чтобы люди любили меня»?

Мысли о Юпитере впрыснули в Ольгу горячие сердечные искры, и по телу побежали волны тепла.

 

- Жена Юпитера не может стать твоей женой, но ты получишь то, что хотел. Ты получишь любовь этих людей.

- Ты освободила меня? – спросил он, удивляясь лёгкости в теле и отсутствию сирены: – Пут больше нет?

- Почти, - ответила Ольга: - Осталась ещё одна деталь.

Эта деталь ярко синей веревкой оплетала шею лысоватого.

Ольга обняла лысоватого за плечи, и шепнула ему на ухо:

- Галстук. Тебе нужен мой галстук.

Она прикоснулась к синей веревке, которая тут же превратилась в галстук ярко красного цвета.

- Пут больше нет. Теперь у тебя есть указатели на главном пути. Я даю тебе новый срок. За этот срок ты выполнишь свою главную задачу и получишь добрую славу на многие столетия.

 

Глава 60. Homo Spiritus

 

- Как я могу помочь тебе? – спросил Освобождённый от пут, когда они подходили к той части земли, за которую он пока нёс персональную ответственность.

- Скоро планета освободится от смерти. Вселенная отправляет сюда оживитель. Людям пора готовиться встретить Спасителя. Ты поможешь мне, слушая своё сердце. Оно даст тебе все подсказки на пути.

- Я должен развязать руки человекам? – спросил Освобождённый от пут и приложил руку к сердцу.

- Человеки? – возмутилась Ольга. – Ты назвал обрезанных в темени человеками? Ты назвал их Homo Sapiens? Это Homo Mortuus!

Она заглянула в ближайший барак:

- Ау! Есть кто живой?

Бывшие бараноголовые, отключённые от Умной Машины, вповалку бездыханно лежали на полу, словно сваленные в кучу резиновые ростовые куклы. В одной части барака – женщины. В другой - мужчины.

Все созданные из праха были одеты в одинаковую тюремную робу глиняного цвета.

- Посмотри на них, - сказала Ольга Освобождённому от пут: - Эти люди мертвы. Они живут в тюрьме смерти, и даже не понимают этого, потому что спят.

И Ольга рассказала, как Умная Машина состригая шерсть, превращала человеков в обезьян. Сбривала ниточку связи с первоисточником, и вставляла туда свою капсулу – умный чип, ткущий сонную сеть Машины желаниями людей.

- Но ведь ты можешь их оживить, так же, как меня!

- Ты попросил развязать тебе руки, - ответила Ольга: - Я не вмешивалась в твою волю. Никто не сможет освободить людей, кроме них самих. Никто не сможет сделать их опять человеками, пока они сами не захотят этого.

Но я буду будить всех, кто захочет освободиться от мрака мёртвого духа, чтобы открыть путь для Света - Духа Живого. И когда все пробудятся, больше не останется Homo Mortuus, а поднимутся Homo Spiritus, чтобы построить на земле самый прекрасный дом-рай.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: