Обществу и странной пропаже девочки Ники

Есть люди, которые несут тьму, мрак и хаос. Есть люди, которые несут справедливость и покой. А я несу пакетик…

 

Теплым майским утром баба Аня вышла из восьмого дома по улице Энтузиастов с целлофановым мешочком в руках. Нет, вовсе не любовь к природе двигала ей. В мешочке не было корма для птиц или снеди для бродячих собак. На зарождение рассвета над многоэтажками старушке также было плевать. Мешочек был пуст. Вот уже три дня подряд Анна Андреевна вставала в шесть утра, выходила во двор и наполняла его свежими экскрементами дворового кота Вантуса. Нет, она не практиковала лечение подагры фекалиевыми припарками и не гналась за славой Пьеро Мандзони или Александра Бреннера. Анна Андреевна была  далека от современного искусства.

Утренний улов старушка ловко размазывала по капоту Вольво, припаркованного у подъезда. Хозяин машины был её соседом сверху, а столь изощренное наказание заслужил тем, что всю зиму парковал своё авто прямо под её окнами. В холода этот  мерзавец любил садиться в уже прогретую машину и использовал для этого одно из величайших достижений цивилизации – автозапуск. В семь утра двигатель запускался, а у Анны Андреевны наступала побудка. Минут через несколько хозяин машины выкатывался вниз, смачно хлопал дверью и уезжал, оставляя цветы на подоконнике бабули бороться с выхлопами, а её саму - с бессонницей.

Весь ужас состоял в том, что Анну Андреевну вот уже десять лет никто и нигде так рано не ждал. По мнению большинства соседей, на пенсию она вышла ещё в меловом периоде, закопав у ручья с красивым названием Амазон свой боевой тамогавк. Этим томогавком, опять же по их авторитетному мнению, она своими руками прикончила последнего динозавра, а потом, устав от бренных дел,  поселилась на первом этаже небольшой пятиэтажки, зажив жизнью обычного российского пенсионера. Правительство наделило её ежемесячным денежным довольствием, а Бог  - еженочным расстройством сна. При помощи «Сондокса» ей удавалось заснуть лишь к трём утра, и просыпаться в семь никак не входило в её планы. Говорят, Наполеон спал четыре часа в сутки, но Аустерлиц и Йена бабы Ани остались в далеком прошлом, постепенно сгладились в памяти даже Ватерлоо с Бородино, но воинственный дух старушки невозможно было истребить, даже сбросив ядерную бомбу на её однокомнатный остров святой Елены. Самостоятельные попытки объяснить все это соседу терпели крах, а помощи ждать было не откуда.

Первый муж Анны Андреевны погиб под бомбежкой в июле сорок первого. Вторым она обзавелась только через два года, но и тут не свезло: он спятил. Служить его не взяли  из-за проблем с ногой, но легкая хромота не стала помехой для работы в родном колхозе. Ревизии при приемке складов не провели – старый завхоз очень торопился на фронт и сдал народное добро под «честное слово». Получив ключи от амбаров и приступив к делу, новый муж Анны Андреевны не досчитался десяти мешков зерна. А, как известно, в Сталинские времена даже за горсть коммунистического зерна в кармане без разговоров ставили к стенке. Адвоката расхитителю соц. собственности не полагалось, и судил его товарищ Маузер. А жить, как тогда, так и сейчас, хотелось всем. Вот и помешался человек на нервной почве.

Страх заарканил его, сбил с ног и протащил через все фазы осознания конца его хрупкой жизни. Эти фазы были похожи на стадии, выявляемые психологами у раковых больных, только словно переставленные в обратном порядке. Сначала на него нашла апатия, и он каждый день смиренно ждал расстрела. Смирение длилось недолго, вскоре оно сменилось бурной деятельностью: мужчина начал вооружаться. По всему периметру дома на случай приезда красных инквизиторов были рассованы ножи и заточки, во дворе прямо на дорожке поставлен плохо замаскированный капкан, глубоко в лесу сделан схрон с запасами еды и воды на несколько дней, а всё свободное время муж Анны Андреевны проводил, затачивая топор. На работу он ходил с топором, дома был с топором, ел с топором, пил с топором и даже спал, положив топор под подушку.

 Время шло, а за ним всё не приходили. Напряжение росло, и, наконец, над его грешной головой разверзлись небеса, нещадно обрушив помутневший разум в шквал отчаяния. Баба Аня до сих пор очень хорошо помнит, какое оно в лицо. С наточенным топором, вздувшимися желваками и выпученными глазами её муж, её надежда и опора в богатстве и бедности, болезни и здравии, носился за ней по дому, выплевывая изо рта децибелы рева. Временами у него получалось взять себя в руки и заставить свой язык произнести какие-то слова, а затем даже сложить эти слова в предложения. Тогда у него получалось что-то вроде: «Я советских законов не нарушал!» Жить стало страшно и, более того, опасно. Надежность, которую каждая женщина ждет от замужества, куда-то улетучилась, и баба Аня решила последовать её примеру. Следовать пришлось ночью, в одной рубашке, увернувшись от брошенного в спину топора и перемахнув через капкан во дворе. После этого с мужьями решено было завязать. К тому же, мужчин после войны стало мало: многие были убиты, ранены или остались калеками, -  а родить без мужа в Совке Анна Андреевна так и не решилась.

Зиму сменила весна, узурпатор сменил дубленку на легкую куртку, но место парковки не сменил; и тут баба Аня вышла на тропу войны. Возможно, граф Монте-Кристо, Арбенин, принц Датский или любой другой персонаж литературной классики оружием для мести выбрали бы  что-то более возвышенное, но Анна Андреевна, окончившая лишь пять начальных классов, понятия о них не имела. Её сознание было угнетено бессонницей и полным бессилием что-либо изменить. Кроме того, Анна Андреевна была женщиной пожилой, сформировавшейся, со своими принципами и взглядами на жизнь. По её понятиям свет непременно тянется к свету, прах к праху, а дерьмо  - к дерьму.

Поставив в церкви свечку святому Николаю Чудотворцу и потерев на счастье серебряную подкову, Анна Андреевна занялась разработкой карательной операции. Прибегнуть к радикальным мерам и проткнуть все 4 шины соседа шилом она боялась – колеса стоили больше ее месячной пенсии, поэтому она решила за раз ограничиваться лишь одним. Но для исцеления её израненной  души этого было мало. Пойти дальше и поцарапать шилом дверь, разбить фару или стекло явно выходило за пределы сметы допустимых расходов. Необходим был менее затратный, но врачующий душу способ возмездия – и выбор пал на целлофановый мешочек.

Дворовый кот Вантус успешно пережил зиму под теплотрассой, особо суровые морозы он пересиживал на батарее в подъезде. Блудливый март остался для него в прошлом, и теперь он нагуливал бока, расслабленно нежась под майским солнцем. Котофей был всеобщим баловнем, редким обжорой и, как следствие, грандиозным засранцем, поэтому с лихвой предоставлял Анне Андреевне весь необходимый материал. В целях конспирации она продолжала здороваться с соседом, старалась не мозолить ему глаза и больше не приставать с просьбами парковаться дальше. Месть – блюдо, которое подают холодным.

Покончив с утренним ритуалом, старушка взобралась на свой первый этаж, притаилась за дверью и приготовилась торжествовать слухом. Каждое утро, когда негодный сосед миновал её дверь, она осторожно перемещалась за штору и незримо участвовала в происходящем уже оттуда.

 А вот и первые шаги: это Машенька с третьего этажа торопится на работу. «Цок-цок-цок», - поют каблучки по кафелю. Выйдя во двор, Маша как всегда вслух коротким отстраняющим «О!» оценит работу старушки. Через пару минут за ней заедет сослуживица на красном Рено, каблучки проследуют по мраморной дорожке, прыгнут в открытую дверцу и укатят на работу варить кофе и перебирать почту.  

Маше 28 лет, не замужем. Она живет наверху вот уже год и всё это время, кроме подруги на Рено к ней никто не приезжал. Не приезжал, но приходил. Это был коллега по работе, судя по всесезонному растянутому свитеру и толстенным стеклам очков, системный администратор. Они никуда не ходили вместе. Маша предпочитала не афишировать их отношений, вероятно, ожидая выудить из стремительно мелеющего озера холостяков более подходящую партию, а коллега по работе вполне подходил для дружеского, ни к чему не обязывающего секса. Но соседей за тонкими стенами не обманешь, особенно, если у тебя скрипучий диван. Маша долго не проявляла и видимости дружелюбия к Анне Андреевне. Часто на улице, не здороваясь, проходила мимо, но недавно, как по волшебству, всё изменилось. Причиной тому стал симпатичный племянник старушки-разбойницы. Он редко бывал в городе, но пару раз успел попасть на глаза Маше, когда подвозил свою любимую тетушку из магазина. Став свидетелем сего акта «сыновьей любви», Маша при встрече раскошеливалась на улыбку, которой одаривала самых статусных гостей в приёмной своего босса, и на полнометражное: «Здравствуйте!» Если бы племянник Анны Андреевны жил с ней, то Маша возможно даже подрядилась иногда помогать бабе Ане и, надев ультра-мини, пить вместе вечерами чай со слоном. Ах, если бы этот красавчик был родным сыном Анны Андреевны! Маша стала бы самой преданной слушательницей длинных рассказов старушки о давно минувшей молодости и украдкой на работе гуглила бы в интернете средства от ноющей боли в поджелудочной. Баба Аня слишком долго жила на свете и прекрасно всё понимала, но всегда тепло приветствовала Машу и горячо желала ей попасть во вторую-третью брачную волну.

Следом за Машей в общем коридоре послышатся тяжёлые шаги Виктор Семёныча. Ему 59 лет, астма и 30 килограммов лишнего веса. Живет он с семьей на четвертом этаже, прямо напротив необъявленного врага Анны Андреевны. Жена и дочь искренне надеются, что он дотянет до пенсии и так же искренне верят, что для осуществления этого плана Семёныч непременно должен бросить курить. Официально Виктор Семёнович не курит уже шесть месяцев. Но это лишь официально. Мужчина, тяжело дыша, спустится по парадной лестнице. На уровне почтовых ящиков его шаги остановятся, шумные выдохи станут по-шпионски тихими, он откроет газетную ячейку, хозяин которой давно уже не живет в этом доме, достанет оттуда пачку Винстона и продолжит свой путь вниз. Уже на улице Виктор Семёнович злорадно гыкнет на смачно размазанный по стеклу и капоту шок-контент. Он ничего не скажет вслух. Семёныч родился и вырос в СССР, где хулиганство не поощрялось, но в глубине души он рад испачканному, хромому Вольво. После многих лет ударного труда на заводе в карманах у Виктор Семёныча не наберется  даже на руль от этой тачки. Зависть объединяет бесов в душах даже самых лучших людей.

Чуть позже по ступенькам пробьют клубный ритм кроссовки жены предпринимателя. Её пробежка начинается на втором этаже, где они с мужем занимают целых две квартиры. Ей 37 лет. Очередное завтра состарит её ровно на один день. То же завтра принесет первую лунную кровь подрастающим нимфеткам. В её прочтении -  молоденьким хищным сучкам, каждая из которых представляет потенциальную угрозу для её мужа. Родители этих стервятниц добровольно возложили на себя все тяготы бытия, оставив любимым чадам единственную нудную обязанность – учебу. Учебе же, зачастую, время уделяется по остаточному признаку. Основная его часть тратится на преображение своего неземного образа в зеркале и поиска «знаешь, Лен, такого брутального мужчины». Подростки-потребители привыкли брать, что хотят, в их юных головках крепко сидит жажда удовольствий, тяга к красивой жизни, слова, вырванные из контекста правильных песен и тренды, внедренные в мозг талантливыми брендерами. Мальчики хотят перекатывать карандаш с одного конца стола на другой пять дней в неделю, а в пятницу снимать телефонную трубку и проверять с её помощью чью-то работу. Девочки и вовсе не хотят работать – ведь, кто не работает, тот удачно вышел замуж.  

Вот вожделенный образ их взрослой жизни: быть вечно молодой и красивой, встретить богатого, необыкновенного парня из хорошей семьи; великолепное торжество, экзотическое место, белое платье на ней и белая зависть на лицах окружающих неудачниц. А потом -  чтобы кровать ломалась; родить за три месяца, пара недель – и у тебя взрослый, необыкновенный малыш, индиго или вундеркинд. Без пеленок, распашонок и прочего. Стоит протянуть руку – и перед тобой распахнутся врата неизведанных возможностей, вокруг полно друзей, все тебя беззаветно и очень вовремя любят. Фигура от родов не пострадала. Ребенок растет как-то сам по себе, а впереди – магазины, кафе, путешествия и приключения, приключения, приключения. Ой, кажется, у меня получился сценарий к фильму «Сумерки». Заявленный видеоряд исключает учебу, работу, целлюлит, температуру и жуткие спазмы в животе, несвежее дыхание по утрам, разочарования, готовку, уборку, мытье унитаза, горы нестиранного белья и грязной посуды, а также пробежку по утрам, чтобы избавиться от лишних килограммов.

Да, в детстве всем девочкам твердят, что они принцессы. Но вряд ли настоящей принцессе суждено оказаться перед выбором, что купить сегодня в магазине: игрушку ребенку или мясо для хорошей отбивной мужу. Заметили ли вы, что при таком раскладе вариантов лично для неё просто нет? Для принцесс, конечно, тоже существует работа. Чтобы «не закиснуть», «не деградировать» и «тратить зарплату на дорогое белье и косметику». Только для этого! Не для ипотеки, квартплаты и не для отбивной. И каждая маленькая головка верит, что она рождена носить бриллиантовую корону. Верит до тех пор, пока не выйдет замуж за какого-нибудь Ваню с автомойки. И тут в её воздушный замок вваливается настоящая, разудалая жизнь. Жена предпринимателя в свою очередь верит в то, что пробежка по утрам сокращает шансы таких вот принцесс на то, чтобы заполучить её мужа.     

Хозяин Вольво  выходит из дома вслед за ней. Утро вот уже третий день подряд он начинает, соскребая с капота экс-содержимое желудка существа с лицом бога древних египтян. Упражнение дополняется лёгкой пробежкой вокруг машины с целью оценить ущерб, а заодно и высмотреть по периметру двора негодяя, который мог такое выкинуть. После разминки его ждут средние веса: смена проколотого колеса. Держать горе в себе у него не получается, и оно изливается из него добрыми русскими матами.

Анна Андреевна ликует, притаившись за задернутой шторой. В постановке её устраивает почти всё. Я сказала почти, потому что Анна Андреевна, в сущности, добрая женщина и не желает зла никому (кроме негодного соседа). Она  - человек советской закалки, что должен быть примером подрастающему поколению. А это поколение в семь утра уже на ногах. Свидетелем хулиганства Анны Андреевны невольно вот уже третий день подряд становится маленькая зеленоглазая девочка с каштановыми волосами. Девочку зовут Ника. Ей  девять лет. Перед школой, в то самое время, когда хозяин Вольво пляшет у загаженного и проколотого авто, Ника спускается во двор выгулять своего мохнатого друга Дарт Вейдера, небольшого доброго фокс-терьера. На лестнице её шагов почти не слышно. Нике ничего не угрожает - ей при всем желании не дотянуться до лобового стекла, а Вейдер слишком мал, чтобы так навалить. Дети не  могут не заметить размазанного по стеклу дерьма. Дети могут позволить себе быть детьми и реагировать на это весьма по-детски. Ника обычно  прыскает смехом.

 Но сегодня был необычный день. Анна Андреевна, как обычно из засады слушала привычные ругательства своего необъявленного врага. Но через пару минут после того, как Ника спустилась с псом вниз, на улице раздался непонятный гул, он стремительно нарастал и усиливался, пока не поглотил в себе отчаянный визг девочки. Отбросив осторожность, баба Аня одернула плотную занавеску, служащую ей укрытием, но ничего не увидела снаружи. Ужасная пылевая буря накрыла город и его обитателей.

 

 

 

Глава 2

В полете.

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: