М.Н. То есть в большой город — это реализованная утопия и созерцать в нем уже нечего?

А.Р. Ну кроме созерцания ада. Для созерцания ада город очень подходит…

Для созерцания ада город очень подходит

М.Н. А что происходит с памятью и Большим временем в городе?

А.Р. Город охотно разрушает свои конструкции, заменяет их новыми. С этим сейчас борется такая романтическая группа как Архнадзор. Но в целом современная архитектура символически выражена в проекте Корбюзье — парижского плана Вуазена, где 95 процентов зданий просто уничтожено, за исключением, почему-то некоторых, которые, даже неизвестно для чего, Корбюзье оставил. Собор парижской Богоматери он почему-то сохранил. Городская цивилизация стала машиной забвения уничтожая память, во всех возможных ландшафтных культах. Функционализируется, все, что раньше было культовым, например, источники, сама вода. Все функционирует, и в этом есть какой-то гротескный идиотизм, и нужен новый Рабле, чтобы описать эту действительность — smart city или smart house. Интересный в этом смысле пример дом Филиппа Джонсона, этот знаменитый стеклянный кубик, стоящий в парке. Дом сам исчезает, функция стен остается чисто теплопроводной, окно почему то вырастает на всю величину… В общем, вещь исчезает, … происходит какое-то извращение вещи, функциональное извращение. Очень интересно, что в основе функционализма лежит философия Эрнста Кассирера, которая была современницей символизма. В функционализме и символизме есть общее, а есть прямо противоположное. Символ с одной стороны указывает на функцию и отношения вещей, а с другой стороны лишает их своей субстанциальности и заменяет их отношением. Отношение не является субстанцией и поэтому приводит к дезантропоморфизации самого человека и жизни. Мы превращаемся в функциональные единицы: потребитель, производитель, пассажир, получатель, отправитель и тп.

М.Н. У Вас есть концепция о планетарной клаустрофобии, которая определятся как смысловой дефицит символических структур. Является ли эта идея идеей оживления архитектуры?

А.Р. Я то думаю у архитектуры много шансов на оживление, потому что архитектура способна как мне кажется быть не только вне специализации по своей природе, но и вне своих ценностных ориентиров, вне идеологии. Архитектура может стать почвой, если не примирения, то взаимопонимания, для людей, принадлежащих к самым разным идеологиям. Специфика архитектуры в этом отношении еще не понята, потому что до сих пор архитектура рассматривалась как украшение вещей, имеющих функционально определенный смысл — храма, завода, жилого дома. А вот собственные функции архитектуры как синтетического начала внутри жизни, еще никем не осмысленны и не оценены, поэтому профессия архитектора и деградировала. Он, как специалист по целостности, совершенно выпал из этой парцеллированной, специализированной системы.

М.Н. Что вы подразумеваете под синтетической функцией архитектуры?

Синтетическая функция — это антиреудкционизм, целое не равно сумме своих частей и даже не равно их структуре. Целое существует в бесконечном количестве непознанных способов своего существования. Если познанные способы существования идут к функционализации, то остающиеся за бортом непознанные частично и часто очень вяло сохраняют былую целостность или совсем ее теряют. Процедура аналитической и специализированной работы ее теряет. Сейчас мы приходим к осознанию того, что прогресс означает одновременно и регресс. Мы еще недавно совершенно не видели, что достижения и успехи специализации производят больше разрушения в органике целого. Я думаю, что архитектура может быть не только, особой профессией, но и идеологией целостности, которая сильнее чем искусство, наука и даже философия. То есть архитектура принципиально холистична.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: