Иванов Александр Игоревич

научный сотрудник и администратор Центра «Петербургская иудаика»
Европейского университета в Санкт-Петербурге, координатор международного
проекта «Документы по истории и культуре евреев в архивах Санкт-Петербурга».

Принципы формирования «инструктивного пространства» на ленинградской выставке «Евреи в царской России и в СССР» (1939–1941 гг.)

Выставка «Евреи в царской России и в СССР», подготовленная еврейской секцией Государственного музея этнографии (ГМЭ), работала в Ленинграде с марта 1939 по июнь 1941. Главная задача выставки состояла в создании убедительных репрезентаций успехов советского еврейского модернизационного проекта, главным достижением которого было признано создание Еврейской автономной области (ЕАО) на Дальнем Востоке СССР. Несмотря на то, что к 1938 еврейский модернизационный проект в СССР был свернут советским правительством, а почти все руководство ЕАО было репрессировано, пропаганда еврейского национального строительства продолжалась, причем такими дорогостоящими средствами, как создание полноценной музейной экспозиции.

Для объяснения данного обстоятельства следует вспомнить современный взгляд на весь сталинский культурно-политический проект, как на сугубо репрезентационный по сути.

В СССР, музейные «инструктивные пространства», сосуществовавшие с откровенно репрессивным аппаратом, нередко оказывались достаточно эффективными, чтобы влиять на поддержку населением советских проектов. Однако выставка «Евреи в царской России и в СССР» успешно мифологизировала, но не отражала реальную жизнь ЕАО со всеми ее проблемами и трудностями и в силу стремительно менявшейся политической конъюнктуры не смогла стать идеологически безупречным репрезентационнным продуктом, также как и ЕАО не смогла стать «родиной всех еврейских трудящихся» СССР.

Кондрахина Елена Игоревна

НИЦ «Мемориал», редактор

«Установка памятника как факт биографии. Заметки к портрету помнящего»

Доклад представляет собой попытку осмыслить черты, характеризующие инициаторов установки памятных знаков в Левашовской пустоши. Источником размышления являются краткие интервью, записанные на днях памяти, и высказывания непосредственно на кенотафах. За пределами текстового выражения также остается контекст: локализация памятника на кладбище (место рядом с коллективным памятником), форма исполнения знака. Высказывания рассматриваются в нескольких направлениях:

– отсутствие (полного) имени («Станиславу, Гелене», безымянные портреты)

– перформативные высказывания (поиск родственников через кенотафы, указание электронного, почтового адреса)

– символические знаки (Ясевич: солнце, пистолет, Художилов: якорь, молоток)

– не только Большой террор («участник Первой мировой войны», кенотафы расстрелянным во время Блокады)

– границы личности (семейный портрет Ген – расстрелян только отец; табличка Фоняковой – репрессии коснулись мужа и брата)

– наличие фотографии (Волчинские добавили табличку с портретом значительно позже; по инициативе Лобановой установлены несколько табличек только с портретами)

– необходимость установки (Дроздам установлена плита вопреки запрету администрации кладбища, внучка Гузовского установила табличку, изготовленную еще родителями)

– обстоятельства установки (дата и период искажаются интервьюируемыми либо просто не помнятся)

– знание о месте захоронения (Бальчевский знал, что отец умер не в Петербурге; Медведовская указала на памятнике места захоронения всех родственников)

Сюжет, посвященный индивидуальности памяти и рефлексивности опыта. Памятник как источник для исследователя и место встречи с общим опытом.

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: