|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
|
|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Оперуполномоченный уголовного розыска Поворов 20 мая 1994 г. Мещанским межмуниципальным районным судом Центрального административного округа г. Москвы был осужден по ст. ст. 15 , 105 УК РСФСР.
Поворов признан виновным в совершении убийства при превышении пределов необходимой обороны. Как видно из материалов дела, 30 сентября 1992 г. в вечернее время Сухарев, Шилов, Зерекидзе, Иванов и Тарасенков - члены кооператива - распивали спиртное, примерно в 22 часа вышли на улицу. Около 22 ч. 30 мин. после окончания дежурства оперуполномоченный уголовного розыска Поворов по дороге домой увидел группу людей в составе 5 - 6 человек, один из которых, как впоследствии оказалось, Иванов, пытался его остановить, затем к нему подошел ранее незнакомый Зерекидзе и также предложил поговорить. Иванов и Зерекидзе были в состоянии алкогольного опьянения. Поворов сказал им, что является сотрудником милиции. В ответ они оскорбили его, предложили пойти "разобраться". Вместе с Зерекидзе он направился к арке дома, где его кто-то сзади ударил по голове, отчего он упал. Его стали избивать ногами по голове и телу. Тогда он достал пистолет и трижды выстрелил. В результате Сухарев был убит, а Шилов тяжело ранен. По мнению Поворова, оружие он применил правильно, так как его жизни угрожала реальная опасность. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда приговор оставила без изменений. Признав Поворова виновным в убийстве и покушении на убийство при превышении пределов необходимой обороны, суды первой и кассационной инстанций в обоснование своего вывода сослались на показания осужденного, потерпевших Шилова и Сухаревой, свидетелей Иванова, Зерекидзе и других, заключения экспертов. Заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации в протесте поставил вопрос об отмене судебных решений и прекращении дела за отсутствием в действиях Поворова состава преступления. Президиум Московского городского суда протест удовлетворил 29 мая 1997 г., указав следующее. Оценивая приведенные доказательства и давая квалификацию действиям Поворова, суд ошибочно пришел к выводу, что Поворов неправомерно применил оружие и превысил пределы необходимой обороны, не уточнив, в чем конкретно выразилось превышение. В основу обвинения положены выводы судебно-медицинской и медико-криминалистической экспертиз, опровергающих показания Поворова о производстве выстрелов из положения полулежа. В то же время суд не дал оценки характеру опасности, угрожавшей Поворову, обстановке, при которой было совершено нападение: ночное время, численное превосходство находившихся в пьяном виде нападавших, их агрессивность. Поворов предупредил о применении оружия, однако пистолетом пытались завладеть. При таких обстоятельствах следует признать действия Поворова как совершенные в условиях необходимой обороны без превышения ее пределов, поэтому дело в отношении его подлежит прекращению за отсутствием состава преступления. Характерно, что ни одна из названных судебных инстанций, решая вопрос о правомерности применения сотрудником милиции табельного огнестрельного оружия, ссылок на соответствующие статьи до недавнего времени действовавшего Закона "О милиции" не сделала. Конечный момент состояния необходимой обороны, как правило, связывается с фактическим окончанием преступного посягательства. Под фактическим окончанием посягательства, создавшего состояние необходимой обороны, понимается отпадение угрозы причинения вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Профессор Н.Н. Паше-Озерский указывает, что посягательство надо признавать оконченным в следующих случаях: а) когда оно прекращается лицом добровольно или же в силу того, что посягающий не в состоянии преодолеть возникшие препятствия; б) когда оно вынужденно прекращается ввиду того, что обороняющийся одолел посягавшего и отразил его нападение; в) когда посягавший достиг своей цели, нарушив индивидуальные или общественные интересы <1>. В целом приведенные обстоятельства отражают основной принцип - отпадение опасности для охраняемых уголовным законом отношений, который обусловливает наличие состояния обороны. -------------------------------- <1> См.: Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962. С. 52.
Особую актуальность в настоящее время приобрел вопрос о применении обороны при длящихся и продолжаемых преступлениях. В проводившихся ранее исследованиях этому вопросу не уделялось должного внимания ввиду того, что в то время, когда они проводились, преступность в значительно большей мере поддавалась воздействию со стороны государства. В настоящее время захваты заложников, похищения людей с целью получения выкупа, а также сопряженные с изнасилованиями и насильственными действиями сексуального характера и т.п., совершаются гораздо чаще. Трагическими примерами являются: захват заложников бандой Басаева в городе Буденновске Ставропольского края в июне 1995 г. <1>, захват заложников в театральном центре на Дубровке в г. Москве в октябре 2002 г. <2>. -------------------------------- <1> В результате нападения бандформирования, возглавляемого Басаевым, на г. Буденновск в заложниках оказались 182 мирных жителя. За 6 суток бандиты убили 129 человек, 415 человек получили ранения. При нападении в городе были полностью или частично уничтожены 54 муниципальных здания, 110 частных жилых домов // Российская газета. 2002. 25 октября. <2> В г. Москве в театральном центре на Дубровке во время представления мюзикла "Норд-Ост" бандой из 4 человек под руководством Мавсара Бараева были захвачены в заложники 800 человек. В ходе мероприятия по освобождению заложников погибли 118 человек из числа заложников, уничтожено 34 террориста.
Представляется, что при совершении длящихся преступлений состояние необходимой обороны не может считаться оконченным до того момента, пока не будет исключена опасность для охраняемых уголовным законом отношений. Так, например, при совершении такого преступления, как захват заложников, необходимая оборона может быть применена против всех лиц, которые непосредственно участвуют в захвате или удержании заложников до того момента, пока они имеют реальную возможность воспрепятствовать их освобождению либо приведения в исполнение высказываемых угроз. Характерным является следующий пример. Один из пассажиров автобуса Белозеров неожиданно подошел к водителю, достал пистолет "ТТ" и заявил, что объявляет всех, кто находится в салоне (24 человека), заложниками. Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Белозеров несколько раз выстрелил в потолок. Согнав заложников в конец салона, он потребовал следовать в аэропорт. Когда "ЛАЗ" остановился на привокзальной площади, Белозеров выпустил водителя, чтобы тот сообщил о захвате автобуса милиции и принес рацию. По рации террорист потребовал предоставить ему автомат, патроны для пистолета "ТТ", еду, ящик водки, наркотики и самолет, заявив при этом, что он собирается лететь в Израиль. Во время переговоров преступник заявил, что в случае неисполнения всех требований начнет убивать заложников и открыл стрельбу в потолок. В это время снайпер, находившийся на втором этаже здания аэровокзала, выстрелил и смертельно ранил Белозерова в живот <1>. -------------------------------- <1> См.: Московский комсомолец. 1996. 19 января.
Действия снайпера были признаны правомерными. Поскольку при такой ситуации опасность для охраняемых уголовным законом отношений сохраняется до того момента, пока захвативший заложников их не освободит либо это преступление не будет пресечено другими лицами. Представляется, что не имеет правового значения то обстоятельство, высказывал ли преступник намерения осуществить угрозы в отношении заложников немедленно либо через какой-то промежуток времени. Основанием, оправдывающим наличие права обороны в таких случаях, является сам факт удерживания каких-либо людей. Примером этого может служить случай, произошедший во время захвата в г. Буденновске Ставропольского края бандой Басаева больницы с заложниками в 1995 г. Так, после обстрела здания РОВД бандиты направились к больнице, находящейся на окраине города, по пути всех встречающихся им людей объявляли заложниками и заставляли идти с ними. Один из членов банды, вооруженный автоматом, зашел во двор частного дома, где находился гражданин А., его жена и дочь. Бандит приказал им следовать вместе с ними в больницу, а сам пошел проверить, не остался ли кто в доме. В это время А., взяв отрезок металлической трубы, подошел к бандиту сзади и нанес ему удар по голове, от которого тот скончался. Действия А. были признаны правомерными <1>. -------------------------------- <1> Ставропольская правда. 1995. 9 июля.
Аналогично должен решаться вопрос и при похищении людей. Примером применения необходимой обороны для защиты от указанных посягательств служит следующий случай. Группа солдат одной из воинских частей, дислоцирующейся на границе с Чечней, была захвачена бандитами. В одном из горных аулов Чечни, куда их доставили, у них узнали домашние адреса и сказали, что будут требовать за них выкуп, а до его получения они должны были выполнять указанную им работу. Фактически они использовались в качестве рабов. В один из дней во время вечерней молитвы им удалось захватить оружие и убить несколько бандитов. После чего они бежали в свою часть <1>. -------------------------------- <1> См.: Российская газета. 1997. 27 ноября.
По этому и аналогичным делам состояние необходимой обороны должно сохраняться все время, вплоть до освобождения захваченных лиц. Игнорирование этого имеющего концептуальное значение обстоятельства приводит к совершению квалификационных ошибок и, как результат, осуждению правомерно оборонявшихся граждан за преступления без смягчающих обстоятельств. В частности, в "Российской газете" за 11.10.2005 сообщалось, что участковый уполномоченный лейтенант милиции Красильщиков был захвачен группой налетчиков. Его избили, отобрали табельное оружие и документы, под дулом его же пистолета привезли домой и потребовали денег, угрожая пристрелить дочку. Милиционер "вспомнил", что деньги есть за диваном и полез туда якобы за ними, но вместо денег извлек охотничье ружье и выстрелил в преступника, угрожавшего ребенку пистолетом. Ранее этот налетчик был неоднократно судим, в том числе за убийство и грабеж. Красильщиков был осужден за умышленное убийство ( ст. 105 УК РФ) и приговорен к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима <1>. Только после протестов населения и упомянутой публикации газеты приговор в отношении Красильщикова был отменен, действия его были признаны правомерными и уголовное преследование в отношении его прекращено. -------------------------------- <1> См.: Российская газета. 2005. 11 ноября.
Следует отметить, что высказана точка зрения, в соответствии с которой действия по пресечению преступной деятельности лиц, захвативших заложников, следует признавать причинением вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст. 38 УК РФ) <1>. В качестве обоснования этой позиции указывается то обстоятельство, что юридическим моментом окончания захвата заложника является момент фактического лишения свободы потерпевшего либо удержания его в неволе независимо от продолжительности по времени <2>. Вместе с тем А.И. Каплунов и С.Ф. Милюков подвергли эту позицию конструктивной критике, указав, что данное преступление имеет длящийся характер, и до тех пор пока заложники не освобождены и продолжает существовать опасность для их жизни или здоровья, действия по применению огнестрельного оружия при освобождении заложников должны соответствовать условиям правомерности, характеризующим состояние необходимой обороны <3>. -------------------------------- <1> См.: Демидов Ю.Н. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975. С. 139. <2> См.: Практический комментарий к Уголовному кодексу РФ / Под общ. ред. проф. Х.Д. Аликперова и проф. Э.Ф. Побегайло. М., 2001. С. 518. <3> См.: Каплунов А.И., Милюков С.Ф. Применение и использование огнестрельного оружия. СПб., 2003. С. 121.
Представляется, что при продолжаемых преступлениях состояние необходимой обороны возникает только в случаях совершения отдельных эпизодов или непосредственной реальной угрозы начала их совершения, поскольку ущерб охраняемому объекту причиняется только в такой обстановке. Однако если обстоятельства дела свидетельствуют о том, что после совершения одного посягательства следующее может незамедлительно повториться, то согласно признаку реальной непосредственной угрозы возникновения посягательства состояние необходимой обороны продолжает существовать. В ситуациях же, когда нет реальной угрозы совершения нового посягательства, состояние необходимой обороны отсутствует. Определенный интерес представляет точка зрения, изложенная в одном из решений Верховного Суда штата Вайоминг. Рассмотрев дело по обвинению мальчика, убившего своего отца, который его избивал, суд отметил: "Хотя многие люди и СМИ, кажется, готовы поддержать мнение о том, что жертва дурного обращения имеет право убить обидчика, эта специальная оправдывающая защита несовместима с нравственностью современного цивилизованного общества..." <1>. Это явление в американской юридической литературе получило название "синдром избиваемой жены", а применительно к детям - "синдром избиваемого ребенка" <2>. -------------------------------- <1> Criminal law. Cases and comments. N.Y., 1998. P. 505 (Цит. по: Козочкин И.Д. Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования. СПб., 2007. С. 162). <2> Jahnke V. State? 682 P. 2d 991 (Wyo. 1984) (Цит. по: Козочкин И.Д. Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования. СПб., 2007. С. 161).
Вторым видом пределов правомерности необходимой обороны является предел допустимого вреда. Сущность этого вида пределов заключается в соответствии действий обороняющегося характеру и опасности посягательства. Законодатель определил пределы правомерности обороны, относящиеся к характеру оборонительных действий, через определение их превышения. В ч. 2 ст. 37 закреплено следующее положение: "Защита от посягательства, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо непосредственной угрозой применения такого насилия, является правомерной, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, то есть умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства". Ввиду того что данная норма содержит оценочные признаки, среди теоретиков уголовного права нет единого мнения о критериях и принципах определения пределов правомерности обороны. В литературе неоднократно указывается на тот факт, что применение оценочных понятий на практике связано с определенными трудностями, оперирование ими намного сложнее, чем понятиями неоценочными <1>. Так как "по сравнению с другими суждениями оценочное суждение содержит большую опасность отрыва от реальной действительности, поскольку общая посылка в нем формируется самим лицом, применяющим это суждение" <2>. -------------------------------- <1> См., например: Питецкий В.В. Оценочные понятия в советском уголовном праве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1979. С. 3. <2> См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972. С. 139.
Поэтому важной гарантией правильного применения этих понятий является формирование адекватных им стандартов (эталонов) оценки, с которыми сопоставляются конкретные обстоятельства каждого дела <1>. -------------------------------- <1> См.: Побегайло Э.Ф., Ревин В.П. Необходимая оборона и задержание преступника в деятельности ОВД. М., 1987. С. 26.
В большинстве случаев в качестве такого стандарта выделяют признак интенсивности посягательства и защиты. Так, профессор Т.Г. Шавгулидзе полагает, что законодатель, "определяя явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства", несомненно, имеет в виду лишь такую оборону, когда явно нарушено соответствие между интенсивностью посягательства и защиты" <1>. На этот критерий ссылается и судебная практика. По одному из дел Пленум Верховного Суда СССР отметил: "Необходимая оборона по смыслу закона предполагает активное противодействие нападению средствами, соразмерными интенсивности последнего" <2>. -------------------------------- <1> Шавгулидзе Т.Г. Необходимая оборона. Тбилиси, 1966. С. 117. <2> Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. N 5. С. 10.
Термин "интенсивность" определяется как уровень напряженности усилия <1>. Применительно к ситуации необходимой обороны ее уровень напряженности следует определять с учетом всех обстоятельств, характеризующих посягательство и защиту. -------------------------------- <1> См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986. С. 216.
Эта позиция отчасти была отражена рядом теоретиков уголовного права. В частности, И.И. Слуцкий под интенсивностью посягательства понимает "степень его опасности, а также силу и стремительность нападения" <1> и считает, что интенсивность посягательства зависит от объекта преступления (жизнь, свобода... имущество), способа действия, применяемого преступником, и тех средств, которые были применены нападающим или защищающимся (палка, нож, кастет, пистолет и т.д.) <2>. -------------------------------- <1> Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. Л., 1956. С. 76. <2> См.: Там же. С. 76 - 77.
Наиболее полную содержательную оценку признаку интенсивности дает профессор М.И. Якубович, указывая, что интенсивность нападения обусловливается как объектом посягательства, так и способом действия нападающего <1>. При этом он пишет, что когда речь идет об интенсивности обороны и об интенсивности нападения, то необходимо оценивать все обстоятельства в совокупности, а именно: 1) средства, применяемые при нападении; 2) стремительность нападения и способ применения посягательства; 3) на что посягает преступник и важность объекта посягательства; 4) силы и возможности преступника довести до конца задуманное посягательство; 5) силы и возможности обороняющегося, его возраст и физическую силу; 6) характер обороняемых благ; 7) средства, применяемые обороняющимся <2>. -------------------------------- <1> См.: Якубович М.И. Вопросы теории и практики необходимой обороны. М., 1961. С. 138. <2> См.: Там же. С. 117.
Таким образом, при раскрытии содержания интенсивности посягательства большинство авторов используют признаки, характеризующие характер и степень его общественной опасности. Такое понимание интенсивности посягательства вытекает из текста закона. В ч. 2 ст. 37 УК РФ прямо говорится, что под "превышением пределов необходимой обороны признаются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства". Представляется, что в соответствии с буквальным толкованием этого положения интенсивность посягательства следует определять с помощью системообразующих факторов его общественной опасности. А поскольку состав преступления - это предусмотренная уголовным законом система существенных объективных и субъективных элементов и признаков преступления, образующих и характеризующих его общественную опасность <1>, то содержание интенсивности посягательства можно рассмотреть через признаки состава преступления. -------------------------------- <1> См.: Кузнецова Н.Ф. Состав преступления: спорные вопросы // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 1987. N 4. С. 27.
Установление в деянии посягавшего состава конкретного преступления, предусмотренного Особенной частью Уголовного кодекса РФ, позволяет правильно оценить интенсивность посягательства. 26 октября 1991 года около 3 часов по окончании службы старший оперуполномоченный уголовного розыска Тюменского РОВД Ч. следовал домой на служебном автомобиле под управлением милиционера-водителя Т. По пути они решили заехать на железнодорожный вокзал, с тем чтобы в буфете приобрести сигареты. Припарковав служебный автомобиль на привокзальной площади, Ч. направился в буфет, а Т. пошел в линейный отдел внутренних дел, где работал его знакомый. В буфете Ч. обратил внимание на трех неизвестных ему лиц, находившихся в состоянии опьянения, которые вымогали деньги у пассажиров. Будучи в гражданской одежде, Ч. предъявил указанным лицам служебное удостоверение, потребовав прекратить приставание к гражданам и покинуть помещение буфета. В ответ на это один из указанных граждан попытался завязать драку, хватая Ч. за одежду. Однако при появлении Т., находившегося в форменной одежде, неизвестные покинули здание вокзала. Ч. и Т. вышли на привокзальную площадь, направляясь к служебному автомобилю. Услышав сзади себя шум, Ч. обернулся и увидел, что Т. избивают двое из числа тех лиц, которым он только что делал замечание в буфете. Пресекая противоправные действия неизвестных, Ч. нанес одному из них, как выяснилось впоследствии З., "останавливающий удар". Заметив, что на помощь к ним спешит третий участник инцидента в буфете, оказавшийся, как было установлено впоследствии, Ф., осознавая реальность угрозы, Ч. обнажил закрепленный за ним пистолет Макарова и предупредил нападавших о возможности применения оружия. Предупреждение Ч. не возымело должного действия, и поэтому он произвел два предупредительных выстрела вверх. И на этот раз нападение прекращено не было. Видя, что Ф. продолжает, несмотря на предупреждение, приближаться, Ч. произвел по нему прицельный выстрел в область брюшной полости, причинив менее тяжкие телесные повреждения <1>. -------------------------------- <1> См.: Мастинский М.В., Семенов Д.Е., Юшкова Е.Ю., Юшков Ю.Н. Применение законодательства о необходимой обороне и превышении ее пределов (По результатам обобщения следственной и судебной практики) // Государство и право. 1994. N 3. С. 83.
Применение оружия в данном случае было признано правомерным. Действия посягавших были квалифицированы по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР (1960 г.). Установление в действиях посягавших состава тяжкого преступления в данном случае стало решающим фактором при оценке правомерности действий сотрудников милиции. Следует акцентировать внимание на том, что если имела место необходимая оборона от реальной угрозы непосредственного начала посягательства, то его общественная опасность должна определяться характером и опасностью того преступления, которое было пресечено. Однако правоприменительная практика в большинстве случаев идет по другому пути. Органы следствия признают потерпевшими тех посягавших, которые в результате обороны получили телесные повреждения. Из числа исследованных нами уголовных дел о превышении пределов необходимой обороны и материалов об отказе в возбуждении уголовного дела на основании ст. 37 УК РФ только в 16% случаев действиям посягавших была дана юридическая квалификация. Представляется, что такая практика не способствует правильному определению пределов правомерности необходимой обороны. Поскольку при соотношении интенсивности посягательства и интенсивности защиты первое должно выражаться изначально признаками конкретного состава преступления. Исключение могут составлять лишь случаи обороны от общественно опасных посягательств невменяемых и лиц, не достигших возраста уголовной ответственности. Ввиду отсутствия в их действиях признаков состава преступления они должны оцениваться только исходя из объективных признаков опасности посягательства. В силу указанных обстоятельств представляется, что содержание интенсивности посягательства следует определять объективными и субъективными признаками, характеризующими его общественную опасность. К их числу относятся: 1) объекты и предметы, на которые посягает общественно опасное деяние; 2) деяние, размер грозящего или причиненного вреда, место, способ, орудия, средства и обстановка совершения преступления; 3) вина, мотив, цель; 4) субъект посягательства. Следует также отметить, что состав преступления не исчерпывает вопроса о круге системообразующих факторов общественной опасности деяния. Состав общественно опасного деяния - лишь определенная, но хотя и главная часть преступления. Последнее может охватывать и такие свои проявления и сопутствующие обстоятельства, которые не являются существенными, типичными и постоянными для всего рода или вида подобных негативных явлений, но которые все же, если фактически имеют место, могут оказывать известное влияние на конкретную степень общественной опасности данного конкретного посягательства <1>. -------------------------------- <1> См.: Ляпунов Ю. Общественная опасность как универсальная категория уголовного права. М., 1989. С. 60.
Федеральный закон "О полиции" в ч. 3 ст. 19 прямо указывает, что "сотрудник полиции при применении физической силы, специальных средств или огнестрельного оружия действует с учетом создавшейся обстановки, характера и степени опасности действий лиц, в отношении которых применяется физическая сила, специальные средства или огнестрельное оружие, характера и силы оказываемого ими сопротивления. При этом сотрудник полиции обязан стремиться к минимизации любого ущерба" <1>. -------------------------------- <1> Федеральный закон от 07.02.2011 N 3-ФЗ "О полиции" // СЗ РФ. 2011. N 7. Ст. 900.
Анализ практики применения ст. 37 УК РФ показывает, что придание решающего значения при определении интенсивного предела обороны какому-либо одному признаку, характеризующему посягательство или защиту, как правило, приводит к судебно-следственным ошибкам. Примером может служить следующее дело. Вечером 5 апреля 1992 года Баженов, имея при себе табельное оружие, револьвер системы "Наган", самовольно покинул пост и пришел в ресторан "Центральный" г. Тамбова. Вместе с находящимися в ресторане посетителями он танцевал. Во время очередного танца неустановленный следствием гражданин, находясь сзади Баженова, набросил ему на шею удавку и начал душить. Одновременно с этим кто-то завернул ему за спину левую руку, а другое неустановленное органом следствия лицо пыталось вытащить из кобуры револьвер. Препятствуя завладению оружием, Баженов дотянулся рукой до спускового крючка и с целью привлечения внимания работников милиции произвел выстрел в пол. Однако и после выстрела указанные лица не отказались от своего преступного намерения и продолжали удерживать его сзади. Баженову удалось вырвать револьвер у нападавших и освободиться от удавки. В это время он увидел ранее незнакомого Дутова, который сделал атакующее движение в его сторону. Восприняв действия Дутова как продолжение преступного посягательства по завладению оружием, Баженов с близкого расстояния выстрелил ему в голову, причинив смертельное ранение <1>. Приговором Ленинского районного народного суда г. Тамбова (оставленному без изменения решением Тамбовского областного суда) Баженов осужден по ст. 105 УК РСФСР 1960 г. -------------------------------- <1> См.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1994. N 5. С. 14.
Заместитель председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене судебных решений в отношении Баженова и прекращении дела производством за отсутствием в его действиях состава преступления, считая, что Баженов находился в состоянии необходимой обороны и ее пределов не превысил. Президиум Тамбовского областного суда 21 июня 1993 года протест удовлетворил по следующим основаниям. Признавая Баженова виновным в превышении пределов необходимой обороны, суд сослался на то, что средства защиты превышали средства нападения Дутова, поскольку в руках у потерпевшего ничего не было. С этим согласился и суд второй инстанции. Между тем рассматривавшие настоящее дело суды не дали надлежащей оценки тому обстоятельству, что перед производством выстрела Дутов сделал угрожающее движение в направлении Баженова. По заключению судебно-медицинского эксперта, выстрел в Дутова мог быть произведен в упор или с дистанции, близкой к "упору", т.е. в тот момент, когда потерпевший находился в непосредственной близости от Баженова. В этих условиях действия Дутова Баженов воспринял как агрессивные, направленные не только на завладение оружием, но и на применение насилия, опасного для его жизни и здоровья, которому он только что подвергся со стороны нескольких лиц. Таким образом, в данном случае причиной неправильной правовой оценки ситуации обороны явилось придание решающего значения сравнению средств защиты и посягательства. Впоследствии правильный вывод о правомерности действий защищающегося был сделан лишь с учетом всех фактических обстоятельств дела, свидетельствующих о наличии в действиях посягавших особо тяжкого преступления. В этом отношении полагаем целесообразным определить интенсивность посягательства с помощью системообразующих факторов его общественной опасности. В частности, основываясь на том, что состав преступления - это предусмотренная уголовным законом система существенных объективных и субъективных элементов и признаков преступления, образующих и характеризующих его общественную опасность <1>, представляется обоснованным рассматривать содержание интенсивности посягательства через элементы и признаки конкретного состава преступления, содержащегося в действиях либо непосредственной угрозе посягавшего. -------------------------------- <1> См.: Кузнецова Н.Ф. Состав преступления: спорные вопросы // Вестник московского университета. Сер. 11. Право. 1987. N 4. С. 27.
Это обстоятельство выдвигает на первый план Ю.Н. Юшков, полагающий, что указание на то, что необходимая оборона возможна от общественно опасного посягательства, использовано в общей форме лишь для текста закона. Что же касается применения его к конкретным ситуациям, то суды (равно как и следователи и прокуратура) должны указывать на совершенно определенное общественно опасное деяние, признаки которого усматриваются в действиях нападавшего, ибо в действительности не бывает общественно опасных деяний вообще, а есть только конкретные преступления, предусмотренные Особенной частью УК <1>. -------------------------------- <1> См.: Юшков Ю.Н. и др. Применение законодательства о необходимой обороне и превышении ее пределов // Государство и право. 1994. N 3. С. 85.
Таким образом, для наиболее полного определения интенсивности посягательства необходимо в каждом случае обороны давать юридическую квалификацию действиям либо угрозам посягавшего. Возможно, это изменит существующую практику, при которой согласно выборочным исследованиям, проведенным В.Л. Зуевым по делам рассматриваемой категории, субъекты уголовного судопроизводства в лучшем случае ограничиваются констатацией общественной опасности посягательства вообще (по 25% уголовных дел судами и менее 10% органами предварительного следствия и дознания) <1>. Из числа исследованных уголовных дел о превышении пределов необходимой обороны и отказных материалов (по ст. 37 УК РФ) лишь в 1% случаев действиям посягавших была дана юридическая квалификация. В целях позитивного решения данной проблемы представляется целесообразным предусмотреть обязанность правоохранительных органов квалифицировать деяния посягающих в специальном разъяснении Пленума Верховного Суда РФ. -------------------------------- <1> См.: Зуев В.Л. Необходимая оборона и крайняя необходимость. М., 1996. С. 19.
Противопоставляться интенсивности посягательства должна интенсивность защиты, юридическое содержание которой, на наш взгляд, следует определять через признаки, характеризующие необходимую оборону. Важное значение имеет защищаемое благо, причиняемый в результате защиты вред, орудия, средства, время, место, способ и обстановка обороны. При этом оценку указанным признакам следует осуществлять с учетом их субъективного восприятия обороняющимся. Поскольку субъективный контроль при необходимой обороне характеризуется тем, что обороняющийся оценивает все объективные признаки, находясь в экстремальных быстротечных ситуациях внезапности посягательства и вызванного им душевного волнения или даже аффекта. Для правильной оценки субъективного состояния обороняющегося лица как составляющего признака интенсивности защиты определенное значение имеет исследование криминогенных факторов, предшествующих ситуации необходимой обороны. Так, анализ конфликтной ситуации, предшествующей совершению акта необходимой обороны, показывает, что неблагоприятные внешние условия и другие обстоятельства, характеризующие данную ситуацию, в значительной мере обусловливают выбор конкретного варианта поведения, оказывая решающее влияние на психику, сознание и волю защищающегося лица. Поведение посягающего играет решающую роль в развитии процесса необходимой обороны. Преступное, провокационное, агрессивное, не спровоцированное поведение посягающего по общему правилу инициирует совершение оборонительных действий, что наряду с их целью объективно снижает интенсивность этих действий. Характерным при этом является тот факт, что личность оборонявшегося в целом в абсолютном большинстве случаев характеризуется более положительно, чем личность посягающего <1>. -------------------------------- <1> См.: Истомин А.Ф. Ответственность за убийство при превышении пределов необходимой обороны (уголовно-правовые и криминологические аспекты права): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1995. С. 22 - 24.
Таким образом, вышеизложенное предполагает следующие выводы: а) единым критерием (эталоном) оценки посягательства и защиты при определении пределов допустимого вреда необходимой обороны целесообразно признать их интенсивность; б) основными признаками, определяющими юридическое содержание интенсивности посягательства, надлежит считать признаки конкретного преступления, содержащегося в действиях либо непосредственной угрозе посягающего; в) юридическое содержание интенсивности защиты целесообразно определять через признаки, характеризующие необходимую оборону; г) в целом предел допустимого вреда необходимой обороны должен определяться путем соотношения интенсивности посягательства и защиты. Однако определение критериев оценки посягательства и защиты для правильного установления интенсивного предела обороны недостаточно. Уголовный закон, указывая на "явность" несоответствия защиты и посягательства, не указывает на принцип, руководствуясь которым следует устанавливать соотношение их интенсивности. На уровне научного толкования были сформулированы два принципа: принцип соразмерности и принцип необходимости. Но вопрос о том, какой именно следует использовать при определении предела допустимого вреда обороны, в настоящее время остается дискуссионным. Не дают ответа на поставленный вопрос и акты судебного толкования. Так, Пленум Верховного Суда СССР в п. 7 Постановления от 16 августа 1984 г. N 14 указал, что по смыслу закона превышением пределов необходимой обороны признается лишь явное очевидное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, когда посягающему без необходимости умышленно причиняется тяжкий вред здоровью либо смерть <1>. В данном случае Пленум рекомендует судам руководствоваться принципом необходимости. Однако в п. 9 того же Постановления он указывает, что "судам следует иметь в виду, что в состоянии душевного волнения, вызванного посягательством, оборонявшийся не всегда может точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты" <2>. -------------------------------- <1> См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. N 5. С. 12. <2> Там же.
Подобная непоследовательность не способствует единообразному применению законодательства, обеспечивающего право на защиту. Проведенный нами анализ уголовных дел о превышении пределов необходимой обороны, впоследствии прекращенных на основании ст. 37 УК РФ, решения по которым опубликованы в Бюллетенях Верховных Судов в период с 1977 по 2009 гг., показал, что в 68% дел первоначально вывод о превышении пределов обороны был сделан на основании принципа необходимости, а по остальным на основании отсутствия соразмерности между защитой и посягательством. Характерно, что впоследствии судами вышестоящей инстанции правильное решение о наличии в действиях защищавшихся правомерной обороны было сделано на основании принципа соразмерности в 86% дел и лишь по 14% дел делалась ссылка на принцип необходимости. Сущность принципа необходимости в общем заключается в том, что могут быть оправданы только такие меры обороны, в результате которых причиняется вред, достаточный для пресечения посягательства. Этот принцип в специальной литературе именуется "принципом разумной необходимости". На необходимость его использования при применении ст. 37 УК РФ указывает И.С. Тишкевич, отмечая, что критерием правомерности защиты должна быть необходимость и достаточность тех или иных мер для отражения нападения при данных конкретных обстоятельствах с учетом степени опасности посягательства и имеющихся в распоряжении обороняющегося средств и возможностей защиты <1>. -------------------------------- <1> См.: Тишкевич И. Условия и пределы необходимой обороны. М., 1969. С. 81.
Вместе с тем указанный принцип в значительной мере подвержен субъективному влиянию. При его использовании для определения пределов обороны нельзя дать точных рекомендаций. В каждом конкретном случае следователь или судья, исходя из собственных представлений о необходимости причинения того или иного вреда, должен оценивать правомерность защиты. Между тем как необходимая оборона, так и превышение ее пределов - объективные категории, и их наличие не может зависеть от чьего бы то ни было усмотрения. Принципом, обладающим такими положительными качествами, как определенность, лаконичность и доступность к восприятию, является принцип соразмерности. Характерным является то, что именно на основании этого принципа построено законодательство ряда зарубежных стран (США, Франции, Индии, Канады), регулирующее интенсивный предел обороны. Принцип соразмерности занимал господствующее положение и в доктрине дореволюционного российского уголовного права. Так, Н.С. Таганцев указывал, что при определении пределов правомерности защиты следует придавать основополагающее значение "соотношению размера защиты с размерами нападения" <1>. В теории послереволюционного российского уголовного права принцип соразмерности также был превалирующим. По-разному определялись лишь признаки, подлежащие оценке. -------------------------------- <1> Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. М., 1994. Т. 1. С. 120.
М.Д. Шаргородский, определяя границы защиты, использует принцип соразмерности, однако в качестве ее критериев выделяет два обстоятельства: 1) отсутствие "резкого несоответствия между угрожавшей опасностью и причиненным нападавшему вредом" и 2) соответствие интенсивности защиты интенсивности нападения <1>. -------------------------------- <1> См.: Шаргородский М.Д. Вина и наказание в советском уголовном праве. М., 1945. С. 17.
Буквальное, логическое толкование ч. 2 ст. 37 УК РФ говорит о том, что признавая превышением пределов необходимой обороны лишь умышленные действия, "явно не соответствующие характеру и степени опасности посягательства", закон имеет в виду не что иное, как несоразмерность <1> определенных признаков, характеризующих посягательство и защиту. -------------------------------- <1> Соразмерность - это соответствие какой-нибудь мере, соответствие чему-нибудь См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986. С. 650.
Таким образом, представляется, что при определении пределов допустимой обороны следует руководствоваться принципом соразмерности. В целом, учитывая все вышеизложенное, полагаем, что предел допустимого вреда при защите следует определять на основе установления определенной соразмерности между всеми признаками, характеризующими интенсивность посягательства и защиты. Однако для решения вопроса о пределах правомерности обороны недостаточно установить признаки, составляющие содержание интенсивности посягательства и защиты, а также принцип их сравнения. Необходимым является определение степени правомерного несоответствия и степени уголовно-наказуемого несоответствия интенсивности посягательства и защиты. Так, основываясь на положениях закона, устанавливающего, что "превышением пределов необходимой обороны являются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и степени опасности посягательства", по степени можно выделить два вида несоответствия, имеющих разное уголовно-правовое значение. Это простое несоответствие и явное несоответствие защиты и посягательства. Следовательно, оценивая пределы правомерности необходимой обороны, следует устанавливать одно из двух обстоятельств: имело место несоответствие интенсивности посягательства и защиты либо было допущено явное несоответствие интенсивности защиты и посягательства. В первом случае оборона будет правомерной, во втором имеет место превышение пределов необходимой обороны. Представляется, что несоответствие защиты и посягательства будет в том случае, если имела место несоразмерность каких-либо отдельных признаков, составляющих юридическое содержание интенсивности посягательства и защиты. Таковыми, как было определено ранее, следует признавать: охраняемое благо и благо, которое подвергается угрозе посягательства; угрожаемый вред и вред, причиненный в результате обороны; способы и средства посягательства. Явное несоответствие защиты и посягательства, на наш взгляд, может иметь место только при несоразмерности всех признаков, составляющих содержание интенсивности защиты и посягательства. Приведенный механизм определения интенсивного предела правомерности необходимой обороны основан на буквальном толковании положений уголовного закона. Поскольку законодатель, предусматривая ответственность за превышение пределов необходимой обороны, указал на "явность" несоответствия защиты и посягательства. "Явность" в русском языке понимается как что-то "совершенно очевидное, бесспорное". Проекция этого определения в область определения пределов допустимости необходимой обороны может означать, что явное несоответствие защиты характеру и степени опасности посягательства может иметь место только при несоразмерности всех признаков, составляющих содержание интенсивности посягательства и защиты. Так как при соответствии хотя бы одного "совершенной очевидности, бесспорности" уже не будет. Представляется, что подобный подход, конкретизируя объективные критерии, принцип и механизм определения пределов допустимой защиты, существенно сужает рамки субъективного усмотрения правоприменителя при отграничении необходимой обороны от превышения ее пределов и тем самым снижает вероятность ошибок при применении нормы, регламентирующей необходимую оборону. Сформулированный механизм определения несоответствия и явного несоответствия интенсивности посягательства и защиты также соответствует субъективному пониманию признака "явности". В частности, он предполагает осознанное восприятие субъектом объективных признаков совершаемого им деяния, делающего его очевидно (бесспорно) несоразмерным посягательству. Такое понимание субъективного аспекта признака "явности" в юридической литературе является общепризнанным <1>. При раскрытии субъективного содержания указанного признака следует учитывать, что любое посягательство весьма сильно возбуждает психику обороняющегося, выводит ее из равновесия. "Серьезные искажения в связи с этим обстоятельством могут происходить в субъективном образе происходящего противоборства. Эти искажения в восприятии касаются намерений и целей противника, результатов его действий, деструктивная сила которых может значительно преувеличиваться" <2>. -------------------------------- <1> См.: Волков Б.С. Мотив и квалификация преступлений. Казань, 1968. С. 143; Кириченко В.Ф. Курс советского уголовного права. М., 1971. С. 47; Побегайло Э.Ф., Ревин В.П. Необходимая оборона и задержание преступника в деятельности органов внутренних дел. М., 1987. С. 38; и ряд других. <2> Юридическая конфликтология. М., 1995. С. 49.
Находясь в таком состоянии в относительно непродолжительный промежуток временных границ защиты, обороняющийся далеко не во всех случаях способен подвергнуть субъективной оценке все признаки, характеризующие интенсивность посягательства, и избрать им соразмерные. Это обстоятельство отмечает и Пленум Верховного Суда СССР, указывая в Постановлении от 16 августа 1984 г. N 14, что "судам следует иметь в виду, что в состоянии душевного волнения, вызванного посягательством, обороняющийся не всегда может точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты" <1>. -------------------------------- <1> Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. N 5. С. 11.
В этом отношении представляется, что предложенный механизм определения явного несоответствия защиты и посягательства как несоразмерности всех объективных признаков, составляющих содержание интенсивности посягательства и защиты, учитывает психическое состояние обороняющегося лица. Это обосновывается тем, что защищающемуся достаточно определить какой-либо один, по его представлению, наиболее опасный признак посягательства и избрать соразмерный ему способ защиты. При этом другие признаки им в расчет могут не приниматься, поскольку если имеется хотя бы один признак интенсивности защиты, соразмерный соответствующему признаку посягательства, то явного несоответствия защиты и посягательства уже объективно существовать не должно. Обоснованность данного вывода подтверждается судебной практикой, опубликованной в бюллетенях Верховных Судов СССР и РФ за период 1970 - 2009 гг. Анализ уголовных дел, квалифицированных как превышение пределов необходимой обороны и впоследствии прекращенных на основании ст. 37 УК РФ (ст. 13 УК РСФСР), показывает, что основной причиной ошибок послужило придание решающего значения какому-либо одному объективному признаку интенсивности защиты, который являлся несоразмерным соответствующему признаку интенсивности посягательства. Однако впоследствии вышестоящие суды, установив в таких делах наличие хотя бы одного признака защиты, соразмерного соответствующему признаку посягательства, прекращали такие дела за отсутствием состава преступления. Используя указанный механизм определения интенсивного предела необходимой обороны, можно выделить определенный круг посягательств, характеризующихся такими признаками, противопоставить которым защищающийся может только соразмерные. Следовательно, защищаясь от таких посягательств, обороняющийся объективно не может превысить пределы необходимой обороны. В определенной степени подобную позицию отстаивают и ученые-криминалисты, предлагающие определить интенсивный предел обороны, исходя из общественной опасности конкретных видов посягательств. Так, В.И. Ткаченко считает, что следует признавать оборону правомерной независимо от степени причиненного вреда посягающему в случаях, если имело место "покушение на убийство, изнасилование, бандитизм, разбойное нападение, хулиганство с применением оружия, захват заложников, похищение человека, похищение чужого имущества в крупном размере" <1>. -------------------------------- <1> Ткаченко В.И. Необходимая оборона // Законность. 1997. N 3. С. 28.
Е.И. Бахтерова полагает, что при обороне от насильственных посягательств, создающих угрозу причинения смерти или тяжкого вреда здоровью, возможно причинение нападающему любого вреда. Насильственные посягательства на половую свободу или неприкосновенность, по ее мнению, учитывая их физические и моральные последствия, соизмеримы с посягательством на жизнь, и поэтому при обороне от подобных посягательств лишение нападающего жизни не будет чрезмерным <1>. -------------------------------- <1> См.: Бахтерова Е.И. Превышение пределов необходимой обороны: проблемы квалификации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 1997. С. 25.
С.И. Никулин указывает, что с позиции нравственности вполне обоснованно снять всякие ограничения в использовании права на необходимую оборону при защите как самого себя, так и третьих лиц при нападении, непосредственно угрожающем жизни причинением тяжкого телесного повреждения, а также вооруженном или сопряженном с проникновением в жилище или иное обитаемое помещение <1>. -------------------------------- <1> См.: Никулин С.И. Этико-нравственный аспект совершенствования уголовного законодательства. М., 1994. С. 20.
Анализ приведенных точек зрения позволяет сделать вывод о том, что во всех случаях в качестве критериев определения посягательств, от которых может быть допустима оборона путем причинения любого вреда посягающему, указанные авторы выделяют конкретные признаки, составляющие содержание интенсивности посягательств. При этом выделяются такие признаки посягательства, которым противопоставить при защите можно только соразмерные. В частности, допускается причинить посягающему вред любой степени тяжести, если посягательство было сопряжено с угрозой причинения смерти или тяжкого вреда здоровью. Насильственное проникновение в жилище, как правило, сопряжено с угрозой возникновения посягательства, опасного для жизни и здоровья. При вооруженном нападении все применяемые при защите орудия и средства не могут быть несоразмерными. Трактовка данной позиции, согласно предложенному механизму определения несоответствия и явного несоответствия защиты характеру и степени общественной опасности посягательства, означает: при обороне от указанных посягательств превышения пределов необходимой обороны быть не может. В этом отношении лишь частично верным является замечание И.С. Тишкевича относительно того, что "возможны отдельные случаи, когда и при защите от тяжких преступлений нет необходимости, например, причинять смерть посягающему, а можно обойтись более мягкими средствами и причинить ему телесные повреждения. Все зависит от интенсивности посягательства, обстановки, в которой приходится защищаться, и соотношения сил обороняющегося и нападающего" <1>. -------------------------------- <1> Тишкевич И.С. Условия и пределы необходимой обороны. М., 1969. С. 102.
В данном случае справедливо отмечено, что при защите от посягательств, создающих угрозу жизни и здоровью, иногда бывает достаточным причинить вред меньший, чем лишение жизни посягающего. Однако закон не может предусмотреть правила поведения для каждого конкретного случая обороны. Он устанавливает лишь предельно допустимый вред защиты, который обосновывается характером и степенью общественной опасности отдельных видов посягательств. При этом все издержки реализации права гражданина на необходимую оборону следует возлагать на лицо, которое спровоцировало такую ситуацию. Такое профессиональное (судебное) толкование будет вполне отвечать общежитейскому пониманию института необходимой обороны и нравственным воззрениям общества <1>. -------------------------------- <1> См.: Наумов А.В. Уголовное право. Часть общая: Курс лекций. М., 1996. С. 341.
Полагаем, что в перспективе вопрос о более четкой конкретизации пределов правомерности необходимой обороны должен быть решен на законодательном уровне. В уголовно-правовой литературе отмечается, что определенная подвижка в этом направлении могла быть осуществлена при переходе к так называемой перечневой (казуальной) системе определения интенсивного предела необходимой обороны <1>. -------------------------------- <1> См.: Побегайло Э.Ф. Избранные труды. СПб., 2008. С. 817.
Использование перечневой системы было свойственно и для дореволюционного уголовного законодательства России. Так, в ст. 107 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. закреплялись следующие положения: "При необходимой личной обороне употребление силы и каких бы то ни было мер для отражения нападения, равно и нанесение притом нападающему ран, увечья и самой смерти не вменяется в вину, когда от нападения действительно подвергались опасности жизнь, здоровье или свобода оборонявшегося, или же нападение сделано вором или разбойником, или нападающий вторгнулся с насилием в жительство оборонявшегося. Необходимость обороны признавалась также и в случае, когда застигнутый при похищении или повреждении какого-либо имущества преступник силою противился своему задержанию или прекращению начатого им похищения или повреждения" <1>. Статья 109 регламентировала оборону со стороны женщины против посягающего, осуществляющего насильственное воздействие на ее целомудрие и честь <2>. -------------------------------- <1> Российское законодательство X - XX веков. М., 1988. Т. 6. С. 195. <2> См.: Там же. С. 164.
Анализ процитированных норм Уложения показывает, что оборона при причинении любого вреда посягающему признавалась необходимой, если осуществлялась защита жизни, здоровья, свободы, неприкосновенности жилища, целомудрия женщин. При обороне же имущества допускалось причинение любого вреда посягающему, если имело место: а) нападение, совершаемое вором или разбойником; б) нападающий вторгся с насилием в жилище обороняющегося; в) застигнутый при повреждении или похищении какого-либо имущества преступник силою противился своему задержанию или прекращению начатого им похищения или повреждения. Представляется, что использование подобного способа построения нормы, устанавливающей интенсивный предел правомерности необходимой обороны, несомненно, создаст в современный период дополнительные гарантии для граждан, реализовавших свое право необходимой обороны. В этой связи лишь отчасти можно положительно оценить изменения, внесенные в ст. 37 УК РФ Федеральным законом от 14 марта 2002 г., которые констатировали, что оборона является правомерной при причинении любого вреда посягающему, но лишь когда "посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия". Положительным является тот факт, что данное законодательное положение предопределяет, что правоприменители при квалификации необходимой обороны прежде всего должны анализировать не поведение обороняющегося, а признаки деяния, совершенного посягающим. В случае признания этого деяния опасным для жизни обороняющегося или других лиц либо его сопряженности с непосредственной угрозой применения такого насилия вопрос о возможности превышения пределов правомерности не рассматривается. Вместе с тем отчасти следует согласиться с Э.Ф. Побегайло, указывающим, что, поступив так, законодатель в значительной степени ослабил защиту таких важных для человека и общества благ, как безопасность здоровья, личная свобода и неприкосновенность, собственность, общественный порядок и спокойствие, неприкосновенность жилища, общественная безопасность и пр. <1>. Действительно, при рассмотрении в судах подобных случаев акцент логически переносится на превышение пределов обороны. В связи с этим обоснованным является предложение о расширении на законодательном уровне перечня посягательств, обороняясь от которых можно причинить любой вред посягающему. -------------------------------- <1> См.: Побегайло Э.Ф. Избранные труды. СПб., 2008. С. 817.
§ 3. Теоретические проблемы правовой оценки действий сотрудников полиции, осуществляющих должностные полномочия в условиях мнимой обороны
В теории уголовного права высказано мнение, что сам термин "мнимая оборона" является неточным, поскольку в подобных ситуациях "действия лица, направленные на пресечение посягательства и заключающиеся в причинении вреда, вполне реальны, а воображаемым, кажущимся является как раз посягательство" <1>. По этой причине некоторые ученые отмечают, что речь должна идти не о "мнимой обороне", а об "обороне от мнимого посягательства" <2>. -------------------------------- <1> Юсупов Р.М. Оборона от мнимого посягательства // Вестник Московского университета МВД России. 2003. N 1. С. 47. <2> См., например: Ткаченко В.И. Теоретические основы необходимой обороны и квалификации преступлений, совершенных при превышении ее пределов: Дис. ... докт. юрид. наук. М., 1982. С. 290; Халиков К. Необходимая оборона по советскому уголовному праву: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата, 1970. С. 18.
Согласиться с изложенным мнением вряд ли будет правильным, поскольку едва ли стоит ставить под сомнение, что понятие "оборона" самым тесным образом связано с понятием "посягательство". При мнимой обороне, безусловно, имеет место добросовестное, вполне реальное в субъективном смысле стремление лица защитить охраняемые уголовным законом общественные отношения, однако указанное обстоятельство никоим образом не свидетельствует и не позволяет судить о реальности обороны в собственном смысле слова, которая лишь в представлении конкретного лица таковой являлась. В данном случае лицо лишь выдает желаемое за действительное. Потому, собственно, термин "оборона" и используется вместе с качественным "мнимая". Перенос качественного "мнимый" и постановка его в отношении категории "посягательство", с одной стороны, учитывает преобладающий доктринальный подход в определении природы данного правового явления, но, с другой стороны, позволяет заключить, что оборона возможна и в том случае, когда, собственно, никакого посягательства не было, а это противоречит прямому значению этого понятия. До настоящего времени нельзя однозначно утверждать, что категория мнимой обороны четко определена наукой уголовного права. Так, Н.Н. Паше-Озерский мнимую оборону определял как "оборону против воображаемого, кажущегося, но в действительности (объективно) несуществующего посягательства, то есть результат ошибки" <1>. З.Г. Алиев данное правовое явление предлагает рассматривать как психическое отношение лица к своему деянию (действию или бездействию) и его последствиям, имеющее в интеллектуальном и (или) волевом моменте порок, обусловленный заблуждением, то есть неправильной интерпретацией юридического факта либо неправильной оценкой поведения другого лица как общественно опасного посягательства на охраняемые законом права и интересы, связанного с причинением вреда такому лицу либо с угрозой причинения такого вреда <2>. -------------------------------- <1> Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962. С. 100. <2> Алиев З.Г. Квалификация при фактической ошибке в случае мнимой обороны // Российское право в Интернете. 2007. N 1: http://www.rpi.msal.ru/prints/200701crim_law2.html.
В онтологическом смысле мнимая оборона может быть истолкована как закономерное следствие взаимодействия такой исторически сложившейся общественно полезной практики, как необходимая оборона, и той особенности любого человека, суть которой еще в древности выразил римский ритор Марк Анней Сенека: "Errare humanum est" (человеку свойственно ошибаться). При этом по существу содержание мнимой обороны составляет совокупность двух ошибок: гносеологической и аксиологической. Ошибка мнимо обороняющегося в положительной оценке совершаемых им действий обусловлена ошибкой в восприятии конкретных фактических обстоятельств. Общепринятое в теории уголовного права разделение ошибок на фактические и юридические сразу обусловливает постановку вопроса о возможности юридической ошибки, составляющей содержание мнимой обороны. Допустим, лицо, осуществляя защиту принадлежащего ему имущества, добросовестно полагало, что уголовный закон позволяет ему причинить любой вред нападающему без какого-либо ограничения. Имеет место субъективное убеждение личности, как известно, не отвечающее содержанию ст. 37 УК РФ. Недостаточное знание закона порождает у лица уверенность в правомерности своего поведения. Как представляется, нет и не может быть веских аргументов для признания подобного заблуждения должным основанием для защиты от уголовного преследования со ссылкой на мнимую оборону. В противном случае открывается обширное пространство для многочисленных злоупотреблений, выявление которых будет почти невозможным в практическом смысле. В доктрине уголовного права мнимая оборона традиционно раскрывается как ошибка лица относительно действительности посягательства. Вместе с тем обоснованно был поставлен вопрос, правильно ли раскрывать сущность мнимой обороны, руководствуясь исключительно этим признаком. Так, В.И. Ткаченко содержание мнимой обороны раскрывал путем выделения ошибки относительно самого факта посягательства, относительно личности нападавшего, относительно наличности посягательства <1>. -------------------------------- <1> См., например: Ткаченко В.И. Теоретические основы необходимой обороны и квалификации преступлений, совершенных при превышении ее пределов: Дис. ... докт. юрид. наук. М., 1982. С. 293; Ткаченко В.И. Ответственность за вред, причиненный при мнимой обороне // Советская юстиция. 1969. N 21. С. 11.
В свою очередь, М.И. Якубович последовательно обосновывал, что мнимая оборона возможна и в том случае, когда лицо заблуждается относительно характера и степени общественной опасности посягательства <1>. -------------------------------- <1> Якубович М.И. Вопросы теории и практики необходимой обороны. М., 1961. С. 156.
Справедливой представляется точка зрения Л. Шуберта, который писал, что ошибка лица, составляющая содержание мнимой обороны, может относиться не только к существованию нападения, но и к направленности нападения (на жизнь или имущество), к неправильно понятой соразмерности защиты или к употреблению при защите жизни более интенсивного средства обороны, чем это вызывалось необходимостью, а также к наличию нападения (защищающийся может ошибочно предполагать, что нападающий будет продолжать посягательство, то есть имеется реальная угроза продолжения нападения) <1>. Вряд ли следует ставить под сомнение, что каждое из указанных выше условий может выступать предметом ошибочного представления лица, действующего в состоянии мнимой обороны. -------------------------------- <1> Шуберт Л. Об общественной опасности преступного деяния // Социалистическая законность. 1973. N 12. С. 78.
Отметим, что наиболее критически в отечественной теории уголовного права было оценено предложение относить к мнимой обороне ошибку в характере и степени общественной опасности посягательства. В частности, Т.Г. Шавгулидзе, рассматривая дискуссионный пример из судебной практики, указывал: "...работник милиции оборонялся не от мнимого, а от реального нападения, но ошибался в орудии нападения, что и обусловило ошибку в оценке интенсивности нападения. Работник милиции считал нападение более интенсивным, чем оно было в действительности. Но такая ошибка не может превратить реальное нападение в мнимое" <1>. -------------------------------- <1> Шавгулидзе Т.Г. Необходимая оборона. Тбилиси, 1966. С. 153.
Вряд ли можно согласиться с представленной точкой зрения. При наличии ошибки в интенсивности нападения лицо обороняется не от объективно существующего посягательства, которого в его сознании просто нет, а от нападения "мыслимого", в соответствии с "общественной опасностью" которого оно и избирает необходимые меры защиты. Наличие действительного посягательства, безусловно, служит должным основанием, чтобы судить о возникновении права необходимой обороны. Однако с того момента, когда лицо в своем сознании в силу объективных тому предпосылок создало образ посягательства совершенно иного по своей интенсивности и стало осуществлять от него "соразмерную защиту", вряд ли стоит утверждать о реализации права необходимой обороны, поскольку в данном случае она уже нисколько не необходима. Имевшее место реальное посягательство должно рассматриваться лишь как один из элементов всей сложившейся обстановки, который в совокупности с другими обстоятельствами вызвал заблуждение, составляющее содержание мнимой обороны. Т.Г. Шавгулидзе, обращаясь к вопросу юридической оценки действий, совершенных под влиянием заблуждения в интенсивности нападения, все же признавал, что в таком случае лицо должно быть освобождено от уголовной ответственности вследствие отсутствия вины в превышении пределов необходимой обороны <1>. -------------------------------- <1> Шавгулидзе Т.Г. Необходимая оборона. Тбилиси, 1966. С. 153.
Вместе с тем в соответствии с обозначенной позицией адекватная правовая оценка поведению лица дана быть не может, поскольку автоматически исключается возможность выяснения вопроса об умышленном причинении чрезмерного вреда, не обусловленного необходимостью отражения даже предполагаемого лицом посягательства. Это не совсем оправданно. Сама же постановка вопроса об ответственности за подобное превышение возможна лишь в контексте мнимой обороны. Вряд ли стоит ставить под сомнение, что лицо, допустим, добросовестно заблуждаясь в характере и опасности посягательства, может совершить умышленные действия, заведомо для него не связанные с субъективно воспринятой опасностью, руководствуясь мотивами мести, расправы и т.д. Поэтому необходимо говорить не просто об исключении ответственности лица за превышение пределов необходимой обороны, а именно о мнимой обороне, вопрос установления которой всегда сопряжен с правовой оценкой предпринятых мер защиты. Следует отметить, что ситуация, связанная с ошибкой в орудии нападения, в настоящее время частично урегулирована Федеральным законом "О полиции", принятым 28 января 2011 г. Так, Федеральный закон "О полиции", установив в п. 6 ч. 1 ст. 23 одним из оснований применения огнестрельного оружия случаи отражения вооруженного нападения, в ч. 2 ст. 23 дает определение вооруженного нападения, под которым предлагается понимать нападение, совершаемое с использованием оружия любого вида либо предметов, конструктивно схожих с настоящим оружием и внешне неотличимых от него <1>. Очевидная ценность данного нормативного положения заключается в том, что Закон устанавливает более серьезные правовые гарантии для сотрудников полиции при применении огнестрельного оружия в случае возможной ошибки в оценке того или иного предмета как оружия. Совершенно естественно, что такая ошибка порождает у сотрудника полиции ложное представление о наличии посягательства, сопряженного с насилием, опасным для жизни или здоровья и в связи с этим ошибочное суждение о допустимости принятия таких мер, как применение огнестрельного оружия. -------------------------------- <1> Федеральный закон от 07.02.2011 N 3-ФЗ "О полиции" // СЗ РФ. 2011. N 7. Ст. 900.
Системное толкование положений Федерального закона "О полиции" позволяет утверждать, что действия сотрудника полиции будут признаны правомерными только лишь в случае установления того обстоятельства, что на момент применения огнестрельного оружия сложившаяся обстановка давала достаточные основания полагать, что имело место реальное общественно опасное посягательство с применением оружия, и сотрудник полиции не осознавал, не должен был и не мог осознавать ошибочности своего убеждения. Косвенно данный вывод подтверждается разъяснением, сформулированным Пленумом Верховного Суда РФ в Постановлении от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое", согласно которому, если лицо лишь демонстрировало оружие или угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия, например макетом пистолета, игрушечным кинжалом и т.п., не намереваясь использовать эти предметы для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, его действия (при отсутствии других отягчающих обстоятельств) с учетом конкретных обстоятельств дела следует квалифицировать как разбой, ответственность за который предусмотрена ч. 1 ст. 162 УК РФ, либо как грабеж, если потерпевший понимал, что ему угрожают негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия <1>. Таким образом, Верховный Суд РФ вполне определенно указал на зависимость окончательного вывода по квалификации действий виновного от особенностей восприятия самим потерпевшим характера и степени опасности выраженной угрозы применения насилия. -------------------------------- <1> Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 2. С. 7.
Как представляется, установление того обстоятельства, что сотрудник полиции, применивший огнестрельное оружие, заведомо осознавал, что ему или другим лицам угрожают негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия, позволит признать такие действия неправомерными. Использование лицом "предметов, конструктивно схожих с настоящим оружием и внешне неотличимых от него", выступает не как самостоятельное основание применения сотрудниками полиции огнестрельного оружия, а имеет значение в разрешении вопроса о формировании у сотрудника полиции добросовестного заблуждения в наличии реального нападения, совершаемого с использованием оружия, то есть посягательства, опасного для жизни или здоровья. Возвращаясь к вопросу о содержании ошибки при мнимой обороне, необходимо отметить, что в теории уголовного права обоснована позиция о скрытой бланкетности нормы о необходимой обороне, поскольку в настоящее время есть ряд законов, которые дополнительно конкретизируют основания причинения вреда объекту уголовно-правовой охраны <1>. Так, например, правила применения сотрудниками полиции физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия отдельно регламентируются Федеральным законом "О полиции" <2>. В связи с этим, исходя из особенностей субъекта причиняющего вред, можно выделить специальную мнимую оборону, которая имеет место при ошибке лица относительно реальности оснований применения физической силы, специальных средств или огнестрельного оружия, которыми оно специально наделено в соответствии с положениями административного законодательства, по своему содержанию конкретизирующих право необходимой обороны, регламентированное ст. 37 УК РФ. Так, наряду с посягательством, сопряженным с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, в качестве оснований применения сотрудниками полиции огнестрельного оружия в ст. 23 Федерального закона "О полиции" названы случаи "пресечения попытки завладения огнестрельным оружием, транспортным средством полиции, специальной и боевой техникой, состоящими на вооружении (обеспечении) полиции", "отражения группового или вооруженного нападения на здания, помещения, сооружения и иные объекты государственных и муниципальных органов, общественных объединений, организаций и граждан", "пресечения побега из мест содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений или побега из-под конвоя лиц, задержанных по подозрению в совершении преступления, лиц, в отношении которых применена мера пресечения в виде заключения под стражу, лиц, осужденных к лишению свободы, а также для пресечения попытки насильственного освобождения указанных лиц" <3>. Следовательно, при разрешении вопроса о наличии извинительной мнимой обороны в действиях сотрудника полиции, применившего огнестрельное оружие, необходимо и достаточно установить добросовестное заблуждение относительно хотя бы одного из указанных оснований его применения, специально предусмотренных Федеральным законом "О полиции" и по существу конкретизирующих общие основания права необходимой обороны, вытекающие из содержания ст. 37 УК РФ. -------------------------------- <1> См., например: Наумов А.В. Нормы других отраслей права как источник уголовного права // Законность. 2002. N 7. С. 38 - 39. <2> Федеральный закон от 07.02.2011 N 3-ФЗ "О полиции" // СЗ РФ. 2011. N 7. Ст. 900. <3> Там же.
В качестве примера подобного рода специальной мнимой обороны можно привести следующий случай из судебно-следственной практики, ранее неоднократно обсуждавшийся в теории уголовного права. Находясь в нетрезвом состоянии, Войтюк и Заика ошибочно приняли чистившего у дороги мотоцикл инспектора ГАИ Силенко за своего товарища, с которым они ранее служили в армии. Надумав "пошутить", они подошли к работнику милиции и потребовали передать ключи от служебного мотоцикла и табельное оружие. В ответ Силенко вынул из кобуры пистолет, немного отступил, быстро привел оружие в боевое положение и без предупреждения произвел выстрел в наступавшего на него с ножом человека. Войтюк крикнул: "Толя, это не он!" - и, испугавшись выстрела, стал убегать, а раненный в живот Заика упал возле мотоцикла. Действительно, обстановка происшествия свидетельствовала в данном случае о том, что Силенко не осознавал, а также не должен был и не мог осознавать ошибочности своего предположения о наличии общественно опасного посягательства. Фактическая ошибка Силенко в данном случае исключает как умышленную, так и неосторожную вину за причинение вреда здоровью Заики <1>. -------------------------------- <1> Пример приведен по: Куц Н.Т. Основания и порядок применения огнестрельного оружия работниками органов внутренних дел. Киев, 1976. С. 15 - 16.
В целом мнимую оборону можно определить как деяние, причинившее вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям, совершенное с целью защиты прав личности, интересов общества или государства от общественно опасного посягательства, не существующего в действительности, ошибочное представление о реальности которого у лица возникло исходя из сложившейся обстановки происшествия. Очевидно, что мнимая оборона прежде всего выступает следствием проявления человеческой субъективности. Подобного рода заблуждение отличает способность и возможность получения правильного, верного знания. Она не необходима для других лиц, и, следовательно, отдельная личность в той или иной мере ответственна за указанную ошибку. Степень ответственности, в свою очередь, выступает мерилом любой иной ответственности лица, в том числе и уголовной. Вместе с тем содержание мнимой обороны не может составлять не подкрепленное никакими объективными основаниями, ложное представление лица об опасности. Если состояние правомерной обороны обусловлено необходимостью защиты от реального посягательства, то суть мнимой обороны заключена в специфической обстановке, которая объективно могла вызвать подобного рода ошибку. Заблуждение, явившееся продуктом исключительно воображения личности, даже при условии самой откровенной веры лица в истинность своей "голой" фантазии не может и не должно оправдывать его поведение. Такие действия не имеют никакого отношения к мнимой обороне и с субъективной стороны должны квалифицироваться как умышленные преступления. В данной связи представляется обоснованной позиция А.А. Арямова, согласно которой "не спровоцированное насилие, вызванное исключительно повышенной мнительностью квазиобороняющегося при отсутствии реальных признаков нападения, когда с точки зрения обыкновенного разумного человека в конкретной обстановке ничего не предвещало нападения, должно оцениваться как умышленное преступление на общих основаниях" <1>. Небезынтересен следующий пример из судебной практики. -------------------------------- <1> Арямов А.А. Правомерное причинение вреда. Челябинск, 2004. С. 74.
Работник милиции Афонюшкин был командирован в Полтавскую область. На станции, где он вечером сошел с поезда, местные жители рассказали ему, что в лесу, через который ему предстояло идти, действует группа грабителей. Когда Афонюшкин проходил лесом, впереди показалась фигура человека, которого он принял за грабителя. Афонюшкин предложил шедшему остановиться и произвел предупредительный выстрел. Однако тот продолжил движение. Афонюшкин произвел прицельный выстрел из пистолета, в результате чего убил неизвестного, который, как выяснилось, оказался глухой шестидесятилетней Кузьменко <1>. -------------------------------- <1> Пример приведен по работе: Куц Н.Т. Уголовная ответственность за причинение вреда при мнимой обороне // Материалы теоретической конференции по итогам научно-исследовательской работы профессорско-преподавательского состава за 1971 год. Киев, 1972. С. 134.
Обстоятельства события, в особенности действия самой потерпевшей, не создавали обстановки кажущегося нападения. Причинение вреда в данном случае только лишь из страха, что называется, "на всякий случай", было допущено без достаточных к тому оснований и должно рассматриваться как умышленное преступление. Рассмотрение мнимой обороны как следствия человеческой субъективности, безусловно, верно. Однако следует признать, что проблема формирования ложного знания не исчерпывается представленной выше концепцией. Ложное знание, неверное убеждение лица в действительности общественно опасного посягательства при мнимой обороне - не только продукт человеческой субъективности, но и проявление объективно непреодолимых трудностей в познании. В контексте определения состояния мнимой обороны вышеуказанные положения имеют непосредственное теоретическое и практическое значение. Уверенность в реальности общественно опасного посягательства есть не только восприятие поведения конкретного человека, но и всегда предположение относительно его намерений, поскольку, как известно, человеческая субъективность проявляется в человеческой деятельности. Вместе с тем воспринятая подобным образом сторонним наблюдателем, она, безусловно, может существенно отличаться от своего истинного содержания. Необходимо отметить, что подобная невозможность проникновения в чувства и помыслы конкретного лица и может порождать соответствующее ложное знание, составляющее содержание мнимой обороны. Впоследствии потерпевший может раскрыть свои истинные намерения, объяснить свое поведение, ранее принятое за посягательство, что существенным образом изменит оценку тех или иных обстоятельств. Однако подобное нисколько не устраняет адекватность, относительную истинность знания мнимо обороняющегося лица, которое ранее не только не располагало указанной информацией, но и не могло ею располагать. Совершенно очевидно, что мнимо обороняющийся в сознании не составил той картины, которая бы полностью отражала объективную реальность, но лишь по той причине, что на тот период времени сама реальность для него была возможна лишь в подобной форме. Следовательно, можно заключить, что подобного рода ошибка, составляющая содержание мнимой обороны, не связана с искажением отображаемого предмета в сознании личности, она принципиально не может быть объяснена с указанных позиций. Ее суть кроется не в искажении отображения на определенном уровне познания, а в непреодолимой ограниченности полученного отображения, которое следует принять как данность, учитывая, что оно порождается сложностью самого познавательного процесса. Принимая во внимание неистинность полученного отображения, необходимо констатировать, что незнание того, что принципиально не могло быть познанным в определенный период времени, не должно быть поставлено в вину личности. Обращаясь к вопросу квалификации случаев мнимой обороны, необходимо отметить следующее. Известно, что пробелы в законодательстве неизбежно заставляют правоприменителя прибегать к юридическим фикциям, искать решения правовых проблем, по существу, в аналогии закона, скрытой за сложными юридическими конструкциями. В полной мере такое положение вещей относится к характеристике правил квалификации случаев мнимой обороны. В действующем ныне уголовном законодательстве отсутствует специальная норма, регламентирующая основания ответственности за причинение вреда в состоянии мнимой обороны. Таким образом, уголовный закон не дает ответа на практически важные вопросы: на каком основании и при каких условиях лицо, действующее в состоянии мнимой обороны, не подлежит уголовной ответственности и за что, на каком основании и в каком объеме это лицо должно нести ответственность за причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Рекомендации по данным вопросам выработал Пленум Верховного Суда СССР, который в своем Постановлении от 16 августа 1984 г. "О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств" разъяснил, что суды должны различать состояние необходимой обороны и мнимой обороны, когда отсутствует реальное общественно опасное посягательство и лицо лишь ошибочно предполагает наличие такого посягательства. В тех случаях, когда обстановка происшествия давала основание полагать, что совершается реальное посягательство, и лицо, применяющее средства защиты, не сознавало и не могло сознавать ошибочность своего предположения, его действия следует рассматривать как совершенные в состоянии необходимой обороны. Если при этом лицо превысило пределы защиты, допустимой в условиях реального посягательства, оно подлежит ответственности как за превышение необходимой обороны <1>. -------------------------------- <1> Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. N 5. С. 5.
В доктрине уголовного права неоднократно указывалось на несовершенство подобного рода решения Пленума 1984 года и его очевидное противоречие принципу законности. Вместе с тем хотелось бы обратить внимание, что предложенный правовой механизм юридической оценки мнимой обороны в большинстве случаев в силу объективных тому причин не находит своей реализации на практике. Норма о необходимой обороне не содержит той совокупности признаков, которые составляют сущность мнимой обороны. В то же время применение нормы всегда предполагает обнаружение и закрепление в установленном законом порядке присущих ей признаков. Несмотря на наличие разъяснения Пленума 1984 года, как показывает практика, должностные лица зачастую отказывают в признании необходимой обороны в случаях имевшей место извинительной ошибки лица в реальности посягательства, то есть там, где ее фактически не было. Такую позицию сложно подвергнуть критике, поскольку, как известно, применению подлежит закон, а не мотивы закона, а также различного рода правовые механизмы, разработанные практикой и наукой уголовного права. В юридической литературе достаточно давно был поставлен вопрос, правомерно ли реальность (необходимую оборону) приравнивать к тому, чего вообще нет в окружающей действительности, а существует лишь в воображении лица. По справедливому замечанию Ю.И. Ляпунова, сама мысль об этом является нелепой. Если вдуматься в суть формулы правовой оценки мнимой обороны, предложенной Пленумом 1984 года, легко обнаруживается внутреннее противоречие, рассогласование, содержанием которого является отрыв социального содержания от его юридической формы. Вместе с тем это вопрос принципиальный. Необходимая оборона представляет собой деяние общественно полезное, одобряемое нормами морали и права. В отличие от необходимой обороны мнимая оборона не служит действительной защите охраняемого уголовным законом блага и не является правом на причинение вреда, поскольку она не может выражать подобное право по существу, по своей юридической природе <1>. -------------------------------- <1> Ляпунов Ю.И. Социалистическая законность и уголовный закон // Советское государство и право. 1989. N 2. С. 63.
Уравнивание необходимой и мнимой обороны приводит к абсурдным выводам при разрешении вопросов, связанных с возмещением причиненного ущерба. По своему характеру вред, причиняемый лицу при мнимой обороне, может быть не только физическим, но и зачастую имущественным и, пожалуй, в каждом случае моральным. Как известно, порядок возмещения имущественного ущерба при необходимой обороне УК РФ прямо не регулирует. В Постановлении Пленума Верховного Суда СССР N 14 также отсутствуют какие-либо разъяснения по данному вопросу. Вместе с тем путем логического толкования ст. 37 УК РФ следует признать, что любое причинение имущественного, а равно морального вреда с целью защиты охраняемых законом интересов находится в рамках правомерной необходимой обороны и возмещению не подлежит. Думается, что в отличие от случаев необходимой обороны при мнимой обороне лицо, сохраняя за собой право на защиту от уголовного преследования за содеянное, обязано возместить тот имущественный и моральный вред, который оно причинило своими действиями потерпевшему. Исключениями в обозначенном правиле должны выступать случаи мнимой обороны, возникшие по причине осознанных действий потерпевшего по инсценировке нападения, а равно допущенной лицом ошибки в характере и степени общественной опасности действительного посягательства. В таких случаях стоимость лечения должна взыскиваться судом с посягавшего лица, а иски потерпевшего о возмещении причиненного ему имущественного и морального вреда не должны удовлетворяться вообще. Следовательно, нет и не может быть равных правил юридической оценки для случаев мнимой и необходимой обороны, как не могут быть равными их правовые последствия. Поэтому можно признать правильной позицию тех авторов, которые предлагают уголовно-правовую оценку случаев мнимой обороны давать исключительно по правилам о фактической ошибке, видом которой она, собственно, является <1>. Согласно данному подходу лицо, действовавшее в состоянии мнимой обороны, может, во-первых, не подлежать уголовной ответственности в том случае, когда будет установлено, что оно извинительно заблуждалось относительно реальности посягательства, и, во-вторых, отвечать за неосторожное преступление, если оно не осознавало, но, исходя из обстановки происшествия, должно было и могло осознавать ошибочность своего предположения. -------------------------------- <1> См., например: Владимиров В.А., Ляпунов Ю.И. Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния. М., 1970. С. 37; Дагель П.С., Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974. С. 211; Орехов В.В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния. СПб., 2003. С. 120.
Экстраполяция правил юридической оценки необходимой обороны на случаи мнимой обороны, чем, по существу, состоялось их фактическое приравнивание, позволила отдельным авторам поставить под сомнение возможность ответственности мнимо обороняющегося за неосторожное преступление. Так, В.А. Якушин указывает, что, распространив правила необходимой обороны на мнимую оборону, нельзя отступать от него и "урезывать" это правило применительно к мнимой обороне. "Действительно, - отмечает он, - не ставим же мы вопрос о неосторожном причинении вреда при необходимой обороне" <1>. -------------------------------- <1> Якушин В.А. Ошибка по советскому уголовному праву. Казань, 1988. С. 100.
К таким далеко небесспорным выводам приводит, с одной стороны, не совсем удачное разъяснение по данному вопросу Пленума 1984 года, а с другой, пробельность уголовно-правовой регламентации мнимой обороны. Мнимая оборона является самостоятельным правовым явлением. Поэтому возможность уголовной ответственности лица за совершение преступления по неосторожности при мнимой обороне не "урезывает" правила оценки мнимой обороны, а выражает сущность данного правового явления. В целом можно выделить следующие правила квалификации мнимой обороны. 1. Причинение вреда при мнимой обороне не влечет уголовной ответственности в тех случаях, когда сложившаяся обстановка давала лицу достаточные основания полагать, что имело место реальное общественно опасное посягательство, и оно не осознавало, не должно было и не могло осознавать ошибочности своего убеждения. 2. Причинение вреда при мнимой обороне влечет уголовную ответственность за превышение пределов необходимой обороны в тех случаях, когда лицо не осознавало, не должно было и не могло осознавать ошибочности своего убеждения, но при этом умышленно причинило вред, явно не соответствующий характеру и опасности предполагаемого им посягательства. В целом такие деяния должны рассматриваться как умышленные, совершенные лицом, добросовестно заблуждавшимся в реальности общественно опасного посягательства, юридически значимого обстоятельства, являющегося конструктивным признаком привилегированного состава преступления. 3. Если в сложившейся обстановке лицо не осознавало, но должно было и могло осознавать ошибочность своего убеждения относительно реальности посягательства, оно подлежит уголовной ответственности за причинение вреда по неосторожности. Мнимая оборона, которая полностью исключает наступление уголовной ответственности за причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям, является не только извинительной, но и характеризуется тем, что лицо своими действиями не превысило пределы защиты, которые были бы допустимы при реальном посягательстве, аналогичном ошибочно воспринятому. В качестве примера можно привести следующий ранее обсуждавшийся в доктрине уголовного права случай. Милиционер С., проходя ночью мимо Госбанка, услышал, что из помещения доносится женский крик о помощи. Он подбежал к дверям Госбанка, сделав на бегу предупредительный выстрел вверх. Затем, рванув дверь, которая оказалась незапертой, С. несколько раз крикнул в темноту: "Выходи, стрелять буду!". Никто не ответил. Почти сразу же какой-то человек метнулся из темноты в сторону С., последний выстрелил в него. Этим выстрелом С. тяжело ранил милиционера Е, находившегося на посту на охране Госбанка. Оказалось, что Е. пустил в Госбанк свою знакомую и угощал вином, а когда она стала уходить, Е. потащил ее обратно, в связи с чем она закричала о помощи. В действиях С., несмотря на тяжесть наступивших последствий, состав преступления отсутствовал. Вся обстановка происшествия давала достаточные основания С. полагать, что совершается особо тяжкое преступное посягательство (налет на Госбанк). Он был уверен, что действует правильно, в соответствии с требованиями закона <1>. -------------------------------- <1> Пример взят из книги: Учебно-методические материалы по дисциплине "Уголовное право России (Общая часть)" / Сост. Э.Ф. Побегайло и др. М., 1996. С. 113 - 114.
Дискуссионным вопросом в доктрине уголовного права является возможность установления превышения пределов необходимой обороны при констатации самой мнимой обороны. Такой подход имеет своих противников. Так, Н.Н. Паше-Озерский высказал точку зрения, что понятия "мнимая оборона" и "превышение пределов необходимой обороны" исключают друг друга. Он считал, что где есть мнимая оборона, там нет и не может быть превышения пределов необходимой обороны, поскольку содеянное не может быть квалифицировано по правилам необходимой обороны, а должно оцениваться по правилам о фактической ошибке <1>. -------------------------------- <1> Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962. С. 100.
Подобной же точки зрения придерживался и Т.Г. Шавгулидзе, который указывал: "Если не существует состояния необходимой обороны, нет и возможности превышения ее пределов. При мнимой обороне можно говорить только о мнимых пределах мнимой обороны. Но перенесение в реальность мнимых пределов мнимой обороны и уравнение их с пределами необходимой обороны будет также неправильно, как и уравнение мнимой обороны с необходимой обороной" <1>. -------------------------------- <1> Шавгулидзе Т.Г. Необходимая оборона. Тбилиси, 1966. С. 153.
Позднее не менее убедительно высказывается по данному вопросу и Э.Ф. Побегайло, который в одной из последних работ обращает внимание на трудности, связанные с доказыванием подобного рода отношения личности, и приходит к выводу, что в подобном случае вообще не следует говорить об ответственности за превышение пределов необходимой обороны, поскольку, как утверждается, правоприменителю предлагается "гадать на кофейной гуще", оценивая не то, что было в действительности, а заниматься рассмотрением всевозможных предположений <1>. -------------------------------- <1> Побегайло Э.Ф. Пределы необходимой обороны // Российский ежегодник уголовного права. 2007. N 2. С. 244.
Однако же юридическая оценка мнимой обороны по правилам фактической ошибки вовсе не исключает возможной ответственности лица за превышение пределов обороны. Главным тому аргументом выступает правоприменительная практика <1>. -------------------------------- <1> Социалистическая законность. 1961. N 11. С. 89.
Следует отметить, что в подобных случаях должен ставиться вопрос не о наличии состояния необходимой обороны и допущенном превышении ее пределов, а о фактической ошибке лица в реальности общественно опасного посягательства, обстоятельства юридически значимого, являющегося конструктивным признаком привилегированного состава преступления. Установление подобного рода превышения пределов необходимой обороны, безусловно, сопряжено с вполне понятными трудностями. Как говорится, чужая душа - потемки. Однако позволим себе утверждать, что иного выхода у правоприменителя просто нет, если, конечно, не предать забвению принцип субъективного вменения. Психическое отношение мнимо обороняющегося имеет существенные особенности, не учитывать которые просто недопустимо. Как нетрудно заметить, лицо, заблуждаясь в реальности посягательства, при осуществлении защиты не просто не осознает и не предвидит наступления определенных последствий. Напротив, лицо желает причинить вполне конкретный вред, который вместе с тем в его сознании является вынужденной (разрешенной) мерой в достижении цели пресечения посягательства. Таким образом, мнимо обороняющийся не осознает и не предвидит не последствия как таковые, а лишь их общественную опасность. А это, в свою очередь, не может не накладывать дополнительные условия. Лицо должно не только добросовестно заблуждаться относительно самого факта нападения либо характера и степени его общественной опасности, но и предпринять меры, соответствующие его интенсивности, которая, безусловно, объективно является фикцией, но имеет обязательное значение для самого "обороняющегося". В известном смысле было бы логичным предложить квалифицировать подобные действия мнимо обороняющегося как покушение на превышение пределов необходимой обороны. Одним из общих правил квалификации, получивших в теории уголовного права всеобщее признание, является теоретическое положение, согласно которому преступление, не доведенное до конца по причине фактической ошибки лица в объективных признаках состава преступления, признается покушением на совершение преступления с указанными обстоятельствами, если лицо действовало умышленно. Таким образом, совершение преступления при ошибочном предположении лица о наличии привилегирующих преступление обстоятельств следовало бы рассматривать как покушение на совершение привилегированного состава преступления. Однако в теории уголовного права относительно возможности покушения на убийство или причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны нет единодушия. По мнению И.С. Тишкевича, покушение на совершение подобного рода преступлений невозможно из-за особенностей субъективной стороны и самого состояния необходимой обороны <1>. Аналогичную точку зрения обосновывал и В.И. Ткаченко <2>. -------------------------------- <1> Тишкевич И.С. Уголовная ответственность за превышение пределов необходимой обороны // Советская юстиция. 1967. N 13. С. 19. <2> Ткаченко В.И. Ответственность за превышение пределов необходимой обороны // Социалистическая законность. 1977. N 10. С. 61.
В свою очередь, Н.И. Загородников занимал противоположную позицию по данному вопросу, признавая допустимым покушение на убийство при превышении пределов необходимой обороны, исходя из общего правила о возможности покушения на преступления при прямом умысле <1>. Следует отметить, что обозначенная точка зрения находила свое подтверждение в материалах правоприменительной практики того времени. -------------------------------- <1> Загородников Н.И. Преступления против жизни по советскому уголовному праву. М., 1961. С. 202.
Если опустить известное разъяснение Пленума 1984 года по данному вопросу и попытаться быть юридически точным, то необходимо признать, что мнимо обороняющийся, совершая действия, характер которых свидетельствует о допущенной явной чрезмерности примененного насилия в сравнении с интенсивностью предполагаемого им посягательства, совершить оконченное преступление, предусмотренное ст. ст. 108, 114 УК РФ, не может, поскольку объективно отсутствует конструктивный привилегирующий признак данных составов преступлений, а именно реальное общественно опасное посягательство. Принимая во внимание, что квалификация содеянного согласно общим нормам, то есть по ст. ст. 105, 111 УК РФ, противоречит принципу субъективного вменения, самым естественным шагом было бы признать в действиях мнимо обороняющегося именно покушение на совершение преступлений, предусмотренных ст. ст. 108, 114 УК РФ. Однако при подобном решении усматривается явное противоречие между юридической точностью и чувством справедливости. Эксцесс необходимой обороны - деяние, бесспорно, общественно опасное, чем и обусловлена установленная за него уголовная ответственность при наступлении определенного рода последствий. Вместе с тем все же следует признать, что подобные действия лица связаны с отражением реального посягательства, то есть изначально объективно направлены на защиту конкретного социально значимого блага. Именно этим, в социальном смысле положительным значением, собственно, и продиктована логика законодательной регламентации данных специальных норм. С другой стороны, мнимая оборона зачастую связана с причинением вреда ни в чем неповинным лицам, внутренне присущим свойством которой при любых обстоятельствах выступает ярко выраженная общественная опасность, обусловившая к тому же умышленные действия лица, направленные на причинение еще большего, явно чрезмерного вреда в сравнении с интенсивностью даже предполагаемого, "мыслимого" нападения. При всей кажущейся юридической правильности, пожалуй, представляется очевидной вся сомнительность квалификации содеянного как покушения, срок и размер наказания за которое по правилам назначения наказания за неоконченное преступление не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания за оконченное преступление (ч. 3 ст. 66 УК РФ). Поэтому следует все же отказаться от такого пути решения вопроса о возможности установления превышения пределов необходимой обороны при констатации мнимой обороны. Установив ответственность как за превышение пределов необходимой обороны, Пленум Верховного Суда СССР, безусловно, допустил аналогию уголовного закона, о чем справедливо писали в юридической литературе <1>. Принимая во внимание формально-юридическое несовершенство данного решения, следует все же признать его правильность. -------------------------------- <1> Побегайло Э.Ф. Пределы необходимой обороны // Российский ежегодник уголовного права. 2007. N 2. С. 244.
К тому же обозначенная выше аналогия не является неразрешимой проблемой. В данной связи наиболее обоснованной представляется точка зрения, высказанная Ю.И. Ляпуновым, который, в целом соглашаясь с теми специалистами, которые предлагают мнимую оборону рассматривать по правилам о фактической ошибке, относительно возможного превышения пределов защиты в указанных ситуациях все же поддержал позицию Пленума 1984 года, вместе с тем указав на необходимость самостоятельной законодательной регламентации подобного правила в целях недопущения аналогии уголовного закона. Примечательно, сам Ю.И. Ляпунов все же констатировал, что указанное правило оценки превышения пределов при мнимой обороне основано на определенного рода юридической фикции, которую автор, судя по всему, считал вынужденной необходимостью <1>. -------------------------------- <1> Ляпунов Ю.И. Социалистическая законность и уголовный закон // Советское государство и право. 1989. N 2. С. 63.
Фикция есть намеренно созданное измышленное положение, построение, не соответствующее действительности и обычно используемое с какой-нибудь определенной целью <1>. Представляется, целью разработанного в науке уголовного права и судебной практике правила оценки превышения пределов при мнимой обороне выступает вынесение единственно возможного справедливого решения по делу, которое не только отвечало бы фактическим результатам содеянного, но и находилось бы в согласии с особенностями субъективного отношения личности. Подобный юридический прием, противоречащий конкретной естественной реальности, в случае мнимой обороны используется для достижения вполне конкретных юридических последствий, а именно гарантирует такое положение, когда человек отвечает не только за то, что своими действиями причинил вред, а именно за те поступки, которые явились итогами его собственной воли и сознания. Однако есть объективная необходимость в самостоятельной законодательной регламентации подобного правила юридической оценки действий мнимо обороняющегося. -------------------------------- <1> Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М., 2001. С. 744.
И наконец, представляется важным обратить внимание на следующие проблемы, связанные с юридической оценкой действий сотрудников полиции, осуществляющих должностные полномочия в условиях мнимой обороны. В доктрине уголовного права справедливо указывается, что очень сложно отличить необходимую оборону от мнимой и к тому же практически невозможно разграничить ситуации, когда обороняющийся мог и должен был осознавать свое заблуждение, а когда не мог <1>. В данном аспекте самого пристального внимания заслуживают так называемые логико-методологические основы квалификации, которые в науке уголовного права уже получили свое всестороннее исследование <2>. -------------------------------- <1> Попов А.Н. Преступления против личности при смягчающих обстоятельствах. СПб., 2001. С. 283. <2> См., например: Наумов А.В., Новиченко А.С. Законы логики при квалификации преступлений. М., 1978.
Разумеется, установление мнимой обороны связано с определением несоответствующего действительности знания, то есть ошибки. Вместе с тем ошибка как мысль человека, которая не равна истине, являет собой категорию в высшей степени субъективную, что и порождает известные затруднения на практике. Столь тесная связь ошибки, составляющей суть и содержание мнимой обороны, с внутренним миром личности заставляет совершенно обоснованно поставить вопрос о возможности ее установления мерами процессуальными и криминалистическими. Очевидно, что при отрицательном ответе на данный вопрос есть все основания утверждать о невозможности законодательного определения мнимой обороны, поскольку тем самым будет создана защита от уголовного преследования, объективная проверка которой будет принципиально невозможна. Представляется, что в качестве фундаментального основания квалификации случаев мнимой обороны должен выступить диалектический метод познания, предполагающий всестороннее рассмотрение любого явления. Юридическая оценка мнимой обороны не может быть определена свойствами лишь наступивших общественно опасных последствий или на основе возникшего субъективного убеждения личности. Согласиться с первой точкой зрения нельзя, поскольку в таком случае создается возможность объективного вменения. Вместе с тем также совершенно неоправданно принимать во внимание только свойства задуманного и требовать правовой оценки исключительно исходя из анализа имевшего место субъективного отношения личности, поскольку такое решение может часто быть в противоречии не только с принципом справедливости, но и со здравым смыслом. Несомненно, что правоприменителю необходимы объективные основания для оценки мнимой обороны, так сказать, внешний инструмент для критики, который при этом находился бы в согласии с принципом субъективного вменения. Единственно возможным мерилом юридической оценки случаев мнимой обороны все же должна выступать сама личность мнимо обороняющегося. При этом сказанное отнюдь не означает, что любое суждение лица надлежит признавать истинным, в таком случае правовая оценка была бы сведена к простой фиксации ее субъективных переживаний. Напротив, каждое заявленное лицом суждение в свою защиту должно быть подвергнуто всесторонней проверке. В данном аспекте именно личность мнимо обороняющегося, сочетающая в себе совокупность индивидуальных качеств, должна послужить орудием ее проведения. Задачей наивысшей важности является выяснение реального отражения в сознании лица объективной действительности, лишенного всего того, что могло быть умышленно привнесено с той целью, чтобы уклониться от заслуженной ответственности. Злая воля, если таковая имелась, обнаружится именно в противоречии предложенного лицом в ходе допроса образа происшедшего события тому образу, который беспристрастно составит правоприменитель через призму субъективности личности. Подобного рода исследование позволит правоприменителю составить мнение относительно вероятности наличия умысла, когда факт сознания лицом конкретных фактических обстоятельств будет очевиден либо будет установлен факт возможности такого сознания для констатации имевшей место неосторожности. Обращаясь к необходимости установления мельчайших особенностей психического отношения личности, следует отметить, что, несмотря на трудности, связанные с ее определением на практике, вряд ли будет правильным утверждать об их непреодолимом характере. В основу подобного рода рассуждений положено следующее. Прежде всего, одним из главных положений является признание того, что психические процессы вторичны, производны от явлений внешнего мира. Поэтому всякий волевой акт личности характеризуется сложным психологическим процессом, существенной частью которого является динамическое отражение объективной действительности. Именно совокупность внешних обстоятельств, воздействующих на человека, ключевым образом определяет его поведение. Поэтому следует признать, что, несмотря на многочисленные индивидуальные особенности отдельного лица, всякий сознательный волевой акт имеет свои исключительно внешние причины, свое объективное объяснение. Правовая оценка случаев мнимой обороны не лишена этой объективной основы. Утверждение лица о восприятии конкретных событий определенным образом должно иметь под собой разумные основания. При мнимой обороне к объективным сведениям может относиться не только информация о действиях лица, причинившего вред, но и о поведении самого потерпевшего, особенностях обстановки происшествия и т.д. К ним также принадлежит информация об особенностях здоровья лица, которая может быть получена путем ознакомления с различного рода медицинской документацией. В теории уголовного права была высказана точка зрения, что констатация мнимой обороны возможна лишь при том условии, если будут установлены конкретные действия, которые были предприняты потерпевшим именно с той целью, чтобы создать видимость общественно опасного посягательства (например, лицо, желая подшутить над товарищем, устраивает засаду и инсценирует разбойное нападение). Как представляется, мнимая оборона может иметь место и в том случае, когда сам потерпевший вообще не направлял каких-либо усилий на то, чтобы создать условия для подобного рода ошибки. В обязательном порядке необходимо учитывать время суток, в которое был причинен вред, а также возраст самого мнимого обороняющегося. Как известно, время суток существенно влияет на эмоциональное состояние человека. В ночное время у человека зачастую возникает преувеличенное чувство страха, наблюдается иллюзия восприятия пространственных и временных форм. Подобное обусловливает неверный прогноз развития ситуации, снижение контроля за собственными действиями. При определении состояния мнимой обороны представляется крайне важным выяснение сведений о наличии специальных познаний у мнимо обороняющегося. В отличие от необходимой обороны при мнимой обороне не могут быть установлены равные требования ко всем лицам. Наличие специальных познаний у определенных лиц накладывает на них дополнительную, более широкую ответственность в случае совершения ошибки. В частности, сотрудники полиции в силу специфики деятельности имеют специальные познания в области устройства и работы различных видов огнестрельного оружия. В тех случаях, когда им угрожают, допустим, грубо изготовленным макетом, в отличие от остальных граждан, в случае ошибки к ним могут быть предъявлены более жесткие требования, поскольку они обладают объемом специальных знаний, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. При оценке поведения мнимо обороняющегося следует учитывать и его возраст. Как известно, с возрастом уменьшается переключаемость внимания и увеличиваются эмоциональные расстройства в форме тревожно-депрессивных состояний. Указанные факторы снижают способность правильно оценивать ситуацию и увеличивают вероятность ошибок в принятии решения. Безусловно, одни и те же факторы могут оказывать совершенно противоположное психологическое воздействие на человека. Более того, один и тот же человек в одних и тех же ситуациях, но в разное время может вести себя по-разному. Причина этого в решающей роли личностных, индивидуальных особенностей. Поэтому без психологического исследования невозможно ответить, как та или иная ситуация, тот или иной фактор воздействуют, с какой силой, какая реакция может возникнуть у человека. Думается, что для правильного разрешения случаев мнимой обороны необходимо использовать специальные познания в области психологии путем привлечения к уголовному делу в качестве специалиста психолога (ст. 58 УПК РФ) либо назначения судебно-психологической экспертизы (в порядке ст. 195 УПК РФ). Судебно-психологическая экспертиза в данном случае может решить ряд важных задач: прежде всего, дать характеристику психологических составляющих возникшей ситуации и ее влияния на возможное поведение; раскрыть психологический механизм принятия решения в конкретной обстановке; определить, осознавало ли лицо возможность причинения равного или большего вреда. Другим суждением, в известном смысле не вызывающим сомнений, является утверждение, что мышление человека, выступая как специфическое отражение объективной реальности в сознании, протекает не хаотично, а закономерно. В законах формальной логики выражены существенные, устойчивые и необходимые черты внутренней структуры мыслительного процесса. Обладая характером всеобщности в сфере мышления, обозначенные законы являются обязательными с точки зрения их соблюдения на любом уровне познавательного процесса. Выделение в науке обозначенных законов позволяет утверждать, что обладая определенным объемом информации при прочих равных условиях, лица приходят к вполне конкретным заключениям, которыми они и руководствуются в своей деятельности. Таким образом, следует признать, что объективное установление обстоятельств происшедшего события при мнимой обороне все-таки возможно. Основываясь на фундаментальных законах, определяющих механизм человеческого мышления, правоприменитель может составить суждение о возможности допущенной ошибки, объекте имевшего место заблуждения и его характере. Следует, безусловно, согласиться с тем обстоятельством, что подобного рода юридическая оценка не лишена доли субъективности, которая состоит в самостоятельном выборе правоприменителем путей обоснования, интерпретации установленных по делу фактов. Однако в данном случае нет оснований сравнивать правовую оценку содеянного с произволом, поскольку правоприменитель в равной мере связан объективно установленными фактами по делу и законами формальной логики, на основании которых он и обязан выводить свои заключения. Следует особо отметить, что в тех случаях, когда правоприменитель не может с полной уверенностью установить факт имевшего место заблуждения лица, однако имеются веские основания для предположения о возможном существовании последнего, как представляется, решение должно быть принято в порядке конституционного правила о сомнениях (ст. 49 Конституции РФ). Применение уголовно-правовой нормы о мнимой обороне принципиально не связано с возбуждением уголовного дела. С теоретической точки зрения в большинстве случаев актом применения данной нормы должно выступать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Вместе с тем необходимо трезво оценивать ситуацию, учитывая современные реалии правоприменительной практики. Так, нельзя игнорировать тот факт, что в настоящее время на стадии до возбуждения уголовного дела уголовно-процессуальный закон существенно ограничивает полномочия лица, производящего предварительное расследование, в части установления круга обстоятельств, изучение которых необходимо для принятия решения. В частности, только в рамках возбужденного уголовного дела может быть проведена экспертиза и получено заключение эксперта, например, о тяжести причиненного вреда здоровью потерпевшего. Следовательно, есть веские основания полагать, что при рассмотрении подобного рода случаев зачастую правоприменитель будет принимать решение о возбуждении уголовного дела со всеми вытекающими отсюда последствиями (придание лицу статуса подозреваемого, принятие решения об избрании меры пресечения и т.д.). Вместе с тем подобная ситуация вовсе не свидетельствует, что возникшие регулятивные отношения будут преобразованы в охранительные уголовно-правовые отношения, юридическим фактом возникновения которых является совершение преступления. Очевидно, что ошибочная квалификация совершенного деяния, как содержащего состав преступления, не может вызывать подобные преобразования.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-19; Просмотров: 346; Нарушение авторского права страницы