Власть медиа в мире: объективные и субъективные предпосылки

К объективным предпосылкам, в первую очередь, необходимо отнести эффект массофикации, проблему массового общества. Для этого предлагаю обратиться к трудам М.А.Хевеши, а именно, к его статье «Массовое общество. Трактовка масс в социальной философии второй половины ХХ века».

 «Истолкование “массового общества” имело место и до второй половины XX века. Фактически уже Ницше поднимает многие проблемы, связанные с этой темой, как и вся социально-психологическая и философская литература, о которой мы вели речь, а книга Ортеги “Восстание масс” дает многостороннюю трактовку такого общества. И тем не менее “массовое общество” стало предметом специального исследования именно в 50—60-е годы. Связано это с тем, что наряду с массовым производством возникло в невиданных ранее масштабах и массовое потребление. Массовое потребление является и источником, и продуктом массовых форм их удовлетворения, ибо массовый спрос неразрывен с массовым предложением».[11]

М.А.Хевеши связывает эффект массофикации с глобальным увеличением масштабов человеческой деятельности, который произошел уже в индустриальном обществе. Появилась надобность услугах массового характера, а не только для конкретных социальных классов, как это было в обществе, построенном на аграрной экономике.

Немаловажную роль сыграло появление конвейерного производства. Происходит стандартизация продукции на производстве. Массовое потребление распространяет процесс стандартизации, нивелировки не только на производство, но на все сферы жизни. М.А.Хевеши пишет о том, что общество массового потребления с ростом средних слоев породило «массовое общество» с «массовой культурой», стандартизацию вкусов, привычек, образа мышления, в котором господствуют одинаковые стереотипы. Рост средних слоев, о которых пишет исследователь, подразумевает класс специалистов, который возник уже в постиндустриальном обществе. В первую очередь, это люди с техническим образованием.

Далее происходит процесс усреднения образа жизни класса общества, который является фундаментальным – специалистов. В результате массофикации и стандартизации, средства массовой информации стали культурной доминантой. Распространение технологий сплотило универсальную аудиторию, потребляющую одну и ту же информацию. Массофикация является неотъемлемым социальным процессом и в настоящем времени. «Омассовление предполагает включение все большего числа людей в однотипные производственные, потребительские, информационные, культурные процессы, неизбежно порождающие однотипные уклады и стили жизни, нормы и ценности, которые применяются людьми».

Медиа приобретают власть, так как информация становится товаром. В этом контексте появляется политический вопрос об устройстве демократии, потому что СМИ оказывают значительное влияние на процесс стандартизации, посредством изготовления и продажи информационного продукта. Многие исследователи сходятся в том, что в постиндустриальном и информационном обществе происходит резкое усиление роли государства в контроле над обществом, который эффективно осуществлять посредством медиа-каналов. Контролирование массы во многом проще и практичней, чем убеждение индивидуума.

А.И.Черных в своей книге, «Власть демократии – власть медиа?», так же ставит под вопрос роль медиа в политическом процессе. «Именно развитие прессы как арены свободных дискуссий и обсуждений стало толчком становления демократии, для которой принципиальна роль общественного мнения как vox populi. Процесс складывания современного общественного мнения, выступающего в качестве «последней инстанции» демократической власти, занял довольно большой отрезок времени и оказался неразрывно связан с исторически первым ограничением традиционного всевластья правящих — появлением «четвертой власти» прессы. Понятие этой новой формы власти возникает в XVIII в. в Британии и фиксирует значение для общества первого массового медийного средства — газет, создатели и издатели которых стремились не только информировать читателей, но и защитить их интересы и свободы как граждан от чрезмерной и репрессивной роли государства. Признанием приобретенного прессой весьма значительного влияния не только на общество, но и на власть (сопоставимого с деятельностью трех других сословий), и стало возникшее метафорическое обозначение ее роли как «четвертой власти» (авторство приписывают то писателю Генри Филдингу, то политическому мыслителю Эдмунду Берку)».[12]

Так же, А.И.Черных ссылается на модель Ю.Хабермаса, которая описывает формирование гражданского общества, публичную сферу. Публичная сфера подразумевает пространство между расширяющейся в условиях экономического роста приватной сферой человека и государства. Публичная сфера является дискуссионным полем, формирует в рамках «мыслящей части общества» новый социальный феномен – общественное мнение, которое стремится контролировать деятельность «самовластных» правительств. В первую очередь речь идет об обществе граждан Великобритании и США 17-19ого века. Исторически, именно в этих государствах общественное мнение сформировалось раньше всего.

Отмечу, что Ю.Хабермас в своей книге «Теория коммуникативного действия» делает упор на культурные коммуникативные знания. Самым важным фактором в процессе коммуникации исследователь считает взаимопонимание. Поэтому в его работе имеется упор на культурную составляющую этого процесса. Он вводит определение «жизненного мира», чтобы объяснить образцы толкования той или иной информации. Ю.Хабермас определяет жизненный мир, как – «языково организованный и передаваемый от поколения к поколению посредством культурных традиций запас образцов толкования».[13] И предлагает несколько вытекающих из определения пунктов:

· коммуникатор всегда обладает жизненным миром;

· жизненный мир имеет общий характер. Он является постоянным фоном коммуникации. Общность жизненного мира предшествует любому разногласию. В отличие от знания она не может быть отвергнута опытом, в крайнем случае – шоковым образом нарушена;

· жизненный мир формирует контекст коммуникации, границы, за которые нельзя выйти.

То есть знания и культурный запас человека влияет на коммуникацию посредством фонового убеждения. Формальные понятия мира и жизненный мир участников коммуникации имеют разный характер. Тем не менее жизненный мир является ресурсом для практики коммуникации. При взаимопонимании участники коммуникации пребывают в культурном предании, которое они обновляют в процессе коммуникации и используют. Так же, участники коммуникации основываются на принадлежности к социальным группам, координируют свои действия по принципу принадлежности к социальным группам. Таким образом подростки учатся ценностям своей социальной группы и проходят самоидентификацию. Ю.Хабермас делает вывод о том, что коммуникативное действие служит передаче и обновлению культурных знаний, социальной интеграции, - образованию личностной идентичности.

Исследователь предлагает концепцию образования новых форм коллективной идентичности в качестве возможного пути развития. Он предполагает, что новыми центрами управления станут объединения обществественности, которые будут строить коммуникацию, опираясь на дифференциацию жизненного мира. Административная власть, устроенная по законодательным принципам, не может игнорировать эти общественные объединения. Таким образом, фактически, Ю.Хабермас вводит понятие гражданского общества и общественного мнения, которые используются социальными и политическими теоретиками.

Примечательно, что именно английский философ и публицист Эдмунд Берк, глядя на галерею прессы в Палате общин, сказал: «Вот сидит четвертое сословие, оно могущественнее всех трех вместе взятых». В Британии дискуссионный вопрос о влиянии медиа на общественное мнение появился в первую очередь. Если обратить внимание на тенденции, которые имеют место быть в постиндустриальном обществе (и, частично, сохраняют свое положение в настоящем времени), то есть на стандартизацию производства, эффект массофикации и другие, то невозможно отрицать, что медиа оказывают огромное влияние на формирование картины мира и социальных порядков.

Возвращаясь к эффекту массофикации, предлагаю обратить внимание на статью Д.Макдональда, опубликованную в 1944г. «Теория популярной культуры». В своей статье исследователь вводит термин массовой культуры. Д.Макдональд показывает отсутствие связи между современными технологиями и политическими системами, национальными границами и даже с экономическим развитием. Технология, приведенная к единообразию и стандартизации, порождает унифицированные вкусы и потребности аудитории.[14]

Интересно то, что в условиях стандартизации и формирования массовой культуры начал происходить процесс коммерциализации искусства, в первую очередь, литературного труда. Эту тенденцию отметил П.А.Сорокин в середине 20ого века: «Как коммерческий товар для развлечений, искусство все чаще контролируется торговыми дельцами, коммерческими интересами и веяниями моды… Подобная ситуация творит из коммерческих дельцов высших ценителей красоты, принуждает художников подчиняться их требованиям, называемым вдобавок через рекламу и другие средства массовой информации».[15]

Тенденцию коммерциализации искусства обозначает большинство исследователей культуры 20ого века. М.Пахтер и Ч.Лэндри в своей книге, «Культура на перепутье. Культура и культурные институты в ХХI веке», пишут: «Современные культурные тенденции имеют кумулятивный характер и уже привели к созданию критической массы изменений, затронувших самые основы содержания и деятельности культурных институтов. К наиболее значимым из них, на наш взгляд, относятся: коммерциализация культуры, демократизация, размывание границ – как в области знания, так и в области техники, - а также преимущественное внимание к процессу, а не к содержанию».[16]

Таким образом, к объективным предпосылкам усиления власти медиа в мире в первую очередь необходимо отнести эффект массофикации, стандартизации, появление гражданского общества и общественного мнения, и формирование «культуры большинства» - поп-культуры. Большинство исследователей, изучавших массовое общество, критиковало это общество во многих аспектах. Большинство сходится в том, что улучшение материального благосостояния сопровождается духовной деградацией, а человек деперсонализируется. Современная жизнь оказалась весьма сложной для ее постижения, человек-масса выстраивает ее по усредненной модели, подгоняя ее к привычным стандартам и шаблонам. Массовое сознание подвергается невиданному ранее манипулированию.

Для определения субъективных предпосылок появления власти у медиа следует разобраться в способах управления общественным мнением. Никлас Луман уже ранее упоминался в этой работе, но его труды были посвящены не только определению коммуникативного процесса, но и воздействию медиа на реальный мир.

Социолог разделяет понятие реального мира (действительности) и реальности, которую транслируют средства массовой коммуникации. Действительная реальность по Н.Луману базируется на теории социальной коммуникации (она описана в пункте 1.1.). В коммуникации такого образца имеется возможность прогнозировать качество восприятия информации. В коммуникации посредством медиа, такая возможность отсутствует. Вторая реальность (смоделированная) создается самими медиа из информационного пространства, ей придается самостоятельный статус. Зачастую это известный сюжет, который обыгрывается новым способом. Медиа используют именно ту реальность, которую они же и создают, теряют связь с действительностью.

Здесь видна корреляция наблюдаемого мира (медиа – трансляции) и существующего на самом деле. В итоге, масс-медиа занимаются производством иллюзии, которая для кого-то схожа с реальностью. Н.Луман подводит к тому, что медиа, использующие свою особую реальность, параллельную с действительностью, определяют и контролируют значимость информации, то есть имеют существенную власть в информационном обществе. «Вторая реальность постигается как нечто независимо существующее, но на самом деле является просто конструкцией, порожденной массмедиа. Луман придерживается позиции так называемого радикального конструктивизма, которую в данном случае формулирует следующим образом: когнитивные системы не в состоянии различить условия существования и условия познания своих объектов. У них нет доступа к иной реальности, кроме той, какую они сами же конструируют. Это и есть вторая реальность массмедиа. И следует не критиковать их за искажение подлинной реальности, а изучать те способы, какими они конструируют свою реальность».[17]

Если первую субъективную предпосылку усиления власти медиа можно напрямую связать с медиазависимостью, то вторая доказывает существование медианасилия посредством «эффекта CNN». Для подробного изучения этого эффекта предлагаю обратиться к диссертации Орловой Виктории Викторовной «Глобальные телесети новостей на информационном рынке».

 «Способность глобальных телесетей влиять на политические и дипломатические решения и даже изменять ход событий названа «эффект СNN». Напомним, что этот термин стали использовать медиааналитики после войны в Персидском заливе 1991 года, когда эфир CNN служил средством коммуникации между правительствами США и Ирака, и резонанс в кругах международной общественности от показа войны в реальном времени был огромен».[18]

На данный момент этот термин употребляется не только в контексте CNN, но и к остальным новостным телеканалам. Надо отметить, что в сообществе исследователей медиа вопрос силе воздействия этого эффекта носит дискуссионный характер. Имеются аналитики, считающие этот эффект несущественным или мифом, некоторые же строят медиакратические теории, основываясь на эффекте CNN. Важно то, что решения мировой элиты в той или иной мере находятся под влиянием транслируемых образом по телесетям. 

Исследователи выделяют несколько условий, по которым глобальное телевидение может влиять на результаты политических и дипломатических решений. Степень влияния глобального телевидения зависит от нескольких факторов, таких как: масштаб события (международные кризисы, крупные теракты); от скорости развертывания событий (в особенности, при неспособности политических лидеров контролировать ситуацию); от доступа журналистов ко всей необходимой информации; и от внимания широкой зрительской аудитории.[19]

Важно отметить, что сила эффекта CNN напрямую зависит от степени политической неопределенности. Во многом это определяется реакцией правительств на события. Исследователи выделяют ряд сценариев, по которому могут развиваться события в случае политической неопределенности.[20]

1. Критичное освещение событий настраивает общественное мнение против политического курса, и если он своевременно не пересмотрен, негативность в новостях усугубляется.

2. Негативные образы в новостях наносят ущерб репутации правительства и вызывают кризис доверия к властям. Политики вынуждены отвечать на критическое освещение или, в противном случае, им придется столкнуться с провалом своего имиджа, негативного «паблик рилейшнз» и жесткой критикой в свой адрес. В этом случае политическая линия должна быть пересмотрена, чтобы противостоять негативному образу.

3. Если возникает несогласие среди крупных политических деятелей, критический подход телесетей к проблеме обеспечивает поддержку для тех деятелей, которые стремятся к изменению политического курса.

Это наглядно показывает уязвимости политики, не имеющей грамотной стратегии и ясного курса. Интересно то, что сами политики склонны критиковать эффект CNN. Медианалитик Ник Гоуинг, опросив мнение политиков из разных стран, пришел к заключению, что в большинстве своем правительственные деятели не согласны с тем, что телевидение может определять их линию поведения и влиять на принятие решений. Однако, когда политикам необходимо оправдать свои действия, они нередко ссылаются на новостную телеинформацию, побудившую их к действиям: умирающих от голода детей Сомали (интервенция США в Сомали 1992 году), этнические чистки в Косове (военная кампания на Балканах 1992 года), диктаторский режим Саддама Хусейна (войны в Заливе).

Имеется три тезиса, которые обосновывают потенциальные возможности глобального телевидения в формировании международной политики.

Глобальное телевидение контролирует информационный поток международных новостей, формулируя повестку дня. Телесети берут на себя ответственность за распределение приоритетности тем. Наиболее освещаемое событие заберет себе большую часть внимания общественности.
Самым емким определением термина повестки дня в широких кругах признаны слова исследователя Бернарда Коэна: «Прессе преимущественно не удается сказать людям, что думать, но она с большим успехом говорит им о чем думать».

Теория установления, или формирования повестки дня (Agenda-Setting Theory), описывает воздействие масс-медиа, заставляющее индиви­дов считать некоторые явления и события, с которыми они знакомят­ся через прессу и телевидение, более важными, чем другие. Согласно этой теории, «...те, кто контролируют информационные СМИ, реша­ют, что должно сообщаться публике. Это становится повесткой дня СМИ на определенный момент времени. В процессе реализации этой повестки дня формируется высокого уровня соответствие между тем, какое внимание и в какой форме уделяет пресса политической про­блеме, и тем, какую важность этой проблеме приписывает публика, получающая информацию о ней из прессы или других новостных СМИ».[21]

Вторым тезисом является то, что новости глобального телевидения и других медиа стали уникальным источником информации в настоящем времени.

Медиа предоставляют анализ происходящих событий и стараются освещать события наиболее полно. Таким образом, CNN стала уникальным источником информации о путче в Советском Союзе в августе 1991 года. Орлова В.В., к работе которой мы уже обращались, указывает, что президент США Джордж Буш-старший узнал о происходящем в Москве именно из репортажей CNN, а не от американского посла в Москве и официальных лиц.

Компетентность освещения событий стоит под особым вопросом у исследователей. Многие считают, что телерепортажи значительно повлияли на начало и завершение военной операции США в Сомали 1992 года. Многие политики, включая Джорджа Буша-старшего, утверждали, что именно телевизионные репортажи о голодающих детях побудили их принять меры.

Предлагаю переключить внимание с глобального телевидения на радио. Печально известная станция, «Свободное радио и телевидение тысячи холмов» получила второе название – «Радио ненависти». Станция занималась подстрекательством и пропагандой геноцида в Руанде 1994ого года. Дело дошло до перечисления подлежащих убийству людей с адресами их проживания.

Исследованием этого события занялся Дэвид Янагизава-Дротт, доцент-экономист Гарвардского университета. Радиостанция фактически имела федеральный характер в виду источников финансирования. Также, это была одна из двух радиостанций на всю страну. В распоряжении у RTLM было всего два передатчика, первый находился в столице Кигали. Второй на высоком горном пике Муэ. Ландшафт местности состоит из гор и холмов, поэтому в некоторых деревнях приема нет, а в некоторых лишь слабый сигнал. Янагизава-Дротт раздобыл спутниковую карту рельефа и с легкостью рассчитал уровень сигнала в каждой обитаемой точке.
«У ученого был еще один набор данных: сколько человек в какой деревне осуждены за участие в геноциде. И в зоне уверенного приема RTLM таких обнаружилось на 62-69 процентов больше, чем там, куда сигнал не добивал вовсе.

Уже это наблюдение ломает удобную теорию, что призывы убивать в эфире — не причина, а следствие настроений широких масс. Если большинство желает крови, найдутся СМИ, которые озвучат и эту точку зрения. Логично? Со статистикой в руках — уже не очень: где утром пропаганда, там вечером кровь, а не наоборот».[22]

Когда трагические события в Руанде закончились, мировое сообщество обвинило могущественные государства в фактическом бездействии. Этот пример показывает нам две стороны медиа. Пропагандистские возможности медиа практически безграничны и могут регулироваться только на государственном уровне. Самые радикальные и бесчеловечные идеологии способны успешно развиваться посредством медиа.

Второй вывод дает нам представление того, как происходили бы события, если бы геноцид был вовремя освящен мировой общественности. Медиа могли бы сохранить жизни тысячам людей, сформировав соответствующую повестку дня. Событие такого масштаба не должно было быть проигнорировано другими государствами. Вероятно, последовали бы дискуссионные вопросы о вмешательстве во внутреннюю политику Руанды, но на текущий момент геноцид считается преступлением против человечности, нарушением прав человека. Так как эта работа посвящена другой теме, предлагаю перейти к следующему пункту, которая Орлова В.В. сформулировала для описания возможностей глобального телевидения.

Глобальное телевидение является посредником в дипломатических процедурах. Исследователи медиа отмечали, что после войны в Персидском заливе в 1991 году, Джордж Буш-старший и Садам Хусейн использовали эфир CNN для ответа друг другу.[23] Подобное происходило в практике коммуникаций и раньше, с помощью телевидения ведущий CBS Уолтер Кронкайт уговорил встретиться президента Египта Анвара Садата и премьер-министра Израиля Менахема Бегина в 1977 году. Поочередно общаясь с представителями власти Кронкрайт смог осуществить дипломатический процесс, который не произошел бы без существования медиа.

 

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: