Четырнадцатая, в которой – почти трагедия

Если говорить о левитации, полёте без дополнительных приспособлений, то, человек, в принципе, летать может. Многозначность этого слова позволяет так утверждать.

Зафиксированы в истории и случаи безуспешных попыток полететь. Мастерит «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп» крылья и парит по Александровской слободе, навлекая гнев Ивана Грозного. Ветер задает ему направление, плотность воздуха держит... Но разве парить - это летать? Сорокалетний немецкий инженер Отто Лилиенталь бегал по Берлину, размахивая своими летательными конструкциями, а потом решил уподобиться орлам. По чертежам машин Леонардо теперь даже игры делают!

Но если обратиться к той части, где говориться - «как птицы», - то тут человеку не позволит его «конструкция». Подпрыгни и попробуй спланировать - плотность обычной атмосферы не обеспечивает необходимой для полёта подъёмной силы.

Заметим, что поза, которую выбирают парашютисты в свободном падении - ноги вместе, руки по швам, головой к земле вытянувшись в струнку - это то же, что и пикирующая во время охоты хищная птица. А так - не позволяет закон притяжения человеку подняться в воздух. У птиц и масса меньше, строение костей особое, пористое, и мышцы сильнее развиты (относительно их размеров).

Как остроумно заметил один из моих знакомых, выпускник авиационного института: «Человек - ядро, казнь катапультированием, тройной прыжок в длину, падение с качелей, парашютный спорт, банальное самоубийство. Но мне больше всего импонирует плавание, как разновидность полёта. Ведь плавание - это фактически полёт в жидкой среде».

 

Собираясь с утра на работу и поглядывая на сонную Дашу, Инна заявила, что тоже хочет развеяться.

- Куда-нибудь пойти? Или хочешь осчастливить рюмочную или кондитерскую? – спросила хмуро девушка, игнорируя намеки каких-то там секретарш.

- Второе. Или третье. Ведь некуда пойти в этом городе, - проныла Инна.

- Чтооо? – Даша схватила журнал. – Вот, мужик поет про ягуаров, уже даже неудобно спрашивать о вирусном маркетинге – ну, раскрутился человек благодаря забавной песне, так ведь у него еще есть целый воз преотличнейших ироничных хитов. Не хочешь? А еще он требует требует 88-клавишный рояль, который меняет иногда на аккордеон.

- Наверное, фашист, не хочу.

- Тогда вот: лайнап фестиваля составляют… гм… …Основных событий здесь два – прогрессив-хаус-сет от… и выступление диджея и продюсера, известного тем, что он успешно ремиксовал Бритни Спирз, Пола Окенфольда и Брайна Ино. И даже номинировался на «Grammy»

- Наверное, скоро выйдет в тираж, не стоит.

- Советский балет эпохи экспериментов, революционного пафоса, благополучно скончавшегося в поединке с индустриализацией. Монументальные декорации, пышность. В конце исполняется «Марсельеза».

- Бабки придут из КПРФ, к чему?

- В снимках различных авторов – ее жизнь. Причем фотографы тоже не мелкие – можно увидеть работы Картье-Брессона и Хельмута Ньютона. Впрочем, прочесть все сто фамилий – дело нелегкое, как и привыкнуть к тому, что в течение, скажем, почти двух часов на вас смотрит одна и та же дама.

- О, Даша, наконец-то про тебя сделали экспозицию!

- Сочетание рейва и панка дает отличный результат – зрители пляшут, а музыканты прыгают за пультом в масках Венома (это противник Человека-паука) и майках с надписями «Fucked From Above 1985».

- Ничего не поняла. Это для моей дочери. Ах да, у меня же нет дочери. Значит, вся надежда на тебя.

- Бостонские ребята – это сошедший с ума паровоз: либо спрыгивай, либо ищи машиниста, который просто решил пойти чаю попить или с радостью ожидай, когда кончатся рельсы. Словом, кайф.

- Да, мужика бы сейчас, а, Даша, где твой ухажер?

- «Pink Floyd» 90-х или удачный розыгрыш прошлого десятилетия. Нельзя сказать, что подобное скоморошество имело сногсшибательный успех Попрыгайте в свое удовольствие. Умно покивайте головой.

- Не хочу в библиотеку.

- Приобретать билет необходимо для детей старше 12 лет. Дети младшего возраста будут пропускаться бесплатно, но только в сопровождении взрослых. Для прохода обязательно предъявить паспорт родителя и свидетельство о рождении ребенка. Цирковой проект, в котором животные – это настоящие актеры. Верблюды и кенгуру, леопарды и питоны, лошади и собаки. Зебры играют в футбол, страусы катают зрителей. Кенгуру боксирует с человеком. Не обойдется и без каскадеров, и гимнастов, а также отличного светового шоу.

- На следующей неделе… Ты хочешь у меня вызвать чувство вины? Знаешь, вот поплавать с дельфинами – дорогое удовольствие. И с точки зрения взрослого - слегка затянутое, но занятно. С точки зрения ребенка – захватывающе интересное. Так вот – я взрослая. А ты дельфин. Но нет у тебя понятия об ответственности.

- Ох, ну… собрание старинных вещей, с точки зрения героя Гоголя чрезмерно красиво выставленных: по отдельности, снятых в анфас. К сожалению, многое из этого уже не приведешь в чувство. Однако такое прошлое не умирает, а мирно и бесконечно доживает. Тем и ценно.

- А, нет, Даша, ты – Чацкий. В юбке. Начиненный хлесткими фразами, до которых никому нет дела, настоящая европейка. Я прямо таки вижу тебя греющийся у реальной русской избы. И ты думаешь, что я строю пойду добровольно по балам, которые ты презрительно перечислись. Весьма неоднозначная работа, деточка. Которая, ха, понравится отнюдь не всем. Ладно, давай поедим пирожных вечером.

 

…Вячеслав Олегович – хотя какая разница как его звали? – пытался смотреть на Инну со всей спокойностью, на которую был способен: ведь она ему все-таки нравилась и как женщина, и как сотрудник. И только громадными усилиями воли он позволял постоянно уводить разговоры с ней в иные плоскости. И Не вести себя, как 20 лет назад, тогда на третьем курсе, когда пришлось в первый раз жениться. Впрочем, потом пришлось и начать зарабатывать деньги.

Прошло полторы минут с того момента, как она зашла в кабинет. Девушка думала задать вопрос – зачем он ее вызвал с самого утра, но при этом не ничего не потребовал по телефону. Однако простые словосочетания ей давались сегодня плохо. Она просто стояла у кресла, на котором обычно восседали важные корпоративные клиенты, и не решалась присесть ни в него, ни на подлокотник, ни просто - подойти поближе к столу.

Она злилась. День с утра не задался – еще в восемь она ожидала на Садовой целых 20 минут своей очереди в кассу метро, а до этого еще и пришлось топать не на самую ближайшую станцию. Кажется, что все они закрыты, а население Петербурга выросло в два раза! Или, видимо, опять какая-нибудь недовыпускница ПТУ прыгнула – или ее скинули – на рельсы. Скопилось столько народу, что ей удалось втиснуться в итоге только в третий по счету поезд. Потому, придя на работу, она первым дело побежала в туалет поправлять платье – сегодня могло произойти что-то важное. Чувство ее не подвело.

- Инночка, - наконец произнес Вячеслав Олегович. - Тут сложилась такая ситуация… Кое-что не сходится в нашем скромном бюджете на представительские расходы. Ну, и вы в курсе, что в стране происходит. Приходится сокращать кое-какие пункты…. Мне предоставят японского переводчика. И поеду я один на этот раз. Ну, а вам я предлагаю пойти в отпуск. Съездите в Испанию, к примеру.

Сказав это, он подумал, что излишне быстро продвинулся от начала к концу. Получилось так, как будто он ее увольняет. Но не таким же образом! Был бы он недоволен – выкинул бы без выходного пособия, без трогательных речей и неловкости. Но директор смущался. Он причислял себя к интеллигенции, хотя в процессе работы приходилось вести себя, как нормальный гопник из спального района.

Куда-куда…. Она подумала, может, не стоит ехать? Что на Испании у нее точно не хватит денег. Ведь что такое турпоездка? Надо прийти в фирму, а, то есть сначала собрать документы. Прийти в турфирму, заказать. Потом трястись с багажом в автобусе в аэропорт, пройти контроль, нервничать одной в самолете. Сидеть в гостинице, искать приключений. Заниматься собственным отдыхом. А ей не особенно нравилось отдыхать, трудясь ради ре-лак-сации. Она-то надеялась, что ближайшие полтора года будет изучать что-то новое, получать знания в области, к примеру, маркетинга или чего-то там еще… памапарамм. Стоп.

- Но вы же обещали… - наконец она села в кресло. Начала поправлять волосы. Ей давало это возможность не плакать. А навзрыд - очень хотелось. - Хорошо, я все понимаю. Но в отпуск не пойду. Дайте что-нибудь мне другое. Пожалуйста. Кто-то же должен следить за документами. И кто вас будет заменять?

- Вам нужно подумать, я вижу. Давайте позже, хорошо? – начальник нарочито быстро взглянул на лежавшие перед ним бумаги и щелкнул по клавиатуре ноутбука.

И весь оставшийся день она просидела в своей комнатушке перед компьютером, читала популярные интернет-дневники и раскладывала пасьянс на каком-то японском сайте. Собственно, на работе такими вещами она никогда раньше не занималась – и времени не было, и совесть не позволяла, и желание отсутствовало, и презрение к планктону наличествовало. Но заниматься прямыми своими обязанностями ей не хотелось, устраивать истерики – тоже: ведь потребуется сочувствие, а от кого его здесь ждать?

В итоге она зашла к директору, пожаловалась на сильную головную боль, пришла домой около четырех дня, по дороге купив курицу гриль и литр дрянного – на вид и цену - алкогольного коктейля, перенасыщенного экстрактом клюквы. Села на кухне на табурет, включила телевизор, выпила и съела все приобретенное, и, не выключая ящика, побрела в комнату, где и проспала до самого вечера. Соседи тем временем тихо заполняли квартиру. По-моему, Руслан с Дарьей вернулись первыми - поужинали и пошли на свой чердак, где проводили большую часть вечера. А потом борьба с пылью и крысами приводила их обратно в коммуналку.

Марина и вовсе не приходила, потому что она работала ночью в клубе, а ближе к утру ехала на корпоратив к богатым судостроителям. Обещалась вернуться завтра к обеду. Ну, а Тема поехал на хардкор-фестиваль, информацию о котором организаторы тщательно оберегали, потому что могла приехать кровавая фашня и умереть там от наплыва около десяти сотен крепких панков, а нарушать этот праздник мира, жизни и дружбы не хотелось. Инна проснулась около полуночи. Огляделась вокруг – темно. Даже в окне – нет света. Она так и лежала в своем сером деловом костюме. Долго глядела в потолок.

Она услышала, как Руслан и Даша поднимутся наверх и заснут, сидя в пустой комнате на диване с рекламным проспектом в руках. Она пролистала его раз пять, Потом прошла на кухню, а далее еще и в ванну, заткнула слив пробкой, выкрутила все краны на полную. Отличная сантехника, даже не верится. Никакого гула, привлекающего внимания. Чин чином, тишь да гладь.

Вода заполнила кухонную раковину, выплеснулась на пол, наведалась в ванну, где встретилась сама с собой. И поползла в сторону комнат.

Итак, деятельных людей, по сути, дома не оказалось – двое спят на чердаке, двое ушли в ночную смену, а последняя, с именем Инна, бредет вдоль канала Грибоедова, подходит к перилам и плачет. Еще только самое начало настоящего лета, но холодно до жути, ветер разгулялся, дождя, кажется, не будет.

Пошатываясь, зареванная секретарша попала в свою комнату и села на широкий подоконник, выходящий во дворе. Прошло еще немного времени. Вода уже начала переливаться через порог ее комнаты.

«Руслан постоянно разговаривает с матерью во сне, Тема веселится, сидит на одном месте и не парится, Даша надеется, Марина эта балуется, а я добилась чего-то неверного», - и тут она испугалась, и подумала, что довольно легко утонуть. А воды она боялась – под водой не видно почвы! А вот она почва – на расстоянии всего пяти этажей.

И она их преодолела.

А потом ей казалось, что она бежит вдоль всего канала, выходит к Казанскому собору и направляется в сторону Московского вокзала. Если удастся, можно купить билет на завтра, переночевать в зале ожиданий. И уехать, возможно, через месяц приехать за вещами, а пока что надо отдышаться, прийти в себя, потому что нет ничего лучше, чем сделать шаг назад от пропасти и посмотреть, как твой башмак летит вниз, а главное – ты видишь, куда он упадет.

 

Руслан проснулся на чердаке, взглянул на часы – час ночи. Он вдруг услышал, как что-то вскрикнуло вниз, ткнул ноги в тапочки и побежал смотреть. Открыв дверь в квартиру, он моментально очистил кухню от нескольких декалитров воды, промочил ноги, выругался и пошлепал в ванну – а со стороны лестничной клетки бешено барабанили. Он закрутил краны, посмотрел в глазок – соседи - и пошел наверх к Дарье.

- Просыпайся, похоже, сейчас начнется самое оно.

- Что такое?

- Я думаю, Инна устроила нам прощальный вечер.

Они спустились.

- Откроем дверь? – спросила Даша.

Открыли. Сосед с нижнего этажа под надзором своей жены врезал Руслана по лицу и повалил его на землю.

- Ох, не успел я увернуться, - Руслан закрыл лицо и крикнул. – Не причем тут я! Это кто-то другой.

- А чего тогда ходишь там, а? – мужчина готовился продолжить серию ударов.

Даша резко заявила:

- Да, хватит уже, это не он! Это соседка наша, идиотка!

- Что она говорит? Соседка? – жена бойца непонимающе посмотрела на Дарью, одновременно оценивая внешний вид и ее слова.

- Она уехала и открыла краны. А мы спали.

- Незачем спать так рано. Поглядите, что у нас там теперь на потолке! Он рухнуть может. Хорошо еще, что вы проснулись. Хотя… может, вы врете, а? Молодежь…

- Может, мы и врем, тогда зачем нам открывать дверь? – пожал плечами Руслан, вставая и ощупывая нос – вроде цел. - Видите, воды еще мало, до розеток она вроде бы еще не добралась, поскольку нас не шибает током.

- Господи! – взвизгнула соседка.

- Так, ребятки, пойдемте-ка к нам, наденете обувь покрепче и посуше, и мы тут уберемся сообща. Да верю я, верю… Хватит, - сосед начинал злиться, ему хотелось курить, а еще больше – плюнуть на все и уйти спать. Но слишком много факторов в виде самки его вида с кольцом на пальце мешали ему поступить настолько просто.

- Стойте! – Даша успела за это время пройти в комнату Инны. – Звоните в скорую.

- Случилось что-то? – спросил Руслан.

- Да. Моя подруга убилась.

 

ПИСЬМО ИЗ ГЕРМАНИИ

…Вокруг якобы куча знаменитостей, - которых никто не знает в лицо. Уж тем более, русский турист, мне неизвестны даже наши звезды балета и опера – ведь я, Валя, туда не хожу. Извини, если раньше приходилось врать. Вместо этого я ходил до маман  Кольцовой и к ее девочкам… Знай, что я сейчас изрядно пьян, нахожусь в одном из лучших питейных заведений Кельна. И все это не потому, что я испытываю какую-то несокрушимую тягу к спиртному. Но я хочу досадить тебе. Мне известно, почему всю поездку мне встречался твой возлюбленный – и не смей отрицать это! – и почему настолько раздражающим казалось мне каждый раз его появление.

Так уж и  необходим был этот соглядатай? Неужели ты совсем не доверяешь мне? Если бы не это… Знай, что даже он не знает – мне пришлось провести ночь в местной тюрьме. Всего лишь одна буханка ржаного хлеба! Да, мои деньги от тебя так и не дошли. И я оказался на голодной пайке. И этот, шпион, я нашел его, припер к стене, попросил сто рублей до возвращения на родину. Ха, не дал мне ни гроша.

Ужасное немецкое пиво, вывезенная местными дельцами из России водка, французское вино - все, что я выпил понемногу сегодня. Да, мне повезло в картах и даже сейчас кое-что звенит в карманах, этого как раз хватит на поезд до Таллинна, а там уж я встречу своих старых товарищей. Ох, меня прошибло на откровенности и прочее. Извини, сестра.

Между тем, Германия – страна в действительности совсем не педантичная. Поезда приходят с опозданием на полчаса, некоторые вовсе не доезжают до места назначения. Половина Кельна – сплошные ярмарки да выставки, вторая половина забита дорогими магазинами. С трудом нашел себе койку с завтраком. Постоянно хочется спать, но не удается – шум, гам, соседи возвращаются под утро, на завтрак гонят чуть ли не из-под палки.

Но зато вчера я купался в Рейне. Лед здесь еще не сошел. Представь себе, стоишь в одном исподнем посреди Волги, ныряешь в воду по самую грудь, более не можешь, ибо все сжимается внутри, а когда вылезаешь - тебе тепло от холода... Чудесное состояние, которое я непременно повторю, когда доберусь до Петербурга. Не уверен, что подобное проходит у нас когда-либо, помимо Крещения, так что, видимо, увлеку своих товарищей по перу…

Словом, как я написал, еду на родину. Тебя я прощаю, потому что я отходчив, а эта поездка научила меня быть менее требовательным к людям, даже к близким родственникам.

Потому – обнимаю,

Твой брат Константин.

 

Пятнадцатая, в больнице

Как говорила одна моя хорошая знакомая: “остается горячими губами по холодному горлышку бутылки пива». Было бы забавно, если бы дверь отворилась, а вошел водолаз с гидрокостюме, шлепая ластами. Вода льется, уже добрались до обшивки дивана. А потом гость говорит: «Это 33-я?». Нет, видно же – я тут живу. И сюрреалистическая персона удаляется, а вместе с ним и несколько десятков литров пресной жидкости. Мокрый ковер, отсыревшее дерево, наверное, можно поговорить, соврать, подольше, если бы позволила вода, немного чужого языка в знакомой стране.

Марина пришла домой злая, пьяная, но обогащенная морально и информационно. Дома никого нет, зато на полу явственно читались следы мощной уборки. Руслан звонил ей раз 20, но она обнаружила это только сейчас. А перезвонить не могла, баланс нулевой. Она начала путь в сторону ванной, когда обнаружила на стойке с телефоном с запиской:

«Кто прочтет, не знаю, но, думаю, стоит известить каждого. У Инны серьезные травмы, приезжайте в больницу. Не знаю, где находится, вот телефон. Даша».

- Бляха-муха, - Марина присела на стул. – Нехорошая квартира.

Она скинула бесплатное сообщение Теме, попросила перезвонить.

- Что тебе, - в трубке что-то шумело и ругалось. – Я тут в очереди стою, в поликлинику, легкие болят.

- Повезло. А у Инны сломаны кости, очевидно. В двух местах.

- Как это?

- Не в курсе я! Пришла, записка лежит. Поеду в больницу. Закину деньги на телефон, скажу, какая. Ничего пока не знаю.

- Хорошо, я у Руслана спрошу…

- Блин, ну, послушай, это ведь не я довела ее? Я же вела себя, как не очень вежливая девочка, правда?

- Ты не спала сегодня?

- Темушка, я ведь все-таки очень дрянная женщина, если могу себя в подобном  подозревать… Позвони мне потом, ладно.

Она легла в ванну, включила воду и немедленно задремала – так она устала. Но что-то сказала ей, что нечто аналогичное и алогичное уже приводило сегодня к катастрофе, поэтому она резко поднялась, приняла теплый, а потом и холодный душ. И не одеваясь села на кухне пить кофе. Ей стало довольно зябко, левой рукой она гладила левое предплечье, быстро опустошая чашку и не решаясь подойти к окну. Резко поставив кофе на стол, Марина открыла дверь в курилку, надела чьи-то тапочки, добежала до ключей на чердак и устремилась наверх.

Ну, да, вот оно, окно. Действительно, под этим куском фанеры что-то находится, напоминающее стекло. А прибили его сюда недавно. Наверное, Руслан. Но все равно – это значит, что отсюда можно было следить за ней. Или за кем-то, кто жил до нее. Вуайерист строил этот дом. Скажем, ревновал к жене, а потому иногда не уходил из дому, а уединялся на чердаке… Или они просто забавлялись – жену возбуждало неявно присутствие второй половинки. Или здесь работала следовательская бригада НКВД – смотрела на подозреваемых и раскалывала их. Зеркало есть, но вот каждому ли думается, что оно – для наблюдения? Или только Марина такая умная, что сейчас подхватит простуду. Она спустилась, накинула халат, а пока шла, решила, что думает она подобным образом неспроста. И в комнате могла бы жить – не случайно. И вообще она себя здесь чувствуют неуютно. Но как дома.

Она позвонила в больницу, узнала адрес и вышла из квартиры, решив разобраться с демонами попозже.

 

Третье письмо Вали брату

А все-таки, Костя, мы с тобой все еще дети. И когда я стану тетей, а ты дядей, маленькие Константиновичи и Константиновны (и, видимо, кто-то такой же –ич – и –вна) будет заезжать в чужие для себя дома. В раннем возрасте они будут открыто принимать почти каждого, кто подойдет к ним с улыбкой, нежным взглядом. Улыбнутся они, расцветут – и покорят сердца безвозвратно. Чем хорош ребенок – тем, что камня за пазухой не имеет. Те гигантские знания, что ему принадлежат, заперты на ключ, а ключ в Неве. А когда он его найдет – то ничего внутри и не останется чудесного. Так никто и не узнает, чем же еще прекрасен любой малыш, будь хоть светел, черен или рыж, насуплен по большей части или задорен, растут ли у него волосы или уже выпадают к первому году, сколько зубов, какая температура, какие прививки и как стираются его ползунки. А вот малыш вырастет, закроется от мира – и получится странный, но мирный человечек, почти кроха ростом под два метра, а окружающие только знают, что жалеют его. И правильно жалеют – никто не будет защищать такого только потому, что на челе его виднеется печать безумия.

И иной не будет запираться – а сразу толкнет дверь ногой, расшибет, щепки сожжет, себя обогреет, о победе возвестит. И такому тоже никто не поможет. Потому что тем, кто сразу показал самостоятельность, не к чему посторонние руки.

Куда же двигаться нам, куда двигать – их? Кажется, найди баланс, будь ребенком, тянись к каждому, но будь взрослым и сам помогай другим. А сколько лет-то тогда пройдет, пока наш баланс сойдется с мировым и превратится в идеальный? Сплошные жертвы – вот что такое добродетель. Погубил себя на капельку – ужо герой. Ну, так тогда любой неяпонский камикадзе без головы с крохотным жалованием – тоже глава эпоса.

Жду, когда приедешь, наверное, сильно ты изменился. А я, наверное, не смогу так вот меняться. Мне обязательно надо родить ребеночка. Да только нет никого, кого можно взять в мужья (простодушно проявила свой феминизм). Кабы только желание это не проявилось настолько сильно, что все критерии отпали само собой. Я тебе вот ругаю за прошлые  письма, а ты меня все-таки ругай, наверное, потом спасибо схожу. Не надо, видимо, в каждом видеть если не хорошего человека, так неплохого. Ценить надо настоящее внимание, уметь его отличать от ложного…

P. S. Подумала, что будет прекрасно - и одновременно ужасно, - сделать приписку о том, что видела сегодня. А видела я некоего юношу в возрасте от 10 до 12 лет. Он прогуливался в районе Адмиралтейства с престарелой тетушкой. Я шла к ним навстречу на Малую Конюшенную – и обратила внимание, что малыш что-то старательно пинает. То это штука перескочит с тротуара на дорогу, то улетит слишком далеко. Не особо при этом напрягая ножные мускулы, он отшвыривал предмет все дальше. Подходя ближе, я вдруг поняла, что это труп вороны. Тетушка посмотрела на меня взглядом, в котором читалось только лишь спокойствие - ни ужаса, ни страдания, ни понимания вообще. А я, борясь с тошнотой и ускоряя шаг, постепенно начинала вникать в следующую сентенцию: а с чего бы вообще взяли, что люди изначально хороши, честны, добры, искренни. Возможно, они уже в детстве – черствы и гадки в понимании взрослых. Только неразвитость, неумение вести себя в обществе мешает вывести всю злобу уже в первые годы. Возможно, вся жизнь – это вытеснение плохого - хорошим. Внешне может показаться, что ребенок уже отнюдь не ангел (или не аггел), а все более человек. Ну и пусть падает оземь, пусть стоит на ногах, пусть наверху будет у него дурной мир, а земля служит настоящей опорой для правильной жизни. Ведь именно дети могут обидеть просто так, могут потребовать вещь, которая родителю не по карману. Вытеснить чуждые интересы, оставить только свои.

Или я опять не права. Или все детство – сплошная пустота, на которой можно нарисовать и оценить все что угодно. Не осознавая, не давая оценку – как можно сделать плохо или хорошо?

Нервная Валентина.

 

Даша подумала, что она, она же знала, что Инны есть ребенок, который живет в том же городе, где раньше обе они жили. А теперь мальчик там - но с бабушкой. Она понимала, плохо понимала, наверное, и сейчас этот факт предстал перед ней во всей четкости и несправедливости.

- И что у тебя с рукой тогда?

- Перелом. В двух местах, - Инна медленно подняла голову и посмотрела исподлобья на Дашу. - А ты одна пришла?

- Нет, еще Руслан. Он внизу стоит. Тема где-то в очереди. Марина бежит.

- Марина?

- А что ты думала - все вокруг такие сволочи? Кстати, кому еще надо сказать?

- Маме, наверное. У тебя ведь был ее телефон? Или не надо, как думаешь? В меня что-то вкололи, кажется...

- Возможно, вкололи, я не в курсе. А маме, ох, ну, надо бы сказать... Инна... А ты... случайно упала?

- Наполовину. Ну, меньше, чем наполовину. И я напилась... И еще шеф выдал мне. Никакой Японии и вообще, кажется, никакого роста. И еще у меня нет друзей. Ой, Дашка, извини, ты чего?

Даша присела к ней на кровать и сказала:

- Говори тише, все же общая палата. Плачу я. Есть у тебя друзья. Просто друзья - это такая штука теперь. Они как доброкачественные опухоли - обнаруживаются только при рецидивах. А так их и вовсе нет. У нас же такой возраст - все там остались, в другом городе. Мы уже не можем - все, я перестала, да - не можем заводить новых. Приятелей, приятельниц, не больше. Кофе попить, на корпоративке посудачить, переспать по пьянке, но не позвонить поздно ночью, не помочь привезти шкаф с окраины города, чтобы его поднять на пятый этаж. Ну, ты понимаешь. Наверное, надо уже заводить семью, потому что тут-то и остается все светлое. Крепкая дружба, равное сосуществование, никаких подковровых бомбардировок... Хочешь, Марину позову?..

- Ну, зови. Только я, наверное, усну скоро. У меня ведь еще и голова болит после вчерашнего алкоголя.

- Ну, мы тоже не спали.

- Почему?

- Эмм, ну так, суматоха и так далее. Позже расскажу, - и чмокнув Инну в щеку, Даша поспешила вон из палаты. Она не была уверена, что сюда можно ходить по очереди столько времени.

 

Марина сидела, ожидая своей очереди. Руслан поднялся наверх, Даша, как он сказал, уже болтала с Инной. Она же пила двойной кофе и читала плакаты на стенах – как распознать гепатит и почему вредно делать пирсинг. Вспомнила, как лежал в третьем классе целый месяц в двухместной палате, каждый день – капельница, ингаляторы размером с шкаф, из нормальной еды – только яйца вкрутую. И по три укола внутривенно.

Перетянут руку, смешают раствор, наберут в шприц на 20 кубиков и воткнут резко в вену. Подумаешь даже спустя столько времени – передергивает. Немного крови внутрь, ватка, потом жди.

Рядом садится парень с забинтованной головой и спрашивает:

- Ты в 21-ю?

- Нет. А что с головой?

- Молотком батя дал. Не сильно. Вообще, там сотрясение мозга… А сейчас просто рана заживает… Ну, не молотком… Шваброй. Но она сломалась. А я тут лежал неделю. Даже семестр закрывать не пришлось.

- Вот дурак, господи, учился бы. Послушай вот меня, я ж тебя постарше буду.

- Ого! – хмыкнул парень и ушел в кабинет. Марина вспомнила, что в младших классах она умудрилась сломать однокласснику нос – они делили какую-то игрушку, она размахнулась – и, пожалуйста, результат. Ну, а он потом всем рассказывал, что шел по улице, остановилась крутая тачка и его украсть хотели. А он отбился и пострадал вот немножко.

- О, привет, - появилась Даша – слегка непричесанная и в длинной клетчатой рубашке навыпуск. Выглядела она в ней, как еще один больничный пациент. – Поднимешься? Четвертый этаж, пятая дверь направо.

- Схожу. А что случилось-то еще? Ну, кроме руки – Руслан уже сказал.

- Потоп. Наверное, кран оказался плохо закрыт. Ну, - Даша подумала немного, - или Инка включила. Думаю, она не в себе. Ты поосторожней. Я знаю, ты хорошая. Но вспыльчивая.

- Не боись, не в первый раз, - и Марина начала одевать бахилы.

 

- Хочешь проще - получишь проще. Без деталей. Мне нужны детали, в отличии от тебя, - сказала Марина. - Можно ездить на работу в метро, видеть только людей и поезда, толкаться на входе на эскалатор. Можно в автобус сесть, вцепиться рукой в поручень и медитировать на пейзаж. Он же все равно повторяется. Можно пешком ходить, тогда ноги устают. И начинаешь много думать о себе. Поэтому я сейчас купила себе велосипед. Я по сторонам не смотрю, только на дорогу, кручу педали, в голове - только правила дорожного движения и полет. И теперь я танцую медленные танцы, иногда вообще без ритма, директор злится, публике нравится. Потому что прямая бочка - это просто, это на метро и до конечной. Но никаких чувств, а мне же надо извлекать из всего пользу, пока окончательно не надоест.

А ты, Инна, так и ничего не нашла. Детей любишь, потому что надо, мужика ищешь, потому что одиноко, на работу ходишь, потому что перспективы. А потом все это закончится - сын вырастет, любовник или муж надоест, с офиса погонят. И ты уже ничем это не заменишь, а просто повторишься. Не старое вспомнишь, а забудешь его и сделать вновь точно также, как и раньше. А я пойду на апгрейд. Вообще, - тут Марина сделала паузу, - мы бы могли быть подругами. Честно. Мне же надо иногда смотреть по сторонам, чтобы близко в глаза.

- Я обратно уезжаю, - сказала Инна.

- Ну, я так и знала. А могла бы пережить и снова пойти вглубь - с паролем. Ты же повторяться не будешь теперь. Потому что - сломалось, да? Ну, не кость, а внутри надломилось.

- Сволочь ты, все-таки.

- Наверняка. Люблю, когда злятся. Значит, не знает того, что я знаю. В спину плюют, когда идут вторым номером. Ладно, утешать тебя не буду, но ты молодец. Общаться мы с тобой больше, наверное, не будем. Я тут, пока ехала в больницу, звоночек получила - попросили все комнаты освободить в течение недели. Может, конечно, кто-то потянет время, я сама, к примеру. Посмотрим. Но - разъедемся. Выздоравливай, подруга несостоявшаяся.

- Может, тебе интересно все же? – крикнула Инна, и Марина остановилась . – Я же не просто так приехала. У меня сын растет дома. Ничего толкового из него, быть может, не выйдет. Если бы у меня что-то тут получилось… А ты все ехидничаешь. Я же ради других старалась. И хотела хоть с каким-нибудь веским результатом вернуться.

- Удивляешь, подруга, - спокойно ответила Марина. – Ты думаешь, тебя оправдает твой статус. Но мы тут сами все – еще дети. Потому что решились на авантюры. Потому что дураки. Так что не героиня, а, как и все, обычная дура.

На выходе с этажа она встретила Тему.

- О, привет, душенька, - сказала Марина и душевно чмокнула мальчика в щеку. – Пойдешь наверх? Пообщаться с многолетней мамашей? Или Руслан тебе все сказал – он же в курсе, наверное?

- Привет. Мамашей? Ого. То есть угу.

- Знаешь, тут с квартирой - все. История заканчивается. А раз так, надо кое-что прояснить. Встречаться мы точно не будем. Нет причин. А чтобы тебе стало легче, скажу - те три письма, что ты нашел - это я тебе скопировала. Не было ведь никакого вай-фая. Это все нервы и таблетки, не стоит больше, надо тебе высыпаться и бегать по утрам. Если хочешь, могу твои файлы с барабанами вернуть. Красивая история, правда?

Тема почти рухнул на скамью. Посмотрел на Марину. Почесал голову.

- М-дааа. Штука. А кто их писал? Ты?

- Нет. Это я однажды где-то нашла старые письма. Чьи-то. По подписи не разберешь. Перепечатала на память. Хотела поделиться. Не обижайся. Это не обман. Просто игра небольшая. Чтобы было интересно. А ты, ты хороший.

- Но недостаточно.

- Ты все прекрасно знал. С самого начала. Давай не будем.

- Не будем. Я пойду, поговорю с больной.

- Может, еще сходим потом куда-нибудь.

- Наверное.

 

Какие они же они были, все-таки, разные. Один тратил талант, превращая его в ремесло. И казался по-своему правым. Другой все ждал, куда прибьет его течение. Третья строила образ циничной работницы клубного шоу-бизнеса, а мучилась глупыми страхами. Четвертая казалась нелепой простушкой, однако в уме просчитывала все варианты развития события и легко меняла роли. Пятая хотела быть деловой женщиной, но оставалась непутевой матерью.

Они так старались стать ближе друг к другу, а между тем – удалялись. Чем дальше, тем больше они узнавали о себе и случайных соседях. И за это становилось стыдно. Как иногда хотелось каждому вернуться лет на пять назад, когда даже самые близкие друзья не лезли в душу, да ты и сам в ней копался без особого рвения. И все темное дремало, будучи не потревоженным. Но потом каждый остался один и пошуровал внутри, а там одни вороны и не одного феникса или жаворонка. Или даже мудрых сов.

Инцидент, предшествовавший прыжку Инны, не мог пройти не замеченным номинальной хозяйкой коммунальной квартиры. Вернув деньги в размере половины суммы (чему изрядно поспособствовала пламенная речь Дарьи, а потом и Марины), от ребят в жесткой форме потребовали, чтобы они в течение трех суток покинули помещение. Руслан тут же продал родимый шкаф через сеть за тысячу рублей, а остальные вещи оставил у Даши, которая перебралась в общагу. Первые дни он скитался по впискам, а потом пошел к матери и выдал свое согласие на продажу квартиры. Для будущей молодой семьи жилье стало самым важным вопросом. Нельзя уверенно сказать, что к тому времени Руслан точно хотел жениться. Даже его невеста об этом не подозревала.

А где, кстати, любовные перипетии, спросит читатель. Накось выкуси. Мне по химии в аттестате поставили трояк, я разбираюсь только в физиологии. Людей сплотили общие проблемы и прогулки под солнцем. Оба они понимали, что если долго тянуть с первой фазой, то вместо покупки подвенечного платья заполучишь дележ вещей и запой. Поэтому Руслан пришел к выводу, что с будущими женами надо жить в отдельной своей квартире, из которой, если уж бог чего на душу положит, легче было бы уходить слабой половине.

А уж там посмотрим, надо ли писать заявление и платить пошлину.

 

Инна, пролежав в больнице десять дней, оскучнела и сбежала, вытащив свою одежду при помощи новой секретарши босса (само собой, с такой репутацией ее на работу уже брать не собирались, но ее замена, прибыв для того, чтобы сообщить об этом, впала в панику, потом впала в сочувствие и всячески потом старалась девушке помогать). Зайдя к Дарье, которая самостоятельно решила перетащить вещи подруги к себе, она достала из единственного чемодана накопленные деньги и купила один плацкартный билет до Екатеринбурга.

Тема выпросил у неблизких друзей новый диван, выкинул на базе старый и спал на нем, стараясь забыть все чудеса, которые он познал за последние дни.

Марина же демонстративно поругалась с начальством, посчитала бабло, удивилась и дунула в Таиланд – отдыхать, немного, по знакомству, работать, думать.

 

 

Долгий эпилог

 

На той стороне, которую, при желании, можно официально называть Левобережьем и снимать там боевики, и грозить ему кулаком и вербальными ультиматумами, вглядываясь в неком подобии тоски – на той стороне, в районе станции «Елизаровская» или «Ломоносовская» росла настоящая трава, а еще стояли некие подобия домиков из ДСП и прочего профнастила. Рядом лежали перевернутые верх брюхом лодки. А рядом с Русланом на бетонных плитах сидели рыбаки в количестве 4-6 штук на сто метров и удили неведомую рыбу, которую потом никто точно не будет есть, потому что, как написано в прошлогоднем экологическом отчете, уровень загрязненности Невы с каждым годом растет. Плесень, гниль, и цвет странный. А из тех металлов, что можно извлечь из почвы на берег, легко выстроить наглядную таблицу Менделеева.

Руслан и безо всяких бумажек знал, что рыба здесь поганая и ловят ее ради интереса, хотя сам в жизни ни одной удочки в руки не брал. Почему только на том берегу – зелень? И там, кажется, даже не ездят машины? А здесь они прямо-таки выдающиеся шумопроизводители, первые в рейтингах.

Однако там - над лодками - висит огромный знак – круг с красной окантовкой. И он гласит, что хождение на плавучих судах здесь запрещено. И это как-то примиряет две стороны. Еще виднеется здание завода под названием «Седьмая верста», который изрядно походил на потрепанный бизнес-центр. Фабрика «Пролетарская». И желтые, и оранжевые дома. Такие есть в каждом городе России, который старше отмены крепостного права, в губернских городах с населением меньше миллиона обывателей. Неказистые, но достаточно прочные, чтобы не стареть, теряя мебель, декор, окна. Их редко рушат, если он все же сами не ломаются с течением времени, когда вокруг них собираются заборы и общественные организации, а еще редко подходят фотографы из почти центральных печатных изданий.

Вдали отлично просматривался вантовый Большеохтинский мост, а дальше - четыре трубы, чуть ближе еще две, все похожи на немецкие телебашни. Руслан побрел в сторону Володарского, потому что не хотел пока возвращаться назад, да и когда еще увидишь в Неве плавающую утку? Ха, вон утка! Прикольно, да. Пивные банки различные фасонов и брендов. Он пробрел еще 200 метров, чтобы наткнуться на очередную партию рыбаков, подняться по лестнице и пойти обратно по улице Крыленко и так далее, до самого дома.

Почему он так долго ходил? Потому что мама убедила его. А клиенты, которые хотели купить квартиру, опаздывали ровно на час. И он лишние 60 минут потратил на то, чтобы познакомиться, наконец, с местами, в которых так долго прожил. И как будто и не бродил раньше. Как будто - не свои места. Как будто вообще их не существовало – этих замечательных мест. Городские пейзажи разнообразнее диких, необжитых людбми – это можно доказать методом сборки. Что такое лес – деревья, травы, словом, коллекция однообразных вещей. А тут каждый дом по-своему загрязнен и не достроен. Асфальт – в рытвинах. А ты идешь в сторону - уже не твоего дома. И сколько придется изучать заново таких же. А сколько уже потерял? В районе Пискаревки или Просвета – все надо будет учить заново. Или где там сейчас строят, где еще есть пятна для застройки? И жилье так дорого…

Руслан зашел в магазин за пакетом молока, обошел детский сад и увидел рядом с забором разбитую «окушку». Ни одного целого стекла, также осколков не осталось. Уже снято одно переднее колесо. А второе сегодня вечером возьмут. Машина - синего цвета? без номеров. На сиденьях - пакеты и рекламные прокламации. В багаже постелена рогожа, валяются пустые бутылки от минералки и пятилитровые канистры. На панели целы кнопки и стрелки. Обшивка не порвана, но выдернуто с мясом еще одно сиденье.

Подобные машинки он встречал в районе чуть ли не каждый день. Сначала они разбиты, потом обклеены скотчем, а далее – вот это. И никто не кладет бомб, не увозит в УВД, она просто гниет руками человеческими. Точно надо съезжать. Не ему, так маме.

 

- Нас еще спрашивали, почему мы не любим обзоры новогодних подарков, а также не пишем в блогах об итогах годах. А потому что, как говорили одни подмосковные шутники, переворот в фауне. И теперь мышь - царь зверей. Словом, мы еще не настолько часто ходим  к докторам (и то за деньги, когда зубы болят), чтобы подводить черту. И все дальнейшее называть BTL-активностью, - и Тема выпил.

- К слову о модных терминах, - продолжил он, поглядывая на пьяную сельскую компанию. - Опыт показывает, что будущее за теми профессиями, которые менее всего понятны окружающим. Важны, как выясняется, любые мелочи, на которых потом можно сколотить нехилый капитал. И успеть это намолотить в кратчайшие сроки. Ибо сейчас эффект новизны – далеко не индивидуален. Если массы уже просветились, но и нам, единоличниками, здесь делать нечего. Новизна теперь суть девственность. Сам придумал, реализовал, продал и похваляешься.

А еще знаете, удобно прийти на старт первым и пробежать дистанцию до того, как остальные соблаговолят разделить с вами радость состязания. Потому чужие – это соперники, это так, видимость. А тут – ты сам. Прыжок выше головы, взгляд за горизонт, очередь на получение субсидии на жилье для молодых семей.

Однако проблема еще состоит в том, что все кто попытался сделать первое и второе (увы, отнюдь не третье), попадают потом в учебники истории. Спустя некоторое время, в течение которого слывут тотальными идиотами, пожертвовавшими себя ради призрачных идей. Ведь никто из нас, в остальных человека не видит, только в себе – со всеми его радостями, горестями, противоречиями и склонностями к самоанализу. А потому и выходит, что только театральное и старательное соблюдение правил современного социума помогает не чувствовать себе ежедневно человеком, который что-то делает не так.

Хотя если бы каждый начал изобретать велосипед и выдавать его за мотороллер, лучше бы отнюдь не стало. Особенно в России, где, похоже, только авторитаризм выведет нас к светлому будущему. Если мы к тому времени не забудем, как выглядело вполне еще освещенное прошлое. Возьмут за руку – и приведут. И пойдем, потому что не хочется слышать отщепенцем здесь и сейчас.

А вот когда ты бежишь один с утра, потому что – захотелось, ты не чувствуешь себя победителем, нет. Ведь позади тебя нет побежденных. И ты словно герой хорошего производственного советского романа, в которых, как известно, хорошие состязались с замечательными.

- Слушай, Тмыч, а ты можешь проще? - чуть более агрессивно, чем час назад, начал один из собутыльников. – Хорош базарить уже. Давай тост. Мы и так уже с пацанами ни во что не врубаемся. А водка стынет.

- Знаете, сегодня перед мощным копанием огорода я поднялся на второй этаж дачи, которую наконец-то достроили через 15 лет после постройки, и взял в руки слегка потрепанный синий пиджак с порванными пуговицами и темный пятном на лацкане. И мама сказала, шагая по лестнице: а вот в нем твой папа познакомился со мной. И я его надел. И знаете что? Как будто на меня шили.

- Мощно, братан, надо выпить, - Тема вообще не для этого историю рассказывал, но с деревенскими товарищами спорить не стал. Он третий день жил у бабушки в Тверской области и сейчас уже понимал, изредка потирая левое плечо, что в селе надо жить в мире с самим собой, а все остальные – всего лишь крупные объекты, которые надо направлять по стрелкам.

Уничтожив компанией первый литр, начали думать, кто пойдет за следующим. Решали недолго – поглядели на Тему, сказали – ты гость, ты и плати. Тема хмыкнул и побрел в сторону одного из окраинных домов, ибо круглосуточных магазинов, в виду их малой популярности, в селе не появилось. Размышляя о будущем и прошлом, он прошел весь населенный пункт, одолел дорогу до федеральной трассы и остановился только тогда, когда услышал визг клаксонов. Мимо пронеслась фура, чей шум не мог загасить мата, доносящего с водительского места внахлест с радио-музыкой.

До Москвы-то ближе, подумал Артем, но там и побить могут, и милиция лютует. Он поглядел по сторонам, и пошел в сторону заправки, где, выпив литр минералки и умывшись холодной воды, сел в большую машину и молчал доехал до СПб.

 

На самом деле далее в фуре произошел следующий разговор. Проехав около получаса, водитель снизил скорость, повернулся к Теме и спросил:

- Ну? Неужели до сих пор не узнал? - и включил свет в салоне.

Тема вгляделся в изрядно заросшее лицо. Водитель ухмыльнулся и снял очки на пару

секунд.

- Никита! Ничего себе...

- Так вот, Тмыч, и встретились.

Минуты полторы пассажир разглядывал штурмана, а потом сказал:

- Слушай, Ник, если ты про тот синтезатор, так я могу...

- Даа, я-то думал, уже все про него забыли, а ты все еще помнишь?

- Нет, я реально могу деньги вернуть.

- А к чему мне они? У меня своих вон достаточно, гоняю между Питером и Москвой, живу один. Ты бы лучше Теодору вернул синтюк. Он, конечно, полностью в свой теннис ушел, но почему-то по клавишам до сих пор желает порой побарабанить.

- Так нет его. Продал.

- Ну, вот видишь. Понимаешь, если бы мы с тобой еще где-то играли...

- А я вот и барабаню. И на точке сижу.

- Не прогрессируешь, в общем. Давай уже, заканчивай с этими темами, Артемий. Я потому и не хочу деньги брать, чтобы не возвращаться к старым телегам. И Федя, наверное, тоже, на самом деле, не хочет. Для порядка только возмущается.

- Ты это серьезно, да? - спросил Тема и посмотрел в окошко на тьму. - А то я боялся в Москву вернуться, пока деньги не накоплю. Мне же нужно было, чтобы уехать...

- Ну и как? Славно тебе в Питере?

- Жить вот опять негде. Придется, наверное, на базу возвращаться. Я там админом работаю. Раньше жил в коммуналке, но ее залило, а соседка из окна попробовала выкинуться. Спасли. А нас всех выселили косвенно, без нажима.

- А сейчас откуда?

- Гостил тут в области.

- Так, может быть, лучше в Москву? я завтра обратно уже еду.

- Да что-то и не хочется особо. Да и Феди немного боюсь, честно говоря. Чтобы ты там не рассказывал.

- Да мы же не играем теперь вовсе. Как ты уехал, вскоре все и разошлось по швам. Все оборудование и так продали. Кажется, вот, кстати! ты там тоже что-то отдавал из своих личных средств, словом, квиты мы все.

- Не обидно?

- Слишком много мечтателей развелось. Мечты надо вовремя прекращать. Чтобы - не мучительно больно, но вспомнить - приятно. Ты, видимо, изрядно пьян, как я посмотрю? Выпей вот угля активированного и иди спать.

Тема подумал перед сном о том, как еще можно прокормиться человеку, который еще может быть студентом. Ему уже во сне снились неблестящие перспективы дальнейшей его жизни.

Официантом, который питается бутербродами, блинами, а иногда – все же салатами?

До ста рублей в час, безумие в конце дня. Ненавистные клиенты с заказами. А еще скажут, что не подходишь, а он уж точно не подходит – ведь он барабанщик, значит, псих. Носить подносы он не сможет медленно – обязательно устроит бууум.

Он пойдет барменом. Пройдет курсы, встанет за стойку – и будут наливать без пены, а лед кидать через плечо. А потом подерется с очередным цивильным алкашом и сломает себе два пальца. Ну, или просто перестанет ценить дешевый, но не бесплатный алкоголь, опустошит бар и получит в табло от администратора.

Или будет ходить по магазину и смотреть – не положил ли кто в карман сливочное масло, что не заплатить за него положенную сумму? Не ест ли кто втихомолку сдобную булочку? Не отрывает ли тайком кусок туалетной бумаги? А сам будет втихаря кусать мороженное в вафельном стаканчике. Все равно там быстро меняют весь состав. Знакомый говорил – в базе данных только успевают новые фамилии вписывать, а старые удалять.

Нет, он пойдет в стройотряд. Будет сооружать коровник. Обязательно – коровник. А вечером – в сельский клуб. Не в такой, что на той пьянке. А в идеальный. Найдет взглядом дочь председателя колхоза – они ведь еще существуют?

В конце концов, он будет мерчендайзером. Будет выкладывать красивые пирамиды из банок и бутылок, оттеснять конкурентов и напевать бодрые песенки. Только работать – обязательно в гипермаркете, где постоянно ходят сотни людей, выбирая между новой кофтой и двумя килограммами фарша.

А вот одежду выдавать он больше не будет. Суматоха. Ему не нужна спешность. Ему надо многое обдумать, надо же когда-нибудь остановиться и разобрать себя до косточек, потом соединить их обратно и узнать, какой из кусочков – лишний.

 

 

Даша решила – она думала-думала, пила чай на работе и ходила в отдел по психологии - встречаться с Русланом и дальше. Я не могу сказать, что шрам у него больше не болел, потому что у этой истории нет конца и начала, сюжета и его составляющих. Это просто кусок, который я смог описать словами, когда мне больше ничего не хотелось – только говорить с вами. Пока что сейчас они ехали на электричке в сторону Карелии, на дачу к знакомым, что находилась в 120 километрах от Питера. А Даша уже понимала, что напряжение – и есть признак правильности ее решений.

Сегодня набиралась сил пятница, пять часов вечера, в вагоне шумело невероятное количество народу, но это не мешало Руслану громко рассказывать вчерашнюю историю. Так занимательно, что соседи давно уже перестали притворяться, а повернули голову в его сторону. И слушали.

- Я еще могу простить, когда невеста в белом - платье, туфли, а также и лицо, усталое, но контролирующее мышцы, отвечающие за улыбку. Но, черт побери, на хрена надевать ему светлые ботинки и чуть более серый, чем его обувь, костюм в мелкую полоску?

- Это ты намеки мне бросаешь? – хохотнула Даша. Она неотрывно смотрела на Руслана на протяжении пяти минут, пока он расписывал чье-то бракосочетание, а теперь не сдержалась и выставила этакой простушкой – с таким-то смешком. Рассказ начинался с критики фотографа в ЗАГСе, продолжался пробками в районе Марсового поля, а заканчивался во дворе дома, где располагался офис заказчика.

- Я тебе просто рассказываю, почему я оттуда сбежал. Мы же еще в метро ехали – я, жених и невеста. Неплохие ребята, если бы не свидетельницы и мамаши, я, может быть, и остался. А оплата была уже до.

- Дурак ты.

- Ладно-ладно, это не намек. Я тебе прямо скажу. Вот доем этот бутерброд, допью чай... А ты жди!

- Весьма интригующе.

Они не спали на одном и том же месте третьи сутки. Ранее заезжали в Москву-смокву. Возвращаясь, целую ночь ходили по поезду, он спереди, она следом, обговаривая завтрашний доклад по ядерной физике (я точно не смогу передать полного названия и оценить значение темы), которым травил их в Черемушках Дашкин знакомец. Когда они в четвертый раз прошли через пятый вагон и, наконец, решились спросить у бродившего также продавца чипс унд бир, нет ли чего у него покрепче, поезд доехал уже до Бологого. Проводник между тем предложил мирно выплатить еще по 500 рублей и перейти в пустующее купе. Руслан вопросительно взглянул на Дарью, она лишь пожала плечами . Они пили трехзвездочный коньяк, закусывая шоколадом и спрашивали друг у друга, как же там поживает Инна, хорошо ли ей с родителями, не скучно ли, а что с ребенком? И так далее. Даша подумала, что ее соседу даже жалко свою кузину, хотя он всю дорогу пренебрежительно сочинял афоризмы в честь Инны. Она смотрела фотографии, которые он делал, пока она спала вчера. На них была изображена толпа людей, стоящая на автобусной остановке в 8 вечера. На экране фотоаппарата еще светло, и что-то обнадеживающее видится во взглядах, устремленных на дорогу. Люди стояли достаточно тесно, так, что совсем не было понятно, претит ли им совместное безделье. Даша выловила несколько пар глаз, направленных друг на друга: с безразличием, презрением и интересом.

- А знаешь, почему я ушел тогда из редакции, бросил работу? Потому что моим редактором стала девушка-ровесница, которая на мне успокаивала расшатавшуюся нервную систему. Выкидывала пачками мертвые клетки, неделю приходила в себе, а потом вновь копила в себе. Я думаю, все потому, что у нее менструальный цикл длился по 30 дней.

- Фу, Руслан, кто тебя научил об этом постоянно говорить… Давай о чем-нибудь приятном, наконец. Научись хотя бы иногда не стебаться над всеми.

- А почему бы и нет. Должен я себя как-то успокаивать. Что это не я виноват, не работа виновата, а природа влияет. И стало мне чуть легче. Но потом я все равно ушел. Потому что – потолок, выше некуда. А вот с тобой у меня не возникает таких вопрос. Я абсолютно серьезно. С тобой у меня есть лестница. Хочешь, я буду держать эту лестницу, пока ты будешь взбираться наверх?..

Руслан переключается вдруг на утреннее воспоминание, как они занимались любовью, сидя на стиральной машине, она громыхала, выкручивая белье, а он не мог даже сообразить, почему все это – про него? Как обнаружить такую страстную натуру в спокойной девушке, которая то и дело пускает шпильки?

- На самом деле, я безумно в себе не уверена, - сказала Даша. - Мне нужно подтверждение моей правоты. Мне необходимо, чтобы кто-то похлопывал по плечу и говорил, что я молодец. Мне требуется подпитка моему тщеславию. К сожалению, большинство людей в этом мире, в отличии от меня, еще и завистливы. Поэтому они предпочитают ругать что-то один раз увиденное или услышанное. А легкая, но приятная симпатия остается в душе человека, который так и не сделает меня немного счастливым.

 

Как написано в левом верхнем углу одной гнилой газетки (и в том же примерно духе пелось в начале не самой плохой в мире песни), я начинаю там, где другие заканчивают. Когда Марина поняла, что и Даша, и Руслан, и даже Тема-Ерема сложили вещички и разъехались кто куда, она решила для начала обследовать всю квартиру в одиночку. Комнату за комнатой, метр за метром.

Чем-то она ей нравилась, эта зловредная коммуналочка, несмотря на скоротечность и минусовость событий, которые здесь происходили. А Марина никогда особо к местам не привязывалась. Ведь не свой же дом, а чужой. Значит, есть в жилище этом, состоящем из пяти сегментов и прочих сообщающихся комнат, что-то близкое ей. А она прошлась по всем углам и закоулкам, заглянула под оставленный в комнате Руслана диван, переворошила все книги, которые валялись на шкафу у Инны. Заглянула за плиту. Залезла на антресоль, откуда чуть не упала, однако сноровка в очередной раз не подвела. Тогда Марина надела оставленный кем-то из прошлых жильцов синий хлопчатобумажный халатик в клеточку, висевший все это время на кухне. И отправилась на чердак. Напомним, что никогда она там раньше не ходила. Белье сушила у себя в комнате – болезненное у нее отношение было к своим вещам. Смотреть на нее саму – это еще пожалуйста, а вот любимые мелочи из ткани и воздуха, будь добр, не трогай. Так что Тема, к примеру, сразу приучился к правилам хорошего тона при личном посещении работницы ночных клубов. И в личные фетиши Марины не лазал.

Она взяла ключ, закурила на лестничной клетке, прикончив сигарету до половины, начала подниматься наверх. У двери поняла, что тушить окурок тут как-то не вежливо, спустилась вниз, бросила его в банку из-под кофе. Открыла дверь. И сразу обратила внимание на чемодан, лежавший чуть дальше самого крайнего окна справа. Чемодан оранжевый, миниатюрный, размером с пластиковую коробку для DVD, с двумя замочками. Ужасно грязный. Но симпатичный. Рыться в потрепанных подшивках журналах Марина уже не собиралась, хотя здесь их лежало в достатке. Она осторожно взяла чемодан за ручку двумя пальцами и понесла в ванну чистить. Марина мало ела вкусного и полезного в последние дни, а потому от такого количества пыли ее затошнило. Она схватилась за край ванны, склонилась над ванной, бросила груз на пол. Пыли стало меньше. Наскоро протерев тряпкой поверхности, Марина, наконец, открыла находку. Внутри оказались документы. Ни писем, ни, кажется, фотографий. Счета за телефон, за свет, множество проездных билетов, цирковая афиша, которая, впрочем, выполняла роль подкладки под все остальное…

 

…Марина только что вернулась из Таиланда, где прожила месяц. Все у Марины прошло там отлично, прекрасно и зашибись. Гораздо лучше, чем здесь. И возвращаться в Россию совсем не хотелось. Но одновременно - и надо. Потому что за эти четыре недели она сопоставила все факты, которые смогла вытащить из коммунальных бумажек, потратить почти все деньги – и понять, что, как-то, и она может претендовать на эти пять комнат. Или хотя бы на часть. Надо лишь доказать, что в нескольких из них жил некий поэт Владыкин, который ей прапрадедушка, а поскольку все я семья соблюдала китайское правило «в одну семью – один ребенок», то и ей какая-то часть… Словом, домой надо, домой. Прощайте друзья, осчастливленные собственностью на Таиланде и отвисающая на пляже ежедневно, прощайте, пластмассовые разумные существа. Откроем еще раз ноутбук, в который она смотрела настолько часто, что даже загореть не успела. Хотя и ела фрукты, гоняла на мопеде и велосипедах, каталась на машине и в целом радовалась жизни. Пережила, в конце концов, осень. Всего-то надо – решиться поменять место жительства на время, пройти мимо всеобщей депрессии, пить свежевыжатые арбузные соки и не думать о проливных холодных дождях – там о них просто не знают. Читать рассказы Эдгара По для контраста, изучать современную тайскую музыки, состоящую из групп типа «PopGirls» и «Ebala». И не следить за новостями с родины, где все активизировалось, кажется, всего лишь на 50 процентов. На любимых радиостанциях не появилось ни одной новой песни, а значит, это точно мертвый сезон. Вейк ап.

 

 

Письмо из Польши

Здравствуй-здравствуй,

Пробираюсь через Польшу на родину, нет, даже так – на Родину, на любимую свою землю российскую. Устал безмерно. Надоели иностранцы, а более всего – соотечественники за границей. Встретил в Бельгии двоих – пьянствуют, живут на местное пособие, а при этом работают в местной правой газете переводчиками, где сообщают об успехах черносотенцев и прочей нечисти. Я так им и сказал – работайте в открытую, а деньги бельгийского государства отдайте тем, кто более в них нуждается. Чуть не побили, и это прямо на центральной площади Антверпена. Своих начал бояться более. Хотя ранее был спокоен, поскольку почитал фламандцев и голландских франков за самих мирных европейцев. Однако позабыл, что паспорт меняется, а на фотографии – все то же рыло неудачника, которое легко может покуситься на твою независимость.

В Германии та же история. Оказался у ворот нашего консульства, показав паспорт, прошел на территорию. Ты знаешь, где меня настигло чувство того, что я вернулся? В местном ватер-клозете – с обрывками бумаги, отсутствующим мылом и холодной водой в оба крана. У дверей сидели сплошь мои ровесники-эмигранты, которые бодро рассказывали друг другу, чьими подданными в случае чего они будут через пять лет. Собственно, пошел я туда, чтобы узнать, как можно наилегчайшим способом добраться туда, куда они уже не стремятся. Однако, похоже, русским за границей, как и любым новообразованным диаспорам, не нужны соотечественники, не желающие пускать корни в черноземную почву чужбины.

И мне кажется, что это в некотором смысле прекрасно – быть чужаком не только на иной земле, но даже на островке относительной родины, где слышна уже искаженная постоянными подделками под немецкий акцент речь, где вместо кебабов и сосисок тайком поедаются бутерброды с копченой колбасой, пускай и не выпущенной в Московии.

Да, прекрасно быть ни к кому не принадлежащим, как не страшно тебе это писать. Порой мне думается, что мы сначала крепко вяжем, приклеиваем себя к обстоятельствам, к людям, а ведь в начале нового века его представитель должен делать гигантский прыжок, а сделает он это один, без тяжестей, но и без пружин. Просто сам. Как в самой древней эпохе – нашел камень, и пошло дело. Мы надеемся на чужую помощь, а потом говорим – отстань, я сам, ну что ты лезешь. Пора бы закончить с этим лицемерием. Либо принимай, что ты вовлечен в цепочки, либо падай в невесомости и сам придумывай точки опоры.

Только вот это бесконечное падение – ведь оно вскоре начнет восприниматься, как естественное положение. Просто бесконечное падение – это и есть чувство отсутствия массы. Если нет падения, почему бы и не прожить так, пока беззвучно не стукнешься?

Хотя если ты человек, который оказался в воде, но не научился плавать, единственное, что можешь - расслабиться и плыть туда, куда ведет течение. Вот я не умею плавать, так что, думаю, нырну до дна и пойду по нему до берега пешком.

Хотя я знаю, что ты обязательно выйдешь замуж, вступить в партию, разделишь свое место обитания, чтобы растворить свои беды и достижения с массами. Наверное, это тоже хорошо. Возможно, мы пойдем двумя разными путями, чтобы к старости понять, кто остался прав, а кто оказался также прав, но не доволен сим.
В Польше речь весьма похожа на нашу. Чувствуется, что места эти когда-то принадлежали мятущимся православным князькам. Говорят, что кое-где можно почуять ненависть к нашему брату, однако я нахожусь уже в скорлупе. И даже не могу в полной мере оценить красоты польской. Знакомцы, бывалые путешественники, советовали обратить на красочные поезда различных видов – и обязательно опробовать все без исключения. Увы, денежные средства уже не позволяют мне это осуществить, а вводить себя в состояния знатного зайца уже не позволяет, во-первых, усталость, во-вторых, остатки справедливости. Зато сумел немного проехаться по местным дорогам на телегах, а также в каретах средней знати – немного шифруюсь под англичанина, ибо не знаю, как аборигены могут отреагировать на немецкую или французскую речь – все-таки история европейская настолько запутанна, что лучше выбирать ту мову, что наиболее не близка территории. Хочется спать. Отдам письмо случайно встреченному капиталисту, ох, едущему в Петербург с большей скоростью, чем я. Так что весточка настигнет тебя раньше, чем я, и первый домашний вечер, надеюсь, пройдет спокойно и благостно. Ложусь спать.

Константин.

 

И это был город, в котором, как всегда, только успокаиваешься, потому что ходишь по прямым проспектам, из каждого двора есть выход с кнопкой в стене, таблички говорят об адресах, а люди говорят, чтобы ты не толкался. Где лес, я хочу в лес, я хочу опасаться за себя, потому что природа уже не друг человека, не враг человека, она его уже за существо не считает. Потому что житель земли перестал чувствовать почву под ногами, он думает, что перемещается одной силой мысли, что информация и вправду правит миром, однако любая новость, любое откровение просто уходит в кору мозгу и высыхает там, это продолжается так долго, что дай бог вам вспомнить первую букву этой фразы. Ты слышишь звуки и запахи, они говорят тебе правду, настоящую правду, ради которой не хочется спорить с неизвестными людьми, ведь сейчас вы не можете даже поговорить друг с другом – вас ничто не беспокоит. А ведь только внутренние проблемы располагают к взаимообмену – несколько снимков порезов, рентгенограмма и лист с заключением – а у вас что?

 

Марина позвонила отцу.

Выяснила, что в начале века в Петербурге жили некие Владыкины, вроде бы прямые ее родственники. Простучала остальных родичей вплоть до троюродных братьев и сестер – для этого хватила пары звонков самым говорливым теткам. Истратив две карточки IP-телефонии по 100 рублей, Марина поняла, что, по сути, прямее ее к поэту (кажется, к поэту) линия уже ни к кому не ведет. Наследство, подумала девушка. Неявный подарок из прошлого.

Тут она поняла, что ее давние разговоры про писателя Котова, которыми она изводила девчат по клубу, но так и не рассказала Теме (как он там, кстати, милый, бедный?) – не только результат буйной фантазии. Видимо, кто-то в детстве поведал ей о прапрадеде-поэте. Или придумал красивую сказочку.

Мы знаем, кто разрушает сказки.

Система, закон, юристы в кабинетах без отделки.

Что ей в итоге удалось найти? Фотографии Константина Владыкина. Его сборники. Упоминания в литературной критике. Выписку из церковной книги о рождении. Как можно доказать родство, она уже представить себе не могла.

На добывание милых, но совершенно бесполезных бумажек, у нее ушла неделя. И тогда она вспомнила про одного человечка, занимавшегося криминальными репортажами. Сереженька по кличке «Заказник» с восторгом послушал ее историю и обещал прошерстить документы по своим каналам. Довольно скоро, дней через десять, он позвонил и предложил встретиться в кафе на Некрасова.

- Понимаете, Марина, когда ваш предок умер, квартиру передали другим людям, - сказал Сергей, когда чай они допили. – Ее уже частично заселили всякие посторонние лица – рабочие, преподаватели. Еще жива была его сестра – она умерла рано, от всякого имущества отреклась. Ярая большевичка иначе вести себя и не могла. Так что никаких прав – никто – на это жилье не имеет. Вообще, я с вами встретился только потому, что меня попросили ваши хорошие знакомые. Таких дел никогда в России не рассматривалсь. И, наверное, в мире тоже. Возможно, конечно, случались прецеденты. Но у нас слишком рваная история, что всерьез за нее приниматься.

- И это значит, что я платила за жилье, которое государство присвоило себе?

- Если бы я не являлся человеком, который что-то понимает в юриспруденции, я бы с вами даже погоревал. Если отбросить формальности, то да – это ваша квартира. Но есть такая штука, как история. Сначала вокруг одни степи, потом начинают появляться станы, далее пограничные заставы, в стенах строят дома из бревен или камня, приходят иноверцы или иногородцы и сжигают город. Потом приходите вы и требуете вернуть ваши 56 квадратных метров. В вашем случае все прошло достаточно просто. Одни владельцы права передали, другие жилища национализировали. Раньше, при СССР, - увлеченно продолжил Сергей, - квартиры покупали, отдавая государству старую, ту, что получили бесплатно от него же. Имелась трехкомнатная, вы ее поделили на два и один, но не получив никакой выгоды. Вам просто нельзя иметь так много квартир.

- А это какое отношение ко мне имеет?

- Никакого. Но, по крайней мере, вам не надо будет сталкиваться с такими формальностями.

- Послушайте, Сергей. Я девушка не самая типичная по профессии. Я танцую стриптиз чуть не ежедневно. Откровенно говоря, со стороны это кажется диким, когда за то, что ты трешься о промежность мужчины, тебе дают деньги. Но я вообще ни к кому не прикасаюсь, я просто танцую. Но я дико устаю. Так что подобные формальности, о которых вы сейчас живописно рассказали, меня вообще не волнуют. Я просто не понимаю, почему всякие работяги получили свой кусок, а у плохих поэтов его отняли? Они же равны, почему одним – все, а другим – шиш?

- Мне не до дискуссий, - сказал Сергей, глядя в смартфон. – Вы понимаете, что провертел эту операцию за минимальную плату чисто из-за симпатии к вам…

- Потому вы тогда в клубе опозорились, уронив все деньги и документы на пол, а их хотели отдать, применив громкую связь. А вы так и не отзывались, а я вас в итоге просто нашла.

- …Ну да, словом, из-за того, что вы мне помогли. Теперь же у меня еще дела, немало дел, я должен идти. Жаль, что не придется раскрутить это любопытную ситуацию.

Когда юрист ушел, Марина, съев еще одно пирожное, позвонила подруге, недавно съездившей в Испанию для проверки обстановки. Если нет родственников с жилплощадью, надо искать ее там, где она дешевле. Искать новых родственников, молодых, живых, обеспеченных. Или просто делать ту же работу в более цивилизованной стране. В конце концов, она не только профессионал, но и философ, а в теплом климате второе в определенные часы даже важнее.

 

Путешествие оказалось не самым легким делом, однако после двух суток (они казались таковыми, возможно, она ехала и меньше, но - 48 часов, пусть так будет для небольшой дозы красоты).

Напротив нее сидел достаточно пьяный паренек в армейской рубашке и грязноватых больших ботинках и рассказывал, как он работает, склеивая ванны. «Вообще отличная такая тема, понимаешь? – на ты он перешел полчаса назад. – Обновляем ванны, новые делаем, декор, такая профессия, творческая, можно сказать». Инна его и не слушала, просто смотрела в одну точку над его головой и в 505-й раз читала заголовок в газете, что лежала за сеточкой в компании с полиэтиленовым пакетом. Половины букв не видно, однако ясно видны слова: «Альтернативы нет - заявляют».

У Инны могли быть варианты в Питере получше и похуже. Коммуналка на шесть комнат на Пяти углах с людьми степенных профессий, вроде хирурга или архитектора. Общие деньги на туалетную бумагу и пакеты для мусора. Никакой громкой музыки вечером.

Или четверо экспатов, живущих окнами на набережную. Обязательно – бармен и учитель английского. Первый приводит подруг и друзей в пять утра после окончания смены, ко второму ходят стройные блондинки в развевающихся мини-юбках и их мамы в жакетах. Постоянно гостит милиция.

Или замкнутое сообщество промоутеров и дизайнеров – по ночам они придумывают новые вечеринки, при этом сами дома не веселятся, а только пишут письма и водят пальцами по тачпэдам. Глубоко-глубоко во дворах стоит их дом. Выходят только за едой и в день икс, когда предстоит потратить деньги спонсора на еще одно сомнительное мероприятие.

Аналог – девчата, штук пять или шесть, все ходят в Муху или Репина, клеят макеты, шьют платья и вместе клеят полоски картона на эскизы к экзаменам. Питаются йогуртами и овощными супами. Раз в неделю кто-то обязательно покупает торт. Инна убеждает их основать креативную фирму – и успешно продает их продукцию за рубеж.

Даша однажды рассказывала, что ее закадычные друзья живут под самой крышей в огромном торговом центре на Невском проспекте. Последние этажи все не могут продать, там голая проводка на стенах, каждое окно выходит на крышу, но чтобы не напали не погибающие тараканы, один из чудиков спит на шкафу – и пока что оттуда не падает. Все-таки – это хороший или плохой вариант? Инна точно не тронет обнаженное электричество и против тихих дуростей ничего против не имеет. Ее смущают только люди, куряющие прямо в прихожей и на кухне – отчего пальто, куртки, шапки, береты, кажется, даже пластиковые тарелки пропитываются запахом табака. Ну, это она смогла бы уладить.

Отлично было бы иметь в квартире животных – крыс, котов, улиток, морских свинок…

Но ей достались эти четверо, дела кончились не так хорошо и зло, как хотелось.

 

Когда солдатик перешел на подробности покупки «будущей 12-й», на которой он с корешами тут же отправится на море жарить шашлыки (на новенькой тачке с севера на юг, до Азовского моря, к станице, к однополчанам), Инна вышла покурить. Зажигалка, сигарета, дверь в тамбур – все приходилось делать левой рукой. Потому что она все еще остерегалась снять с правой повязку. Хотя и противно было ходить с ней навесу, постоянно вызывая жалость. Поезд ужасно трясло, она чуть не опалила фильтром губы, безумно хотелось спать, а этот товарищ напротив вылезал через 20 минут – если его проводница сама не вытащит. Так что можно еще потерпеть. Инна уже собиралась пойти в вагон-ресторан, когда ей позвонили. Опять мама. Истратила на нее уже, наверное, тысячу, если не считать всю плату за роуминг у самой дочери.

- Привет, милая! Как дела? Все не спишь?

- Господи, мама, сколько можно. Я же утром уже буду дома.

- Знаешь, я бы ни о ком не волновалась бы, но только не о девушке, которая из окон падает. И из больниц сбегает. Мы же могли тебя сами довезти, под присмотром. Так ведь нет, обманула врачей, деньги добыла…

- Мне одолжили. Мама, я же все объяснила! Давай дома поговорим! Не трать время!

- Ладно, ладно, пока.

Инна взяла коньяк и стопку лимонов, села подальше от выхода, в вагоне осталось совсем мало народу. Она вновь достала то короткое письмо и перечитала.

«Валя, привет!

Все очень срочно, поэтому я попросил, чтобы это сообщение тебе передали не почтой, а с моими случайными знакомыми. На телеграф совершенно нет ни копейки. Я работаю всего три дня, так что выплатят первые кроны только к концу недели. Хотел сказать, что в ближайшее время ждать меня не стоит, я еще задержусь. Не могу сказать точно где, потому что тут какие-то проблемы с границами. Вообще, в воздухе пахнет войной, даже такой дурак, как я, это чувствует. Но я скоро доберусь до дома. Жди».

Собственно, смысл был вовсе не в тексте, а в том, что его – изрядно помятое и, похоже, старательно высушенное, ей принесла Марина, когда еще раз, уже одна, по собственному почину, заходила к ней в больницу. Сказала несколько дежурных фраз, а потом передала письмо - со словами, что это она нашла в квартире, в числе многих других бумаг.

- Это, видимо, каких-то моих родственников. Мне кажется, я как-то связана с людьми, которые жили… там, раньше, лет сто назад. Ты уж извини, что так вышло. Письмо - так себе. Но, в общем, тебе же тоже интересно. Ну… то есть… ты, конечно, не родственница, но с другой стороны, словом, так…

Инна зашла в купе, когда два пустовавших до этого места занимала мать с дочерью. Она быстро забралась на верхнюю полку и заснула. Ночью она простудилась, да настолько, что потом пришлось матери разрывать между ней и внуком, который сам все лето пролежал в больнице с тонзиллитом.

 

Ему приснилось, что его дед – агент ГРУ, что он погиб при исполнении важного позорного задания. А его бабка просила его спеть пару народных болгарских песен, вспомнив корни, ведь сыночек, папаша твой, совсем родную речь позабыл, говорит, ему по статусу и профессии не положено. И в первый раз, когда он взял в руки аккордеон и затянул первое, что пришло в голову, бабка заревела и повались на пол, так что он испугался и прекратил играть. Но она оставалась в сознании, без ушибов. И пообещала потерпеть и дух мужа не вызывать. И ко второй неделе уже не лил редких слез, а начинала тихо подпевать. Даже в беде есть своя красота, думал Артем и просыпался.

В центре самого нигде - чтение и пристрастие к еде. Не спи, не спи, иначе день со днем не отличишь, а как же воскресенье… Его стошнило.

Вообще, ему предлагали еще одну коммуналку. Теперь уже в самом что ни на есть центре, то ли на Бакунина, то ли чуть подальше, ближе к набережной. Он так и не запомнил адреса, потому что его смутила цена – в два раза выше, чем раньше, а во-вторых, испугала необходимость ежедневно не только у себя в комнате, но в коридоре или туалете или ванной или кухне что-то мыть. По строгому расписанию, составленному хозяйкой, которая обещала проверять выполнение плана каждую неделю. Поэтому он для порядка прошелся по жилым помещениям. А потом вновь вернулся на репетиционный диван.

Заснуть к утру не на диване в холле, и даже не на широком подоконнике в первой репетиционной комнате, а упершись спиной об усилитель в кладовке. Такого с ним еще не случалось. Он потянулся, вздохнул. Хотелось пить – вышел в уборную, открыл кран и долго пил, потом ополоснул лицо, нашел в аптечке над раковиной цитрамон и активированный уголь, кинул таблетки в рот и уселся на диване у выхода. Через полчаса ему стало лучше. И он начал вспоминать, какие у него есть дела на ближайшее время. С коммуналки он съехал по истечению месяца, потом деревня, а ведь все еще стояло лето, ей-богу, непонятно, а что теперь надо делать-то? Искать новое жилье? Да так ведь на базе соорудили душ, на этом диване можно спать, работает электрический чайник и микроволновка. А цены на комнаты растут, непонятно, к чему тогда нужно было переезжать из Москвы, если деньги приходят в Петербург, да не в те карманы, что хотелось бы – либо в чужие, либо в свои, но дырявые. И значит, те, кто озаботился о недвижимости, те, кто нашел себе дело, скоро перестанут быть этой болотной сыпью и превратятся в хищные цветы первого десятилетки. А что он будет делать, Артемий Олегович, хотя и не стоит тебя так называть, потому что не заслужил? Смотреть за чужой жизнью, вести летописи, готовить барабанщиков к лучшей доле, слушать вторичную музыку за стеной. Впадать в тоску. Но сам подумай, своей головой – встречаешь ты, к примеру, старых друзей в ином городе, в каком-нибудь центральном кофе. И вы друг другу рассказываете новости – кто женился, кто развелся, детей нарожал, директором стал, а ты и говоришь – я на репетиционной точке работаю, музыкантов ругаю и учу. И ведь для них это все темный лес, а для тебя, быть, скука смертная. Так проблема, получается, в тебе, а не в записях в трудовой или прочих деталях. Просто надо успокоиться. Ты не станешь героем, потому что кому-то еще больше не повезет и ему придется везти неравный бой с глыбой ответственности и булыжником величия. Кому не придется быть человеком, но еще одним параметром, по которому меряют время. А ты просто кегля, 100 граммовый груз на другой чаше весов, разменная монета. Вроде бы и не нужен, но вот за тобой бегут в соседнюю кассу, а потом оказывается, что рубль-то – юбилейный.

И Тема пошел в магазин за хлебом и молоком, потому что он был голоден, а музыканты должны собирались прийти только через полчаса. Воскресенье, все-таки, люди хотят веселиться.

 

 

⇐ Предыдущая3456789101112

Поделиться: