Больная послушала совета тетки и выздоровела».

Вдова Евгения Н–на Девяткова, тетке которой, Анфии Я–не, Рынин говорил, что его узнают через 70 лет, ежегодно служит панихиду по Рынине уже в продолжении 40 лет по следующему случаю. В первые годы замужества ее мучила лихорадка. Пользовавшие больную врачи не помогали ей. Томимая жаждою, больная все просила у родных квасу, чтобы утолить жажду, но те, вследствие запрещения врачей, долго не давали ей этого напитка; наконец, видя ее страдания, решились уступить просьбе, налив полстакана квасу и вложив туда немного землицы, взятой с могилы Рынина, они подали больной. Та схватила с жадностью стакан, но, отведав квасу, сказала: «Какая мерзость, да тут еще и песок». Однако, блогодаря нескольким глоткам неприятного напитка, у больной явился сильнейший пот, она моментально почувствовала облегчение и скоро совсем поправилась от болезни, которая не постигала ее с прежнею силою и по настоящее время.

Служащий в церкви Богородского кладбища тридцати девяти лет, протоиерей отец Иоанн Шадрин, рассказывает такой случай. Это было в 70-х годах, в начале зимы. Он пришел служить литургию, но пономарь Славороссов предупредил его, что какой-то молодой крестьянин просит поскорее отслужить панихиду на могиле Рынина. Священник, облачившись, отправился на могилу и отпел панихиду, во время которой болезненного вида крестьянин, упав на покрытую не толстым снегом могилу, горячо со слезами молился. Богомолец рассказал, что привлекло его сюда поистине чудное выздоровление его однодеревенца – молодого парня от кумохи (лихорадки) после того, как он помолился здесь на могиле, взял песочку и попил с ним воды. Должно быть, берущим песочек с верою, по молитвам раба Божия, подавалась помощь от Господа, потому что могила его бывала вся изрыта и очень глубоко.

Одним из наиболее усердных почитателей памяти покойного Н. М. Рынина в настоящее время является В. П. Чер–в. Он сообщил причту Богородского кладбища следующее: «Впервые я узнал о блаж. Николае Матфеевиче в 1869 году, когда я познакомился с старожилками Вологды старушками Ф. Н. и Е. Н. Садоковыми, ныне уже умершими. Они знали хорошо при жизни Николая Матфеевича и очень уважали его память. Они-то мнe и указали ныне дорогую для меня могилу блаженного, которую я стал часто посещать. Придешь, постоишь, поклонишься и на душе станет легко. Вот те особенные случаи, которые заставляли меня уважать эту могилу:

1) Когда я окончил курс в Московском Университете в 1871 году, я приехал на лето в Вологду. Наслышавшись о великих чудесах преп. Сильвестра Обнорского и о красоте тамошнего местоположения, я пользуясь отдыхом после ученья, вздумал пойти туда пешком с пятью или четырмя простыми богомолками. Но, зная строгие правила моего отца (П. К. Черняева), я не решился идти без его позволения. И вот я объявил ему о моем намерении идти к преподобному Силивестру. К моему огорчению отец мне не дал своего позволения и категорически объявил: «Покамест я жив, тебе у Силивестра не бывать», – и как моя мать его ни уговаривала, он остался непреклонен. Меня это страшно обидело и я, чтобы рассеяться, пошел погулять. Местом моей любимой прогулки было Глинковское кладбище и любимая мною могила Н. М. Рынина. Так и при этом случае я отправился на кладбище прямо на могилу блаженного. Стою на могиле и раздумываю: что такого худого было в моем намерении? Мысленно я обратился к блаженному и как бы говорю ему: «Ты знаешь, Николай Матфеевич, что мое желание было не дурное, а благочестивое, и если ты святой, то ты мне поможешь в исполнении моего намерения». Проговорив это мысленно, я еще немного постоял у могилы, поклонился и пошел домой. Прихожу и узнаю, что отец никуда не ушел и сидит у себя в кабинете, куда мы, дети, не могли входить без особой надобности или разрешения. Я уселся в своей комнате пить чай. Вдруг слуга моего отца входит ко мне и докладывает, что отец зовет меня в кабинет. Вошел и стою ни жив ни мертв: думаю мне проборка. И что же? Отец, подумав немного и посмотрев на меня, говорит: «Вот что... можешь идти к преп. Силивестру». Я сразу догадался, кто был за меня у отца ходатаем, и мысленно возблагодарил блаженного за его помощь и надо заметить, что путешествие свое я совершил очень благополучно в четыре дня (180 верст).

У моего отца жила прислуга на кухне по имени Лукерья, у которой был юноша сын, по имени Абрам, ныне купец А. Н. Н–в, который был отдан в мальчики в какую-то лавку на Московской улице. Он изредка приходил к матери, которая души в нем не чаяла. Раз после обеда перед вечерним чаем я вышел из дома, чтобы пройтись на кладбище. Вдруг из кухни отца, которая была через двор, выбегает Лукерья и спрашивает меня, не на кладбище ли я иду; я отвечал утвердительно; тогда узнаю я от Лукерьи, что к ней пришел ее Абрамко и лежит весь в жару и она, Лукерья, просит меня принести ей земельки от Николая Матфеевича. Я исполнил это; она скатила с земли воды и обрызгала сына и через короткий промежуток времени он встал с постели здоровым и ныне здравствует.

В Вологде живут две сестры вдовы Т. Д. С–ва и Е. Д. М–ва, они приезжие, не коренные жительницы Вологды и не имели понятия о Н. М. Рынине. Как-то раз, возвращаясь с ними с богомолья от святых Кирика и Иулитты (село Толстиково) и приближаясь к кладбищу, я предложил им зайти на кладбище и показать им могилу блаж. Николая Матфеевича, которую они не знали. Старшая сестра тотчас согласилась, а младшая только посмеялась над нами, говоря: «Вечно Владимир Павлович и Танечка возятся с блаженными, да с юродивыми», и отказалась идти с нами и пошла домой. В ту же ночь она видит сон, будто стоит на кладбище у какой-то могилы и кто-то говорит ей: посмотри в могилу. Она увидела открытую могилу и совершенно целый гроб; опять тот же голос ей говорит: «Вот ты говорила, что Николай Матфеевич не святой, а вот его мощи». Сразу Е. Д. М–ва проснулась и раскаялась в своем coмнении.

Вот случай прозорливости Н. М. Рынина при жизни. Жило в Вологде семейство мещан Дружининых. Была в то время в Вологде сильная холера и все, в том числе и семья Дружининых, находились в страхе от этого Божия меча. Глава дома Михаил Григорьевич Дружинин в уме своем дал обет, в случае избавления его семейства от болезни, возобновить часовню святителя Николая Чудотворца на реке Вологде, называемую в просторечье Никола Мокрый, но медлил исполнением своего обещания. Между тем холера все усиливалась и уносила много жертв. Раз сидит Михаил Григорьевич у себя дома за чаем. Вдруг вбегает Николай Матфеевич и говорит: «Михайло, тебя Никола Мокрый дожидается». Это так поразило Михаила Григорьевича, что он тотчас отправился в путь и возобновил означенную часовню. И Бог принял его жертву: в семье Дружинина никто от холеры не умер».

При жизни Николай Матфеевич говорил брату Ивану:

– Когда я умру, ты не ставь надо мною ни креста, ни памятника, не то крышу у тебя сорву.

Этот завет брат исполнил: действительно на могиле Николая Матфеевича долгое время не было креста, хотя за это некоторые и упрекали его родных. Первый крест на могиле Рынина поставила крестьянка Воздвиженского прихода из-за Кадникова (в 52 верстах от Вологды), по такому случаю. Она была больна расслаблением. Ничто не помогало. Раз, в сонном видении, она слышит приказание поставить в Вологде над могилою Николая Рынина крест, за исполнение ей обещается выздоровление. Сновидение повторилось. Духовный отец посоветовал больной исполнить повеленное. Лишь только женщина заказала сделать крест, почувствовала облегчение от недуга. Сама на своих плечах решилась она донести крест до могилы. Помянутая Пищ–на, у дома которой останавливалась женщина уже совершенно здоровая, указала ей то место, где погребено тело Рынина. До 80-х годов могила Николая Матфеевича отличалась от других разве тем, что была сильно изрыта почитателями юродивого, берущими из нее песочек, так что крест на ней стоял покривившись. В 80-х годах, купеческая вдова Наталья Коровина устроила над могилой крышу на четырёх деревянных столбах и довольно высокие перила, а в 1899 году почитательница покойного А. М. Крылова, построила дощатую часовенку, покрытую железом, с небольшою из белого железа главкою и железным крестом. В часовне четыре окна, вход в нее с западной стороны. На могиле поставлен деревянный крест, сама же она покрыта парчовым покровом. В 1905 году, летом, неизвестным лицом часовня окрашена масляною, голубого цвета, краскою, на восточной стороне ее поставлен столярный, с золоченною резьбою, иконостас с тремя большими образами: в средине – Воскресения Христова, направо – Успения Божией Матери, налево – Николая Святителя (тезоименитого покойному). На стене висит портрет Николая Матфеевича: худое, с заостренным носом, подвижническое лицо, черные задумчивые глаза...

Мещанская вдова Екатерина Елисеевна Кинарейкина, доныне здравствующая, рассказывает, что Николай Матфеевич часто посещал их дом и много раз ночевал у них: « «Живи осторожнее, живи осторожнее», – говорил он отцу моему Елисею Алексеевичу. Надо бы слушать прозорливца, а отец мой, бывший буфетчиком в трактире, по-прежнему был доверчив к посетителям, следствием чего произошло разорение отца. В нашем доме верили в прозорливость Николая Матфеевича. Старец однажды приходит в наш дом и ставит в комнате крест. Мы испугались, ожидая чего-нибудь печального. Через три дня получаем письмо о смерти нашей матери, Мариамны Марковны Кинарейкиной, жившей в деревне. Не любил покойный нашей кухарки, как только бывало придет к нам, ворчит и бранит ее. Потом узнали, что кухарка брала украдкой хозяйское добро, за что и пришлось ей отказать».

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: