Глава 22. Управление агентами и практика агентурного добывания

Конфликтные ситуации в работе с агентами и их улаживание. — Отсечение агента: полное отстранение успешно работающего агента от любых контактов и связей с советскими официальными лицами и учреждениями. — Организация работы с агентами советской военной разведки до Второй мировой войны, потеря связи с агентурной сетью в Европе после нападения Германии на СССР и уроки, извлеченные из провала «Красной капеллы». — Работа с отсеченными агентами. — Работа с агентурными группами. — Превращение агентурной группы в агентурную резидентуру. — Са-моподдерживающийся процесс постепенного увеличения количества боевых структур ГРУ в зарубежных странах. — Планы действий резидентуры на случай провала агентурной сети и на случай войны. — «Никогда не доверяй свою жену, машину и агентуру даже лучшему другу»: жестокая конкуренция между добывающими офицерами, ее причины и последствия. — Информация, документы и образцы как три категории разведывательных материалов, и особенности добывания каждой из них.

1

Итак, предположим, что агент был завербован, прошел обучение во время продолжительных очередных встреч (например, в номере маленькой гостиницы, расположенной вдали от популярных мест отдыха и туристических маршрутов), для него разработана сложная система связи, включающая различные формы личной и безличной связи, а также действия в случае внезапной потери всех каналов связи. Безличная связь постепенно заменила все личные контакты. Агент передавал фотокопии секретных документов и получал в обмен небольшие суммы денег. Полученные от него материалы проверялись и сравнивались с аналогичными материалами, полученными из других источников. Все возражения и жалобы агента на маленький размер вознаграждения тактично, но решительно пресекались, а его попытки протестовать и отказаться от дальнейшей работы успешно подавлялись.

Последнее требует пояснения. Внимательный читатель может возразить, что такие действия уже похожи на шантаж, от которого офицерам ГРУ рекомендовалось категорически воздерживаться по причине низкой эффективности этого метода в работе с их «клиентурой». Это очень тонкий момент. Железная рука советской военной разведки (олицетворением которой был добывающий офицер, работавший с агентом и полностью «выдаивавший» его) всегда находилась в очень мягкой перчатке. Каждый раз, когда кто-либо из агентов пытался «соскочить с крючка», его старались очень мягко вернуть к сотрудничеству. Лучшим способом сделать это был откровенный разговор по душам, который офицер ГРУ заводил с пытавшимся бунтовать агентом. «Что тебе нужно? Чего тебе не хватает?» — вопросы с таким подтекстом должен был задать агенту офицер. Следовало выяснить подлинную причину желания агента прекратить сотрудничество и работать с ней.

Не хватает денег? Кроме уже упоминавшегося выше аргумента о том, что слишком высокие доходы агента от непонятных источников (и, главное, следующие за этим расходы) могли привлечь внимание контрразведки и привести к провалу, можно было обнадежить агента обещаниями о повышении оплаты в будущем. Агент боится за себя и жену? Можно было пообещать изготовить поддельные паспорта нейтральной страны для него и жены, которые они смогут использовать для экстренного выезда за рубеж в случае провала. Добывающий офицер мог вызвать из Москвы высококвалифицированного психолога, который прилетал первым же рейсом и на основе скрытой аудио- или видеозаписи разговора с агентом разрабатывал тактику продолжения переговоров и сопровождал их.

В идеале добывающий офицер должен был построить отношения с агентом таким образом, чтобы тот воспринимал сотрудничество с ГРУ не как шпионаж, а как оказание дружеских услуг или небольшой побочный консалтинговый бизнес. На самом деле, многие агенты не хотели признаваться себе в том, что фактически занимаются шпионажем, подсознательно стремясь сохранить самоуважение или ощущение безопасности, и офицеры ГРУ всячески потакали этому.

Если же агент действительно сильно рвался с крючка, его отпускали — разумеется, после проведения комплекса мероприятий по обеспечению безопасности, включавшего серьезную «профилактическую беседу» с агентом, в которой его убедительно просили сохранять в тайне все детали сотрудничества и знакомили с последствиями ненадлежащего поведения. Но такой разрыв в первую очередь означал, что на этапах изучения и разработки агента были неверно выбраны мотивы для вербовки, и в дальнейшем ГРУ не смогло подобрать ключик к этому человеку.

Если же пока все шло хорошо, дальше начинался новый этап развития отношений с агентом, замысел которого заключался в полном отстранении агента от любых контактов и связей (как личных, так и безличных) с советскими официальными лицами и учреждениями, в том числе с советскими дипломатами и дипломатическими представительствами. Это называлось отсечением агента (в дальнейшем мы поговорим об этом подробнее).

До Второй мировой войны на советские посольства замыкались связи не только агентов резидентур военной разведки под прикрытием, но даже связи нелегалов и работавших под их управлением агентов, которые были «прикреплены» к посольствам и действовавшим на их территории резидентурам военной разведки. С началом войны посольства на территории противника прекратили свою работу, а вместе с этим прервались и все контакты с мощной агентурной сетью в Европе. Поток агентурной информации прекратился в тот самый момент, когда в такой информации военная разведка нуждалась больше всего. Заместитель начальника Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии был заброшен в оккупированную Европу с несколькими радистами и неограниченными полномочиями. За короткое время он организовал небольшую нелегальную агентурную сеть на территории Бельгии и Голландии, а затем, используя довоенную систему явок, смог восстановить контакт со всеми нелегальными резидентурами.

Однако основной канал радиосвязи с Советским Союзом, для организации которого использовались советские переносные коротковолновые радиостанции «Север», восстановить было невозможно. Никто не мог предположить, что наступление германских войск будет таким стремительным и они уйдут так далеко вглубь советской территории, поэтому дальности связи радиостанций типа «Север» (до 400 км, в благоприятных условиях — немного больше) просто не хватало. Корабли Балтийского флота были блокированы на базах и тоже не могли использоваться для приема радиосообщений агентов из Европы. Тогда Разведывательное управление Красной Армии организовало центр приема информации на территории советского посольства в нейтральной Швеции; сюда стекались сообщения от всех нелегальных резидентур и агентурных сетей, и уже отсюда их передавали в Советский Союз.

Вероятно, это было единственно возможное решение в той ситуации и, конечно, оно имело множество недостатков. Прежде всего, все агенты, офицеры разведки и нелегалы замыкались на одну огромную резидентуру — такая схема агентурной работы ставила под угрозу жизни многих сотен людей. Провал такой структуры был лишь вопросом времени, и он начался в самом уязвимом месте, расположенном глубоко в одном из нервных центров этой невероятно мощной подпольной организации. Один из радистов-неле-галов, желая произвести впечатление на свою девушку, похвастался тем, что первым узнаёт свежие новости обо всем, что происходит в мире, поскольку регулярно слушает радио (на оккупированных территориях это было запрещено). Девушка, в свою очередь, искала покровительства одного немецкого офицера и сообщила ему об этом. Так была обнаружена «Красная капелла», самая мощная подпольная разведывательная организация в истории, агенты которой проникли во многие самые сокровенные тайны Третьего Рейха. В результате этого провала работа «Красной капеллы» была в значительной степени дезорганизована, десятки работавших на нее агентов и нелегалов были арестованы и казнены.

Разведывательное управление Красной Армии очень быстро сделало выводы из случившегося. Уже через несколько месяцев нелегальные резидентуры, функционировавшие на территории стран-союзников — Соединенных Штатов, Великобритании и Канады, — были полностью отсечены от советских посольств, а все связи между ними были оборваны. С тех пор это железное правило соблюдалось ГРУ всегда и везде. Каждая резидентура ГРУ под прикрытием обеспечивала работу нелегалов, но только путем выполнения инструкций, полученных из Москвы, и не имела никакого представления о тех, кого она обеспечивала. Все операции по обеспечению нелегалов разрабатывались таким образом, что офицеры, работавшие в резидентурах под прикрытием, не получали для выполнения операции никакой информации, кроме самой необходимой, а нелегалы никак не зависели от успеха или неудачи действий резидентур под прикрытием.

Другим уроком, извлеченным из разгрома «Красной капеллы», стало разделение крупных резидентур на меньшие, работающие независимые друг от друга, что также повышало безопасность операций по обеспечению нелегалов. Третьей и самой важной мерой было отсечение агентов от советских посольств, в которых работали курировавшие агентов офицеры — связь между агентом и советским дипломатическим представительством значительно повышала риск провала агента.

Итак, завербованный, проверенный и обученный агент обязан был работать обособленно от официальных советских заграничных учреждений и не иметь с ними никаких связей. Отсечение агента производилось только после того, как он передал ГРУ достаточное количество секретных материалов и тем самым практически отрезал для себя все пути назад и лишился возможности сдаться властям, ибо даже явка с повинной уже не спасала его от длительного тюремного срока. Отсеченный агент мог действовать самостоятельно, в составе агентурной группы и агентурной резидентуры.

2

Самых ценных агентов, добывавших секретные материалы особой важности, отсекали от резидентуры очень быстро. Как только в центральном аппарате ГРУ замечали, что конкретный агент раз за разом передает материалы исключительной важности, резидентура, работавшая с этим агентом, немедленно получала из Москвы приказ прекратить прием от этого агента любых материалов. Теперь главным приоритетом в работе с агентом становилось не получение информации, а обучение и обеспечение безопасности. ГРУ старалось как можно скорее отправить такого агента в безопасную страну с мягким контрразведывательным режимом для его обучения там — например, во время праздников или отпуска. Если позволяли обстоятельства, агента могли перевезти из безопасной страны в Советский Союз. Отсюда он возвращался в свою страну (конечно, тем же окольным путем) уже как отдельно действующий агент и с тех пор работал исключительно под руководством московского начальства, а именно под руководством начальника направления, в особых случаях — начальника управления и в исключительных случаях — заместителя начальника ГРУ или самого начальника ГРУ С такими агентами работали точно так же, как с нелегалами.

Для отдельно действующего агента нужно было разработать сложную систему безличной связи и контактов. Обычно такие агенты передавали материалы через тайники. Резидентура, когда-то завербовавшая агента, впоследствии отсеченного от нее, могла, например, однажды получить приказ изъять кассеты с микропленкой из тайника с определенным номером. В резидентуре не знали, кто заложил в тайник эти кассеты — местный нелегал, нелегал, находящийся в стране проездом (на жаргоне ГРУ — «гастролер»), или агент, ранее завербованный этой резидентурой. Пленки проявлялись только в Москве. Каждая из них имела два слоя — отвлекающий и боевой. В Москве на первом слое делали фотографии несекретных документов, затем пленка передавалась агенту, и он с помощью специальной фотокамеры делал снимки секретных материалов, которые фиксировались на втором слое пленки. Любая попытка проявить пленку за пределами специальной фотолаборатории ГРУ приводила к полному разрушению боевого слоя со снимками секретных документов, и на пленке оставался только отвлекающий слой, не содержавший компрометирующих агента снимков. Эти фотопленки, получившие название «Щит», были созданы в одном из научно-исследовательских институтов ГРУ. Институт разработал сотни, если не тысячи химических формул для светочувствительных эмульсий таких пленок. Для каждой важной операции и каждого ценного агента каждый раз создавалась новая пленка, эмульсия которой имела уникальный и неповторимый химический состав и структуру.

ГРУ всеми силами старалось ограничить количество личных контактов с отдельно действовавшими агентами — ведь именно для этого их отсекали от резидентур. Если личные встречи были действительно необходимы, они проводились только в странах с мягким контрразведывательным режимом или тайно в Советском Союзе. В любом случае такие встречи происходили крайне редко.

Другие агенты, завербованные резидентурами, постепенно сводились в агентурные группы из трех-пяти человек. Обычно в группу объединяли агентов, добывавших секреты в определенной области; иногда она состояла из агентов, которые по разным причинам были знакомы друг с другом.

Предположим, что одному агенту удалось завербовать двух других — в этом случае группа формировалась автоматически. ГРУ справедливо считало, что семейные агентурные группы, состоявшие из главы семьи, его жены и детей, будут более устойчивыми и защищенными. Члены такой группы могли заниматься шпионажем в совершенно разных областях. Руководителя агентурной группы в ГРУ называли «групповодом»; он один контактировал с офицерами ГРУ. Таким образом, члены агентурной группы до некоторой степени были отсечены от советского дипломатического представительства.

Как и отдельно действующие агенты, агентурная группа некоторое время находилась на связи с резидентурой ГРУ под прикрытием, затем контакты с резидентурой постепенно прекращались, группа начинала получать приказы непосредственно из Москвы и туда же по разным каналам отправляла добытые материалы. В конечном итоге контакты с Москвой становились постоянными, и агентурная группа полностью отсекалась от резидентуры. Состав резидентуры постепенно менялся; резидент, шифровальщики и добывающие офицеры, находившиеся на связи с агентами группы, рано или поздно уезжали домой, и через некоторое время никто за пределами штаб-квартиры ГРУ уже не знал о существовании этой конкретной агентурной группы. Если обстановка в стране, где работала группа, осложнится, если советское посольство будет закрыто или его работа будет затруднена, группа будет продолжать свою работу.

ГРУ разрешало выходить на личную связь с руководителями агентурных групп только в исключительных обстоятельствах и при соблюдении всех возможных предосторожностей. Агенты, входившие в группу, не должны были знать друг друга — конечно, за исключением случаев, когда это было вызвано необходимостью или являлось одним из обстоятельств формирования группы. Каждый агент группы мог знать только лидера группы и не подозревать о существовании других агентов.

Если руководитель группы хотел самостоятельно вербовать новых агентов, он обязан был получить у Москвы разрешение на это. Если он получал такое право, его агентурная группа, даже если она состояла всего из двух человек, получала статус агентурной резидентуры, а ее руководитель становился агентурным резидентом. Такой статус в середине XX века получил один из американских физиков-ядер-щиков, которому ГРУ разрешило вербовать его коллег по своему усмотрению. Интересно, что этот резидент никогда не ошибался в выборе кандидатов для вербовки.

3

Иногда ГРУ направляло в агентурную резидентуру одного или нескольких нелегалов. Присутствие хотя бы одного советского нелегала в агентурной резидентуре любого размера автоматически превращало ее в нелегальную резидентуру, а нелегал становился ее руководителем — нелегальным резидентом.

Постепенное увеличение количества боевых структур ГРУ в зарубежных странах могло продолжаться до бесконечности. Этот самоподдерживающийся процесс был похож на распространение раковых клеток в организме человека.

Если ГРУ считало, что агентурная сеть, состоявшая из отдельных агентов и агентурных групп, еще не отсеченных от резидентуры под прикрытием, оказалась на грани провала, и оперативная обстановка в любой момент может значительно ухудшиться, оно принимало меры, чтобы не потерять этих агентов. Для этого некоторые самые опытные офицеры резидентуры были готовы в любой момент по приказу из Москвы перейти на нелегальное положение и в качестве нелегалов управлять работой своих агентов. Они имели необходимые документы и оборудование и заранее закладывали в тайники золото и другие ценности, которые могли понадобиться им для такой работы.

На случай войны были разработаны аналогичные планы. Непосредственно перед началом военных действий или сразу после него некоторые офицеры ГРУ должны были незаметно исчезнуть из посольств. Для отвода глаз советское правительство должно было заявить протест в связи с их исчезновением и некоторое время отказываться от обмена своих дипломатов на дипломатов враждебной страны, но затем обязано было согласиться и провести обмен. К этому моменту новоиспеченные нелегалы уже должны были находиться на конспиративных квартирах. Затем они постепенно, используя систему явок, начнут устанавливать контакты с агентами и агентурными группами, которыми руководила резидентура. Теперь все они образуют новую нелегальную резидентуру. Новые советские нелегалы никогда не смешивались с теми нелегалами, которые уже долгое время работали в стране, и никогда не вступали с ними в контакт — благодаря этим мерам жизнь и тех, и других была более безопасной. Формирование новых нелегальных резидентур в тех странах, где уже действовали другие такие резидентуры, — еще один пример процесса постоянного разрастания зарубежных боевых структур ГРУ.

4

Решайте сами, можно ли доверить лучшему другу жену и машину, а вот почему лучшему другу ни в коем случае нельзя было доверять агентуру, я обязан рассказать.

Посмотрите на наших олигархов: каждому из них недостаточно иметь роскошную яхту, нужно иметь такую, которая больше и лучше, чем у других. Именно так было и в ГРУ: нужно было не просто добывать секреты, а добывать столько и таких секретов, которые никто другой не добывает. Конкуренция была не просто зверской, но звериной. Борьба за источники информации походила на битву крокодилов в африканской реке, когда зубастые хищники всей стаей рвут на части антилопу, когда каждый старается вырвать больший кус из пасти своего товарища и брата.

Представьте себе ситуацию: добывающий офицер по какой-то причине пропустил основную встречу с агентом, и на запасную тоже выйти не мог. Возникала ситуация, когда связь может быть потеряна. И офицер этот обращался к заместителю резидента (если состоял у него в подчинении) или прямо к резиденту с предложением вместо себя послать на встречу лучшего друга. Резидент соглашался, лучшего друга вводили в курс дела, рассказывали, кем является агент и что от него требуется.

Лучшему другу, прямо скажем, такая встреча была вовсе ни к чему: зачем лишний раз светиться? Но приказы не обсуждают. Он готовил маршрут, докладывал план, получал разрешение и выходил на встречу. И вдруг, встретив агента, соображал, что тут можно поживиться. Он возвращался со встречи и докладывал резиденту: потенциал агента использован не полностью, тут можно копать глубже, жаль, что с таким агентом работает не самый лучший добывающий офицер.

От резидента тоже требовали результатов. Если возникала возможность производительность увеличить, резидент этой возможностью пользовался. Офицера, который раньше работал с агентом, понемногу отводили от него, стараясь не обидеть. Объясняли это возникшими подозрениями в том, что агент работает на контрразведку, приказывали связь с ним прекратить. Офицер прекращал работу с агентом, не догадываясь, что связь с ним продолжалась, только теперь с этим агентом работал лучший друг.

И получал за это ордена и досрочные звания.

5

Конечно, одни лишь награды и звания не могли стать причиной жестокой, звериной конкуренции между офицерами ГРУ. На кону стояло нечто большее.

Всем советским людям, мало-мальски подкованным в области идеологии, было хорошо известно, что капиталистических странах, где царило социальное неравенство, где каждый хотел крови своего ближнего и при малейшей возможности сосал из других эту кровь, люди переезжали по стране хаотично, и эта их хваленая свобода передвижения создавала огромные социальные проблемы. В Советском Союзе, где все были равны, где человек человеку был другом, товарищем и братом, эти проблемы были успешно решены благодаря введению прописки. Те, кто жили в деревне, не могли переехать в город без специального разрешения (особенно если этим городом была Москва), как и их дети, внуки и правнуки. Разумеется, такой порядок был заведен для их же собственного блага. Если же человек становился офицером советской стратегической военной разведки, он немедленно оказывался в Москве с постоянной пропиской и служебной квартирой, и теперь всем его детям, внукам и правнукам до скончания века была обеспечена московская прописка и возможность законно проживать в столице.

Военнослужащий, ставший офицером ГРУ, попадал в высшие сферы. Он становился полубогом, и служебная квартира с прилагавшейся к ней постоянной московской пропиской была лишь одной из его многочисленных привилегий. Были, конечно, и другие. Например, обычный офицер Генерального штаба за всю свою жизнь не мог накопить денег на покупку автомобиля, если только он не воровал или не служил за границей. Офицер ГРУ всего за несколько лет мог накопить денег не только на автомобиль, но и на кооперативную квартиру или дачу.

Если офицер ГРУ переходил на работу в добывание и выезжал в зарубежную командировку, он поднимался на следующую ступень. Его заработок за границей невозможно было сравнить с заработком офицера ГРУ, работавшего в Москве. В Москве офицер получал зарплату в рублях, на которые можно было купить только продукты питания, в основном низкокачественные, и такую же плохую одежду. Офицер, работавший за границей, получал валюту и мог покупать все, что ему нужно, не только за границей, но и в Советском Союзе. Имея валюту, офицер ГРУ становился человеком совершенного другого сорта; его жизнь разительно отличалась от жизни тех 240 или 270 миллионов жителей СССР, которые валюты не имели. Для него были открыты специальные магазины и рестораны, где он мог без очереди купить все что душе угодно, в то время как другие советские граждане, в том числе простые офицеры Генерального штаба и офицеры ГРУ, не служившие за границей, не имели права даже войти в такие магазины. Именно поэтому можно утверждать, что в советском обществе процветало расовое неравенство, — просто принадлежность к господствующей расе определялась не цветом кожи, а возможностью выезжать за границу.

И как только офицер ГРУ становился представителем высшего сословия, он начинал ревниво оберегать свои новые права и привилегии, и больше всего он боялся лишиться возможности ездить за границу. Вот почему он никогда не откровенничал ни с кем из коллег, старался скрыть от начальства любые подробности своей личной жизни, любые свои недостатки и слабости, какими бы незначительными они ни были. Вот почему он с параноидальным упорством старался избегать любых, даже самых мимолетных контактов с полицией. Вот почему он плел интриги и строил козни против всех и каждого, включая собственных товарищей по службе, вот почему он в любой момент был готов подставить их. На кону каждый раз стояла возможность еще на один год остаться работать в зарубежной стране — даже если это была некомфортная для жизни страна с жарким сухим или жарким влажным климатом — или перспектива досрочно вернуться в Москву и больше никогда не выезжать за пределы Советского Союза.

6

Какими бы важными задачами ни были вербовка агентов, их обучение и организация работы агентурных сетей, ГРУ никогда не прекращало концентрироваться на одной наиважнейшей, доминирующей цели — добывании секретов врага или вероятного противника. Любые добытые разведывательные материалы относились к одной из следующих трех категорий: информация (сообщения, фактически содержащие субъективное мнение агента или добывающего офицера о чем-либо), документы (или их копии) и образцы (конкретные изделия, оружие или военная техника, их узлы и детали, инструменты и технологическое оборудование и т. п.).

Фотографирование секретных документов и подслушивание конфиденциальных разговоров в реальной жизни выглядели именно так, как их показывают в шпионских фильмах. Но как агенты ухитрялись похищать секретную технику, не раскрывая себя? Было множество разных способов сделать это; я уже рассказывал об одном из них, говоря о вербовке владельцев небольших частных компаний, поставлявших комплектующие для крупных производителей вооружения и военной техники. Владелец или директор такой компании без особого труда сделает один лишний экземпляр узла или прибора, чтобы выгодно продать его ГРУ. Но как организовать похищение крупногабаритных образцов — например, танка, самолета или ядерного реактора? Такой образец нужно было не просто увести из-под носа бдительного противника — его надо было увести так, чтобы пропажу не заметили, а потом скрытно доставить в Советский Союз.

Эти задачи решались по-разному. Образцы изделий одноразового использования — ракеты, торпеды, снаряды, патроны — обычно похищали на учениях, во время учебных стрельб, испытаний или демонстрационных запусков. Например, в отчете об испытаниях новой противотанковой ракеты можно было указать, что произведено сто пусков, тогда как фактически их было только девяносто девять, а сотую ракету незаметно продать ГРУ. Очень часто удавалось купить образцы из числа списанного оборудования или техники, которые по документам проходили как уничтоженные. Один агент предложил ГРУ достать новейшую авиационную радиолокационную станцию бокового обзора, которая позволяла вести разведку в приграничных районах территории противника, не входя в его воздушное пространство. ГРУ, конечно, согласилось, хотя агент предупредил, что не знает, когда именно у него появится возможность достать эту РЛС. Это могло произойти через пару дней или через пару лет. ГРУ готово было подождать. Через несколько месяцев агент добыл РЛС, и год спустя радар аналогичной конструкции был принят на вооружение Военно-Воздушных Сил СССР. Агент работал в авиационном испытательном центре, и когда экспериментальный образец нового самолета, оборудованный той самой РЛС, потерпел катастрофу во время одного из испытательных полетов, агент, несмотря на строжайший контроль, смог выкрасть поврежденный радар. В результате Советский Союз догнал Соединенные Штаты в этой конкретной области.

Часто агенты преднамеренно повреждали секретные образцы нового вооружения или военной техники, чтобы их можно было списать, направить на утилизацию и затем продать советской военной разведке. Этот прием широко использовался в странах третьего мира, получавших военную технику из западных стран; одним из примеров была неудачная попытка ГРУ приобрести таким образом французский истребитель «Мираж III» в Ливане. Любой вооруженный конфликт или смена власти в стране обычно сопровождались повышенной активностью ГРУ — эти периоды были самым удобным временем для похищения каких-нибудь образцов вооружений или военных технологий.

Для перевозки добытых образцов в Советский Союз чаще всего использовалась дипломатическая почта. Главной задачей была доставка образца в советское посольство; после этого он свободно пересекал любые границы в опечатанном контейнере в сопровождении вооруженных дипломатических курьеров. Иногда перевозка становилась большой проблемой — вес некоторых образцов измерялся тоннами, и их невозможно было отправить с дипломатической почтой. Однажды в одной стране, которая приобрела в ФРГ партию танков «Леопард», ГРУ удалось добыть списанный двигатель этого танка, представлявший огромный интерес для советской военной промышленности. Операция прошла успешно, пропажа двигателя не была замечена, но двигатель весил больше тонны, и поместить его в контейнер дипломатической почты не было никакой возможности. Тогда советское консульство купило старую круизную яхту, предназначенную для дальних автономных океанских плаваний. Яхту тотчас же отправили в ремонт, и за кругленькую сумму маленькая ремонтная мастерская установила в ее машинном отделении тяжелый танковый двигатель. После этого яхта совершила несколько круизов по морям и океанам, и во время одного из них «по счастливой случайности» встретила на своем пути советский траулер и пришвартовалась к нему. За считанные минуты специальная команда слесарей и такелажников буквально вырвала двигатель танка из машинного отделения. Затем для прикрытия яхта вышла в море еще несколько раз, после чего ее продали.

Был и другой, более надежный и менее экзотичный способ перевозки тяжелых крупногабаритных образцов. После того как образец оказывался в руках советской военной разведки, офицеры ГРУ, выдавая себя за сотрудников советского торгпредства, приобретали у какой-нибудь местной фирмы какое-нибудь оборудование сугубо гражданского назначения. Единственным требованием, которому должна удовлетворять покупка, было количество транспортных контейнеров и их грузоподъемность — эти контейнеры должны были подходить для транспортировки образца или его составных частей. Образцы исключительной важности могли проходить таможенное оформление и ехать в Советский Союз под видом, например, оборудования для консервного завода. Иногда образцы отправлялись на конспиративные адреса в странах третьего мира, где их перегружали на советские торговые суда.

В целом руководство ГРУ было совершенно уверено в том, что сможет раздобыть любой технологический секрет Запада, если будет иметь в своем распоряжении достаточную сумму денег. Была лишь одна ключевая технология, секреты которой не стремилось добыть ни ГРУ, ни КГБ. Но даже если бы советская военная разведка действительно выведала все секреты этой технологии, Советский Союз не смог бы скопировать ее и воспользоваться ею, так как для этого пришлось бы менять всю советскую систему. И все же эта технологическая тайна имела жизненно важное значение для СССР; она была ахиллесовой пятой социализма. Эта технологическая тайна — производство зерна. По большому счету, именно неумение как следует воспроизвести эту простую, старейшую из известных человеку технологий и погубило Советский Союз — несмотря на все свои гигантские ресурсы, он не мог прокормить собственное население. Стоило всего на несколько месяцев прекратить поставки зерна в СССР, и вся социалистическая система рухнула бы и рассыпалась на мелкие кусочки.

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: