Из первоисточника. Ж. Бодрийяр о концептах симуляции и симулякра

Симуляция состоит в том, «что теперь все знаки обмениваются друг на друга, но не обмениваются больше ни на что реальное»[166]. «Символическое — это не понятие, не инстанция, не категория и не «структура», но акт обмена и социальное отношение, кладущее конец реальному, разрешающее в себе реальное, а заодно и оппозицию реального и воображаемого»[167].

 

Приведенные разъяснения Бодрийяра не являются особенно убедительными. Попытаемся, исходя из контекста его книги, привести дополнительные аргументы, поясняющие использование им концептов симулякра и символа. Со времен Платона под симулякром понимали подобное образцу, но не равное ему. Если знаки как смысловые единицы обмениваются друг на друга, то ни один из них не является образцом. Они подражают друг другу, но не подражают образцам, т.е. вполне подходят под определение симулякра. Симулякр на что-то указывает, поэтому он является символом. Символ имеет место там, где есть связность. Но Бодрийяр не только не отрицал, а наоборот настаивал на сцепленности знаков друг с другом. Концептуальные единицы Бодрийяра смотрятся в зеркало друг друга, они являются символами. Символы, симулякры — это то, во что превратились ценности в результате перехода от индустриального общества к состоянию постмодерна.

В-четвертых, если жизнь симулякров осуществляется в их движении, а Бодрийяр именно так и считал, то необходимо объяснить, каким образом оно осуществляется. В этой связи он обращается к концепту обмена, столь популярному в социологии. Обмен — это череда последовательных символизаций, А символизируется в В, а В в А, С и т.д. Бодрийяр полагал, что концепт обмена позволяет ему объяснить состояние любого общества, как древнего, так и современного. Но обмен — это всего лишь дифференциальный, элементарный акт.

В-пятых, необходимо придать обмену символов интегральную форму. По Бодрийяру, символология разворачивается не в форме аннексии одними подвижными (обратимыми, виртуальными, неопределенностными, амбивалентными) комплексами других, а как их коннексия, коннотация[168]. Коннотация избегает идентичного и подобного, она выступает как соединение отличающегося друг от друга. Коннотация обычно противопоставляется денотации, противоположению, например обозначающего и обозначаемого. Но если реальность присутствует в единственном виде, то коннотация исключает денотацию. Кодом денотации, исключающей детерминированность, выступает обратимость, которая не терпит линейности[169]. Коннотация не лишена финальности.

В-шестых, финальностью коннотации выступает смерть. Она, будучи финальным символом, есть конец симулятивной системы. «Восстановить в жизни смерть — такова основополагающая операция символического»[170]. Бодрийяр переосмыслил фрейдистский феномен влечения к смерти. Это позволило ему осмыслить исчезновение отжившего и замену его новым. Но симулятивная система изменяется не только по горизонтали, но и по вертикали. «Каждая конфигурация ценности переосмысливается следующей за ней и попадает в более высокий разряд симулякров. В строй каждой такой новой стадии ценности оказывается интегрирован строй предыдущей фазы — как призрачная, марионеточная, симулятивная референция»[171]. Симулятивная система не обладает устойчивой структурой, в ней отсутствует иерархия, а ее различные, вторичные и третичные, уровни врастают в друг друга. Налицо гиперсистема, гиперреальность, вызывающая ассоциации с информационным гипертекстом. Гиперреальность ускользает от дисциплинарной матрицы наук.

В-седьмых, возникает вопрос о возможности преодоления симулятивной системы. Что с ней делать? Бодрийяр пришел к неутешительному выводу — симулятивная система может быть преодолена только в симуляции[172]. Но это преодоление лишь мнимое, ибо оно сводится к набуханию гиперреальности, а не к ее облагораживанию.

 

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться: