i. ДУХ МЕРКУРИЙ КАК АРКАННАЯ СУБСТАНЦИЯ

 

По общему мнению алхимиков, Меркурий — arcanum^[227], prima materia^[228], < отец всех металлов> ^[229], предначальный хаос, райская земля, < материя, над которой природа немного потрудилась, однако оставила несовершенной> ^[230]. Но он — и ultima materia, конечная цель своего собственного превращения, Камень^[231], тинктура, философское золото, карбункул, homo philosophicus, второй Адам, analogia Christi, царь, светоч светочей (свет светов), deus terrestris, даже само Божество или его полноценное соответствие. Здесь мне нет нужды вдаваться в дальнейшие подробности, поскольку синонимы и значения Камня уже обсуждались мной в другом месте.

Но Меркурий — не только низкое начало (первоматерия) и высочайшая цель (Камень); он и расположенный в промежутке процесс и, сверх того, средство его осуществления. Он < начало, середина и конец Деяния> ^[232]. Вот почему он называется mediator^[233], servator и salvator. Он mediator, как и Гермес. Как и, он - (хранитель мира, миродержец). С одной стороны, он (целитель всех несовершенных тел)^[234], с другой - (образ воплощения Христова)^[235], (единородный) и (единосущный, ?????????, родителю Гермафродиту)^[236]; вообще он во всех отношениях представляет собой в макрокосме (природе) то, чем в mundus rationalis божественного откровения является Христос. Но, как показывают слова < свет мой превосходит всякий (иной) свет> ^[237], притязания Меркурия идут еще дальше, потому и наделили его алхимики качествами Троицы^[238] - чтобы не оставить никаких сомнений относительно его полного соответствия Богу. Как известно, дантов Сатана — трикефал, т. е. тройственность в единстве. Он соответствует Богу, но как противоположность. Совсем иной точки зрения на Меркурия придерживались алхимики: они видели в нем божественную эманацию или творение, гармоничные самой сущности Бога, Собственно, тот факт, что они неизменно подчеркивали его способность к самопорождению, самопревращению, самоуничтожению и совокуплению с самим собой, противоречит точке зрения на Меркурия как на существо тварное. Поэтому совершенно логично, что Парацельс и Дорн выдвигают идею о том, что первоматерия есть нечто несотворенное (), т. е. совечный Богу принцип. Это отрицание creatio ex nihilo подкрепляется тем фактом, что когда Бог приступил к творению (Быт. 1), уже имелась tehom — тот самый материнский мир Тиамат, чей сын предстает; перед нами в облике Меркурия^[239].

 

K. РЕЗЮМЕ

 

[Подытожим разнообразные аспекты Меркурия: ]

 Он состоит из всех мыслимых противоположностей. Таким образом, он есть ярко выраженная двойственность — но постоянно именуется единством, пусть даже его многочисленные внутренние противоположности в любой миг готовы распасться на столь же многочисленные разрозненные и по видимости совершенно самостоятельные фигуры.

 Он и материален, и духовен.

 Он — процесс превращения низшего, материального в высшее, духовное, и наоборот.

 Он — черт, спаситель и психопомп, неуловимый < трикстер>, наконец — отражение Бога в матери–природе.

 Он также — зеркальное отражение мистического переживания алхимика, которое совпадает с opus alchymicum.

 В качестве такого переживания он представляет, с одной стороны, самость, с другой — индивидуационный процесс, а также, в силу неограниченности своих определений, — коллективное бессознательное^[240].

Конечно, изготовление золота и химические исследования вообще были важнейшей заботой алхимиков. Но еще более важной, всепоглощающей заботой было даже не < исследование>, а, скорее, переживание бессознательного. То, что эта сторона алхимии -??????? — так долго не находила понимания, объясняется единственно тем обстоятельством, что ничего не было известно о психологии, а особенно — о надличностном коллективном бессознательном. Пока человек ничего не знает о психической экзистенции, она будет проецироваться, если вообще как–то себя проявит. Так первое знание о душевном законе и строе было обретено на звездном небе; в дальнейшем оно пополнилось за счет незнакомого вещества. От этих двух областей опыта отпочковались науки: астрология стала астрономией, алхимия — химией. С другой стороны, особое соотношение между характером и астрономическим определением времени лишь в самое недавнее время понемногу начало оформляться в нечто похожее на научную эмпирию. Действительно важные психические факты нельзя ни измерить, ни взвесить, ни увидеть в пробирке или под микроскопом. Поэтому они все равно что невидимы, иными словами, должны быть предоставлены людям, имеющим на них внутреннее чутье, так же как цвета следует показывать не слепцам, а зрячим.

Сокровищница проекций, заключенная в алхимии, еще менее известна, если такое вообще возможно. К тому же здесь имеется одно неблагоприятное обстоятельство, делающее более тщательное исследование невероятно трудным. Ведь в отличие от астрологических диспозиций характера — которые, если они негативного плана, самое большее могут быть неприятны отдельному человеку, но зато служат забавой его ближнему, — алхимические проекции представляют коллективные содержания, являющие мучительнейший контраст с нашими в высшей степени рациональными убеждениями и ценностями, или, лучше сказать, связанные с ними неким компенсаторным отношением. Они дают природной душе странно звучащие ответы на последние и важнейшие вопросы, оставленные разумом в стороне. Вопреки всякой вере в прогресс и вожделенное будущее, которое должно вызволить нас из скорбного настоящего, они указывают на нечто первобытное, на ту вечную и по видимости безнадежно статичную круговерть вещей, на фоне которой наш мир, в который мы так искренне верим, предстает фантасмагорической чередой непрерывно меняющихся декораций. Они показывают нам, как спасительную цель нашей активной, вожделеющей жизни, символ неодушевленного Камня, который сам не живет, но просто есть или < становится>, которому жизнь выпадает в неохватной и неизмеримой игре противоположностей. < Душа>, эта пустая абстракция нашего рационального интеллекта, и < дух>, эта плоская метафора нашей худосочной философской диалектики, в алхимической проекции предстают в почти материальной пластичности, как почти осязаемые воздушные тела, и отказываются функционировать в качестве заменяемых компонентов нашего рационального сознания. Тут и приходит конец надеждам построить психологию без души, тут и рассеиваются наши иллюзии, будто бессознательное было открыто только что: в своеобразной форме, конечно, но оно было известно вот уже почти два тысячелетия. Но не будем обманывать самих себя: отделить диспозиции характера от астрономического определения времени мы способны в столь же малой степени, как отделить этого непокорного и неуловимого Меркурия от автономии материи. К проекции всегда пристает нечто от носителя проекции, и даже если мы попытаемся интегрировать в наше сознание все, что признается психическим, и нам это в известной мере удастся, — заодно мы интегрируем и нечто от космоса и его материальности; или, скорее всего, раз космос столь бесконечно огромнее нас, сами будем ассимилированы неорганическим. ^[241], — восклицает алхимик, но он не знает, сколь бесконечно долго < становится> Камень, т. е. не желает этого знать, потому что как деятельный европеец справедливо полагает, что такое знание его попросту задушит. Всякий, кто всерьез задумается над lumen naturale, которое исходит от проекций алхимии, конечно же, признает правоту автора, говорившего об (длительности нескончаемой медитации), необходимость которой диктуется Деянием. В этих проекциях мы встречаем феноменологию < объективного> духа, истинную матрицу душевной жизни, подходящим символом которой оказывается поэтому материя. Нигде и никогда человек не получал власти над материей без тщательного наблюдения за ее поведением и величайшего внимания к ее законам. Лишь в той мере, в какой он это делал, мог он осуществлять свою власть над ней. Так же обстоит дело и с этим объективным духом, который сегодня мы называем бессознательным: он строптив, как материя, скрытен и неуловим, подобно ей, и подчиняется < законам>, которые настолько нечеловечны или надчеловечны, что большей частью кажутся нам чем–то вроде ( < Преступления против величества человека> (лат.).). Если человек берется за Деяние, то он, по словам алхимиков, повторяет дело божественного Творца. Единоборство с неоформленным, с хаосом мира Тиамат есть на самом деле прапереживание.

В непосредственном опыте психическое предстает нам в < живом> веществе и сливается с ним в единое целое, поэтому Меркурий и называется argentum vivum. Сознательная дискриминация означает и осуществляет хирургическое вмешательство, отделяющее тело от души, и дух Меркурия — от hydrargyrum, как бы вытягивая дух в бутылку, если вспомнить нашу сказку. Но поскольку душа и тело, несмотря на искусственное разделение, едины в таинстве жизни, то spiritus mercurialis, хотя и запертый в бутылку, находится все же у корней дерева как его квинтэссенция и живой нумен. Говоря языком < Упанишад>, он — личный атман дерева. Изолированный в бутылке, он соответствует Я и тем самым прискорбному principium individuationis (Шопенгауэр! ), который по индийским воззрениям ведет к иллюзии обособленного существования. Если же Меркурий освобождается из заточения, то принимает характер сверхличностного атмана. Он становится единым spiritus vegetativus всех созданий, hiranyagarbha^[242], золотым зародышем, сверхличностной самостью, которую представляет filius macrocosmi, единый Камень мудрых (lapis est unus! ). приводит одно изречение ^[243], в котором заметна попытка сформулировать характер психологического отношения Камня к человеческому сознанию: . (Камень этот под тобой, если речь о повиновении; над тобой, если касаться господства; стало быть, от тебя [зависит] в том, что касается науки; вокруг тебя, если говорить о равных [тебе]^[244].) Если перенести это изречение на самость, получится следующее: < С одной стороны, самость тебе подчинена, с другой — господствует над тобой. Она зависит от твоих собственных усилий и знания, но выходит за твои пределы, объемля также всех, кто тебе равен или придерживается одинакового с тобой образа мыслей>. Последняя формулировка, очевидно, относится к коллективной природе самости, поскольку самость воплощает собой целостность человеческой личности. По определению, целостность вбирает коллективное бессознательное, которое, как доказывает опыт, повсюду тождественно самому себе^[245].

Встреча бедного студента с запертым в бутылку духом Меркурием изображает духовное приключение, выпавшее на долю слепого, непробудившегося человека. Этот же мотив лежит в основе и другой сказки — о свинопасе, взобравшемся на мировое древо^[246], и вообще образует лейтмотив алхимии. Ведь означает он не что иное как индивидуационный процесс, который подготавливается в бессознательном и лишь постепенно переходит в сознание. Излюбленный символ этого процесса в алхимии — дерево, arbor philosophica, ведущее свое происхождение от райского древа познания. В Писании, как и в нашей сказке, к познанию подталкивает и подстрекает демонический змий — или злой дух. Имея перед глазами этот библейский образец, мы не должны удивляться тому, что и дух Меркурий обладает многочисленными, мягко выражаясь, связями с темной стороной. Он ведь и сам отчасти — змеевидная демоница, Лилит или Мелюзина, на древе тайной философии. В то же время он не только причастен св. Духу, но, как утверждает алхимия, по сути, ему тождествен. Нам остается лишь смириться с этим шокирующим парадоксом — после всего, что мы выяснили на предшествующих страницах об амбивалентном архетипе духа. Наш Mercurius ambiguus просто подтверждает правило. Во всяком случае, еще неизвестно, что хуже: этот парадокс или своенравная мысль Творца оживить свой мирный, невинный сад присутствием древесного змия, явно скорее опасного, нежели безобидного, который < случайно> оказывается на том самом дереве, где как раз растут яблоки, объявленные < запретным плодом>.

Невозможно отрицать, что сказка, как и алхимия, показывает духа Меркурия преимущественно в невыгодном освещении, и это тем более поразительно, что позитивный аспект Меркурия соотносит его не только со св. Духом, но и — в форме Камня — с Христом, а как < триединство> - вообще со всей св. Троицей. Все выглядит так, как если бы именно эти соотношения заставляли алхимиков всячески подчеркивать темную и сомнительную природу Меркурия, и это обстоятельство решительно подрывает гипотезу о том, что под своим Камнем они подразумевали, собственно, Христа. Если бы все было именно так, то зачем потребовалось бы переименовывать Христа в lapis philosophorum? Самое большее, Камень есть correspondentia, или analogia, Christi в физическом мире. Его символизм, как и символизм Меркурия, составляющего его субстанцию, психологически указывает на самость, и то же самое делает символическая фигура Христа^[247]. В сравнении с чистотой и однозначностью символа Христа Меркурий–Камень выказывает себя двусмысленным, темным, парадоксальным и совершенно языческим. Он, следовательно, репрезентирует ту часть психе, которая в любом случае не была оформлена по–христиански и потому никак не может быть выражена символом < Христос>. Напротив, немало в нем такого, что прямо указывает на дьявола, который подчас, как известно, рядится в одежды ангела света. Камень выражает, собственно, ту сторону самости, которая стоит особняком, привязана к природе и неадекватна духу христианства. Он репрезентирует попросту все, что было исключено из христианской модели. Но поскольку исключенное обладает живой действительностью, оно может выразить себя только темной герметической символикой. Парадоксальная сущность Меркурия отражает важный аспект самости, а именно тот факт, что самость представляет собой, по сути, complexio oppositorum, да и не может быть ничем иным, коль скоро она должна означать тотальность. Меркурий как имеет в себе нечто от (потаенного Бога), составляющего существенный аспект психологической самости, которую ничто не может отличить от образа Бога — кроме веры, не подлежащей обсуждению и недоказуемой. Хотя я и подчеркнул то обстоятельство, что Камень есть объемлющий противоположности символ, не следует думать, что он, так сказать, — более совершенный символ самости. Такое предположение определенно оказалось бы неверным, потому что в действительности Камень представляет собой некий образ, форма и содержание которого обусловливаются преимущественно бессознательным. Вот почему он никогда не встречается нам в текстах в готовой и четко определенной форме: мы должны собирать разбросанные тут и там указания на различные арканные субстанции, на Меркурия, процесс превращения и его конечный продукт. Хотя почти всюду Камень в той или иной форме является предметом обсуждения, действительный consensus omnium относительно его облика отсутствует. Почти каждый автор пользуется своими собственными, особыми аллегориями, синонимами и метафорами. Это обстоятельство позволяет ясно увидеть, что Камень, хотя и был, конечно, объектом всеобщего эксперимента, в еще большей степени представлял собой порождение бессознательного, которое, спорадически переступая границы субъективности, произвело в результате некое расплывчатое всеобщее понятие lapis philosophorum.

Против этой фигуры, вечно таящейся в полутьме более или менее эзотерических учений, на стороне сознания стоит резко очерченный догматом < Сын Человеческий> и salvator mundi, Христос, этот sol novus, рядом с которым блекнут меньшие звезды. Он есть исповедание дневного света сознания и как таковой имеет троическую природу. Во всех отношениях фигура Христа обрисована столь ясно и определенно, что все иное кажется — чем дальше от нее, тем больше — по возрастающей, не только неполноценным, но и отверженным. К этому следствию подводит не учение самого Христа, но учение о нем, в особенности же та кристальная чистота, которой догмат наделил его фигуру. В результате возникает напряжение между противоположностями, какого еще не знала священная история начиная с самого первого дня творения: напряжение между Христом и Антихристом (сатаной, падшим ангелом). Еще во времена Иова мы застаем сатану среди сынов Божьих. < И был день, когда пришли сыны Божий, — говорится в Иов 1, 6, — предстать пред Господа; между ними пришел и сатана>. Эта картина сбора небесного семейства не дает еще никакого повода заподозрить в будущем что–либо подобное новозаветному?????, ?????? (Vade, Satana)^[248], или дракону, скованному в преисподней на тысячу лет^[249]. Создается впечатление, что непомерное изобилие света на одной стороне породило столь же непомерно черную темень на другой. Можно также представить, что при необычайно широком распространении черной субстанции существо кажется практически немыслимым. Любовная вера в подобное существо, естественно, не может не побудить верующего очистить от черной грязи собственный дом. Но эту грязь нужно куда–то выкидывать, и помойка, где бы она ни находилась, будет отравлять своим зловонием даже самый здоровый воздух и самую прекрасную природу.

Равновесие первобытного мира нарушается. Разумеется, у меня и в мыслях не было выдавать подобную констатацию критически–порицающим тоном. Я слишком глубоко убежден не только в неумолимой логике, но и в целесообразности такого развития. Более глубокое разделение противоположностей равнозначно более острой дискриминации, а последняя представляет собой conditio sine qua поп любого расширения или интенсификации сознания. Прогрессирующая дифференциация сознания есть важнейшая из задач, стоящих перед человеческой биологией, и соответственно награды за ее решение — самые высокие: приумножение вида, расширение его ареала и раскрытие потенциала его возможностей (Machtentfaltung). Вот почему сознание по своим эффектам с филогенетической точки зрения сопоставит мо с такими достижениями, как дыхание через легкие, или теплокровие. Но увеличение ясности сознания? необходимостью влечет за собой затемнение менее ясных элементов психе, обладающих меньшей способностью становиться осознанными, и рано или поздно в психической системе пролегает трещина разлада, которая, впрочем, поначалу не признается за таковую и потому проецируется, т. е. проявляется в мировоззренческой проекции, а именно в форме раскола между силами света и силами тьмы. Возможность этой проекции обеспечивается наличием в любую эпоху многочисленных архаических следов изначальных демонов света и тьмы. Поэтому кажется вероятным, что напряжение между противоположностями в христианстве в еще не до конца выясненной степени представляет собой наследие старинного персидского дуализма, хотя и не тождественно ему.

Не может быть никаких сомнений в том, что развитие христианства приводит к моральным последствиям, которые являют собой весьма значительный прогресс по сравнению с архаической израильской религией закона. Христианство синоптических Евангелий означает прежде всего разбирательство со спорными вопросами внутри иудаизма, которое мы с полным правом можем сопоставить с гораздо более ранней по времени буддистской реформацией индуистского политеизма. С психологической точки зрения, обе реформации имели следствием мощное усиление сознания. Это с особой ясностью демонстрирует майевтический метод Шакьямуни. Но и < логии Иисуса> позволяют ясно распознать ту же тенденцию, даже если не принимать в расчет как апокрифическую наиболее четкую формулировку такого рода — логию [из Codex Bezae] к Лк. 6, 4: < Человек! если ты знаешь, что делаешь, ты благословен, но если не знаешь, ты проклят как преступивший закон> ^[250]. Во всяком случае, притча о неверном домоправителе (Лк. 16) в число апокрифов не попала — хотя там она выглядела бы на своем месте.

Трещина в метафизическом мире медленно доходит до сознания, представая как раскол в самой человеческой душе, и борьба между светом и тьмой смещается на внутренний театр военных действий. Это перемещение не вполне самоочевидно, и потому Игнатий Лойола посчитал нужным открыть эту борьбу нашему внутреннему взору посредством особых и весьма сильнодействующих ^[251]. По вполне понятным причинам эти усилия имели лишь очень ограниченную сферу приложения. И вот, странным образом, к концу XIX в. потребовалось вмешательство врачей, чтобы снова привести в движение застопорившийся было процесс осознанивания. Подойдя к проблеме с естественнонаучных позиций и совершенно не имея в виду каких бы то ни было религиозных целей, Фрейд сорвал покров, наброшенный просвещенческим оптимизмом на бездонный мрак человеческой природы, и с тех пор психотерапия в той или иной форме не покладая рук трудится над разоблачением обширной области тьмы, которую сам я назвал < тенью> человека. Но и эта попытка едва ли удалась: современная наука сумела раскрыть глаза лишь очень немногим. Зато исторические события нашего времени запечатлели картину психической реальности человека несмываемыми красками — огнем и кровью. Наглядный урок для человека, которого ему никогда не забыть, если — и это еще большой вопрос — он уже сегодня обладает достаточной сознательностью, чтобы поспевать за бешеным темпом дьявола внутри себя самого — или чтобы отказаться давать волю своим творческим способностям, покуда они расточаются на созидание орудий материальной власти. К сожалению, все предпринимаемые в этом направлении попытки выглядят бескровными утопиями.

Фигура Христа–Логоса подняла anima rationalis в человеке до высокой степени значимости, которая не вызывает никаких нареканий, пока душа эта знает свое место под??????, Господом духов, и ему подчинена. Но < разум> освободился и себя самого объявил господином. Однажды, в предзнаменование грядущих событий, он был возведен на трон в Нотр–Дам под именем Deesse Raison ( Богини Разум (фр.).). Наше сознание не удерживается больше в священном участке (temenos) внемирских, эсхатологических образов. Оно сумело вырваться оттуда благодаря некоей силе, но сила эта не притекла к нему свыше, не была lumen de lumine, но воздвиглась вместе с чудовищным напором мрака, чья мощь увеличивалась по мере того как сознание, отрешаясь от мрака, поднималось все выше к свету. В соответствии с господствующим во всей природе принципом комплементарности всякое психическое развитие — неважно, индивидуальное или коллективное, — имеет некий оптимум, который в случае своего превышения порождает энантиодромию, т. е. превращается в свою противоположность. Компенсаторные тенденции, исходящие от бессознательного, делаются заметными уже во время подъема к критической высоте, но совершенно вытесняются, если сознание не сворачивает с избранного пути. Рождающиеся во мраке порывы неизбежно представляются дьявольским обманом и предательством идеала одухотворения. Разум не может не проклинать как неразумное все, что ему противостоит или отклоняется от его < законов>. Мораль не может, вопреки всем контраргументам, позволить себе никакой способности к изменению, ибо все, что с нею не согласуется, неизбежно оказывается аморальным и потому должно подавляться. Нетрудно представить себе, какая уйма энергии утекает при таком господстве сознания в бессознательное.

Медленно и нерешительно, словно во сне, столетия интроспективных раздумий выкристаллизовали фигуру Меркурия, создав тем самым символ, который по всем правилам психологической науки связывается с образом Христа компенсаторным отношением. Он не призван занять его место; и он ему не тождествен, иначе действительно мог бы его заменить. Своим существованием он обязан закону комплементарности, а его цель — посредством тончайшей компенсаторной настройки на образ Христа перекинуть мостик над бездной, разделяющей два душевных мира. Тот факт, что в < Фаусте> компенсаторной фигурой предстает не хитроумный посланец богов, которого мы почти должны были бы ожидать в этой роли, учитывая известное предрасположение автора к античности, но некий familiaris, поднявшийся из выгребных ям средневекового колдовства, как показывает само его имя (< Мефистофель> - от mephitis, < вредное испарение> (лат.).), — факт этот доказывает, если он вообще может что–либо доказать, закоренелую < христианскость> гетевского сознания. Христианскому сознанию темный < другой> всегда и повсюду видится дьяволом. Как показано выше, Меркурий избегает опасности сделаться объектом этого предубеждения — но лишь на волосок, и избегает он ее благодаря тому обстоятельству, что почитает недостойной себя оппозицию a tout prix. Магия его имени позволяет ему, вопреки всей его двойственности и двусмысленности, удерживаться вне раскола, ибо как античный языческий бог он сохраняет еще природную неразделенность, которой не в силах повредить никакие логические или моральные противоречия. Это придает ему неуязвимость и неразложимость — как раз те качества, в которых столь настоятельно нуждается человек, чтобы исцелить раскол внутри себя самого.

Если составить синоптический обзор всех описаний и изображений алхимического Меркурия, то мы получим поразительную параллель к происходящим из иных источников символам самости, на что я уже указывал. Едва ли можно уклониться от вывода, что Меркурий–Камень есть символическое выражение того психологического комплекса, который я определил как самость. Равным образом и по тем же самым причинам как символ самости должна рассматриваться и фигура Христа. Но это ведет к неразрешимому по видимости противоречию, ибо поначалу трудно себе представить, каким способом бессознательному удается создать два совершенно разных образа из одного и того же содержания, которому к тому же полагается иметь характер тотальности. Конечно, столетия духовной работы над этими фигурами не прошли бесследно, и мы могли бы склониться к предположению, что обе они были в значительной степени антропоморфизированы в процессе ассимиляции. Поэтому для тех, кто считает две эти фигуры изобретением рассудка, противоречие быстро разрешается, оказываясь просто отражением субъективного психического состояния: двойственность фигур в таком случае передает двойственность человека и его тени.

Это очень простое и очевидное решение, к несчастью, основывается на не выдерживающих критики предпосылках. Фигуры Христа и дьявола основаны на архетипических образцах: как следствие, они никогда и никем не изобретались — они переживались. Они существовали прежде всякого знания о них^[252], и рассудку не остается ничего иного, кроме как усвоить их и, если возможно, инкорпорировать в свое мировосприятие. Лишь поверхностное умничанье может упустить из виду этот фундаментальный факт. Мы фактически сталкиваемся с двумя разными образами самости, которые, по всей вероятности, представляли собой диаду уже в своей первоначальной форме. Двойственность эта не изобретается, но является автономным феноменом.

Поскольку мы, естественно, мыслим с позиций сознания, мы неизбежно приходим к выводу, что единственная причина этой двойственности — раскол между сознанием и бессознательным. Но опыт доказывает существование предсознательной психической активности и соответствующих автономных факторов — архетипов. Если мы можем заставить себя признать тот факт, что < голоса> и бредовые идеи душевнобольного автономны, что фобии и навязчивые состояния невротика не подчиняются его рассудку и воле и что Я не может стряпать сны по собственному произволу, но лишь видит во сне то, что должно видеть, тогда мы сумеем понять и то, что сначала были боги, а уж затем возникла теология. Конечно же, мы должны сделать еще один шаг и принять на веру, что сначала были две фигуры, одна светлая, другая сумеречная, и лишь позднее — свет сознания, отрешившийся от ночи с ее неверным звездным мерцанием.

Итак, если Христос и это темное природное божество суть доступные непосредственному опыту автономные образы, то мы вынуждены перевернуть наш рационалистический причинный ряд и вместо того чтобы выводить эти фигуры из наших психических предпосылок — вывести наши психические предпосылки из этих фигур. Конечно, это означает требовать от современного разума слишком многого, что, впрочем, ничуть не нарушает стройности нашей гипотезы. С этих позиций Христос предстает архетипом сознания, Меркурий — бессознательного. В качестве Купидона и Килления он искушает нас, подстрекая к экспансии в пространстве чувственного мира; он — и ранней весны, морочащий и обманывающий бог, о котором по праву сказано: ^[253]. Он одновременно Гермес Хтоний и Эрос, но по завершении пути земного из него исходит, , ведь Камень — не что иное как состоящая из одного света фигура, которая окутана материей^[254]. Именно это имеет в виду Августин, когда цитирует 1 Фес. 5, 5: , и различает два рода познания, и; первое соответствует, второе - ^[255]. Если подставить вместо сознание, то мысль Августина следовало бы понимать в том смысле, что только–человеческое, естественное сознание темнеет или смеркается, как может смеркаться под вечер. Но подобно тому как вечер сменяется утром, так и из тьмы возникает новый свет, Stella matutina, которая одновременно — вечерняя и утренняя звезда, lucifer, Светоносец.

Меркурий вовсе не христианский дьявол — последний, уж если на то пошло, возник в результате < дьяволизации> Люцифера, иначе говоря, Меркурия. Меркурий есть затемнение изначальной фигуры Светоносца, а последний сам никогда не бывает светом: он -????????, несущий lumen naturae, свет луны и звезд, затмеваемый новым рассветом, о котором Августин говорит, что он никогда уже не вернется к ночи, если Создатель не будет оставлен любовью создания. Но и это входит в закон смены дня и ночи. Гёльдерлин говорит:

 

 

…позорно

Нам сила сердце рвет из груди;

Всяк небожитель требует жертвы.

Если одну не принес ты -

После добра уж не жди^[256].

 

 

Когда все видимые светочи угасли, обретается, по словам мудрого Яджнявалкьи, свет самости: < Что тогда свет человека? Сам он (atman) служит себе светом. Ибо при свете самости (души) человек отдыхает, выходит, делает свою работу и возвращается домой> ^[257]. Вот и у Августина первый день творения начинается с (самопознания)^[258], под которым, если понимать правильно, подразумевается познание не Я, но самости, этого объективного феномена, чьим субъектом выступает Я^[259]. Затем, в соответствии с порядком остальных дней творения согласно Книге Бытия, следует познание тверди небесной, земли, моря, растений, звезд, животных водной и воздушной стихий, наконец, тех, кто обитает на суше, и, самого человека — на шестой день. Cognitio matutina есть самопознание, тогда как cognitio vespertina — это cognitio hominis^[260]. Как описывает Августин, cognitio matutina постепенно стареет, все больше разбрасываясь и теряясь в < десятке тысяч вещей>, под конец достигая и человека — хотя можно было бы предположить, что это уже случилось при самопознании. Но если бы это действительно было так, тогда августиновская парабола утратила бы смысл, противореча самой себе. Нельзя приписывать столь гениальному человеку столь явный промах. В действительности он хотел сказать, что самопознание есть ^[261], утренний свет, явленный после ночи, которую сознание проспало, окутанное тьмой бессознательного. Но явившееся с первым светом знание неизбежно в конечном счете становится scientia hominis, знанием человека, который спрашивает себя: < Кто же знает и понимает все? Да ведь это я! > И это означает наступление темноты^[262], из которой рождается седьмой день, день покоя и отдыха: ^[263]. Стало быть, суббота — это день, в который человек возвращается к Богу и снова восприемлет свет cognitio matutina. Этот день не знает вечера^[264]. С точки зрения истории символов, может оказаться важным то обстоятельство, что Августин имел в виду языческие названия дней недели. Сгущающаяся тьма достигает наибольшей интенсивности на 5/6–й день, dies Veneris, и внезапно становится Люцифером, < светоносной>, в день старца Сатурна. Dies Saturni предвещает грядущий свет, который в полную силу засияет в воскресенье. Как показано выше, Меркурий близко связан не только с Венерой, но и прежде всего с Сатурном: как Меркурий он iuvenis, как Сатурн — senex.

Мне кажется, что отец Церкви, о котором мы говорим, догадывался об одной глубокой истине — что всякая духовная истина постепенно овеществляется и превращается в материю или орудие в человеческих руках. Как следствие, человек едва ли может удержаться от того, чтобы увидеть в себе познающего, даже творца с поистине безграничными возможностями. Алхимик, по сути, — человек именно такого склада, но в значительно меньшей степени, нежели современный человек. Алхимик еще мог молиться: ^[265]. Современный человек затемнен уже до такой степени, что кроме света его разума ничто больше не озаряет его мира. ^[266]. Вот, наверное, почему с нашей хваленой культурой происходят такие удивительные вещи, уже куда больше похожие на всемировой закат, чем на обычные вечерние сумерки. Меркурий, бог двусмысленный, приходит на помощь в виде lumen naturae, как servator и salvator, лишь тем, чей разум устремлен к высочайшему свету, когда–либо воспринятому человечеством, и кто не доверяет, забыв об этом свете, исключительно своему cognitio vespertina. Ведь если забыть о нем, тогда lumen naturae превращается в обманчивый свет блуждающих огней, а психопомп — в дьявольского искусителя. Люцифер, который мог бы нести свет, становится духом лжи, а последний в наше время, поддержанный прессой и радио, справляет неслыханные оргии, увлекая к погибели бесчисленные миллионы людей.

Гермес — бог воров и мошенников, но и бог откровения, давший свое имя целому направлению античной философии — герметическому. Психологическим моментом высочайшей значимости представляется в исторической ретроспективе предложение гуманиста Патрици папе Григорию XIV поставить в церковном учении на место Аристотеля герметическую философию. В то мгновение соприкоснулись два мира, которым в будущем — бог знает, после каких еще событий! — суждено объединиться. В то время это, очевидно, было невозможно. Прежде чем объединение может быть хоть как–то налажено, необходимо дальнейшее психологическое развитие как религиозных, так и научных воззрений.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

[1] Ниже я предлагаю лишь общий обзор понятия Меркурия в алхимии, а отнюдь не исчерпывающее изложение Соответственно приводимые материалы следует рассматривать только как примеры, не притязающие на полный охват данной темы

[2] [№ 167: «Дух в бутылке»(Пересказ).]

[3] Об одушевлении деревьев см.: Frazer, The Magic Art II, ch. 9. Деревья считались также местом, где обретаются духи мертвых, или отождествлялись с жизнью новорожденного (1. с., I, р. 184).

[4] См. в: Psychologie und Alchemie, \\. Наиболее известный тип — райское древо.

[5] Mutus liber (1677). Титульный лист ангел с трубой пробуждает спящего. — Michelspacher, Cabala, speculum artis et naturae (1616) [Psychologie und Alchemie, Abb. 93): На переднем плане, перед горой, на которой высится храм адептов, стоит человек с завязанными глазами, позади него другой человек преследует лису, которая исчезает в норе, прорытой в склоне горы. < Животное–помощник> показывает путь к храму. Лиса или заяц — это < ускользающий> Меркурий в роли вожатого (ofitfya; ).

[6] Подробный материал о символе дерева см. в моей статье Der philosophische Baum.

[7] Этот мотив использовался уже гностиками. См. Hippolytus, Etenchos, V, 9, 15, p. 101, где говорится, что многоименное и тысячеглазое < Слово Божье> < сокрыто в корне Всего>.

[8] Ср Psychologic and Alchemie, ZweiterTeil 9 Theatr chem. (1613) IV, p. 568. _

[9] Theatr chem. (1613) IV, p.568.

[10] I. с., р. 543: < [Christus] qui est arbor vitae et spirituals ac corporalis> […который есть древо жизни как духовной, так и телесной].

[11] Kruger, Das Dogma von der Dreieinigkeit und Gottmenschheit, p. 207.

[12] В Меркурий говорит даже: [Из меня делается тот хлеб, из которого происходит весь мир, и создается круг земной из моего сострадания, и его не убудет, ибо это Дар Божий]. (Allegoriae sapientum supra librum Turbae, Distinctio XXVIII в Theatr. chem., 1622, V, p. 97 f.)

[13] Ср. учение о [изначальном состоянии справедливости] и [состоянии нетронутого естества].

[14] Ср. Опер. 20, 3: < …et signavit super Шит> [и положил над ним печать].

[15]. [А пятое — связь любви с согласием / Меж горней сферой и твоим деянием.) (Norton, Ordinall of Alchemy в: Theatr. chem. Britannicum CD VI, p. 92.)

[16] Это древнее алхимическое воззрение.

[17] Dialogus miraculorum, Dist. I, ср. 32.

[18] Откр. 21, 21 [< …aurum mundum tamquam vitrum perlucidum>. — (Улицы города -) чистое золото, как прозрачное стекло ]

[19] В облике Лилит или Мелюзины Меркурий показан на дереве в. К этому же контексту относится гамадриада в толковании, изложенном мной в статье Das Ratsel von Bologna в: Festschrift fur Dr. Albert Oeri 1945.

[20] In the Shadow of the Bush, p. 31 f.

[21] Откр. 20, 1–3.

[22] [Кому хоть однажды сие удастся - / Нужды нет за дело в другой раз браться]. (Norton, Ordinal!, ср. IV, 1. с., р. 48.)

[23] У Олимпиодора (Berthelot, Alch, grecs, II, iv, 43, p. 95/104)

[24] Ср. занятный Dialogus Mercurii, alchymistae et naturae (Theatr. chem 1613, IV, p. 509 ff.)

[25] [Von den Steinen, Unter den Naturvolkem Zentralbrasiliens, p. 352 f. и 512.]

[26] См.: Deussen, Allgemeine Geschichte der Philosophie 1/3, p. 336 ff Эта Философия, по характеру несомненно алхимическая, относится к сравнительно поздним (средневековым) < Упапуранам> в частности, к < Махесва–пуране>, а следовательно — к учению, которое главным образом вращалось вокруг фигуры Шивы. Parada (дарящая другим берегом) означает ртуть

[27] Or???? (вода) и??????? (серебро).

[28] Например, у Hoghelande, De alchemiae difficultatibus (Theatr. chem., 1602, I, p. 181).

[29] Aquarium sapientum в: Musaeum hermeticum, p. 84 и 93.

[30] 1. с. Отсюда также lac virginis, nivis, terra alba foliata, magnesia, etc. [млеко левы, снег, белолистная земля, магнезия).

[31] Hoghelande, 1. с., р. 181.

[32] Mylius, Philosophia reformata, p. 176.

[33] Например, Novum lumen в: Mus. herm., p. 581; Tractates aureus, 1. c., p. 34; Gloria mundi, I c., p. 250; Khunrath, Von hylealischen Chaos, p. 214, etc.

[34] Rosarium philosophorum в: Arris auriferae II, p. 376.

[35] Tractatus aureus в: Mus. hem., p. 39.

[36] Mylius, 1. c., p. 31.

[37] Gloria mundi, 1. c., p. 244.

[38] (Aurora consurgens II к Art. aurif. I, p. 189). В этом тексте можно найти замечание, что вода — это огонь (I. с., р. 212).

[39] Berthelot, Alch. grecs, IV, vii, 2, p. 276/265.

[40] Basilius Valentinus, Practica в: Mus. herm., p. 404; Philaletha, Metallorum metamorphosis, 1. c., p. 771; Introitus apertus, 1. c., p. 654.

[41] Aurora consurgens II в: Art. aurif. I, p. 212; Dorneus, Congeries Paracelsicae в: Theatr. chem. (1602) I, p. 578; Mylius, Phil ref., p. 245, etc.

[42] Via veritatis в: Mus. herm., p. 200.

[43] Tractatus aureus в: Mus. herm., p. 39.

[44] Aquarium sapientum, 1. c., p. 91.

[45] 1. c., p. 90.

[46] < …nullus est ignis in toto opere nisi Mercurius> (Fons chemicae philosophiae в: Mus. herm., p. 803).

[47] < …ignis… invisibilis, secreto agens> (Philaletha, Metall. metamorph. в: Mus. herm., p. 766)

[48] [На полюсе Сердце Меркурия, который подобен Огню, где место отдохновения Господа его, плывущего по сему морю великому] (Introitus apertus к Mus. herm., p. 655). Признаться, довольно темная символика!

[49] < …universalis ас scintillans Luminis naturae Ignis est, qui Coelestem Spintum in se habet> (Aquarium sap. в: Mus. herm., p. 84).

[50] Я не касаюсь здесь неисследимого Существа как такового, речь идет о чисто психологическом разъяснении, затрагивающем только человеческие воззрения и высказывания.

[51] Rosarium novum otympicum, I, p. 71. Это [1. c.J. Ср. < Парацельс как духовное явление>.

[52] < ignis infernalis, secretus. mundi miraculum, virtutum superiorum in inferioribus systema> (Introitus ар в. Mus. herm., p. 654.)

[53] < …in quo (igne) Deus ardet amore divino>. (Gloria mundi, 1. c., p. 246.)

[54] [Ведь он сам огонь одолевает, и огнем не одолевается, но как друг отдыхает в нем, ему радуясь]. (Geber, Summa perfectionis, ср. LXIII, в: De alchemia, p. 139)

[55] О символике саламандра см.: Anieta Jaffe, Bilder und Symbole aus? T. A. Hoffmanns Marchen «Der Goldne Торf», особенно р. 542 ff.

[56] Это свойство Меркурия отмечается в Aurora consurgens II в An aurif I, p 190 (На пятом месяце он отверзает [у зародыша) ноздри)

[57] Ros phil в Art aurif II, p 252 и 271

[58] De alch diff в Theatr chem (1602) I, p 183

[59] XVI в British Museum, MS Additional 10302

[60] Ripley, Opera, p 35

[61] Tractatus aureus в Mus herm, p 39

[62] Ros phil в Art aurif II, p 282 f

[63] Basilius Valentinus, Practica в Mus herm, p 404

[64] Introitus ap, I c, p 654

[65] Ros phil в Art aurif II, p 252

[66] XVI в (Additio в Theatr chem, 1602, I, p 681 )

[67] р.183

[68] р.19 и 308 [передано по смыслу]

[69] Tractatus aureus в Mus. hеrm, р 39

[70] Например, Mylius, Phil ref, p 308 < [Mercurius est] spiritus et anima corporis> [передано по смыслу] To же у Лаврентия Вентуры?? Theatr chem (1602) II, р 332, и в Tractatus Micreris в Theatr chem (1622) V, р 104

[71] Aegidius de Vadis, Diatogus inter naturam et filium philosophiae в Theatr chem (1602) II, p 119

[72] Philaletha, Metall metamorph в Mus herm, p 766

[73] Abraham Eleazar, Uraltes chymisches Werk, p 29 ff Пифон есть < жизнь всех вещей> (р 34)

[74] Happelius, Aphorismi Basiliani в Theatr chem (1613) IV, p 368, 3

[75] Verus Hermes (1620)

[76] Aquanum sap в Mus herm, p 85

[77] Steebus, Coelum Sephirothicum, p 33

[78] 1. c., p.39.

[79] Happelius, 1. c., p.368, 2.

[80] Например, у Джабира в: Berthelot, La Chimie аи moyen age III, p. 169 [текст: ame вместо esprit]; Ros. phil. в: Art. aurif. II, p. 339; Hoghelande, De alch. dig. в: Theatr. chem. (1602) I, p. 153 и 183.

[81] Phttosophia chemica в: Theatr. chem. (1602) II, p. 139.

[82] Tractafus aureus в: Mus. herm., p. 11. Зд. цит. по Базилию Валентину.

[83] Steebus, 1. с., р. 137.

[84] Theatr. chem. (1602) II, p. 263.

[85] 1. с. (1622) V, p. 145.

[86] Berthelot, Alch. grecs, III, vi, 5, p. 129/121.

[87] 1. c., xxvi, 5, p. 194/190.

[88] с, IV, vii, 2, р. 276/265.

[89] I c., I, хiii, 3, р. 29/32

[90] Berthelot, Chimie au moyen age III, p. 63.

[91] [Денъ пятый.]

[92] Congeries Paracelsicae chemicae в Theatr chem (1602) I, p 533

[93] Aegidius de Vadis, Dialogus в Theatr chem (1602) II, p 118

[94] Например, Aquarium sap в Mus hem, p 84, Bernardus Trevisanus, De alchemia в Theatr chem (1602) I, p 787, Mylius, Phil ref, p 176, etc

[95] Aurelia occulta в Theatr chem (1613) IV, p 574

[96] В Mus herm, p 788

[97] Brevis manuductio в Mus herm, p 788

[98] Mylius, Phil ref, p 18, и Exercitationes in Turbam в Art aurif I, p 159 и 161

[99] Dorneus, Duellum animi cum corpore в Theatr chem (1602) 1, p 475

[100] Aquanum sap в Mus herm, p 111

[101] Flamellus, Summarium philosophicum в Mus herm, p 172 f

[102] Cp видение змея у Игнатия Лойолы и мотив многоглазости, разобранный мною в статье Der Geist der Psychologie

[103] Tractatus aureus в Mus herm, p 25

[104] Consilium coiugii в Ars chem (XII–XIV вв.?, ed. 1566), p 59

[105] Ros phil в Art aurif II, p 208

[106] Khunrath, Von hyl Chaos, p 218

[107] Theatr chem (1613) IV, p 569

[108] Я читаю «vi» вместо «vim» подлинника

[109] «…nihil omnino existens» Этот парадокс напоминает индийское понятие asat (несуществующего) Cp Khandogya–Upamshad (Sacred Books of the East I, р. 54 и 93)

[110] Art. aurif. II, p. 239 и 249.

[111] Introitus ар. к Mus. herm., р. 653.

[112] Gloria mundi, 1. с., р. 250.

[113] Aurora consurgens l, ср. XII, Parabola VII [hg. Marie–Louise von Franz).

[114] Rulandus, Lex alch., p. 47.

[115] De genealogia mineralium в: Theatr. chem. (1602) I, p. 578.

[116] Von hyl. Chaos, p. 62.

[117] Phil, re/., p. 19.

[118] Happelius, 1. c., p. 368.

[119] Mylius, 1. c., p. 5

[120] Квинтэссенция = Небу. Rupescissa, La Vertu et la propriete de la quinte essence, p. 15. < Руда философов> станет подобна < небу>, говорится в Tractates Micreris в: Theatr. chem. (1622) V, p. 112.

[121] Khunrath, Von hyl. Chaos, p. 195.

[122] Mangetus, Bibliotheca chemica curiosa I, p. 478 b.

[123] Kautzsch, Apokryphen und Pseudoepigraphen des Alien Testaments II, 4. Esra 13, 25 и 51, p. 396 и 397.

[124] Trismosin в: Aureum vellus, Die vierte Gleichnis, p. 23.

[125] Rulandus, Lex alch., p. 47.

[126] Например, Dee, Monas hieroglyphica в: Theatr. chem. (1602) II, p. 222, и Ros. phil. в: Art. aurif. II, p. 309.

[127] Eleazar, Uraltes chymisches Werk, p. 51. Adam Cadmon означает < Прачеловек>. [См.: Mysterium coniunctionis, V.]

[128] См.: Парацельс как духовное явление, а также Psychologie und Alchemie, Sachregister s. v.

[129] Гайомарт тоже, как и Меркурий, является родом растительного нумена, и, подобно Меркурию, оплодотворяет свою мать — землю. На том месте, где оборвалась его жизнь, почва превратилась в золото, а там, гае Разложились части его тела, возникли различные металлы. См.: Christensen, Les Types du premier homme et du premier roi dans l'histoire legendaire des Iraniens, p. 26 и 29.

[130] у Валентина в: Practica (Mus. herm., p. 425). Vena Hermes, p.15, 16. Здесь Меркурий называется также гностическим именем «Отец–Мать».

[131] De arte chimica в: Art. aurif. I, p. 582. в Introitus op. (Mus. herm., p. 658 и 655), etc.

[132] Ср. с. 44 cл. настоящей статьи.

[133] Ad Sarratantam episcopum в: Art. aurif. I, p. 310. Так здесь назван идентичный Меркурию Камень. Контекст не позволяет прочесть. Следующие чуть ниже слова [рождается он меж двумя горами] отсылают к Tractatus Aristotelis (Theatr. cfiem., 1622, V, p. 880 ff.), где описывается акт дефекации. [Ср. < Парацельс как духовное явление>, Par. 182, прим. 139.) Ср. соответствующую иллюстрацию к Aurora consurgens II в Cod. Rhenovacensis.

[134] Гл. XXVII. Reitzenstein und Schaeder, Studien turn antiken Synkretismus aus Iran und Griechenland, p. 119.

[135] Ros. phil. в: Art. aurif. II, p. 253.

[136] Berthelot, Alch. grecs, III, vi, 18, p. 136/132 f. < Единство состава [производит] неделимую триаду, и составленная триада [производит] распадающуюся триаду, и творит космос через промышление [??????? ] первосотворенной причины и демиурга творения, отчего тот называется также Триждывеличайшим, ибо он триадически узрел сотворенное и творящее>.

[137] Reitzenstein, Hellenistische Mysterienreligionen, p. 14.

[138] Reinach, Cultes, mythes et religions III, p. 160 f.

[139] Schweitzer, Herakles, p. 84 ff.

[140] De natura deorum, 3, 21, 53.

[141] Есть также Zeus triops [трехликий Зевс].

[142] Roscher, Lexicon der griech. und rom. Mythologie V, Kol. 1208 und 1209.

[143] Von hyl. Chaos, Biij v° и р. 199.

[144] 1. c., p. 203.

[145] Phil, ref., p. 96.

[146] Это своеобразное обозначение относится к демиургу, сатурническому Иалдабаофу, который ассоциировался с < богом иудеев>.

[147] In: Mus. hem., p. 112.

[148] Theatr. сhет. (1613) IV, p. 575.

[149] [неба философского, бесчисленным звезд множеством чудесно изукрашенного] 1. с., р. 696.

[150] < …sic omnibus rebus Verbum regenerationis invisibliter quidem inhaeret; quod tamen in elementaribus et crassis corporibus non manifestatur, nisi reducantur in essentiam quintam sive naturam coelestem et astralem. Hoc itaque regenerationis verbum, est istud promissionis, sive coelum Philosophorum, infinitis astrorum luminibus nitidissimum> (Tract, aureus cum scholiis в Theatr. chem. 1613, IV, p. 697).

[151] См. Библиографию. [Юнг отсылает читателя к своей работе, впервые изданной под названием (1947), а затем, в переработанном виде, публиковавшейся под названием (Ges. Werke, Bd. 8). — Ред.]

[152] См., например, Ros. phil, в: Art. aurif. II, p. 248: < …filius… colons coelici> [сын цвета небесного] (цит. по Secretum Али); Khunrath, Von hyl. Chaos: , passim; , p. 59. Penotus, De medicamentis chtemicis в: Theatr. chem. (1602) I, p. 681: < …filius hominis fructus et virginis> [сын человеческий и плод девы].

[153] De daemonibus (пер. Марсилио Фичино), fol. № V.vo.

[154] См. сообщение о богомилах в: Euthymios Zigadenos, Panoptia dogmatica Migne, P. G. CXXX, col. 129 ff.

[155] Кажется, двойственное сыновство предвосхищается еще у эбионитов Епифания: < Они утверждают, что двое были поставлены от Бога, один из них Христос, другой дьявол> (Рапаriит, XXX, 16, 2).

[156] В: Art. aurif. I, p. 151, Aenigma V. To же самое говорится о Боге в Contes del Graal Кретьена де Труа: < Се doint icil glorieus pere/Qui de sa fille fist sa mere> (Hilka, Der Percevalroman, Z. 8299 f., p. 372).

[157] Art. aurif II, p. 339: < …sublimatur per se>.

[158] Schweitzer, Herakles, p. 84.

[159] Chwolsohn, Die Ssabier und der Ssabismus II, p. 367.

[160] Mangetus, Bibliotheca chemica curiosa I, p. 409 a.

[161] Maier, De circulo physico quadrate, p. 3.

[162] B: Theatr. chem. (1613) IV, p. 221 ff.

[163] [Dozy, de Goeje] Nouveaux documents pour I'etude de la religion des Harraniens, p. 341.

[164] In: Theatr. chem. (1622) V, p 114 ff.

[165] Berthelot, Alch. grecs, Introduction, p. 236.

[166] Theatr. chem. (1613) IV, p. 579. Он соответствует, появляющейся в конце работы (1. с., р. 576): < …coquito, donee Stella septemplex appareat, per sphaeram circumcursitando> [грей, покуда не появится звезда семерная, сферу кругом обегающая]. Ср. древнее христианское представление о Христе как предводителе хоровода звезд.

[167] Tabula smaragdina, Ros. phi/, в: Art. aurif. II, p. 253, и Mylius, Phil, ref., p. 101.

[168] Allegoriae super librum Turbae в: Art. aurif. I, p. 155: . Ventura, De ratione conflciendi lapidis в: Theatr. chem. (1602) II, p. 337: < …oritur simul sol cum luna in ventre Mercurij> [Солнце восходит одновременно с Луной в чреве Меркурия].

[169] Wei Po–yang, An Ancient Chinese Treatise, p. 241.

[170] Epistola ad Hermannum в: Theatr. chem. (1622) V, p. 893; Gloria mundi в: Mus. herm., p. 224 и 244. В качестве арканной субстанции magnesia он называется [полной Луной] в: Ros. phil. (Art. aurif. II, p. 231) и (1. c., p. 211). Он упал с Луны. Berthelot, Alch. grecs, III, vi, 9, P. 133/125. Знак Меркурия в Книге Кратета (Berthelot, La Chimie аи тоуеп age III, p. 48) - обычный астрологический знак Луны V. В греческих магических папирусах Гермес призывается под именем < круг лунный> (Preisedanz, Papyri Graecae magicae, V, p. 401).

[171] Видение Кратета в: Berthelot, La Chimie аи тоуеп age III, p. 63. Как Адам в ванне вместе с Венерой (sic! ) (Valentinus, Practica в: Мus. herm., p. 425). Как sal Veneris, зеленый и красный лев (= Венере) (Khunrath, Von hyl. Chaos, p. 91 и 93). Телесный Меркурий = Венере (Ros. phil. в: Art. aurif. II p. 239). У Меркурия субстанция Венеры (Mylius, Phil, ref., p. 17). Поскольку его мать Венера есть, то он как ее сын - (Rosinus ad Sarratantam в: Art. aurif. I, p. 318). В магических папирусах день Афродиты ассоциируется с Гермесом (Preisendanz, 1. с. II, ?? 210). У Аль–Ираки определения Венеры и Меркурия идентичны: сестра, невеста, воздух, зелень, зеленый лев, феникс (Holmyard [Hg.], Kitab al-'ilm al–muktasab, p. 420).

[172] Aurelia occulta в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 546.

[173] Ruska [Hg.], Turba philosophorum, p. 204, Anm. 5.

[174] Art. aurif. II, p. 379. Idem Dorneus, De transmutatione metallorum, p. 640.

[175] Цит. у Mylius, Phil, ref., p. 302.

[176] Von hyl. Chaos, p. 197.

[177] Aenigma philosophorum в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 520.

[178] Khunrath, Von hyl. Chaos, p. 195.

[179] в: Maier, Symbolae aureae mansae, p. 211. Как и Сатурн, Меркурий объединяет в себе все металлы (1. с., р. 531).

[180] Mylius, Phil, ref., p. 305. in Ripley's (Theatr., chem. Brit., 1652, p. 391).

[181] Pantheus, An transmutationis metallicae, fol. 9 r°.

[182] Riplaeus, Opera, p. 317.

[183] Hippolytus, Elenchos, V, 16, 2, p. 111.

[184] (Liber Platonis quartorum в: Theatr. chem., 1622, V, p. 142 и 153).

[185] 1. с., р. 93.

[186] Preller, Griechische Mythologie I, p. 43, Anm.

[187] Khunrath, 1. c., p. 93.

[188] Христос как лев в Ancoratus Епифания и как < львенок> у Григория, In septem Psalmos penitentiales expositio, Ps. 5, 10 (Migne, P. L. XXXIX, col. 609).

[189] Von hyl. Chaos, p. 196.

[190] Cp. Bousset, Hauptprobleme der Gnosis, p. 10, 321, 352.

[191] По поводу Сатурнова дня как завершающего дня творения см. с. 69 настоящего исследования.

[192] Codex Parisiensis 2419, fol. 277, цит. в: Reitzenstein, Poimandres, p. 75.

[193] Theatr. chem. (1622) V, p. 155.

[194] Phil, ref., p. 18.

[195] Sulphur — это (сокрытый огонь в Меркурии]. (Bernardus Trevisanus, De chemico miraculo в: Theatr. chem., 1602, I, p. 793). Sulphur идентичен Меркурию: . (Brevis manuductio в. Mus. herm., p. 788.)

[196] Поэтому, считает Кунрат, нам нужно молить Бога о, дабы он научил нас различию между добром и злом (Hyl. Chaos, p. 186)

[197] р. 16 f.

[198] См. об этом в моей книге.

[199] Например, вполне возможно, что любопытное обозначение алхимиков У Иоанна де Рупесциссы как восходит к perfecti и pauperes Christi катаров (La Vertu et la propriete de la quinte essence, Lyon 1581, p. 31). Рупесцисса (Jean de la Roquetaillade) жил примерно в середине XIV в. и выступал с критикой церкви и клира (Ferguson, Bibliotheca chemica II, p. 305). Процессы над катарами продолжались до середине XIV в.

[200] Symbolae aureae mensae, p. 592 f.

[201] 1. с., р. 600.

[202] Dorneus, De transmut. met. в: Theatr. chem. (1602) I, p. 621.

[203] Khunrath, Hyl. Chaos, p. 233.,

[204] Riplaeus, Duodecim portarum, p. 124 ff.

[205] Mus. hem., p. 738.

[206] Symbolae aureae mensae, p. 386.

[207] Tract, aureus cum scholiis в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 761.

[208] Также в облике (указующего путь) отрока и < древнего сына матери>.

[209] Cantilena Riplei в: Opera, p. 421 ff.

[210] Introitus ар. в: Mus. herm., p. 653.

[211] Theatr. chem. (1602) II, p. 123.

[212] Sendivogius, Tripus chemicus: Речь Меркурия, р. 67.

[213] Например, Codex Rhenovacensis, Zurich, и Codex Vossianus, Leyden.

[214] Об этом мотиве см.: Symbole der Wandlung [Par. 306, 308 и 318, Anm. 16].

[215] Alchemistische Lehrschriften und Marchen bei den Arabern, p. 77 f.

[216]????????? или????????. Hippolytus, Elenchos, V, 20, 6 прим., и 7, p. 122. Вендланд (издатель текста) принимает второе чтение. Алхимические эквиваленты этой странной мифологемы поддерживают обе возможности: Пес как Логос, психопомп и [песий сын небесно–голубого цвета] = Меркурию.

[217] Elenchos, V, 7, 29, р. 85.

[218] Аналогичная этому двойственному пониманию Меркурия попытка постичь и выразить душевно переживаемую парадоксальность Первопричины обнаруживается в синкретических воззрениях наассенов. Здесь я должен ограничиться лишь этим указанием, не вдаваясь в подробности.

[219] См.: Psychologie und Alchemie.

[220] См.: Bousset, Hauptprobleme der Gnosis, p. 43, 55 и 142.

[221] Ros. phil, в: Art. aurif. II, p. 243.

[222] De medicamentis chemicis в: Theatr. chem. (1602) I p 681

[223] Ruska [Hg.], p. 2. [Здесь перевод Юнга.]

[224] Tract. aureus cum scholiis в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 690 f.

[225] Aurelia occulta, 1. c., p. 575.

[226] 1. c., p. 555 [Мф. 5, 13].

[227] Tract, aureus cum scholiis в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 689.

[228] Mylius, Phil, ref., p. 179; Tractatus aureus в: Mus. herm., p. 25; Bernardus Trevisanus, De chemico miraculo в: Theatr. chem. (1602) I, p. 787.

[229] Exercit. in Turbam в: Art. aurif., I, p. 154.

[230] Ros. phil. в: Art. aurif. II, p. 231.

[231] Ventura, De ratione conficiendi lapidis в: Theatr. chem. (1602) II, p. 263: . Dorneus, De transmut. met. в: Theatr. chem. (1602) I, p. 578: [огненный и совершенный Меркурий]; 1. с., р. 690: [адамический Камень возникает из адамического Меркурия в женщине Еве]; Lullius, Codicillus в: Mangetus, Bibliotheca chemica curiosa I, p. 875 ft.: < …quaesitum bonum est lapis noster et Mercurius> [взыскуемое благо есть Камень наш и Меркурий].

[232] Tract, aureus cum scholiis в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 689.

[233] Exercit. in Turbam в: Art. aurif. I, p. 170; Ripley, Chym. Schriflen, p. 31; Tract, aureus cum scholiis в: Theatr. chem. (1613) IV, p. 691: [посредник, примиряющий недругов].

[234] Aquarium sap. в: Mus. herm., p. 111.

[235] 1.c., p. 118.

[236] Khunrath, Hyl. Chaos, p. 59.

[237] Septem tract. Hermet. в: Ars chemica, p. 22. В Ros. phil. (Art. aurif. II, p 381) говорится: [Я озаряю воздух светом моим, и согреваю землю теплом моим, порождаю и питаю создания природные, растения и камни, и прогоняю тьму ночную силой моею, и благодаря мне длятся дни века, зажигаю я светочи все светом моим, даже те, в которых нет ни блеска, ни величия; ибо все это моих рук дело, когда облекаюсь я одеждами моими; и кто ищет меня, пусть устроит мир между мною и супругой моею]. Это цитата из Dicta Belini (напечатано в: Mangetus, Bibliotheca chemica curiosa I, p. 478 f. Есть варианты текста! ) Я привел это место столь подробно ввиду его значительного психологического интереса.

[238] [Ибо в Камне суть душа, тело и дух, и все же это один только Камень]. (Exercit. in Turbam IX в: Art. aurif. I, p. 170.)

[239] Ср. Psychologie und Alchemie, Par. 26 и, 430 ff.

[240] Отсюда обозначение Меркурия как.

[241] [Превращайтесь в живые философские Камни.)

[242] Ср. Maitrayana–Brahmana–Upanishad (Sacred Books of the East XV, 8, p. 311). Как spiritus vegetativus и коллективная душа он фигурирует в Vedanta–Sutras (1. с. XXXIV, р. 173, и XLVIII, р. 578).

[243] Трактат Розина (Risamus = Zosimos), вероятно, арабского происхождения. может быть искаженным. Ибн Аль–Надима (987) упоминает наряду с трудами < Римаса> (Зосимы) два сочинения < Магуса>, одно из которых озаглавлено: < Книга мудрого Магуса (? ) об искусстве> (Ruska, Turba, p. 269 ff.)

[244] [Liber primus de lapidis interpretationibus в: Art. aurif. I, p. 310.J

[245] См.: Psychologische Typen, Definitionen s. v. [и ); затем Отношения между Я и бессознательным, Par. 400 ff., и Тайну золотого цветка, Par. 77 ff.

[246] См. анализ этой сказки в статье < К феноменологии духа в сказке>

[247] См. мою работу < Попытка психологического истолкования догмата о Троице>.

[248] Мф. 4, 10.

[249] Откр. 20, 2.

[250] [Апокрифы древних христиан. М., 1989. С. 44 (пер. И. С. Свенцицкой) ]

[251] Ехеrcitia spiritualia, Secunda hebdomada: De regno Christi [p. 75 ff.]..,

[252] Это с очевидностью следует из повсеместно распространенного мотива двух враждующих братьев. '

[253] < Он в вене находится, / Что кровию полнится>.

[254] Ср. изречение Останеса о нильском камне, имеющем в себе пневму. [Свет, превосходящий все светы. — Свет новый.)

[255] [< Ибо все вы — сыны света и сыны дня; мы — не сыны ночи, ни тьмы>.] [Ибо знание твари в сравнении со знанием Творца представляет собой некоторого рода сумерки; и светает оно, и становится утром, когда тварь предается прославлению и любви Творца; и ночи не бывает там, где Творец не оставляется любовию твари.] (De civitate Dei, ub. XI, ср. vii, col. 445).

[256] [Patmos, Werke III: Gedichte, p. 354.]

[257] Deussen, Die Geheimlehre des Veda, p. 54. [Brihandaranyaka Upanishad IV, 3, 6.]

[258] De civitate Dei, 1. с., col. 446: [И когда < знание твари> доходит до самопознания, то это один день]. Возможно, именно здесь источник странного определения Камня как [сына одного дня].

[259] [Поскольку нет познания лучше того, коим человек познает себя самого, давайте исследуем наши мысли, слова и дела. Ибо какая нам будет польза, если мы тщательно изучим и верно постигнем природу всех вещей, а самих себя не поймем? ] De spiritu et anima, cp. LI, col. 1190 f. < Книга о духе и душе> представляет собой трактат гораздо более позднего времени, ложно приписываемый Августину.

[260] [Из–за чего познание твари, само по себе вечернее, в Боге было утром; ибо тварь яснее видна в Боге, нежели в себе самой.] (Dialogus quaestionum LXV, quaest. xxvi, col. 1084).

[261] приписывает самопознанию очень большое значение как необходимому условию единения с Богом. Так, там говорится: [Есть такие, кто ищет Бога через внешнее, пренебрегая своим внутренним, внутри которого и есть Бог.] (LI, col. 1199). [Итак, вернемся к нам самим, дабы могли мы подняться к самим себе… Во–первых, поднимемся от этого внешнего и низшего к нам самим. Во–вторых, поднимемся к сердцу высокому. В третий подъем поднимемся мы к Богу] (LII, I. с.). Эта довольно–таки смелая программа едва ли может быть осуществлена [с презрением к самим себе] (как рекомендуется в < Книге> ): недостаток самоуважения воспитывает разве что беспризорных собак. — это четырехчастная мандала, imago Dei, или самость. движется в русле августиновской традиции. Так, сам Августин призывает: [He выходи наружу, вернись в себя; истина обитает во внутреннем человеке. И если найдешь, что природа твоя изменчива, выйди за свои собственные пределы. Но помни, что, выходя из себя, ты должен?. это делать как одаренная разумом душа] (De vera religione LXXII, Migne, P. L. XXXIV, col. 1246).

[262]. [Вечер наступает, когда закатывается солнце. Ныне зашло солнце для человека, иначе говоря, тот свет справедливости, который есть присутствие Бога.] Этими словами Августин комментирует 6–й стих Двадцать девятого псалма: [< Вечером водворяется плач, а на утро радость> ] (Enarrationes in Psalmos XXIX, II, 16, col. 201).

[263] [Но покой Бога означает покой тех, кто в Боге успокаивается ] De civitate Dei, lib. XI, ср. viii, col. 446; Dialogus quaestionum LXV, quaest. xxvi, col. 1084.

[264] < …Septimus iste dies non habet vesperam> [у того седьмого дня нет вечера]. (Sermo IX de decem chordis VI, col. 78).

[265] [Очисти ужасную тьму разума нашего J

[266] Enarratio III in Psalmum CIII, 21, col. 1660.

 

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая123456789

Поделиться: