БЕСЕДА О НАУЧНОЙ ФАНТАЗИИ

 

Известно, что Иван Петрович любил ходить в свои лаборато рии пешком и совершал эти прогулки, не стесняясь сравнитель но большими расстояниями. В последние годы своей жизни этот большой маршрут он проделывал уже в машине, подаренной ему Ленинградским советом. Однако в Институт Академии наук СССР, находящийся на Тучковой набережной, он ходил пешком до самых последних дней своей жизни.

Мы, все сотрудники лаборатории, несли до некоторой степе ни «негласный надзор» за ним во время его прогулок от лабора тории до дома. Естественно, мы не хотели, чтобы с ним произош ла какаялибо случайность, подобная той, которая в 1916 г. сделала его хромым на всю жизнь. Обычно мы сопровождали его от лаборатории до дома по негласному расписанию. Каждый из нас, конечно, был бесконечно рад провести эти несколько минут в обществе Ивана Петровича, ибо всегда извлекал из этого что то весьма поучительное.

Был легкий январский морозец. Шел снежок, запорошивший утрамбованные дорожки. Обстановка была явно опасной для пешеходов. Честь сопровождать Ивана Петровича после оконча ния лабораторной беседы на этот раз выпала на мою долю. Вый дя на улицу, мы продолжали разговор о письме, полученном Иваном Петровичем от одного из его бывших учеников, работав шего на периферии. Разговор незаметно перешел на характери стику этого сотрудника, а потом и на весьма поучительные рас суждения Ивана Петровича о научной работе каждого из его бывших учеников.

Я спросил его: «Почему бы вам, Иван Петрович, не написать воспоминания об этих работах, об их отношении к лаборатории. 494 П. К. АНОХИН Ведь это же вся русская физиология. Такая книга очень необхо дима».

«Ну что вы? Где же сейчас этим заниматься? — ответил он с некоторой ноткой сожаления в голосе, а потом, помолчав немно го, добавил: — А нужно было бы, нужно. Такое обилие характе ров, талантов, склонностей. Но представьте себе, все это, очевид но, повторяется. Теперь я все чаще и чаще стал узнавать в новом работнике кого-нибудь из прежних. Именно поэтому, вероятно, мне стало так легко предсказать, что из него выйдет».

Он начал перебирать своих бывших учеников, стал вспоми нать некоторые эпизоды, характеризующие их, и я увидел, что ничто не проходило мимо внимания нашего великого учителя. Любая черта человека: терпение, неосторожность, скромность, образованность, способность к искусствам, к технике — все это складывалось в его памяти в исчерпывающую оценку ученика и определяло для учителя его пригодность или непригодность к научной работе.

Разговор дальше перешел к книге крупнейшего американ ского невролога Херрика; она была написана на «свободну тему» и называлась «Думающая машина».

Павлов стал говорить об огромном значении таких книг, если они только пишутся крупнейшими учеными, посвятившими вс свою жизнь научноисследовательской работе.

«Я давно уже мечтаю написать такую книгу, и если только будет когда-нибудь достаток времени, обязательно напишу. По судите сами, всю свою жизнь ученый, если он только хочет быть строгим ученым, должен взвешивать каждое свое слово, должен немедленно подтверждать его фактами, доказательствами. Он не имеет права, если не хочет потерять свою репутацию ученого, говорить о еще недоказанных им догадках. Но исчерпывается ли этим все внутреннее содержание ученого? Не погибает ли вмес те с ним очень часто его богатая интуиция, догадки, далеко иду щие соображения? Мне кажется, что наука очень много приобре ла бы от того, если бы каждый ученый, много лет поработавший над установлением точных знаний, в конце своей жизни уделил внимание и этим еще не обоснованным соображениям. Важно лишь при этом то, чтобы эта научная фантазия не отрывалась от действительности, чтобы она была в постоянной связи с этой дей ствительностью».

Он много еще говорил о необходимости такой книги, указы вая на ряд примеров, в частности, на автобиографию Фарадея, которую он любил цитировать в разговорах с учениками. Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 495

Такие книги на «свободную тему» довольно широко распрос транены у западных ученых. Можно указать, например, на Кен нона, Джедсби, Херрика, Шеррингтона и др. В России И. М. Се ченов написал знаменитые «Автобиографические записки».

В этой «лебединой песне» ученые, уже отошедшие от кон кретной научной работы, широкими мазками наносят перспек тивы разработки своей науки, высказывают интуитивные ожи дания и т.д.

Но что такое интуиция и научная фантазия ученого, отдавше го более шестидесяти лет своей жизни научному творчеству и объединившего в себе несколько эпох научного мышления?

Это драгоценный клад страны, который большей частью за капывается вместе с ученым без надежды когдалибо его исполь зовать.

У Ивана Петровича не нашлось «достатка времени», ему не удалось написать ни книги на «свободную тему», ни научной автобиографии. Полный напряженных творческих исканий до последних дней своей жизни, он боялся потратить свое время на чтолибо другое. Он не дожил до того момента, когда ученый отрывается от лаборатории, теряет то творческое горение, кото рое незримыми нитями сплавляет его внутренний мир с жизнь лаборатории. Оставаясь юным всю жизнь, он так и не дождался того досуга, когда ему можно было бы открыто пофантазировать на научные темы.

 

НАУКА ВЫШЕ ВСЕГО

 

Одной из характерных черт Ивана Петровича как исследова теля являлось увлечение научным анализом собственных ощу щений, здоровья и явлений, происходящих в его собственном теле. Он находил возможность анализировать любое свое пере живание, и чем острее и опаснее оно было, тем с бó льшим упор ством и настойчивостью он пытался понять его механизмы.

Известно, что в самые ответственные моменты своей жизни, как, например, во время операции на желчных путях, он непре рывно вел за собой наблюдения, подвергая тщательному анали зу как субъективные ощущения, так и различные внешние про явления физиологии своего организма. И даже за несколько часов до смерти он внимательно обсуждал свои собственные пе реживания, состояние своих корковых клеток, угадывал стадии болезни. 496 П. К. АНОХИН

Он глубоко верил в то, что для каждого из нас собственный организм представляет собой богатейший источник для научно го анализа, для постановки задач будущих научных исследова ний.

Такие же требования он предъявлял и к своим ученикам. Не могу поэтому не рассказать об одной из самых волнующих встреч с Иваном Петровичем, которая произошла после того, как я стал профессором Нижегородского медицинского института.

В 1931 г. в Травматологическом институте в Ленинграде мне предстояла серьезная операция. Ее должен был производить проф. Р. Р. Вреден. Приехав в Ленинград, я прежде всего зашел к Ивану Петровичу и рассказал ему о предстоящей операции, которая не обещала ничего хорошего. Иван Петрович долго рас спрашивал меня о заболевании, как оно было замечено, какие его симптомы были прежде всего обнаружены, и выражал ис кренн печаль по поводу постигшей меня неприятности.

Но когда он узнал, что операция будет делаться под общим наркозом, в его глазах вдруг зажглись всем известные огоньки творческого подъема. Надо отметить, что в это время он очень интересовался так называемой «наркотической фазой» в разви тии тормозных процессов.

Сразу же посыпались советы и предложения, как использо вать предстоящее погружение в общий наркоз. Он весь както преобразился и с огромным оживлением стал говорить на эту тему: «Очень жалею, что мне самому этого не пришлось заме тить. Так, пожалуйста же, Петр Кузьмич, постарайтесь вдуматься и заметить то, что вы будете ощущать: как будет наступать наркоз, что будет с субъективными ощущениями, как будут дей ствовать внешние раздражители? »

И, странное дело, этот разговор так увлек нас обоих, что и сам я, забыв о предстоящей операции, с большим увлечением стал обсуждать с ним возможные механизмы развития фазовых со стояний коры головного мозга при погружении в наркоз. Мы проговорили с ним больше часа, и я вдруг почувствовал, что именно этот разговор, полный пафоса научных исканий, оказал на меня незабываемое целебное влияние. Мне пришлось много слышать в это время всякого рода утешений и товарищеских советов, однако ни одно из них не повлияло на меня так благо творно, как эта «инструкция» проверить физиологические свой ства ультрапарадоксальной и наркотической фазы на себе.

Я почувствовал в себе бодрость и силу, которые мне были так необходимы перед тяжелой операцией. И, действительно, я шел на операцию с твердым намерением не пропустить ни одной осо Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 497 бенности постепенного засыпания и не забыть всего пережитого после пробуждения. Последующее показало, что и на самом деле из этого неприятного случая можно было почерпнуть коечто полезное для науки.

Когда, вопреки предсказаниям, операция оказалась удачной и я, выйдя из клиники, зашел к Ивану Петровичу поделиться с ним всем происшедшим, то он, проявив большую радость, вы слушал мой рассказ о последних моментах субъективных ощу щений, предшествующих полному засыпанию.

Говоря о высоком искусстве проф. Р. Р. Вредена, Иван Пет рович сказал мне: «Вы должны всю жизнь почитать его. Он ваш второй отец, и первая ваша книга должна быть посвящена ему».

Я понимал, конечно, огромное значение в моей жизни Р. Р. Вре дена, целиком был согласен с Иваном Петровичем и потому по святил его памяти первый же сборник трудов лаборатории по «Проблеме центра и периферии в нервной деятельности».

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: