Попытка решить вопрос мирным путём

 

Обстоятельства освобождения города Николаевска-на-Амуре представляют своеобразный интерес, ибо вскоре все телеграфные агентства мира будут называть этот город в своих экстренных сообщениях из России. Как уже говорилось, попытки остановить партизан на подступах к городу, посылками им навстречу отдельных отрядов, нужного результата не принесли, лишь привели к тому, что силы защитников города поредели, инициатива оказалась потеряна, а передовые части разгромлены. Как следствие этого, уже к 20 января 1920 г. партизаны смогли окружить Николаевск – дни которого были сочтены. Всё дело упиралось лишь в количество жизней заплаченных противоборствующими сторонами при боевых действиях. Стремясь избежать напрасного кровопролития, штаб партизанской Красной Армии трижды предлагал японскому командованию начать переговоры о перемирии, но каждый раз получал отказ. 27 января командование армии решило послать в Николаевск парламентеров. Добровольно вызвался поехать Иван Васильевич Орлов-Овчаренко, в прошлом командир одного из партизанских отрядов в Приморье, проделавший долгий путь с Тряпицыным, он возглавлял разведотряд. Это был человек мирной профессии - почтово-телеграфный чиновник. Он имел на руках мандат, в котором говорилось, что И.В.Орлов-Овчаренко командируется штабом Красных войск в г. Николаевск в качестве парламентера к японскому и русскому белому командованию, для вручения пакетов с предложением о перемирии и заключении договора о передаче г. Николаевска Красной армии. С ним отправился возчик Петр Михайлович Щетников (в некоторых источниках его ошибочно называют Сорокиным), крестьянин села Денисовка и переводчик из числа пленных японцев (по другим сведениям китаец). Красное командование ждало напрасно - парламентеры не возвратились. Они были арестованы местной контрразведкой, подвергнуты жесточайшим пыткам. После пыток тело Орлова-Овчаренко вывезли на реку Куегда и утопили в проруби. Обо всём этом партизаны вскорости узнали от посланцев рабочего люда Николаевска. Не надо лишний раз говорить, что данная акция со стороны самураев и белых, любви им, явно не прибавила. Подлое убийство парламентёров противоречило всем международным нормам и подобные действия японцев и белогвардейцев поставили их вне законов цивилизованной войны. Узнав о гибели командира весь его разведотряд принял фамилию Орлова следуя идее: на смену одному Орлову придут десятки и сотни других. Убедившись, что мирно договориться не удастся, партизаны решили брать город штурмом. Согласно разработанному штабом плану, в первую очередь предстояло захватить крепость Чныррах, которая расположена в 12 километрах от города вниз по Амуру на его левом берегу, как и сам Николаевск-на-Амуре. Расположенная на сопках в устье лимана, крепость представляла грозную силу, прикрывая вход в Амур вражеским военным кораблям.

Крепость Чныррах

Крепость основана по приказу от 01.08.1855 года. Расположена на мысе Чныррах и прибрежном сопочном массиве - сопках Иннокентьевская, Сигнальная, Владимирская, Преображенская, Федоровская. Укрепления на мысе Чныррах и в его окрестностях возводились поэтапно в 1855, 1865–1870, 1904–1905, 1906–1914 годах в связи с угрозой вторжения сил противника, здесь же разместились орудия для защиты минных заграждений на фарватерах реки. Возле озера был сооружен бетонный каземат с сетью подземных ходов. К северу от озера над крутым обрывом примостился Заозерный форт. На Сигнальной сопке был оборудован пост, откуда можно было сообщать о перемещение противника в Николаевск и на береговые батареи. Общая площадь крепости составляет 450 га. Сама она состояла из 3-х береговых батарей кинжального огня, форта «Преображенский», 5-ти бастионов из 19 орудий и 2-х артиллерийских редутов («Иннокентьевский»; «Федоровский»). Орудийные и стрелковые позиции имели наземные и подземные коммуникации. Рвы и ходы сообщения были вырублены в скалах и покрыты слоем земли в 3 м. Пороховые погреба размещены на глубине 9 м. Казармы и склады соединялись подземными ходами изогнутого вида. Объекты были укомплектованы средствами ближнего боя (артиллерия, пулеметы, мины и т. п.), оснащены системами электрификации, сигнализации, связи. Тактическим дополнением крепости являлась речная флотилия миноносок, полуподводная лодка и транспорты. Сопки были изрыты подземными переходами и сооружениями на разную глубину. Там были траншеи, окопы, бомбоубежища, подземные снарядные, пороховые, минные и другие склады. Конструкции укреплений интересны с инженерной точки зрения: рвы и ходы сообщения вырублены в скалах; для предотвращения каменных брызг при попадании снаряда, все горизонтальные поверхности покрыты слоем земли толщиной до 3 метров; подземные ходы укреплены лиственничным брусом 30-35 сантиметров, их перекрытия выполнены из уложенных перпендикулярно 3 слоев бревен. Из бруса же строились подземные пороховые погреба батарей, двухъярусные, глубиной до 9 метров. Ходы, ведущие к казематам и пороховым погребам, имели изогнутую в виде коленчатого вала форму для смягчения ударной волны при возможном взрыве. Батарейные форты носили названия: «Сигнальный», «Владимирский», «Заозерный», «Преображенский» и «Опасный». В крепости имелись 6-дюймовые (152 мм) и 12-дюймовые (305 мм) орудия «Виккерс», поражавшие цели на расстоянии более 15 километров, оборудование для установки на воде мин разного назначения. В Преображенском форте, помимо прочих помещений, находилась штабная казарма и электростанция, питавшая все осветительные устройства в подземных ходах. Также крепость имела водопровод, большое количество прожекторных установок, две радиостанции, отдельный телеграф, связывающий её с Владивостоком, и узкоколейную железную дорогу. У подошвы сопки располагались казармы для личного состава, мастерские, жилые здания и другие строения.

Вот полный фортификационный список:

Фортификационные объекты оборонительной системы (крепости «Николаевск-на-Амуре») 1900-1920 гг. – (утраченные):

1. батарея (А) «Чныррах» – 6-8” пушек обр.1867 г.
2. батарея (Б) на северо-восточном берегу м. Чныррах – 6-8” мортир обр.1877 г.                 3. батарея (В) на северном берегу м. Чныррах – 6-8” мортир обр.1877 г.
4. батарея (Д) на северо-западном берегу м. Чныррах – 6-8” пушек
5. батарея (Г) на м. Мео – 4-8” пушек обр.1867 г.

Фортификационные объекты, ретраншемент, тыловые и вспомогательные постройки, дороги оборонительной системы (крепости «Николаевск-на-Амуре») 1900-1920 гг.:

1. батарея 4-х орудийная «Владимирская»;
2. батарея 4-х орудийная «Воспри» (152 мм. КАНЭ);
3. батарея 4-х орудийная «Опасная» (120 мм. пушки);
4. батарея 4-х орудийная мортирная (8” мортиры обр.1867 г.);
5. батарея 8-ми орудийная «Заозерная» (6” пушки обр.1867 г.);
6. комплекс «Батарея 4-х орудийная «Преображенская» (120-мм Виккерс);
7. комплекс «Батарея 4-х орудийная «Сигнальная» (8” мортиры обр.1867 г.);
8. комплекс «Редут «Иннокентьевский»;
9. комплекс «Редут «Федоровский»;
10. комплекс «Форт «Преображенский»;
11. погреб минный (участок минной обороны акватории);
12. орудийные окопы - > 10;
13. стрелковые окопы различных типов - > 10;

  В 1918 году, за несколько дней до высадки японского десанта, по решению Военно-революционного штаба города Николаевска-на-Амуре, крепость Чныррах была приведена в небоеспособное состояние. С орудий были сняты замки и прицельные приборы, которые спрятали в тайниках. Некоторые подземные снарядные и пороховые склады замурованы. Японцы, после высадки десанта в город, не смогли привести крепость в боеспособное состояние. Использовалась только радиостанция. Японский отряд, охранявший крепость, размещался в казармах бывшей минной роты на Чныррахском мысу и за рекой Пахта. Сторожевые посты находились в разных местах, в том числе на радиостанции, Преображенской батареи и у форта Александра Невского.

Штурм крепости

 Несколько дней ушло на тщательную подготовку и рекогносцировку местности. Наконец, план операция по захвату крепости был готов. В нём немаловажное значение отводилось погодному фактору. Партизаны ждали лишь благоприятного момента. И вот в ночь с 5 на 6 февраля, когда разыгрался сильный буран, командование Николаевского партизанского фронта приступило к осуществлению своего замысла. Мороз, сильный ветер, снег, не видно не зги – в такую погоду хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Что говорить о состоянии редких японских часовых, ищущих подветренную сторону и кутающихся от проникающего холода в полушубки. При всём их желании - разглядеть или услышать что-либо ночью, среди завываний ветра и буйства снежной стихии не представлялось возможным. Партизаны выдвинулись в сторону укрепрайона, расположенного среди сопок. Идти по глубокому снегу было трудно, а здесь ещё ветер метал в лицо колючую позёмку, обжигая щёки и нос. Выручили нартовые собаки, которыми управляли проводники - гиляки. Они рванулись вперёд накатывая путь. За нартами двигались цепочками, не отставая друг от друга, лыжники и стрелки 2-го Усть-Амурского полка, возглавляемого Петром Павличенко. Людям мешала, застилающая глаза, снежная пелена, а тут ещё приходилось совершать дополнительные усилия, преодолевая порывы ветра, тратя на это силы. Но именно непогода помогла отряду незаметно форсировать реку. Около 70-ти партизан выбрались на берег выше Чнырраха. Сгруппировавшись, стали ждать. Появились люди вышедшие из Константиновки. Этими бойцами командовал Сергей Стрельцов. Партизаны разбились на несколько отрядов, каждому из которых предстояло выполнить свою задачу. По плану ревштаба бойцы, приведенные Стрельцовым в Чныррахский распадок, должны были напасть на японских солдат в бывшей казарме минеров на мысу, им помогал отряд Чащина, а основные силы партизан под командованием Павличенко нацелились на японские каменные казармы за рекой Патхой. Тем временем отряд Чащина изготовился атаковать казарму минеров у берега, которую занимали японцы. Началом атаки должны были послужить ружейные выстрелы с верхнего сектора крепости. Из Астрахановки спешно выехали на санях 200 человек резерва. Им предстояло помочь Стрельцову и Чащину развить успех. Еще два отряда стояли на дороге, закрывая путь возможной помощи японцам из города. Успех операции зависел от слаженности действий. Потянулось томительное ожидание.

Теперь всё зависело от группы, которая находилась в тайном убежище и должна была подняться на верхний сектор бывшей батареи Александра Невского и захватить его. Для выполнения этой ответственной задачи несколько дней назад Стрельцов выслал в Чныррахский распадок взвод опытных бойцов Якова Есипова. Тот оборудовал там зимовье, в котором скрытно и устроил своих людей. Здесь они затаились и ожидая команды, готовились к захвату одного из фортов крепости. Этой ночью наконец-то был получен долгожданный приказ. Группа захвата, состоящая из бывших солдат артиллеристов Чныррахской крепости, Есипова, Писарева, Брешева, Хахулина, Павлова, Баканова, Бибенина, братьев Ковалевых, Соловьева, Вагина и Бодянова начала, то и дело в темноте проваливаясь в сугробы, осторожно подниматься на Владимирскую сопку со стороны батареи «Опасной» по заранее спланированному маршруту. Весь крепостной район им был отлично знаком. Несмотря на непогоду Баканов легко угадал место, откуда можно под снегом найти проход в большую траншею. Оказавшись в ней быстро нашли необходимый вход, проникли в подземелье и двинулись в направлении верхнего сектора. Дальше им нужно было выбраться на поверхность, с тем условием, чтобы выйти в тыл к японским часовым дежуривших у орудий бывшей батареи Александра Невского. Стрелки на часах показывали уже 2 часа ночи, когда группа Есипова вышла из подземелья и очутилась на верхней площадке форта. Здесь она разделилась. Большая часть бойцов – 9 человек, начала медленно пробираться к караульному помещению японского наряда разместившемуся в Преображенской штабной казарме. Остальные трое Хахулин, Брешев и Бибенин, остались поджидать часового. Когда из снежной кутерьмы возникла медленно бредущая фигура, они её без труда нейтрализовали и спрятали тело зазевавшегося японца в подземный ход, из которого недавно вышли. Тем временем, отряд Есипова неожиданно наткнулся на 2-х японцев, идущих им навстречу – возможно смену. Партизаны не растерялись. Метель и фактор внезапности были на их стороне. Если у неожидавших нападения японцев винтовки «Арисака» были за спиной, то у партизан оружие находилось под руками, на боевом взводе. Загремели выстрелы. Один из японцев бросился бежать назад, но Есипов уложил его выстрелом в затылок. Другого свалили Павлов и Баканов. Пока они его вязали и прятали в подземелье форта, оставшаяся семёрка изготовилась к бою. Через непродолжительное время, находящиеся в караульном помещении и услышавшие стрельбу сонные японцы стали выскакивать на улицу. Не зная причин стрельбы, они в суматохе выбегали из дверей, что-то крича и мешая друг другу. Их встретила не только тьма со снежным вихрем, но и затаившиеся артиллеристы, вместе с которыми притаилась зловещая смерть. Вспыхнула непродолжительная схватка. Выбегая из полуосвещённого помещения в ночную мглу, путаясь в своих длинных, обшитых мехом шинелях, самураи были обречены, их перебили почти всех, без потерь со своей стороны. Наряд был обезврежен. Батарея захвачена.

  Выстрелы были услышаны не только караулом, но и партизанами Стрельцова и Чащина. Да и самураи всполошились - из минной казармы побежало крупное подразделение японцев. Японцы спешили к Преображенской батарее, где только что отгремели выстрелы. Не добежав до батареи, японцы открыли сильную стрельбу по отряду Есипова и вынудили его отступить к батарее «Опасной». Как только началась пальба на главной дороге у Преображенской батарее, Чащин поднял своих людей и повел их вслед за японцами, напавшими на Есипова. Тем временем бойцы Стрельцова стремительно атаковали казарму минеров и гранатами выбили из нее остатки японских солдат на улицу. Возникла паника. Самураи не помышляя об обороне, бросились в сторону Патхи, где находились основные силы крепостного гарнизона, но напоролись на партизан Павличенко, которые помогли Стрельцову нанести окончательное поражение отступающим из минной казармы. Японцы, ранее атаковавшие Есипова, подверглись нападению чащинцев. С другой стороны их принялись обстреливать, вернувшиеся к брустверу верхнего сектора, люди Есипова. Зажатые с тыла и фронта на узкой дороге, остатки разбитых японских подразделений побежали в обход Сигнальной горы на Каменку, в расположение своего гарнизона на Патхе, под защиту каменных казарм. Партизаны их сначала преследовали, но потом бросили эту затею. На пути отступления врага партизаны подобрали 6 убитых и 3-их раненых японских солдат. Крепость Чныррах была окончательно захвачена и очищена от противника.

Группа под руководством Якова Есипова была собрана не случайно, в ней собрались бывшие артиллеристы, которые в 1918 году участвовали в приведении крепости в небоеспособное состояние. Кроме захвата батареи перед ними стояла ещё одна немаловажная задача – восстановить и подготовить к бою часть крепостных орудий. Стоило скоротечному сражению закончиться, как 12 храбрецов снова появились на бывшей батарее Александра Невского. Они сразу же принялись откапывать из-под снега тайники, где хранились замки, приборы от орудий и боеприпасы. После расчистки артиллерийской площадки, артиллеристы занялись восстановлением захваченных пушек. Руководил восстановительными работами присоединившийся к ним оружейный мастер И.Я. Демидов. Через 5 часов кропотливого труда орудия были окончательно подготовлены к боевым стрельбам. Два орудия «Виккерс» и две 57-миллиметровые пушки были приведены в боеспособное состояние. Об этом доложили в штаб. Пока восстанавливались орудия, наступил день. Пользуясь светлым временем суток партизаны провели зачистку. К вечеру 6 февраля вся территория крепости Чныррах до реки Патхи была полностью очищена от японских солдат. Их остатки скопились в своих каменных казармах в 2-х верстах от крепости. Тем временем, штаб под руководством Я.И.Тряпицына разработал дальнейший план действий. Стрельцов получил задание: утром, после того, как начнется обстрел казарм за Патхой, подтянуть своих бойцов поближе к реке и по окончании обстрела решительно атаковать интервентов. Для того, чтобы не возникло каких либо сюрпризов, Стрельцов приказал одному из своих отрядов следить за главной дорогой - по ней могли попытаться отступить, выбитые из цитадели японцы. Не исключалось, что и майор Исикава, командовавший японскими солдатами, подбросит подкрепления из Николаевска попавшему в беду крепостному гарнизону, поэтому следить надо было в оба. Утром 7 февраля японцы были чрезвычайно удивлены, а сказать прямо – поражены, начавшимся артиллерийским обстрелом своих казарм со стороны фортов крепости, хотя стреляли из одного орудия, казалось, что мертвые пушки заговорили языком огня и стали. Вскоре поступило сообщение, что два снаряда попали в казарму, - один в склад. Крепостные орудия, сделав еще несколько залпов по казармам, прекратили стрельбу. Партизаны были уверены, что японцы поймут безвыходность своего положения и вывесят белый флаг, но этого не произошло. Гордые самураи на такой поступок пойти не могли. В последующие дни японцы судорожно предпринимали попытки вернуть крепость под свой контроль, наступали по глубокому снегу, но их каждый раз легко отбивали. В. Лисицин, уполномоченный польского комитета в Николаевске-на-Амуре, вспоминал: «…8 февраля последние колчаковские и японские отряды отступили в район города, и он был осажден большевиками. Через пять дней была взята крепость Чныррах, а находившийся там гарнизон из 200 матросов с небольшими потерями отступил в Николаевск. Через неделю после занятия крепости большевики начали обстреливать Николаевск. Попадания были: в военную телефонную станцию, в дом бывшего губернатора, в дом Штарка. 24 февраля бомбардировки уже не было, в тот день начались мирные переговоры между большевиками и японскими и колчаковскими гарнизонами»

11 февраля под прикрытием артиллерийского огня партизаны перешли в наступление и заняли часть крепостных казарм. Путь на город был открыт. Майор Исикава начал осознавать бесперспективность борьбы. Не желая напрасно терять людей, он попытался тянуть время. Уже днем 11 февраля японцы передали партизанам копию декларации генерал-лейтенанта Сирамидзу, в которой говорилось о нейтралитете японских войск к политической борьбе в России. Японцы также просили гарантию сохранения жизни японского гарнизона Николаевска-на-Амуре и имущества. Партизаны прекратили обстрел казарм крепости и предложили начать переговоры. Нина Лебедева с докладом о текущей ситуации и для координации последующих действий отправилась на почтовых лошадях в главштаб партизанских сил края в село Нижняя Тамбовка. Доложив обо всём происходящем, она не задерживаясь вернулась в отряд. Японцы же воспользовавшись временной передышкой, в ночь на 12 февраля подожгли помещения военной радиостанции и механической мастерской, вышли на Амур и отступили в город. Остановимся подробнее на Николаевской радиостанции. Выстроена она была за городом, в предкрепостном районе на левом берегу реки Верхняя Патха, недалеко от ее устья. До основных крепостных сооружений было несколько километров. Официально радиостанция подчинялась штабу крепости и носила название «Станция искрового телеграфа Николаевской-на-Амуре крепости». На территории станции были воздвигнуты две решетчатые деревянные мачты по 35 метров высоты. Мощность передатчика составляла 2 киловатта. Станция поддерживала связь с береговыми, военными и гражданскими радиостанциями в Хабаровске, Нижне-Тамбовском, Имане, Керби, Охотске и т.д., а также с теми военными кораблями Тихоокеанского флота, на которых были установлены корабельные радиостанции. Руководил станцией искрового телеграфа штабс-капитан Десницкий М.В. В сентябре 1918 г. она была захвачена японскими оккупационными войсками. В течении 1918-1919 годов японские специалисты сменили часть радиоаппаратуры на более современную, деревянные мачты были разобраны и вместо них смонтированы долговременные металлические решетчатые радиомачты. Устанавливая металлические мачты, оккупанты, вероятно, рассчитывали не на один десяток лет пребывания на нашей нижнеамурской земле. Но эти мечты не оправдались. 12 с лишним лет николаевское военное радио исправно служило и царским войскам, и красногвардейцам, и японским оккупантам. В феврале 1920 г. после отступления японцев от станции остались лишь дымящиеся развалины, да частично сохранившийся фундамент. Впоследствии «искровой телеграф» больше уже не восстанавливался.

Дипломатические коллизии

Японцы, создавая видимость переговоров, сдаваться не спешили. Время затишья было использовано ими на перегруппировку сил и подготовку к обороне. Для защиты города на его окраину они выдвинули артиллерийские орудия, которые начали обстрел партизанских передовых частей, одновременно несколько орудий были поставлены на позиции рядом с китайскими военными канонерками. Расчет был прост. Партизанская артиллерия, подавляя эти огневые точки, могла случайно повредить канонерки, и тогда бы возник конфликт партизан с вооруженными китайцами. Разгадав этот замысел японцев, партизаны послали предупреждение городской думе и китайскому консулу, что они будут обстреливать орудия, где бы они ни стояли, а все последствия обстрела города возлагаются на японские войска и на местное городское самоуправление. Так же, было заявлено, что если со стороны японцев последует продолжение боевых действий, то город подвергнется бомбардировке. Ответа не последовало, и тогда 25 февраля партизанская артиллерия начала обстрел города и в течении дня периодически вела огонь. Только после этого над городом взвилось несколько белых флагов и был послан в качестве парламентёра русский. Партизаны прекратили стрельбу и предложили начать полноправные переговоры. В этот же день в колонии прокаженных, расположенной в нескольких километрах от города, состоялась первая встреча участников переговоров. Под давлением различных консульств японцы прислали представителей на переговоры, которые проходили 25-28 февраля. С японской стороны это были поручики Цукамото и Кавамото с двумя переводчиками Накамура и Кавамура, от партизан - Тряпицын, Наумов, Бузин, Пономарев и Покровский. На этой встрече условились начать переговоры 26 февраля. От японского штаба до колонии прокаженных установили телефонную связь. Тряпицын вынудил японцев разговаривать с ним как с представителем Советской власти. В качестве наблюдателей на переговорах были два белогвардейских офицера: капитаны Мургабов и Немчинов. Капитан Немчинов был опознан Тряпицыным, как руководитель расстрелов партизан на Сучане (ныне Партизанск в Приморье), но был отпущен в город, хотя и не считался парламентёром. Тряпицын не хотел уподобляться, убившим парламентёров белым, ещё не заматерел, верил в слово чести и пытался обойтись без лишней крови.

Согласно договорённости, переговоры начались 26 февраля. Тогда же, было подписано соглашение о перемирии на три дня с 26 по 28 февраля включительно. В одном из пунктов этого соглашения излагались требования партизанской Красной Армии к японскому командованию. В частности, в городе не должны производиться политические аресты. Все арестованные, находящиеся в тюрьмах города, должны быть изъяты из-под охраны белых и переданы в ведение и под охрану японцев или китайцев. Как японские, так и русские белые войска прекращают военные действия в любой форме. Все три дня перемирия шло двустороннее обсуждение условий заключения мира. При обсуждении этих условий, партизаны проявили недюжинный дипломатический талант. Ни на какие уступки, а тем более соглашения с японцами, они не шли. Изначально японская сторона выдвигала такие условия перемирия, словно не партизаны являются доминирующей силой, а они. Однако, твёрдая позиция партизанского командования всё расставила по своим местам. В порядке сравнения приведу условия японского командования и отрезвляющий ответ партизанского командования на эти тезисы.

Предложения японского командования: «Мирной делегации Красной Армии Николаевского района. Наши условия следующие:

1. Строго соблюдать декларацию Сирамидзу. 2. Сдать всю артиллерию и оружие японскому командованию. 3. Ограничить число красных, входящих в город.

4. Освободить всех пленных, как японцев, так и русских. 5. Восстановить телеграфное и почтовое сообщение между хабаровском и Чныррах и передать на определённые часы русское радио японскому командованию. 6. Вознаградить пострадавшее население за понесённые убытки. 7. Почему производилась стрельба Чныррах вопреки декларации генерал-лейтенанта Сирамидзу. 8. Почему производилась стрельба по городу без предупреждения. Особенно по консульству. 9. Каким порядком желают войти в город и создать новую власть. 10. Полная неприкосновенность личности, жилищ, имущества, офицеров, чиновников, солдат, а также всех граждан и служащих правительственных учреждений. 11. Полное забвение прошлому. 12. Все офицеры и солдаты, не разделяющие взглядов новой власти, находятся под защитой японского командования и консульства, и при открытии навигации под их охраной имеют право выезда за границу беспрепятственно, но до выезда за границу сохраняют право ношения мундира.

13. Полная неприкосновенность всех граждан, не разделяющих взглядов новой власти, жизнь и имущество которых находится под охраной японского командования и имеют право беспрепятственного выезда за границу. 14. В случае возобновления военного действия всем желающим женщинам и детям, не принимающим участия в политической борьбе, допустить право беспрепятственного выезда из города до прекращения осадного положения.

      Майор Исикава. 1920 г. 26 февраля.

 

  Ответ партизан, на «скромные» условия японцев:

 «Японскому командованию в г. Николаевске. На ваши требования считаем необходимым ответить следующее: 1) Обещаем строго соблюдать изложенное в декларации ген.-лейт. Сиромидзу. 2) Неприемлен на основании п. 1-го декларации о соблюдении японской армией нейтралитета и международных законов экстерриториальности. 3) в отношении п.4 заявляем, что мы всегда соблюдаем международные законы, если таковые не нарушаются противоположной стороной.

5) а) Для удовлетворения нужд населения вообще почтово-телеграфное сообщение существует по всей территории России и Сибири, б) требование японского командования о передачи радио является нарушением 1-й части п. 1-го декларации.

6) По водворении порядка на основании существующих международным законам пострадавшее население должно быть вознаграждено.7) и 8) Русско-японское командование нами предупреждалось через посланного парламентёра Орлова, который был вопреки международных законов расстрелян. 9) Власть советов создана. Порядок вступления красных войск будет зависеть от результатов переговоров. 10,11,12 и 13)) Ответом на эти пункты могут служить декреты Народных Комиссаров Советской России. 14) Ответ зависит от результата дальнейших переговоров.

П.п. Командующий Красной армией Николаевского фронта Я.Тряпицын. Начальник      штаба Т.Наумов. Представители Красной армии: Бич, Дед, Чёрный»

Бросаются в глаза подписи под документом. Командующий и начштаба подписались официально, остальные почему-то прозвищами-псевдонимами. «В чём прикол, брат?» Дальнейшие торги со стороны японцев не принесли им каких-либо дивидендов. Позиция партизан по условиям мирного договора оставалась непоколебима и 28 февраля 1920 года в крепости Чныррах был подписан следующий документ. Вот его текст:

«Акт мирного договора. 1920 года, февраля 28-го дня. Мы, нижеподписавшиеся, представители японского командования в гор. Николаевске поручики Цукамото, Кавамото при переводчиках Накамура и Кавамура, с одной стороны, и представители Красной Армии Николаевского фронта товарищи: Тряпицын, Наумов, Бич, Дед и Чёрный, с другой стороны, заключили мирный договор на следующих условиях: Японское командование через своих вышепоименованных представителей, обязуется безусловно выполнять предъявленные ему представителями красной армии следующие требования:

1. Безусловное выполнение японским командованием декларации генерал-лейтенанта Сирамидзу.

2. Полное разоружение белогвардейского отряда города Николаевска и выдача всего вооружения и снаряжения его. (Место выдачи оружия может быть указано нами дополнительно).

3. Все посты до нашего входа в город и замены их нашими постами должны занимать японцы.

4. По выполнению изложенного, японские войска обязаны сдать все караулы нашим войсковым частям и занять указанные им помещения. Вопрос о помещениях может быть решён совместно.

Со своей стороны, представители Красной Армии Николаевского фронта также обязуются выполнить предложенные японским командованием требования в редакции, изложенной в ответе на пункты условий японского командования, при сем прилагаемом. Настоящий договор мы обязуемся выполнить точно и нерушимо, в чём и подписуемся. Представители японского командования поручики Цукамото, Кавамото. Переводчики Накамура и Кавамура (место японской печати). Представители Красной Армии: Я. Тряпицын, Т.Наумов, Дед и Чёрный. При подписании сего договора присутствовали представители николаевского гражданского самоуправления В.Камаровский, Д.Карпенко. Представитель от русского командования Немчинов. Представитель профессиональных союзов города Николаевска Савчук».

Цит. по: Булатов Партизанское движение в низ. Амура 1918-20 гг.

Итак, Николаевск пал. В истории города открывалась новая страница. Партизаны получили долгожданный трофей и в последний февральский день готовились торжественно вступить в город.

Ниже представлены схемы боевых действий партизан на нижнем Амуре, составленные военным картографом Лёвкиным Г.Н и его оппонентом Лоскутниковым Н.Ф.

«Васька-гиляк» (Фрагмент повести)

  

  Взятие партизанами Николаевска-на-Амуре красочно описано в повести писателя Рувима Фраермана «Васька-гиляк». Сам Фраерман, был комиссаром одного из партизанских отрядов под командованием тов. Холкина  и хотя вступил в партизаны только в Николаевске, он всё же являлся непосредственным участником тех событий, поэтому для того чтобы объективно представить всю картину произошедшего, его изложение, несмотря на некоторые изменённые детали и фамилии, по-своему интересно. Вот наиболее яркие отрывки из его повести:

«Город был уже виден. Ночью плавала над ним желтая заря. Это было зарево его электрических огней, глядевших враждебно в снежную тьму, на Амур.

Пока крепость с батареями, с минным городком и искровым телеграфом находилась в руках японцев, город был недоступен. Она стояла близко, в двенадцати верстах от города, и защищала подступы к нему. В ней сидели японцы. И с утра до вечера оттуда слышались пушечные выстрелы: били по дальним рыбалкам, занятым партизанами. Как ветер, с гудением носились над Амуром снаряды; взрывы их крошили торосы, не причиняя, однако, партизанам большого вреда. День и ночь скрипели на Амуре обозы.

Васька никогда не думал, что на свете так много людей, не жалеющих жизни и ненавидящих, как и он, этот город, полный японских солдат, белых офицеров, купцов и богатых людей. На рассвете прибегали оттуда портовые рабочие. Оставались у партизан, выпрашивая для себя винтовки и патроны. Но каждый дорожил этим сам: оружия было мало. Они рассказывали, что в городе нет сена и дров, на улицах дохнут лошади, а в китайской слободке жители жгут дома. Тогда партизанский штаб решил послать в город к японскому командованию парламентера — рыбака Андрея Макарова — с требованием сдать город. Парламентер был принят. Майор Исикава, человек вежливый и образованный, внимательно выслушал его, называя «господином Макаровым». Но через час Макаров был выдан белой контрразведке и умер в страшных мучениях. Весть об этом принесли партизанам тоже рабочие, ночью пробравшиеся на Амур.

Через день майор Исикава получил неприятное сообщение, что шесть японских купцов, захваченных партизанами на рыбалках, расстреляны перед фронтом как заложники. Это было тем досаднее, что среди них оказались знакомые, у которых майор в эту зиму часто бывал в гостях и играл в покер. Он рассердился на белых, на красных и даже на самого себя.

— Эта глупая и ужасная экспедиция, которую затеяло правительство, — сказал он старшему офицеру Мацусимо, — приносит нам гораздо больше вреда, чем пользы.

Майор слыл среди друзей либералом.

— Надо быть самураем, — вежливо, но с грустью заметил Мацусимо.

— Да, это, конечно, верно, — сказал с легким вздохом майор, — но большевики начинают нас серьезно беспокоить. Я бы хотел, чтобы мирные японские граждане и другие имели возможность в случае нужды выехать на Сахалин.

И он распорядился выслать для охраны сахалинской дороги, еще не занятой партизанами, часть морской пехоты. Мацусимо вышел отдать приказание и только в коридоре за дверью позволил себе усмехнуться. Он знал, что под «другими» майор разумел одну русскую даму — жену капитана Борецкого, начальника контрразведки. Это по ее настоянию он выдал военного парламентера на смерть.

«Ах, дорогой Исикава, — подумал со злостью Мацусимо, — никогда самураю не следует слушаться женщин, если он их любит. Тем более, что эти проклятые красные знают решительно все, словно этот ветер служит у них лазутчиком».

На рассвете японцы заметили, что их обходят, и начали отступать к городу, прикрываясь пулеметным огнем. Кумалда не успел раскинуть цепь через Амур, и теперь лыжники шли наперерез японцам, не сгибаясь и неся потери. Дорогу все же удалось занять. Люди ложились на лыжи и прикладами окапывали снег. Тогда японцы двинулись к городу целиной. Взошло солнце, было тридцать два градуса по Реомюру, небо казалось кристаллически твердым, пронзительно блестел наст, вызывая резь в глазах. Васька, привыкший к этому сверканью, хорошо видел фигуры японцев на снегу. Они смешно прыгали и проваливались в сугробы. Прицеливаясь, Васька следил только за тем, чтобы они не перебегали. Ни о том, что он убивает, ни о том, что его могут убить, он не думал. Но ни один человек не должен быть виден на снегу. Ему даже казалось, что у него не ружье, из которого он бил только зверя, а веревка от невода, и стоит ему лишь прищуриться, потянуть, чтобы человек, запутавшись в ней, упал на снег. Это не страшно. Через минуту он может подняться и снова бежать. Но поднимались другие и тяжело бежали, бросая меховые шлемы и что-то крича. Лутуза рядом оглушительно бухал из берданки. Боженков, лежавший близко от Васьки, орал, пригибаясь к снегу: — Бей, друга, молодец! Ударь по обозу, голубчик!

Васька приподнялся, чтобы лучше прицелиться в лошадей. Но Боженков вдруг подкатился и ударом ноги повалил его на снег.

— Пулеметы!

Васька только теперь услышал частый стук и незабываемый свист, как игла входящий в сердце. Он увидел сбоку, на снегу, чью-то высокую папаху, полную крови. Он хотел подняться, чтобы увидеть, кому принадлежит эта страшная шапка. Но Боженков крепко держал его, пригибая книзу.

— Лежи, — убьют!

Тогда Васька руками начал рыть под собой снег, чтобы уйти в землю. Ему стало страшно.

Японцы, прорвав цепь, в полном порядке отступили к городу. Вечером они сделали безуспешную вылазку, чтобы оттеснить партизан к сопкам. Но Васька в цепь уже не пошел. Он на собаках развозил по линии патроны. Желание спрятаться глубоко в тайге не оставляло его.

***

До самого утра следующего дня, когда японцы, наконец, оставили Амур и окопались в городе, Васька не знал, кого, кроме Семки, захватил он ночью на дороге. Пленные были переданы в штаб. Все были заняты боем. Зато на следующий день не только партизаны, но и низовые гиляки узнали, что пленные были: Семка-собачник, Осип Кузин и Софья Андреевна Борецкая, или, как ее звали в городе, «мадама» из контрразведки. В нарте нашли на сто тысяч золота и соболей.

Имя Васьки-гиляка стало известным от Тырей до Чоми. В обозе у партизан появились гиляцкие нарты с рыбой и мороженой олениной. Молодой тунгус Петр, встретив Ваську, первый поклонился ему. Он теперь не шутил над кривоногим.

— Капсе! — сказал он. — Старики просят тебя в гости, приезжай с женой и детьми в дни больших снегов. Мы накормим твоих собак мясом.

Гольд Ходзен, стоявший рядом, тронул Ваську за плечо:

— Не обещай. Ты в эти дни приедешь к нам на охоту. Мы накормим твоих собак рыбой и медвежатиной.

Лутуза же ничего не сказал. Но позже, несмотря на строгий запрет, он достал у кахинских китайцев светлого хамшину, пахнувшего дрожжами и хлебом, и втроем, с Васькой и Боженковым, они выпили две бутылки. Взводный ругался, грозя за пьянство всем троим размозжить наганом головы. Васька рассердился на взводного и, пьяный, пошел жаловаться в штаб Кумалде. Но по дороге от снежинок, падавших на ресницы, от радости он отрезвел немного и решил лучше поговорить с Семкой, не отдаст ли он ему обратно Орона за сотню белок и пять нерпичьих шкур. Это, конечно, дешево за такую собаку. Но тогда пусть их рассудит суд. Сначала Ваську не пускали к арестованным, но потом, узнав, что это тот самый гиляк, который захватил пленных, разрешили.

Он увидел Семку в грязной комнате, на полу, босого, без шапки, с рябым распухшим лицом. Должно быть, его били. Рядом с ним сидел, тоже босой, в разорванном пиджаке и в бобровой шапке, Кузин. Его широкое лицо в золотых очках казалось мертвым. Он не пошевелился, не поднял даже глаз. Но всех больше поразила Ваську женщина. Ее беличья шубка, накинутая на плечи, и оленьи торбаса были целы, а глаза, сухие, сумасшедшие, синие, не мигая, смотрели на гиляка. В них не было страха и отвращения, но та же безнадежность, что и на лицах Семки и Кузина. Все знали, что она — любовница Исикавы и по ее настоянию майор выдал парламентера Макарова контрразведке. Не было сомнения в том, что ее расстреляют. В грязной, прокуренной комнате еще пахли ирисами ее японские духи. Васька отодвинулся подальше от женщины и посмотрел на Семку.

— Отдай Орона, Семка. Сто белок заплачу. — Пять нерпичьих шкур он решил прибавить потом, когда купец начнет торговаться.

Семка испуганно шевельнулся и не ответил.

— Э, Семка, в суд подам!

Тогда Кузин поднял на Ваську тяжелые, близорукие глаза. — Дурак!

И Васька вдруг понял, что в самом деле, никакого суда не надо, что Орон навсегда его, а Семке-купцу - конец и Кузину - конец, и все вышло так, как сказал еще дома Митька Галян. Васька торопливо вышел, оглянувшись в дверях. Женщина все так же смотрела перед собой, не мигая. И он не пожалел этих безумных глаз, предавших друга его - Макарку.

***

Сообщение между городом и крепостью было отрезано красными. Японские солдаты мерзли в казармах минного городка, расположенного в самом центре крепости. Не было возможности привезти из тайги дрова. К тому же еще накануне начался буран. Гудящая мгла разрывала снежную землю. Ветер был пронзителен, невыносим. У солдат из носу шла кровь, словно их поднимали на страшную высоту. Пришлось увести наружные караулы с фортов. Солдаты замерзали. Пурга длилась три дня, то усиливаясь, то стихая. Когда же она кончилась, верхний сектор крепости был в руках партизан.

В последнюю ночь, когда пурга ослабела, сорок красных лыжников, перейдя Амур, заняли верхнюю батарею, стоявшую на самом высоком холме. Она была заброшена еще с 1918 года, когда артиллеристы-красногвардейцы, оставляя крепость, спрятали замки и снаряды. Эти артиллеристы были сейчас среди лыжников. Всю ночь налаживали орудия и откапывали снаряды. Ветер вырывал дыхание и заглушал стуки молотков, обмотанных тряпками. К утру орудия были очищены от снега, исправлены и повернуты на минный городок. Приютившиеся внизу, под окрестными холмами, в самом центре крепости, японцы еще спали там, в казармах, когда медленно занялась ветреная заря. Партизаны ее встретили выстрелом. Снаряд лег на самой окраине минного городка.

Японские солдаты, еще не одетые, в фуфайках, с зубными щетками, выскочили из казарм на улицу. Над Амуром качался тусклый туман. Второй снаряд, выпущенный партизанами, ударил левее, за цейхгаузами. Тогда началась та путаница, которая непонятным образом передалась и в город, где тоже сидели японцы и белые. Обыватели говорили, что это стреляют из крепости по партизанским обозам. Среди белых, сидевших в городских окопах, прошел слух, что к городу пробивается через пролив японский ледокол и за ним крейсер.

Японский штаб, потерявший связь с крепостью, не принимал никаких мер. И только комендант ее, Кабаяси, низенький даже для японца, но крепкий, с энергичными скулами, понял, в чем дело. Он отдал приказ поджечь цейхгаузы, взорвать искровой телеграф и топить в уборных затворы лишних винтовок. Через час он вывел обе роты из крепости на Амур и, опасаясь засады на дороге, повел их целиной к городу. Полушубки у солдат были вывернуты белой овчиной вверх, желтые шлемы обмотаны полотенцами.

Дым от пожара мешался с туманом. Можно было бы незамеченными пройти эти пять-шесть километров до городских окопов. Но ветер! Он шел навстречу, упираясь в грудь, зажимая нос, вдавливая глаза внутрь. Чтобы вздохнуть, надо было отвернуться. Солдаты спотыкались и падали, так как закрывали лицо перчатками. У многих были уже отморожены пальцы и щеки. Так прошли пять километров. Были уже видны у пристани железные баржи во льду. Тогда случилось то, чего не ожидал Кабаяси. Секрет, выдвинутый белыми за баржи, донес, что на город наступают партизаны. По всей цепи началась частая стрельба. Японцы остановились. Потом тихо легли на лед. Звенел снег, ударяясь о пряжки амуниции и дула винтовок. Мертвели губы, леденели слезы, их приходилось отрывать вместе с ресницами. И десяти минут нельзя было выдержать, а стрельба продолжалась уже полчаса. Раненых терли снегом, и все же они замерзали. Кабаяси приказал поднять японское знамя и кричать: «Банзай, японцы!» Ветер вгонял крик обратно в легкие, вызывая тошноту. Огонь усилился. Белые видели только красный круг на японском знамени. Дольше нельзя было лежать, и младшие офицеры предлагали с боем ворваться к своим. Кабаяси не соглашался. Он недаром прошел немецкую военную школу. Он подполз к Симото, самому высокому солдату в первой роте, и сказал:

— Эй ты, труба фабричная!

Тот неподвижно сидел на снегу, засунув в рот помороженные пальцы. На его темно-желтом лице южанина виднелись белые пятна.

— Ты спишь, собака!

Кабаяси ударил его кулаком по лицу. Симото вынул пальцы из рта и с трудом улыбнулся своими замерзшими губами. Он не знал, что может быть так приятно, когда бьют. Но Кабаяси показал ему наган. Симото поднялся, не чувствуя ни пальцев на ногах, ни пяток. Он был действительно высок, словно не японец: выше Кабаяси на три головы. Ему подали знамя. Но побелевшие руки не держали его.

— Сложи их, как Будда, — сказал Кабаяси и просунул древко под скрещенные руки Симото. — Иди к городу. Не прячься, выбирай самые высокие места и кричи: «Банзай, японцы!» Если придешь, то скажешь первому, что здесь — японцы, а не большевики.

Симото пошел по гребням сугробов, кланяясь ветру. Слева всходило солнце. Туман по-прежнему качался над головой. Симото хотелось плакать, ибо этой весной кончался срок его службы. Он думал вернуться в Кочи, где работал на табачной фабрике.

Странно, что лучший друг Симото — хромой Хигучи — тоже называл его «фабричной трубой». Что за несчастье быть большим, когда другие малы! Когда Симото отправился в Сибирь, Хигучи на прощанье угостил его в кабачке теплым саки, медом и зеленью.

— Мне жаль тебя, Симото, — сказал Хигучи. — Тебя отправляют в Россию воевать с людьми, которые делают для нас, рабочих, хорошее дело. — И он рассказывал ему долго о Катаяме и еще об одном человеке, чье имя Симото запомнил: Ленин.

Симото не думал ни с кем воевать.

— Я понимаю, Хигучи: что нашему брату хорошо, то всегда хорошо.

Навеселе после саки, они потом бродили, обнявшись, в порту и пели песню, за которую их чуть не арестовали жандармы.

Симото вспомнил это, потому что думал о Хугучи. Он не чувствовал себя виноватым. Его обоймы полны — ни одного выстрела не сделал он в этой стране. И он знал даже некоторых из этих удивительных большевиков, для которых ничто не препятствие: ни мертвый ветер, убивающий Симото, ни снег, по которому они бегают быстрее рикшей, ни пушки, которые они поворачивают куда им надо. Симото медленно шел по сугробам. Ветер относил в сторону свист пуль. Казалось, что стреляют сзади. Симото с трудом оглянулся. Он удивился, что так мало прошел. Кабаяси, целившийся в него из винтовки, был хорошо виден. Симото вспомнил тогда, что надо кричать. Он открыл рот и, обжигая ветром легкие, запел ту песню, которую пел с Хигучи в порту.

Туман стал реже и сверкал, как море. Древко знамени сползало из застывших рук к ногам. В плече мучительно жгло. Симото зацепился о древко и упал, замерзающий, уже близкий к кончине. Туман исчез, стало жарко. Симото увидел Кочи, увидел синюю воду Тозанады. На волне качался, глотая селедку, бронзово-черный баклан. Запахло морской капустой. И казалось Симото, что он все еще поет.

Потом, минут через десять, над Симото со скрипом протопали японские солдаты. Из города их заметили и узнали. Кто-то поднял знамя, а Симото остался лежать на снегу, как и другие, кто не успел дойти до барж.

Три дня партизаны обстреливали город из крепостных орудий. На четвертый в штаб привели японского парламентера с завязанными глазами. Начались мирные переговоры. Потом на розвальнях, устланных сеном и шкурами, приехал с китайским консулом Кабаяси. Им прочли мирные условия, по которым японцы сдавали город партизанам. Кабаяси закрыл глаза, чтоб не видать этих бородатых оборванных большевиков, поклонился, коснувшись руками колен, и с вежливостью истого японца сказал: - Модзно».

Триумф

По согласованию с японцами глубокой ночью 28 февраля 1920 года в Николаевск-на-Амуре вошли две роты 1-го полка и отряд лыжников, которые утром следующего дня приняли от японцев все караулы. На основании заключённого между противоборствующими сторонами соглашения, части партизанской Красной Армии 29 февраля 1920г в 10 часов утра вошли в разукрашенный, по этому случаю, красными флагами город. Население города вышло встречать победителей с кумачовыми знаменами и транспарантами, с начертанными на них, революционными лозунгами. Яков Тряпицын, как и положено командующему, ехал во главе эскадрона кавалерии верхом на коне, на его груди зловеще красовался чёрный бант (указывающим на принадлежность к партии анархистов) и не сулящий ничего хорошего врагам трудового народа. Рядом с ним, демонстрируя офицерскую выправку, гарцевал начальник штаба Тихон Наумов. Вслед за ними по улицам города, стараясь держать строй, торжественным маршем прошли разношерстные части 1-го и 2-го полков. Если взглянуть на вещи объективно, то не трудно понять, каким войском командовал Тряпицын. Вот выдержка из воспоминаний иностранца Г.О. Дайера, управляющего компанией Орских золотопромышленных приисков: «Выглядели они настоящим сбродом. Мне пришлось увидеть на них формы всех наций, но, ни одна не представляла собой полной экипировки, за исключением имевшейся у дезертиров белой армии и тех из красных, которым посчастливилось найти убитого белогвардейца и снять с него одежду, оставив ему взамен последней свою. У одного было только охотничье ружье. У другого полицейская шашка, у некоторых – винтовки, пистолеты, ножи, ручные гранаты…громадное количество снаряжения, в особенности – ружейных патронов».

Масса народа встретила вступающие в город полки партизанской Красной Армии. Кто-то ликующе, как жители рабочей слободы, другие – зажиточная часть горожан, напротив, замаскировавшись фальшивыми улыбками, сдержанно. Были и такие, кто в ожидании неминуемой расплаты, попрятались, их сковал страх. Николаевск в очередной раз переживал смену власти. Всё ещё было впереди, а пока колонна партизан торжественно входила в город. Лица победителей сияли. И было отчего - благодаря военным и организаторским способностям их командира Я.И. Тряпицына, город был взят с минимальными потерями: 2 убитых, 1 раненый и 14 человек обмороженных. Амурский поход завершился. Анализируя его, приходим к выводу - в целом блестяще проведённая военная операция с перерастанием маленького отряда размером в один взвод в настоящее воинское соединение. Добавить нечего. Разве что, ещё нужно отметить стремление Тряпицына побеждать «малой кровью» - если имелась возможность избежать кровопролития, то он, заботясь о том, чтобы русский понапрасну не убивал русского, ею пользовался, хотя сам при этом рисковал своей жизнью. Не будь Тряпицын оклеветан, а затем – предан забвению и имя его вычеркнуто из многих книг и воспоминаний, мог бы занять достойное место среди красных военачальников Гражданской войны на Дальнем Востоке. А так, стал антигероем первой величины, с навешанными на него ярлыками в купе со всеми смертными грехами – не дать, ни взять исчадье ада!

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: