Из песни слов не выкинешь

Захват города Николаевска-на-Амуре восторженно приветствовался сторонниками Советской Власти. Командование Николаевского Фронта и лично товарищ Тряпицын получали поздравительные телеграммы и всяческие дифирамбы в свой адрес. Не остался в стороне и сам вождь мирового пролетариата. Согласитесь, совсем неплохо для какого-то анархиста. Поэтому случаю даже была написана песня. «...Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни». В этой строке есть, что-то неуловимо знакомое. В памяти сразу всплывает патетическая мелодия, струящаяся из радиоприёмника советских времён: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд, чтобы с бою взять Приморье – белый армии оплот». Действительно, эта знаменитая песня дальневосточных партизан периода гражданской войны «По долинам и по взгорьям», написанная на слова начальника политуправления Народно-революционной армии ДВР большевика Петра Парфёнова, находившегося под впечатлением от захвата Николаевска. В оригинале песня называлась «Партизанский гимн» и первоначально в ней были, как раз, слова  «Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни», заменённые впоследствии из политкорректности, когда имя Я.И.Тряпицына было предано забвению, а герои превратились в изгоев, на «Штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни». Кстати, автор музыкального произведения, большевик Парфёнов – человек образованный, в прошлом бывший штабс-капитан инженерных войск, прекрасно понимал на сколько сложно взять хорошо укреплённый фортификационный объект. Следует заметить, в Приморье и на Дальнем Востоке в рядах большевиков и партизан хватало и бывших офицеров, получивших чины благодаря Первой Мировой и даже офицеров из дворян, например потомственный дворянин Полтавской губернии Константин Андреевич Харнский, разведчик Приамурского военного округа. В водовороте революционных событий они не случайно склонились на сторону большевиков – все остальные политические силы в отношениях с интервентами скатывались к откровенной политической проституции, вместо тела продавая им Родину.

Николаевск-на-Амуре

Что, собственно, представлял на тот период из себя город? По статистическим данным численность населения на 1 января 1917г. составляла чуть более 15 тысяч человек. Как видно, она нисколько не уменьшилась по сравнению с 1914 г. когда зарегистрировано постоянного населения 15 443 человека (временные, т. е. сезонные, путинные рабочие не принимались во внимание). К 1920 году, в связи с событиями Гражданской войны и трудностей жизни в городе, количество жителей, наверняка уменьшилось. Сам Николаевск был разбит на 3 полицейских части (городских района) и насчитывал 13 проспектов, 41 улицу, 6 площадей и 3 предместья. В этот же период в городе было зарегистрировано 2107 зданий, из которых 17 - каменных, 4 - полукаменных, остальные - деревянные. Из 2107 зданий - 1200 являлись жилыми с общей жилой площадью примерно в 30 тысяч квадратных сажен (136 567 м2), т. е. на одного николаевца в среднем приходилось около двух кв. сажен (9 м2). Совсем как в эпоху развитого социализма. До Великой войны в городе работали два кинотеатра - «Модерн» и «Прогресс», цирк, 4 драматических зала, народный дом, военное собрание, общественное собрание, ипподром, кегельбан. Как отмечали современники, в Николаевске в предвоенные годы была создана по количеству томов и содержанию одна из лучших на Дальнем Востоке городская публичная библиотека. Кроме того, в городе действовали бесплатная библиотека-читальня при народном доме, а также книги имелись в свободном доступе при реальном училище, церковном приходе, общественном и военном собрании. К 1917 г. в городе функционировали следующие низшие (начальные) учебные заведения: городское двухклассное училище, две двухклассных церковноприходских школы, одноклассная церковно-приходская школа, начальное училище имени Гоголя, воскресная школа для взрослых, школа рыбного дела, школа бондарного мастерства, корейская частная начальная школа и татарская частная начальная школа. Из средних общеобразовательных заведений в городе имелись одно вышеначальное училище, женская гимназия и реальное училище. Вроде бы, ну просто радужная картина, но при значительном количестве начальных и средних учебных заведений в Николаевске в эти же годы почти 50% детей школьного возраста не были охвачены учебой. В городе отсутствовал (как и в других дальневосточных городах) родильный дом. Электрическое освещение, несмотря на свою электростанцию, имелось только в центре города, морском порту и в крепости. Окраины ничем не освещались. Отсутствие городского водопровода было ещё одной большой бедой для всех слоев городского населения. Не мощенные и окраинные, и центральные улицы в дождь превращались в непроходимое болото. Но самой главной проблемой продолжало оставаться в Николаевске повальное пьянство. В год пропивалось около миллиона рублей, т. е. полтора городских бюджета. А николаевская дороговизна - цены по сравнению с Благовещенском, Хабаровском и Владивостоком были просто безбожные. И все-таки, несмотря на все трудности, в эти годы город рос и богател. Из предприятий крупных капиталистических фирм и отдельных владельцев в Николаевске можно отметить следующие: механический завод японского купца П.Н. Симады, такой же завод «Товарищества Суходольского и Федулина», паровую кузницу Огиенко, механические мастерские морского ведомства, лесопильно-бочарный и деревообделочный завод «Товарищества Рубинштейн и К», лесопильные заводы «Т-ва бр. Бермант», Филиппова, кирпичные заводы Григоренко, Вавилова, «Ильина и К», бондарные мастерские Дельнова и Ширяева, столярно-лодочные Мышкова, Михайлова, Хирояма, Юрино, кузнечно-слесарные и оружейные Гибина, Новака, Аксенова, Слепухина, Андреева, Хидалина, Лан-дцзы и огромное количество мелких различных заводиков и мастерских (изготовление минеральных и шипучих вод, мыловаренные, булочные, кондитерские, хлебопекарни, парикмахерские, портные, по ремонту обуви, столярные, слесарные, кожевенные, пивоваренные, колбасные, бондарные, часовые, прачечные), число которых переваливало свыше сотни.

 Кроме них в городе была хорошо развита торговля. Здесь процветали магазины таких крупных на Дальнем Востоке фирм, как «Кунст и Альберс», Небеля, Симады, Чурина, братьев Пьянковых и многих других. Особенно популярными среди николаевцев были двухэтажные универмаги торговых домов «Кунст и Альберс», «Небеля и К», «П.Н. Симада», солидный одноэтажный каменный универмаг И.Я. Чурина, магазины Румарчука, Вергазова, Гросберга, Самсоновича, Шульца и Гречушкина. Кроме них существовали многие мелкие магазинчики и лавчонки, число которых достигало пятидесяти. На 1 января 1917 г. число торговых заведений в Николаевске всех разрядов (крупных и мелких) превышало уже цифру 100.

Жители города

Итак, части победной партизанской Красной армии встречало население города. Давайте посмотрим, кого оно из себя представляло.

Народ Сахалинской области жил не совсем бедно. Спросите, какое отношение Николаевск имеет к Сахалинской области? Дело в том, что в ноябре 1914 года к Сахалинской области был присоединён материковый Удский уезд, а его столицей как раз и являлся Николаевск, таким образом, в описываемый нами период он стал главным городом края. Основная часть населения района - 93 процента - до 1914 года жила зажиточно. «Тут почти все крыши железом крыты, соломенную редко где встретишь. Железо это американское» - вспоминает обыватель Прокопий Зарапин. Под соломенными крышами находились чаще всего какие-либо подсобные помещения, сараи, иногда китайские фанзы. Это американское железо встречалось на крышах старых домов в Тамбовке, Гильчине, Жарикове до конца 70-х годов XX века, сохранившись в хорошем состоянии. Жители некоторых селений, не говоря о николовчанах, например Тамбовки и Толстовки, задолго до появления «лампочки Ильича», еще в первом десятилетии XX века, познакомились с электрическим освещением. В Тамбовке первая электрическая лампочка вспыхнула в 1907 году на только что построенной паровой мельнице. А с 1918 года, по воспоминаниям старожилов, почти все дома в деревне освещались электричеством. В Толстовке самым богатым человеком был Филинов Трофим Артемьевич, который уже в I903 году построил вальцовую мельницу и приобрел электростанцию для личных нужд. Мельница с электростанцией позже были куплены обществом. Плата за освещение взималась своеобразно - один воз солому за каждую электрическую лампочку. С грамотностью дело обстояло несколько хуже - общая доля грамотных по Амурской области до революции составляла среди мужчин 34,6, среди женщин 11 процентов, половина детей не обучались в школах. Зато существовал местный вертеп для нужд гуляк и старателей. До наших дней сохранились названия Веселая Горка и Веселый. Расположенное на склоне небольшой горки, село являлось основным злачным местом. По состоянию на 1910 год в селе официально зарегистрированы 14 кабаков и 8 опиекурилен, вместе с тем тут же имелись церковь, часовня, китайская кумирня. Видимо сначала согреши – потом покайся, и так по кругу. Интервенты за весь период гражданской войны так и не добрались до этого таёжного, некогда шумного селения. Жители нижних сёл и самого города приняли японцев как непрошеных гостей. Ещё свежи были в памяти события 1905 года, когда во время русско-японской войны карательные отряды вырезали на Южном Сахалине всё русское население, включая детей, женщин, стариков, по разным причинам не успевших эвакуироваться. Многие из покинувших южную часть острова бежали в Николаевск. Преимущественно это были сахалинские каторжане, отбывшие свои большие сроки, люди неимущие, не имеющие ни крыши над головой, ни профессии. Однако они прижились в низовьях бурной реки и пустили корни, работали на приисках или же в качестве разнорабочих на многочисленных рыбалках. «Сахала» затаила ненависть не только к японцам, развернувшим в Николаевске собственный жилой квартал, основанный рыбопромышленником господином Симада, но и ко всем богатым предпринимателям. Местные власти были куплены рыбопромышленниками, главным образом японцами. Ни для кого не являлось секретом, что большая часть русских рыболовецких фирм работала через подставные лица или находилась в совместном русско-японском управлении, используя хищнический способ лова рыбы с помощью так называемых «заездков». Ненависть со стороны пролетариев всё время подогревалась жестокой эксплуатацией русского труда на рыбалках японского капитала. Сам владелец торгового дома, до этого бедный японец Мототаро Симада, разбогател на браконьерском вылове рыбы, устанавливая заездки в устьях нерестовых рек, которые препятствовали дальнейшему продвижению рыбы. Он был человек не глупый, развил бурную деятельность. Помимо добычи рыбы, вёл крупную торговлю и основал механические мастерские. Весной 1917 года, после Февральской революции, заездки нижнеамурцами были сметены, и уже летом рыба дошла не только до верховий Амура, но даже попала в Уссури, под самый хребет Сихотэ-Алиня. Японская буржуазия в спешном порядке покинула город, предварительно эвакуировав всё нажитое здесь добро. Однако, уже второго августа 1918 года в устье Амура вошла японская эскадра. Несколько транспортов в сопровождении четырех миноносцев подошли к Николаевску-на-Амуре. На берег высадились солдаты в мундирах цвета хаки и морская пехота в белых блузах. Армия Страны восходящего солнца вступила на землю советского Дальнего Востока, полная уверенности и больших надежд. Над городом был поднят белый флаг с красным кругом в середине, который гордо расправил полотнище над новыми территориями.

Вместе с высадкой японской военщины вернулись и некоторые коммерсанты. Симада буквально преобразился. Он приказал над своими магазинами вывесить японский флаг. Будучи тщеславным человеком, лично встречал и провожал только офицеров императорской армии. А ведь совсем недавно Симада делал все, чтобы его национальность поменьше бросалась в глаза и стремясь втереться в доверие к предыдущей власти даже принял православие и русское имя - Петр Николаевич. Из публикаций газет того времени:

«В самом Николаевске свил осиное гнездо миллионер, промышленник и спекулянт, японец Симада, по прозвищу «Пётр Николаевич». Его поместье раскинулось на целый квартал. Чувствовал себя Симада в годы интервенции «царьком», он даже выпустил в 1919 г. бумажные «деньги» со своим портретом, над которым было написано: магазин Петра Пиколаевича (вместо «Николаевича») Симада. За эти деньги отпускались в его магазине товары. Немало осело на Амуре иностранных шпионов, орудовавших под видом владельцев прачечных, парикмахеров, фотографов, часовщиков».

 Надо сказать, что информация по поводу шпионов, изложенная в статье, имела под собой твёрдую почву. Ещё в дореволюционные времена царская жандармерия обладала соответствующими компрометирующими документами ни на кого-нибудь, а на самого Симаду! Ею было установлено, что вся активная общественная деятельность японского подданного, его вхождение в различные попечительские советы города, меценатство и благотворительность - лишь тонкий расчёт, для того чтобы войдя в доверие, располагать к себе нужных людей и получать от них доступ к важной информации. При обыске, не ожидавшего такого оборота и уверовавшего в свой дар разведчика, господина Мототаро, жандармы обнаружили документы, изобличавшие его в связях с японской разведкой. В связи с тем, что время было военное – грянула Первая Мировая, дело незадачливого шпиона передали военной контрразведке. Однако, начальник штаба Приамурского военного округа Санников А.С. не решился взять на себя ответственность за арест миллионера-японца. Генерал-майор предпочел подстраховаться, отправив свои соображения секретным пакетом, никуда–нибудь, а в Главное Управление Генштаба. В письме от 14 августа 1914 года он изложил причины собственных сомнений: «...Симада имеет многомиллионное коммерческое предприятие, осуществленное им при помощи японского правительства... применение к нему репрессивных мер… может вызвать конфликт с Японией, что в данный момент нежелательно, так как Япония - союзник Англии». Генштабист генерал Монкевиц одобрил эти рассуждения и телеграфировал в Хабаровск: «…переписки не возобновлять. Если Симада задержан, по политическим соображениям необходимо освободить» Так, благодаря тому, что Япония являлась союзником Англии, а та в свою очередь была союзником России, Симада отделался лёгким испугом и на время затаился. Являясь страстным патриотом, выждав сколько надо, он продолжил свою деятельность на благо страны Восходящего Солнца. 

Стараясь завоевать симпатии покупателей, Симада обычно внимательно относился к клиентам, выделяя в первую очередь владельцев тугой мошны. Публикой попроще занимались приказчики, среди которых для лучшего взаимопонимания с населением работали и русские, величавшие заморского купца - хозяин Петр Николаевич! Но главную роль в деле играли японцы. Коренастые, крепкозубые, прекрасно знавшие русский язык, они тем не менее говорили на японский манер, заменяя звук "л" на "р": «Добро пожаровать, господина. Товара хоросо! Товара много. Бери - не хосю!» И низко кланялись посетителям, прижимая руки к груди. Польщенный таким вниманием «господина», добытчик пушнины или старатель, сам порой не умевший расписаться, начинал поглядывать на приказчика свысока и уже не задумывался, что тот легко и просто может обвести его вокруг пальца. Сам хозяин любил говорить, что в его магазинах, «можно достать все, но только за деньги». В кредит здесь не торговали, о чём клиентов извещало специальное объявление. Для удобства расчетов в золотом исчислении Симада выпустил даже собственные разменные знаки. Купюры пяти различных достоинств были отпечатаны на мягкой рисовой бумаге за морем, в переплетной мастерской господина Масимото в Токио. Симада попытался сделать все, чтобы его «валюта» выглядела солидно и респектабельно. На лицевой стороне боны в овальном медальоне красовался портрет самого Петра Николаевича. Главное место в центре занимало изображение флага Страны восходящего солнца, обрамленного лавровым венком. Внизу помещалась надпись: «Магазин Петра Николаевича Симады в Николаевске-на-Амуре». Внизу обозначение достоинства: «один рубль», «три рубля», «пять рублей»... Чуть правее - дата "1919". На оборотной стороне знаков отпечатана расписка: «Предъявитель сего талона имеет право получить в магазине П. Н. Симады товары на сумму «один рубль» (или на другую сумму в зависимости от достоинства бумажки). И подписи. Симада расписался по-русски, размашисто, четко. Рядом - неразборчивая завитушка, поставленная кассиром. Но не обошлось и без курьезов. Наборщик господина Масимото выхватил из кассы-реала не ту литеру и перекрестил Симаду из Николаевича в Пиколаевича, а слово «кассир» набрал как «кассйр». Остроумные николаевцы вмиг окрестили деньги Симады «рублями Петра Четвертого». Были и другие названия - «пиколайки», «симадки», «рубли Петруши» и даже просто «петрушки». Короче, предприимчивый коммерсант открыл остроумцам простор для устного творчества, причем самый широкий. Поначалу недоверчивые покупатели не желали брать в размен рисовые бумажки. С такой публикой работали хорошо обученные приказчики, держа в руке новоиспечённую банкноту с портретом хозяина, они терпеливо втирали: « Ему все равно как зорото. Рубрь господина Симада крепкий. Это как кинка - зоротой японски монета. Вы нам - зорото. Мы вам тоже зорото».

Истины ради надо заметить, что в стране, разорённой гражданской войной с разрушенной экономикой, наполненной множеством ничего не стоивших денег-бумажек, кем только не выпущенных, талоны Симады были хорошо обеспечены товарами. Опасавшиеся сначала подвоха покупатели, видя это, стали охотно брать новоиспечённую валюту – народ повалил валом, принося торговцу немалые выгоды. Кроме того, в магазинах предприимчивого коммерсанта торговали не только товарами. Здесь «продавали» также самые свежие новости, точнее слухи, сформированные, главным образом, в японском штабе оккупационного корпуса. В любых вариациях в торговом квартале Симады утверждались два факта: непобедимость японской армии и надежность «рублей Петруши». Обслуживая клиента, приказчики льстиво улыбались и как бы, между прочим доверительно сообщали: - «Ниппонски генерар Оой держит фраг в Урадзио-сутоку. Теперь рубрь господина Симада крепкий, как крейсер «Ивами». Осень крепкий. Осень!» Любые маломальские успехи японских войск, их передвижение на Дальнем Востоке быстро и активно доводились до покупателей: «Генерар Оой завоевар Хабарофусуку. Рубрь господина Симада стал еще крепче, чем доррар!» Конечно, среди покупателей встречались и скептики, которые прямо спрашивали любезных приказчиков: «Вот скажи мне, мил человек, ваши здесь долго будут?» Таким торговцы вежливо разъясняли: «Теперь навсегда. Ваша рюди порядок держать не могу. Наши рюди держать порядок могу хоросо. Крепко». Вот так, исподволь подданным России внушалось, что они уже гости на своей земле.

Как уже говорилось, все товары в Приморье завозились из вне, посему спрос на продукцию господина Симады был высокий. Его торговля и рыбодобыча процветали. Среди соотечественников он имел прозвище «Губернатор Николаевска-на-Амуре». Зная себе цену, сам он шёл дальше и без лишней скромности иногда величал себя «Петром Дальневосточным» или «Петром Первым Амурским». А что – имел право, как известно: кто заказывает девушку, тот и танцует! Из-за прилавков его магазинов в обмен на золото выдавали красивые свертки, а на сдачу разменные талоны из рисовой бумаги. Круто! Петр Николаевич знал русских чуть лучше, чем его покровители в Токио. Он хорошо усвоил русскую-народную мудрость: «Подальше положишь - поближе возьмешь». Поэтому, для перестраховки, так, на всякий случай, золото попадавшее в его кассу, в отличие от бумажек с его портретом, которые жалеть не приходилось, быстренько переправлялось в более «надежное» место - за море, на родину. Хитрый господин Симада, хорошо знал, что его рубли «крепкие, как японский генерал Оой», вне стен магазина оставались всего лишь мягкими рисовыми бумажками. Симада был человеком очень дальновидным и заблаговременно покинул опасное место, так что приход партизан Тряпицына не застал его врасплох. Впоследствии выждав время, предприимчивый рыбопромышленник и торговец, успевший эвакуироваться до вступления в город партизанской армии Тряпицына, вернулся сюда зимой 1921 года и решил возобновить коммерческую деятельность на Амуре. А, что? Чем чёрт не шутит! И пусть говорят, что дважды в одну реку не зайти – это смотря кому, у него же дважды уже получилось!

В Николаевске существовала крупная японская колония.   

Социальный состав японских поселенцев Николаевска был разнородным, но наиболее значительными по численности являлись специальности рабочих и служащих, однако пальма первенства безоговорочно принадлежала, как это ни парадоксально, гейшам. Я не знаток японской культуры, но видимо ежедневный труд ради хлеба насущного, в конечном счете, компенсировался отдыхом тела в обществе знающих в этом толк жриц любви. Ниже приведена таблица с составом японской колонии по профессиям по состоянию на 01.01.1918 года.

 

№	Профессия	м	ж	Итого
1	Госчиновники	2	_	2
	Служащие фирм и компаний	34	_	34
2	Предприниматели и купцы:
	Рыбопромышленники	6	_	6
	Рестораторы	2	1	3
	Владельцы арендных контор	_	6	6
	Предприниматели	18	43	61
	Арендаторы домов и зданий	1	_	1
	Купцы	1	_	1
3	Торговцы:
	Торговцы бакалейных и продтоваров	7	2	9
	Торговцы антиквариатом	1	_	1
	Торговцы скобяными и железными изделиями	1	_	1
4	Врачи	2	_	2
	Дантисты	2	_	2
	Акушерки	_	1	1
5	Рабочие и ремесленники
	Мастера и квалиф. рабочие	11	_	11
	Рабочие и разнорабочие	23	5	28
	Плотники, столяры	38	_	38
	Вязальщики верёвок и сетей	2	_	2
	Маляры	32	_	32
	Сапожники	3	_	3
	Портные	8	2	10
	Парикмахеры	16	_	16
	Фотографы	3	_	3
	Пекари, кондитеры	3	_	3
	Прачки	29	_	29
6	Гейши (Проститутки)	_	90	90
	Члены японских семей	6	108	114
	Итого	251	258	509

    

   Кроме японской колонии в начале прошлого века в Николаевске сосредоточилась еврейская диаспора. Религиозная община (рабе Модель Калман), предположительно 200-250 человек, имела свою деревянную синагогу. Здесь местечковой еврейской бедноты не существовало по определению, это были, как минимум, состоятельные, но в основном, очень богатые люди. Социальный и экономический статус этих людей был очень разным, но объединяло их одно: почти все они были крупными или мелкими рыбопромышленниками и рыботорговцами: Надецкий, Люри, Рубинштейн, Вейнерман, Авшалумовы, Курляндские, Райцыны... Личности, сделавшие себя сами, но наиболее яркими и весомыми в этом списке были, безусловно, Мейер Люри и Абрам Надецкий. Мейер Люри, крупный рыбопромышленник и банкир родился в 1881 году в Николаевске, в семье бывшего каторжанина Моисея Люри, сосланного на Сахалин за участие в польском восстании. Одним из первых оценил и просчитал возможности экспорта рыбной продукции в Японию, который сам же и организовал в очень сжатые сроки и в широчайших масштабах. Участки и рыбные промыслы компании «Братья Люри» и «Товарищества Люри и Рубинштейна» простирались на тысячи километров практически по всему Нижнему Амуру, а также по побережью Охотского и Японского морей от Камчатки до Посьета. Во многом это состоялось благодаря тесному сотрудничеству Люри с известным николаевским миллионером, упоминающимся выше - японцем Симада Мототаро. Заметьте, рыба вывозилось, главным образом в Японию. Так поступал не только Люри, но и другие рыбопромышленники. С экономической точки зрения это понятно. Для предпринимателя важна, в первую очередь прибыль и затрат здесь явно меньше, но в голодное время Гражданской войны, людям вряд ли доставляло удовольствие горбатиться на заморского дядю и жить при этом впроголодь. Российский народ непрошенных самураев, мягко говоря, не жаловал, а тут евреи во всю шашни с ними крутят, подписывают петицию к японскому императору, да ещё деньги делают в то время когда рабочий люд бедствует и как к ним после этого будут относиться бедные слои населения? Напомню, в России иудеев издавна не любили и еврейские погромы происходили регулярно. Это я к чему? Скажу, забегая вперёд - не Тряпицын бросил клич при последующей эвакуации а местная публика из числа работяг российско-китайско-корейского происхождения и лиц желающих поживиться, припомнила и решила отомстить колену Давидову. Действительно, при эвакуации города, большая часть евреев попала в «расстрельные списки», утверждённые ревштабом, но это была не этническая чистка, а следствие классовой борьбы – большинство из них принадлежали к буржуазии. Воспользовавшись этим, часть партизан с уголовным уклоном устроила во время отступления из города маленький халокост. Потом всё списали на расстрелянного командира со товарищами. Кстати, что характерно, уже в Керби, опять активно распускались слухи о «кровожадных евреях», только теперь жидовкой стала Нина Лебедева и якобы именно с её подачи творится беспредел. Вот только не вяжется одно с другим – жидовка, а самих иудеев не жалует - изводит под самый корень не обращая внимание на родство. Ну, просто, совсем нет никакого почтения с её стороны к народу Моисееву, не иначе, как недобрая самаритянка! Что можно сказать по этому поводу? Как видим у части населения Николаевска и окрестностей имеется стойкое, вошедшее в привычку, неприятие иудеев, которых чуть-что винят во всех бедах и под избитым лозунгом «Бей жидов, спасай Россию!», поднимают против них недовольных, не сомневающихся в их правоте и готовых с чистой совестью воплотить данный девиз в жизнь.

 Впрочем, помимо евреев, хватало и русских богатеев и представителей других стран. Предприимчивые жители, проживающие на Нижнем Амуре и имевшие деловую жилку, наживали свои богатства разными путями. Одни держали рыбалки, другие занимались заготовкой пушнины, валили лес, добывали золото. Вот единичный пример. Учитель одной из николаевских реальных школ Николай Иванович Синцов, старый народоволец, эсер и вольнодумец, преподавал историю и русский язык. Начальство перевело «красного» педагога в Николаевск. Это рассматривалось как «ссылка», ибо Николаевск был медвежьим углом, далёким от строгих глаз высшего контроля, «дырой», где вольнодумство Синцова никому не мешало. Спустя несколько лет учитель словесности занялся ещё и коммерцией. Вошёл в компанию с состоятельным рыбопромышленником, купил рыбалку, скупал меха. В этом маленьком, круглом человеке с бородкой клинышком и в пенсне неожиданно обнаружились таланты купца. В 1917 году он купил в Николаевске большой дом, открыл текущий счёт в банке в иностранной валюте, и когда узнал о революционном перевороте, серьёзно задумался – теперь ему было что терять. Революционные идеи остались в прошлом. А из области одна за другой, шли неутешительные вести:«К Николаевску двигаются со всех сторон партизанские отряды, объединённые под общим руководством какого-то Тряпицына, как говорят – петербургского рабочего, присланного со специальными заданиями из Европейской России». «Тряпицын не пропускает ни одного парохода по Амуру, не обстреляв; он объявил мобилизацию крестьян, вооружил их, сколотил крепкие военные отряды и медленно, но верно идёт к Николаевску». «Большевики стали всё контролировать. Портят телеграфные линии и задерживают почтовое движение. Обстреливают почтовые суда, так что стали на суда ставить орудия и охрану…» Когда партизаны заняли город, Синцов пытался наладить отношения с новой властью, но против него, как эксплуататора свидетельствовали рабочие рыбалок. Видимо, скурвился «старый народоволец», заступников у него не нашлось. Учитель, в конечном итоге, был арестован и расстрелян. Но это случилось уже после разгрома японского гарнизона, когда каждый промышленник считался пособником интервентов и белогвардейцев.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: