Особенности судебного прецедента в системе романо-германского права

 

1. Несмотря на то что в последние десятилетия в зарубежной и отчасти в отечественной литературе, посвященной проблемам глобализации, а также взаимосвязи и взаимодействию различных правовых семей и систем, повышенное внимание уделяется их " нарастающей" общности, дальнейшему " сближению" (конвергенции) и даже формированию на их основе единой " глобальной юриспруденции", единого " глобального сообщества судов" и единой " космополитической концепции юрисдикции" *(1596), значительный интерес исследователей по-прежнему вызывает и их различия.

Весьма показательными в этом отношении являются исследования, проводящиеся в сфере судейского права вообще и его источников - судебных прецедентов в частности. Концентрируя основное внимание на общих чертах судейского права и формирующих его судебных прецедентах, в качестве " классических образцов" которых традиционно рассматриваются их английские аналоги, авторы, занимающиеся проблемами сравнительного правоведения, обращают внимание также и на выявление их " региональных", т.е. проявляющихся в различных правовых семьях и правовых системах, особенностей.

Разумеется, речь при этом идет об не только особенностях самой рассматриваемой материи - судейского права и формирующих его прецедентов, но и возникающих на их основе и отражающих их судебных и правовых доктрин. " Во всех правовых системах, - отмечается в связи с этим в научной литературе, - имеются такие правовые массивы, которые в той или иной степени наполняются и развиваются благодаря существованию прецедентов" *(1597), но не все они одинаково оформляются и адекватно выражаются вовне.

2. Каковы же особенности доктрины судебного прецедента и самого судебного прецедента как явления в системе романо-германского права, " представление о которых, по мнению исследователей, с юридической точки зрения весьма значительно отличается от их аналогов в системе общего права? " *(1598)

Отвечая на данный и ему подобные вопросы, необходимо обратить внимание прежде всего на следующие их специфические черты и их особенности.

Во-первых, на многозначность самого явления в системе романо-германского права, именуемого прецедентом, и, соответственно, его " континентальной" доктрины и понятия.

Речь при этом идет не только о названии и содержании данного феномена на уровне всей романо-германской правовой семьи, который в одних случаях традиционно называется " прецедентом", в других - " судебной практикой", образующейся " при повторении прецедента" *(1599), а в третьих - " судебными установлениями" (court's holdings)*(1600) или же просто " судебными решениями" (court's rulings)*(1601), но и о различном восприятии судебного прецедента на уровне отдельных правовых систем.

Так, в правовой системе современной Германии, как отмечают исследователи, " прецедент (prajudiz) обычно означает любое предыдущее судебное решение, имеющее какое-либо отношение к рассматриваемому делу". При этом хотя и предполагается, что в данном решении заложен " определенный элемент его обязательности" для других судов, рассматривающих аналогичные дела, но вместе с тем в процессе его рассмотрения в качестве источника права и использования его понятия в научно-правовых исследованиях " ничего определенного не имеется в виду ни относительно природы, ни относительно характера и юридической силы такого рода обязательности" *(1602). Больше того, при рассмотрении понятия прецедента в правовой системе Германии*(1603), как отмечают авторы, исследующие проблемы судейского права в этой стране, зачастую " вовсе не подразумевается, что предыдущие решения, принимаемые судом, имеют своей целью воздействовать каким-либо образом на последующие судебные решения по аналогичным делам с тем, чтобы в последующем рассматривать их в качестве прецедента" *(1604).

В отличие от данного подхода к понятию прецедента, используемого в судебной и правовой системах Германии, " правовая доктрина и юридическая догматика" Испании вкладывает по общему правилу в термины и понятия " система прецедента" или " доктрина прецедента" такой смысл, который ассоциируется непосредственно с пониманием прецедента в целом, а точнее - его неотъемлемой составной части - stare decisis как " официально связующего", обязывающего " нижестоящие суды и судей этих судов следовать соответствующим решениям вышестоящих судов" *(1605).

Иными словами, в испанской юриспруденции прецедент " обычно понимается как предыдущее судебное решение, которое обязывает суды следовать ему при рассмотрении аналогичных дел и принятии всех последующих решений" *(1606). Такое понимание прецедента весьма близко стоит к классическому представлению о прецеденте, сложившемуся в системе общего права.

Однако с одной принципиально важной оговоркой, суть которой заключается в том, что в испанской правовой системе и " в правовой культуре" этой страны в отличие от стран общего права в настоящее время действует, наряду с фактическим и доктринальным признанием прецедента, " фундаментальный принцип", многократно подтвержденный Конституционным судом (Constitutional Court rulling 49/1985), согласно которому " судья связан статутным правом, а не прецедентом" *(1607).

Многозначность термина и понятия прецедента, наряду с Германией и Испанией, широко используется и в других странах романо-германского права.

В частности, в судебной и правовой системах Италии " прецедент" используется, с одной стороны (в широком смысле), в виде " любого предшествующего судебного решения, имеющего с определенной долей вероятности какое-либо отношение к любому, в последующем рассматриваемому делу", а с другой (в узком смысле) - в виде " предшествующего судебного решения, имеющего отношение лишь к аналогичному ему, в последующем рассматриваемому делу" *(1608).

Правовая доктрина современной Франции исходит из того, что " прецедент" как таковой - это не что иное, как " ранее принятое по сходному случаю или в сходных обстоятельствах с рассматриваемым делом судебное решение" *(1609).

В более уточненном и развернутом виде прецедент рассматривается в одних случаях (" в строгом смысле" ) как " решение более высокой судебной инстанции по отношению к нижестоящим судам". Такое решение, не имея правового характера и юридически не обязывая следовать данному решению, выступает тем не менее в виде весьма авторитетного и трудно переоценимого по своей значимости фактора, с которым не могут не считаться и который не могут не учитывать в своей повседневной деятельности все нижестоящие суды*(1610).

В других случаях прецедент (в " менее строгом смысле" ) представляется в виде решения любого судебного органа, " включая нижестоящие суды, принятого в сходных обстоятельствах и по сходному делу, которое может служить в качестве положительной или, наоборот, отрицательной модели при рассмотрении аналогичных дел" *(1611).

В правовой теории и юридической практике Норвегии судебный прецедент (prejudicat) как многозначное явление и соответствующее ему понятие рассматривается, во-первых, в смысле ex ante, т.е. в виде обычного судебного решения безотносительно того, оказывает ли оно какое-либо влияние на все последующие, аналогичные ему решения*(1612). Во-вторых, в виде решения судебных органов, которое рассматривается и используется в смысле ex post, т.е. в виде предыдущего решения суда, оказывающего влияние фактически на все последующие его решения по аналогичным делам. И в-третьих, в смысле решения Верховного суда, которое рассматривается как " в определенной степени обязательное для нижестоящих судов при рассмотрении и решении ими соответствующих дел" *(1613).

Помимо названных смысловых значений прецедента, в правовой системе Норвегии, равно как и других стран романо-германского права, имеются и иные о нем представления*(1614). Они отражают, с одной стороны, сложность и многоаспектность прецедента как явления, а с другой - как следствие этого, неоднозначность его восприятия.

Во-вторых, в числе специфических черт и особенностей прецедентов в системе романо-германского права следует назвать их вторичный по сравнению с рядом других источников этой правовой семьи характер*(1615).

Следует заметить, что деление источников романо-германского права на первичные и вторичные является довольно устоявшейся и весьма распространенной их классификацией.

Согласно сложившемуся обыкновению и юридической практике в ряде стран романо-германской правовой семьи к числу первичных источников относят все без исключения нормативные правовые акты (enacted law), правовые обычаи и иногда - " общие принципы права" *(1616), соответственно, к вторичным - судебные прецеденты и правовые доктрины - " научные труды известных ученых-юристов" *(1617).

Необходимо отметить, что среди авторов, занимающихся классификацией источников романо-германского права, нет единого мнения в отношении некоторых из них: следует их относить к первичным или необходимо классифицировать как вторичные. Это относится к подразделению источников на первичные и вторичные на уровне не только всей романо-германской правовой семьи, но и отдельных составляющих ее правовых систем.

Применительно, например, к правовой системе Франции в число первичных источников в одних случаях наряду с нормативными актами и обычаями включают также и " общие принципы права". А в других, в силу того, что они " лежат в основе всего права", - общие принципы права рассматриваются как такой источник права, который находится над всеми другими источниками права, превосходит все другие источники права*(1618).

К числу вторичных источников, помимо судебных решений (прецедентов) и научных трудов ученых-юристов (доктрин), иногда относят " решения зарубежных судов, которые были приняты в сходных правовых системах" *(1619).

В отношении деления источников права на первичные и вторичные отдельные расхождения есть и в других странах романо-германского права. Так, в правовой системе Дании, в отличие от правовых систем других стран, к разряду первичных источников права, кроме нормативных актов и обычаев, относят также международные конвенции*(1620).

В правовой системе Италии среди первичных источников права в особом порядке выделяются такие источники, как делегированное законодательство и региональные акты.

К числу вторичных источников права в итальянской правовой системе относят в основном " формальные административные акты", которые проявляются в форме ордонансов и других актов, принимаемых центральными и местными исполнительно-распорядительными органами.

Все вторичные источники, будучи " по существу своему административными актами, в иерархии юридических актов находятся в подчиненном положении по отношению к законодательным и всем другим актам, имеющим силу закона". Из этого следует, что вторичные источники права, в том числе прецеденты, " не могут противоречить, а тем более изменять ни конституционные законы, ни любые иные первичные источники права" *(1621).

Помимо отмеченных есть и другие особенности подразделения источников права на первичные и вторичные в различных странах романо-германского права*(1622). Однако наиболее устоявшейся классификацией их на первичные и вторичные является та, согласно которой к первичным источникам права относятся: а) все без исключения нормативные правовые акты, на вершине которых находятся законы; б) обычаи, из которых складывается значительная часть романо-германской правовой семьи под названием " обычное право". Соответственно к вторичным источникам права относятся судебные решения (прецеденты), доктрины и все другие неформальные источники права.

Согласно сложившейся практике все первичные и вторичные акты - источники права образуют в зависимости от их юридической силы как в масштабе всей романо-германской правовой семьи, так и на уровне отдельных национальных правовых систем своеобразную иерархию, наверху которой находятся первичные источники, а внизу - вторичные.

Применительно же к отдельным правовым системам, формирующим романо-германскую правовую семью, на примере правовой системы Дании это выглядит следующим образом (по мере убывания в актах юридической силы): статуты парламента (законы) - акты правительства (постановления) - " общие административные решения" (algemene maatregelen van bestuur) - акты провинциальных органов - акты муниципальных органов - и акты, исходящие от руководящих органов различных корпораций*(1623).

Говоря об особенностях судебных прецедентов как вторичных источников права, необходимо согласиться с мнением, что они " могут иметь определенный юридический вес лишь тогда, когда первичные источники полностью отсутствуют или же когда они не полны или не ясны". Для принятия судебных решений этих источников вовсе не достаточно иметь в качестве юридической базы. Да и использование их при этом вовсе не является необходимым или всегда обязательным.

В научной литературе применительно к тем или иным национальным правовым системам судебные прецеденты как вторичные источники права зачастую рассматриваются в виде " неофициальных источников права", " юридически обязывающий характер которых не всегда достаточно четко выражен, но которые de facto имеют регулятивно-обязывающий эффект" *(1624).

Применительно к правовым системам скандинавских стран многие исследователи, например, подчеркивая, что " судебные решения в соответствии со скандинавской правовой традицией всегда наделялись статусом источника права", в плане характеристики судебных прецедентов как вторичных источников права обращают особое внимание на то, что они имеют " слабо связующий" характер, что содержание их складывается из " полузаконодательных норм" (semi-legislated norms) и что по своей форме они находятся между писаным (статутным) и неписаным (обычным) правом*(1625).

В-третьих, к числу специфических черт и особенностей прецедента в системе романо-германского права следует отнести его двойственный характер, а точнее - его двойственное положение среди источников права, заключающееся, с одной стороны, в его официальном, формально-юридическом непризнании как источника права, а с другой - в его фактическом использовании как такового и, следовательно, в признании его реального существования.

Подобного рода двойственное положение прецедента в данной правовой семье давно стало общепризнанным фактом. В настоящее время, подчеркивается в связи с этим в западноевропейской научной литературе, все страны романо-германского права, по крайней мере, de facto признают важность судебного прецедента и это " не только не разрушает сложившуюся в них систему права и систему источников права, а наоборот, делает ее более глубокой и дополняет ее" *(1626).

Дискуссионным, однако, остается вопрос о том, в какой мере и в какой форме осуществляется это признание прецедента в качестве источника права и необходимо ли в связи с этим признанием вносить коррективы в существующую теорию источников права? *(1627)

Данные, равно как и другие аналогичные им вопросы, отнюдь не являются простыми, а тем более случайными. Дело в том, что, признавая в целом фактическое существование прецедента как источника романо-германского права, исследователи данной правовой материи весьма по-разному оценивают как сам факт признания прецедента, так и его значение в системе романо-германской правовой семьи.

Так, если в правовой системе Австрии признание прецедента в качестве источника права ассоциируется, по заключению исследователей, со стремлением доминирующей в ней правовой доктрины рассматривать " юридическую практику в качестве своеобразного катализатора", создающего основу для развития обычного права и весьма важного фактора, способствующего формированию в сфере частноправовых отраслей так называемой " слабой страты права" (schwachere Rechtsschаcht)*(1628), то в правовых системах других стран судебный прецедент воспринимается несколько по-иному.

В частности, в правовой системе Дании, где в формально-юридическом плане не только нижестоящие суды, по утверждению авторов, занимающихся проблемами судейского права, не связаны создаваемым высшими судебными инстанциями прецедентом, но " даже Верховный суд страны (Hoge Road) не считает обязательным для себя соблюдение своих собственных решений", судебный прецедент фактически воспринимается и используется как своеобразный источник права, имеющий " значительный юридический вес" *(1629). Особая значимость при этом по вполне понятным причинам придается решениям Верховного суда, которые при многократном и непрерывном следовании им нижестоящими судами " постепенно приобретают характер объективного права, выступающего в форме обычая и обладающего юридической силой обычая" *(1630).

В отличие от Австрии и Дании в правовых системах Финляндии, Швеции и некоторых других стран романо-германского права прецедент воспринимается не только как фактический источник права, но и как показатель (свидетельство) существующей в этих странах тенденции усиления роли решений вышестоящих, а точнее - высших судебных органов, для нижестоящих судебных инстанций, которые все чаще воспринимают эти решения как обязательные*(1631).

В правовых системах скандинавских стран последовательному расширению и усилению этой тенденции способствует существование в них течение более 400 лет так называемых " Судейских правил" (Rules of Judges), предписывающих судьям при рассмотрении уголовных или гражданских дел строго следовать принципу справедливости (equity), не допускать злоупотребления правом, " не пренебрегать" целями, " заложенными" в праве, и т.д.*(1632)

Эти " сорок три правила", которым с большим или меньшим успехом, по замечанию ученых, следуют судьи скандинавских стран, имеют скорее моральный характер, но они тем не менее отражают нарастающую тенденцию и уровень фактической обязательности для судей не только статутных, но и судейских (прецедентных) норм*(1633).

Аналогично обстоит дело с двойственным положением и особенностями признания прецедента как источника права и его значения также и в других странах романо-германской правовой семьи.

В-четвертых, среди специфических черт и особенностей прецедента в системе романо-германского права следует назвать его " дифференцированный", своего рода " избирательный" характер применительно к различным отраслям права.

Несмотря на акцентируемое в западной юридической литературе внимание, особенно в последние десятилетия, со времени образования Европейского Союза, включающего в себя наряду со странами романо-германской правовой семьи Великобританию - " цитадель" системы общего права, на сходство различных правовых семей, которое заключается, по мнению авторов, прежде всего " в значительной роли прецедента, которую он играет в процессе правотворчества" *(1634), следует все же в очередной раз выделить тот общеизвестный факт, что как в каждой правовой семье в целом, так и на уровне их отдельных составных частей - национальных правовых систем и отдельных отраслей права прецедент играет далеко не одинаковую роль.

Применительно к последним в научной литературе верно подмечается, что " роль прецедента в одних сферах права весьма существенно отличается от его значимости в других отраслях" *(1635).

Обобщая практику применения прецедента в различных отраслях права данной правовой семьи, исследователи указывают, в частности, на его " выдающуюся" роль в конституционном праве, а также " на уровне обычного права", где в целом ряде правовых систем " некоторые, чрезвычайно важные сферы права почти полностью охватываются прецедентами". Среди этих " сфер" и отраслей права выделяют прежде всего такие, как коммерческое право, деликты, обязательственное право, а также такие " относительно новые и быстро развивающиеся правовые анклавы", как охрана окружающей среды, компьютерное право и др.*(1636)

В гораздо меньшей степени прецедент применяется и, соответственно, играет менее значимую роль в тех " сферах" и отраслях права, где требуется и где существует " более сложное и более детальное регулирование общественных отношений с помощью норм, содержащихся в статутах". К таким " сферам" и отраслям права относятся во многих странах налоговое законодательство и уголовное право. Исключение в отношении последнего составляет правовая система Шотландии, где в основе уголовного права лежат обычаи и ранее принятые судебные решения, а не кодифицированное законодательство, статуты*(1637).

Говоря о далеко не одинаковой роли прецедента романо-германской правовой семьи в различных отраслях права по сравнению с прецедентом - доминирующим источником англосаксонского права, следует заметить, что вопрос о его " внедрении" в ту или иную отрасль права и его значение для каждой отдельной отрасли права в различных правовых системах решается весьма дифференцированно и строго " индивидуально".

Например, в правовой системе Франции " предпочтение" прецеденту отдается преимущественно в административном праве, которое, по свидетельству специалистов, " в основном базируется на прецедентах". Это не означает, разумеется, что " в данной отрасли права нет вообще статутов, которые регулируют различные сферы деятельности публичной администрации". Скорее наоборот. Данную отрасль права формирует бесчисленное множество императивных норм, содержащихся в огромном количестве существующих статутов. Дело заключается в том, что они " не образуют единой системы норм наподобие той, которая имеет место в кодифицированных актах, а также не создают каких-либо общих принципов" *(1638).

В правовой системе современной Италии " исторически" сложилось так, что первоначально прецедент, а вместе с ним и все судейское право широко стали внедряться в сферу регулирования общественных отношений, относящихся к предмету гражданского права*(1639).

В настоящее время, отмечают эксперты, фактически уже " не существует сколько-нибудь значительного различия между сферами и отраслями правовой системы страны с точки зрения " периодичности и важности использования в них прецедентов" *(1640). Последние играют " примерно одинаковую роль в каждой отрасли права и в каждой судебной инстанции итальянской системы" *(1641).

Основными факторами, обусловливающими роль и значение прецедентов в той или иной отрасли современного итальянского права, являются такие, как " возраст" статута, регулирующего те или иные общественные отношения; степень сложности вопроса, являющегося предметом правового спора; противоречивый или, наоборот, непротиворечивый характер судейского права, непосредственно относящегося к рассматриваемой правовой проблеме; уровень статутного регулирования общественных отношений, составляющих предмет той или иной отрасли итальянского права и др.*(1642)

Весьма неоднозначно решается вопрос об использовании прецедента как источника той или иной отрасли права в других странах романо-германской семьи.

В правовой системе Швеции, например, прецедент в гораздо большей степени применяется в сфере коммерческого права и в гораздо меньшей - в области конституционного и уголовного права, где статуты имеют " чрезвычайно важное значение" и играют доминирующую роль. Хотя и здесь прецеденты имеют определенное значение*(1643).

В правовой системе Германии в отношении роли и значения прецедента в сфере конституционного права все обстоит " в точности до наоборот". А именно - в конституционном праве этого государства прецеденты, как показывает практика, играют решающую роль. Особый характер этой роли обусловлен главным образом тем, что в соответствии с действующим законодательством Федеральному конституционному суду приданы такие полномочия, которые позволяют ему принимать решения, имеющие общеобязательный характер, а в некоторых случаях " получающие статус статута" *(1644).

Широкое использование прецедента в конституционном праве Германии отнюдь не означает его полного отсутствия в других отраслях права.

Затрагивая данный вопрос, исследователи отмечают, что " в Германии прецеденты имеют важное значение фактически во всех отраслях права, но эта их важность весьма различна в каждой отрасли права" *(1645). Имеется в виду, в частности, тот факт, что если в ряде институтов трудового права " изначально доминировали и играли ведущую роль прецедентные акты судебных органов", то в административном праве Германии, особенно после принятия в 1976 г. кодекса, все обстоит наоборот*(1646).

Неоднозначно решается вопрос об использовании прецедента на отраслевом уровне и во всех других странах романо-германского права.

В-пятых, в числе специфических черт и особенностей прецедентов романо-германского права по сравнению с прецедентами системы общего права следует указать на разнородность их правовой основы в разных странах и на дифференцированность подхода к признанию за ними юридической силы.

Анализируя правовые акты в странах романо-германской правовой семьи, касающиеся источников права, нельзя не заметить, что ни в одной из них нет специального закона или подзаконного акта, которые бы официально, формально-юридически определял статус прецедента, его место и роль как фактического источника права, а также устанавливал его юридический вес, именуемый юридической силой.

Ввиду отсутствия такого акта вполне справедливыми следует признать утверждения подобного рода: " В Италии нет законодательных актов, которые бы устанавливали требования, обязывающие или, наоборот, запрещающие использование прецедента в правоприменительной деятельности, как впрочем нет законодательных актов, которые бы устанавливали требования, обязывающие, или, наоборот, запрещающие использование прецедента в правоприменительной деятельности, как впрочем нет законодательных актов, определяющих правовой статус прецедента в правовой системе Италии вообще" *(1647). Или: " В Финляндии не существует особого статута, касающегося использования прецедентов". Здесь нет также " никакого судейского акта, относящегося непосредственно к процессу формирования прецедента" *(1648).

Аналогичные по своей сути и содержанию утверждения можно найти в научной юридической литературе и в отношении правового статуса, точнее - отсутствия особых юридических актов, закрепляющих правовой статус прецедента и в других странах романо-германского права. И это вполне понятно, поскольку прецедент в этих странах в формально-юридическом плане прямо не признается, но и не запрещается. Существует своего рода " юридический баланс" между формальным непризнанием прецедента, с одной стороны, и отсутствием запрета на его неограниченное практическое использование - с другой.

Содержащиеся в законодательстве некоторых стран, например, в Гражданском кодексе (ст. 5) или Гражданском процессуальном кодексе Франции (ст. 455) положения, которые зачастую интерпретируются и рассматриваются в виде нормативов, " исключающих формальное признание обязательной силы прецедентов" и их использование*(1649), вовсе не являются показательными в плане правового непризнания прецедентов как источников права вообще, а тем более они не могут рассматриваться как свидетельство наличия правовых запретов на использование прецедентов.

Отсутствие специальных нормативных правовых актов, определяющих правовой статус прецедента в системе источников романо-германского права, вовсе не означает отсутствия в той или иной стране законодательства, формирующего правовые основы прецедента.

Анализ законодательных актов романо-германских стран, посвященных регулированию деятельности судебных органов и принимаемых ими решений, свидетельствует, что фактически в каждой стране имеются правовые акты, в той или ной мере касающиеся как самих прецедентов, так и формируемого с их помощью судейского (прецедентного) права.

В Финляндии - это Закон о порядке деятельности Верховного суда (Working Order of the Supreme Court), в котором говорится о прецеденте*(1650); в Испании - это прежде всего сама Конституция (ст. 5), обязывающая все судебные органы, применяющие и интерпретирующие статутное законодательство, действовать строго в соответствии с конституционными принципами и актами толкования Конституции, а также Закон о Конституционном суде Испании и некоторые другие законы*(1651); в Германии - это Закон о Федеральном конституционном суде, а также законы о других высших федеральных судах*(1652).

Аналогичные законы, в той или иной мере касающиеся прецедентов и создающие их правовую основу, имеются и в других странах романо-германского права. Данные нормативные правовые акты весьма разнородны, а порой - противоречивы, особенно в отношении вопросов, касающихся юридической силы прецедента, а также его места и роли как источника права в системе других источников романо-германского права.

Нормативные правовые акты, создающие формально-юридическую основу прецедентов и устанавливающие их правовой статус, несомненно, весьма важны и в формально-юридическом плане весьма необходимы. Это - истина, не подлежащая сомнению, и это - неоспоримый факт.

Однако аналогичным по своему характеру фактом является и то, что в романо-германской правовой семье реальный статус и реальная юридическая сила прецедента определяются не формально-юридическими актами, а фактическими жизненными обстоятельствами. Формально-юридический акт как форма права лишь отражает и закрепляет в той или иной мере реально сложившиеся общественные отношения, включая отношения, касающиеся реального статуса прецедента и его юридической силы, которые составляют материальное содержание этой формы.

Независимо от того, в каком виде образуется и как проявляется эта форма по отношению к данному содержанию, она неизменно остается по своей реальной значимости в правовой системе романо-германского права вторичным феноменом, а ее содержание - фактически сложившиеся отношения, опосредуемые правом, - первичным.

В переводе с языка теории на язык практики это означает, что независимо от того, как, в какой мере и в какой правовой форме - прямой или косвенной - опосредуется прецедент в системе романо-германского права, решающим для определения его реального правового статуса и его юридической силы будет не статут или любой иной формально-юридический акт, а реальные жизненные обстоятельства, а также практическая необходимость и потребность в прецеденте как источнике права. Это касается прецедента не только в системе романо-германского права, но и в любой иной правовой семье и системе, включая правовую систему современной России.

3. Наряду с названными специфическими чертами и особенностями прецедента в системе романо-германского права данный судебный акт отличается от прецедента системы общего права и в других отношениях.

В западной юридической литературе особое внимание в связи с этим обращается на его так называемые технико-юридические особенности. В их числе указывается, в частности: на особый характер публикаций (официальных или полуофициальных) решений высших судебных инстанций, в которых по сравнению с аналогичными публикациями в системе общего права уделяется гораздо меньше внимания " детальному рассмотрению фактов"; на то, что, в отличие от системы общего права, где для возникновения прецедента зачастую достаточно одного решения высшего судебного органа, в системе романо-германского права для этого требуется целая серия аналогичных судебных решений; на то, что высшие судебные органы многих стран системы романо-германского права гораздо чаще и свободнее, " без всяких заявлений" отходят, в случае необходимости, от своих собственных решений, которые они принимали по ранее рассмотренным делам, нежели это имеет место в странах общего права*(1653) и др.

 

⇐ Предыдущая29303132333435363738Следующая ⇒

Поделиться: