Сущность теории. Возможности и пределы теоретического познания.

Цикл познания логически завершается построением теории. В гносеологическом смысле теория представляет собой идеальную модель объекта, которую создает ученый и исследует её состояние (внутреннюю непротиворечивость, достоверность и т. д.) логико-математическими методами. 

Теория как форма знания включает в себя понятия, принципы, законы, язык (знаковая система, построенная по определенным правилам) и операциональные правила перевода положений теории на язык опыта (4-я ступень познания).

Теория не сводится к простой совокупности данных опыта, не является простым продолжением опыта; она находится в пределах определенных теоретических положений и соответствует той совокупности фактов, на основе которых она была построена.

Теория имеет определенную область применения.

Что это означает? Теория формируется для объяснения определенной совокупности фактов и в пределах определенных оснований и принципов научной картины мира.

Если её использовать вне устоявшейся области применения, то неизбежно появятся противоречия и ошибки. Например: механика Ньютона соответствует всем стандартам научности, но сфера её применения ограничена возможностями классической научной картины мира и не «срабатывает» в области релятивистских эффектов. Теория прибавочной стоимости классической политэкономии внутренне непротиворечива, но область её применения ограничена пределами индустриального общества.

С переходом к постиндустриальному и тем более к информационному обществу соотношение теории и опыта в процессе технологизации знания изменяются.

Задания для семинарских занятий:

В традициях эмпиризма и рационализма, индуктивных и дедуктивных представлений о путях познания и методах построения знания были и есть разные подходы.

Во фрагментах работ мыслителей прошлого найдите и объясните своеобразие индуктивного и дедуктивного путей познания.

Бэкон Ф. (1561-1626), английский философ, юрист и политик. Был одним из основоположников эмпиризма. Разработал основы индуктивной методологии научного исследования.

Индукцию мы считаем той формой доказательства, которая считается с данными чувств и настигает природу и устремляется к практике, почти смешиваясь с нею. Итак, и самый порядок доказательства оказывается прямо обратным. …

 Между тем для наук нужна такая форма индукции, которая производила бы в опыте разделение и отбор и путем должных исключений и отбрасываний делала бы необходимые выводы. …

 Что же касается первых понятий разума, то среди того, что собрал предоставленный самому себе разум, нет ничего такого, что мы не считали бы подозрительным и подлежащим принятию лишь только в том случае, если оно подвергнется новому суду, который и вынесет свой окончательный приговор. Мало того, и данные самих чувств мы подвергаем многообразной проверке. Ибо чувства неизбежно обманывают, однако они же и указывают на свои ошибки; только ошибки близки, а указания на них приходится искать далеко. Недостаточность чувств двояка: они или отказывают нам в своей помощи, или обманывают нас. Что касается первого, т. е. множества вещей, которые ускользают от чувств, хотя бы и хорошо расположенных и нисколько не затрудненных, это происходит либо вследствие тонкости тела, либо вследствие малости его частей, либо вследствие дальности расстояния, либо вследствие замедленности или быстроты движения, либо вследствие привычности предмета, либо по другим причинам. С другой стороны, и тогда, когда чувства охватывают предмет, их восприятия недостаточно надежны. Ибо свидетельство и осведомление чувств всегда покоятся па аналогии человека, а не на аналогии мира; и весьма ошибочно утверждение, что чувство есть мера вещей. И вот, чтобы помочь этому, мы, в своем усердном и верном служении, отовсюду изыскиваем и собираем пособия для чувств, чтобы его несостоятельности дать замену, его уклонениям — исправления. И замышляем мы достигнуть этого при помощи не столько орудий, сколько опытов. Ведь тонкость опытов намного превосходит тонкость самих чувств, хотя бы и пользующихся содействием изысканных орудий (мы говорим о тех опытах, которые разумно и в соответствии с правилами придуманы и приспособлены для постижения предмета исследования). Таким образом, непосредственному восприятию чувств самому по себе мы не придаем много значения, но приводим дело к тому, чтобы чувства судили только об опыте, а опыт о самом предмете. Поэтому мы полагаем, что предстаем бережными покровителями чувств (от которых нужно всего искать в исследовании природы, если только мы не хотим безумствовать), а не малоопытными истолкователями их вещаний, так что выходит, что иные лишь неким исповеданием, а мы самим делом чтим и охраняем чувства. Таково то, что мы готовим в качестве светоча, который надо возжечь и внести в природу; и это само по себе было бы достаточно, если бы человеческий разум был ровен и подобен гладкой доске (tabula rasa). Но так как умы людей настолько заполнены, что совершенно отсутствует гладкая и удобная почва для восприятия подлинных лучей вещей, то возникает необходимость подумать об изыскании средства и против этого. Идолы же, которыми одержим дух, бывают либо приобретенными, либо врожденными. Приобретенные вселились в умы людей либо из мнений и учений философов, либо из превратных законов доказательств. Врожденные же присущи природе самого разума, который оказывается гораздо более склонным к заблуждениям, чем чувства. …

 Итак, наше учение об очищении разума, для того чтобы он был способен к истине, заключается в трех изобличениях: изобличении философий, изобличении доказательств и изобличении прирожденного человеческого разума. …

  Таким образом, вся надежда на больший рост и движение вперед заключена в некоем Восстановлении наук. Начало его надо почерпнуть в естественной истории; но и сама она должна быть нового рода и состава. Ведь бесполезно было бы полировать зеркало, если бы отсутствовали предметы изображения; и, конечно, необходимо приготовить для разума подходящий материал, а не только дать ему верные средства помощи. Отличается же наша история (как и наша логика) от ныне существующей весьма многим: целью или задачами, самим содержанием и составом, далее, тонкостью, наконец, отбором и расположением, учитывающим дальнейшее…

 Однако делу столь трудному и рискованному необходимо еще предпослать кое-что, отчасти для поучения, отчасти ради непосредственных применений. Первое здесь — это дать примеры исследования и открытия согласно нашему правилу и методу, представленные на некоторых предметах, избирая преимущественно такие предметы, которые и представляли бы наибольшую важность среди всего, что подлежит исследованию, и были бы наиболее отличны друг от друга, чтобы ни в одной области не отсутствовал пример….

 Ибо человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько охватил в порядке природы делом или размышлением; и свыше этого он не знает и не может. Никакие силы не могут разорвать или раздробить цепь причин; и природа побеждается только подчинением ей. Итак, два человеческих стремления — к знанию и могуществу — поистине совпадают в одном и том же; и неудача в практике более всего происходит от незнания причин. Таково положение вещей, если кто, не отводя от вещей умственного взора, воспримет их образы такими, каковы они на деле. …

Бэкон Ф. Великое восстановление наук // Сочинения в 2-х т.- Т.1.- С.73-79

Вопросы для размышлений

1. Каковы достоинства и недостатки индуктивного метода познания?

2. Почему же восприятия по себе не могут быть основой достоверного знания?

3.  Может ли разум человека быть «чистой доской» (tabula rasa)?

4. Каковы истоки заблуждений (идолов) разума?

 

Декарт Р. (1596-1650), французский философ, математик, физик и физиолог. В учении о познании был на позициях рационализма. Разработал основы дедуктивного метода познания.

И подобно тому как обилие законов нередко дает повод к оправданию пороков и государство лучше управляется, если законов немного, но они строго соблюдаются, так и вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, лишь бы только я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого отступления.

Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению.

Второе – делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье – располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

И последнее – делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено. …

И действительно, смею сказать, что точное соблюдение немногих избранных мною правил позволило мне так легко разрешить все вопросы, которыми занимаются эти две науки, что, начав с простейших и наиболее общих и пользуясь каждой найденной истиной для нахождения новых, я через два или три месяца изучения не только справился со многими вопросами, казавшимися мне прежде трудными, но и пришел к тому, что под конец мог, как мне казалось, определять, какими средствами и в каких пределах возможно решать даже неизвестные мне задачи. …

 Но что больше всего удовлетворяло меня в этом методе – это уверенность в том, что с его помощью я во всем пользовался собственным разумом если не в совершенстве, то, по крайней мере, как мог лучше. Кроме того, пользуясь им, я чувствовал, что мой ум мало-помалу привыкает представлять предметы яснее и отчетливее, хотя свой метод я не связывал еще ни с каким определенным вопросом, я рассчитывал столь же успешно применять его к трудностям других наук, как это сделал в алгебре. …

Наконец, начиная перестройку помещения, в котором живешь, мало сломать старое, запастись материалами и архитекторами или самому приобрести навыки в архитектуре и, кроме того, тщательно наметить план – необходимо предусмотреть другое помещение, где можно было бы с удобством поселиться во время работ; точно так же, чтобы не быть нерешительным в действиях, пока разум обязывал меня к нерешительности в суждениях, и чтобы иметь возможность прожить это время как можно более счастливо, я составил себе наперед некоторые правила морали – три или четыре максимы, которые охотно вам изложу…

Во-первых, повиноваться законам и обычаям моей страны. …

Моим вторым правилом было оставаться настолько твердым и решительным в своих действиях, насколько это было в моих силах, и с не меньшим постоянством следовать даже самым сомнительным мнениям, если я принял их за вполне правильные. …

Третьим моим правилом было всегда стремиться побеждать скорее себя, чем судьбу (fortunе), изменять свои желания, а не порядок мира и вообще привыкнуть к мысли, что в полной нашей власти находятся только наши мысли и что после того, как мы сделали все возможное с окружающими нас предметами, то, что нам не удалось, следует рассматривать как нечто абсолютно невозможное….

 Признаюсь, что требуется продолжительное упражнение и зачастую повторное размышление, чтобы привыкнуть смотреть на вещи под таким углом. В этом, я думаю, главным образом состояла тайна тех философов, которые некогда умели поставить себя вне власти судьбы и, несмотря на страдания и бедность, соперничать в блаженстве со своими богами. Постоянно рассматривая пределы, предписанные им природой, они пришли к полнейшему убеждению, что в их власти находятся только собственные мысли, и одного этого было достаточно, чтобы помешать им стремиться к чему-то другому; над мыслями же они владычествовали так неограниченно, что имели основание почитать себя богаче, могущественное, свободнее и счастливее, чем люди, не имеющие такой философии и никогда не обладающие всем, чего они желают, несмотря на то что им благоприятствуют и природа и счастье …

Не знаю даже, должен ли я говорить о первых размышлениях, которые у меня там возникли. Они носят столь метафизический характер и столь необычны, что, может быть, не всем понравятся. Однако, чтобы можно было судить, насколько прочны принятые мною основания, я некоторым образом принужден говорить о них. С давних пор я заметил, что в вопросах нравственности иногда необходимо мнениям, заведомо сомнительным, следовать так, как если бы они были бесспорны. Об этом уже было сказано выше.

Но так как в это время я желал заняться исключительно разысканием истины, то считал, что должен поступить совсем наоборот, т. е. отбросить как безусловно ложное все, в чем мог вообразить малейший повод к сомнению, и посмотреть, не останется ли после этого в моих воззрениях чего-либо уже вполне несомненного. Таким образом, поскольку чувства нас иногда обманывают, я счел нужным допустить, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, какой она нам представляется; и поскольку есть люди, которые ошибаются даже в простейших вопросах геометрии и допускают в них паралогизмы, то я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства. Наконец, принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился представить себе, что все когда-либо приходившее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов. Но я тотчас обратил внимание на то, что и это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина Я мыслю, следовательно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии …

Декарт Р. Рассуждение о методе //Сочинения в 2 т. Т.1. М.: Мысль, 1989. С.250 – 296.

Вопросы для размышлений

1. Для чего человеку необходимы методы и правила познания?

2. В чем состоит дедуктивный смысл правил метода Р. Декарта?

3. Возможно ли применение правил метода Р. Декарта в морали? Сделать выводы и найти их обоснование.

4. Каким образом Р.Декарт сделал переход от сомнения к утверждению «cogito ergo sum»?

Из опыта дискуссий эмпиризма и рационализма в первой половине XX в. появилась гипотетико-дедуктивная модель научного познания. Идеи этой модели формировались в рамках критического рационализма К. Поппера. Методологический смысл этой модели адекватно выражен в учебном пособии «Философия и методология науки» под редакцией Купцова В. И.

Складывалось следующее представление о процессе научного познания.

— Ученый выдвигает гипотетическое обобщение, из него дедуктивно выводятся различного рода следствия, которые затем сопоставляются с эмпирическими данными.

— Те гипотезы, которые противоречат опытным данным, отбрасываются, а подтвержденные утверждаются в качестве научного знания.

— Эмпирическое содержание любого обобщения и определяет его подлинный смысл.

— Теоретическое утверждение, чтобы быть научным, обязательно должно иметь возможность соотноситься с опытом и подтверждаться им. …

 К. Поппер обратил внимание на то, что процедуры подтверждения и опровержения имеют совершенно различный познавательный статус.

Никакое количество наблюдаемых белых лебедей не является достаточным основанием для установления истинности утверждения «все лебеди белые». Вместе с тем достаточно увидеть одного лебедя, чтобы признать это утверждение ложным. Эта асимметрия, как показывает К. Поппер, имеет решающее значение для понимания процесса научного познания.

Основные свои идеи, связанные с пониманием статуса опровержения в оценке научных гипотез, он изложил следующим образом:

«(1) Легко получить подтверждения, или верификации, почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений.

(2) Подтверждения должны приниматься во внимание только в том случае, если они являются результатом рискованных предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомленными о некоторой теории, ожидали бы события, несовместимого с этой теорией, — события опровергающего данную теорию.

(3) Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше.

(4) Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок.

(5) Каждая настоящая проверка теории является попыткой ее фальсифицировать, то есть опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость; при этом существуют степени проверяемости: одни теории более проверяемы, в большей степени опровержимы, чем другие; такие теории подвержены, так сказать, большему риску.

(6) Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в расчет за исключением тех случаев, когда оно является результатом подлинной проверки теории. Это означает, что его следует понимать как результат серьезной, но безуспешной попытки фальсифицировать теорию. (Теперь в таких случаях я говорю о «подкрепляющем свидетельстве».)

(7) Некоторые подлинно проверяемые теории после того, как обнаружена их ложность, все-таки поддерживаются их сторонниками, например, с помощью введения таких вспомогательных допущений ad hoc или с помощью такой переинтерпретации ad hoc теории, которые избавляют ее от опровержения. Такая процедура всегда возможна, но она спасает теорию от опровержения только ценой уничтожения или по крайней мере уменьшения ее научного статуса. …».)

Все сказанное можно суммировать в следующем утверждении: критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, или проверяемость».

Позиция К. Поппера достаточно ясна. Она не требует комментариев.

Философия и методология науки / Под ред.
В.И. Купцова. — М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 187-188

Вопросы для размышлений

1. Выделить логические этапы гипотетико – дедуктивного пути построения теории.

2. В чем состоит познавательное различие процедур подтверждения и опровержения?

3. В чем смысл роль принципа фальсификации?

 

В ХХ веке в теории познания сложилось направление «эволюционная теории познания» (эволюционная эпистемология). Базисные основы создавались усилиями К. Поппера (1902 - 1994) и др.

Я не собираюсь начинать с вопроса «Что такое знание? » и тем более «Что означает знание? ». Вместо этого я возьму за исходный пункт очень простое — и даже почти тривиальное — высказывание о том, что животные могут что-то знать, что они могут иметь знание. Например, собака может знать, что ее хозяин возвращается домой по рабочим дням около шести часов вечера, и ее поведение может дать ее «друзьям» понятные им указания на то, что она ожидает возвращения хозяина к этому времени. Я покажу, что при всей своей тривиальности высказывание, что животные могут что-то знать, полностью революционизирует ту теорию познания, которая все еще широко преподается. …

 Эта гипотеза ни в коем случае не предполагает, что животные осознают свое знание, и поэтому она обращает наше внимание на то, что мы часто имеем знания, которых не осознаем. …

Теперь я постараюсь дать вам список 19 интересных выводов, к которым мы можем прийти. …

 1. Знание часто имеет характер ожидания (expectation). …

2. Ожидания часто имеют характер гипотез — предположительного, или гипотетического, знания. …

 3. Большая часть знаний, как у людей, так и у животных, являются гипотетическими, или предположительными, особенно тот распространенный вид знаний, который мы только что описали как имеющий характер ожиданий. …

4. Невзирая на их недостоверность, на их гипотетический характер, большая часть наших знаний оказывается объективно истинной — они соответствуют объективным фактам. В противном случае мы вряд ли бы выжили как вид.

5. Поэтому мы должны ясно отличать истинность ожидания или гипотезы от их достоверности, и соответственно различать два понятия: понятие истинности и понятие достоверности (certainty) или, иначе говоря, истину и достоверную истину. Примером последней может служить математически доказуемая истина.

6. Во многих из наших знаний есть много истины, но мало достоверности. Мы должны подходить к нашим гипотезам критически. Мы должны проверять их как можно придирчивей, чтобы выяснить, нельзя ли все-таки показать их ложность.

7. Истинность объективна: она есть соответствие фактам.

8. Достоверность редко бывает объективной. …

9. Только ли животные могут знать? А почему не растения? Очевидно, что в биологическом и эволюционном смысле, в каком я говорил о знании, не только животные и люди имеют ожидания, а, следовательно, знания (хотя часто и неосознанные), но и растения и вообще все организмы.

10. Деревья знают, что они могут найти столь нужную им воду, проталкивая свои корни во все более глубокие слои почвы, и они (или те из них, что повыше) знают, как расти вертикально вверх. …

11. Яблоко, роняющее свои плоды или листья, может служить прекрасным примером для одного из центральных пунктов нашего исследования. Дерево приспособлено к смене времен года. Структура встроенных в него биохимических процессов заставляет их идти в ногу с этими закономерными долговременными изменениями в окружающей среде…

 12. Разница между приспособлением к закономерным и долгосрочным условиям окружающей среды или (неосознанным) знанием о таких условиях, например, о гравитации или цикле времен года, с одной стороны, и приспособлением к среде или знанием о краткосрочных событиях в этой среде, с другой стороны, представляет очень большой интерес. …

 13. К пасущейся стае диких гусей подкрадывается лиса. Один из гусей видит лису и поднимает тревогу. Ситуация такого рода — это краткосрочное событие, когда глаза животного могут спасти ему жизнь. …

 14. Такое приспособление имеет характер долгосрочного знания об окружающей среде. И стоит лишь немного подумать, чтобы стало ясно, что без такого приспособления, без такого рода знания о закономерных регулярностях органы чувств, такие как глаза, были бы бесполезны. …

15. Философы и даже ученые часто считают, что все наше знание проистекает из наших чувств, из «чувственных данных», которые нам доставляют наши чувства. Они, как например знаменитый теоретик познания Рудольф Карнап, полагают, что вопрос «Откуда вы знаете? » во всех случаях эквивалентен вопросу «Какие наблюдения дают вам право это утверждать? ». Однако с биологической точки зрения такого рода подход — колоссальная ошибка, ибо для того, чтобы наши чувства могли что-либо нам сказать, у нас должны быть предварительные знания. Для того, чтобы быть способным увидеть какую-то вещь, мы должны знать, что такое «вещи»: что их можно локализовать в пространстве, что некоторые из них могут двигаться, тогда как другие не могут, что некоторые из них имеют для нас непосредственное значение и потому могут быть замечены и будут замечены, в то время как другие, менее важные, никогда не достигнут нашего сознания — они могут даже не быть бессознательно замечены, а просто скользнут по нашему сознанию, не оставив никакого следа на нашем биологическом аппарате. …

16. Надеюсь, что я смог дать вам некоторое представление о важности различения между долгосрочным и краткосрочным приспособлением, долгосрочным и краткосрочным знанием и о фундаментальности долгосрочного знания — о том, что оно всегда должно предшествовать краткосрочному знанию, или знанию, получаемому из наблюдения, и о невозможности получить долгосрочное знание только из краткосрочного. …

 И вот мы подошли к решающему и, может быть, самому общему утверждению, справедливому для всех организмов, включая человека, хотя оно может и не охватывать все формы человеческого знания.

17. Все приспособления или адаптации к регулярностям внешнего или внутреннего характера, к долгосрочным ситуациям и к краткосрочным ситуациям, суть некоторые виды знания — виды знания, о большой важности которых говорит эволюционная биология. Возможно, существуют некоторые формы человеческого знания, не являющиеся — по крайней мере, не являющиеся очевидным образом — формами приспособления или попытками приспособиться. Однако, грубо говоря, почти все формы знания некоторого организма, от одноклеточной амебы до Альберта Эйнштейна, служат организму для приспособления его к выполнению задач, актуальных для него в данный момент времени или же задач, которые могут встать перед ним в будущем.

18. Жизнь может существовать и может сохраняться, только если она в какой-то мере приспособлена к своему окружению. …

19. Таким образом, можно сказать, что происхождение и эволюция знания совпадают с происхождением и эволюцией жизни и тесно связаны с происхождением и эволюцией нашей планеты Земля. Эволюционная теория связывает знание — а с ним и нас самих — с космосом; таким образом проблема знания становится проблемой космологии.

На этом я кончу мой список выводов, которые можно сделать из утверждения, что животные могут иметь знание. …

Теперь я попытаюсь перечислить некоторые выводы, которые можно получить для теории познания из всего, что только что было сказано.

Основной урок можно сформулировать, быть может с некоторым преувеличением, так: даже у самых примитивных организмов и даже в самых простейших случаях наличия чувствительности все зависит от самого организма — от его структуры, состояния, активности. И даже если мы на время ограничим наше рассмотрение проблемой получения знаний об окружающей среде с использованием чувствительности организма к состоянию среды в данный момент — даже тогда все зависит от собственного состояния организма, его долгосрочной структуры, его готовности решать свои проблемы, его состояния активности. …

Итак, все наше знание гипотетично. Это — приспособление к не вполне известной нам окружающей среде. Оно часто успешно, а часто неуспешно, оно есть результат предварительных проб и неизбежных ошибок и устранения ошибок. Некоторые из ошибок, включенных в наследуемую конституцию организма, устраняются путем устранения их носителя, то есть индивидуального организма. Однако некоторым ошибкам удается избежать устранения, и в этом одна из причин того, что все мы погрешимы: наше приспособление к окружающей среде никогда не оптимально и всегда несовершенно. Лягушка a priori устроена так, что может видеть свою жертву — муху — только когда та движется. Если же муха сидит неподвижно, лягушка ее не видит даже на очень близком расстоянии — аффектация лягушки несовершенна.

Леди и джентльмены, я — один из тех, кто любит науку и считает, что она есть просвещенный здравый смысл. При этом я даже думаю, что она немногим более, нежели здравый смысл бактерий! Этот взгляд, несомненно, противоречит здравому смыслу, однако я, надеюсь, показал в этой лекции, что он не противоречит просвещенному здравому смыслу. Мне кажется, что я опроверг классический эмпиризм — «бадейную» теорию познания (bucket theory of mind), согласно которой мы получаем знания, просто открывая глаза и позволяя даруемым органами чувств или господом Богом «данным» вливаться в мозг, поглощающий их. …

Из новых ценностей, изобретенных нами, две кажутся мне самыми важными для развития знания: самокритичность (self-critical attitude) и истинность. Мы всегда должны учиться соответствовать требованиям первой и добиваться от своих теорий соответствия требованиям второй.

Первая из этих ценностей — самокритичность — входит в мир с объективными продуктами жизни, такими как паутина, птичьи гнезда и бобровые плотины — продуктами, которые можно починить или усовершенствовать. Возникновение самокритичности означает начало чего-то еще более важного — критического подхода (critical approach), который является критическим во имя объективной истины. (Я надеюсь, что именно критический подход вдохновил основателей Лондонской школы экономики выбрать своим гербом бобра, поправляющего плотину.)

Обе эти ценности — критический подход и объективная истина — входят в наш мир только вместе с человеческим языком, первым и самым важным продуктом человеческого разума. Язык дает возможность рассматривать наши теории критически — смотреть на них так, как будто это внешние объекты, как будто они принадлежат миру вне нас, который мы делим с другими. Теории становятся объектами критики подобно бобровым плотинам. И мы можем пытаться подправить их в свете важнейшей из наших ценностей: соответствия фактам — истинности.

Поппер К. К эволюционной теории познания // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук. – М.: Эдиториал УРСС, 2000.- 464 С. 195-209.

Вопросы для размышлений

1. Утверждение о том, что «животные могут что-то знать» имеет гипотетическое или реальное основание? В ответе предполагается обоснование.

2. В чем выражается различие между истинностью и достоверностью содержания знания?

3. По своим формам знание человека и животных различаются. Покажите эти различия по формам (видам) выражения знания и по целям их использования.

4. Результат познания зависит от состояния организма. Какой довод приводит автор для опровержения bucket theory of mind?

5. В чем автор видит смысл базовых ценностей познания?

 

В отечественной философии науки проблемы познавательной активности человека и животных исследует Юлов В.Ф. , д.ф.н., профессор кафедры философии Вятского государственного гуманитарного университета.

К настоящему времени обрела актуальность новая философская тема – создание широкой и интегративной теории познания. Она должна охватить все четыре существующих типа познания: познание животных, человеческое практическое познание, духовный поиск (мировоззрение) и науку….

Современные теории познания разрозненны, им не хватает сквозного и всеобщего единства. Идеалом любой теории является рациональная связность и единство ее частей. Этому ведущему требованию современная гносеология не отвечает, ибо в лучшем случае существуют концепции отдельных типов познания. Наибольший объем рефлексивных источников имеют наука и мировоззрение, значительно им уступают познание животных и практическое познание. Однако и тут анализ частных видов и форм превалирует над мыслительным синтезом. Если речь идет о науке, то доминирует выбор отдельных дисциплин, на этом фоне общая картина науки выглядит весьма скромно. Такое же положение существует и относительно изучения мировоззренческого поиска. В центре внимания находятся его отдельные формы: миф, религия, искусство, философия. Аналогично обстоит дело с остальными типами познания. Конечно, аналитическая стадия нужна и необходима, однако рано или поздно за анализом должен следовать синтез, и это обязательно для философской рефлексии. Системное единство любому разнообразию частей способны придать исходные принципы, имеющие достаточно общий характер. Самым эффективным способом является конституирование универсальных принципов и схем, сквозных для всех четырех типов. Все это позволит выстроить единую модель и на её основе создать интегральную гносеологию, где все типы познания окажутся взаимосвязанными…

Принцип эволюционно-познавательного единства животных и человека. Важное место данного принципа очевидно, он очерчивает глобальные границы познания: познание существует там, где есть жизнь. Главное достоинство эволюционных эпистемологий состоит в осмыслении эволюционной связи между животным миром и человеком…

Жизнь как таковая чрезвычайно сложна и разнообразна. Чтобы разобраться в этом калейдоскопе, нужно предварительно его упростить и выделить основные элементы. Для этого требуется анализ как последовательное расчленение целого на части. Главная цель такого приема − нахождение главных познавательных уровней жизни. Будем исходить из того, что эти уровни образуют иерархию относительно простых и относительно сложных пластов: телесного, чувственного, когнитивного. Важно в каждом из них выявить свои специфические подуровни, которые образуют структурное содержание того или иного уровня….

Поскольку наше исследование признаёт единство бытия и познания, для его определенности необходимо сформулировать онтологические принципы взаимодействия уровней организации познавательного агента.

1. Познавательный агент представляет собой иерархию низших и высоких уровней, которые отличаются друг от друга качественно, то есть структурно и функционально.

2. Низшие уровни жизни породили более высокие ступени лишь в течение больших периодов эволюционного времени. Такое творчество происходит путем образования многих случайных вариаций, их естественного отбора и формирования нисходящей и восходящей ветвей эволюционного развития.

3. В масштабах онтогенеза низшие и высшие уровни способны лишь обеспечивать взаимное существование, составляющее содержание нормального бытия: а) все низшие структуры являются необходимым комплексным условием бытия всего высшего, которое не определяет содержание последнего и лишь поддерживает всем нужным его функционирование; б) нормальное существование высшего уровня обусловливается всей «вертикалью» низших пластов, что исключает частичное действие какой-то одной низшей структуры; в) если низшее обеспечивает веществом и энергией высшее, запускает и выключает его активность, то высшее способно лишь усиливать или ослаблять интенсивность действия низшего. …

Юлов В.Ф. Интегративная теория познания: Научная монография. М., 2014. 348 с. С.9-13.

Вопросы для размышлений

1.В чем заключается синтетический смысл интегративной теории познания.

2.В чем состоит эволюционный смысл единства жизни и познания?

3.Что дает признание принципа связи познания животных и человека для формирования мировоззрения специалистов сельского хозяйства?

 

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: