Политико–правовое учение Ф. Ницше

Фридрих Вильгельм Ницше (1844–1900) – одна из значительных фигур в истории философской и политико–правовой мысли. Вопросы политики, государства и права освещаются, в частности, в таких его работах, как «Греческое государство», «Воля к власти», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Происхождение морали» и др.

Государство, право, законодательство, политика представляют собой, по концепции Ницше, служебные орудия, средства, инструментарий культуры, которая, в свою очередь, есть проявление, обнаружение и образование космической по своим масштабам борьбы сил и воль. «Восторжествовавшее понятие «сила», с помощью которого наши физики создали Бога и мир, – писал он, – требует, однако, дополнения: в него должна быть внесена некоторая внутренняя воля, которую я называю «волей к власти», т.е. ненасытное стремление к проявлению власти или применение власти, пользование властью как творческий инстинкт и т.д.».

Воля к накоплению силы и увеличению власти трактуется им как специфическое свойство всех явлений, в том числе социальных и политико–правовых. Причем воля к власти – это повсеместно самая примитивная форма аффекта, а именно – «аффект команды». В свете этого все учение Ницше предстает как морфология воли к власти.

Перечисляя свои «принципиальные нововведения», Ницше, в частности, отмечал: «На место «моральных ценностей» – исключительно натуралистические ценности. Натурализация морали. Вместо «социологии» – учение о формах и образцах господства. Вместо «общества» – культурный комплекс – как предмет моего главного интереса (как бы некоторое целое, соотносительное в своих частях). Вместо «теории познания» – перспективное учение об аффектах (для чего необходима иерархия аффектов...). Вместо «метафизики» и религии – учение о вечном возвращении (в качестве средства воспитания и отбора)».

Представления о прогрессивном характере развития он считал ошибочными.

Ценность, согласно Ницше, – это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии себе усвоить. Человечество же лишь средство, но не цель. Именно немногочисленные великие личности (типа Цезаря, Наполеона), несмотря на кратковременность их существования и непередаваемость их качеств по наследству, и являются, по Ницше, единственным смыслом, целью и оправданием происходящего и всей борьбы различных воль за власть.

Всю социально–политическую историю Ницше характеризует как борьбу двух воль к власти – воли сильных (высших видов, аристократических господ) и воли слабых (массы, рабов, толпы, стада).

Аристократическая воля к власти, по Ницше, это инстинкт подъема, воля к жизни; рабская воля к власти – инстинкт упадка, воля к смерти, к ничему. Высокая культура аристократична, господство же «толпы» ведет к вырождению культуры, к декадансу. Мораль – орудие рабов против господ, нравственные суждения и установления слабых против сильных, оправдание господства стада над высшими видами. История человечества нескольких последних тысячелетий (от господства древней аристократии до современности) расценивается Ницше как процесс постепенного вырождения здоровых жизненных начал, как в конечном счете победа многочисленной массы слабых и угнетенных над немногочисленной аристократией сильных.

Но то, что уже раз было в прошлом, возможно и в будущем – такова идея вечного возвращения. И в поисках образца для строя новой аристократии Ницше обращается к истории господства древней аристократии (в Индии, Греции и т.д.), превращая свою трактовку прошлого в социально–политическую программу планируемого им вечного возвращения.

С различными вариациями Ницше повторял ведущую идею своей аристократической концепции: высокая культура и развитие высших видов людей нуждаются в рабстве, в подневольном труде громадного большинства для освобождения немногочисленного привилегированного класса от физического труда и нужд борьбы за существование.

Отвергая различные концепции происхождения и роли государства, Ницше считал, что государство является средством возникновения и продолжения того насильственного социального процесса, в ходе которого происходит рождение привилегированного культурного человека, господствующего над остальной массой. «Как бы ни было сильно в отдельном человеке стремление к общению, – писал он, – только железные тиски государства могут сплотить друг с другом большие массы настолько, чтобы могло начаться то химическое разложение общества и образование его новой пирамидальной надстройки».

Придерживаясь глобальной перспективы аристократического эстетизма, Ницше дает принципиальное предпочтение культуре и гению перед государством и политикой – там, где такое различение, расхождение и столкновение имеет, по его мнению, место. Он – убежденный приверженец аристократической культуры, возможной лишь в условиях господства немногих и рабства остальных, он – элитист, но не государственник, не этатист. Он положительно отзывается о государстве и политике и даже восхваляет их лишь постольку, поскольку они надлежаще исполняют свою роль в качестве подходящих орудий и средств на службе у аристократической культуры и гения.

Цель человечества, по Ницше, состоит в его совершеннейших экземплярах, возникновение которых возможно в обстановке высокой культуры, но никак не в совершенном государстве и поглощенности политикой – последние ослабляют человечество и препятствуют появлению гения. Гений, борясь за сохранение своего типа, должен препятствовать учреждению совершенного государства, которое могло бы обеспечить всеобщее благополучие лишь ценой потери насильственного характера жизни и продуцирования вялых личностей. «Государство, – писал Ницше, – есть мудрая организация для взаимной защиты личностей; если чрезмерно усовершенствовать его, то под конец личность будет им ослаблена и даже уничтожена, – т.е. будет в корне разрушена первоначальная цель государства».

Антагонизму между культурой и государством Ницше придает принципиальное значение. Именно в таком контексте аристократического эстетизма и следует воспринимать довольно частые у Ницше критические выпады против государства и политики, против их ущербных для высокой культуры чрезмерностей и пагубных крайностей.

Восхваляя аристократический кастовый строй времен законов Ману, Ницше стремился к биологическому обоснованию кастовых идеалов. В каждом «здоровом» обществе, полагал он, имеются три различных, но взаимотяготеющих физиологических типа со своей собственной «гигиеной» и сферой приложения:

1) гениальные люди – немногие; 2) исполнители идей гениев, их правая рука и лучшие ученики – стражи права, порядка и безопасности (царь, воины, судьи и другие блюстители закона);

3) прочая масса посредственных людей. «Порядок каст, ранговый порядок, – утверждал он, – лишь формулирует высший закон самой жизни; разобщение трех типов нужно для поддержания общества, для того, чтобы сделать возможными высшие и наивысшие типы».

Устойчивость высокой культуры и содействующего ей типа государства, по утверждению Ницше, ценнее свободы.

Ницше различает два основных типа государственности – аристократический и демократический. Аристократические государства он называет теплицами для высокой культуры и сильной породы людей. Демократия характеризуется им как упадочная форма государства. В качестве «самой величественной формы организации» характеризует Ницше Римскую империю. Высоко оценивает он и императорскую Россию. Лишь при наличии антилиберальных, антидемократических инстинктов и императивов, аристократической воли к авторитету, к традиции, к ответственности на столетия вперед, к солидарности цепи поколений возможно существование подлинных государственных образований типа Римской империи или России – «единственной державы, которая ныне является прочной, которая может ждать, которая еще может нечто обещать, – России, противопонятию жалкому европейскому мелковладельчеству и нервозности, вступившим в критический период с основанием германской империи».

Ницше – непримиримый противник идей народного суверенитета, реализация которых ведет, по его оценке, к потрясению основ и падению государства, устранению противоположности между «частным» и «публичным».

Отмечая тенденцию падения роли государства и допуская в принципе исчезновение государства в отдаленной исторической перспективе, Ницше считал, что «менее всего наступит хаос, а скорее еще более целесообразное учреждение, чем государство, одержит победу над государством». Вместе с тем Ницше отвергал активное содействие падению государства и надеялся, что государство устоит еще на долгое время.

Проповедь ницшевского Заратустры о сверхчеловеке, внешне порою имеющая анархическое звучание, по существу направлена против либеральных и демократических концепций морали, культуры, общества и государства. Современность, по представлениям Ницше, принадлежит черни, поэтому всесторонняя критика современности (в том числе – современного ему государства и права, власти и политики), пересмотр всех существовавших ценностей, новое воспитание человечества рассматривались им в качестве необходимого момента движения к грядущему строю новой аристократии. Критика Нищие, таким образом, велась с радикально аристократических позиций.

Все неаристократическое в политической жизни современности оказывается в оценке Ницше упадочным, либеральнодемократическим. Даже германскую империю Бисмарковой конструкции он расценивал в качестве либерально–демократической государственности. Устами Заратустры Ницше отвергал современное ему государство – этот «новый кумир» толпы. «Государством, – поучал он, – называется самое холодное из всех холодных чудовищ. Оно холодно лжет, и ложь ползет из уст его. Смешение добра и зла на всех языках – это знамение даю я вам как знамение государства. Поистине волю к смерти означает его знамение! »

Характеризуя государство как «смерть народов», учреждение только для «лишних людей», ницшевский Заратустра призывает своих слушателей освободиться от идолопоклонства «лишних людей» – почитания государства. «Там, где оканчивается государство, начинается впервые человек, который не есть лишний: там начинается песнь тех, кто необходим, мелодия единожды существующая и невозвратная. Туда, где оканчивается государство, туда смотрите, братья мои! Разве вы не видите радужное небо и мост, ведущий к сверхчеловеку? » – так говорил Заратустра».

Смысл этого заратустровского антиэтатизма, очевидно, состоит в потере надежд на современное государство как на союзника новой аристократической культуры, поскольку оно, по оценке Ницше, оказалось в руках худших, плебейского большинства.

Образцом совершенной политики, по его оценкам, является макиавеллизм. Переворачивая наизнанку все ценности в сфере культуры, государства, политики и морали, Ницше стремился к тому, чтобы стандарты макиавеллистской политики, уже освобожденной от морали, вновь внедрить в сферу моральных оценок и ориентации – в виде принципов «великой политики добродетели».

Ницше развивает аристократическую концепцию права.

Право, по Ницше, нечто вторичное, производное от воли к власти, ее рефлекс. С этих позиций он атакует различные версии исторически прогрессивной интерпретации естественноправовой доктрины, отвергает идеи свободы и равенства в человеческих отношениях, обосновывает правомерность привилегий, преимуществ и неравенства.

Неравенство прав Ницше рассматривал как условие того, что права вообще существуют. Право есть преимущество. Каждый вид бытия имеет свое преимущество. «Неправота, – утверждал он, – никогда не заключается в неравных правах, она заключается в притязании на «равные» права». Справедливость, по Ницше, состоит в том, что люди не равны, и правовая справедливость, таким образом, исходит из принципа неравенства правовых притязаний различных индивидов – в зависимости от того, относятся ли они к сильным, аристократическим верхам или представляют собой ординарные «нули» толпы, смысл и предназначение которой– в служении «вождям» и «пастырям» стада. Человек сам по себе, взятый вне контекста его служения верхам, не обладает ни правами, ни достоинствами, ни обязанностями.

Право, по Ницше, результат войны и победы. Он солидаризируется с «правовьм инстинктом» древних: «Победителю принадлежит побежденный с женой, детьми, всем имуществом. Сила дает первое право, и нет права, которое в своей основе не являлось бы присвоением, узурпацией, насилием».

Отвергая прочие трактовки естественного права, Ницше вместе с тем стремится выдать именно свои представления о праве войны и победителя, аристократически–кастовом правопорядке и т.д. за подлинное естественное право.

С позиций такого правопонимания он отмечает, что, подобно праву необходимой обороны, следует признать и право необходимой агрессии. Право победителя в войне тем самым резюмирует борьбу различных воль к власти и служит основой аристократического правопорядка.

Если по своим истокам право есть право войны, то устоявшееся право, право в обстановке сформировавшегося правопорядка фиксирует результаты войны различных воль к власти и, следовательно, предполагает некое соглашение, некоторый договор борющихся сил. «Без договора, – писал Ницше, – нет права». В этом смысле право характеризуется им как признанная и засвидетельствованная власть. К договору о праве (правах и долге) и его соблюдению ведут соображения разума, страха и осторожности. В соответствии с договорным правом наш долг – это права других на нас, а наши права – та доля нашей силы, которую другие не только признали, но и охраняют.

Ницше воспевает аристократические правовые институты греков героического времени, восхищается «арийской гуманностью» законоположений Ману, авторитетом закона кастового строя. «Кастовый таоряоок, высший доминирующий закон, – писал он, – есть лишь санкция естественного порядка, естественной законности первого ранга, над которой не имеет власти никакой произвол, никакая «современная идея»«.

Отход от аристократических стандартов также и в сфере права квалифицируется им как декаданс и нигилизм, вырождение «здоровых» правовых инстинктов в стадные. Современные ему либеральные и демократические идеи, установления и законы он резко критиковал как «стадное законодательство», рассчитанное на средний сорт людей и направленное против исключений.

С позиций аристократической переоценки всех ценностей и поиска путей к будущему строю новой аристократии Ницше отвергал политику современных ему европейских государств как мелкую политику взаимной вражды и розни европейцев. К разряду этой национально ограниченной мелкотравчатой политики Ницше причислял и бисмарковскую политику, которой одно время (в начале 70–х гг.) он сам увлекался. Скептически и иронически относясь первоначально к идее «большой политики», Ницше в дальнейшем пользовался этим понятием как для критики современного ему политического состояния, так и для освещения политических контуров грядущего будущего – политики в XX в.

Время мелкой политики, пророчествовал Ницше, прошло: следующее, двадцатое столетие будет временем большой политики – борьбы за мировое господство, невиданных ранее войн. Вокруг понятия политики будет развязана духовная война, и все покоящиеся на лжи политические образования старого общества будут взорваны. Открыто связывая такую судьбу грядущего со своим именем, Ницше считал, что именно с него начинается большая политика.

Обосновывая свои представления о будущем, Ницше полагал, что, с одной стороны, демократическое движение в Европе приведет к порождению человеческого типа, приготовленного к новому рабству, и тогда появится «сильный человек» – без предрассудков, опасного и привлекательного свойства, «тиран», невольно подготовляемый европейской демократией. С другой стороны, продолжал он, Европа, раздираемая в его время ненормальной враждой своих народов, в будущем станет единой. При этом европейская проблема в целом виделась емукак «воспитание новой, управляющей Европою, касты».

Такая интерпретация тенденций развития объясняет и то решающее значение, которое Ницше постоянно придавал проблеме аристократического воспитания, пропаганде своих воззрений, и тот своеобразный наднациональный аристократический солидаризм, который он отстаивал. С этих позиций сверхнационального элитизма он критиковал национализм и национальную ограниченность, высокое самомнение европейцев в отношении к азиатам, национальное высокомерие немцев, тевтономанию, антифранцузские, антиславянские, антисемитские настроения и воззрения. Но в конечном счете он делал ставку на будущего европейца и видел в немцах именно тот народ, который, подобно евреям и римлянам в прошлом, оплодотворит грядущий «новый порядок жизни».

Ницше часто пользуется понятием «раса», толкуя его скорее как социально–политическую, нежели национально–этническую характеристику; сильная раса – это, по существу, особая порода властвующих, аристократические господа, слабая раса – жизненно слабые, угнетенные и подневольные.

В контексте вечной борьбы различных воль к власти, насильственного характера самой жизни Ницше развивал и свои взгляды на войну. При этом он нередко, подобно Гераклиту, называл войной всякую борьбу в потоке становления. В таком по преимуществу философско–мировоззренческом аспекте Ницше восхвалял войну и отвергал мир. «Собратья по войне! – обращается ницшевский Заратустра к своим слушателям. – Любите мир как средство к новым войнам. И притом короткий мир – больше, чем долгий... Вы говорите, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю, что благо войны освящает всякую цель. Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему».

Метафизически оправдывая войну, Ницше связывал с ней свои надежды на новую высокую культуру. «...Война для государства такая же необходимость, как раб для общества». Именно поэтому он расценивал войну и военное сословие как прообраз государства.

Как реально–политическое явление войну Ницше освещал, исходя из тех же критериев, что и при трактовке государства и политики вообще. Он за войну на службе у аристократической культуры, а не за культуру на службе у войны. «Против войны, – писал он, – можно сказать: она делает победителя глупым, побежденного – злобным. В пользу же войны можно сказать: в обоих этих действиях она варваризирует людей и тем делает их более естественными; для культуры она есть пора зимней спячки, человек выходит из нее более сильным для добра и зла».

Ницше – убежденный антисоциалист. Вся европейская культура, по его оценке, уже с давних пор переживает кризис ценностей и движется к катастрофе. «Социализм, – писал он, – действительно является конечным выводом из «современных идей» и их скрытого анархизма».

Он отвергал революции и восстания угнетенных, расценивая их как угрозу культуре. Зло и не без проницательности Ницше предупреждал о неизбежных в грядущем революционных выступлениях масс. «Грядущему столетию, – писал он, – предстоит испытать по местам основательные «колики», и Парижская коммуна, находящая себе апологетов и защитников даже в Германии, окажется, пожалуй, только легким «несварением желудка» по сравнению с тем, что предстоит». Вместе с тем он считал, что инстинкт собственников в конечном счете возьмет верх над социализмом.

Остро критикуя социалистические идеи, Ницше полагал, что социализм даже желателен в виде эксперимента. «И в самом деле, – писал он, – мне бы хотелось, чтобы на нескольких больших примерах было показано, что в социалистическом обществе жизнь сама себя отрицает, сама подрезает свои корни». Социалисты, отмечал он, отрицают право и правосудие, индивидуальные притязания, права и преимущества и тем самым отвергают само право, так как «при общем равенстве никому не будут нужны права». В весьма черных красках изображал он и будущее законодательство при социализме. «Если бы они, – рассуждал он о социалистах, когда-нибудь стали сами предписывать законы, то можно быть уверенным, что они заковали бы себя в железные цепи и требовали бы страшной дисциплины – они знают себя! И они подчинялись бы этим законам с сознанием, что они сами предписали их».

Резкой критике подверг Ницше и подход социалистов к государству. В этой связи он отмечал, что социализм, стремясь к устранению всех существующих государств, «может рассчитывать лишь на краткое и случайное существование с помощью самого крайнего терроризма». Как бы предугадывая облик грядущего тоталитаризма, Ницше говорил об уничтожении личности при социализме, реформировании ее в целесообразный орган общественного союза, о режиме верноподданнической покорности всех граждан абсолютному государству.

Работы Ницше при его жизни не получили широкой известности. Но последующее влияние его идей подтвердило надежды мыслителя: «Только послезавтрашний день принадлежит мне. Некоторые рождаются посмертно».

Идеологи фашизма и национал–социализма объявили Ницше своим предтечей. Обходя те аспекты ницшевского учения (аристократизм, индивидуализм, открытая вражда к массам, народу, «толпе», «стаду»; критика немецкого национализма; наряду с некоторьпди выпадами против евреев также и неоднократная высокая оценка еврейской нации и т.п.), которые явно расходились с фашистской и национал–социалистической идеологией, рассчитанной на массовое движение, они акцентировали внимание на моментах общности и преемственности между ницшеанством и собственной идеологией. Ряд идей Ницше (о расе господ, новом порядке, о национальной миссии немцев, сверхчеловеке, воле к власти и т.д.) получили соответствующую интерпретацию и модификацию в духе идеологии национал–социализма.

После Второй мировой войны начался новый этап интерпретаций творчества Ницше, уяснения его подлинного места в истории философской и политико–правовой мысли.

 

 

Лекция 1. ТЕОРИИ ЭЛИТ И ТЕОРИИ ТОЛП

 

ПЛАН

1. Теория элит Г. Моска, В. Парето

2. Теории толп Г. Ле Бон, С. Московичи

 

1. Теория элит Г. Моска и В. Парето

Ее основателями были итальянские политики Г. Моска (1856 –1941) и В. Парето (1848–1923).

Согласно данной теории политика есть сфера борьбы двух противоположных классов : властвующего меньшинства (элиты) и подавляющего большинства (народ). Первые всегда малочисленны, монополизируют политическую власть, осуществляют политические функции и на этой основе становятся правящем классом. Они живут за счет управляемого класса, который составляет большинство населения и производит материальные средства, необходимые для политического организма.

Итальянский исследователь Гаэтено Моска родился 1 апреля 1858 г. в Палермо. Окончил факультет права местного университета, избирался в 1887–1899 гг. депутатом итальянского парламента. Одновременно он преподавал в Римском и Туринском университетах, занимал профессорскую ложность до 1933 г. 8 ноября Гаэтано Моска умер в Риме.

Моска расценивал идеи демократии, народовластия как утопию, несовместимую с законами общества и противные алчной и эгоистичной природе человека. Моска считал, что власть может быть властью от народа, для народа, но не может быть властью самого народа. «По отношению к власти, – утверждал Моска, – любое общество делиться на два класса : управляющий, политический и управляемый».

«Политический класс» берет на себя государственные функции и пользуется в связи с этим привилегиями. Однако привилегии носят сословный характер. Политический класс властвует над большинством благодаря обладанию рядом качеств, которые меняются в зависимости от времени и обстоятельств (военное могущество, богатство и др.), а также вследствие его организованности. Большинство не в состоянии противостоять этой силе и не способно объединиться для достижения своих целей.

Фактическое господство «правящего класса» осуществляется посредством весьма сложной системы, соединяющий в себя «профессиональные, бюрократические элементы» с институтами конституционализма и политического представительства. С ее помощью обеспечивается возможность своевременного обновления правящего класса, поддержание его компетентности, способности вести за собой управляемое большинство. Моска считал, что без обновления элиты невозможна социальная стабильность в обществе. Всякая элита имела тенденцию превращения в замкнутую, что ведет к ее вырождению. В обществе имеются силы, способные заменить правящее меньшинство на управляемое большинство.

Моска допускал три варианта динамики политического класса: « увековечение без обновления, увековечение с обновлением и чистое обновление .

Сочетание этих вариантов с двумя формами государственного управления – автократической и либеральной – дает четыре типа государства:

· аристократический – автократический;

· аристократическо – либеральны;

· демократический – автократически;

· демократическо – либеральный.

 Идеи Моски, изложенные в его главных сочинениях «Основы политической науки», оказали заметное влияние на формирование теории элит в англо–саксонских странах, особенно в США.

Вильфредо Парето родился 15 июля 1848 г. в Париже в семье итальянского маркиза, женатого на француженке. Получив математическое и инженерное образование, в течение ряда лет служил на железных дорогах Италии, а затем в сталелитейном концерне. В 1893 году Парето переехал в Швейцарию, где занял место профессора политической экономики Лозаннского университета. В 1912 году он закончил работу над главным трудом, четырехтомным « Трактатом по общей социологии «, опубликованным в 1912 г. Пришедший к власти Мусолинни сделал в 1923 году Парето сенатором. Вильфредо Парето умер в 28 августа 1923 года в своем имении.

В. Парето ввел в политическую науку термин « элита «. В своем «Трактате по общей социологии» он утверждал, что политическая жизнь есть борьба и сила, циркуляция элит. В обществе всегда правит элита . Возникновение и существование господствующей элиты В Парето объяснял главным образом психологическими свойствами людей. В основе лежат психологические, иррациональные, побудительные начала, так называемые « остатки « – стремления, инстинкты.

В. Парето выделял шесть видов «остатков»:

1) инстинкт общительности (для политика – это прежде всего потребность в признании со стороны руководимых им организации, партии, государства);

2) инстинкт комбинации (ярче всего выражен у выдающихся политических деятелей, составляет их главное профессиональное свойство);

3 ) потребность в демонстрации собственных чувств (в политике на этом основаны формы почитания в иерархических системах, ритуалы и культы, вера в вождя и т.д.);

4) стремление к постоянству агрегатов (этим обусловлена возможность длительного существования сложившихся политических институтов, конкретных политических взглядов, законных династий, традиций и пр.);

5) инстинкт целостности индивидуума (в политико–правовой сфере – это стремление объяснить безопасность личности и неприкосновенность собственности );

6) инстинкт сексуальности (самый глубокий, хотя его и пытаются сдерживать моральными, религиозными запретами).

« Остатки « зачастую не осознаются людьми и, во всяком случае, тщательно скрываются с помощью так называемых « производных». Это различного рода идеологические обоснования: от простых утверждений, воззваний и лозунгов, до сложных концепций, доктрин, в которых вытекающая из инстинктов частная выгода облекается в общепринятые благовидные одежды (требования общего блага и т.п.).

Комбинация и распределение «остатков» и «производных» , связанных со сферой политической власти, на взгляд В. Парето, предопределяет способность тех или иных людей принадлежать к элите.

Согласно В. Парето «остатки» и «производные» группируются таким образом, что в политическом процессе выделяются два типа элит: элита львов и элита лис. Любая элита успокаивается на достигнутом, теряет свои первоначальные качества и вырождается. В обществе выделяется новая элита, но господствующая элита власть добровольно не отдает. Поэтому циркуляция элит совершается посредством переворотов. В период капитализма господствующая элита лис. Социалистическое и революционно– демократическое движения он считал слабостью этих элит.

Вывод: Моска и Парето оказали большое воздействие на развитие буржуазных политических учений XX века, и по настоящее время составляют одно из влиятельных направлений политической мысли Западной Европы.

 

2. Теории толп Г. Ле Бон, С. Московичи

 

 

Лекция2. ТЕОРИИ БЮРОКРАТИИ И ТЕХНОКРАТИИ

 

ПЛАН

1. Теории бюрократии

2. Теория технократии

 

1. Теории бюрократии

Понятие «бюрократия» имеет два смысла: 1. определенный способ управления;

2. особая социальная группа, осуществляющая этот процесс управления.

М. Вебер выделял рациональность в качестве основной характерной черты любой бюрократической организации. Бюрократическую рациональность, по М. Веберу, следует рассматривать как воплощение капитализма; поэтому решающую роль в бюрократической организации должны играть технические специалисты, получившие специальную подготовку и пользующиеся в своей работе научными методами. Бюрократическая организация характеризуется целым рядом важных черт, среди которых М. Вебер выделяет следующие:

1) эффективность, достигаемую главным образом благодаря четкому разделению обязанностей между работниками аппарата, что дает возможность использовать на каждой из позиций узкоспециализированных и высококвалифицированных специалистов;

2) строгую иерархизацию власти, которая позволяет вышестоящему должностному чиновнику осуществлять контроль за деятельностью нижестоящего;

3) формально установленную и четко зафиксированную систему правил, обеспечивающую единообразие управленческой деятельности и применение общих инструкций к частным случаям, а также не допускающую неопределенности и двусмысленности толкования распоряжений; сотрудники бюрократической организации подчиняются прежде всего этим правилам, а не конкретной личности, которая их выражает;

4) безличность административной деятельности и эмоциональную нейтральность отношений: каждый функционер выступает как формальный носитель социальной власти определенного уровня, представитель занимаемой им должности. К другим характерным чертам бюрократии относятся также следующие: администрирование, основанное на письменных документах; рекрутирование персонала на основе способностей, полученных с помощью специального образования; долгосрочная служба; продвижение на основе старшинства или заслуг; разделение приватного и официального дохода.

Современный научный анализ позиции М. Вебера утверждает, что его идея о рациональности бюрократии содержит в себе два несколько различающихся момента. В одном смысле рациональность бюрократии состоит в том, что она максимизирует техническую эффективность. В другом смысле бюрократия представляет собой систему социального контроля или власти, которая принимается членами организации или социальной общности, поскольку они рассматривают правила как рациональные и справедливые — «легально–рациональная» система ценностей. Основная цель М. Вебера состояла в широком историческом сравнительном анализе способов политического администрирования и их воздействия на общество, он стремился выявить бюрократический идеальный тип. Реальные бюрократические организации достаточно часто оказываются неэффективными: они несут в себе наряду с рациональными чертами немало нерациональных, наряду с формальными отношениями — неформальные. Не говоря уже о том, что повиновение здесь нередко превращается в самоцель, а власть узаконивается самим фактом пребывания в должности.

2. Теория технократии

Дж. Берхем, его книга «Революция менеджеров» (1941) является заметной вехой в истории технократических доктрин. Дж. Берхем утверждал, что в результате бурного технократического прогресса произошла революция в политической власти и государственном управлении. Выдвинулся новый правящий класс – менеджеры . Они не только заняли командные посты в рамках предприятий и корпораций, но и сосредоточили в своих руках политическую власть.

Государство все более превращается в собственность менеджеров – главных контролеров средств производства, новых фактических собственников. На основе своего действительно ответственного положения в государстве менеджеры становятся привилегированным классом, получая машины, дома и пользуясь другими льготами и привилегиями. Монополизируя систему образования, они воспроизводят себя как особую касту.

В будущем, считал Дж. Бернхем, на планете установиться единое технократическое государство во главе с комитетом директоров – технократов.

Олвин Тоффлер родился в 1928 году в Нью–Йорке. В 1970 –1990 гг. Олвин Тоффлер опубликовал книги, ставшие на Западе научно – литературным бестселлером: « Футурошок « (1970 ), « Экоспазм « (1975 ), « Третья волна « (1980 ), « Предпосылки и прогнозы « (1984), « Смешение власти « (1990 ). В них содержится анализ трансформации индустриального общества в новую цивилизацию.

Олвин Тоффлер сформулировал главную тенденцию в эволюции западного общества 60 – 80 годов: заметное ускорение как в темах образования продукции, так и в диалектике социальных связей, и в обмене идеалами.

Важнейший движущей силой общественных изменений он называет технологию , а ядром совершенствование технологии ‒ знания (лиформация).

Американский мыслитель делит историю человечества на три периода, или волны:

1) аграрную, начало которой положило прошедшая 10 тысяч лет назад земледельческая революция.

2) индустриальную, длившуюся около 300 лет;

3) связанную с развитием информационных технологий третью волну, начавшуюся во второй половине XX века в США и захватившую затем Западную Европу.

Знания подчинили силу и богатство и стали определяющем фактором функционирования общества и всех его институтов, включая власть. Поэтому борьба за контроль над информацией составляет сердцевину конфликта в супериндустриальном обществе.

Под напором знаний разрушается система представительной демократии, в этой форме, которую породила индустриальная эпоха. Возрастающая социальная неоднородность общества размывает саму основу идеи представительной демократии – понятие массы. Олвин Тоффлер считает, что возникающая мозаичная демократия в большей степени ориентируется на отдельного индивида. В связи с усложнением информации число лиц, принимающих решения, помимо чиновников–управленцев, включаются ученые и специалисты–практики. В итоге, бюрократия теряет прежнюю монополию на принятие решения и перестает быть замкнутым сословием.

Политическая жизнь общества третьей волны строиться на основе трех ключевых принципов:

Принцип меньшинства, который должен заменить принцип большинства. Вместо прежнего общества, в котором несколько крупных блоков (классов, партий...) образовывали большинство, возникает конфигуративное общество, в котором тысячи меньшинств обладают высокой социальной мобильностью.

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: